Текст книги "Кризис личности"

Автор книги: Уоррен Мэрфи

Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Лежа на больничной койке, Харолд В. Смит выслушивал обвинения федерального судьи.

Он был в сознании. Об этом говорили его глаза. Вызванный врач подтвердил, что Смит все понимает хотя и не может двигаться. Впрочем, он может моргать глазами: один раз – значит «да», два раза – едет".

Прошло уже полдня. Полдня с того самого момента, как объединенные силы УБН и ФНУ сломили практически не существующую оборону Фолкрофта. Полдня с той минуты, как мастер Синанджу предотвратил самоубийство президента КЮРЕ при помощи пилюли с ядом. Однажды Смит уже пробовал проглотить эту пилюлю. И в тот раз Чиун тоже его остановил. Как он не понимает? Раз КЮРЕ больше нет. Смиту незачем жить.

Возможно, именно при мысли об этом последнем сокрушительном провале во рту у Смита все пересохло. А может, впервые мелькнуло подозрение, что новый Президент решил таким образом разделаться с КЮРЕ.

Теперь оставалось только гадать. Как бы то ни было, пилюля застряла в его пересохшем горле. Своими манипуляциями Чиун вытолкнул ее наружу и этим бездумным поступком лишил Смита шанса разом решить все проблемы.

Теперь вот он лежит парализованный. И это еще одно свидетельство дальновидности мастера Синанджу. Ясно ведь, что если Смит будет в состоянии покончить с собой, то он изыщет способ – любой способ – так и сделать.

Однако по мере того как федеральный судья монотонно предъявлял обвинения, перечисляя нарушенные параграфы, разделы и подразделы Налогового кодекса, до Смита стал доходить весь абсурд происходящего.

Они считают, что он занимается чем-то вроде торговли наркотиками и отмывания денег. Что за нелепая идея?!

– Сюда относится сознательное сокрытие дохода в двенадцать миллионов долларов, тайно переведенных на банковский счет Фолкрофтской лечебницы – счет, находящийся в вашем полном распоряжении, доктор Смит. Не было объявлено о переводе денег, и не было произведено установленных законом налоговых отчислений. Итак, вам предъявлен перечень обвинений. Вы признаете себя виновным? Если признаете, моргните один раз, если не признаете – дважды.

Смит моргнул дважды.

– Так как вы лишены возможности воспользоваться правом на юридическую помощь, я помещаю вас под домашний арест. Независимо от обстоятельств вам теперь запрещено покидать это помещение.

Я ведь полностью парализован, пронеслось в голове у Смита. О чем только этот человек думает?

– Я удовлетворил ходатайство Федерального налогового управления о полном оперативном управлении данной больницей на период до начала процесса. Конечно, вы вправе представить в налоговый суд соответствующую петицию, если считаете эту меру чрезмерной или необоснованной.

Смиту прямо-таки выть хотелось.

Ведь они обыщут Фолкрофт в поисках контрабанды – если уже не обыскали – и найдут компьютеры КЮРЕ. Конечно, вся содержавшаяся в них информация стерта, но все равно возникнут вопросы, на которые нет ответа. А рядом с компьютерами находится золото, принадлежавшее Другу. Его сохранность с помощью Римо и мастера Синанджу является гарантией того, что у КЮРЕ в предстоящем финансовом году будут средства на текущие расходы. И тем не менее наличие этого золота налоговым службам объяснить невозможно.

Точно так же, как невозможно объяснить появление двенадцати миллионов долларов на банковском счету Фолкрофта.

Только теперь Смиту стало ясно, что это не простое совпадение.

Получается, что одновременно с попыткой нейтрализовать КЮРЕ с целью шантажа банковской сети США Друг, эта алчная сверхбольшая интегральная схема, сумел проникнуть в компьютерную базу данных Федеральной резервной системы. По всей стране с банковских счетов стали исчезать деньги, включая и оперативный фонд КЮРЕ в «Гранд Кайман траст» на Каймановых островах в Карибском море.

Перед тем как обезвредить Друга, Смит заставил его восстановить все счета. Забыл только о пропавших деньгах КЮРЕ. Вот этот-то серьезный недосмотр и привел к вмешательству налоговой службы.

Теперь Смит знал, куда делись пропавшие фонды: Друг перевел их на счет Фолкрофта. Что ж, грамотно – последний укус скорпиона. Однажды ФНУ уже проверяла Фолкрофт. Мерзкая микросхема спровоцировала еще одну проверку.

Несомненно, Друг навел на след и УБН.

Таким образом, из своей электронной могилы Друг сумел отомстить КЮРЕ и лично Харолду В. Смиту.

А как еще объяснить внезапное появление двенадцати миллионов долларов на счету тихой частной больницы? Само собой, банк, где находился этот счет, тоже подвергался особо тщательной проверке.

С КЮРЕ теперь покончено. Навсегда.

Харолд В. Смит, словно в заточении, лежал на больничной койке, страстно желая, чтобы к нему вернулись силы и он тоже мог покончить с собой.

Однако только мастер Синанджу способен был исполнить это желание.

* * *

Джек Колдстад никак не мог понять, что здесь за бедлам.

Спустя шесть часов после начала работы стало совершенно ясно, что Фолкрофтская лечебница – по крайней мере внешне – действительно функционирует как частная больница. Пациентами были в основном престарелые хроники из богатых семей, готовые лелеять свою болезнь до скончания века.

Существовало и психиатрическое отделение для душевнобольных. Туда Колдстад еще не заглядывал, а отправил вместо себя подчиненного: не очень-то Джек хотел общаться с подобными людьми. У него и так проблем хватает.

Прежде всего – паралич, разбивший доктора Смита. Никто из врачей Фолкрофта не понимал, в чем дело. Директор лечебницы явно был в сознании, лежал с открытыми глазами, но не мог даже пальцем шевельнуть. Видимо, что-то психосоматическое, решил Колдстад. Поэтому, когда никого поблизости не было, он проскользнул в палату Смита и уколол его в щеку иглой.

Смит даже не вздрогнул, только яростно захлопал глазами и с ненавистью посмотрел на Колдстада.

Чтобы полностью исключить сомнения, Колдстад уколол парализованного пару раз в самые чувствительные места – результат остался тот же.

Впрочем, на своем собственном агенте, которого нашли живым, но недвижимым на лестнице первого этажа, Колдстад этот метод испытывать не стал. Он просто приказал отнести подчиненного в любую подходящую палату и не болтать о случившемся.

Сей инцидент тоже не поддавался объяснению. Опять же никто не мог объяснить, откуда исходит барабанный бой.

Колдстад впервые услышал его, когда осматривал кабинет Смита. Здесь валялось огромное количество таблеток от изжоги, мыло, аспирин и другие общедоступные лекарства – некоторые с пометкой «бесплатно» или «образец». Но никаких наркотиков или компрометирующих документов.

Барабанный бой раздавался из личного туалета Смита.

Такой ровный, монотонный стук. Бум, бум, бум, бум. Он звучал и когда Колдстад искал ключ, и когда вставлял его в замочную скважину.

Но стоило ему только открыть дверь, как барабанный бой прекратился.

В туалете было пусто. Джек проверил даже сливной бачок, где часто прятали контрабанду.

Едва он закончил поиски и хлопнул дверью, барабанный бой тотчас возобновился.

Бум, бум, бум, бум~

И снова прекратился, когда Колдстад распахнул дверь.

Феномен этот повторялся трижды. Джек решил, что тут задействован некий механизм. Закрываешь дверь – барабанный бой начинается, открываешь – прекращается. Колдстад обследовал каждый дюйм полотна и дверной коробки и ничего не нашел – даже после того, как снял дверь с петель. Не было никаких проводов, никаких признаков хитроумных механизмов. Никаких контактов. Колдстад знал, что в продаже есть такие открытки, которые воспроизводят несложные мелодии, если заглянуть вовнутрь – нажатие пальца активизирует сенсорную микросхему.

Но здесь никакой микросхемы и близко не лежало, да и стучало слишком громко не только для маленькой, но и для очень большой микросхемы.

И наконец, над Фолкрофтом все еще кружили эти чертовы грифы.

Они кружили здесь с тех самых пор, как Колдстад впервые въехал в больничные ворота. Сейчас на землю уже опускались сумерки, а птицы все не улетали. Никто не мог объяснить, что это за птицы и как они здесь оказались.

Они кружили и кружили, ни на секунду не прекращая парение для того, чтобы поесть или отдохнуть. Это приводило в бешенство. В конце концов просто противоречило всякой логике, нарушало все законы природы.

Джек Колдстад любил, чтобы все шло согласно правилам и установкам. Поэтому он выхватил у одного из своих людей винтовку с оптическим прицелом, намереваясь подстрелить хотя бы одну из этих проклятых тварей.

Выстрелил он по меньшей мере раз десять. Конечно, пару или тройку раз он промазал. Но птицы по-прежнему лениво кружили в вышине. Конечно же, Джек хоть раз да попал в цель, однако на землю не опустилось ни перышка.

Больше всего бесило то, что в бинокль удавалось рассмотреть ровно столько же, сколько и без него – видны были лишь темные, неясные силуэты.

Колдстад пальнул в последний раз и с отвращением отбросил ружье в сторону.

– Эй, парень!

На зов тут же прибежал один из подчиненных.

– Да, сэр.

– Будешь дежурным по птицам.

– Что, сэр?

– Станешь наблюдать за этими птицами. Должны же они когда-нибудь угомониться! Когда они устанут, проследи, куда полетят. Проследи и, если сможешь, убей.

– Зачем?

– Эти чертовы птицы подрывают авторитет всемогущего Федерального налогового управления – вот зачем!

– Есть, сэр.

После нелепого штурма люди ФНУ почти целый день обыскивали помещения Фолкрофта и до сих пор еще не закончили. Во всем виновато это проклятое УБН, которое на каждом шагу вставляет палки в колеса налоговой службе. Подонки небритые. И как они только смеют ставить под сомнение авторитет ФНУ?

Колдстад на лифте поднялся на второй этаж, где располагался кабинет доктора Харолда В. Смита. На дверях висела табличка «Директор». Джек распахнул дверь, и в лицо ему ударил порыв холодного сентябрьского ветра. Сгорбившись, Колдстад вошел в кабинет и плюхнулся в потертое кожаное кресло за стол, покрытый черным стеклом.

Пора было сообщать о результатах операции, чего Джеку Колдстаду очень не хотелось. Тем не менее он без колебаний набрал нужный номер (впрочем, указательный палец его при этом слегка подрагивал).

– Приемная мистера Бралла, – отрывисто проговорил чей-то женский голос.

Колдстад откашлялся.

– Это Джек Колдстад. Я хотел бы поговорить с мистером Браллом.

– Минуточку.

Раздавшийся в трубке через секунду мужской голос по своему звучанию напоминал камнедробильный аппарат.

– Что можете сообщить, Колдстад?

– Мы все еще проводим инвентаризацию, – отозвался спецагент.

– Какого черта?

– Очень уж большая территория, сэр. Кроме того, это УБН~

– Кто там главный от УБН?

– Тардо. Зовут Уэйн. Начальная буква второго имени П.

– Номер карточки социального страхования?

– Я еще не прорабатывал эту информацию, сэр.

– Не важно. В конце концов сколько Уэйнов П. Тардо может работать в нью-йоркском отделении УБН? Надеюсь, вы его порасспросили?..

– Конечно.

– И что он ответил?

– Сообщил, что нет, аудиторской проверке никогда не подвергался, мистер Бралл.

– Подонок при этом вспотел?

– Нет. Но верхняя губа у него задергалась, и с тех пор он притих.

– Тогда у вас нет оправданий. Поставьте весь Фолкрофт с ног на голову. Надо же мне знать, что там творилось, как долго, и сколько они задолжали налоговой службе.

– Понятно, мистер Бралл. А как быть с УБН?

– Эти мерзавцы наложат арест даже на всходы, если узнают, что поспевший через три месяца урожай пойдет на продажу с правительственного аукциона. Думаю, они вполне созрели для налоговой проверки. УБН не будет вас беспокоить – я сделаю несколько звонков.

– Прекрасно, мистер Бралл.

– Вам же будет лучше, если стоимость имущества лечебницы окажется чертовски высокой, иначе в конце финансового квартала я вас разжалую. Учитывая убитого стажера и раненых, операция обойдется службе в копеечку – придется выплачивать бешеные деньги по страховкам. Постарайтесь сделать так, чтобы налоги с Фолкрофта намного превышали потери. Так что средние доходы меня не устраивают.

– Постараемся, мистер Бралл.

Голос в трубке умолк. Спецагент вспотевшими пальцами опустил ее на рычаг. Только один человек на земле мог заставить его вспотеть, и этим человеком был Дик Бралл. Если Джек Колдстад не сумеет выжать из Фолкрофтской лечебницы все, что можно, останется надеяться только на Бога.

Беда в том, что до сих пор Колдстаду не удалось отыскать в Фолкрофте никаких признаков незаконной деятельности – за исключением, правда, двенадцати миллионов на банковском счету.

Чтобы привести в движение бюрократическую машину, Колдстад встал, наступив при этом каблуком на кусок оконного стекла. Раздался громкий треск.

Вздрогнув, спецагент нагнулся, намереваясь подобрать осколки. И замер.

Стекляшка разлетелась на три кусочка. На Джека Колдстада мрачно смотрели три его зеркальных отражения.

Подняв самый большой из осколков, Колдстад задумчиво повертел его в руках и сквозь прозрачное стекло увидел собственные пальцы.

– Черт побери!

Он подошел к разбитому окну. Дыра была достаточно велика – просунуть голову не составляло труда, но края казались чересчур острыми. Рисковать не стоило, и потому Колдстад просто вытянул руку, расположив осколок в отверстии зеркальной поверхностью к себе.

Своего отражения он не увидел. Очевидно, та сторона оконного стекла тоже была зеркальной.

– Поляризованное стекло, – проворчал Колдстад. – Да, не такое уж это невинное учреждение.

Выходя из кабинета, он бросил осколок стекла в корзинку для бумаги. Вид у спецагента был такой, словно голова у него прямо-таки раскалывалась на части.

Глава 7

Дежурный сержант Трой Тримэйн чего только не перевидал на своем веку.

За тридцать лет службы в полиции Порт-Честера, штат Нью-Йорк, он успел насмотреться на все человеческие слабости и пороки. Ежедневно тридцать лет подряд жулики, сумасброды и тупицы всех сортов чередой тянулись сквозь входные двери из матового стекла и приближались к старомодной стойке дежурной части.

Этот тощий парень не походил ни на кого из них. Собственно, у него был вид честного человека. Глубоко посаженные карие глаза прямо-таки светились искренностью. Сержант Тримэйн даже готов был умножить свою пенсию на коэффициент правдивости этого тощего парня.

Тот же, стиснув пальцами край стойки, чистосердечно выпалил:

– У меня пропала жена.

Тримэйн сам был женат и потому сразу же ощутил сочувствие к несчастному. Но служба прежде всего.

– Когда?

– Два дня назад.

– Дело об исчезновении заводится только по истечении трех дней.

– Я сказал «дня»? Я оговорился, хотел сказать «недели».

Именно в этот миг в голове Тримэйна и должен был прозвучать сигнал тревоги. Но парень сокрушался так искренне~ Он выглядел именно так, как и должен выглядеть человек, потрясенный исчезновением жены.

Трой задумчиво протянул:

– Вы сказали «два дня».

– Я немного не в себе. Я имел в виду две недели.

– Как ее зовут?

– Эсмеральда.

Трой удивленно поднял глаза.

– Эсмеральда?

– По матери она тоже Эсмеральда. Эсмеральда Лолобриджида.

– Значит, вы~

– Римо Лолобриджида. – И тощий парень протянул удостоверение на имя частного детектива Римо Лолобриджиды.

– Вы сами пытались ее разыскать? Римо Лолобриджида горестно кивнул.

– Ну да. Всю прошлую неделю.

– Но вы только что сказали, что она пропала две недели назад!

– Меня неделю не было в городе~ Слушайте, это очень серьезно! Я должен ее найти.

– Ладно, направлю вас к оперативнику. – Трой вытянул свою бычью шею и позвал проходившего мимо человека в форме. – Эй, кто там сегодня дежурит?

– Бойл, – прозвучало в ответ. – Но сейчас он на обеде.

– Черт побери! Ладно, я займусь сам. Сообщите-ка мне ее данные, дружище.

– Я бы дал ей лет двадцать восемь.

– Как?

– Мне кажется, она обманула меня перед свадьбой насчет своего возраста. Ну знаете, как это бывает с женщинами.

– Верно.

– Карие глаза, длинные каштановые волосы, стройная.

– Есть какая-нибудь фотография?

– Нет. Она стеснялась фотографироваться.

«Ничего себе!» – подумал Трой, но промолчал.

– Как же мы найдем вашу жену без фото, приятель?

– А здесь нет полицейского художника? Я достаточно подробно опишу ее внешность.

Тримэйн немного поразмышлял и согласился.

– Что ж, попробуем. – Он поднял трубку. – Де Вито, к тебе сейчас придет парень, у которого пропала жена. Ну да. Нет, фотографии нет. Вернее, вообще нет фотографии. Возьмешься? Ну конечно. – Тримэйн указал на дверь. – Вон та дверь. Де Вито вам поможет Удачи, дружище.

– Спасибо, – кивнул, удаляясь, тощий парень.

И только тут Трой Тримэйн сообразил, что на улице, пожалуй, чересчур холодно, чтобы разгуливать в одной майке. Но было уже поздно.

* * *

Полицейский художник Тони Де Вито тоже не обратил внимания на не по сезону легкую одежду тощего парня.

– Сначала посмотрите на возможные очертания головы, – бросил он, пригласив посетителя в кабинет. – Чтобы нам было с чего начать.

Тощий парень пролистал книгу и выбрал красивый овал. Тони перерисовал овал в свой блокнот.

– Теперь глаза, – кивнул он. – Какие глаза были – я имею в виду есть – у вашей жены?

– Красивые.

Тони поморщился.

– Нельзя ли чуточку определеннее?

– Печальные.

– Печальные, но красивые. Ладно, – сказал Тони. И почему люди думают, что можно нарисовать красивые глаза? – Они узкие, круглые или квадратные?

– Круглые.

Тони нарисовал круглые глаза.

– Брови?

– Густые. Не выщипанные. Впрочем, не слишком густые.

Тони нарисовал брови, как у Брук Шилдс, посчитав, что лишние волосы потом можно будет убрать.

– Теперь нос. Вздернутый? С горбинкой? Или острый?

– Нет. Больше похож на нос Энни Арчер.

Тони закрыл глаза. У Энни Арчер красивое лицо и запоминающаяся форма носа. Пришлось нарисовать нос по памяти.

– А рот можете описать?

– Не слишком полный, не слишком широкий.

– Хорошо. Что еще?

– Красивый. Добрый. В нем есть что-то материнское.

– Я могу изобразить доброту, но никак не красоту, – возразил Тони. – Подумайте еще.

Они минуты полторы спорили насчет формы губ и в конце концов сошлись на том, что рот, должно быть, смахивает на рот Сьюзен Луччи.

Тони начал водить карандашом по бумаге и вдруг осознал, что совершенно не может припомнить, как выглядит рот у Сьюзен Луччи. Ноги – помнит. Глаза – тоже. А вот рот – проблематично.

– А может, рот еще какой-нибудь актрисы похож на рот вашей жены? – спросил Тони.

– У Минни Маус.

– Ну, ее-то нарисовать – раз плюнуть.

Для первого раза получилось на удивление хорошо. Красивое лицо, хотя глаза смотрели чересчур печально.

– Остались только волосы, – подбодрил Де Вито.

– Длинные, со лба зачесаны назад.

– Сейчас.

Закончив портрет, Тони повертел его в руках и спросил:

– Похоже?

Парень нахмурился.

– Нет, совсем не то. Рот слишком тонкий, нос слишком острый, а глаза вообще не ее.

– А как все остальное? – сухо поинтересовался художник.

– Волосы похожи, – кивнул Римо Лолобриджида.

«Прекрасно, – подумал Тони. – Такая прическа была в моде лет двадцать – тридцать назад, но тем не менее я попал в точку».

– Ладно, – буркнул он, – давайте проработаем элементы. – И он начал стирать нарисованное. – А если глаза будут вот такими?

– Такое впечатление, будто она злится.

– Ну и ладно, пусть будет злюкой. Она когда-нибудь выглядела так, когда сердилась?

– Ни разу не видел ее злой.

– Давно женаты?

– Нет.

– Ладно, а вот так?

– Так вроде похоже.

– Теперь давайте удлиним нос.

Прошло еще минут двадцать, прежде чем расстроенный муж выпалил:

– Она! Вылитая она!

– Точно? Ну что ж, тогда развесим везде плакаты. Мы свое дело знаем.

Обеспокоенный муж взял у художника лист бумаги и невероятно долго смотрел на портрет. Причем смотрел так, будто не видел эту женщину уже очень, очень давно.

– Вылитая она, – задумчиво повторил Римо.

– Что ж, значит, разошлем.

Тони уже хотел было встать, но посетитель, не отрывая глаз от бумаги, рассеянно протянул руку к правому колену художника. Де Вито почувствовал себя так, словно его стиснули тисками и вновь усадили на твердый деревянный стул.

– Эй!

Парень вдруг железной рукой схватил его за горло. Не отрывая глаз от рисунка, проситель встал.

В глазах художника все потемнело, а когда он пришел в себя, то обнаружил, что сидит на своем стуле, а дежурный сержант плещет водой ему в лицо.

– Что случилось?

– И ты еще спрашиваешь? – взорвался сержант Тримэйн. – Это ты должен мне сказать, что произошло!

– Я сделал рисунок для этого парня, Лолобриджиды, а он вдруг начал чудить. – Пострадавший огляделся по сторонам. – А где он?

– Он? Он отсюда не выходил!

И тут оба обратили внимание на открытое окно. Холодный ветер, казалось, вот-вот разметает бумаги по столу Тони.

– Очень странный тип! И зачем ему это – сначала заставлять нас рисовать его пропавшую жену, а потом убегать с рисунком? – недоумевал Де Вито.

– Да псих он! – рявкнул Тримэйн. – Я сразу понял, что он чокнутый, стоило ему здесь появиться.

– Мне он показался совершенно нормальным.

Тримэйн захлопнул окно.

– На улице наверняка градусов сорок,[7]7
  По Фаренгейту; по Цельсию – около пяти градусов тепла.


[Закрыть] а он разгуливает в какой-то дурацкой майке. Говорю же – чокнутый. Я их за три мили чую.

– Почему же ты меня не предупредил?

Трой Тримэйн пожал плечами.

– Ну, он имел право обратиться, а я могу и ошибаться в людях. Но только не в случае с психами.

– Что будем делать?

– Что до меня, то я ровным счетом ничего не буду делать. А ты давай рисуй. Надо повесить портрет этого долбанутого на стенке в дежурке, чтобы ребята знали.