Текст книги "Агония Хана"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Твоя кожа пахнет самым сладким грехом… – прошептал мне на ухо, и я вздрогнула, – Особенно сейчас, когда я прикасаюсь к тебе…

Он преодолел мое сопротивление и прижал меня к себе сильнее. Я отвернулась, моля бога или дьявола, чтобы все это поскорее кончилось, и я могла вернуться в свою комнату и закрыть за собой дверь. Потому что теперь я уже боялась не только его, но и себя тоже.

Мои мечты исполнились очень быстро. Гости разъехались, и я, наконец-то, смогла остаться одна. Сбросить платье и влезть под душ, смыть с себя его запах, он снова въелся мне под кожу.

Подушка пахла детским шампунем, за окном барабанил летний дождь. Меня сморило сном. На этот раз без кошмаров. Но поверхностно, словно я не позволяла себе ни на секунду расслабиться. А потом мне приснился сон… тягучий, как патока, возбуждающий. Там во сне я была с Николасом и… боже, я относилась к нему совсем иначе. Мы словно продолжали тот самый танец, только в полном одиночестве, у фонтана. И он прикасался ко мне, трогал мое лицо, мои волосы. И я хотела его. До невозможности, до ломоты во всем теле. Хотела прямо там, у этого фонтана. Острота ощущений была настолько невыносимой, что я проснулась, подскочила на постели и прижала руки к груди. Я слышала собственное дыхание в темноте, биение своего сердца. Подошла к двери и проверила, заперта ли она, потом закрыла окно и села на краешек постели. Второй раз я уснула лишь перед рассветом.

Глава 11

Утро было солнечным, после дождя пахло свежестью и влажной листвой. Меня разбудил запах горячего шоколада и французских булочек. Пахло детством. Я даже подскочила на постели на секунду, надеясь, что все, что произошло лишь, кошмарный сон, и я проснулась. Но как только открыла глаза, тут же вскрикнула и завернулась в одеяло. Николас сидел в кресле и смотрел на меня.

– Что ты здесь делаешь? – закричала я и беспомощно осмотрелась по сторонам в поисках одежды.

– Забыл, как ты выглядишь, когда спишь. Последние годы ты не спала, так же как и я.

– И ты считаешь, что имеешь право вот так заходить и сидеть здесь, когда тебе вздумается?

– Я имею на тебя все права, Марианна. В самом примитивном смысле этого слова. И то, что я ими не пользуюсь, это вопрос времени и моего терпения.

Он бросил мне халат.

– Сходи в душ. Мы уезжаем.

Я с ненавистью посмотрела ему в глаза.

– Ты наслаждаешься своей властью? Считаешь, что можешь командовать мной и заставлять делать то, что хочешь ты?

Внезапно он оказался рядом со мной, присел на край постели, заставив меня вжаться в спинку кровати.

– Я наслаждаюсь твоим запахом, твоим обнаженным плечиком и солнечными зайчиками в твоих волосах.

Он протянул руку и намотал на палец мой локон. Господи, я слишком доступна сейчас, прикрытая лишь легким одеялом. А что если он… я с такой силой дернула головой, что от боли прикусила губу, Николас выпустил мои волосы и резко встал.

– Одевайся, мы едем на прогулку. Я буду ждать тебя внизу.

Когда он подошел к двери, я еле сдерживала слезы:

– Как долго это будет продолжаться? Как долго ты будешь делать вид, что не замечаешь, как сильно я мечтаю уйти отсюда и стать свободной?

Он даже не обернулся, только мрачно ответил:

– Пока мне это не надоест.

Дверь за ним захлопнулась, и я в ярости смела со стола поднос с шоколадом.

Я намеренно долго одевалась, заставляя его ждать. Представляла, как этого властного хищника бесит каждая минута, и специально тянула время. Когда спустилась вниз и встретила его гневный взгляд, испытала истинное наслаждение.

– Ты могла собираться хоть до вечера, я бы не изменил своих планов. Я умею ждать, если оно того стоит. Или пока оно того стоит для меня.

Он привез меня снова в конюшни. Я не знала зачем, скорее всего, чтобы напомнить, чем в прошлый раз закончилась моя непокорность, мое желание сделать по-своему. Но в тот момент, когда мы вошли в загон, я увидела Люцифера. От неожиданности у меня замерло сердце. Это не мог быть тот же конь. Я видела, как он умер, видела, как застыл его взгляд, чувствовала, как перестало биться сердце. Конь радостно заржал, и через несколько секунд он уже тыкался шершавым носом мне в лицо. Я обняла его за шею и закрыла глаза. Может, случилось чудо, и его спасли… и…

– Люцифер бессмертен, это особый конь, такой же, как и его хозяева, – услышала я голос позади себя, и вдруг меня ослепила ярость, я повернулась к Нику:

– Тогда почему ты не сказал мне об этом? Тебе доставило удовольствие смотреть, как мне больно? Как я плачу о нем? Боже, какое же ты чудовище!

Видимо, он ожидал иной реакции, благодарности или радости с моей стороны, потому что выражение триумфа в его глазах тут же пропало.

Я развернулась, намереваясь уйти оттуда, мне больше не хотелось гладить покорное животное, я была разочарована, словно меня обманули. Люцифер больше не казался мне благородным, он такое же жуткое порождение тьмы, как и мой муж. Я обманулась еще раз. Вокруг меня нет нормальных. Даже конь в какой-то мере дьявол.

– Продай коня. Он мне не нужен. Мне вообще ничего от тебя не нужно.

Я подбежала к машине и села на переднее сидение. Меня колотило, я задыхалась от гнева. Николас вернулся спустя четверть часа, он швырнул мне на колени свернутые в трубку бумаги:

– Это дарственная и родословная Люцифера. Продай его сама, если хочешь. Он твой, и тебе решать его судьбу, а не мне.

– А мою решаешь ты, верно?

– Да, Марианна, твою решаю я, – рявкнул мне в лицо, и на секунду его глаза загорелись красным фосфором, я зажмурилась и втянула голову в плечи.

Я его задела. И втайне радовалась, что мне удалось испортить ему настроение. Потому что он вернул меня домой и целых два дня не приближался ко мне. Он уехал. Я была предоставлена сама себе, и мне это чертовски нравилось. Я даже обошла весь дом и познакомилась со слугами-людьми. Я наведалась в комнату Самуила и рассматривала его фотографии. Я была свободной, точнее, иллюзия свободы радовала и обнадеживала. Пока я не решила выехать за пределы дома. Меня не выпустили. Сказали: «Не велено».

Я вернулась в комнату и заперла дверь. Отказалась от завтрака, обеда и ужина. Не велено? К черту их всех. Я не чья-то игрушка или прихоть, я живая, я свободна. Плевать на брак, плевать на все. Я заставлю его отпустить меня. Заставлю.

Но все повернулось иначе. Как всегда в моей жизни. Ник вернулся, и, наверное, тот, каким он был до возвращения, оказался все же лучше, чем тот, каким он стал. Слуги в доме притихли. Ко мне уже не стучали, чтобы принести поесть, и я сама спустилась на кухню. Невольно подслушала разговор двух служанок:

– Боже, когда она лежала в коме, все было иначе. Хозяин был другим. А сейчас в него дьявол вселился. Что она с ним делает? Она понимает, что это сказывается на нас? Или ей все равно? Вчера Мила пропала. Понесла ему сигары и виски в кабинет и не вернулась. Я весь дом обыскала, а ее нет нигде.

– А что если он… – в ужасе прошептала другая служанка.

– Такого не может быть!

– Может! Ты забыла, что рассказывают о нашем хозяине? Были времена, когда он развлекался со служанками. Что если эти времена вернулись?

Я решительно вошла на кухню, и они притихли, в ужасе уставились на меня.

– Когда пропала девушка?

– Вчера вечером. Она такая молоденькая… совсем ребенок… Госпожа, попросите его…

Я смотрела на их вытянутые бледные лица и понимала, что меня они тоже боятся. Я для них такой же монстр, как и их хозяин. Тогда зачем они здесь работают? Или их заставили?

Я решительно вышла из кухни и пошла к нему в кабинет. Во мне появилась какая-то странная решимость выплюнуть в лицо все, что я знаю, и будь, что будет. В кабинете Николаса не оказалось. Тогда я пошла в спальню, содрогаясь от того, что могу там увидеть. Не постучала, толкнула дверь и дерзко переступила порог. Постель аккуратно застелена, распахнуты окна. В вазах стоят белые розы. Благоухания цветов смешались с запахом его тела, волос, дыхания. За дверью ванной слышался шум льющейся воды. Я стояла посреди комнаты и ждала, пока он появится, полная яростной решимости. Наконец-то, Николас вышел из ванной, и я задохнулась, непреодолимое желание выскочить из комнаты граничило с благоговейным восхищением, которое приковало меня на месте, и я просто не могла сделать ни одного движения. Так бывает, когда вы видите хищника, очень опасного, он может вас убить, но настолько прекрасного, что желание лицезреть это чудо заглушает ваш страх. Это, как попасть в вольер к тигру и с замиранием сердца гадать: он сыт сейчас, или ваше любопытство закончится гибелью?

Если на этом свете есть красота более ослепительная, то я никогда не видела ничего подобного и завораживающего, как это смуглое обнаженное тело, прикрытое лишь полотенцем на узких бедрах. С длинных волос стекала вода, и капли, перекатываясь, прятались в темных завитках на груди, спускались по сильному животу с рельефными мышцами и исчезали за краем полотенца. Он, казалось, знал, какое впечатление производит и искренне наслаждался моим немым восхищением. Я заворожено смотрела на его тело и не могла оторвать взгляд. Он совершенен. Идеален, как бог или дьявол. Живой соблазн, порочный и прекрасный, грех во плоти.

– Все рассмотрела? Или, может, снять полотенце?

Я вздрогнула, и оцепенение пропало.

– Где Мила?

Его брови удивленно поползли вверх.

– Мила?

– Да, девушка служанка. Она пропала. Вчера ее видели возле твоего кабинета, и с тех пор она исчезла.

Николас усмехнулся, он прошел через комнату, повернулся ко мне спиной, сбросил полотенце, и я непроизвольно закрыла глаза, но успела рассмотреть сильные ягодицы и красивую рельефную спину, покрытую шрамами.

– Ты считаешь, что я имею отношение к ее исчезновению?

– Да! Именно так я и считаю. Что ты с ней сделал?

Я стояла с закрытыми глазами, пока вдруг не почувствовала, что он рядом. Очень близко. Его дыхание опаляет кожу на моем затылке.

– А как ты думаешь? Что я мог с ней сделать? Давай, расскажи мне, в каких страшных смертных грехах ты подозреваешь монстра?

Я молчала и не открывала глаза. Я боялась, что если посмотрю на него, вся моя решимость сказать все, что я думаю, тут же исчезнет.

– Ты думаешь, я попробовал ее крови? Или думаешь, я занимался с ней сексом? Что больше тебя злит? А, Марианна? Или то и другое? На что я, по-твоему, способен?

– На все! – всхлипнула я и распахнула глаза, – Ты способен на все! Что ты с ней сделал, Николас? Она жива?

Он расхохотался, громко и оскорбительно, мне захотелось закрыть уши руками и не слышать этого смеха.

– А как ты думаешь? – зловеще спросил Николас и перестал смеяться, он склонился ко мне, его животная энергия парализовывала, – Как ты думаешь, она жива?

У меня внутри все похолодело. Над верхней губой выступили капельки пота.

– О боже, – простонала я, – Ты… господи, неужели ты убил ее?

Перед глазами возникла жуткая картина, как его призраки в черных плащах выносят из дома мертвую обнаженную девушку. Николас прошел мимо меня, налил виски в бокал и сделал глоток.

– Пока нет. Я еще не решил, как поступлю с ней.

В уголках его губ спряталась улыбка, а мне захотелось закричать от ужаса.

– Отпусти ее. Она очень молоденькая. Зачем ты так? В чем она могла провиниться, она почти ребенок?

Николас прищурился и внимательно посмотрел на меня:

– Ребенок? Ей семнадцать, ты была всего на год старше, когда я познал тебя. О, ты была отнюдь не ребенком. Очень горячая, податливая… Отпустить? Чего ради?

Мною овладело отчаяние, я должна была что-то сделать. Убедить его, что-то сказать. От одной мысли, что он мог делать с этой девочкой, у меня кровь стыла в жилах.

– Ради… не знаю. Скажи, ради чего ты мог бы сжалиться над ней.

– О, это гораздо интересней. Я люблю ставки. Высокие ставки. Как интересно ты сказала – сжалиться? А тебе не приходило в голову, что, возможно, ей хорошо? И она кричит от наслаждения, когда я прикасаюсь к ней? Когда пью ее кровь в момент неистового оргазма… об этом ты думала, Марианна?

Он обошел вокруг меня, а я закусила губу и едва сдерживалась, чтобы не броситься прочь из спальни. Вместо дикого ужаса я вдруг резко почувствовала, как меня, словно паутиной, опутывает его дьявольское обаяние, сексуальный магнетизм, власть этого голоса.

– Ради чего? Например, ради того, чтобы ты заняла ее место. Я голодал долгих четыре месяца без ласки, без женского тела, без секса.

Ник остановился позади меня и убрал волосы с моего затылка.

– Вампиры очень чувственные хищники. Для нас физическая близость значит гораздо больше, чем для людей. Это необходимая разрядка. Как и пить кровь. А я люблю совмещать и то, и другое. Ты придешь в мою постель, Марианна? Дашь мне прокусить вот эту тонкую венку на твоем горле и пить тебя, когда ты извиваешься подо мной? Вместо нее…

Его пальцы коснулись моего горла, и у меня задрожали колени. К ужасу примешивалось странное, мощное чувство дикого возбуждения. То, как он говорил это… его голос. Он проникал под кожу. Я задрожала от презрения к себе и к нему. Еще никогда я не испытывала такого резкого контраста ненависти и безумного желания, вопреки всем доводам рассудка.

– Ну, так как… ты готова на честный обмен? Стать моей сексуальной рабыней вместо той девушки? Или все же твое презрение ко мне сильнее благородных порывов?

Почему то я хотела представить себе, как он связывает несчастную, как бьет ее и насилует, и содрогнулась… потому что вместо нее я видела себя со связанными руками и закрытыми глазами, и я вдруг поняла, что возбуждаюсь еще больше, представляя, как беспомощно извиваюсь в его жестоких руках. Острое запретное удовольствие, порочное и грязное.

– Ну… я жду. Твой выбор. Твои ставки.

– Я согласна… – выдохнула, содрогаясь всем телом, – Отпусти ее.

Внезапно он исчез, точнее, я перестала чувствовать его присутствие у себя за спиной. Распахнула глаза – Николас Мокану смеялся, беззвучно. Им овладело дьявольское веселье, он наполнил бокал до краев и залпом осушил, а потом вдруг сказал:

– Мила попросилась домой. Она полгода работала без выходных, чтобы выплатить кредит за квартиру своих родителей. Я отпустил ее вчера вечером. Она вернется в понедельник.

Он сел в кресло и закурил сигару, все еще продолжая смотреть на меня. Напряжение спало, и меня начала бить крупной дрожью. Я не знала, что я чувствую, то ли облегчение, то ли сожаление. Но не угрызения совести. Он позволил мне несколько минут окунуться в леденящий ужас. Ему нравился мой страх. Он питался им несколько долгих, как столетия, минут, ему доставило удовольствие заставить меня выбирать. Только за это я ненавидела его. За то, что он манипулирует моими эмоциями. И не только моими.

– Ты разочарована? Признайся, что это так. Ведь считать меня чудовищем гораздо приятнее.

Мне хотелось вцепиться в него когтями и рвать на части. Особенно в его глаза, наглые синие глаза, которые мне хотелось выцарапать.

– Кстати, я не нуждаюсь в сексуальной рабыне, тем более, когда она сама этого не хочет. Женщины приползают ко мне на коленях. Но если ты попросишь, я готов передумать.

– Никогда! – крикнула я и хотела выбежать из комнаты, но он молниеносно преградил мне дорогу.

– Подожди. Разве мне не полагается вознаграждение? Я сдержал слово и отпустил ее.

– Еще до того, как я об этом просила. Ты играл со мной в игру, где изначально ты был победителем при любом раскладе. Это низко.

Я взялась за ручку двери.

– Я всегда победитель. В любви и на войне все способы хороши, – сказал он и придавил дверь рукой. Я обернулась:

– Чего ты хочешь, Николас?

– Не так много, как ты думаешь – тебя. Я хочу тебя, Марианна.

Его голос звучал хрипло, и я снова почувствовала, как внизу живота завязывается узел из напряжения. «Я хочу тебя, Марианна» прозвучало сильно, словно он хотел сказать «Ты моя, и я рано или поздно получу тебя».

– Для меня это слишком много.

– Давай изменим правила.

– Правила, – я презрительно скривилась, – Разве в твоих играх есть правила, Николас?

– Назови меня Ником… Николас – слишком официально.

– Николас, – упрямо повторила я.

– Хорошо, давай установим правила. Давай, ты первая. Я дам тебе фору. Скрась свое пребывание в этом доме. Все может быть иначе.

– Первое правило – не прикасайся ко мне, пока я не позволила, – выпалила я, видя, как он намеревается прикоснуться к моим волосам. Ник одернул руку.

– Пожалуйста, я не прикасаюсь к тебе. Теперь мое правило – ты будешь сопровождать меня везде, куда я тебя позову.

– Ты перестанешь появляться в моей комнате без стука.

– Договорились, я буду стучаться. Ты будешь принимать мои подарки.

– Хорошо… пока что этого достаточно. Ты ведь не отпустишь меня, верно?

– Нет, не отпущу. Это не обсуждается.

– Никогда? – с надеждой спросила я, ведь сейчас этот хищник явно был расслаблен. Он чувствовал себя победителем.

– Никогда, – с улыбкой ответил он.

Я кивнула и взялась за ручку двери.

– Нас пригласили на премьеру Дианы Вольской. Я хочу, чтобы ты пошла со мной, и никто не усомнился в том, что у нас снова все в прядке. Даже наша семья.

– Ты позволишь мне выезжать из дома? Без тебя, – вкрадчиво попросила я.

– С охраной, – согласился он, и я почувствовала, как от облегчения в теле появилась слабость. Только что я отвоевала немного своей территории, и это было слишком просто. Господи, как же переменчиво его настроение. Никогда не знаешь, чего ожидать.

Наши взгляды встретились, и я поняла, что переменчив не только он, мое собственное настроение и чувства меняются в зависимости от выражения его глаз. Сейчас, когда зрачки Николаса не сверлили меня, не прожигали насквозь, а радужки снова были светло-синими, я вдруг подумала, что он умеет быть милым… если захочет. Только узнать бы теперь, от чего зависят его желания. И на что еще я должна согласиться, чтобы из зверя он вдруг превратился в аристократа? И что может привести к обратному результату. В этом вся проблема. Я никогда этого не узнаю. Потому что эта грань слишком тонка… а я уже давно за гранью…

Глава 12

За эти несколько дней я немного успокоилась. Словно мое обостренное восприятие и недоверие поблекли. Скорее всего, это было связано с теми правилами, которые мне позволили держать Николаса на дистанции. Тогда я так считала. Немного наивно, глупо, но это все, что у меня было, и за эти жалкие крохи я цеплялась, как утопающий за соломинку. Конечно, все правила соблюдаются, пока ОН так решил и позволяет, на этот счет у меня иллюзий не было, но все же, когда на второй день я поняла, что никто больше не входит в мою комнату, что за мной не шастают по пятам ЕГО призраки, мне стало легче. Нет, это не было спокойствием, но панический страх уступил место любопытству. Как Ник сказал: «Любопытство один из самых страшных твоих пороков». Наверное, он был прав, потому что теперь вместо того, чтобы прятаться в спальне Камиллы, я ходила по дому. Я жадно рассматривала комнаты, исследовала темные коридоры, балконы, сад. И такой враждебный еще вчера, сегодня этот дом уже казался мне красивым и уютным. В нем сочеталось все, что мне нравилось: начиная с интерьера и заканчивая клумбами в саду. В моем вкусе. Возможно, даже я, в прошлой жизни, сама обустраивала этот дом. Библиотека, наполненная книгами, с любовь расставленными на полках в том же порядке, как и в доме родителей. Открытки в ящичках в комнате Самуила. Все они подписаны мной и подарены на самые разные праздники. Точно такие же открытки и в спальне Камиллы. Николас сдержал слово, он не приходил ко мне и не тревожил меня, но я чувствовала его присутствие. Он всегда был рядом. Где? Я не знала, но близко. Первый день меня это напрягало, и когда я обнаружила, вернувшись в спальню, что она вся заставлена шикарными букетами белых роз, первой реакцией было выставить их за дверь, но я сдержалась. Я любила эти цветы, и он знал об этом. На завтрак мне неизменно приносили те блюда, которые я хотела заказать, но не успевала, потому что ОН опережал меня. На следующий день для меня обустроили новую комнату в левом крыле дома. Все было идеально, я даже не смогла ни к чему придраться, словно это я сама обставила ее мебелью и выбрала цвет обоев, штор и даже покрывала на постели. Весь мой гардероб перекочевал сюда. Ник позаботился об этом. Как и том, чтобы мне не приходилось снова и снова входить в его спальню, чтобы переодеться. Это все настолько контрастировало с тем образом, который я для себя нарисовала, что поначалу я постоянно ждала подвоха. Но ничего не происходило. Ничего такого, что могло меня насторожить или испугать. Николас не искал со мной встреч, даже случайно, а дом настолько огромен, что если бы я не старалась его избегать, нам бы все равно трудно было встретиться, не назначив свидание. Я успокаивалась. Только одно оставалось неизменным – меня не выпускали за пределы территории.

Сегодня я проснулась позже обычного, допоздна зачиталась книгой и уснула далеко за полночь. Но когда открыла глаза, я вдруг поняла, что сплю в своей постели, и кто-то бережно перенес меня сюда и прикрыл покрывалом, потому что я точно помнила, что уснула в кресле. Я подскочила, лихорадочно оглядываясь по сторонам, но, кроме очередного букета свежих белых роз на столе, ничего нового не увидела. Я спала в той одежде, в которой была вечером. С облегчением вздохнула, потянулась на постели, встала и подошла к столу. Чашка кофе, плитка английского шоколада и записка. Я развернула сложенный вчетверо лист бумаги:

«Я не нарушил твои правила. Ты уснула на веранде, и я перенес тебя в спальню. Но разве я мог стучать в комнату, в которой никого нет?» – Я не сразу поняла что улыбаюсь. Очаровательная наглость. И только сейчас до меня дошло, что это первая моя улыбка с тех пор, как ОН насильно привез меня в этот дом. Улыбка подаренная ему. Я продолжила читать, – «Сегодня мы едем на премьеру. Твой наряд принесут через два часа, парикмахер и визажист приедут в 20:00, я буду ждать тебя внизу в 22:00. Надень то, что будет в маленькой бархатной коробке. Считай, что это мое правило»

Так как я проспала почти до полудня, мой наряд принесли через десять минут после того как я окончила завтрак. Служанка вежливо поздоровалась и повесила шикарное темно-бордовое бархатное платье на спинку стула, поставила большую коробку на стол и уже собралась уйти, как вдруг остановилась у двери и, повернувшись ко мне, робко сказала:

– Хозяин приказал Вам сказать, что я вернулась домой сегодня ровно в шесть утра. Он так же попросил меня поблагодарить Вас за то, что Вы разрешили мне отсутствовать так долго.

– Как тебя зовут?

– Мила, – она слегка покраснела.

Я растерянно смотрела на девушку, пока она не поклонилась и не ушла, а потом снова поймала себя на том, что улыбаюсь. Николас напомнил мне, насколько я ошиблась и как несправедливо его обвинила. Для угрызений совести слишком громко сказано, но укол сожаления от брошенных ему жестоких слов я все же испытала. И тут же одернула себя. Это ничего не значит, ровным счетом ничего.

Я открыла коробку и восторженно вздохнула. Элегантные туфли на высоком каблуке и нижнее белье из тончайшего шелка. Я надеялась, что он сам не выбирал все это, а просто сделал заказ в магазине. Потому что более сексуальных и шикарных вещей я никогда еще не видела. Кружева ручной работы, тонкие лямочки бюстгальтера походили на ниточки, так же как и трусики, скорее, одно название. Для красоты, не более, и телесного цвета чулки с кружевными резинками и поясом. Дьявольское познание во всех тонкостях обольщения. Женщина не может остаться равнодушной к такой красоте. И я не смогла. Непреодолимое желание все это надеть, примерять, ощутить кожей, возникло моментально. Поддавшись внезапному порыву, я сбросила халат и облачилась в нижнее белье, натянула чулки, расправляя пальцами резинки, сунула ноги в туфли и подошла к зеркалу. Эротично до бесстыдства. Продумана каждая деталь, чтобы выглядеть более раздетой, чем одетой. А само платье лишь подчеркивало и провокационно повторяло каждый изгиб моего тела. Длинное, почти до пола, с разрезами с обеих сторон. Спина полностью открыта, как и плечи, никаких украшений, но они здесь и не требовались, сам бархат настолько богат, что все остальное становилось лишним. Я протянула руку к маленькой коробочке и, когда открыла, невольно вздрогнула от восхищения. Я непроизвольно примерила украшение. Оно мое, я носила его, никаких сомнений. Браслет походил на диковинное растение с дикими цветами, обвивающими тонкое запястья платиновыми стеблями. Каждый цветок усеян мелкими рубинами. С тыльной стороны на матовом металле гравировка, я поднесла руку к лицу и не поверила своим глазам: «Я буду любить тебя вечно». Это его подарок… нет, не новый. Я уже носила этот браслет, он сохранил запах моей кожи. Но разве монстр мог написать такие слова? Это противоречило всему, что я узнала о нем. Или просто издевка с намеком, что я принадлежу ему целиком и полностью. Слово «вечно» пугало своей глубиной. Я сняла браслет и, подумав несколько секунд, вернула его на место в коробку. Я не могла его носить. Он вызывал противоречивые чувства. Особенно эта надпись. Я не готова ее понять и принять, я в нее не верю. Разве зверь способен любить?

Я никогда не думала, что поездка в Большой Театр настолько может меня развлечь. Даже больше, я всегда была поклонницей балета. Нельзя сказать фанаткой, но мы часто с мамой посещали громкие премьеры. В детстве я мечтала стать балериной. Правда, моя мечта не сбылась, потому что учеба, частные уроки отнимали все свободное время. Сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз ходила на балет? Много, мне тогда исполнилось двенадцать.

Нас опять вез водитель, а Николас сидел рядом со мной и с умным видом читал газету, пока я, наконец-то, не заметила, что держит он ее наоборот. А когда проследила за его взглядом, щеки вспыхнули – он смотрел на мою ногу в разрезе бордового бархата, долго смотрел, не отрываясь, на протяжении всего пути в центр из пригорода. Его глаза потемнели, и он нервно облизал нижнюю губу.

– Интересно?

Ник посмотрел на меня и улыбнулся уголком рта, глаза остались такими же насыщенно темными. И я снова поразилась, что в нем нет ни одного изъяна. Во внешности, разумеется. Идеален.

– Невероятно интересно, – ответил он.

Тогда я перевернула газету и снова спросила:

– А так?

Он засмеялся, а потом ответил:

– Когда я сказал, что это было интересно, я не имел в виду газету. Я имел в виду то, что я рассматривал. Кружевную резинку на твоих чулках. Я думал – надела ли ты то нижнее белье, которое я для тебя выбрал или нет? А еще я наслаждался твоим запахом. Сейчас на тебе минимум одежды, и я чувствую его сильнее.

Я отвернулась к окну и сделала вид, что рассматриваю проносящиеся за стеклом улицы. Внезапно Ник взял меня за руку, и я резко обернулась:

– Ты не надела браслет, – сказал он, – Несмотря на то, что я попросил об этом.

Я выдернула руку:

– А я просила не прикасаться ко мне.

– Ты нарушила мое правило, а я твое, – парировал он, – Почему ты не надела его? Он тебе не понравился?

– Потому что мне не понравилось то, что на нем написано.

Я смело посмотрела ему в глаза и увидела, как они опять темнеют, становятся почти черными.

– Этот браслет я подарил тебе на твое двадцатилетие.

– Это должно иметь какое-то значение для меня сейчас?

– Это имеет значение для меня, – ответил он, – Всегда имело, как тогда, так и сегодня. Поэтому ты здесь, со мной.

Почему-то в этот момент я почувствовала волнение, необъяснимое, словно сердце сжало тисками. Я смотрела ему в глаза и понимала, что он сказал нечто очень важное для него. Потому что Ник напрягся, впервые за все время нашего общения. Словно боялся моего ответа. Хотя слово «боялся» трудно отнести именно к нему, но он нервничал. Ему было важно то, что я об этом узнала, и он ждал реакцию.

Ее не последовало, я молчала. Мне было нечего ему сказать и язвить не хотелось. Я снова отвернулась к окну, словно ничего не слышала. Я не знала, как он воспримет молчание, но лучше, наверное, так, чем ответить и оскорбить, а еще хуже обнадежить. Несмотря ни на что, я пленница. Какой бы причиной Николас не прикрывался – я несвободна. И он распоряжается моей волей, мною так, словно я его вещь. Только его чувства дают ему на это право. Мои же – значения не имеют. И я помнила об этом каждую секунду, хотя бы потому, что нашу машину сопровождала охрана.

На премьере я забыла обо всем и увлеченно смотрела на сцену. Меня захватила игра актеров, захватила музыка, их талант. Я знала историю «Кармэн», но они воплотили ее настолько реально, что я забывала, как дышать, и на моих глазах появились слезы. А в конце, когда героиня упала замертво с кинжалом в груди, я вдруг увидела, как мой муж судорожно сжал пальцами поручни лоджии. Тогда я не придала этому значения, гораздо позже я вспомню об этом эпизоде и пойму его, но не сегодня. Не в этот вечер.

После премьеры мы отправились в ресторан вместе с Дианой и Мстиславом. В их обществе я совершенно забылась. Все словно стало обычным, настоящим. Я даже перестала думать о том, кто они. Искать в них отличия от людей или настороженно всматриваться в их глаза. Как это происходило в обществе тех гостей, которые приезжали к нам в дом несколько дней назад. У Дианы брали автографы, она улыбалась поклонникам, постоянно сжимая руку своего мужа. Это выглядело так трогательно со стороны. Мстислав сдержанный, немного холодноватый, с тяжелым взглядом сиреневых глаз, и Диана легкая, хрупкая, воздушная, как фарфоровая статуэтка. Его забота о ней совершенно не соответствовала внешнему виду, но нежность так и плескалась вокруг них ярким ореолом. Мстислав мало говорил, а Диана щебетала беспрерывно, подливая мне шампанское, нахваливая мое вечернее платье. Она создавала иллюзию, словно я знаю ее очень давно, и мы были подругами, в ответ я испытывала легкость и раскованность. А потом Мстислав и Николас удалились на балкон, а мы с Дианой остались одни.

– Ты вернулась домой?

Я кивнула, вспоминая обещание данное Нику.

– И как? Как Ник к тебе относится?

– Хорошо, – ответила я и беспомощно посмотрела вслед мужу, который курил сигару и разговаривал с Мстиславом. Я видела его через стекло, и он не смотрел на нас. Мне стало неуютно. Сейчас начнутся вопросы, на которые я не смогу ответить.

– Хорошо? Это, и все? Вы не виделись долгих четыре месяца, ты приняла решение начать все сначала, и ты говоришь, что все хорошо?

– А что я должна сказать?

Диана нахмурилась.

– Когда я впервые увидела вас обоих, мне хотелось зажмуриться. Я никогда в своей жизни не встречала более красивой пары, Марианна. Более влюбленной пары. От вас исходил жар, ваши чувства были видны за версту.

Или видимость этих чувств. Николас превосходный актер, он мог сыграть любую роль, а я, возможно, я ему подыгрывала или…