Текст книги "По зверю и птице"

Автор книги: В. Хомутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

их отраженья... Герасим стоит в лодке, держит

ружье наготове и не спускает глаз с кружа-

щейся стаи.

Наконец, гуси совсем снизились к озеру; во-

жак сложил крылья и бесшумно поплыл по воде;

за ним опустилась вся стая и, совсем как до-

машние гуси, все птицы сгрудились вместе.

Герасим выстрелил в середину плывших гу-

сей... С перепуганным криком замахала вся стая

крыльями, тревожно взметнулась на воздух и ис-

чезла из глаз. Один гусь лежал неподвижно на

оде, другой некоторое время бил крыльями,

а потом тоже стих...

– Пара,– сказал Герасим.

На несколько минут после выстрела все на

озере стало тихо.

Герасим повернулся к Косте со словами:

– Ну, охотник, пора и по домам. Хватит

с нас.

Потом Герасим посчитал стрелянные патроны

и, как-бы про себя, сказал.

– Восемь раз стрелял. Должно быть шесть

гусей взял; ну, да завтра увидим.

В серебряном свете луны, лодка медленно

поплыла к берегу. Костя первый выскочил в

прибрежные кусты. Потом оба они втянули лодку

в камыши и вышли на луг.

Костя взвалил на спину убитого гуся и за-

шагал за дедом между бесконечными стогами.

Кругом во все стороны, на всем залитом лун-

ным светом пространстве было видно только

одно: стога, стога, стога... Не видные в воздухе,

где-то над головами продолжали неумолчно кри-

чать пролетавшие гуси.

Долго шли охотники; наконец Костя начал

уставать; дорога ему казалась ужасно длинной.

Вдруг дед Герасим остановился и стал огля-

дываться.

– Постой, парень, а верно ли мы идем?! —

заметил он. – Ведь вот кажется мы мимо этого

свалившегося стога не шли.

– Дедушка, неужели мы заблудились?—

испуганно спросил Костя.

– Ну вот, уж и заблудились; здесь не лес...

Герасим огляделся и опять зашагал.

– А ведь и вправду заблудишься,– ворчал

он.—Ишь какие места. Куда ни глянь, все стога, да

стога. До утра проплутать можно. В лесу не сби-

ваюсь, а вот тут вдруг на чистом лугу дорогу

потерял.

– Дедушка, да где же мы ночевать будем, —

спрашивал Костя, готовый заплакать. Ему стано-

вилось холодно и клонило ко сну.

– Ничего, ничего,– утешал дел,– в крайности

в стог зароемся, в сене и переночуем.

Герасим опять внимательно стал оглядывать

местность и неожиданно заметил вдали огонь.

– Эге!– сказал он, оживляясь. – Видишь, Кон-

стантин, огонь мерцает. Это наверно наш Хаби-

булла и есть. Ну-ка, брат, пойдем на огонь.

И снова оба зашагали.

– Дедушка, – вдруг заявил Костя,– а ведь

огонь-то движется?

– Как так движется?! – удивился Герасим.

Потом он долго вглядывался в мерцавший ого-

нек и сказал Косте.

– Твоя правда, братец. Ошибся я, видно,

это не наш Хабибулла.

– А что же это, дедушка?

– Не иначе, как на пароходе или на барже

фонарь. Он на мачте прикреплен, а пароход идет

по реке... Вот огонь-то и плывет в воздухе. —

Ну да все равно. Раз там пароход, значит там

и река... Пойдем туда, выйдем на Белую, а там до

землянки и доберемся...

И опять зашагали по мокрой траве.

Костя едва тащил ноги; мертвый гусь оттянул

ему плечо и казался чуть не с пуд весом; но

Костя не отставал от деда и старался не пока-

зать и вида, что ему страшно.

Наконец, вот и освещенная месяцем река по-

казалась перед ними. Они подошли .к берегу,

и Герасим сразу сообразил, где они находятся.

– Ну теперь шагай смелей; пойдем вниз по

течению. Вон за тем поворотом и Хабибуллина

землянка должна быть.

Действительно, Герасим не ошибся. Зайдя за

поворот реки, они увидели впереди освещенное

оконце землянки, и вскоре Костя грелся на лавке

у топившейся печки, а через полчаса спал мерт-

вым сном и во сне ему чудились: и озеро, и лодка,

и гуси...

Только начинало сереть осеннее утро, когда

Герасим растолкал крепко спавшего Костю.

– Эй, охотник, вставай!– шутил Герасим: —

охоту проспишь.

Костя проснулся. Сразу не понял со сна, где

это он оказался. Потом все вспомнил и разом

вскочил.

Наскоро попили чаю и вышли втроем с Федо-

тычем из землянки. Опять, как вчера, прошли вер-

сту вместе. Впереди бежали Рябчик и Норка.

Утро было холодное; кое-где на низких ме-

стах трава побелела. Но первые лучи солнца

начали греть.

Дошли Герасим с Костей до вчерашнего

озерка. Вытащили лодку и поплыли. Рябчик

уселся в лодке и дрожал от холода.

Доехали до того места, где вчера стояли.

Дед оглядел озерко и сразу увидал на чистом

месте на воде двух убитых гусей. Подтолкнулись

шестом, подобрали обеих птиц и опять поплыли.

Около небольшого мыска дед остановил лодку

и стал посылать Рябчика в воду. Сначала собака

не шла; страшно ей было холодной воды;

потом послушалась деда, бросилась повизгивая

в воду и, фыркая носом, поплыла в камыши.

Долго шарил Герасим по озеру. Нашли они

всего четырех гусей, а по расчету деда, где-ни-

будь должен был быть еще один. Однако, так

его и не нашли. „Рябчик" так продрог, что

больше нельзя было загнать его в воду.

Герасим махнул рукой и сказал:

– Хватит с нас и пяти гусей.

– Дедушка, а будем еще гусей стрелять? —

спросил Костя.

– Нет, не будем. Утром гусь редко летит;

а если и летит, то высоко. Теперь сейчас утка

только летит. Вот поглядим немного да и пойдем.

Действительно, над озером все чаще и чаще

летели утки. Они летели низко, очень быстро и

свистели своими острыми крыльями.

Летела и кряква, и чирок, и нырок, и еще

разные другие утки.

Чем выше всходило солнце, тем больше ле-

тело уток.

Минутами Косте казалось, когда он смотрел

кверху, что над ним точно сетка из птиц.

Герасим встал в лодке, зарядил ружье, но

видно, не . манила Герасима эта охота.

Он несколько раз выстрелил, убил пару уток

и положил ружье.

– Довольно, пора и честь знать. Нам еще

к ночи-то домой добраться надо.

Не хотелось Косте уезжать с озера, но с де-

дом-то не поспоришь. Как дед сказал, так и быть.

Вышли на берег. Мокрый и продрогший Ряб-

чик катался по траве. Герасим и Костя взва-

лили на себя гусей и уток и скорым шагом по-

шли обратно к землянке, По дороге встретили

Сергея Федотыча. Он трех гусей нес за спиной.

– Все-таки я тебя обстрелял! – с довольным

видом сказал ему Герасим.

Погода начинала портиться. С Камы подул

холодный и резкий ветер; небо затучило; пошел

мелкий, косой, осенний дождь.

Герасим не стал засиживаться в землянке.

Он запряг кобылу, сложил в тарантас всю

дичь, поблагодарил Хабибуллу за хлеб, за соль,

и вместе с Федотычем и Костей поехал через

луга к Каракулину.

Ветер крепчал. Дождь становился сильнее;

охотники начинали мокнуть. Костя чувствовал,

как ему с шапки затекает за ворот вода, и ежился

от холода.

Когда впереди показалась широкая Кама,

Костя ее не узнал.

Вся река была покрыта белыми гребнями.

Ветер гнал мелкие быстрые волны, и вода каза-

лась совсем черной. Надвинулась темная туча

с белыми краями, и крупными хлопьями начал

засыпать землю мокрый снег."

Герасим подъехал к перевозу и с некоторой

тревогой подошел к паромщику: „Экая погода", —

думал он – „одному бы еще ничего, а вот за

мальчика боязно"...

– Пойдет перевоз? – спросил Герасим па-

ромщика.

– А почему не итти? – ответил тот вопро-

сом на вопрос. – Это еще не буря. Так только —

сиверко. Сейчас только переплыли, и опять на

тот берег пойдем.

Герасим ввел тарантас на паром. Лошадь

скользила по мокрым доскам, переминалась с ноги

на ногу и старалась стать спиной к резким

порывам ветра.

Косте было жутко, да он замечал, что и дед

Герасим беспокоится,

На пароходе свистнул гудок, и паром отвалил от

берега. Плот изрядно качало на волнах. Костя сидел

в тарантасе ни жив, ни мертв; к нему жались озябшие

собаки, а Герасим и Федотыч крепко держались

за перила плота и хмуро поглядывали на реку.

Иногда волна набегала на плот и заливала

доски... Туго натягивался при порывах ветра ка-

нат, казалось, – вот-вот оборвется...

Однако, пароход все двигался и двигался

к берегу. На этот раз луговая сторона посте-

пенно убегала вдаль; можно было разглядеть

отдельные дома Каракулина, и нагорный берег

делался все ближе и ближе. Наконец, вот и

пристань!

Успокоенный Костя радостно гладил собак;

Герасим вывел лошадь на берег, и иззябшая ко-

былка бодро потащила тарантас в гору по на-

мокшей и расплывшейся глине.

Федотыч уговорил гостей зайти к нему, пе-

реждать непогоду. Дед Герасим согласился, и про-

дрогшие охотники стали греться в теплой избе.

Но вот снег перестал итти; ветер начал сти-

хать, и неожиданно солнечный луч разорвал тучи

и залил радостным светом и берег, и Каму.

Все повеселели. Село точно вымылось после

дождя; ярко блестели лужи; отряхиваясь от дождя,

выползли на сельскую улицу куры и утки. Гроз-

ная река успокоилась и опять ровным течением

понесла свои волны в далекую Волгу.

Герасим заторопился в путь-дорогу, и вскоре

тарантас уже выехал из села и медленно по горе

стал подвигаться вдоль берега.

Костя не мог оторвать глаз от реки. Точно

он за одну ночь сроднился с этими местами,

с нескончаемым лугом, с бесконечными стогами,

которые отсюда казались маленькими точками.

Так жаль уезжать отсюда! Словно еще слышатся

крики гусиных стай и перед глазами стоит

камышами заросшее озеро!

Но вот и конец горе. Дорога сворачивает

под гору к лесу... Сейчас уже не будет видно

реки, исчезнут вдали заливные луга... Прощай же,

красавица Кама!..

ВОЛКИ ОДОЛЕЛИ

Совсем замучили крестьян за эту зиму волки.

Почти ни одной ночи не проходило, чтобы с са-

мой улицы села Тагашева не было слышно, как

где-то близко в полях, протяжно и зловеще, за-

воет одинокий волк, а ему с разных концов

начнет откликаться воем целая стая.

Утром то та, то другая хозяйка не досчи-

тается то овцы, то курицы, то собаки. До того

осмелели волки, что по хлевам, как в лесу

хозяйничали. Проезжего крестьянина стаей

до самой околицы за дровнями провожали,

а старуха Василиса Дементьева, как пошла

в лес за хворостом, так и не вернулась, и по

всему селу говорили, что ее наверное волки

разорвали.

Уж чего-чего крестьяне не делали, чтобы

от этого хищного врага избавиться – ничего не

помогало!

Очередь они на селе установили. По ночам

очередной вокруг села ходил и время от вре-

мени из ружья в воздух стрелял, чтобы волков

отогнать. Костры у околиц жгли, падаль отра-

вленную в полях подбрасывали, а все волки не

переводятся; все беда крестьянская не умень-

шается.

Надумали, наконец, крестьяне общественную

облаву на волков устроить. Дали знать из

сельского совета в волость, съездили в город в охот-

ничий союз и попросили прислать знающих

людей и стрелков.

Приехал в Тагашево через некоторое время

из союза охотник– Климент Иванович, —

расспросил крестьян, как у них дело обстоит и

попросил дать ему в помощь человека, который бы

хорошо охоту понимал, знал бы все места, где

зверь держится, и мог бы вместе с ним волков

обложить и облаву наладить.

В один голос крестьяне охотнику назвали

мельника деда Герасима. Никифор Хитров взялся

охотника на мельницу на дровнях свезти, а кре-

стьяне обещали еще несколько лошадей выста-

вить, чтобы только поскорее волков обложить.

В морозный день собрался Климент Ивано-

вич ехать с Никифором к деду на мельницу,

а Ильюша Изотов и Костя Кольчугин уж тут

как тут. Увязались вместе с охотником к деду

Герасиму ехать, чтобы им, в чем понадобится,

помогать.

Сначала не хотел охотник их с собой брать,

но потом согласился:

– Ладно,– говорит, – пускай они едут. Они

лошадь покараулят, пока мы с мельником на

лыжах по следам ходить будем.

Дед Герасим радостно встретил гостей, как

только узнал, зачем они к нему на мельницу

приехали.

– Давно пора, давно пора, – говорил он, —

на селе – то еще легче с волками: там народу

много, а у меня тут в лесу житья от волков не

стало. Под самыми окнами воют проклятые! До

того осмелели, что иной раз даже днем мимо

мельницы шныряют. Пес мой Рябчик каждую

ночь под лавку заберется, трясется. Хорошо еще,

что у меня хлев крепкий, не заберутся, а я и то

замечаю, что корова молока сбавляет, наверное

тоже по ночам тревожится.

Герасим поставил самовар, и пошли у него

с городским охотником Климентом Ивановичем

да с Никифором разговоры на счет охоты да

насчет волчьих обычаев.

Ильюша с Костей уселись на лавку и слушают.

Герасим рассказывает, что он на своем веку

по волчьей части видал, а Климент Иванович

говорит, как их союз с волками борется, и что

в книжках написано про волков и про все беды,

которые они народу наносят.

– Волк, он самый жадный, хищный -и хитрый

зверь,– говорит Герасим. – Уж на что, кажется,

хоть бы своих детей поберечь должен; а как вол-

чица своих волченят выведет, так больше всего

их от самца бережет. Волк-то самец так и норо-

вит своих же детенышей слопать. Она их от соб-

ственного отца прячет, а иной раз между отцом

да матерью из-за детей дело до драки доходит,

только отец всегда отступается. Волчихина за-

щита верх берет.

Климент Иванович стал рассказывать, что

во всех странах стараются совсем волков извести

и что во многих местах они почти пропали.

– А у нас,– говорил Климент Иванович,—

от волков все по-старому беда. Вот по книжкам

высчитано, что они не то, что в Сибири, а по

эту сторону Урала ежегодно не меньше ста человек

загубят, а скота за год не меньше, как на

пятнадцать миллионов рублей изведут.

– Известно, беда!– подтверждал дед Гера-

сим, – от волка уберечься трудно. Ведь, вот,

говорят, что лиса хитра. А волк-то в десять раз

хитрее лисы. Он самый сторожкий зверь, раньше

всех опасность почует. Нет у него, чтобы со

страху голову потерять, как у зайца, или, ска-

жем, даже у лисы. Он все время смекает да бе-

режется. Разве только в жару, как собака, взбе-

сится. Бешеный волк, очертя голову, на всякого

лезет и много беды делает.

– Это верно, —согласился Климент Ивано-

вич– я в книжке читал, что еще до немецкой

войны доктора подсчитали, что у нас за пять лет

в больницы больше 8.000 человек, искусанных

бешеными волками на излечение поступило.

– Страшный зверь, с ним всеми мерами бороться надо.

– А как бороться-то? – спросил Герасим.—

Один на один на волка не пойдешь, он всегда

от тебя уйдет. Да и что толку-то одного волка

убить. Их надо скопом брать, а обложить их

трудно, это тебе не лиса и не рысь. Волки „на

ходу" за одну ночь больше пятидесяти верст по

снегу отмахают. Вот ты за ними и угоняйся.

Бывало по двое, трое суток за волками гоняешься,

а обложить их так и не удастся.

Поговорили между собой Климент Иванович

с Герасимом и порешили, что Никифор сейчас

на село уедет и Ильюшу с Костей заберет,

а Климент Иванович на мельнице переночует; на

заре им из села дровни пришлют, и они поедут

волков обкладывать. Начнут с большой дороги

около деревни Люткино, потому что там вчера

свежие волчьи следы видели.

Пока Никифор Хитров пошел в сарай лошадь

выводить, Ильюша и Костя пристали к деду

Герасиму.

– Дедушка, растолкуй нам, что такое значит

волка обложить?" Нам вот не понять никак.

– Ах вы, други мои милые, охотнички раз-

любезные! усмехнулся дед Герасим,– ну уж из-

вольте, объясню вам, как охотники волков

обкладывают.

И рассказал дед следующее:

По ночам волки бродят и кормятся. Днем они

по большей части лежат, летом в одиночку, зи-

мой стаями. Ложатся волки или в глухом лесу,

или в глубоких оврагах, которые находятся

неподалеку от лесной опушки.

Если волков ищут зимой, то, как только об-

кладчики узнают, где именно видели волков, они

немедленно разыскивают свежий волчий след.

Потом два обкладчика расходятся на лыжах от

этого следа в разные стороны и делают большой

круг по лесу или по полю в ту сторону,

куда волки пошли, пока обкладчики между собой

не встретятся. Если они увидят по следу, что

волки в этот круг вошли, а выходного следа не

видно, значит, волки в кругу. Их оцепляют за-

гонщиками, ставят с одного края стрелков и

шумом и криками гонят волков на стрелков.

А ежели обкладчики увидят, что есть из

круга выходной след, то они от этого выходного

следа новый круг обходят, и так описывают

круг за кругом, пока не обойдут такого круга,

из которого выходного следа нет. Тогда, значит,

наконец, обложили они волков!

Ильюша и Костя прослушали длинное объяснение

деда Герасима и очень уж им захотелось

поехать вместе с Герасимом и с Климентом

Ивановичем на обкладку, но старик мельник не

согласился.

– Куда мы их, малышей, с собой возьмем! —

возражал он.– Пока мы ходить будем, они еще

в дровнях-то совсем застынут, да и на волчью

стаю нарваться могут. Нет уж, пускай себе

в село едут по добру – по здорову, а если будет

облава, так я их, пожалуй, возьму с собой в за-

гонщики; парни они расторопные.

Поневоле мальчикам пришлось удовлетво-

риться этим обещанием; забрались они к дяде

Никифору на дровни и уехали в село, где с не-

терпением стали ожидать возвращения деда Ге-

расима и Климента Ивановича.

Прошло двое суток...

Обкладчики не возвращались ни в село, ни

на мельницу; по ночам, как и раньше, был слышен

вокруг села волчий вой.

За эти дни из союза приехали в село еще

четыре стрелка и объясняли крестьянам, что

волки, наверное, все время „на ходу", может

быть– учуяли за собой погоню, а потому, если и

ложатся, то на очень короткое время.

На третий день, когда еще только светало,

дед Герасим и Климент Иванович приехали

в село и сразу подняли всех крестьян на ноги.

– Собирай, собирай народ скорее, – говорил

Климент Иванович председателю сельского со-

вета, – волки обложены и не очень отсюда далеко.

Трех верст не будет. Торопи, торопи народ;

надо скорее окружить волков, пока они снова

не встали и в ход не пошли.

Дед Герасим тоже собирал крестьян к око-

лице и у него было два шустрых помощника.

Ильюша и Костя, как только узнали, что

волки обложены, стали бегать из избы в избу,

будить крестьян и уговаривать их:

– Дяденька, выходи поскорее к околице,

а то волки уйдут! Уж, пожалуйста, поторопись,

дяденька!

Через какой-нибудь час у околицы стояла

большая толпа народа.

Шум и крики мешали делу скоро наладиться.

Все спорили, торопились и каждый давал свой

совет.

В середине толпы стояло человек десять

с ружьями, из них пять стрелков из города,

приехавших из союза, и пять местных крестьян.

Около них стоял дед Герасим.

Он взволнованно убеждал не шуметь и слу-

шаться кого-нибудь одного.

– Да не галдите вы так– все дело испор-

тите. Стая большая; голов больше десятка. За-

маяли они нас. Двое суток на ходу. Не успеем

завести загон, так пропадет зря вся работа!

Климент Иванович, тоже надрываясь от крика,

уговаривал толпу успокоиться.

– Послушайте меня, товарищи! – кричал

он. – Выберем распорядителя, пусть один

кто-нибудь руководит. Если мы все так сразу

распоряжаться начнем, так будет у нас базар, а не

облава!

Постепенно толпа стихла, и Климент Иванович

спросил крестьян:

– Ну, кто у нас распорядителем будет?

– Дед Герасим! – кричали одни.

– Климент Иванович! – кричали другие.

– Нет, я распорядителем не буду,– объявил

Климент Иванович, – мне самому пострелять

охота, а распорядителю надо с загонщиками итти.

Пусть Герасим будет распорядителем.

– Герасим, так Герасим,– послышались голоса.

– Ну, дед Герасим, – заметил, шутя, Никифор

Хитров– теперь ты у нас командир. Строй ба-

тальоны. Веди в поход...

– Он не командир, – пошутил молодой парень

Филипп Таиров, недавно приехавший из города, —

он по этой части „спец"; „волчий спец!" Слышь,

дядя Герасим, – обратился он к старику: ты

сколько по спецставке жалованья получаешь?

– Брось ты зубоскалить,– обиделся Герасим,

не поняв нового для него слова, – придумал

„спеца" какого-то, а вот пойди без спеца на

волчью стаю, пропишут тебе волки по первое

число.

– Да ладно вам ругаться,– перебил Климент

Иванович, – пора бы уж выходить, Распоряжайся,

Герасим Демьяныч.

Герасим, стараясь, чтобы его все слышали,

крикнул:

– Народ пересчитать надо. Сколько всего

собралось? Становитесь в ряд!

Оказалось, что народу собралось много. Было

одиннадцать стрелков и около шестидесяти за-

гонщиков, у которых были лыжи.

– Ладно, – объявил Герасим, пересчитав на-

род,– теперь слушайте. Первое дело на облаве ти^

шина. Чтобы не то что кричать или разговари-

вать, а даже кашлять громко не полагается.

– А дышать дозволяется? – спросил неуго-

монный Филипп Таиров.

– Замолчи ты, озорник, – крикнули ему

из толпы. – Командуй, дядя Герасим.

– Пойдем мы, – говорил Герасим, – по боль-

шой дороге до верстового столба около поворота

на Ополье, где Сороковой бор начинается. Там

вдоль опушки пойдем, и от начала Люткинского

оврага я стрелков по опушке в кустах расста-

новлю. Волки лежат, примерно, на полверсты

от опушки в самой вершине Люткинского оврага,

посереди поля. Овраг-то, вы знаете, глубокий,

так они, видно, на самом дне и залегли. Загон-

щиков на три партии разобьем. Человек двадцать

на партию. Одна партия слева от стрелков в поле

от опушки вытянется, другая —справа. Человек

от человека шагов на двадцать становись. А третья

партия дальше зайдет и против охотников лицом

к ним загонщиками станет. Так мы волков с четырех

сторон и оцепим. Поняли? —спросил Герасим.

– Поняли! – ответили ему из толпы.

– Дальше слушайте, – продолжал Герасим. —

Как зверя погоним, так загонщики крик и шум

поднимут. Сначала стоя на месте, а потом

понемногу навстречу стрелкам двинутся. Итти надо

не торопясь. Все время равнение держать, вперед

не выскакивать, к одной стороне не сбиваться

и под выстрелы не соваться. Поняли? —

опять спросил Герасим.

– Поняли!.. Не мудрое дело!.. Не подгадим!.. —

слышались голоса из толпы.

– Ну так дальше слушайте. Те две партии,

что по бокам охотников от опушки до загонщиков

по полю протянутся, называются: „молчуны".

Им кричать не полагается. Они на месте стоят

и глядят, чтобы зверь из цепи в сторону не про-

рвался. Если увидят, что волки к ним близко

идут, тогда поднимай крик да шум, заворачивай

зверя обратно. Вот, братцы, и вся мудрость!

– Ладно уж; веди, дед; трогай понемногу! —

кричали крестьяне.

– Вот еще что, – вспомнил Герасим. – Если

кто из охотников на волчьих облавах не бывал,

так не забудьте: очень волк -то хитер и опас-

лив. Стоять на линии надо за кустами, либо

за сугробом, либо под деревом; сучья лишние

перед собой обломать и стоять смирно, не шеве-

литься. Далеко не бейте. Дайте волку подойти

не дальше, как шагов на сорок. Теперь все,

кажется. Трогай, ребята.

Длинной лентой вытянулась по дороге вся

партия. Кто на дровнях человека по три, по

четыре едет; кто пешком идет и несет на плече

лыжи.

Герасим ехал впереди на дровнях. У него

за спиной была перекинута двустволка, а вдоль

дровней лежали лыжи. Около него умостились

Ильюша и Костя.

Герасим сам чувствовал себя командиром

и ему казалось, что он даже помолодел.

Он оглядывал свое „воинство" и все думал:

„не забыть бы что", „не испортить бы дела",

„не осрамиться бы перед городскими охотниками".

Заметив, что один из крестьян, который дол-

жен был встать в линию стрелков, одет в

темный полушубок, Герасим окликнул его:

– Арсений, слышь, Арсений. – Ты уж больно

темно оделся. Тебя на снегу издалека видать

будет. Ты бы что белое сверху накинул!

– И так ладно, – ответил Арсений, —что я

тебе полотенцем что ли повяжусь? – Я ведь не

в сваты собрался!

Крестьяне шутили, смеялись и друг друга

поддразнивали, но по мере приближения к повороту

на Ополье толпа стихала.

Народ, видимо, понимал, что действительно

шумом и криком все дело испортить можно.

– Васютка,– обратился Герасим к невысокому

крестьянину, которому было уже лет за

тридцать, но которого все село, надо думать – за

малый рост, иначе, как„Васюткой", не называло. —

Ты, слышь, Васютка, расторопный человек и на

лыжах бегать горазд, так вот что: я буду заводить

облаву справа от стрелков, а ты заводи

слева. Как молчунов вытянешь, примерно, на

версту от опушки, так гляди на меня. Я руку

подниму, а ты тогда заверни на меня линию

и веди ко мне загонщиков, чтобы линия

правильно вышла.

– Ладно,– ответил Васютка.

Наконец, вот и поворот на Ополье, вот

и верстовой столб; впереди уже недалеко угол

Сорокового бора. Влево от него протянулось

под изволок поле, которое постепенно переходит

в длинный овраг, по названию „Люткинский",

потому что за оврагом небольшая деревня Лют-

кино раскинулась.

Около верстового столба Герасим остановил

всю свою команду.

– Ну, ребята, слезай здесь с дровней. Ло-

шадей здесь оставим. Костров лучше около лоша-

дей не разводите, а если зазябнете, так подальше

отъезжайте и там огонь разведите. – Тронем

помаленьку!

Еще раз Герасим, оглянув всех, громко сказал:

– Не шумите, братцы, не подгадьте дела!—

и первым тронулся на лыжах через поле к лес-

ной опушке.

Вслед за Герасимом, по той же лыжнице,

вытянулась длинная вереница стрелков и загон-

щиков и в полном молчании стала медленно

подвигаться к лесу.

День выдался на славу. Накануне было тепло

и сыро: шел мелкий снег, а за ночь иней сел

на деревья; подморозило; утро стояло тихое

и морозное; солнце ярко освещало, и поле, и лес,

который в своем белом уборе казался громадным

белым кружевом.

Дойдя до леса, Герасим стал отсчитывать

шаги и через каждые пятьдесят шагов останавливался

и устанавливал на опушке очередного

стрелка. Каждого он оглядывал; советовал шопотом,

где встать, как укрыться за кустом или

деревом, и шел дальше, устанавливая постепенно

всю линию стрелков.

Когда стрелки встали, то с обеих сторон их

линии, от крайних стрелков справа и слева,

круто повернули в поле и потянулись от опушки

к оврагу загонщики.

Впереди одной линии шел Герасим, а за ним

Ильюша и Костя. Другую линию вел маленький

и быстрый Васютка.

Постепенно отходя друг от друга и отделяясь

один от другого на двадцать шагов, останавли-

вались „молчуны", пока их обе линии не вреза-

лись от леса в поле приблизительно на версту.

Расставив двадцать „молчунов", Герасим оста-

новился и стал поджидать, пока по другой сто-

роне не вытянулась линия „молчунов" под ко-

мандой Васютки.

Когда оба крыла „молчунов" сравнялись,

Герасим снял шапку, поднял руку и помахал

шапкой в воздухе.

На том краю замахал шапкой в ответ Васютка

и, круто повернув, стал заводить загонщиков

навстречу Герасиму, чтобы вытянуть против охот-

ников последнюю линию загона и закрыть

оцепление.

ВстретилисьВасюткас Герасимоми, как струна,

вытянулись против охотников загонщики. Герасим

пошел на один конец их линии, а Васютку

послал на другой.

Ильюша и Костя стояли на линии шагах

в двадцати от Герасима и не отрываясь смотрели

на него, ожидая начала гона.

Кругом была мертвая тишина.

Никто не говорил ни слова. Все словно за-

стыли на своих местах.

Несколько испуганных ворон пролетели над

головами охотников и скрылись за лесом.

„Пора теперь" – подумал Герасим – „надо

начинать"... Он скинул ружье с плеча, немного

нагнулся и, сколько хватило силы, протяжно

закричал своим старческим голосом:

„На-чи-на-ай"!!

В ответ ему с другого края загонщиков про-

несся тонкий, надрывистый голос Васютки:

„На-чи-на-ай!!"

И словно дрогнуло что-то в воздухе!

Вся линия загонщиков подхватила этот крик

„начинай" и разом и дружно зашумела и закри-

чала. Некоторые трещали трещетками. Некото-

рые свистели и гукали...

„Го-ни, го-ни, на-чи-най!!"

Крик загонщиков в тихом морозном воздухе

звенел непрерывно и далеко разносился по полю.

Испуганная криками сорока сорвалась откуда-

то и, тревожно стрекоча, боком полетела к лесу.

Из оврага" вырвался русак и во весь дух

понесся наперерез загонщикам...

Герасим выдержал несколько минут, задер-

живая загонщиков на месте, а потом закричал

все тем же протяжным криком:

„Трогай помаленьку!.. Ровней держи!.. Не

разрывайся!.."

Вся полоса загонщиков дрогнула и медленно,

медленно, не переставая шуметь и кричать,

стала подвигаться между двумя линиями

„молчунов" по направлению к опушке.

Сначала все казалось таким же мертвым

кругом... Будто в этом оцепленном пространстве

не было кроме кричавших людей ни одного

живого существа.

Но вот дальнозоркие глаза Герасима заме-

тили, что впереди него, из самой глубины

оврага, показалась темная точка. В этой точке

Герасим сразу узнал волка. Волк поднимался

со дна оврага и очень медленно двигался к лесу.

За этим волком показался другой, третий и по-

степенно Герасим сосчитал, как, поднимаясь

в гору, один за другим потянулись ..цепочкой"

из оврага к лесной опушке девять волков.

„Бе-ре-ги!.. бе-ре-ги!.. Волк по-шел!.." – надры-

ваясь, кричал дед Герасим.

И все загонщики подхватили этот крик, и вся

линия на разные голоса кричала:

„Бе-ре-ги!.. Бе-ре-ги!.. Волк по-шел!.."

И громче всех звенели в воздухе восторженно

взволнованные звонкие голоса Ильюши и Кости.

Загонщики подвигались медленно, но все-

таки им все лучше и лучше можно было раз-

глядеть волков.

Волки тоже шли тихо. Видно было, что

впереди идет громадный матерый волк.

Он шел, как будто, прижавшись к земле:

наст не держал, и волки, увязая в снегу по

брюхо, медленно подвигались вперед, а вожак бес-

покойно поворачивал голову то вправо, то влево.

Волки чутьем понимали, что их „гонят".

Они понимали, что если их гонят к лесу, то,

значит, именно в лесу и есть опасность. Но куда

же итти?!

Ведь не повернуть же назад, навстречу этому

страшному громкому крику. Ведь еще неизвестно,

что там в лесу впереди, а сзади уж наверное

страшные, сильные люди!..

И волки неуверенно, крадучись, двигались

к лесу.

Вдруг вожак остановился. За ним останови-

лась вся стая.

Немного помедлив, вожак, словно на что-то

решившись, круто повернул вправо и пошел

вдоль леса, стараясь уйти в сторону, в свобод-

ный промежуток между лесом и кричавшими

загонщиками.

Как только вожак стал приближаться к линии

„молчунов", навстречу ему неожиданной дружно

закричали молчавшие до сих пор люди.

И волки в ужасе остановились!

Они словно поняли, что и здесь выхода нет.

„Бе-ре-ги! бе-ре-ги!... Заворачивай! —кричали

„молчуны", а сзади слышались все те же не-

ослабевающие крики загонщиков.

Старый волк постоял, как будто в раздумьи,

потом повернул назад и, повидимому, начиная

терять спокойствие, мелкой рысью двинулся

обратно и побежал к противоположному проме-

жутку между загонщиками и лесом...

За ним рысцой затрусила вся стая...

Вот уже волки поравнялись с концом загона...

Впереди все тихо, кажется, можно спастись.

И вдруг снова и с этой стороны загремели

крики второй линии „молчунов":

„Бе-ре-ги!.. бе-ре-ги... Заворачивай!..."

Снова вожак и за ним вся стая, словно

в оцепенении, остановились.

Выхода нет! Они окружены!

Казалось, что старый волк понял весь ужас

своего положения. Он повернул голову к лесу,

как будто только там надеясь найти спасение,

и вдруг, не выдержав, повернул опять и уже

вскачь помчался, наискосок, к лесу.

Испуганная стая разбилась; цепочка точно

оборвалась и волки врассыпную помчались за

вожаком к лесу.

– Бе-ре-ги!.. Не зе-вай!.. – кричал Герасим.

– Стре-ляй!.. Стре-ляй!.. Зверь уй-дет!..– на-

дрываясь откликался с другой стороны Васютка.

На опушке показался дымок, грянул и про-

катился первый звук выстрела.