Текст книги "Человек, который упал на Землю"

Автор книги: Уолтер Тевис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Одевшись, Брайс накинул пальто и вышел из дома. До лаборатории было пять минут ходу. На улице шёл снег, и холод ненадолго отвлёк его внимание от мыслей, вертевшихся в голове, от загадки, которая вот-вот разрешится раз и навсегда, если он правильно настроит аппаратуру и успеет её установить.

В лаборатории находились трое из его ассистентов. Брайс хрипло поздоровался с ними и не стал отвечать на их замечания о погоде. Он спиной почувствовал их любопытные взгляды, когда начал разбирать маленький приборчик в лаборатории металлов ― устройство для анализа воздействия рентгеновского излучения на металлы, ― но сделал вид, что не замечает приподнятых бровей. Дело не заняло много времени ― ему нужно было всего лишь открутить болты, крепившие камеру и лёгкий электронно-лучевой генератор к их корпусам. Он вполне мог донести их до дома в одиночку. Брайс убедился, что камера заряжена (высокоскоростной рентгеновской плёнкой производства «Всемирной корпорации»), и вышел, неся камеру в одной руке, а генератор в другой. Прежде чем захлопнуть дверь, он обратился к ассистентам:

– Слушайте, почему бы вам не устроить сегодня выходной? Идёт?

Они немного озадаченно взглянули на него, и один из них ответил:

– Хорошо, доктор Брайс, ― и посмотрел на остальных.

– Вот и отлично. ― Брайс закрыл дверь и удалился.

Рядом с имитацией камина в гостиной Брайса была неиспользуемая в это время года вентиляционная отдушина. Двадцать минут работы и изрядное количество проклятий ― и вот камера с широко открытым затвором установлена за решеткой вентиляции. К счастью, плёнка от «Всемирной корпорации», как и многие из патентов Ньютона, имела огромное техническое преимущество перед своими предшественницами: видимый свет не воздействовал на неё совершенно. Она была чувствительна только к рентгеновским лучам.

Трубка генератора также была произведена компанией «ВК». Она работала подобно стробоскопу, посылая в пространство одну мгновенную, концентрированную вспышку рентгеновского излучения ― чрезвычайно удобно для высокочастотных методов исследования. Для того, что задумал Брайс, это, возможно, было ещё удобней. Он установил трубку в хлебнице на кухне, нацелив её сквозь стену на камеру с открытым затвором. Затем Брайс вытянул электрический шнур из дверцы хлебницы и включил его в розетку над раковиной. Хлебницу он оставил немного приоткрытой так, чтобы можно было просунуть в неё руку и повернуть выключатель на боку маленького трансформатора, который обеспечивал питанием электронно-лучевую трубку.

Вернувшись в гостиную, Брайс аккуратно установил самое удобное кресло точно между камерой и трубкой. Затем сел в другое кресло и стал ждать Томаса Джерома Ньютона.

4

Ждать пришлось долго. Брайс проголодался. Он попробовал подкрепиться бутербродом, но не смог его доесть. Он прошёлся по комнате, снова взял детективный роман, но не смог сосредоточиться на чтении. Каждые пять минут он ходил на кухню, чтобы проверить расположение электронно-лучевой трубки в хлебнице. В какой-то миг он вдруг решил удостовериться, что установка работает правильно. Он повернул выключатель в положение «вкл.», подождал пока прибор нагреется, а затем нажал на кнопку, послав невидимую глазом вспышку, которая прошла сквозь стену, сквозь кресло, сквозь объектив камеры и оставила след на плёнке, закреплённой внутри. Едва успев нажать на кнопку, Брайс беззвучно и зло обругал сам себя: валяя дурака, он израсходовал плёнку.

Добрых двадцать минут ушло у него на то, чтобы снова вытащить решётку воздуховода и достать из него камеру. Затем нужно было вынуть из камеры плёнку, которая приобрела коричневатый оттенок, ― это говорило о том, что она уже отснята, ― и заменить её новой плёнкой из обоймы. Взмокнув от страха, что Ньютон может постучать в дверь в любую секунду, Брайс снова установил камеру в воздуховод, проверил объектив, дрожащими руками аккуратно направил камеру на кресло и вернул решётку на место. Затем он убедился, что объектив находится на одной линии с отверстием в решётке, так чтобы на пути сигнала не стоял никакой металл.

Когда раздался стук во входную дверь, Брайс уже мыл руки, закатав рукава. Он заставил себя подойти к двери не торопясь, и открыл её с полотенцем в руках.

На снегу перед дверью стоял Ньютон, на нём были тёмные очки и тонкая куртка. Он улыбался ― легко, почти насмешливо, и, в отличие от Бетти Джо, совсем не выглядел замёрзшим. Марс, подумал Брайс, впуская его. Марс ― холодная планета.

– Добрый день, ― сказал Ньютон. ― Надеюсь, я вам не помешал.

Брайс постарался говорить ровным голосом и сам удивился, что у него получилось.

– Нет, вовсе нет. Я ничем не занят. Не хотите ли присесть? ― Брайс сделал приглашающий жест по направлению к креслу у вентиляционной решётки. В это мгновение он подумал о Дамокле и о висящем над троном мече.

– Нет, ― ответил Ньютон. ― Нет, спасибо. Я всё утро сидел. ― Он снял куртку и повесил её на спинку кресла, оставшись в рубашке, ― как всегда, с короткими рукавами. Рукава топорщились в стороны, и от этого его худые руки походили на курительные трубки с длинным чубуком.

– Принести вам чего-нибудь выпить? ― Если у Ньютона в руке будет стакан, возможно, он сядет.

– Нет, спасибо. Я… воздержусь сегодня. ― Ньютон подошёл к боковой стене и стал рассматривать висящую на ней картину. Пока он молча стоял, Брайс сел в кресло. Затем Ньютон произнёс: ― Замечательная картина, доктор Брайс. Это Брейгель, не так ли?

– Да. ― Конечно, это был Брейгель. Кто угодно сказал бы, что это Брейгель. Почему он не садится? Брайс начал было похрустывать пальцами, но сразу прекратил. Ньютон рассеянно смахнул с волос растаявшие снежинки. Будь он чуть выше ростом, этим жестом он ободрал бы костяшки пальцев о потолок.

– Как она называется? ― спросил Ньютон. ― Эта картина?

Ньютон должен был бы сам это знать ― вещь была достаточно известная.

– Она называется «Падение Икара». Это Икар в воде.

Ньютон продолжал её разглядывать.

– Очень красиво, ― заключил он. ― И пейзаж так похож на здешний. Горы, снег и вода. ― Он повернулся к Брайсу. ― Правда, на картине кто-то пашет в поле, и солнце стоит ниже. Там, должно быть, позже, чем у нас сейчас…

От досады, всё ещё волнуясь, Брайс отвечал нелюбезно.

– Почему не раньше? ― сказал он.

Ньютон улыбнулся очень странной улыбкой, глядя куда-то вдаль.

– Вряд ли это могло произойти утром, не правда ли?

Брайс не ответил. Но, конечно, Ньютон был прав. Когда Икар начал падать, солнце было в зените. Должно быть, он падал очень долго. На картине солнце наполовину скрылось за горизонтом, а Икар, бьющий ногами по воде, ― никем не замеченный, утопающий из-за собственного безрассудства, ― изображён в следующий миг после удара о воду. Наверное, он падал с самого полудня…

Ньютон прервал его размышления.

– Бетти Джо сказала мне, что вы готовы поехать со мной в Чикаго.

– Да. Но скажите, зачем вам нужно в Чикаго?

Ньютон сделал жест, который, казалось, был ему совсем несвойственен, ― пожал плечами и развёл руками, повернув ладони вверх. Должно быть, он перенял этот жест у Бриннара.

– Ну, мне нужны ещё химики. Я думал, это будет неплохой способ их нанять.

– А мне?

– Вы ― химик. Или, скорее, инженер-химик.

Брайс ответил не сразу. То, что он собирался сказать, было невежливо, но вроде бы Ньютон ничего не имел против откровенности.

– У вас достаточно сотрудников по найму персонала, мистер Ньютон, ― сказал он. Затем выдавил из себя смешок: ― Мне пришлось пробиться через целую армию, чтобы встретиться с вами.

– Вы правы, ― ответил Ньютон. Он обернулся и на миг снова взглянул на картину, а затем произнёс: ― Возможно, на самом деле я хочу… устроить себе каникулы. Увидеть новые места.

– Вы никогда раньше не были в Чикаго?

– Нет. Боюсь, что на этой земле я вроде отшельника.

При этом замечании Брайс чуть не вспыхнул. Он повернулся к искусственной печке и произнёс:

– Чикаго в рождественские дни ― не лучшее место для каникул.

– Я ничего не имею против холодной погоды, ― возразил Ньютон. ― А вы?

Брайс нервно рассмеялся.

– Я не так устойчив к холоду, как вы. Но я могу его вытерпеть.

– Отлично. ― Ньютон подошёл к креслу, взял свою куртку и начал одеваться. ― Я рад, что вы поедете со мной.

Глядя, как этот человек, ― человек ли? ― собирается уйти, Брайс запаниковал. Скорее всего, другой такой возможности у него не будет…

– Погодите минутку, ― произнёс он, запинаясь, ― я хочу… налить себе чего-нибудь.

Ньютон ничего не ответил. Брайс вышел из комнаты и пошёл на кухню. В дверях он обернулся, желая убедиться, что Ньютон всё ещё стоит за креслом. Сердце его упало: Ньютон опять подошёл к картине и стоял перед ней, задумчиво её разглядывая. Он стоял склонившись, потому что голова его была выше картины по меньшей мере на фут.

Брайс налил себе двойной скотч и долил в стакан воды из-под крана. Он никогда не клал лёд в свои напитки. Затем он торопливо отпил глоток, стоя у раковины и тихо проклиная своё невезение, заставившее Ньютона остаться на ногах.

Вернувшись в гостиную, он увидел, что Ньютон сидит.

Повернув голову, он смотрел на Брайса.

– Думаю, мне лучше остаться, ― сказал он. ― Нам нужно обсудить наши планы.

– Конечно, ― ответил Брайс. ― Нужно всё обсудить. ― На мгновение он замер, как вкопанный, а затем поспешно произнёс: ― Я… я забыл положить лёд. В свой стакан. Прошу прощения. ― Он вернулся на кухню.

Брайс просунул дрожащую руку внутрь хлебницы и повернул выключатель. Пока прибор прогревался, он подошёл к холодильнику и набрал льда из ведёрка. Это был один из тех редких случаев, когда он испытал благодарность за то, что технология не стоит на месте: как хорошо, что больше не нужно бороться со льдом, вмёрзшим в лоток. Он бросил в стакан два кубика, расплескав виски на рубашку. Затем вернулся к хлебнице, сделал глубокий вдох и нажал на кнопку.

Раздался короткий, почти неслышный гул, и наступила тишина.

Выключив установку, Брайс вернулся в гостиную. Ньютон по-прежнему сидел в кресле, но теперь глядел на камин. Некоторое время Брайс не мог отвести взгляд от вентиляционной решетки, за которой стояла камера с отснятой плёнкой.

Пытаясь прогнать тревожные мысли, он потряс головой. Было бы глупо выдать себя теперь, когда дело уже сделано. Он почувствовал себя предателем ― человеком, который только что обманул друга.

Ньютон сказал:

– Думаю, мы полетим.

Брайс не смог удержаться.

– Как Икар? ― спросил он, усмехнувшись.

Ньютон рассмеялся.

– Надеюсь, всё же, как Дедал. Тонуть мне что-то не хочется.

Теперь пришёл черёд Брайса стоять. Сядь он, ему пришлось бы смотреть Ньютону в глаза, а этого ему вовсе не хотелось.

– На вашем самолёте? ― спросил он.

– Да. Думаю, мы вылетим в рождественское утро. Но только, если Бриннар сможет договориться на это время о месте в чикагском аэропорту. Что-то мне подсказывает, что там будет давка.

Брайс уже допивал свой скотч ― гораздо быстрее, чем обычно.

– Именно в Рождество ― не обязательно, ― сказал он. ― Это время ― как раз что-то вроде просвета между наплывами. ― Затем он спросил, сам точно не зная, зачем ему это нужно: ― Бетти Джо поедет с нами?

Ньютон помедлил с ответом.

– Нет, ― сказал он. ― Только мы двое.

Брайс несколько утратил чувство реальности ― так же он ощущал себя в тот день, когда они вдвоём пили джин и беседовали на берегу озера.

– Она не будет по вас скучать? ― спросил он. Конечно, это было не его дело.

– Может быть. ― Казалось, Ньютона совсем не задел этот вопрос. ― Думаю, я буду скучать по ней не меньше, доктор Брайс. Но она не поедет. ― Он немного помолчал, глядя на очаг. ― Вы будете готовы выехать в восемь утра? Я пошлю Бриннара вас забрать ― если хотите, прямо от вашего дома.

– Прекрасно. ― Запрокинув голову, Брайс вылил в рот остатки скотча. ― Как долго мы там пробудем?

– Два-три дня. ― Ньютон встал и снова начал одеваться. Брайса окатила волна облегчения ― он уже чувствовал, что больше не может держать себя в руках. Что там со снимком?…

– Думаю, вам понадобится пара чистых рубашек, ― сказал Ньютон. ― Все расходы я беру на себя.

– Почему бы нет? ― Брайс нервно хохотнул. ― Вы же миллионер.

– Именно, ― подтвердил Ньютон, застегивая молнию на куртке. Брайс сидел в кресле и смотрел вверх. Ньютон, худой и загорелый, возвышался над ним, словно статуя. ― Вот именно. Я миллионер.

Затем он, нагнувшись, прошёл через дверной проём и легко шагнул под падающий снег…

У Брайса от волнения дрожали пальцы, и ему было стыдно за свое нетерпение, когда он снял решетку вентиляции, вытащил камеру, положил её на диван и вынул плёнку. Затем он надел пальто, осторожно положил снимок в карман и направился по снегу, уже довольно глубокому, к лаборатории. Ему стоило больших усилий не перейти на бег.

Лаборатория была пуста ― как хорошо, что он заранее разогнал своих ассистентов. Брайс направился прямиком в комнату, служащую одновременно фотолабораторией и киноаппаратной. Он не задержался, чтобы включить отопление, хотя помещение уже совсем выстудилось. Он просто не стал снимать пальто.

Вытащив негатив из контейнера газовой проявки, Брайс никак не мог вложить его в проектор ― так сильно у него тряслись руки. Но всё-таки он справился.

Когда Брайс включил проектор и взглянул на экран на дальней стене, у него сдавило горло, а руки совсем перестали дрожать. Целую минуту он смотрел на экран. Затем резко отвернулся и вышел из аппаратной в лабораторию ― огромное, длинное помещение, пустое и очень холодное. Он насвистывал сквозь зубы мелодию, и почему-то это была «Если б вы знали Сьюзи, как я знаю Сьюзи…»

А потом, один в пустой комнате, он негромко рассмеялся вслух.

– Да, ― сказал он, и слово вернулось к нему эхом, отразившись от дальней стены в конце комнаты, вернулось несколько приглушённое, пролетев над стойками с пробирками, газовыми горелками, склянками и тигелями, сушильными печами и испытательными установками. ― Да, ― повторил он, ― да, сэр Румпельштильцхен.

Прежде чем извлечь плёнку из проектора, он снова посмотрел на изображение на стене ― окаймлённое тонким контуром кресла изображение неправдоподобного скелета в невероятном теле ― без грудины, без копчика, без колеблющихся рёбер. Хрящевые шейные позвонки, крошечные, заострённые лопатки, сросшиеся второе и третье рёбра. Господи, подумал он. Господи. Венера, Уран, Юпитер, Нептун или Марс. Господи!

А в нижнем углу плёнки он увидел маленькие, едва различимые буквы: «ВК». И эти буквы, значение которых открылось ему больше года назад, когда он впервые заинтересовался источником цветной плёнки, вдруг явили ему свой пугающий скрытый смысл.

«Всемирная корпорация».

5

В самолёте они почти не разговаривали. Брайс взялся было читать какие-то материалы по металлургическим исследованиям, но мысли его блуждали и он всё время отвлекался. То и дело он поглядывал в другой конец узкого салона туда, где сидел Ньютон, невозмутимый, со стаканом воды в одной руке и книгой в другой. Книга называлась «Избранные стихи Уоллеса Стивенса». Лицо Ньютона было безмятежно, казалось, он полностью поглощён своим занятием. Стены салона украшали большие цветные фотографии водных птиц: журавли, фламинго, цапли и утки. Когда Брайс впервые оказался на борту этого самолёта, во время его первого путешествия на стройку, эти картины, расположенные здесь с таким вкусом, привели его в восторг; теперь они заставляли его чувствовать себя неуютно, казались почти зловещими. Ньютон потягивал воду, переворачивал страницы, пару раз улыбнулся Брайсу, но ничего не говорил. В маленьком иллюминаторе позади Ньютона виднелся прямоугольник грязно-серого неба.

Им понадобилось чуть меньше часа, чтобы долететь до Чикаго, и ещё десять минут, чтобы приземлиться. Они сошли с трапа самолёта на стеклянистый снег, ребристый, смёрзшийся и грязный, угодив в столпотворение унылых грузовиков непонятного назначения и толчею решительного вида людей. Ветер будто швырнул Брайсу в лицо целой горстью маленьких иголок. Брайс поглубже зарылся подбородком в шарф, поднял воротник пальто и надвинул пониже шляпу, взглянув при этом на своего спутника. Казалось, холодный ветер пронял даже Ньютона, судя по тому, как он спрятал руки в карманы и поёжился. На Брайсе было тёплое пальто, на Ньютоне ― лишь твидовый пиджак и шерстяные брюки. Видеть его в такой одежде было непривычно. Интересно, как бы он выглядел в шляпе, подумал Брайс. Может быть, человеку с Марса пошёл бы котелок?

Их самолёт отбуксировал с поля курносый тягач. Казалось, изящный маленький джет следует за тягачом угрюмо, словно страдая от бесчестья находиться на земле. Кто-то прокричал кому-то «Весёлого Рождества!», и Брайс внезапно вспомнил, что на дворе и впрямь Рождество. Ньютон обогнал его, погружённый в свои мысли, и Брайс последовал за ним, медленно и осторожно переступая через возвышенности и кратеры изо льда под его ногами, похожие на грязно-серую поверхность луны.

В здании аэропорта было жарко, душно, шумно и людно. Посреди зала ожидания стояла гигантская вращающаяся рождественская ёлка из пластика, украшенная пластиковым снегом, пластиковыми сосульками и отвратительно мигающей гирляндой. «Белое Рождество»[38]38
  «White Christmas» – американская рождественская эстрадная песня, написанная Ирвингом Берлином. Впервые была исполнена Бингом Кросби на Рождество 1941 года.
«I'm dreaming of a white Christmas.With every Christmas card I writeMay your days be merry and brightAnd may all your Christmases be white!»

[Закрыть], исполняемое невидимым слащавым хором под колокольца и электронный орган, время от времени взвивалось над гулом толпы: «Я гре-жу о Рождестве бе-лллом…» Старая добрая святочная песня. Спрятанные где-то воздуховоды источали аромат сосны ― или пихтового масла, вроде того, каким пользуются в общественных банях. Стояли группками визгливые женщины в мехах, целеустремлённо пересекали зал мужчины с портфелями, свёртками и фотоаппаратами. Какой-то пьяный с рябым лицом рухнул в кресло из искусственной кожи. Рядом с Брайсом какой-то ребёнок во всю мочь проорал другому ребёнку: «Сам такой!». Брайс не расслышал ответа. «Я желаю весёлых дней вам и беее-лого только Рожж-десс-тваааа!»

– Наша машина должна ждать нас у входа, ― сказал Ньютон. Что-то в его голосе наводило на мысль о боли.

Брайс кивнул. Они молча протиснулись сквозь толпу и вышли на улицу. Как хорошо было оказаться на холодном воздухе!

Машина с шофёром в униформе уже ждала у входа. Когда они удобно устроились внутри, Брайс спросил:

– Как вам Чикаго?

Ньютон коротко взглянул на него и ответил:

– Я и забыл обо всех этих людях. ― Он с натянутой улыбкой процитировал Данте: ― Ужели смерть столь многих истребила?

Если ты Данте среди проклятых ― а ты, наверное, и есть ― то я Вергилий[39]39
  В «Божественной комедии» Данте древнеримский поэт Вергилий выступает в роли его проводника по кругам ада.


[Закрыть], подумал Брайс.

Пообедав в гостиничном номере, они поднялись на лифте в зал, где слонялись делегаты, старательно принимающие вид людей довольных, важных и раскованных. Зал был обставлен мебелью из алюминия и красного дерева в современном японском стиле, который в настоящее время служил заменой элегантности. Несколько часов они провели в разговорах с людьми, с которыми Брайс был шапочно знаком, ― и большая часть которых была ему несимпатична; трое из них выказали интерес к работе на Ньютона. Они назначили несколько встреч. Сам Ньютон говорил мало. Когда его представляли, он кивал и улыбался, и время от времени делал замечания. Он привлёк некоторое внимание, ― когда прошёл слух о том, кто он такой ― но, казалось, этого и не заметил. У Брайса создалось явственное впечатление, что Ньютон очень напряжён, хотя лицо его оставалось таким же безмятежным, как всегда.

Их пригласили на коктейльную вечеринку в номере люкс ― её устраивала какая-то инженерная фирма (все расходы, конечно, вычитались из налогов). Ньютон принял приглашение. Человек с лицом хорька, пригласивший их на вечеринку, при его согласии, казалось, просиял. Глядя снизу вверх на Ньютона, который был на голову выше него, он проговорил:

– Это большая честь для нас, мистер Ньютон. Большая честь ― иметь возможность поговорить с вами.

– Спасибо, ― ответил Ньютон с неизменной улыбкой. Когда этот человек отошёл, он обратился к Брайсу: ― Теперь я хотел бы прогуляться. Не составите мне компанию?

Брайс с облегчением кивнул.

– Я схожу за пальто.

На пути к лифту ему повстречалась группа из троих мужчин в дорогих деловых костюмах, с важным видом что-то громогласно обсуждавших. Проходя мимо, Брайс услышал, как один из них говорил:

– …не только в Вашингтоне. Нет, нельзя сказать, что у химического оружия нет будущего. Эта отрасль нуждается в новых людях.

Несмотря на Рождество, магазины были открыты, а улицы запружены людьми. Большинство из них смотрели прямо перед собой с застывшим выражением на лицах. Ньютон занервничал: казалось, он воспринимал толпу так, будто это волна или осязаемое энергетическое поле ― вроде поля от тысячи электромагнитов, ― готовое его поглотить. Складывалось впечатление, что ему стоит больших усилий просто продолжать идти.

Они зашли в несколько магазинов; в каждом на них обрушивались яркий свет и липкая духота.

– Думаю, мне нужно купить подарок для Бетти Джо, ― сказал Ньютон. В конце концов Ньютон купил в ювелирной лавке изящные маленькие часы ― белый мрамор и золото. Брайс помог ему отнести ярко упакованную коробку с часами в отель.

– Думаете, они ей понравятся? ― спросил Ньютон.

Брайс пожал плечами:

– Конечно, понравятся.

Начинался снегопад…

Весь день до позднего вечера шли бесконечные собрания, но Ньютон ни словом о них не обмолвился, и Брайс облегчённо вздохнул ― он вовсе не жаждал попасть ни на одно из них. Он просто не выносил подобной чепухи ― всех этих разглагольствований о «проблемах» и «осуществимых концепциях». Остаток дня они провели, интервьюируя тех троих, кого заинтересовала работа на «Всемирную корпорацию». Двое из них согласились приступить к работе весной ― не удивительно, если учесть, какой оклад предложил им Ньютон. Один из них должен был заняться охлаждающими жидкостями для двигателей корабля, другой, весьма способный и приятный молодой человек, должен был поступить в команду Брайса. Он был специалистом по коррозии. Казалось, Ньютон вполне доволен, что заполучил этих двоих, и в то же время было видно, что его это не очень-то волнует. Во время собеседования он был рассеян, и большую часть разговора Брайсу пришлось вести самому. Когда они закончили, Ньютон как будто вздохнул с облегчением. Но что за чувства он испытывал на самом деле, понять было очень сложно. Интересно было бы узнать, что происходит в этом странном, чуждом сознании, и что скрывает эта машинальная улыбка ― эта лёгкая, мудрая, задумчивая улыбка.

Коктейльная вечеринка проходила в пентхаусе. Они вошли через короткую прихожую в просторную комнату с синими коврами. Здесь было полно людей, в основном мужчин, они разговаривали приглушёнными голосами. Одна из стен комнаты состояла целиком из стекла, и огни города усеивали её поверхность, словно некая замысловатая молекулярная модель. Вся мебель была в стиле Людовика XV, и это пришлось Брайсу по душе. Картины на стене тоже были хороши. Из спрятанных где-то динамиков тихо, но отчётливо изливалась барочная фуга ― Брайс слышал эту пьесу впервые, но она ему понравилась. Бах? Вивальди? Ему нравилась эта комната, и он почувствовал, что на таких условиях вполне готов вынести эту вечеринку. И всё же эта стеклянная стена и мерцающие на её поверхности огни Чикаго смотрелись здесь несколько неуместно.

Какой-то человек отделился от группы и с обаятельной улыбкой подошёл их поприветствовать. Внезапно Брайс узнал в нём того мужчину, что говорил о химическом оружии. На нём был скроенный точно по фигуре чёрный костюм, и он был уже слегка навеселе.

– Добро пожаловать в наше убежище от обывателей, ― сказал он, протягивая руку. ― Я Фред Бенедикт. Бар вон там. ― Он заговорщически кивнул в сторону дверного проёма.

Брайс пожал ему руку, несколько раздосадованный расчётливо твёрдым ответным пожатием, и представил себя и Ньютона.

Это произвело на Бенедикта большое впечатление.

– Томас Ньютон! ― воскликнул он. ― Боже мой, я надеялся, что вы зайдёте. Знаете, за вами уже прочно закрепилась репутация… ― Бенедикт смущённо запнулся, ― отшельника. ― Он рассмеялся. Ньютон посмотрел на него сверху вниз всё с той же безмятежной улыбкой. Справившись с замешательством, Бенедикт продолжил: ― Томас Джей Ньютон ― вы знаете, как трудно поверить в то, что вы на самом деле существуете? Моя компания взяла у вас ― то есть, у «Всемирной» ― в лизинг семь процессов, но единственный мысленный образ, который возникал у меня в связи с вами ― это что-то вроде компьютера.

– Может быть, я и есть вычислительная машина, ― ответил Ньютон. И добавил: ― Как называется ваша компания, мистер Бенедикт?

На секунду на лице Бенедикта отразилось опасение – а не издеваются ли над ним? Что, подумал Брайс, вполне могло быть правдой.

– Я из «Фьючерс анлимитед». В основном химическое оружие, хотя мы делаем и кое-что из пластика ― контейнеры и тому подобное. ― Он слегка поклонился от пояса в попытке казаться забавным. ― К вашим услугам.

Ньютон ответил:

– Благодарю, ― и сделал шаг в направлении дверного проёма, ведущего к бару. ― Приятное тут у вас местечко.

– Нам оно тоже нравится. К тому же всё вычитается из налогов. ― Как только Ньютон попытался сбежать, он торопливо произнёс: ― Позвольте предложить вам напитки, мистер Ньютон. Мне бы хотелось познакомить вас с некоторыми нашими гостями. ― Он словно не совсем понимал, что ему делать с этим высоким странным гостем, но боялся отпустить его от себя.

– Не беспокойтесь, мистер Бенедикт, ― ответил Ньютон. ― Мы присоединимся к вам позже.

Бенедикт отнюдь не выглядел польщённым, но протестовать не стал.

Войдя в бар, Брайс заметил:

– Я и не знал, что вы так знамениты. Год назад, когда я пытался вас разыскать, никто о вас даже и не слышал.

– Нельзя хранить тайну вечно, ― ответил Ньютон, на этот раз без улыбки.

Эта комната была меньше первой, но столь же элегантна. Над полированной стойкой бара висел «Завтрак на траве» Мане. Пожилой седовласый бармен имел даже более утончённый вид, чем учёные и дельцы в соседней комнате. Сидя за стойкой, Брайс обратил внимание на то, какой поношенный костюм на нём самом ― серый костюм, купленный четыре года назад в районном универмаге. А ещё он знал, что у его рубашки потёртый воротничок и слишком длинные рукава.

Он заказал мартини, а Ньютон ― простую воду безо льда. Пока бармен разливал напитки, Брайс окинул взглядом комнату и произнёс:

– Знаете, иногда я думаю, что после защиты диссертации мне надо было устроиться в какую-нибудь фирму вроде этой. ― Он сухо рассмеялся. ― Я мог бы зарабатывать восемь тысяч в месяц и жить вот так. ― Он махнул рукой в сторону другой комнаты, позволив себе на мгновение задержать взгляд на роскошно одетой женщине средних лет с расчётливо сбережённой фигурой и лицом, наводящим на мысль о деньгах и удовольствиях. Зелёные тени для глаз и рот, созданный для секса. ― Я мог бы разрабатывать новые виды пластика для пупсиков или смазки для подвесных моторов.

– Или отравляющие газы? ― Ньютон взял свой стакан и, открыв маленькую серебристую коробочку, достал из неё таблетку.

– Почему бы и нет? ― Брайс подхватил свой мартини, стараясь его не расплескать. ― Кто-то же должен делать отравляющие газы. ― Он отпил из своего стакана. Мартини оказался таким сухим, что обжёг ему язык и горло и заставил его голос понизиться на октаву. ― Известно ведь, что нам нужны отравляющие газы, чтобы предотвращать войны? Это же доказано.

– Правда? ― откликнулся Ньютон. ― Разве вы не работали в своё время над водородной бомбой ― до того, как стали преподавать?

– Было дело. Откуда вы знаете?

Ньютон улыбнулся ему ― не машинально, но искренне забавляясь.

– Я наводил справки.

Брайс сделал глоток побольше.

– По поводу чего? Моей благонадёжности?

– Что вы… Простое любопытство. ― Ньютон секунду помолчал, а затем спросил: ― Зачем вам понадобилось работать над бомбой?

Брайс на минуту задумался. Исповедоваться марсианину в баре ― до чего смешная ситуация. Но, возможно, это было как раз то, что нужно.

– Сначала я не знал, что это будет бомба, ― сказал он. ― К тому же, в то время я верил в чистую науку. Достичь звёзд… Секреты атома… Наша единственная надежда в мире хаоса… ― Он допил свой мартини.

– И вы больше в это не верите?

– Нет.

Музыка в соседней комнате сменилась неуловимо знакомым мадригалом. Изящная мелодия развивалась замысловато, хотя старинная полифоническая музыка всегда производила на Брайса ложное впечатление наивности. Но было ли оно ложным? Разве наряду с утончённым искусством не существовало наивное искусство? А также продажное искусство? И разве это не верно в отношении науки? Может ли химия быть более продажной, чем ботаника? Нет, вздор. В науке есть какая-то польза, цель…

– Думаю, я тоже нет, ― сказал Ньютон.

– Закажу-ка я ещё мартини, ― сказал Брайс. Старый добрый, бесспорно продажный мартини. В голове у него всплыли слова: «О вы, маловерные!» Он рассмеялся своим мыслям и взглянул на Ньютона. Тот пил свою воду, сидя с прямой спиной.

На этот раз мартини уже не так обжёг горло, и Брайс заказал ещё стакан. В конце концов, платит торговец химическим оружием. Или налогоплательщики? Это как посмотреть. Брайс пожал плечами. Как бы то ни было, каждый заплатит за всё. Марс и Массачусетс ― всем и повсюду придётся платить.

– Вернёмся в другую комнату, ― предложил Брайс. Взяв очередной стакан мартини, он аккуратно отпил из него, стараясь не разлить. Его взгляд упал на манжеты рубашки, целиком показавшиеся из-под рукавов его пиджака, словно широкие потёртые наручники.

Когда они подошли к двери в большую комнату, путь им преградил низенький коренастый человек, который что-то вещал с оживлением подвыпившего. Брайс спешно отвернулся, надеясь, что этот человек его не узнает. Это был Уолтер Канутти из Университета Пендли в Айове.

– Брайс! ― воскликнул Канутти. ― Будь я проклят! Натан Брайс!

– Здравствуйте, профессор Канутти. ― Брайс неловко переложил стакан с мартини в левую руку, и они обменялись рукопожатием. Лицо Канутти пылало ― очевидно, он был уже хорошо навеселе. На нём был зелёный шёлковый пиджак и кремовая рубашка со скромными оборками на воротнике. Этот наряд был для него уж слишком юношеским. Если не обращать внимания на его розовые пухлые щёки, он походил на манекенщика с обложки журнала мужской моды. Брайс постарался скрыть отвращение в голосе.

– Приятно видеть вас снова!

Канутти вопросительно посмотрел на Ньютона, и Брайсу ничего не оставалось, как представить их друг другу. Он запутался в именах и разозлился на себя за неуклюжесть.

На Канутти имя Ньютона произвело ещё большее впечатление, чем на Бенедикта. Он потряс руку Ньютона обеими руками, говоря при этом:

– Да! Да, конечно! «Всемирная корпорация»! Крупнейшая со времён «Дженерал динамикс»! ― Он так льстил, будто надеялся на выгодный исследовательский контракт для Пендли. Для Брайса всегда было кошмаром видеть, как профессора пресмыкаются перед бизнесменами ― теми самыми людьми, которых они высмеивают в приватных беседах, ― всякий раз, когда на горизонте замаячит исследовательский контракт.