Текст книги "Что есть философия?! (СИ)"

Автор книги: В Библер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

В. С. Библер Что есть философия?!

I. Опыт определения

Философ остается философом до тех пор, пока он чувствует насущность вновь и вновь возвращаться к этому исходному – с годами все более трудному и мучительному – вопрошанию (приходится поднимать все больший груз уже выношенных и, казалось бы, необратимых ответов).

Но все же попытаюсь еще раз.

Вводные размышления

О чем здесь будет речь? О моем понимании, что есть философия “вообще” (философия всех философов, даже – всех людей, в той мере, в какой они действительно философствуют…), или – о моем собственном философском “всеобщем”, о философии в авторском осуществлении (и – в философской интуиции XX века)? Вне этого “или…”, вне этой антитезы и невозможного тождества не может быть ответственной речи о том, “что есть (есть – сейчас – всегда!) философия…”.

Но в любом случае я не покушаюсь на “энциклопедическое”, “справочное” определение (дефиницию), но только формулирую свое собственное – в двух намеченных смыслах – понимание дела философии. Хотя предполагаю, что в XX веке каждое ответственное понимание философствования будет – в чем‑то общаться с предложенным ниже определением[1]1
  Скажу еще резче: предполагаю, что определение философии Платоном, Аристотелем, Проклом, Августином, Николаем Кузанским, Декартом, Спинозой, Кантом, Гегелем, Хайдеггером…также будет логически общаться с нашим пониманием, пусть и будет изложено на ином языке.


[Закрыть].

И сразу уточню: я предполагаю, что в канун века XXI философы общаются в контексте понимания и обоснования философии культуры. Чуть детальнее я скажу об этом в последних тезисах.

Здесь же скрыта и другая трудность и насущность: надо будет говорить одновременно (но – напряженно различно) о профессиональной философии – специальном деле немногих и – говорить о философии как некоторой всеобщей модальности мышления, необходимой и насущной для каждого нормально мыслящего (просто – мыслящего!) человека. Философу всегда необходимо сопрягать – в любом своем размышляющем слове и в каждом произведении – предельную философскую эзотеричность (разговор для посвященных, для философов книги) и исходную философскую вопросительность, разговор и мысль, укорененные в самом элементарном, само собой разумеющемся акте раздумия о своей (!) мысли.

Отвечая на вопрос; “Что есть философия?”, необходимо все время отваживаться на парадокс – отстраненно мыслить о том, как Я (именно Я) мыслю – во всей целостности моего – всеобщего (логика!) – мышления. Но кто тогда – этот (второй?) Я, мыслящий о моем мышлении? Сомневающийся в моей мысли?

И еще. Мои сомнения в сути и в возможности философского мышления будут формулироваться в форме догматического утверждения (“философия есть …”). Но и здесь будут две “хитрости разума”. Во – первых, модальность фундаментального сомнения (вероятности) входит в самое определение философии и тем самым будет изнутри содержательно пережигать мою утвердительность. Во – вторых, в отсылках и сносках я буду выходить на реальный историко – философский материал, в размышлении над которым и родилось мое утверждение.

Этот материал (пусть в отсылках) также будет топливом для самостоятельных сомнений читателя. Конечно, исходным останется мое понимание этого материала, этих философских произведений (этих изначальных сомнений).

Опыт определения

1. Сразу – одно жесткое утверждение.

Философия есть культура размышления о возможности помыслить[2]2
  Именно – помыслить бытие (не познать, но из – мыслить – см. кантовскую “Критику чистого разума”). В своем особенном философском повороте – в повороте на начало бытия в античном или в средневековом, или в нововременном его предположении – именно эту проблему формулирует Платон в вопросительности и взаимодополнительности бытия многого и единого; Аристотель – в идеях формы и формы форм, как бытии до бытия “вторых сущностей”; Прокл – в идее первоначала; Аквинат – в своей “Сумме”; Николай Кузанский – в “Ученом незнании”; Декарт – в “Рассуждении о методе”; Кант – в “Критике…”; Гегель – в “Логике …”, пусть читатель продолжит сам, но пусть учтет, что разное понимание самого смысла бытия иначе ставит и вопрос об его начале и о начале мысли “об” этом до – начальном бытии…


[Закрыть] начало бытия (в его абсолютной всеобщности). Размышление о возможности (начала?!) бытия.

Поверну это утверждение еще раз: философ стремится помыслить начало бытия всего, начало самого феномена (ноумена) бытия. Начало своего Я, начало осмысления мира. Еще углубимся в сомнительную непреложность этого первого утверждения: здесь начинается перевертень. Философия – это культура мышления о бытии – до бытия. Но, тогда – о чем это мышление? Ведь мысль всегда о чем‑то, о несовпадении мысли и ее предмета?! Это означает, что философия должна определиться как размышление о возможности и о начале безначального и беспредметного мышления. О возможности мыслить изначально… то есть – мыслить до мысли. Теперь вновь затрудним наше исходное утверждение (сомнение). До сих пор, говоря: “возможность” бытия, начало бытия (и мысли), я не вдумывался в эту модальность. Вдумаемся.

Получается, что философская мысль всегда происходит где‑то в “промежутке” изначальной мысли и изначального бытия, в том предположительном (“внутри разума”) ничто, в котором еще нет мысли (она только возможна, т. е. предполагается бытием), в котором еще нет бытия (оно только возможно, только предполагается мыслью). Философия есть культура всеобщего взаимопредполагания мысли и бытия в их всеобщем, абсолютном начале. В их изначальной возможности. (Nota Bene! – Надо обратить внимание на всеобщность бытия и всеобщность мысли с точки зренияих – впитывающего все подробности и повороты – определения… Это – все бытие; вся мысль.)

Но обращусь к человеку, способному мыслить философски. Это – способность и насущность стать – в средоточии разума – полностью ответственным за свое бытие, за свою мысль – перед всеми людьми, перед самим собой… Это – сдвиг в перипетию предельной ответственности и предельной свободы. Без какой‑либо возможности ссылаться на “среду”, “воспитание”; на бытие до меня, на мысль, осуществленную человечеством до моей (всеобщей!) мысли. И – вместе с тем, поскольку весь этот путь исторического “эпохе” мне надо самому пройти: вспять, “до начала вещей” и – вновь – до своего собственного бытия, постольку философская мысль – мысль действительно предельной всеобщности, историчности и ответственности, но – сосредоточенных в (этом) моем мыслительном акте. Сегодня, сейчас происходящем.

Будем теперь конкретизировать эти исходные определения. Прежде всего, где же коренится сама возможность такого – изначального – философского мышления?

2. Исток философии в соотнесении; сознание – мысль. В сознании (в момент сознания) осознается со – бытие моего Я и мира; единого и многого; и – после всех превращений – мысли и бытия. Это со – бытие в сознании есть их взаимная укорененность и одновременно их (Я и мира, единого и многого)[3]3
  Ср. античную философию, платоновского “Парменида”


[Закрыть] несовпадение, разнобытийность. Сознание – исходный момент их распадка, лакуны, взаимосознания. В сознании мысль и бытие… начинают быть для меня. Но сознание – в любых его определениях – во – первых, мгновенно, во – вторых, в сознании событийствующие Я и мир, единое и многое и т. д. – абсолютно действительны, предположены извечными, безначальными. В сознании мысль впервые может очнуться и не может не очнуться, но в сознании (замкнутая в момент сознания) мысль еще не живет. Но – и это существенно для мысли – постоянно рождается. Сознание до ужаса серьезно, не иронично. Для сознания нет возможности. Только мысль – в собственном смысле слова, есть “осознание” (уже не осознание, но нечто иное… может быть – осмысление?) возможности бытия, возможности со – бытия, иными словами – их укоренение в той странной сфере (или – внебытийном мгновении), где их еще нет, где их взаимопредполагание только возможно. Философия раскрывает особый смысл возможности, как – в настоящем актуальной – возможности… настоящего (я это определяю как “возможностность”, но об этом – ниже). Мышление перенормирует сознание – в мысль – в идее “бытия – возможности” (Николай Кузанский). Мышление всегда несет в себе глубочайшую иронию “как если бы… бытия”.

В отличие от сознания и – в момент сознания – мышление (в пределе “мышление” и “философское мышление” – синонимы) замедленно тормозится, бесконечно задерживается в этом зазоре со – бытия, работает в нем, развертывает средоточие до – бытийного промежутка в детальное логическое движение (в бесконечное логическое развитие, замкнутое “на себя”, на точку начала). Начало (до… бытия, до… мысли и – в “самом начале” бытия, в самом начале мысли …) – это вечный и конкретный (Sic!) домен философии: того “есть …”, что есть бытие только в статусе философского внутри – логического предположения. Для понимания сути философии значимо это продолжительное сосредоточение, торможение, замедленное спиральное движение (развитие понятий) в точке сознания, в атомарном, монадном мгновении начала. Начала бытия. Начала мысли. Начала их взаимоначинания. Мгновение начала бытия раздвигается в философской мысли в длительное бытие начала. Философское “есть…” – это предположение взаимодополнительности (взаимопредположения и взаимоотрицания …) феноменологически данного “есть” бытия и феноменологически наличного “есть” мысли. Так, если войти в историю философии, такое философское понимание бытия осуществляется в высказываниях типа; “единое есть (существует как …) многое”, – “есть небытие единого”; “многое есть единое”, – “есть небытие многого” (формула античности). Или в высказываниях типа – “все есть ничто (происходит ничем…)”, “ничто есть все”, с оборотом – “все есть небытие ничто”, “ничто есть небытие всего” (средние века). Или, начиная с XVII века: “бытие есть мысль”, “мысль есть бытие” – с неизбежным перевертнем: “бытие есть не мысль”, “мысль есть не бытие”. Здесь логически включается нововременное уточнение – "в сущности"… “бытие в сущности есть мысль” (Гегель) или “мысль – в сущности не есть бытие” (Кант). Или в XX веке… (Но здесь ограничусь многоточием.) Может быть, это – наибольшая странность философии: ее глубинная онтология – это онтология самой элементарной логической связки, – затаенного внутри – логического “…есть…”.

Таким образом, только в лакуне сознания (и в ее торможении) возникает и раздвигается философская мысль, как бы переключая идею сознания (извечное со – бытие Я и мира) в идею возможности их со – бытия, т. е. собственно – в идею философского размышления.

Теперь продумаем уже не столько исток философской мысли, сколько ее преимущественную форму, ее собственное бытие. Ее бытие в заторможенном начале бытия (начале мысли).

3. Философия есть – по своей форме – философская логика. Сие означает: это есть логика, т. е. всеобщее определение схематизмов движения мысли, но развернутое (или замкнутое?) в изначальном средоточии, – в вопросительности всеобщей возможности бытия и мысли, как они представлены феноменологически и (или) метафизически. То есть для философской логики возможность (“возможностность”) бытия и мысли, возможность их взаимообоснования есть исходное (и конечное) определение, как нечто изначальное, а не “подвешенное” к статуту действительного. Это есть замедленное обоснование (?!) безначального начала (=смысла) всеобщего бытия. Это, кстати, означает также, что, условно говоря, две трети всего написанного философами, всего того, что относится к бытию и мышлению действительному, к бытию реального бытия и к мысли реального мышления есть не философия в собственном смысле слова, но есть вне – философская догматическая метафизика, натурфилософия, философия религии, истинная наука и т. д. и т. п. Детальное понимание философии как философской логики означает следующее:

а) философская логика – это логика искусственно остановленного взаимоначинания мысли – бытием, бытия – мыслью. Только в таком понимании мысль (обоснованная в своем начале пред – положенным бытием) – логична, только в таком смысле логично бытие, обоснованное в своем абсолютном начале – мыслью.

Но это означает:

б) философская логика есть онто – логика: логика бытия (в той мере, в какой бытие исходно – в идее пред – положения – определено мыслью); логика мысли (в той мере, в какой мысль обоснована своим абсолютным вне – логическим началом).

Или, еще парадоксальнее:

в) философская логика есть логика внутри – логического бытия, “наличного” только в сфере ничто (= в сфере возможности действительного бытия и мысли), т. е. в сфере онто – логически значимого “как если бы …”, онтологически осмысленного предположения[4]4
  См. “Метафизику” и “Вторую Аналитику” Аристотеля, “Об ученом незнании” Николая Кузанского, все работы Декарта, “Критики” Канта, “Бытие и время” Хайдеггера; далее – по вашему выбору.


[Закрыть]. Онто – логика предположения[5]5
  Правда, обычно философия придает своей онто – логике предположений статус догматических утверждений, но это уже иная проблема – проблема почти неизбежного “бегства от чуда” онтологичности возможного бытия.


[Закрыть] в означенном выше смысле и есть – идея философии. (Я уже писал, что тезисы 1–3, по сути – один, но постепенно развернутый тезис.)

4. Теперь возможно дать апофатическое (в этой статье – очень существенное) определение философии.

Вот несколько таких “отрицательных” определений, поясняющих определение конструктивное.

… Философия есть (по определению) не – религия.

Конечно, не в том упрощенном смысле, что философия есть попросту нечто иное, чем религия[6]6
  Здесь я пытаюсь осмыслить не весь спектр сопряжения “философия – религия”, но только осмыслить сопряжение философского и религиозного понимания бытия, бытийной установки.


[Закрыть]. Нет, философ целенаправленно строит все системы в той же самой вопросительной изначальности смысла бытия, что и религия, причем философ всегда развивает свои воззрения в мучительном внутреннем споре, диалоге с ответами и вопросами веры, строит “философемы” как ответы на вопросы религии, как вопросы к заповедям веры. Фундаментальное философское сомнение только тогда философское и только тогда фундаментально, когда это – сомнение в истинах религии. Философия – это религия, изнутри избывающая себя. То есть избывающая себя в самом своем начале.

Правда, исторически, открытое обнаружение фундаментального философского сомнения – краткий переходный момент. Обычно (во вседневной мысли) быстро побеждает вера. Еще более глубоко, твердо, преодолев философские сомнения. Но философия уходит в глубь сознания; погружается в неразложимые ядра мышления, вновь и вновь образует начало “разума культуры”. И логически – этот краткий преходящий момент извечен.

Предполагаю также, что религиозное обоснование человеческой свободы воли, ответственности за добро и зло (т. е. их обоснование в Божественном замысле) еще недостаточно и уклончиво вне диалога с философским укоренением свободы и личной ответственности в онтологически значимом и индивидуальном начинании бытия, в разумном выборе и решении смертного человека; быть (хотя бы в схематизме Гамлетова размышления, если говорить о Новом времени). Быть изначально. Быть – в насущности Ты (alter ego). Быть свободным – в своей трагической абсолютной ответственности – за историю, за всеобщее бытие. Быть добрым. Быть – без отсылок к Высшей Силе.

Но посмотрим немного внимательнее. Обнаруживая – собственным умом – исходную предположительность начала бытия (вещей… мира… своего Я…), философская мысль не подменяет верой предположение о безначальном начале, но углубляя разум, впервые формируя разум (не рассудок), – философия, во – первых, замыкает это начало (смысл бытия) на себя, в различных превращениях идеи “causa sui” (или “возможности – бытии” Николая Кузанского), понимает начало длительно самообосновывающим. Во – вторых, этот самотворящий смысл начала раскрывается философским умом в “точке” самообоснования мысли – бытием, бытия – мыслью, в “месте”, где их еще нет, где они только предполагаемы, т. е. там, где вообще нет нужды в идее Творца. В – третьих, философская мысль развивает (по – своему в каждой философской системе) целостную онтологию, точнее – онтологику этого возможностного, себя – пред – полагающего мира, не нуждающегося во внеположных – по отношению к Natura naturata– Божественных санкциях, – актуализируя определения индивидуального разума. То есть разума, для которого насущно ино – бытие, – бытие не наличное, даже – не сущее, но именно – насущное. Только в идее насущности бытия (и его смысла) разум есть. Вне смертного индивида, вне особенного индивида, способного из – обретать (=понимать=во – ображать…) возможностное и NB – насущное всеобщее, разум еще не разум, но – поневоле – абстрактное – тождество бытия и мысли. Пусть именуемое Богом[7]7
  В “возможности – бытии” Николая Кузанского нет (хотя постоянно маячит на горизонте) той насущности бытия, что реально и возможно только для “малого” особенного индивида, для личного ума.


[Закрыть].

Однако каждый раз это происходящее в уме индивида самозамыкание возможностного бытия (вне его перехода в действительность) разрушается сомнением (!) со стороны веры: ведь это только возможность, нечто неопределенное, вечно ускользающее (то ли будет, то ли нет …). Круг доминантных начал духовной жизни начинается заново. Вне веры человек – извечное перекати – поле… Затем, сомнение в Божественном (очерченном заповедями культа) первоначале вновь расшатывает истины веры и религиозного опыта: разум еще не разум, лишенный стремления обосновать изначальное начало, замкнуть его “на себя” (см. доказательство бытия Божия в ортодоксальном католицизме, требующем – пусть для опровержения – предположить Его небытие …). На горизонте опять возникают какие‑то вариации философического “causa sui” (бытие как начало и причина и определение самого себя). Вне “спинозизма” (здесь это метафора, годная и для Платона, и для Аристотеля, – и для Идеи и для Формы форм; и для Аквината …) духовная жизнь снова невозможна. В этом плане, философия есть – всегда – критика мифологического (историчного для данной эпохи) тождества мысли и бытия; и – глубже – есть критика Божественного размыкания идеи “causa sui”, – по отношению к бытию мира, по отношению к смыслу человеческого бытия.

В Элладе это – преодоление Мифа. Но и – постоянное пограничье с Мифом (с дихотомией мифа Стихий и Олимпа). В христианской теологии – преодоление безличного “Олимпа” Платоновых Идей и Аристотелевых Форм. И тем самым это – Суммы обоснований Божественного первоначала (уже у Плотина и Прокла возникает отрицание предельности “Формы форм”). В Новое время – преодоление идеи Божественного первоначала в онтологически понятой собственно Спинозовой “causa sui”[8]8
  Скажу еще раз – эти сверхсжатые экскурсы в историю философии, – даже не экскурсы, а философские формулы – энигмы (загадки), конечно, не должны что‑либо доказывать или иллюстрировать; они необходимы автору как предмет размышления о том, “что есть философия?” и, надеюсь, – внимательному читателю – как исходная установка на философское размышление.


[Закрыть].

В XX веке – это… (пока о XX веке говорить не буду)[9]9
  Но все же: только в XX веке онтология возможностного (бесконечно возможного) бытия значима в собственном смысле и может быть осмыслена философски – в философии культуры. В итоге – спиральное взаимопредположение индивидуального ума и всеобщего разума достигает предельного напряжения (в идее произведения как идеи философской) и тогда грань “философия – религия” становится специальным и осознанным предметом разумения.


[Закрыть]. Только надо помнить, – когда я говорю о “преодолении” (каких‑то истин религии) – это спиральный постоянно восстанавливаемый процесс, мучение идей…

Далее:

… Философия – это (по определению) не наука, точнее и обобщеннее – “не теория”[10]10
  Об этом пограничье – детальнее – “От наукоучения – к логике культуры”.


[Закрыть].Если теория (в самом широком смысле, включающем и античную, и собственно научную формы) движется внутри эпистемы, снимая вопрос о началах бытия и мысли как запрещенный, чисто метафизический вопрос, или как строго конвенциальную проблему, то философия начинается там, где самодовольство дедукции или логики определения, или схематизм “эманации” кончаются, где насущно внимание именно к запрещенным вопросам, вне которых и дедукция, и логика определения, и лествица эманации неосновательны, взяты “на веру”. Философия вновь укореняет – уже в новых формах и поворотах (иначе, чем в схематизме философия – религия) фундаментальное и конструктивное сомнение в началах и в действительности извечного и всеобщего бытия, как оно представлено в теории. Культура такого сомнения в основательности теоретического движения(вывода, дедукции и – экспериментальной проверки) и есть собственное дело философии. Это означает, прежде всего, что философия целенаправленно сомневается в достаточности – для теории – необходимой доказательной и опытной верифицируемости, воссоединяя логические и внелогические (Праксис) критерии истинности (характерные для той или иной культуры), обращая – если остановиться в Новом времени – средоточие эксперимента в монаду самообоснования (и самоизменения) разума. Философия – это теория, избывающая себя изнутри. Доводящая себя до своего преодоления.

В античности это – фокусирование опытной очевидности, внимательности к живому бытию вещей – в умозрение внутренних форм (эйдосов).

В средние века – сосредоточение опыта толкований и уточнений Слова (от Евангелия до “цехового устава”) в подвиг уникального, неповторимого мастерства. Авторства. В этом подвиге личность может расслышать во всеобщей бытийной орудийности и порожденности – изначальный Замысел.

В Новое время это – связка – перевертень: реальный эксперимент – эксперимент мысленный – самообоснование философских начал науко – учения.

В XX веке… Снова ограничусь отточием (впрочем, я все время говорю о XX веке). Такое же отточие относится к не – теории (= философии) Востока, для серьезного разговора о котором необходимы специальные знания…

И еще одна грань апофатического определения.

… Философия – это (по определению) – не – искусство. Сопряжение и взаимоограничение философии и искусства есть третья необходимая пограничная сфера понимания сути философии. Философия, так же, как искусство, есть порождение (феномен и – исток) возможного бытия, как бытия “сверх – действительного” есть сфера из – мысленного бытия (можно сказать, что и в философии – как в искусстве – воображение обретает смысл разумения, т. е. – во – ображения всеобщего бытия…). Но определение философии, вместе с тем, “отрицает” искусство, есть форма его преодоления, поскольку в искусстве раскрывается всеобщность особенного, этого “произведения”, этой личности; в философии – раскрывается особенность всеобщего (бытия, исходно определяемого как всеобщее и единственное). Здесь – в философии – раскрывается всеобщность (самостоятельное бытие) моего разума. Уже – не личностного, но – извне обращенного на личность, и в этом смысле – анонимного, хотя личностью философа (и только ею) актуализированного.

Извечное дело философии заключается в том, чтобы обращать эстетическую, художественно воплощенную “горизонталь” общения личностей (именно – личностей, т. е. индивидов, общающихся на грани последних вопросов бытия) – в невозможную онтологическую “вертикаль”, – т. е. в общение моего индивидуального ума с моим – мною из – обретенным – всеобщим разумом – в общение моего смертного этого бытия – с моим насущным (для меня насущным) всеобщим изначальным бытием, – самобытием мира. Бытием не – воображенным. На – сущным. В этом обращении абсолютное воображение (“имагинативный абсолют” Я. Э.Голосовкера)[11]11
  Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987. Однако для Голосовкера нет превращения разума – в воображение (искусство) и воображения – в разум. В “Логике мифа” абсолютный разум и абсолютное воображение просто тождественны. Но это действительно – логика мифа.


[Закрыть] сосредоточивается и переплавляется в абсолютный разум, в пафос понимания. В философском разуме возможностное (во – ображенное) бытие есть, – понимается как извечное и внеположное разуму, – но не воображается. Иди, как в логике Гегеля: разум – в идее метода – внеположен самому себе. То есть снова философия – это искусство, само избывающее себя, – в самих своих началах, в своем онтологическом пафосе.

Но это обращение обратимо.

Искусство обращает эту – разумом этой культуры выстроенную – “вертикаль” – в “горизонталь” личного общения, в плоть реальных художественных произведений. Причем каждое такое обращение изначально. Однако в искусстве всегда сохраняется, уходит в подтекст и укореняется исходное (?) предположение философской вертикали[12]12
  В XX веке сама “вертикаль” понимается как одновременное общение в двух взаимоперекрестных измерениях: общение раз – личных личностей различных исторических культур и – общение различных, по идее – бесконечно – возможных – форм разумения.


[Закрыть]. Художественное произведение – в эстетическом пафосе данной культуры – вновь и вновь обращает всеобщность разума (этой культуры) – во всеобщность художественного воображения (речь, конечно, не идет о мере осуществления). Но и в философской мысли всеобщий разум также несет в себе свое “заподлицо” – скрытую всеобщность воображения. Философский разум неявно под – разумевает – как свою предпосылку – всеобщее бытие в пло(т)скости художественного произведения. (В XX веке эта тайная работа разума становится явным предметом философского размышления.) И все же. Основная эстетическая работа мысли (автора и читателя) и основное эстетическое наслаждение всегда возникают и существуют в сознании (эмоции включены в эстетическое осознание) того, что – воображенный художником и – вместе с тем – угаданный, как извечно, – где‑то за седьмым небом существующий – мой мир – есть только и исключительно пло(т)скость произведения: полотно и хаос красок; обломок камня; гармоническое сочетание звуков; причем бесконечная, извечная художественная (шекспировская или – пушкинская) вселенная – под взглядом зрителя – кругами расходится, порождается из жестких рамок “полотна” (и – остается “внутри” этих рамок). Предполагаю, что ясно, – столь же существен обратный вектор художественного наслаждения, – осознание извечности и угаданности воображенного и воплощенного художником мира …

Основная философская работа мысли и основное мыслительное наслаждение (автора и читателя) всегда осуществляется в процессе безвозвратного осмысления того, что за потоком воображения, предположения, логических начал и логических следований, за порогом книги – открывается, актуализируется реальный или – сверх – реальный мир, как он есть, или еще глубже – как он возможен" в себе", но с непременным условием (обратным искусству), что все следы воображения стерты, невозвратно забыты, “леса” изобретения отброшены. Рамки “произведения” сведены “на нет”, ушли в нети… Если не считать мгновенного (в прочтение и в текст включенного) начала встречной, спорящей работы читателя – философа, вымысливающего столь же всеобщий и столь же бесконечно – возможный мир, существующий, впрочем, только на грани с исходным философским миром, только в их взаимопредположении. В философской мысли (в отличие от поэтики) возможность, предположительность полностью перемещается в сферу определений самого бытия, навсегда покидая сферу мастерства, домен субъективной мысли[13]13
  Предполагаю, что XX век углубляет эту перипетию. Философские книги сознательно жертвуют своим статусом произведения во имя понимания извечного бытия “как если бы …” оно было произведением, формировалось в зазоре многих – авторско – читательских, вопрошающе – отвечающе – вопрошающих Разумов.


[Закрыть].

Правда, опасный и соблазнительный запашок художественной изобретаемости остается (и должен оставаться) на самом донышке даже наиболее понимающих философских систем. Но это уже отступление.

Сейчас надо подчеркнуть иное. И эстетическая и философская мысль существуют только во взаимопредполагании и взаимоотталкивании.

Орган такого взаимоопределения разума и – воображения (в их абсолютном смысле) – идея предполагаемого бытия. Вне внутренней художественной эстетической предполагаемости (“как если бы”) бытие насущное, порождающее философскую мысль, превращается в бытие наличное, сущностное (в теории) или – становится объектом веры – как бытие сверхсущее, Бытие Бога[14]14
  Обращение “разум – воображение” неповторимо в каждой культуре и поэтому формально “необобщаемо”. Так, в античности обращение всеобщего воображения во всеобщий разум осуществляется в двоице идей (эйдос – акме) и произведений (трагедия – философский диалог). В средние века схоластико – мистическое обращение кристаллизуется в “бытии – в(о)круге – храма”, в шедеврах Мастера. В Новое время философия живет в обращении идеи – как образа и как понятия, в котором рождается и неисчерпаемое нечто мысленных экспериментов Галилея и Гамлетов некто романного времени.


[Закрыть].

* * *

Если теперь логически повернуть эти три схематизма (философия – не – религия; философия – не – теория; философия – не – искусство), возможно сказать так: апофатический смысл философии – это смысл всеобщего антиредукционизма, точнее – не – редукционизма. Философия всегда ориентирована “против” сведения мысли – в ее началах – к ее причинам, основаниям, корням, истокам, вне исходной мысли лежащим. Философия (по определению) есть отвержение редукции мысли: к экономической причинности, к историческим условиям, к дедуктивным основаниям (идущим в дурную бесконечность), к космической или Божественной Первопричине, к мифологическим архетипам, к телесным, языковым, экзистенциальным, сексуальным предпосылкам. Причем философия каждой эпохи есть “нередукционизм” особого историческо – всеобщего толка.

Вне этих (и всех других возможных) редукционистских сведений и объяснений феномен мысли есть “перекати – поле”, но суть мысли – это и выясняет мысль философская – состоит в том, что она, причинно возникшая мысль, – растет “корнями вверх”, переосмысливает и заново формирует собственные основания, выходит в сферу, в которой причинно – следственное или теологическое рассуждение оборачивается размышлением смысловым. Философическая мысль существует (впервые становится) в предположениях вечного, бесконечного, только возможного, изначального бытия. Или еще так: философскую логику возможно определить как обоснование невозможности редукции (вспомним идею начала). С соответствующими изменениями это относится к культуре в целом, к смыслу, ответственности и свободе человеческого бытия.

… Не буду говорить сейчас об иных пограничностях, скажу только, что в этих гранях развивается сам смысл философской мысли; эти грани не внешние для философии, она – помимо этих пределов – вообще не существует, невозможна.

5. Но у философии есть и внутренние грани и пределы, позволяющие дать философской мысли еще одно (уже не апофатическое, но …) позитивное определение. Философия – это логически, точнее – онтологически осмысленная и представленная – история философии. В этом смысле, истинная философия (но не ее редукция к другим формам духовной деятельности) всегда включает в себя в качестве всеобще – особенных определений (философских миров) все действительные и возможные философские системы. Философия – это одновременное со – бытие “философий” (вне этой со – бытийности еще не философий) – Парменида – Платона – Аристотеля – Прокла – Плотина – Августина – Аквината – Николая Кузанского… Декарта – Спинозы – Лейбница… Канта – Гегеля… Когена – Гуссерля – Хайдеггера… (и бесконечного множества возможных философских всеобщих онто – логик). Вне этого общения и вопросно – ответности, без этого бытия на гранях иной (столь же всеобщей философской) мысли философия еще не философия, она теряет необходимый статус особенного всеобщего. Утрачивает свой язык. В этом смысле философия (как история философии), история философии (как философия) вневременна, исторического восхождения и прогресса не имеет. Каждая философия – новая форма суверенной личностной актуализации бесконечно возможного бытия (и мышления) и – тем самым – новая форма “Зазеркалья” иной философской онто – логики.

И именно в этих пограничьях философия реально и “логически” конкретно, артикулировано входит в сферу начала, в сферу возможностного бытия, то есть обретает свою собственную форму.

Реализация истории философии как философии может, в свою очередь, осуществляться в разных формах: скажем, в формах гегелевского “развития (и – “снятия”) понятий” и их целостного восстановления на последних страницах гегелевской Логики, в сфере Идеи и Метода. Или – в идее “диалога логик”.

Но это уже иная, хотя и крайне существенная проблема. И прежде всего – это проблема философии как Философского факультета, философского образования.

* * *

Но что я все о “философии”… Пора снова перевести все эти определения в экзистенциальный план, пора сказать о философе.

Философ – человек, сосредоточенно думающий о том, как возможно бытие, изначальное бытие всего…

Философ – человек, стремящийся мыслить изначально, как будто он – первый мыслящий… Как будто он должен заново обосновать всю историю и все логические сдвиги человеческой мысли …

Философ – человек, постоянно (это – трагедия) сдерживающий и развивающий свою мысль в узком и сжатом “распадке” того Ничто, в котором и бытие, и мышление только еще возможны, то есть их еще нет.

Философ – человек, мысленно общающийся с философами (просто – человеками) иных эпох и культур, как со своими современниками и собеседниками, мыслящими столь же изначально и всеобще. Причем это общение сквозь и через века есть для философа смысл его собственного мышления и бытия…

Философ – человек, трагически сомневающийся там, где сомневаться невозможно и запрещено: в религиозных первоначалах, в научных основаниях, в действительной онтологической мощи художественного воображения, Это – человек, отвергающий причинную безответственность (“Рок!”, “Кровь!”, “Экономика!”, “Власть языка!”, “Власть пола!”, “Среда!”, “Власть космоса!”) своих поступков. Это, по замыслу, – увы, редко по исполнению, – человек, разумом утверждающий свою целостную, метафизическую ответственность и свободу своего индивидуального бытия. Своего – насущного! – общения с другим Я.

Философ – человек, разум которого – индивидуальный (уникальный; неповторимый) – по – особенному всеобщ, актуализируя одну из бесконечных возможностей бесконечно – возможного бытия. Или, иными и более точными словами; это человек, разум которого сознательно культивируется как разум общения (со – бытия) – с каждым иным, столь же всеобщим и столь же индивидуальным и неповторимым разумом – то есть бытием, смыслом бытия! – другого человека. Других людей.