Текст книги "Тяжелый рок"
Автор книги: Уоррен Мэрфи
Соавторы: Ричард Сэпир
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава вторая
Его звали Римо, и его не интересовало, ни когда приезжает тетушка Милдред, ни какую комнату она предпочитает.
Вместо того, чтобы положить телефонную трубку на место, он зажал телефонный шнур между большим и указательным пальцами и легким рывком выдернул из стены. Было полпятого утра.
Воздух в номере отеля «Хайэт ридженси» в Атланте был охлажден кондиционером до такой степени, что казался лишь немногим приятнее угнетающей жары, которую обещал начинающийся день. Во рту ощущался привкус соли, но Чиун предупреждал, что так и будет. Римо пошел в ванную и открыл кран. Когда вода стала достаточно холодной, он набрал полный рот.
Полоща рот водой, он прошел в темную гостиную. Там, на расстеленной на свободном участке пола циновке, возлежала тщедушная фигурка, облаченная в черное кимоно с головы до пят, с седыми прядями волос Чиун, последний Мастер Синанджу.
Никому не пристало будить Мастера, тем более его ученику, хотя Римо никогда не удавалось точно определить: спал Чиун или находился в одной из пятидесяти пяти стадий расслабления, из которых сон был пятьдесят второй. Когда-нибудь, говорил Чиун, Римо тоже овладеет этими стадиями, несмотря на то, что просвещение для него началось довольно поздно и что он всего лишь белый человек.
Чем же он заслужил счастье узнать все эти стадии, поинтересовался Римо. Тем, что Мастер Синанджу мог из ничего творить чудеса. Под «ничего» подразумевался Римо.
– Спасибо за доверие, палочка, – ответил Римо, и тогда Чиун предупредил его о грядущей «соленой ночи». В эту ночь Римо усомнится в себе и своих способностях и совершит какую-нибудь глупость, чтобы доказать себе, что все приобретенные им навыки и умение чего-то стоят.
– Однако возникнет одна проблема.
– Что за проблема, папочка?
– Как ты сможешь понять, что совершаешь какую-то глупость, если почти только этим и занимаешься? – ответил Чиун и решил, что это очень смешно и забавно, настолько забавно, что он еще долго повторял эту фразу. Неспособность Римо понять всю тонкость его высказывания Чиун отнес насчет типичного для белых людей отсутствия чувства юмора.
Синанджу была деревенькой в Северной Корее, чье население от мала до велика жило заботами Мастера Синанджу, занимавшегося ремеслом профессионального убийцы-ассасина. Чиун, несмотря на свои восемьдесят лет, был правящим Мастером Синанджу. Он пережил свою «соленую ночь» в двенадцать лет, что было ознаменованием зрелости. Это просто очередной признак превращения тела, объяснял он.
– Превращения во что? – поинтересовался Римо.
Но Чиун не удостоил своего ученика ответом, потому что считал, что человек, не имеющий чувства юмора, никак не способен оценить мудрость.
– Однако сам ты не считаешь смешным, когда тебя принимают за китайца или корейца.
– Тот, кто не может отличить оскорбление от невинной шутки, никогда не поймет глубинного смысла Синанджу.
– Почему, когда ты меня оскорбляешь, это считается юмором, а когда кто-нибудь отпускает в твой адрес безобидное замечание, это – оскорбление? – спросил Римо.
– Похоже, тебе никогда не видать «соленой ночи», – сказал Чиун.
Но такая ночь для Римо все-таки настала, и хотя его рот был еще полон воды, в нем все равно чувствовалась соль, словно кто-то высыпал ему в рот полную солонку. Римо вернулся в ванную и выплюнул воду. Ему было за тридцать, и на протяжении вот уже целого десятка лет он менялся: сначала изменилось мышление, а потом нервная система.
И вот он стал тем, чем, как предрекал Чиун, он станет. Убийца-ассасин – это не ремесло, а состояние души. Естественно, предупреждал Чиун, неправильное воспитание Римо в прошлом время от времени будет давать о себе знать, как яд, попавший в кровь и вызывающий на коже фурункулы. Но с каждым лопнувшим нарывом организм очищается.
– От таких вещей, как, например, порядочность? – поинтересовался Римо.
А впрочем, какое ему, Римо, до этого дело? Он же был мертвецом, отпечатки его пальцев были уничтожены в ту ночь, когда его казнили на электрическом стуле за убийство, которого он не совершал. Электрический стул сработал не до конца, и Римо оказался на службе в качестве суперсекретного агента-убийцы суперсекретного агентства, подчинявшегося президенту, созданного в свое время для борьбы с преступностью вне рамок законности. Речь сперва шла лишь о паре лет, но вот Римо уже за тридцать, у него нет ни дома, ни семьи, ни даже фамилии, а во рту чувствуется вкус соли. Первый белый человек, достигший этой стадии. Римо вновь набрал воды из-под крана и прополоскал рот. К черту все. Не пойти ли прогуляться?
Он выплюнул воду на выключатель в ванной, надеясь вызвать короткое замыкание, чтобы посмотреть, способен ли он создать ртом необходимое для этого давление. Но в результате Римо получил лишь мокрый выключатель. Он не стал закрывать дверь: если шайка грабителей вздумает вломиться в номер и напасть на спящего восьмидесятилетнего Чиуна, это будет целиком и полностью их беда, и они получат по заслугам.
Реконструированная часть центра Атланты была поразительно похожа на старую, еще не подвергшуюся реконструкции: удручающая духота и ощущение общего дискомфорта. Римо отправился на автовокзал. По всей Америке автовокзалы всегда открыты.
И почему в людях, ожидающих автобуса в такое время суток, чувствуется какая-то безнадежность? Римо купил газету. Клуб «Атланта Иглз» начал свои летние тренировки и набирал новичков. По словам тренера клуба, в этом году с новичками им повезло, и появились хорошие шансы на победу в Национальной футбольной лиге, даже несмотря на несколько неудачный график игр и на то, что известные игроки набирали спортивную форму чуть медленнее, чем хотелось бы.
Внимание Римо привлекло одно из мест статьи, где автор поносил устраиваемый «Иглз» ежегодный открытый отборочный просмотр, обзывая его рекламным фарсом.
«Иглз» устраивают показуху ради прессы, рекламной шумихи и своих поклонников, но не для того, чтобы отобрать футболистов. Они спекулируют на тайных мечтах многих американцев, воображающих себя рвущимися к воротам соперника на глазах у многотысячной ревущей толпы болельщиков. На самом же деле будущие профессиональные футболисты отбираются еще в средней школе, чтобы сделать из юношей могучих атлетов со стремительной скоростью. Вряд ли во всей стране найдется хоть один человек, который по физическим данным мог бы сравниться с профессионалами из «Иглз». Сегодняшние так называемые «открытые» пробы просто откровенный фарс, и автор статьи не будет их освещать.
Если и телевидение, и пресса последуют его примеру, то мы положим конец надувательству. «Открытые» пробы – это игра на нашей доверчивости. И пока в этом «Иглз» преуспевают.
Римо окинул взглядом полупустой автовокзал. Как и на всех других автовокзалах в эти часы, здесь воняло дезинфекцией. Он запихнул газету в урну. Было бы глупо ехать в тренировочный центр «Иглз», в Пелл-колледж, находящийся за городом. Во-первых, следовало держаться подальше от всякой рекламной шумихи, а во-вторых, что и кому он этим докажет? Его «бизнес» не имел ничего общего с профессиональным спортом. В-третьих, Смит будет утром звонить ему, чтобы договориться о встрече в Атланте. Именно об этом свидетельствовала телеграмма по поводу приезда тети Милдред. И, наконец, в-четвертых, Чиун всегда выражал недовольство показухой. Это были четыре убедительнейшие причины отказаться от поездки в тренировочный центр «Иглз». Кроме всего прочего, он еще в школе перестал увлекаться футболом: полузащитники не могли весить меньше двухсот фунтов. Подойдя к автомату-охладителю, Римо вновь набрал в рот воды. Четыре убедительнейшие причины не ехать…
Проезд до Пелл-колледжа стоил семь долларов тридцать пять центов. Римо дал таксисту десятку. Было полседьмого утра, а на поле уже выстраивалась очередь. Менее шести футов ростом, Римо был ниже всех собравшихся мужчин. И одним из самых легких.
Римо стоял позади какого-то автомеханика, который играл в любительской команде, знал, что у него нет никаких шансов, но просто хотел померяться силами с настоящими «профи». Он как-то играл против защитника из третьего состава «Иглз», и ему так здорово досталось, что он потом четыре-пять раз в игре не попал по мячу.
Позади Римо стоял исключенный из колледжа парень ростом шесть футов семь дюймов, весивший двести восемьдесят фунтов, никогда не игравший в футбол, но считавший, что ему есть что показать, принимая во внимание его габариты. Мужчин становилось все больше. Очередь росла. Все они, кроме одного, лелеяли мечты, одолевавшие большинство из них в детстве. А у этого одного во рту был привкус соли, а в его теле и рассудке происходили перемены, зародившиеся сотни лет назад, перемены, не испытанные доселе еще никем за пределами маленькой корейской деревушки Синанджу.
Помощники тренера, избегая взглядов пришедших на пробы, разбивали их на группы. Единственное, что, похоже, их волновало, – это правильное заполнение бланков-расписок, освобождавших «Иглз» от ответственности в случае возможных травм.
Подающих надежды отвели к боковой линии игрового поля и велели ждать. У «Иглз» шла утренняя тренировка. Никто не заговаривал с любителями. Когда подъехала одна из телевизионных съемочных бригад, из собравшихся у боковой линии отобрали пятерых. Римо не взяли. Как сказал помощник тренера, он «ростом не вышел».
– Их поставят с основным составом, – сказал сидевший возле Римо мужчина. – Я здесь был в прошлом году.
– А почему бы для начала не дать им шанс в игре с новобранцами? – поинтересовался Римо.
– Те их угробят. Новички бьют по всему, что движется, лишь бы показать, что они умеют бить. С новичками опасно. Основные игроки поспокойнее.
Для очередной телевизионной бригады приглашалась новая группа желающих показать себя. Римо прождал всю утреннюю тренировку, но его так и не пригласили. Обедали они вместе с «Иглз», но за разными столиками. То и дело кого-то просили сесть возле игроков «Иглз» Какой-то фотограф решил сделать снимок, на котором один из «Иглз» кормит подсевшего к нему любителя, поднеся к его рту вилку и улыбаясь в камеру. Не успел фотограф сказать: «Снято», как полузащитник бросил вилку с капустой на колени любителю. Тот обратил все в шутку.
Один из репортеров попытался уговорить Лерони Мэриона Бетти, по кличке «Зверь», сфотографироваться, зажав руками голову кого-нибудь из любителей. Бетти отказался, заявив, что без туалетной бумаги он за такую пакость не возьмется.
Римо про себя отметил, что люди вроде Бетти не знают толком, что делать со своими руками, и поэтому они им ни к чему.
Средний защитник «Иглз», известный своей жесткой игрой и высказыванием «Тот, кто не любит бить и не хочет быть битым, не имеет права быть профессиональным футболистом», подошел к столику любителей и поинтересовался, понравился ли им обед. Затем он решил поделиться с ними мыслью о том, что труд профессиональных футболистов нелегок и он иногда жалеет, что не зарабатывает себе на жизнь чем-то другим. После этого натянутость исчезла, подошли поболтать и другие игроки, но тут вмешался старший тренер, сказав, что игроки пришли сюда работать, а не общаться.
Лерони Мэрион Бетти, шесть футов шесть дюймов ростом, весивший двести шестьдесят семь фунтов и внешне похожий на шкаф, вслух выразил недовольство по поводу того, что игроки разговаривают с любителями, которым вообще место на трибуне, а не на поле и тем более не в столовой команды.
Было уже за полдень, когда все журналисты разошлись, но Римо и еще один кандидат так и не поиграли. Кто-то из помощников тренера велел им приходить через год, а сейчас в качестве сувенира им дадут вымпел «Иглз».
– Я приехал поиграть и поиграю, – заявил Римо.
– Отборочный просмотр закончен.
– Наплевать, – ответил Римо. – Я не уйду, пока мне не дадут возможность попробовать.
– На сегодня – все.
– Не для меня.
Помощник подбежал к старшему тренеру. Тот пожал плечами, что-то пробурчал в ответ и отослал его назад к Римо.
– Ладно. Иди становись угловым в защиту. Мы сейчас разыграем блокировку, и у тебя будет возможность побыть на поле. Только не мешайся, если будет атаковать Бетти, а то костей не соберешь.
– Я сыграю за центрального защитника, – сказал Римо. – Я играл на этом месте в школьной команде.
– Тебе что, жить надоело? Хочешь, чтобы тебя по кусочкам собирали?
– Я хочу сыграть за центрального защитника, – повторил Римо.
– Послушай. Пока у нас еще никого сильно не калечили. Не порть нам репутацию.
– Я буду играть за центрального защитника, – повторил Римо и потрусил на поле.
Впервые за всю историю американского футбола на поле появился настоящий убийца. Если бы тренер знал, кто направляется к центру площадки, он бы спрятал свою команду в Форт-Ноксе. Но он видел лишь назойливого чудака и поэтому жестом показал центральному нападающему и правому защитнику взять «в коробочку» непрошеного гостя, чтобы все могли заняться делом.
Римо принял стойку, выученную еще в школе, но чувствовал себя как-то неестественно. Центр тяжести тела был не на месте, и поэтому он выпрямился. Его плечи едва возвышались над пригнувшимися к земле центральным нападающим и защитником.
На упругой густой траве обувь причиняла лишь неудобство, и Римо скинул ботинки. Он чувствовал резкий запах пота, исходивший от тел впереди него, и доносившийся с их дыханием запах съеденного мяса. Защитник, казавшийся по телевизору таким маленьким, был на целых четыре дюйма выше Римо. Центральный ударил по мячу, защитник передал его Бобби Джо Хукеру, чья туша развернулась в сторону правого полузащитника. Центральный нападающий Рэймонд Вольжак с защитником Эрманом Доффманом попытались аккуратно зажать маленького человечка в носках, чтобы он ненароком не попал между Хукером и защитником Бетти и не очутился в больнице. Или в морге.
Но едва они успели сдвинуться с места, как маленький человечек исчез. Доффман, как и полузащитник, лишь ощутил, как что-то прошелестело мимо. Хукер почувствовал, как мяч после передачи защитника попал ему в живот, а затем, как он описывал позже, нечто вроде удара кувалдой. Незнакомец же как ни в чем не бывало трусил к зачетной линии с мячом в руках, отбиваясь от воображаемых соперников. Римо Уильямс, центральный защитник школьной команды «Уикуэик хай скул», который не попал даже в сборную Ньюарка!
– Он мне врезал, – еле выдохнул Хукер, стоя на коленях и показывая на защитника. – Это он врезал мне.
– Ну ладно. Эй ты, с мячом, – крикнул старший тренер, – вернись и возьми свой сувенирный вымпел!
– Это же отборочные пробы, – возвращаясь, сказал Римо. – Я никуда не уйду, пока вы не докажете мне, что я не гожусь. Докажите, что я не подхожу команде, и все, – повторил бывший посредственный игрок «Уикуэик».
– Хорошо, – ответил старший тренер, высокий и пузатый, в белой фуфайке. – Вольжак и Доффман, займитесь малышом. Та же комбинация. Хукер, да вставай же ты, черт возьми!
– Не могу, – отозвался Хукер.
– Тогда уматывай с поля! – завопил тренер. Помощники тренера помогли Хукеру покинуть поле. – А ты, Бетти, что ты там торчишь за защитником? Становись на левый край, болван.
С ворчанием и зловещей ухмылкой Лерони Мэрион Бетти отошел налево, не спуская глаз со щуплой фигурки босого центрального защитника.
– Не тронь его, – шепнул Бетти один из защитников. Когда мяч оказался в игре, он блокировал Бетти, своего товарища по команде, чтобы тот не превратил босоного малыша в порошок.
Предосторожность оказалась излишней.
Любитель вновь трусцой петлял по полю, а позади, в трех ярдах от разметочной линии, лицом вниз лежал защитник из второго состава команды Бул Трок. Доффман, морщась от боли, держался за плечо, а центральному нападающему так и не удалось никого «отсечь».
– Да что с вами? – заорал старший тренер.
На этот раз он велел разыграть комбинацию на правом фланге. Лерони Мэрион Бетти не мог дождаться того момента, когда босой человечек окажется у него на пути. Но он увидел лишь, как мелькнули белые носки, а заходивший справа от линии Уилли Джитер рухнул ровно в двух ярдах от разметки. У Джитера получилось лучше, чем у предыдущих защитников. Он сумел удержать мяч в руках.
После розыгрыша четвертой комбинации пятеро игроков были травмированы, а малыш в белых носках четырежды подряд успешно прошел защиту соперника и дважды отобрал мяч. Старший тренер, известный своими способностями отыскивать таланты, начал подозревать, что что-то наклевывается. Он рявкнул на одного из своих помощников за то, что тот не заметил парня раньше.
– Эй, ты! – крикнул он Римо – Как тебя зовут?
– Не важно, – отозвался Римо, у которого изо рта наконец исчез опостылевший вкус соли. – Давайте вымпел, и я пошел.
Римо направился к боковой линии.
– Остановите его! – заорал тренер.
Услышанного было вполне достаточно для Лерони Мэриона Бетти. С невероятной для своей громадной фигуры скоростью Бетти устремился через поле, чтобы сбить «малыша» сзади. Бетти не учел того, что любой человек, и тем более человек его габаритов, на бегу образует перед собой волну воздуха, которую большинство людей, особенно зрячих, не ощущает, но тщедушный защитник чувствовал ее всем телом. Бросившись на него, Бетти закончил свой полет на земле. Человечек спокойно шел дальше. Правая рука Бетти, грозное орудие Национальной футбольной лиги, вдруг потеряла чувствительность. Ей было суждено оставаться в таком состоянии еще восемнадцать месяцев. Бетти словно парализованный лежал на земле. Через неделю он сможет пошевелить головой, а через месяц вновь обретет способность ходить.
– Эй, Бетти, – крикнул тренер, – хватит притворяться! – Он повернулся к одному из своих помощников. – У нас с ним контракт подписан?
– Нет, только расписка, освобождающая нас от ответственности. Вы сами говорили, что на любителей не стоит тратить другие бланки.
– Ты уволен, – заявил тренер. Он побежал через поле за Римо. Он говорил, что из молодого человека выйдет толк, он понравился тренеру, он впишется в команду, а у команды в этом сезоне были хорошие перспективы, и поэтому он дает Римо возможность разделить будущий успех. Контракт на минимальную сумму и рост зарплаты в дальнейшем.
Римо отрицательно покачал головой. Одеваясь, он отказался еще от трех «последних» предложений, два из которых, по заверениям тренера, содержали условия, прежде неслыханные в Национальной футбольной лиге.
– Все равно мы вас заполучим, никуда не денетесь.
– Отстаньте, – ответил Римо. – Вы даже не знаете, как меня зовут.
– Нет, знаю, – сказал тренер, глядя в бланк. – У нас есть ваша подпись, Авраам, так что вы – наш. Вот так. И не глупите, мистер Линкольн. Вы у нас поели, испачкали нашу форму, и вы теперь наш должник.
Ожидавший в гостинице Смит был вне себя. Когда Римо вошел, он сидел с каменным лицом. Чиун смотрел свой дневной телесериал. Римо со Смитом удалились в спальню, чтобы не мешать Мастеру Синанджу.
– Чиун считает, что ваше исчезновение из гостиницы в то время, когда вы должны были быть здесь, в некоторой степени закономерно, – сказал Смит. – На мой взгляд, это нарушение дисциплины.
– Зато теперь у меня есть вымпел «Иглз», – сказал Римо.
– Надеюсь, вы довольны, – продолжал Сэди. – Вам придется взять под опеку одного человека. Мы не знаем, жива ли она; не знаем, где она находится; не знаем, кто ее потенциальные убийцы.
– Ваша несравненная разведслужба вновь на уровне, – заметил Римо.
– Есть одна версия, – сказал Смит. – Одна вероятность. Что вам известно о тяжелом роке?
– Это нечто громкое, – ответил Римо.
Глава третья
– Не люблю я такую музыку, – сказал Уилли Бомбелла по кличке «Бомба».
Моррис Эдельстайн убедился, что селектор, соединявший его с секретаршей, отключен. На всякий случай он еще раз прошелся металлическим детектором по стенам своего офиса, запер телефонный аппарат в освинцованном изнутри верхнем ящике письменного стола, потому что, как всем известно, даже в положенной на рычаги трубке может работать подслушивающее устройство.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Уилли-Бомба.
– Помолчи, – отозвался Моррис Эдельстайн.
– Везде тебе мерещатся «жучки». Скоро тебе покажется, что они стоят и в сортире, чтобы подслушивать, как ты ходишь по нужде, Мо, – сказал Уилли-Бомба.
– Между прочим, в прошлом году я нашел подслушивающее устройство у себя в шкафу, – ответил Эдельстайн.
– Федеральные агенты?
– Нет. Моя бывшая жена. Но мог быть кто угодно.
– Ты много суетишься, Мо, – заметил Уилли-Бомба, положив свои ручищи на мощный распиравший шелковую сорочку живот. Маленькая серая шляпа возвышалась над рубленым лицом, которое казалось еще более рубленым из-за проходившего по носу шрама, полученного при выяснении отношений с помощью бейсбольной биты. В схватке с физиономией Уилли-Бомбы бита проиграла. Она сломалась. Так же как рука и позвоночник того, кто ею орудовал. А когда «бейсболиста» выписали из больницы, с замком его входной двери произошла странная вещь: стоило повернуть ключ, как замок повел себя весьма забавно – он вдребезги разнес фасад дома.
Решив, что тут не обошлось без бомбы, полиция долго допрашивала Уилли-Бомбу. Но Уилли молчал, следуя наставлениям своего адвоката, Мо Эдельстайна, который вновь блестяще отразил несправедливые нападки полиции на своего клиента во имя торжества конституционных концепций таких людей, как Джефферсон, Фрэнклин и Гамильтон. Благодаря усилиям Эдельстайна ежегодно как минимум трое жителей Сент-Луиса сталкивались с сюрпризами, заводя свою машину, открывая входную дверь или разворачивая полученные посылки.
– Я хочу встретиться со своим адвокатом, Мо Эдельстайном, – повторял всякий раз Уилли-Бомба, и все шло замечательно, пока он не получил очередное задание, то самое, в связи с которым его в то утро вызвал к себе в офис Эдельстайн.
Эдельстайн убрал металлический детектор в другой ящик стола и опустил жалюзи, закрывая вид на то, что можно было с натяжкой назвать панорамой Сент-Луиса, но фактически являлось трущобами, тянувшимися от окраин до окраин с тонкой прослойкой цивилизации.
– Во-первых, Уилли, я начинаю разговор на эту тему вовсе не потому, что отношу тебя к любителям тяжелого рока.
– На дух его не переношу, – ответил Уилли, – хоть я один из совладельцев граммофонной компании «Вампир».
– Доход небольшой, да?
– Конечно, акций у меня немного, – сказал Уилли.
– Я понимаю, – согласился Мо Эдельстайн. – Ты хороший клиент, Уилли.
– Спасибо, Мо.
– И лишь один пустячок мешает тебе стать отличным клиентом. Один маленький пустячок, Уилли.
– Какой, Мо?
– Не обижайся, но иногда, Уилли, ты не полностью оплачиваешь счета.
– Я часто плачу, – отозвался Уилли, подавшись вперед.
– Да, Уилли, конечно, конечно, ты платишь весьма часто. Ты один из моих клиентов, которые платят очень и очень часто. Правда, есть и такие, которые платят постоянно.
– У каждого свои недостатки, – заметил Уилли.
– Разумеется, – согласился Эдельстайн. – Даже у тех, кто платит тебе. Я вовсе не хочу инсинуировать в отношении твоих работодателей.
– Что такое инсинуировать?
– Ну… Это не очень хорошо, Уилли. Но ты должен разбогатеть.
– Я верен тем, на кого работаю, – сказал Уилли, и его темно-карие глаза сузились.
– Я и не предлагаю тебе предать кого-то из своих хозяев, Уилли, – ответил Эдельстайн, улыбаясь как можно шире. Он вытер пот со лба. – Я предлагаю тебе возможность заработать много денег. Кучу денег. Больше, чем ты заработал за всю свою жизнь.
– Я никогда не предавал тех, на кого работаю.
– Я знаю, ты не такой, Уилли. Поэтому я и предлагаю тебе великолепную возможность. Что ты скажешь насчет почти миллиона долларов? Ты представляешь, сколько это, Уилли?
Уилли-Бомба Бомбелла поднял взгляд к потолку. Он крепко задумался. Мыслью его было: «Этот человек мне лжет».
– Это много, – ответил Уилли.
– Я говорю правду, Уилли. Почти миллион долларов. Лежит и ждет тебя. А ты немножко поделишься со мной. Отдашь мне то, что я заслужил. Сто двенадцать тысяч долларов.
Глаза Уилли приоткрылись. Он кивнул. Раз Эдельстайн рассчитывает на сто двенадцать тысяч долларов, может, он и не врет. Когда Эдельстайну светило столько денег, было возможно что угодно.
– Я припоминаю теперь, что мои хозяева порой обходились со мной не совсем справедливо, – сказал Уилли.
– Нет, нет. К ним это не имеет никакого отношения. Мой двоюродный брат живет на Западном побережье…
– Нет ничего хуже кровного предательства, – перебил его Уилли.
– Нет-нет, Уилли. Слушай дальше. Он – владелец похоронного бюро. Недавно он кое-кого хоронил, и произошла любопытная вещь. В похоронном венке оказались деньги. Он не взял их, потому что это были не его деньги.
Глаза Уилли сузились. «Этот человек мне лжет», – вновь подумал он.
– Он не взял их себе, потому что испугался.
Уилли кивнул. «Возможно, – подумал он, – Эдельстайн говорит правду».
– Но случилось нечто необычное. Ему позвонили по телефону и спросили, получила ли эти деньги семья покойного.
Уилли кивнул, и Эдельстайн продолжал:
– Мой брат – не дурак. Он выяснил, что это за деньги. Это – открытый контракт.
Глаза Уилли сузились.
– Открытый контракт. Ты слышал о контракте на чью-то жизнь? – Сделав паузу, Эдельстайн нервно рассмеялся. – Конечно, да. Так вот, это такой контракт, который может выполнить любой и получить за работу деньги. Понял?
«Или этот человек мне лжет, или он хочет меня подставить, или он дурак, – думал Уилли. – Нет, – решил он, – Эдельстайн – не дурак».
– Ты хочешь сказать, что платят после?
– Правильно.
– А что, если они не захотят платить?
– Такого, думаю, не случится. На неудачные попытки уже выброшено более ста тысяч долларов. Это приличная сумма. И мой брат – не единственный, с кем произошло такое. Владелец другого похоронного бюро рассказывал то же самое. Но не все такие умные, как мой брат. Он узнал номер телефона.
Уилли наблюдал, как Эдельстайн достал из центрального ящика стола клочок бумаги.
– Все финансовые подробности можно узнать по этому номеру, – сказал Эдельстайн.
– А ты сам звонил по этому номеру, Мо?
– Это не для меня, Уилли. Я должен сидеть здесь и защитить тебя, случись какая-нибудь неприятность. Я даже не обязан сообщать тебе, что имя девчонки – Викки Стоунер, что ей – девятнадцать и что она – если она еще жива – будет на рок-концерте, который состоится через два дня в Массачусетсе.
Уилли моргнул.
– Давай говорить начистоту. От меня требуется убрать кого-то, кто, неизвестно, жив или нет; для кого-то, кого я никогда в жизни не видел; за деньги, которые я не получу, пока дело не сделано. Я правильно тебя понял, Мо?
– Миллион долларов, Уилли. Речь идет о миллионе долларов. Ты можешь себе представить миллион долларов?
Уилли попытался. Он попытался представить миллион в виде автомобилей, наличными, в акциях, но у него не получилось. Напрашивалась другая мысль: «Этот человек сумасшедший».
– Я – не сумасшедший, Уилли, – сказал Эдельстайн. – Если бы все не было так необычно, неужели столько бы предлагалось? Миллион долларов, Уилли.
Уилли взглянул на клочок бумаги в руке Эдельстайна.
– А почему в номере десять цифр?
– Междугородный код.
– Я не знаю такого кода.
– Чикаго.
– Откуда тебе известно имя девчонки?
– От брата.
– Где здесь телефон? – спросил Уилли, протягивая руку за клочком бумажки.
– Нет, Уилли. Отсюда не звони. Нам с тобой это ни к чему. Мы же не хотим, чтобы адвокат оказался впутанным в историю клиента, потому что он должен быть чистым, случись что не так. Нам нужно, чтобы мы всегда могли сказать: «Я хочу встретиться со своим адвокатом, Мо Эдельстайном», а не «Господин надзиратель, у меня есть записка для заключенного 79312». Вот что нам нужно, Уилли.
– Я хочу, чтобы ты отправился со мной, – сказал Уилли.
– Нет, нет. Это нам ни к чему, – возразил Эдельстайн.
– К чему, – отрезал Уилли.
Перед тем как они вышли из офиса, чтобы позвонить из телефона-автомата, Мо Эдельстайн принял две таблетки маалокса и одну секонала. После телефонного разговора он проглотил нембутал. Но, не успокоившись, выпил еще и либриум.
– Знаешь, если бы в таблетках содержалось спиртное, ты уже стал бы алкоголиком, Мо, – сказал Уилли-Бомба.
Эдельстайну несколько полегчало, когда он смотрел, как Уилли Бомба загружал свой «линкольн континентал». Эдельстайн не переставал удивляться: перед ним был человек, который по интеллекту вряд ли выделялся бы среди умственно отсталых, однако, что касалось конструкций бомб, учитывая, как и для чего они делались, Бомбелла был в своем роде Микеланджело.
Бомбелла чувствовал уважительное отношение, и, хотя никогда никому ничего не объяснял, для Эдельстайна он сделал исключение. Он знал, что Эдельстайн никогда не воспользуется его профессиональными секретами. Своим «дипломатом» Эдельстайн мог сделать больше, чем Аль Капоне термоядерной боеголовкой.
Направляясь на северо-восток от Сент-Луиса, Уилли объяснял, что в машине у него нет ничего противозаконного, пока все лежит отдельно в разобранном виде.
– Бомбу можно сделать почти из всего, что горит, – говорил Уилли. – Что такое бомба? Это быстрый огонь, которому из-за быстроты некуда деваться.
– Это самое талантливое объяснение принципа бомбы, которое я когда-либо слышал, – сказал Эдельстайн. – Гениальное в своей простоте.
– Есть два основных способа применения бомб, – продолжал Уилли. – Один – заставить что-то полететь в цель, другой – уничтожить цель, сделав ее частью взрыва. Возьмем, к примеру, машину. Чаще всего бомбы кладут в двигатель. Знаешь, почему?
– Нет, – ответил Эдельстайн.
– Потому что они знают только, как подключить их к зажиганию, и хотят, чтобы не было видно проводов. Кладут прямо в мотор; иногда получается, иногда – нет. Знаешь, почему нет? Потому что между водителем и мотором находится чертова огнеупорная перегородка, и порой все кончается тем, что бедному парню просто отрывает ноги.
– Некомпетентность, – заметил Эдельстайн, втайне презиравший прокуроров, которые не оказывали ему достойного профессионального сопротивления.
– Да-да, точно, – обрадовался Бомбелла, почувствовав по тону Эдельстайна, что «некомпетентность» – нечто нехорошее. – Бомбу нужно класть под сиденье. Взять приспособление, которое срабатывает при давлении фунтов восемьдесят, не больше…
– Кто же так мало весит?
– Некоторые садятся в машину, стоя ногами на мостовой, или сползают вниз, так что на сиденье оказывается только торс.
– Но торс, особенно женский, может весить и меньше, – возразил Эдельстайн.
– Тогда помогают тормоза. При нажатии на тормоз тело вдавливается в сиденье, так что при первой же остановке взрыв гарантирован.
– Гениально, – сказал Эдельстайн. – Но почему же тогда в прошлом году, в мае, ты все-таки использовал зажигание?