Текст книги "Веранда"

Автор книги: Урал Юлдашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Урал Юлдашев
Веранда

© У. Юлдашев, 2020

© Интернациональный Союз писателей, 2020

Юлдашев Урал Тимербулатович, по национальности башкир, родился 17 августа 1948 года в с. Стерлибашево Республики Башкирия. В этом селе окончил 11 классов русской школы, в 1966 году поступил в мединститут в Уфе, который окончил в 1972 году. Прошел интернатуру по хирургии в г. Стерлитамаке, затем год работал хирургом в районной больнице. В 1974 году прошел первичную специализацию, стал анестезиологом-реаниматологом и работал в городской больнице № 6 г. Уфы. В 1977–1982 гг. учился в Москве в ординатуре и аспирантуре у академика А.А. Бунятяна во ВНИКиЭХ (ныне РНЦХ им. Б. В. Петровского), защитил кандидатскую диссертацию. С 1985 года живет в Алматы, работает в НЦАГиП (институт акушерства) анестезиологом-реаниматологом, 13 лет был заведующим отделения реанимации. В 1998 году участвовал в 10-м Европейском Конгрессе анестезиологов, в 2001 году был в Америке на месячной специализации по стандартам медицинского оборудования. Имеет более 35 научных работ, рацпредложения и изобретения.

Писать начал в 2008 году, сначала стихи, потом рассказы. В 2014 году вышла первая книга, повесть «Башкиры. История Караная Муратова, пугачевского полковника», в 2018 году – сборник рассказов «Веранда».

Сейчас в работе находится роман «Башкиры. Тимербулат Имашев. Судьба таланта» – о выдающемся актере, режиссере Башкирского Академического театра драмы, первом директоре, главном режиссере Башкирского театра оперы и балета. Он был первым постановщиком первой оперы и первой башкирской оперы, при нем был поставлен первый башкирский балет «Журавлиная песнь». Во время войны с 1941 года осуществлял руководство тремя театрами: Башкирским драмтеатром, театром оперы и балета и эвакуированным в Уфу Киевским театром оперы и балета. В 1942 году Украинский театр переехал в Иркутск. В 1944 году награжден орденом Красного знамени и было присвоено звание «Заслуженный артист РСФСР». В том же 1944 году был снят со всех должностей и отправлен поднимать колхозно-совхозный в отдаленном районе Башкирии. В 1946 году убит неизвестными в товарном вагоне, когда ехал в командировку в Уфу. Незаслуженно забыт и вычеркнут из истории этих театров. Только в последние годы началась его реабилитация и возвращение в культурную жизнь.

Веранда

Есть в Алматы одно милое место – кафе «Веранда». Мы с друзьями начали собираться здесь из-за удобного месторасположения. Потом обнаружилось, что тут можно курить. Это оценили все мои курящие друзья, ведь в «Веранде» можно покурить на веранде, которая как бы не помещение, а улица. Затем нам стали делать хорошие скидки как постоянным клиентам. Я облюбовал «Веранду» раньше всех, а теперь мы уже спорим, кто из нас первым предложил ее в качестве места сбора. Я считаю, что это был я, но Алимжан утверждал, что дело обстояло иначе: это он первым начал ходить в «Веранду». Во всяком случае, место было выбрано из-за удобного расположения, демократичной обстановки, хорошего качества шашлыков и обслуживания и, конечно, жаренной в кляре мойвы. Бесплатным дополнением к этому была колба пива высотой в метр, вмещающая три литра пенного напитка. Если кто-то из нашей компании бывал в другом заведении – может, в гостях, а может быть, по другим поводам, – то он потом авторитетно заключал: «В кафе «Веранда» лучше». Мы встречаемся здесь уже более десятка лет. Конечно, в кафе стало лучше, а в городе появился филиал.

В этой книге собраны рассказы разных лет, начиная с перестроечных, – читатель сам их узнает. Кафе «Веранда» является участником или даже соучастником многих событий, так как встречи, происходившие здесь, были началом, продолжением или завершением историй. В книге есть и фантастика, и юмор, а в конце – маленькая повесть о жизни вообще.

Я часто вспоминаю наши встречи. Мы – врачи анестезиологи-реаниматологи главного роддома страны, как мы иногда позиционируем себя. Впрочем, так оно и есть: наши люди часто выезжают в командировки по стране на помощь женщинам, находящимся в тяжелом или критическом состоянии.

Пожалуй, сейчас нужно представить нас. Мы – это Али Нурбатырович Кожахметов, наш заведующий, доктор наук, профессор нашей клиники; Малик Абдрахманов, кандидат наук, хорошо известен в кругах фармбизнеса; Алимжан Азимбаев, кандидат наук, большой специалист по регионарному обезболиванию; Валерий Авдеев, специалист по аппаратам для наркоза и иглотерапии; Эльдар Мамлеев, кроме основной деятельности занимающийся очищением организма – плазмаферезом; Владимир Козлов, дежурант и непременный участник наших заседаний в «Веранде»; ну и самый младший – Олег Власов, молодой, но очень грамотный, такие врачи сейчас встречаются нечасто. Есть и новый сотрудник – Жаппасбаев Багдат. Он очень общительный человек и быстро влился в коллектив.

А меня зовут Урал Юлдашев. Я кандидат наук и автор этой книжки. Писать начал в очень трудные для меня времена. Это стало как бы клапаном сброса накопившегося стресса и негативной энергии, ведь, рассказав о своих проблемах, одновременно снова пережив их, человек приходит в уравновешенное состояние. В этом, собственно, и заключена сущность психотерапии.

Иногда я думаю: «Хорошо, что в нашей жизни есть постоянство, есть уголок стабильности, где все знакомо, где тебя всегда встретят с улыбкой и сделают все для хорошего настроения. А много ли надо человеку? Главное, чтобы его ожидания сбылись…»

Особо надо отметить администраторов кафе Мустафу и Жандоса, официанток Толкын и Асет. Их обходительность и понимание текущего момента всегда создавали нам праздничное настроение. Отдельное спасибо администрации в лице нынешнего директора Дианы Канатовны – красивой и улыбчивой женщины. Считайте, что написанное – это признание достоинств кафе и признание в любви…

Роддом

Я анестезиолог роддома. Попал туда случайно, просто вакансия была только там. А был это город Целиноград, ныне Астана – наша столица. После учебы в Москве я мечтал о работе в большой хирургии, об операциях на сердце с искусственным кровообращением и других значительных вещах. Тогда я решил: поработаю немного, а потом все равно устроюсь в большую хирургическую клинику. Но все получилось иначе, и я до сих пор работаю в роддоме. Но сейчас это Алматы, Научный центр акушерства, гинекологии и перинатологии. Наверное, все дело в отношении к своему делу: я не умею плохо работать и всегда выкладываюсь, даже в не очень тяжелых случаях. По этому поводу всегда вспоминаю когда-то прочитанные выводы социологов, сделанные при анализе опроса большого количества респондентов. Удивительно, но оказалось, что закоренелые бездельники составляют от пяти до семи процентов всего трудоспособного населения Земли, а квалифицированные специалисты, не умеющие плохо работать, – не более пятнадцати процентов. Остальные – середняки…

Сегодня я проспал. Когда последний раз посмотрел на часы, было семь.

«Посплю еще полчаса», – решил я, но проснулся в восемь. Наскоро одевшись, выбежал на остановку, но на работу все же опоздал.

«Придется сочинить про автомобильные пробки», – подумал я, однако оправдываться не пришлось. Шеф, увидев меня, успокоил:

– Не волнуйся, на наркоз за тебя пошел Валерий Владимирович. А ты поедешь в командировку в Талдыкорган, оттуда с утра отправили к нам машину. Я звонил твоей жене, она сказала, что ты уже выехал на работу. Я думаю, что ты застрял в пробке на том повороте дороги от аэропорта. Я не ошибся, твоя жена права?

Я на мгновенье задумался, а потом сказал:

– Моя жена всегда права, к сожалению. Можешь представить, как мне трудно? – Я посмотрел на своего заведующего поверх очков и приподнял бровь.

Он рассмеялся:

– Сочувствую.

Командировка

В Талдыкорган со мной отправили молодого врача Эльдара Ринатовича. «Для полевых испытаний», – так было сказано.

«Что же, всем надо учиться. Надеюсь, ему пойдет на пользу», – подумал я.

Машина из Талдыкоргана приехала после обеда. Был конец ноября, с утра шел небольшой мокрый снег, и я подумал о перевале Архарлы: «Как там сейчас? Не слишком ли скользко? Случайности нам ни к чему». Но перевал, к счастью, проехали хорошо. Машина скорой помощи – микроавтобус «Фольксваген» – шла резво. Водителем был немногословный мужчина средних лет. Глядя на него, я снова подумал о профессионалах и успокоился.

Когда приехали на место, нам пришлось разбираться с установлением причины осложнения и лечебными вопросами. Потом пациентку взяли на экстренную операцию. Обратно выехали после полуночи. В Алматы нас повез на своей «Тойоте» родственник этой больной – молодой парень. Перед выездом я подошел к нему:

– Ты джигит еще молодой, наверное горячий. Поэтому я тебя прошу, не гони.

– Ага, – ответил он. – Меня уже предупредили, не беспокойтесь, все будет путем!

Мы заправились при выезде из города, и водитель нажал на газ. Я сидел на заднем сиденье, сняв куртку и кепку, и, расслабившись, слушал музыку, а молодые люди обсуждали достоинства различных моделей легковушек. Мой коллега собирался купить «тачку» и активно интересовался этим вопросом – от цен до технических тонкостей. Я подумал: «Слишком много моделей машин, голова идет кругом от их разнообразия. А как выбрать, чтобы было удобно, красиво и недорого?» Может быть, именно поэтому я до сих пор не покупаю машину: много хлопот по обслуживанию, общению с ментами, исполнению желаний домочадцев – мало ли чего! Однако моя жена думала иначе, поэтому регулярно подступала ко мне с вопросом, когда наконец мы купим машину. На это я всегда находил какие-то весомые и не слишком аргументы, но понимал, что придет время – и мне придется сдаться. Я вздохнул, вспомнив о том, как позавчера годовалый внук упал с дивана головой вниз. Ночью поднялась температура, была рвота – признаки сотрясения мозга. Пришлось вызывать скорую помощь. Ребенка положили в детскую нейрохирургию, сейчас ему уже лучше. Потом я незаметно задремал и проснулся от восклицания:

– Смотрите, лиса! – Эльдар указывал рукой вперед.

Небольшой зверек хотел перебежать дорогу, но, раздумав, юркнул обратно в кусты. Пока мы обсуждали это маленькое происшествие, доехали до указателя, на котором в свете фар увидели большую надпись: «Уштобе». Водитель задумчиво произнес:

– Где это я ошибся с поворотом на Алматы?

На что мой молодой коллега решительно ответил:

– Я чувствовал, что мы едем не туда. Когда заезжали в Талдыкорган, поворота не было.

– Ну, я разворачиваюсь, едем до пригорода, там и заправлюсь, – сказал водитель, и мы поехали обратно.

Дальше дорога в Алматы была спокойной. Я снова задремал и не заметил, как проехали перевал Архарлы. После Капчагая остановились по малой нужде. Машину поставили на обочине дороги. Кругом было тихо, снег перестал, на чистом черном небе ярко мерцали звезды. Эльдар встал впереди машины, в свете фар его струйка казалась серебристой. Водитель пристроился у кювета на уровне середины, а я позади, недалеко от бампера. Оглянувшись на звук, я увидел, что подъезжает грузовик с прицепом. Но вдруг эта машина вильнула и прицеп стало заносить в нашу сторону. Я еле успел отпрыгнуть. Прицеп, шурша колесами, проехал рядом, потом вскользь ударил по заднему бамперу нашей легковушки. Нос машины чуть не наехал на Эльдара. Тем не менее он очнулся первым.

Подбежав ко мне, помог подняться, а затем стал трясти меня и спрашивать:

– С вами все в порядке?

Придя в себя, я сказал:

– Я в порядке. – И не услышал своего голоса, поэтому повторил: – В порядке. Хватит, не тряси, давай лучше осмотрим машину.

«Тойота» стояла на самом краю кювета, задний бампер и фонарь были разбиты.

Увидев повреждения, водитель развел руками и воскликнул:

– Хорошо еще никого не придавило, и хорошо, что поставил на ручник.

Потом снова осмотрел свой автомобиль, периодически цокая языком, и спросил:

– Ну где же мне теперь найти шофера этого грузовика? Кто-нибудь запомнил номер?

Будни. Санавиация

Мой шеф Али Нурбатырович – мужчина около шестидесяти лет. У него седые усы и волосы с проседью. Его отличительная особенность – умение коротко и емко охарактеризовать событие или человека, а присущий ему искрометный юмор иногда бывает таким крепким, что буквально прожигает незнакомого слушателя.

Недавно к нам в реанимацию поступила беременная пациентка с тяжелым заболеванием сердца, а точнее – с ревматическим пороком двух клапанов. Она жила в маленьком ауле, до беременности не обследовалась, так что ее заболевание обнаружили в женской консультации, когда она вставала на учет. Вообще таких случаев много, когда серьезные заболевания обнаруживаются при беременности. А это значит, что родители не знали о болезни и не занимались здоровьем детей. Причина общеизвестна – низкий культурный и образовательный уровень жителей отдаленных районов. А бывает и наоборот: женщина знает о своем пороке сердца, ей категорически запрещена беременность, но она все равно беременеет, врачам не показывается и является к ним только тогда, когда становится совсем плохо. Как мы говорим, «всплывает на радость» акушерам и анестезиологам. Тут уж приходится сильно напрячься: мы ее лечим в реанимации, приглашаем консультантов, готовим к операции. Но иногда такие женщины умирают. В подобных случаях Али Нурбатырович говорит: «У этих женщин инстинкт лосося – выметать икру и умереть». Жестко, но верно. Я, например, согласен с таким определением. А что делать? Это правда жизни, хотя не всем нравится такая категоричность. У таких пациенток резервные возможности организма на пределе, они практически уже исчерпаны, поэтому приходится прилагать максимум усилий для благоприятного исхода. Мы – акушеры и анестезиологи – единая команда, и в таких тяжелых случаях мобилизуются все подразделения центра. Каждый из нас точно знает, что в критических ситуациях жизнь пациентки зависит от его знаний и опыта: если он не произведет вовремя определенных лечебных действий, то она умрет. А ведь за врачом не стоят какие-то высшие силы, способные исправить ситуацию. Он – последний на пути к небесным вратам. По-моему, тут многовато пафоса…

Однако надо сказать, что не все звенья цепочки уровней обслуживания работают без сбоев, ведь квалификация у врачей разная, подчас просто недостаточная. Летальный исход, то есть смерть больного в стационаре, – результат многих предшествующих событий и ошибок, которые произошли задолго до больницы. Раньше врачи были элитой общества. Сейчас сказать такое язык не поворачивается: врач сильно измельчал, у многих молодых интернетное образование, которое можно получить, даже не посещая институт и клинику.

Как-то на утренней конференции наш директор Талгат Капаевич Кудайберегенов сказал:

– Действия дежурной бригады были недостаточно квалифицированы, слабоват уровень теоретических знаний, были тактические ошибки, хотя у всех есть категории. В чем дело, господа доктора?

А замдиректора Кравцова Татьяна Геннадьевна дала свой комментарий:

– Уважаемые коллеги! Хороший врач – это «штучный товар», его надо готовить годами, много сил положить на его воспитание и обучение, пока он наберется мастерства. Заведующие отделениями, занимайтесь со своими врачами, учите их и передавайте свой опыт!

Да, тут она попала в точку: именно – «штучный товар».

Талгат Капаевич продолжил конференцию:

– Татьяна Геннадьевна, доложите обстановку по экстренным случаям в Казахстане.

– Уважаемые коллеги, – начала замдиректора, – на сегодня в реанимациях областных перинатальных центров и роддомов находится восемь женщин в критическом состоянии.

Она начала комментировать каждый случай: диагноз, осложнения, какая была произведена операция, что предстоит сделать, какая необходима помощь и какой прогноз. Потом продолжила:

– В двенадцать часов состоится телеконференция с Южно-Казахстанской областью, с ОПЦ города Шымкента. Необходимо участие следующих специалистов. – Она перечислила фамилии.

Надо сказать, что заведующий отделением Али Нурбатырович Кожахметов – непременный участник таких консультаций. Я уже говорил, что наш центр оказывает и практическую помощь регионам, поэтому его сотрудники выезжают по вызовам в областные перинатальные центры, а то и просто в районные роддома. При этом случаются разные истории, которые происходят «благодаря» организации системы здравоохранения. Как это нам, врачам, знакомо – несовершенство мира, в частности – здравоохранения с остаточным принципом его финансирования!

Однажды я и акушер-гинеколог Талгат Анапиевич Патсаев, кстати доктор медицинских наук, вылетели в дальнюю область на западе Казахстана. В областном центре мы узнали, что надо лететь еще дальше – в районную больницу, но уже на вертолете. Мы только успели пообедать, как нас повезли на аэродром. Там уже собрались какие-то люди. Оказалось, что это вахта геологов. Командир вертолета не хотел нас брать, но представитель городского департамента объяснила, что специалисты из Алматы должны лететь к критически тяжелой больной, да и деньги за керосин уже перечислены. Геологи и менеджеры из богатой нефтяной компании смотрели на нас как на бесполезный балласт, свалившийся на их голову. Летели два с половиной часа. Хотя наверху была болтанка, мы выдержали это испытание.

Сойдя с трапа вертолета на твердую землю, Талгат Анапиевич нервно закурил: «Не люблю я эти вертолеты, так противно болтает». Подъехала машина скорой помощи и забрала нас в районную больницу. Оказалось, что пациентка попала в критическую ситуацию из-за ошибки врача. Правда, до нас уже приезжали другие специалисты и все, что можно было, исправили. Прилетал борт санитарной авиации из Астаны, но врачи побоялись транспортировки и оставили пациентку в больнице.

Состояние родильницы было крайне тяжелым: она находилась в коме, на искусственной вентиляции легких, а артериальное давление поддерживалось сильными средствами. Главная проблема заключалась в том, что в условиях этой районной больницы она точно не выжила бы, поэтому ее все равно надо было транспортировать в областной центр. Хотя и там шансы на поправку были невелики. Представитель департамента здравоохранения области стала созваниваться с руководством. Выяснилось, что, кроме вертолета геологов, на котором мы прилетели, другого транспорта нет. Посовещавшись, мы с коллегой решили везти женщину в областной центр. Представитель департамента снова стала договариваться с геологами, и наконец, после звонка областного акима, вопрос решился и мы стали готовиться к транспортировке.

Когда реанимобиль подъехал к вертолету, пассажиры были очень удивлены и смотрели на нас во все глаза. Мы положили баллон с кислородом на пол между рядами кресел и закрепили его ремнями. Пациентку подняли на носилках и пристроили в узком пространстве позади кресел, там же поставили аппарат для искусственного дыхания и монитор. Я сел у изголовья, чтобы все контролировать, и мы взлетели…

Прошло два с половиной часа болтанки и переживаний. В Актау нас встретил реанимобиль областной больницы, и мы благополучно доставили пациентку в реанимацию.

Наконец мы вышли на улицу. Мой коллега Талгат Анапиевич с большим удовольствием закурил, помолчал, а потом признался:

– Ненавижу вертолеты и боюсь их. Сегодня я совершил героический поступок – дважды за один день летал на этой чертовой машине. Надеюсь, что такое больше не повторится…

Кесарево сечение

Основная задача анестезиолога в роддоме – дать наркоз на операцию кесарева сечения. Название этой операции берет начало со времен Гиппократа. Если слово «сечение» понятно, то по поводу термина «кесарево» до сих пор имеются разночтения. Ведь в прямом смысле – это «царское» сечение, или «царский» разрез для извлечения дитя из чрева матери. Сейчас такая операция стала рутинной. В нашем центре ежедневно производят по несколько операций, иногда до десяти в сутки. Сначала пациентку вводят в наркоз, потом начинается сама операция. Примерно через пять минут ребенка извлекают и передают неонатологу – детскому врачу, занимающемуся новорожденными. Ребенок обязательно должен закричать. Его жизнеспособность оценивается в баллах по шкале Апгар – одном из трех параметров наряду с весом и ростом. Затем младенца обрабатывают и уносят. Стандартная операция длится в среднем около часа. Вот и вся процедура, если нет особенностей, а их-то как раз и много…

В наш центр попадают беременные с несколькими диагнозами одновременно: это и заболевания почек, сердца, легких, печени, и последствия травм головы, и генетические болезни, не говоря уже о сахарном диабете и высоком артериальном давлении.

Как-то сижу я в своем кабинете, готовлю доклад к конференции анестезиологов. И тут звонит внутренний телефон.

– Слушаю.

– Это заведующая отделением патологии. К нам сегодня поступила пациентка с осложнением беременности – тяжелой преэклампсией. У нее высокое артериальное давление и отеки. Срок беременности – доношенный, поэтому планируем завтра оперировать. Но сначала пациентку нужно перевести в реанимацию для предоперационной подготовки.

– Хорошо, переводите. Катетер поставили, анализы взяли, магнезию ввели?

– Да, все сделали, как и положено.

Вскоре выяснилось, что беременная уже перенесла три операции кесарева сечения, от стерилизации отказалась, и вот итог: предстоит четвертая операция. Раньше женщины боялись повторных операций, но теперь появились «экстремалки», которые идут на кесарево по нескольку раз. Сейчас уже не удивишь четвертой «ходкой», были женщины и с пятой. Что поделаешь, инстинкт материнства. Правда, что инстинкт. Это обратная сторона успехов акушерства и анестезиологии: улучшилось качество обслуживания, уменьшилось количество осложнений, вот женщины и не боятся…

Ночью у этой пациентки начались схватки, и ее срочно взяли на операцию. Было уже два часа ночи, когда извлекли плод. Ребенок оказался маленький. Видно было, что ему некомфортно, он испытывал гипоксию, поэтому и родился неразвитым. Неонатолог занималась с ним долго. Наконец младенец закричал, но крик был слабый. «На четыре-пять баллов», – сказала врач, и малыша увезли в кувезе в детскую реанимацию. Но проблемы появились и у акушеров: началось маточное кровотечение, которое, несмотря на предпринятые меры, не удавалось остановить. Тем временем возникли признаки шока от кровопотери и нарушения свертывающей системы крови. Такое сочетание крайне опасно при акушерском кровотечении. Эти два осложнения, если с ними не справиться, приводят к еще большим проблемам. Приехала замдиректора центра Кравцова Татьяна Геннадьевна, наша скорая привезла сосудистого хирурга, и операция продолжилась. Пациентке переливали плазму, взвесь из эритроцитов и другие необходимые препараты, боролись с нарушением свертывания крови. В таких случаях, когда кровотечение невозможно остановить, единственно правильными действиями являются удаление источника кровотечения и перевязка крупных сосудов. Что и было сделано. Это дало результат: нам удалось восстановить давление, пульс и справиться с нарушением свертывания крови. После окончания операции пациентку привезли в реанимацию.

Позвонил из дома заведующий отделением и поинтересовался:

– Урал, как дела? Справляешься? Мне приехать?

– Приехать в четыре часа утра? Зачем? Мы уже сделали все, что положено. Не стоит, завтра все расскажу, – ответил я. – Спасибо за моральную поддержку!

«Вот такое стечение обстоятельств», – подумал я. Не зря женщинам объясняют, что многократное кесарево сечение опасно, да еще на фоне осложнения беременности. Но они надеются, что все обойдется. Хорошо, что ее привезли к нам, в областном перинатальном центре по месту жительства могли и не справиться…

После этого ночного дежурства в течение рабочего дня я провел еще два плановых наркоза. Домой поехал на своей машине, но на светофоре заснул за рулем. Проснулся от гудков сзади.

«На сей раз обошлось, – подумал я. – А доколе?»

Вообще среди «общих» анестезиологов существует такое мнение: дать наркоз на кесарево сечение – нет ничего проще! Но когда анестезиологи из общей хирургии попадают в роддом, то начинают понимать, что простотой здесь и не пахнет. А пахнет тяжелыми осложнениями, которые могут закончиться смертью на операционном столе…

Когда я еще работал в роддоме города Целинограда, был один случай. Молодой анестезиолог при проведении так называемой спинномозговой анестезии наделал столько ошибок, что женщина умерла во время операции. Об этом я всегда рассказывал курсантам и студентам, чтобы показать, как все непросто. К тому же сейчас к нам попадают беременные с таким количеством сопутствующих заболеваний, что приходится знать всю патологию медицины.

Однако бывают случаи, выходящие из общего ряда. Однажды я проводил эпидуральную анестезию беременной на операцию кесарева сечения. Все шло в плановом порядке: пациентка обследована, все анализы в норме, ничто не предвещало осложнения. Я установил катетер без трудностей и особенностей, то есть по всем правилам, и ввел стандартную дозу препарата. Но что-то пошло не так: у беременной вдруг резко снизилось давление и начала развиваться блокада нервных пучков вверх, так, что ей стало трудно дышать и она начала терять сознание. Я вызвал заведующего, мы стали обсуждать возникшую проблему и предпринимать срочные меры по стабилизации состояния пациентки.

Операцию делала одна из опытных акушеров-гинекологов Айман Галымжановна Ракишева. Она видит, что у анестезиологов проблемы, и спрашивает:

– Можно начинать операцию?

– Можно, но делайте быстрее: если давление не поднимется, то ребенок может погибнуть.

Пока мы с заведующим Али Нурбатыровичем восстанавливали давление, Айман Галымжановна сделала операцию за одиннадцать минут, начиная от разреза и до последнего шва. Мы были еще заняты своей проблемой, а она говорит:

– Все, я закончила операцию!

– Как закончила?! Уже все? А как ребенок?

– Семь-восемь баллов, закричал сразу!

Все тогда были просто восхищены результатом – так быстро еще никто в нашем центре не делал кесарево сечение! Мы постепенно все восстановили: и давление, и дыхание, и работу сердца, хотя осложнение развилось, как говорят, на ровном месте. Чтобы было понятно, надо сказать, что, согласно мировой статистике, девяносто пять процентов осложнений в медицине бывают ятрогенными, то есть нанесенными медицинским персоналом, и это несмотря на все меры предосторожности…

Сейчас Айман Галымжановна работает главным врачом Капчагайской городской больницы и за короткое время сумела там наладить работу. Так что профессионализм и сильная воля – залог успеха в любом деле.

Однако всегда существовала и существует проблема квалификации врачей на уровне районных и обычных городских больниц, которая зачастую оставляет желать лучшего. Главный врач Ракишева Айман Галымжановна хорошо это понимает и предпринимает усилия для улучшения ситуации в своей больнице. Она приняла на работу молодых акушеров-гинекологов, которые прошли через наш центр, консультантом по вопросам интенсивной терапии и реанимации стал наш профессор Али Нурбатырович Кожахметов, а я по субботам дежурю в отделении реанимации. Общая реанимация – это самое тяжелое в медицине. Сюда поступают все – от детей младшего возраста до стариков с самой различной патологией. На сегодняшний день основными проблемами являются гипертония, инсульт и сахарный диабет. Кстати говоря, это общемировая проблема на уровне эпидемий. Если ситуация с инфарктом миокарда более-менее решена – таких больных сразу увозят в кардиоцентр Алматы, – то система по диагностике и лечению инсульта, несмотря на протоколы, не работает. Поэтому в реанимации этой больницы каждый день находится как минимум два пациента с инсультом, некоторые из них в коме и на искусственном дыхании. Проблем в медицине всегда было много, и они нескончаемы, поэтому, несмотря ни на что, надо просто работать…