Текст книги "Левая рука тьмы"

Автор книги: Урсула Кребер Ле Гуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вы принадлежите к клану Эстравена?

– Нет. Форет рем ир Осбот: я был его кеммерингом. Когда мы были знакомы с Эстравеном, у него не было кеммерингов, но этот молодой человек не вызывал у меня подозрений. Может, сам того не зная, он служил чьей-то цели, но он был совершенно откровенен. И он преподал мне урок: шифтгреттор может играть роль и на уровне этики, и что опытный игрок всегда выигрывает. Он загнал меня в угол всего двумя ходами – у него были с собой деньги, и он вручил их мне, солидную сумму в кредитных билетах Кархидского Королевского Купечества, наличие которых ничем мне не угрожало и, с другой стороны, ничто не мешало мне потратить их.

– Если вы увидите его… – он запнулся.

– Что-нибудь передать ему?

– Нет. Только, если бы я знал…

– Если я найду его, то постараюсь передать вам известия о нем.

– Спасибо, – сказал он, протягивая мне обе руки, жест дружбы в Кархиде, который не так легко заслужить. – Я желаю удачи вашей миссии, мистер Ай. Я знаю, что он… что Эстравен верил: вы пришли сюда с добром. Он очень сильно верил в это.

Для этого человека не существовало ничего в мире, кроме Эстравена. Он был одним из тех, над которыми висело проклятие единственной любви.

– Хотите ли вы что-нибудь передать ему? – снова спросил я.

– Скажите ему, что с детьми все в порядке, – сказал он и, помедлив, тихо сказал. – Нусут, неважно.

И с этими словами он расстался со мной.

Через два дня я покинул Эренранг, направившись пешком по той дороге, что вела на северо-запад. Мое разрешение на посещение Оргорейна пришло гораздо скорее, чем обещали клерки и чиновники в посольстве Орготы, да я и сам не ждал его так скоро. Когда я зашел к ним поинтересоваться моими документами, они встретили меня с ядовитой почтительностью, давая понять, что неохотно подчиняются той власти, которая заставила их ради меня отложить в сторону все протокольные тонкости и прочие дела. Поскольку специальных правил, регулирующих отъезд из Кархида, не существовало, я просто покинул его. Стояло лето, и я увидел всю прелесть просторов Кархида, когда идешь по нему пешком. И дороги, и гостиницы были приспособлены для нужд пеших путников и транспорта, и когда бы ты ни пришел в ждущую тебя гостиницу, ты мог быть уверен, что тебя ждет гостеприимный прием. Сельский люд прилегающих к столице Доменов, селяне, фермеры и властители всех Доменов давали путнику кров и пищу, которыми три дня он мог пользоваться по закону, но фактически и гораздо дольше; и, что было приятнее всего, каждый раз тебя встречали без стеснения и привечали так, словно давно ждали твоего появления.

Я неторопливо пересекал сочные зеленые пространства, простирающиеся между реками Сесс и Эй, наслаждаясь неторопливо бегущим временем; пару раз я располагался на ночевку в полях, где сейчас шла уборка урожая, на которой были заняты все без исключения, вся техника, торопящаяся подобрать все до последнего зерна, прежде чем ухудшится погода. Эта неделя моего путешествия запомнилась мне золотом созревающего урожая и мягкостью погоды; вечерами, готовясь ко сну, я заходил или в темный фермерский дом, или в освещенный пламенем камина Дом Очага, и, прогуливаясь перед сном, заходил в сухие стебли скошенных полей и смотрел на звезды, сияющие подобно огням больших городов, что виднеются сквозь сумрак приближающихся осенних дней.

В сущности, мне не очень хотелось покидать этот край, который, хотя и проявил такое равнодушие к Посланцу, был добр просто к страннику. Я страшился, что мне придется начинать все сначала, повторяя раз за разом мои рассказы на новом языке для новых слушателей, что, возможно, снова принесет мне неудачу. Я двигался больше на север, чем на запад, движимый любопытством самому увидеть Долину Синотт, средоточие конфликта между Кархидом и Оргорейном. Хотя дни стояли по-прежнему ясные, начинало становиться холоднее, и я повернул на запад, не дойдя до Сассинота, припомнив к тому же, что вдоль границы ныне поставлены заграждения и что на этом направлении мне не удастся столь легко покинуть Кархид. На западе границей была Эй, река неширокая, но стремительная, поскольку она вырывалась из-под ледников, как и все реки Великого Континента. Мне пришлось проделать лишних пару миль к югу, чтобы найти мост, соединяющий две небольшие деревушки, Пассерер со стороны Кархида и Сьювенсин с орготской стороны, которые сонно смотрели друг на друга по обеим сторонам шумной Эй.

Стражник на мосту с кархидской стороны спросил меня лишь о том, собираюсь ли я возвращаться сегодняшним вечером, и махнул мне на прощание. На орготской стороне меня остановил Инспектор, который взял для проверки мой паспорт и остальные бумаги, чем он занимался не меньше часа – кархидского часа. Он оставил у себя паспорт, сказав мне, что я должен зайти за ним на следующее утро, и дал вместо него разрешение на обед и место в доме для путников в Сьювенсине. Еще час я провел в этом доме в обществе его управляющего, пока тот изучал мои бумаги и проверял подлинность моего разрешения, связываясь по телефону с тем Инспектором, с которым я только что расстался.

Я не могу дать точное определение того понятия, которое в Орготе переводится как «сотрапезник», «сотрапезничество». Корни его в слове, означающем «есть вместе». Его употребление включает в себя все национальные и государственные институты Оргорейна, от государства в целом до всех тридцати трех его составляющих или Районов, которые в свою очередь делятся на местечки, поселки, общественные фермы, шахты, предприятия и так далее и тому подобное. Как прилагательное, термин этот относится ко всему вышеперечисленному; титул «Сотрапезник» обычно употребляется по отношению к тридцати трем Главам Районов, которые образуют правительство, исполнительную и законодательную власть Великого Сотрапезничества Оргорейна, но определение это может обозначать и горожан, простой народ.

Мои бумаги и моя личность наконец были подтверждены, и к Четвертому Часу я получил возможность поесть, впервые со времени очень раннего завтрака: на обед мне подали кашу из каддика и холодные ломти земляных яблок. Несмотря на это обилие чиновников, Сьювенсин была очень маленькой деревушкой, погруженной в сонное забытье, сельской провинцией. Сотрапезный Дом для путников был меньше своего названия. В его столовой размещался один стол, пять стульев и не было очага, пища доставлялась откуда-то из деревни. Вторая комната служила спальней: шесть кроватей, обилие пыли и немного плесени. Мне показалось, что она стала покрывать и меня. И так как в Сьювенсине было принято сразу же после ужина отправляться в постель, я сделал то же самое. Засыпая, я чувствовал вокруг себя ту первозданную тишину, от которой начинает звенеть в ушах. Спал я всего час и проснулся в кошмарах, когда мне привиделись взрывы, вторжения, убийства и пожарища.

Это был обычный плохой сон, когда вам кажется, что вы оказываетесь на какой-то странной темной улице, где вас встречают безликие люди, а дома за вами взлетают в пламени, и вы слышите детский плач.

Наконец я встал и вышел на поле, где, шурша сухой жнитвой, подошел к черной изгороди. Сквозь тучи над головой просвечивали половинка красновато-рыжей луны и несколько звезд. Дул обжигающе холодный ветер. Недалеко от меня высилось в темноте большое зернохранилище или амбар, а далеко по ветру вился шлейф искр, летящих из трубы.

Я был голоног и бос, в одной лишь рубашке, без плаща и куртки, но со мной была моя сумка. В ней лежала не только сменная одежда, но и мои рубины, деньги, документы, бумаги и ансибл и, располагаясь на ночлег по пути, я всегда подкладывал ее под голову как подушку. И когда меня покинул дурной сон, я инстинктивно схватился за нее. Вытащив ботинки, брюки и подбитый мехом зимний плащ, я оделся, чувствуя вокруг себя безмятежную тишину холодной непроглядной ночи, в которой в полумиле от меня лежал Сьювенсин. Пойдя в поисках дороги, я скоро обнаружил ее, а на ней несколько человек. Это были такие же, как и я, путники, беженцы, но они знали, куда держат путь. Я пошел за ними, не думая, куда иду, и желая только оставить у себя за спиной Сьювенсин, который, как я понял по пути, подвергся набегу из Пассерера, что лежал за мостом. Схватки не было, произошел обыкновенный налет с поджогами. Но скоро тьму, окружавшую нас, прорезали лучи света, отбросившие нас на обочину, и мы увидели колонну машин в двадцать, которая на предельной скорости спешила к Сьювенсину. Машины летели мимо нас в свете фар и в непрестанном свисте шин. Когда они проехали, на нас снова опустились тьма и тишина.

Скоро мы достигли центра общественной фермы, где нас остановили и допросили. Я старался держаться поближе к группе, с которой шел по дороге, но мне не повезло, как и тем, у кого не было с собой бумаг, удостоверяющих личность. Их вместе со мной, как с иностранцем, не имеющим орготского паспорта, отделили от остальных и отвели нам отдельное помещение в амбаре-складе, который представлял собой обширный полуподвал, выложенный камнем, с единственной дверью, запиравшейся снаружи, и без окон. Время от времени двери открывались и к нам вталкивали других беженцев, которых сопровождал сельский полисмен, вооруженный геттенианским ружьем сонорного боя. Когда дверь закрывалась, наступала полная тьма, без проблеска света. В холодном воздухе стоял запах пыли и зерна. Ни у кого не было фонарика; тут собрались люди, которые, подобно мне, были поспешно подняты с постелей; некоторые из них оказались буквально голыми, и им кто-то дал одеяла спастись от холода. У них ничего с собой не было. Если бы они успели что-то схватить, то это были бы, конечно, первым делом документы. В Оргорейне лучше быть голым, чем остаться без бумаг.

В этой глухой пыльной темноте все сидели поодаль друг от друга. Кто-то тихо беседовал между собой. Всех согнанных сюда не объединяло товарищеское чувство общей участи. Никто не жаловался.

Слева от себя я услышал шепот.

– Я видел его на улице у моих дверей. У него была оторвана голова.

– Они пускают в ход ружья, которые стреляют кусками металла.

– Тиена говорила, что они были не из Пассерера, а из Домена Оворда, они приехали на машинах.

– Но Сьювенсин никогда не ссорился с Овордом…

Они ничего не понимали, но не сетовали. Они не возмущались, что после того, как под обстрелом бежали из своих горящих домов, сограждане заперли их в погребе. Они не искали причин того, что с ними случилось. Редкие, еле слышные шепотки в темноте на мягком, но сложном орготском языке, по сравнению с которым кархидский звучит, как громыхание камней в жестяной банке, постепенно стихали. Люди засыпали. Где-то в темноте захныкал ребенок, пугаясь эха собственного голоса.

Неожиданно широко открылась дверь и с пугающей резкостью по глазам, как ножом, резанул свет дня. Спотыкаясь, я последовал за остальными, механически переставляя ноги, и вдруг я услышал свое имя. Сначала я не узнал его, потому что в Орготе четко произносят звук «л». Кто-то время от времени выкликал меня.

– Будьте любезны, прошу вас сюда, – торопливо подскочил ко мне человек в красном, и я понял, что больше я уже не беженец. Я был тут же отделен от всех прочих безымянных, с которыми торопился по темной дороге и с которыми всю ночь делил кров в темном подвале. Я был назван, опознан и узнан; я обрел существование. Это было огромным облегчением. Я с благодарностью последовал за моим спутником.

Контора Центрального управления местных ферм Сотрапезности находилась в лихорадочном возбуждении, но у присутствующих нашлось время заняться мною и даже извиниться за неудобства прошлой ночи.

– Если бы только вы вошли в Сотрапезность не через Сьювенсин, – посетовал один толстый Инспектор. Они не знали, кто я такой и почему со мной надо было обращаться особым образом, их высокомерие бросалось в глаза, что, впрочем, меня не волновало. Дженли Ай, Посланец, чувствовал, что с ним обращаются как с уважаемым лицом. Таким он и был. К середине дня я уже направлялся в Мишнор в машине, предоставленной в мое распоряжение Центральным управлением местных ферм Восточного Хомсвасхома Восьмого Района. Мне был выдан новый паспорт и разрешение на все Пропускные пункты, лежащие у меня по пути, и телеграфное приглашение в Мишнорскую резиденцию Комиссара дорог и портов Первого Района Сотрапезности мистера Ют Шуссгиса.

Радио в этой маленькой машине заработало, как только я включил двигатель, и звучало все время, пока двигался автомобиль, поэтому всю дорогу, пересекая пространства огромных зерновых угодий Восточного Оргорейна, на которых я не встретил ни одной изгороди (здесь нет травоядных животных, которые пасутся на пастбищах), и оставляя за собой водные преграды, я слушал радио. Оно рассказывало мне о погоде, об урожаях, о состоянии дорог, оно сообщало мне различные новости из всех тридцати трех Районов, говоря о выпуске продукции разных заводов, об известиях из всех морских и речных портов, звучали иомештские стихи, и снова шла информация о погоде. Все это было очень мило, особенно после тех напыщенных речей, которые я слушал в Эренранге. О нападении на Сьювенсин не упоминалось; чувствовалось, что правительство Орготы хочет не столько поднять, сколько приглушить возбуждение. Краткий официальный бюллетень, часто повторявшийся в ходе новостей, сказал только, что вдоль Восточной границы порядок восстановлен и будет поддерживаться в дальнейшем. Мне это понравилось. Сообщение было убедительным и не содержало провокационных ноток, в нем была та спокойная твердость, которая всегда восхищала меня в геттенианах. Порядок будет поддерживаться… Я был рад, что покинул Кархид, растерзанную страну, которая шла к насилию, подгоняемая беременным Королем-параноиком и Регентом-эгоманьяком. Я испытывал блаженство, неторопливо двигаясь со скоростью двадцати пяти миль в час через бесконечные поля, всходы на которых напоминали аккуратный зеленоватый мех, под спокойным серым небом, приближаясь к столице, правительство в которой верит в Порядок.

Дорога регулярно сообщала (не в пример пустынным кархидским дорогам, на которых вы постоянно должны были осведомляться о пути или ехать наугад) о расстоянии до ближайшей Инспекционной Станции такого-то и такого-то Района; в этих внутренних таможнях надо было показывать документы и получать разрешение на дальнейшее следование. Мои бумаги беспрепятственно выдерживали любую проверку, меня вежливо встречали и провожали без малейшей задержки; мне с изысканной любезностью разъясняли, как далеко до следующего пункта проверки, где я могу перекусить и переночевать. Скорость в двадцать пять миль в час обеспечила мне продолжительное путешествие от Северных Водопадов до Мишнора, и я провел в пути две ночи. Кормили меня по пути пресно, но обильно, спал я нормально, и не хватало только возможности уединения. Впрочем и это было не так страшно из-за сдержанности моих попутчиков. Мне не удалось завязать никаких знакомств или вступить с кем-то в разговор во время этих остановок, хотя я несколько раз и пытался это сделать. Не могу сказать, что жители Орготы отличаются недружелюбием, просто они совершенно не любопытны; они бесцветны, спокойны и покорны. Они мне нравились. Я провел два года в нервной, взвинченной и темпераментной обстановке Кархида. Смена ее радовала меня.

Перебравшись на восточный берег крупной реки Кундерер в Оргорейне, третье утро я уже встретил в Мишноре, самом большом городе этой части света.

В блеклом свете рассвета приближающейся осени город выглядел довольно странно: стены белого камня с высоко прорезанными узкими окнами, широкие улицы, размеры которых подавляли человека, уличные фонари, взнесенные на забавных тонких столбах, гребни крыш, вскинутые к небу, как руки в мольбе, навесы их, висящие на высоте восемнадцати футов, напоминающие странные книжные полки – в солнечном свете город казался плохо спланированным и гротескным. Строили его не для того, чтобы на него можно было смотреть в солнечном свете. Его возводили для зимы. В зимние месяцы улицы на десять футов были заметены твердым спрессованным снегом, карнизы крыш щетинились бахромой сосулек, сани прятались под широкими карнизами, сквозь непрестанную мелкую порошу узкие прорези окон отливали желтым пламенем – и вот лишь тогда вы могли увидеть продуманную красоту этого города, его приспособленность для жизни.

Мишнор был чище, больше и светлее, чем Эренранг, в нем была большая открытость и величественность. Над городом возвышались крупные строения желтовато-белого камня, отдельно стоящие здания радовали глаз своими пропорциями: в них размещались учреждения и службы Правительства Сотрапезности и основные храмы культа Иомеша, которого придерживались здесь. Здесь не было ни суматохи, ни путаницы, ни ощущения, характерного для Эренранга, что ты все время находишься в тени чего-то большого и величественного; жизнь была здесь проста, спокойна и упорядочена. Мне казалось, что я вынырнул из каких-то темных веков и жалел, что впустую потерял два года в Кархиде. Здесь мне казалось, что эта страна готова войти в Эру Эйкумены.

Я немного поездил по городу, а затем развернул машину и направился в соответствующее Районное Бюро, откуда уже пешком пошел к резиденции Комиссара дорог и портов Первого Района Сотрапезности. Я так и не понял, было ли приглашение просьбой или вежливым приказом. Нусут. Я прибыл в Оргорейн, чтобы говорить об Эйкумене, и должен начинать тут с того же, что и везде.

Мое представление о флегматичности и самообладании жителей Орготы было поколеблено при встрече с Комиссаром Шуссгисом, который встретил меня широкой улыбкой и приветственными возгласами, схватил обе мои руки жестом, который кархидцы используют лишь в моменты большого эмоционального подъема и стал дергать их вверх и вниз, словно он, считая меня двигателем, старался завести меня, а затем высокопарно приветствовал прибытие Посла Эйкумены Известных Миров на Геттен.

Это меня удивило, потому что никто из двенадцати или четырнадцати Инспекторов, которые изучали мои документы, не подавали виду, что им известно мое имя или термины «Посланец» и «Эйкумена», с которыми худо-бедно были знакомы все кархидцы, что попадались мне по пути. Я решил, что в передачах Кархида на Оргорейн никогда не упоминалось мое имя, ибо они решили сделать меня национальным секретом.

– Я не Посол, мистер Шуссгис. Я только Посланец.

– Значит, будущий Посол. Именно так, клянусь Меше! – Шуссгис, крупный, лучащийся довольством человек, оглядел меня с головы до ног и снова разразился смехом. – Вы обманули мои ожидания, мистер Ай. Ничего похожего. Мне говорили, что вы высоки, как фонарный столб, худы, как оглобля, совершенно черный и узкоглазый – словом, я ожидал увидеть чудовище, монстра! И ничего подобного. Только вы темнее, чем большинство из нас.

– Цвет земли, – сказал я.

– Вы были в Сьювенсине той ночью, когда произошел налет? О, грудь Меше, в каком мире мы живем! Вас же могли убить, когда вы пересекали мост через Эй – и это после того, как вы одолели такие пространства космоса, чтобы попасть сюда. Ну-ну! Словом, вы здесь. Многие хотят увидеть вас, услышать и в конце концов приветствовать вас в Оргорейне.

Не слушая никаких возражений, он предоставил мне апартаменты у себя в доме. Богатый человек, занимавший высокое положение, он жил в условиях, для описания которых в кархидском языке не было слов, даже если речь шла о лордах самых больших Доменов. Дом Шуссгиса представлял собой подлинный остров, управлявшийся сотней слуг, посредников и технических советников и так далее – но тут не было ни родственников, ни близких. Система широко раскинувшихся семейных кланов, Очагов и Доменов, которая слабо просматривалась в системе Сотрапезности, несколько сот лет назад была «национализирована» в Оргорейне. Ни один из детей старше года не жил со своим родителем или родителями; все они попадали в Очаги Сотрапезности. Рангов в зависимости от происхождения не существовало. Личные завещания не имели силу закона: умирающий человек передавал все свое состояние государству. Начало жизни было у всех равным. Но, конечно, не все шло так гладко. Шуссгис был богат, существовали и другие богачи. Комната моя была обставлена с такой роскошью, что я и не предполагал ее существования на Зиме: например, у меня был душ. Тут же был и электрический камин, не считая и настоящего очага. Шуссгис смеялся:

– Они мне говорили: пусть Посланцу будет тепло, он из жаркого мира, настоящего горна вселенной, и не может выносить наши холода. Обращайся с ним, словно он беременный, положи меха ему на кровать и поставь нагреватель в комнату, согревай воду, которой он будет умываться и держи окна закрытыми! Все в порядке? Вам будет удобно? Скажите мне, пожалуйста, что еще вам тут было бы надо?

Удобно ли? Никто и никогда, ни при каких обстоятельствах не осведомлялся у меня в Кархиде, удобно ли мне.

– Мистер Шуссгис, я чувствую себя здесь как дома, – с предельной откровенностью сказал я.

Но он не успокоился, пока не принес мне еще одно меховое одеяло и не подбросил поленьев в камин.

– Я-то знаю, как оно бывает, – сказал он. – Когда был беременен, я не мог выносить холода, ноги у меня были ледяными, и я просидел у камина всю зиму. Конечно, это было давным-давно, но я все помню!

Геттениане стремятся обзавестись детьми в молодости; большинство из них после двадцати четырех лет употребляют противозачаточные средства, так как до сорока лет сохраняют способность к зачатию, когда пребывают в женской фазе. Шуссгису было за пятьдесят, все это в самом деле было с ним давным-давно, и мне поистине было трудно представить его в роли молодой матери. Это был жесткий, но умный политик, полный неиссякаемой веселости, и вся его приветливость и любезность служили лишь его интересам, а в центре этих интересов был он сам. Он относился к пан-человеческому типу. Я встречал подобных ему на Земле, на Хайне, Оллуле. Думаю, что встретил бы таких, как он, и в Аду.

– Вы хорошо осведомлены о моих взглядах и вкусах, мистер Шуссгис. – Я польщен. Я не представлял, что известия обо мне предшествовали моему появлению.

– Да, – сказал он, прекрасно понимая меня, – они бы там в Эренранге с большим удовольствием узнали, что вы погребены под лавиной, а? Но они отпустили вас, дали вам уйти, и вот тогда мы поняли, что вы не очередной кархидский псих, а тот, за кого вы себя выдаете.

– Боюсь, что не совсем понимаю вас.

– Ну как же – Аргавен и его компания боялись вас, мистер Ай – и, опасаясь вас, они были рады увидеть, что вы поворачиваетесь к ним спиной. Они боялись сделать ошибку по отношению к вам, боялись заставить вас замолчать, потому что могло последовать возмездие. Десант из внешнего космоса, подумать только! Поэтому они и не осмелились тронуть вас. Они пытались избавиться от вас, скрыть ваше присутствие. Ибо они боялись и вас, и того, что вы несете Геттену!

Скорее всего, это было преувеличением, хотя я в самом деле был практически отрезан от источников кархидских новостей, по крайней мере, пока Эстравен был у власти. Тем не менее, я не мог отделаться от ощущения, что по каким-то причинам известия обо мне не в полной мере доходят до Оргорейна, и Шуссгис подтвердил обоснованность моих подозрений.

– Значит, вы не боитесь того, что я несу Геттену?

– Нет, мы этого не боимся, сэр!

– Порой я сам опасаюсь.

На это он предпочел лишь весело рассмеяться. Я не придал значения своим словам. Я не торговец. Я не продаю Прогресс тем, кто Вне его. Прежде, чем я смогу приступить к выполнению своей миссии, мы должны встречаться на равных, понимая друг друга и общаясь совершенно откровенно.

– Мистер Ай, тут есть немало людей, которые хотят встретиться с вами; среди них есть и большие шишки и малые, и некоторые из них принадлежат к тем, с кем вы сами хотели бы поговорить, ибо от них зависит состояние дел. Я попросил, чтобы мне была предоставлена честь принять вас, потому что у меня большой дом и потому, что меня все знают как человека совершенно нейтрального, не Владыку и не Свободного Торговца, а просто как Комиссара, который делает свое дело и не будет мучить вас излишними разговорами, пользуясь тем, что вы остановились в моем доме. – Он засмеялся. – Но это означает, что теперь вам придется много и вкусно есть, если вы ничего не имеете против этого.

– Я в вашем распоряжении, мистер Шуссгис.

– В таком случае сегодня вечером вас ждет ужин с Ванейком Слоси.

– Сотрапезник из Куверы… из Третьего Района, не так ли?

Конечно, прежде чем пуститься в дорогу, я проделал определенную работу. К тому же хозяин шумно суетился вокруг меня, прося снизойти к его желанию сообщить мне как можно больше сведений о его стране. Манера общения тут резко отличалась от принятой в Кархиде; суматоха, которую он поднимал вокруг меня, должна была или унижать его собственный шифтгреттор или же оскорблять мой; я не мог понять, в чем дело, почти все вели себя подобным образом.

Мне нужна была одежда, чтобы переодеться к столу, так как все одеяния, что я нес с собой из Эренранга, были потеряны во время налета на Сьювенсин, так что к полудню, воспользовавшись правительственным такси, я спустился в нижний город и приобрел орготские наряды. Плащи и рубашки были такими же, как в Кархиде, но вместо летних брюк они круглый год носили плотно облегающие ноги гамаши, жесткие и неудобные, темно-синего или красного цвета, а все остальные предметы туалета отличались легкой претенциозностью. Все шилось по образцам. Рассматривая одежду, я понял, чего не хватает в этом большом и величественном городе – элегантности. Вернувшись в дом к Шуссгису, я расслабился под горячим душем, который в ванной бил со всех сторон, окружая меня колючим жарким туманом. Я подумал о холодных жестяных ваннах в Восточном Кархиде, о ванне, отороченной льдом в моей комнате в Эренранге. Можно ли это считать элегантностью? Да здравствует комфорт! Я облачился в свой кричаще-яркий наряд и отправился вместе с Шуссгисом на вечерний прием в его машине с водителем. В Оргорейне было куда больше слуг, куда больше сервиса, чем в Кархиде. Объяснялось это тем, что в Орготе все служат государству, которое может найти занятие для всех своих граждан, что оно и делает. Таково общепринятое объяснение, хотя, как и большинство экономических теорий, если их рассматривать под определенным углом зрения, они не учитывают главного пункта.

В ослепительно освещенном высоком белоснежном зале для приемов Сотрапезника Слоси собралось двадцать или тридцать гостей, трое из которых были Сотрапезниками, а все остальные, без сомнения, благородными того или иного ранга. Они представляли собой куда больше, чем просто группу любопытствующих жителей Орготы, которые хотели увидеть «иноземца». Я был для них не предметом любопытства, поскольку я уже немало времени пробыл в Кархиде, я не был ни уродством, ни головоломкой. Похоже, что они воспринимали меня как ключ.

Какую дверь предстояло мне открыть собой? Некоторые из них, государственные чины и официальные лица, имели какие-то соображения на этот счет, я же был совершенно безоружен.

Во время ужина мне ничего так и не пришло в голову. На Зиме, даже в ледяном варварском Перунтере, считается непристойным и вульгарным говорить о делах во время еды. Поскольку ужин был подан незамедлительно, я отложил все свои вопросы и совместно с хозяином и гостями уделил внимание густому рыбному супу. Слоси был худым моложавым человеком с необычайно светлыми яркими глазами и глуховатым, но сильным голосом. Он казался идеалистом, возвышенной душой. Мне он нравился, но я пытался понять, чему поклоняется его душа. С другой стороны от меня сидел другой Сотрапезник, пухлощекий человек по имени Обсле. Он был грузен, величествен и проницателен. После третьей ложки супа он спросил меня, правда ли, что я, черт возьми, родился в другом мире – как его там – который теплее, чем Геттен, как все говорят, но насколько теплее?

– Например, на этой широте на Терре никогда не идет снег.

– Никогда не идет снег. Никогда не идет снег? – он искренне расхохотался, как ребенок, который смеется над заведомой ложью, ожидая дальнейших побасенок.

– Наши субарктические регионы напоминают вашу обитаемую зону; у нас последний ледниковый период был гораздо раньше, чем здесь, но он еще не завершен. В основных чертах Терра и Геттен очень схожи. Как и все обитаемые миры. Человек может жить лишь в узком спектре возможностей; на Геттене они одни из самых суровых…

– Значит, есть миры еще более жаркие, чем ваш?

– Большинство из них еще теплее. На некоторых стоит просто жара, например, на Гдэ. Там главным образом песок и каменистые пустыни. Он был горяч с самого начала, а утвердившаяся там цивилизация пятьдесят или шестьдесят тысяч лет назад нарушила его собственный баланс, спалив на топливо его леса. Там по-прежнему обитают люди, но они напоминают – если я правильно понял текст – иомешскую идею о существовании воров после смерти.

На лице Обсле появилась улыбка, тихая всепонимающая улыбка, которая внезапно заставила меня пересмотреть мою оценку этого человека.

– Некоторые малые культуры предполагают, что Время После Жизни человек проводит в других мирах, на других планетах или в космосе. Вам доводилось сталкиваться с такой идеей, мистер Ай?

– Нет. Меня принимали за кого угодно, но никто еще не относился ко мне, как к призраку. – Говоря, я невольно посмотрел направо от себя и при слове «призрак» увидел его во плоти. Мрачный, в темном одеянии, сумрачный и неподвижный, он сидел рядом со мной, мрачный дух на пиру.

Внимание Обсле теперь было привлечено другим его соседом, а большинство присутствующих слушало Слоси, сидящего во главе стола. Я тихо сказал:

– Вот уж не ожидал увидеть вас здесь, Лорд Эстравен.

– Неожиданности – это то, из-за чего существует жизнь, – сказал он.

– Я привез с собой послание для вас.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– Оно будет передано вам в форме денег – они принадлежат вам – которые посылает вам Форет рем ир Осбот. Они со мной, в доме мистера Шуссгиса. Я позабочусь, чтобы вы их получили.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Ай.

Он был тих, спокоен и задумчив – изгнанник, живущий в чужой стране, ум которого никому не нужен. Казалось, он не очень охотно беседовал со мной, и я был рад этому. И тем не менее, во время этого долгого, утомительного и многословного приема, хотя все мое внимание было приковано к этим непростым и влиятельным орготцам, которые хотели то ли подружиться со мной, то ли как-то использовать в своих целях, я остро чувствовал его присутствие – его молчание, его темные непроницаемые глаза. И я не мог отделаться от мысли, хотя все время отбрасывал ее как совершенно необоснованную, что я не по своей свободной воле очутился в Мишноре, где ем жареную рыбу с Сотрапезниками; и не они заставили меня очутиться здесь. Это сделал он.