Текст книги "Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию"

Автор книги: Уолтер Айзексон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

В Манчестере на Оксфорд-стрит Тьюринг нашел девятнадцатилетнего бомжа по имени Арнольд Мюррей и завязал с ним отношения. Когда он вернулся с BBC после записи шоу, он пригласил Мюррея переселиться к нему. Однажды ночью Тьюринг рассказал молодому Мюррею о своей идее сыграть в шахматы против подлого компьютера, которого он смог бы победить, заставляя его проявлять то гнев, то радость, то самодовольство. Отношения в последующие дни стали более сложными, и однажды вечером Тьюринг вернулся домой и обнаружил, что его обокрали. Преступник оказался другом Мюррея. Тьюринг сообщил о случившемся в полицию, ему пришлось в конечном итоге рассказать полицейским о своих сексуальных отношениях с Мюрреем, и Тьюринг был арестован за “непристойное поведение”⁹⁹.

На судебном процессе в марте 1952 года Тьюринг признал себя виновным, хотя ясно дал понять, что не чувствует никакого раскаяния. Макс Ньюман был вызван в суд в качестве свидетеля, дающего отзыв о характере подсудимого. Осужденный и лишенный допуска Тьюринг должен был сделать выбор: тюрьма или освобождение при условии прохождения гормональной терапии с помощью инъекций синтетического эстрогена, убивающего сексуальные желания и уподобляющего человека химически контролируемой машине. Он выбрал последнее и проходил курс в течение года.

Сначала казалось, что Тьюринг все это выносит спокойно, но 7 июня 1954 года он покончил жизнь самоубийством, откусив от яблока, пропитанного цианидом. Его друзья отмечали, что ему всегда нравилась сцена из “Белоснежки”, в котором злая фея опускает яблоко в ядовитое варево. Он был найден в своей постели с пеной у рта, цианидом в теле и недоеденным яблоком, лежащим рядом с ним.

Способны ли так поступать машины?

Джон Бардин (1908–1991), Уильям Шокли (1910–1989), Уолтер Браттейн (1902–1987) в Bell Labs, 1948 г.

Первый транзистор, изготовленный в Bell Labs

Коллеги, в том числе Гордон Мур (сидит слева) и Роберт Нойс (стоит в центре с бокалом вина), произносят тосты в честь Уильяма Шокли (во главе стола) в день награждения его Нобелевской премией, 1956 г.

Глава 4
Транзистор

Изобретение компьютеров не означало, что тут же началась революция. Первые компьютеры на основе больших, недешевых, быстро ломавшихся электронных ламп, поглощавших много энергии, представляли собой дорогостоящие чудища, содержать которые могли только корпорации, университеты, где проводились научные исследования, и военные. На самом деле местом, где началась эра цифровых технологий, сделавшая электронные устройства неотъемлемой частью нашей жизни, стал небольшой поселок Мюррей-Хилл, штат Нью-Джерси. Это случилось вскоре после обеда, в четверг, 16 декабря 1947 года. В этот день двум ученым из Bell Labs удалось собрать крошечное устройство, которое они соорудили из полосок золотой фольги, щепочки полупроводникового материала и скрепки для бумаг. Если скрепку изогнуть правильно, этот приборчик позволял усиливать и переключать электрический ток. Для наступления эры цифровых технологий транзистор, так позднее назвали это изобретение, сделал то, что паровая машина для промышленной революции.

Появление транзисторов, а затем и новых технологий, позволяющих на крошечном микрочипе вытравить миллионы транзисторов, означало, что вычислительную мощность многих тысяч устройств ENIAC можно было сосредоточить в головной части ракеты, в компьютере, который можно держать на коленях, в калькуляторах и музыкальных проигрывателях, помещающихся в кармане, и в портативных устройствах, позволяющих обмениваться информацией или развлекательными программами со всеми, даже самыми заброшенными уголками опутанной Сетью планеты.

Как изобретатели транзистора в историю войдут трое увлеченных коллег-энтузиастов, одновременно и дополнявших друг друга, и конфликтовавших между собой. Это умелый экспериментатор Уолтер Браттейн, квантовый теоретик Джон Бардин и самый горячий и вспыльчивый из них, печально окончивший свою деятельность специалист в области физики твердого тела Уильям Шокли.

Но был еще один участник этой драмы, на самом деле столь же важный, как и остальные действующие лица, – исследовательский центр Bell Labs, где все трое работали. Появление транзистора было не просто прорывом одаренных богатым воображением гениев, а скорее стало возможно в результате комбинации разноплановых талантов. Появиться транзистор мог только благодаря усилиям команды, в которую входили теоретики, чувствующие квантовые явления на интуитивном уровне, искусные материаловеды, способные ввести примеси в объем кремния, умелые экспериментаторы, специалисты в области промышленной химии и производства, а также изобретательные, умелые исполнители.

Bell Labs

В 1907 году компания AT&T (Американская телефонная и телеграфная компания) переживала кризис. Срок действия патентов основателя компании Александра Белла истек. Руководству компании казалось, что они могут потерять свое почти монопольное положение на рынке телефонных услуг. Тогда совет директоров призвал обратно Теодора Ньютона Вейла, вышедшего в отставку президента компании, который решил вдохнуть в нее жизнь, поставив перед ней амбициозную задачу: построить систему, которая могла бы обеспечить телефонную связь между Нью-Йорком и Сан-Франциско. Чтобы решить эту сложнейшую задачу, требовалось одновременно и мастерство инженеров, и усилия ученых. Используя электронные лампы и другие новейшие технологии, в AT&T изготовили ретрансляторы и усилители, позволившие справиться с задачей к январю 1915 года. В первом в истории трансконтинентальном разговоре, кроме Вейла и президента Вудро Вильсона, принимал участие и сам Белл, повторивший слова, произнесенные тридцать девять лет назад: “Мистер Уотсон, давайте сюда, я хочу вас видеть”. В этот раз Томас Уотсон, в прошлом ассистент Белла, ответил: “На это мне потребуется неделя”¹.

Это было тем зерном, из которого затем выросло новое промышленное предприятие, ставшее известным как Bell Labs. Изначально оно располагалось в западной части Манхэттена, в Гринич-Виллидж, в здании с видом на реку Гудзон. Здесь вместе работали теоретики, материаловеды, металлурги, инженеры и даже монтажники-верхолазы из AT&T. Именно здесь Джордж Стибиц построил компьютер, используя электромагнитные реле, а Клод Шеннон работал над теорией информации. Как Xerox PARC и другие исследовательские центры, созданные позднее при больших корпорациях, Bell Labs продемонстрировала, сколь успешным может быть инновационный процесс, когда людей разнообразных дарований собирают в одном месте, так что у них появляется возможность часто проводить совместные семинары и устанавливать неожиданные, но столь полезные связи. Это преимущество подобных организаций. А оборотная сторона медали – огромный бюрократический аппарат, полностью контролируемый корпорацией. Bell Labs, как и Xerox PARC, продемонстрировала ограниченные возможности промышленных организаций, где нет лидера, способного повести за собой, и нет непокорных бунтовщиков, способных воплотить новую идею в совершенное изделие.

В Bell Labs отделом радиоламп руководил энергичный выходец из штата Миссури Мервин Келли. Он учился в Миссурийском институте горного дела и металлургии, затем защитил диссертацию у Роберта Милликена в Чикагском университете. Келли мог сделать радиолампы более надежными, внедрив систему водяного охлаждения, но он понимал, что их никогда нельзя будет эффективно использовать в электронных усилителях и переключателях. В 1936 году он получил повышение и стал руководителем научных работ в Bell Labs. Его главным делом стало найти замену электронным лампам.

Интуиция подсказывала Келли, что Bell Labs, где было много инженеров-практиков, следует обратить внимание на фундаментальную науку и теоретические исследования, что до тех пор было делом только университетов. Он начал поиск самых блестящих молодых физиков страны. Своей задачей Келли считал превращение инноваций в нечто такое, что промышленная организация может делать на постоянной основе, не передавая такую возможность эксцентричным гениям, забившимся в гаражи и на чердаки.

“В Labs стали задумываться: ключом к изобретению является гений-одиночка или команда”, – пишет Джон Гертнер в своей книге “Фабрика идеи” об истории Bell Labs². Ответ был таким – все вместе. “Требуется большое число талантливых людей из разных областей науки, которые только объединившись, могут выполнить все исследования, необходимые для появления одного нового устройства”, – объяснял позднее Шокли³. Он был прав. Однако это было лишь проявлением напускной скромности. Больше, чем кто-либо другой, Шокли был убежден, что роль гения, такого как он сам, очень важна. Даже Келли, отстаивавший сотрудничество, понимал, что гений-одиночка тоже нужен. “При всей необходимости лидерства, организации и командной работы человек остается главным, первостепенно важным. Оригинальные идеи и концепции рождаются именно в уме отдельного человека”, – сказал он однажды ⁴.

Ключом к новым идеям, как в Bell Labs, так и вообще в эпоху цифровых технологий, стало осознание того, что забота о гении-одиночке не противоречит поддержке совместной работы команды. Не надо выбирать что-то одно. В эпоху цифровых технологий эти два подхода идут рука об руку. Гении-созидатели (Джон Мокли, Уильям Шокли, Стив Джобс) были генераторами новых идей. Инженеры-практики (Джон Эккерт, Уолтер Браттейн, Стив Возняк) тесно сотрудничали с ними, превращая их идеи в хитроумные изобретения. И вся команда специалистов и предпринимателей работала совместно, чтобы превратить новинку в продающееся изделие. Когда часть этой системы отсутствует, как у Джона Атанасова в Государственном колледже штата Айова и у Чарльза Бэббиджа в сарае позади его дома в Лондоне, великие идеи остаются только достоянием истории. Но если отличная команда лишается провидцев-энтузиастов, появление новых идей постепенно сходит на нет.

Так было в Пенсильванском университете, откуда ушли Мокли и Эккерт, и в Принстоне, когда оттуда уехал фон Нейман, и в Bell Labs после отставки Шокли.

Объединение теоретиков и инженеров стало насущной необходимостью, когда в Bell Labs занялись физикой твердого тела. Эта область физики, представлявшая для компании все больший интерес, изучает, в частности, процесс прохождения электронов через твердые тела. В тридцатые годы инженеры из Bell Labs начали возиться с такими материалами, как кремний. После кислорода это самый распространенный материал земной коры, являющийся главной компонентой песка. Они хотели заставить подобные материалы выделывать всяческие электронные трюки, а в том же здании теоретики Bell Labs одновременно с ними мучились над головоломными открытиями квантовой механики.

Основой квантовой механики являются работы датского физика Нильса Бора и других ученых, изучавших, что происходит внутри атома. В 1913 году Бор предложил модель атома, где электроны движутся вокруг ядра по строго определенным орбитам. Они могут совершить квантовый скачок, перепрыгнув с одной орбиты на другую, но никогда не могут оказаться между ними. Число электронов на внешней орбите позволяет выяснить химические и электрические свойства данного элемента, включая то, насколько хорошо он проводит электричество.

Некоторые элементы, такие как медь, проводят электричество хорошо. Это хорошие проводники. Другие, например сера, проводят электричество ужасно. Это хорошие изоляторы. А еще есть промежуточные элементы, такие как кремний и германий, которые называют полупроводниками. Они полезны, поскольку их легко превратить в еще лучшие проводники. Например, если добавить в кремний небольшое количество примеси мышьяка или бора, электроны получают возможность двигаться свободнее.

Квантовая механика развивалась в то же время, когда металлурги, используя новейшие технологии очистки и хитроумные химические приемы, искали пути создания новых материалов, которые позволили бы комбинировать часто встречающиеся минералы с редкими. По ходу решения своих каждодневных проблем, например: что делать с нитью накаливания электронной лампы, прогорающей слишком быстро, или с диафрагмой телефонной трубки, звучащей слишком тихо, они смешивали разные новые сплавы, разрабатывали методы нагревания и охлаждения подобных смесей в попытках улучшить их свойства. Методом проб и ошибок, как повар на кухне, они готовили революцию в материаловедении, которая в дальнейшем двигалась рука об руку с квантовой революцией в теоретической физике.

Экспериментируя с образцами кремния и германия, инженеры-химики из Bell Labs нашли подтверждение многому из того, что предсказывали теоретики[26]26
  Например, инженеры и теоретики обнаружили, что, когда кремний (у которого четыре электрона на внешней орбите) легируют небольшим количеством фосфора или мышьяка (у которых по пять электронов на внешней орбите), в нем появляются свободные электроны, иначе говоря – носители отрицательного заряда. То, что получается, называют полупроводником w-типа. Если же кремний легировать бором (с тремя электронами на внешней орбите), имеет место дефицит электронов. Там, где должны были быть электроны, появляются «дырки», т. е. положительные заряды. Материал становится полупроводником p-типа. – Прим. автора.


[Закрыть]. Стало ясно, что теоретики, инженеры и металлурги могут многому научиться друг у друга. Поэтому в 1936 году в Bell Labs была образована группа, занимавшаяся исследованиями в области физики твердого тела. У группы было мощное ядро, состоящее из светил, теоретиков и практиков. Раз в неделю в конце дня они собирались, чтобы обменяться полученными результатами, в разговорах любили прихвастнуть, как это принято в академических кругах, а затем начинались неофициальные разговоры, продолжавшиеся до глубокой ночи. Общаться лично оказалось полезнее, чем просто читать статьи друг друга: интенсивное взаимодействие способствовало появлению идей, которые, используя аналогию с электронами, переходили на более высокие орбиты, а иногда могли и вырываться на волю, запуская цепную реакцию.

Один из членов группы обращал на себя внимание. Уильям Шокли, теоретик, появившийся в Bell Labs в момент образования исследовательского отдела, поражал, а иногда и пугал всех как своим интеллектом, так и напористостью.

Уильям Шокли

В молодости Уильяму Шокли нравились и искусство, и наука. Его отец изучал горное дело в Массачусетском технологическом институте, музыку в Нью-Йорке и выучил семь языков, когда, скитаясь по Европе и Азии в поисках приключений, занимался спекуляциями на акциях горнорудных компаний. Его мать изучала в Стэнфорде и математику, и искусство, была одним из первых известных альпинистов, кому удалось в одиночку совершить восхождение на Уитни[27]27
  Гора Уитни – самая высокая точка хребта Сьерра-Невада в штате Калифорния.


[Закрыть]. Родители Шокли встретились в небольшом шахтерском поселке Тонопа, штат Невада, где отец занимался разметкой участков, а мать – инженерно-геодезическими изысканиями. После свадьбы они отправились в Лондон, где в 1910 году у них родился сын.

Уильям был их единственным ребенком, и за это они благодарили судьбу. Даже маленьким он был жесток, с ним случались такие приступы ярости, шумные и продолжительные, что даже приходящие няни у них долго не задерживались, а родителям приходилось постоянно менять квартиры. В дневнике отец пишет о мальчике, “орущем во всю силу, изгибающемся и откидывающемся назад”. Он отмечает, что тот “много раз избивал мать”⁵. Уильям был невероятно упорен. В любой ситуации он должен был поступить по-своему. В конце концов родители пришли к выводу, что лучше всего просто капитулировать. Они оставили любые попытки воспитывать его и до восьми лет учили дома. К этому времени они перебрались в Пало-Альто, где жили родители его матери.

Будучи убеждены, что их сын гений, они решили проверить его способности по методике Льюиса Термана[28]28
  Его сын, Фред Терман, позднее стал знаменитым деканом и провостом (вторым после президента лицом) Стэнфордского университета. – Прим. автора.


[Закрыть], усовершенствовавшего шкалу интеллекта Стэнфорда – Бине и занимавшегося образованием одаренных детей. Значение IQ молодого Шокли оказалось равным 120, что было вполне хорошо, но недостаточно для того, чтобы Терман счел его гением. IQ-тесты превратились у Шокли в навязчивую идею. Он использовал их, оценивая претендентов на работу и даже своих коллег. Он строил все более опасные расовые теории, считая, что интеллект передается по наследству. Это отравило последние годы его жизни⁶. Возможно, собственная жизнь должна была бы научить Шокли, что проверка по шкале интеллекта имеет свои недостатки. Хотя он попал в разряд “не гениев”, способностей у него было достаточно. Пропустив среднюю школу, Шокли окончил Калифорнийский технологический институт, а затем защитил докторскую диссертацию по физике твердого тела в Массачусетском технологическом. Он был язвителен, находчив и честолюбив, любил показывать фокусы и устраивать розыгрыши, но научиться быть спокойным и дружелюбным ему не удалось. С детства у Шокли был мощный интеллект, он был эмоционален, что затрудняло общение с ним, становившееся все труднее по мере того, как он добивался успеха.

Когда Шокли в 1936 году окончил Массачусетский технологический, Мервин Келли из Bell Labs приехал поговорить с ним и сразу же предложил работу. Он поставил перед Шокли задачу: найти возможность заменить электронные лампы более устойчивым, прочным и дешевым устройством. Через три года Шокли пришел к убеждению, что решение связано с использованием твердых материалов, таких как кремний, а не нитей накаливания внутри лампочки. “Сегодня мне стало ясно, что есть принципиальная возможность сделать полупроводниковый усилитель вместо вакуумного”, – записал он в лабораторном журнале 29 декабря 1939 года⁷.

Как хореограф может мысленно увидеть танец, так Шокли обладал способностью представить себе, как по законам квантовой теории двигаются электроны. Его коллеги говорили, что он смотрит на полупроводник и видит электроны. Однако для того чтобы его невероятная интуиция трансформировалась в реальное изобретение, точно так же как Мокли был нужен Эккерт, Шокли был нужен партнер – искусный экспериментатор. Но он работал в Bell Labs, где их было много. Самым заметным из них был веселый, ворчливый уроженец запада Уолтер Браттейн, которому нравилось делать на основе полупроводниковых соединений, таких как окись меди, всяческие оригинальные устройства. Например, он построил электрический выпрямитель, преобразующий переменный ток в постоянный, используя тот факт, что через внутреннюю границу, разделяющую массивный кусок меди с нанесенным на его поверхность слоем окиси меди, ток течет в одну сторону.

Браттейн вырос на ранчо на востоке штата Вашингтон, подростком пас скот. У него был скрипучий голос, он вел себя простецки, предпочитая скрываться за маской уверенного в себе ковбоя. Браттейн был прирожденным умельцем, руки у него были золотыми, и экспериментировать он любил. “Он мог сделать устройство из скотча и скрепок”, – вспоминал один из инженеров, работавших с ним в Bell Labs⁸. Но кроме того, он умел вовремя остановиться и начать поиск метода, который скорее приведет к цели, а не повторять раз за разом скучные испытания.

У Шокли была идея: чтобы сделать твердотельный заменитель электронных ламп, надо на слой окиси меди нанести решетку. Браттейн был настроен скептически. Он со смехом сказал Шокли, что уже пытался сделать подобное раньше, но усилитель у него так и не получился. Однако Шокли продолжал настаивать. В конце концов Браттейн сдался: “Если это так чертовски важно, скажи мне, как ты хочешь это сделать, и я постараюсь”⁹. Но, как и предсказывал Браттейн, ничего не получилось.

Выяснить, почему их постигла неудача, Браттейну и Шокли помешала Вторая мировая война. Шокли пришлось уйти. Он возглавил научные исследования группы по противолодочным операциям ВМС США, где для повышения эффективности поражения немецких подводных лодок занимался анализом глубины взрыва авиационных бомб. Позднее он летал в Европу и Азию, чтобы научить пилотов-бомбардировщиков B-29 флота ВМС использовать радары. Браттейн тоже перебрался в Вашингтон, где занимался разработкой технологий обнаружения подводных лодок для ВМС, уделяя особое внимание бортовым магнитным устройствам.

Твердотельная команда

Пока Шокли и Браттейн отсутствовали, Bell Labs менялась. В это время складывались отношения между правительством, исследовательскими группами из университетов и бизнесом. Как замечает историк Джон Гертнер: “В первые несколько лет после Перл-Харбор в Bell Labs шла работа почти над тысячью проектов для военных. Делали все: от радиоприемников для танков до переговорных устройств для пилотов, использующих кислородные маски, и шифровальных машин для скремблирования секретных сообщений”¹⁰. Число сотрудников увеличилось вдвое, до девяти тысяч.

Компания уже не помещалась в своем головном офисе на Манхэттене, и большая часть Bell Labs переехала на новое место – холмистый участок площадью в двести акров в небольшом городке Мюррей-Хилл, штат Нью-Джерси. Мервин Келли и его коллеги хотели, чтобы их новый дом напоминал кампус университета, но не хотели, чтобы специалисты разных специальностей были разобщены, работая в разных зданиях. Они знали, что появление нетривиальных идей обусловлено неожиданными столкновениями. “Все здания были связаны между собой так, чтобы избежать разделения отделов по географическому принципу и поощрять свободный обмен и тесное взаимодействие”, – пишет один из администраторов Bell Labs¹¹. Коридоры были очень длинными и спланированы были так, чтобы способствовать случайным встречам людей разных специальностей и дарований. Через семьдесят лет Стив Джобс, проектируя здание новой штаб-квартиры для Apple, придерживался точно такой стратегии. Любой разгуливающий по Bell Labs мог “попасть под обстрел” случайными идеями, поглощая их, как фотоэлемент – солнечный свет. Иногда эксцентричный Клод Шеннон, специалист в области теории информации, разъезжал на одноколесном велосипеде по коридорам, жонглируя тремя шарами и отвешивая поклоны коллегам[29]29
  Короткое видео с Шенноном, жонглирующим на велосипеде, можно найти по адресу: http://www2.bc.edu/~lewbel/shortsha.mov. – Прим. автора.


[Закрыть].

В ноябре 1941 года, оставляя штаб-квартиру Bell Labs на Манхэттене из-за перехода на военную службу, Браттейн сделал последнюю запись номер 18 194 в своем рабочем журнале. Через почти четыре года он продолжил тот же журнал, но уже в новой лаборатории в Мюррей-Хилле, написав: “Война окончена”. Келли определил его и Шокли в исследовательскую группу, задуманную для “поиска единого подхода к теоретическим и экспериментальным работам в области физики твердого тела”. Цель была той же, что и до войны: на базе полупроводников создать замену электронным лампам¹².

Когда Келли показал список тех, кто будет входить в группу твердотельщиков, Браттейн пришел в восторг: бездельников там не будет. Он вспоминает, что тогда сказал: “Тьфу-тьфу! Этих сукиных детей в группе не будет”. Затем, задумавшись ненадолго, с беспокойством добавил: “Возможно, таким поганцем был именно я”. Позднее он утверждал: “Вероятно, это была одна из самых замечательных когда-либо собранных исследовательских групп”¹³.

Главным теоретиком был Шокли, но поскольку он исполнял еще и обязанности главы группы, решили пригласить еще одного теоретика. Был выбран Джон Бардин, специалист по квантовой механике. Вундеркинд, в школе перепрыгнувший через три класса, Бардин написал докторскую диссертацию в Принстоне под руководством Юджина Вигнера. Во время войны он, проходя службу в Военно-морской артиллерийской лаборатории, обсуждал с Эйнштейном модели торпед. Он был одним из лучших в мире экспертов, который мог с помощью квантовой механики объяснить, как различные материалы проводят электрический ток. По словам коллег, он обладал “незаурядным даром легко взаимодействовать как с теоретиками, так и с экспериментаторами”¹⁴. Сначала у Бардина не было отдельного кабинета, поэтому он устроился в лаборатории Браттейна. Это был удачный ход, еще раз продемонстрировавший, что для генерации творческой энергии необходима физическая близость. Работая в одном помещении и общаясь, теоретики и экспериментаторы могут часами вести мозговой штурм новых идей.

В отличие от громкоголосого, разговорчивого Браттейна Бардин был тихоней, которого окрестили “шепчущим Джоном”. Чтобы понять, что он бормочет, приходилось подаваться вперед, но все знали, что оно того стоит. Кроме того, в отличие от импульсивного, фонтанирующего новыми теориями и утверждениями Шокли, он был задумчив и осмотрителен.

Понимание приходило к ним при взаимодействии друг с другом. “Теоретики и экспериментаторы тесно сотрудничали на всех этапах работы, начиная с идеи постановки эксперимента и кончая анализом его результатов”, – говорит Бардин¹⁵. Импровизированные семинары, которые обычно вел Шокли, проходили практически каждый день, что ясно показывало: друг друга они понимают с полуслова. “Мы не назначали встреч заранее, собирались, когда надо было обсудить нечто важное, – рассказывал Браттейн. – Многие идеи зародились во время этих дискуссий, чье-то замечание наталкивало на интересную мысль”¹⁶.

Эти встречи стали известны как “собрания у доски” или “разговоры с мелом”, поскольку обычно Шокли стоял у доски с мелом в руках, записывая все предложения. Браттейн, как всегда нахальный, расхаживал в дальнем конце комнаты, выкрикивая возражения на некоторые из предложений Шокли и иногда споря на доллар, что работать они не будут. Проигрывать Шокли не любил. “Я понял, что это его раздражает, когда как-то он заплатил мне десятицентовыми монетами”, – вспоминал Браттейн¹⁷. Они продолжали общаться и после работы, часто играли вместе в гольф, ходили пить пиво, устраивали вместе с женами соревнования по бриджу.