Текст книги "Проклятие Черного Аспида 2 (СИ)"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Проклятие Черного Аспида 2
Ульяна Соболева
ГЛАВА 1
Я рисую желтых ящериц, розовых змей,
Безумные облака, в них поющих сирен.
За окном становится небо темней,
Но небо в моих руках, на гладкой поверхности стен.
Эти горы, эти реки, покрытые льдом,
Я их назвала в твою честь, небо закрыла метель.
Раскаленное выйдет солнце потом.
Здесь будут цветы и лес, скоро начнется апрель.
Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом.
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин.
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоем тепле, я хочу быть смыслом твоим.
(с) Флер
Я проснулась с туманом в голове и ощущением, что все еще нахожусь в седле. Но я так же помнила, как меня, обессиленную, сняли с лошади и уложили в траву, прикрывая чем-то тяжелым… когда проснулась, увидела на себе плащ Аспида, пропитавшийся кровью и копотью. Если раньше хотелось проснуться от кошмара, то теперь мне было страшно по-настоящему – вдруг очнуться и понять, что нет ничего на самом деле.
Приподнялась, опираясь на локти и вглядываясь в сумрак леса. Рядом костер разожжен, языки пламени лижут темноту, рассыпая вокруг искорки, похожие на огненных светлячков. В панике оглянулась по сторонам, отыскивая взглядом Нияна, но так и не увидела. Вскочила на ноги, ежась от ночной прохлады. Вспомнила, как мы мчались по лесу, рассекая деревья, виляя между ними, перепрыгивая какие-то обрывы или овраги, а я прятала лицо у него на груди и судорожно держалась за ворот куртки, ребра больно давили железные пластины перевязи и тонкие кольца кольчуги. Пропах весь потом, кровью и пламенем. И в висках дикий вопль "моя" пульсирует, бьется, разрывает меня на части от счастья бешеного. Только дорога казалась нескончаемой, и я слышала под ухом, как сердце дракона громко колотится.
А сейчас нет никого рядом. Неужели бросил меня? Передумал и оставил в лесу? Позвала его про себя громко, как обычно звала, но он не откликнулся, и вокруг тишина стоит – ни ветерка, ни шороха. Только сверчки трещат, и где-то далеко лягушки квакают. Голосов не слышно, фырканья лошадей, к которым привыкла. И в тишине намного страшнее, чем среди хаоса. Растерянно постояла у огня, а потом искать его пошла. Глупая, наверное, но я от своих чувств к нему уже давно голову потеряла и понять не могла – за что все это обрушилось на меня, откуда взялось это наваждение? Ведь когда в мир свой притащил, я его ненавидела всеми фибрами души. Боялась до дрожи во всем теле. А теперь ни страха, ни ненависти. Только чувство это иссушающее, дикое, которого раньше никогда и ни к кому не испытывала. Страшно это, оказывается, любить кого-то так беззаветно, что умереть хочется, если не с ним и не для него.
Под ногами ветки хрустят, а я лихорадочно по сторонам оглядываюсь, но ничего не вижу – тьма вокруг кромешная. Из-за деревьев костер мерцает.
Я набрала в легкие побольше воздуха и приготовилась закричать, уже вслух изо всех сил позвать его, как вдруг мне рот чья-то ладонь закрыла. И я от панического ужаса забилась в чьих-то каменных руках, дергаясь, извиваясь всем телом, пока вдруг не услышала над ухом его голос.
– Тсссс. Нельзя кричать… здесь, кроме нас, кто угодно может быть. Не слышу я тебя в лесу этом, как раньше… только чую, как пес.
Всхлипнула, и глаза от наслаждения закрылись. Пусть говорит. Не замолкает. Звук его голоса настоящий, не в моей голове, завораживает еще сильнее. Словно проникает под кожу и дразнит все нервные окончания, змеится искушением, переливается обещанием чего-то невыносимо запретного и сладкого. Одна рука стиснула меня под ребрами, а я чувствую, как он запах мой шумно втягивает, ведет носом по скуле. Мне щекотно, и в то же время глаза от удовольствия закрываю.
– Нет без запаха твоего жизни. Я по нему тебя везде найду, даже под землей среди мертвых, полуживой на него ползти буду. С ума меня сводишь. Не ведаю, что творю. Своих загубил… войну развязал. И плевааать. На все плевать. Моя, Ждана. Мояяяяя.
Сильнее ребра сдавливает, и у меня все плывет перед глазами, воздух плавится, и каждый вдох кипятком обжигает. И я губами касаюсь его грубой ладони, кажется, она рельефная изнутри от мелких порезов и шрамов поверх старых рубцов. Повернулась к нему резко, и он тут же хватку ослабил, и взглядом с его глазами встретилась – прозрачные светло-золотые, нечеловеческие на человеческом до невозможности красивом лице, все еще перепачканном сажей и кровью. А мне оно прекрасней всего на свете, и грязь эта, и кровь чужая, ради меня пролитая. Так близко и не отталкивает, не гонит. Его тело огромное застыло словно в ожидании. Я скулы его широкие ладонями обхватила и будто физически почувствовала, как его всего сотрясло дрожью.
– Зачем искать? Я здесь… Твоя. Только твоя.
Опустила взгляд на губы его, чуть приоткрытые, и до безумия захотелось их своими почувствовать, так сильно захотелось, что в горле запекло, как от жажды. Подалась вперед и коснулась губами его губ. И снова эта дрожь непередаваемая, как землетрясение под кожей у него так сильно, что воздух вибрирует. Тело мое стиснул горячими ладонями и к себе прижал с такой силой, что у меня захрустели кости. На рот мой набросился сам с громким рыком. В волосы мои двумя руками зарылся, вжимая мое лицо в свое, и мне показалось, что я умираю от этого запаха его дыхания у себя во рту, от того, как язык с моим сплетается, толкается сильно, напористо и в то же время как-то иначе, словно не сдерживается он больше. И от этой обрушившейся страсти захватило дух, сердце сильно сжалось в мучительном удовольствии и подскочило вверх, ударяясь о ребра.
Его зубы ударяются о мои, кусают мою нижнюю губу, распаляя внутри дикую лихорадку, которая нарастает с бешеной силой. Приподнял немного и прошел со мной пару шагов, впечатывая меня в ствол дерева, а я ничего не вижу и не чувствую, кроме его языка у меня во рту, кроме стонов мужских нетерпеливых. Целует исступленно в каком-то безумии, и его рваные выдохи наполняют мне легкие, заставляют дышать ими и выдыхать свои собственные. Не сдерживается больше… другой совсем. Озверевший. И в то же время нет ни чешуи на коже, ни бугрящихся под ней шипов костяных.
Но они могут появиться, и это понимание опаляет сознание, сводит с ума. Кровь в венах закипает, пенится, и меня словно с ног до головы ядом возбуждения жжет. Ничего подобного не чувствовала никогда. Страх и в то же время отчаянное желание узнать, что такое любовь дракона, на себе. Сгореть от нее дотла.
Жадные ладони мужские рубашку мою задирают, и, подхватив под ягодицы голые, вверх поднимает, спина о колючую кору дерева цепляется больно до ссадин, но мне плевать, ведь его руки на моем теле с ума сводят, и я готова вытерпеть что угодно, лишь бы касался, лишь бы не отстранился снова.
Лихорадочно разрывает тесемки на груди, и меня выгибает назад, чтобы подставить ноющую плоть и до боли налитые соски его рукам и губам. И чувствую, как что-то твердое упирается мне между ног и в низ живота. От страха и предвкушения сводит все тело… предвкушения того, как своей сделает, и мозги туманятся, отказываются признавать, что потом я умру под чудовищем, ведь никто не выжил еще под натиском зверя. И мне хочется стать его, по-настоящему, почувствовать, как накроет собой и ворвется в меня, разрывая болью все мое тело… и вместо ужаса низ живота пылает огнем, и от боли хочется закричать. От иной боли. От жадного желания снова испытать с ним то самое ослепительное наслаждение… а после и умереть не жалко.
Но он вдруг прижимается лбом к стволу дерева над моим плечом, тяжело и хрипло дыша, замер, дрожа всем телом. И я зарываюсь в его волосы. В эти многочисленные косички, которые жестко скользят между пальцами, заставляю его посмотреть мне в глаза. Полыхающие огнем радужки и вертикальные зрачки, в которых змеятся огненные молнии, то сужаются, то расширяются. Страшные и в то же время завораживающие.
– Я хочу тебя… твоей хочу быть. По-настоящему. Женщиной твоей.
И все его тело дрожит в ответ на каждое мое слово, за горло ладонью обхватил, и долго в глаза мне смотрел.
– Ты пожалеешь об этом.
– Никогда не пожалею. Обещаю.
– Плевать на твои обещания, даже если не сдержишь их. Мне плевать на них будет.
Придерживая за поясницу, опустил в траву, нависая сверху.
Молчит, больше слова не говорит. Напряжен настолько, что я вижу, как по его вискам катится пот. И снова со стоном на мой рот набрасывается, руки хаотично гладят мое тело, мои ноги, и широко раскрытый рот скользит по моему подбородку, по шее, вниз к ключицам, прикусывая их, еще ниже к воспаленным соскам, и я впиваюсь в его волосы снова, когда горячие губы сильно обхватывают острые кончики по очереди, терзая их, вылизывая так бесстыже и нагло, что у меня в голове мутится. И он сам не сдерживается, стонет громко, надсадно, останавливается отдышаться и в глаза мне долго смотрит, обхватив пальцами сильно мое лицо, словно удерживая взгляд. Наверное, это триумф женский, когда зверя лихорадит от страсти, и кажется, что он обезумел совсем.
Глажу его волосы и влеку снова к себе, а руки сами к его рубашке тянутся, задирают наверх, тянут изо всех сил, и до дрожи хочется телом голым к его телу прижаться, всей кожей его ощутить на себе. В нетерпении сбрасывает с себя рубаху, стягивая через голову, и я льну к груди его гладкой и в то же время испещренной тремя жгутами старых шрамов от чьей-то огромной лапы. Острыми сосками скольжу по каменным мышцам, по горячей коже. От стонов горло болит, и от нетерпения меня саму лихорадит.
Смотрю на лицо его бледное, на губы мокрые и с ума схожу от осознания, что они целовали мой рот, ласкали мою грудь и оставили влажные следы на моей шее. И еще где-то там вдалеке страх щекочет словно острыми, заточенными когтями – в любую секунду он может разодрать меня на части… и вдруг в голове вспыхивает картинками-обрывками, как Демьян по лесу скачет и… и голос его о том, что здесь в лесу нет иной сущности, кроме человеческой. А Аспид, словно в ответ на мои мысли, жадно по мне поцелуями скользит, вниз по шее, кусая, оставляя засосы, словно изучая каждый сантиметр моего тела…
– Пожалуйста, – поднимаясь к нему, обхватывая шею дрожащими руками, но он так же беззвучно укладывает обратно в траву, накрывая рот ладонью и наклоняясь к моей груди, снова обхватывая сосок горячим ртом, словно играясь, словно он сам изучает меня, взмокший и дрожащий, но всецело контролирующий процесс, наслаждающийся каждой секундой. Я задыхаюсь от стонов, а он от груди моей отрывается и в глаза мне смотрит, улыбаясь уголками порочного рта, продолжая играть с сосками, сжав их двумя пальцами и перекатывая, заставляя взвиться от невыносимого желания получить от него намного больше, стиснув в кулаки его жесткие волосы, царапая бритый затылок ногтями и извиваясь уже совершенно бессовестно, потеряв всякий стыд, требуя чего-то, умоляя его бесконечным жалобным шепотом.
Руку его перехватываю своими руками, жадно покрывая поцелуями шрамы и узоры черные, сплетенные символами и узлами непонятными.
– Жданааа, мояяяя – выдыхает мне в рот, придавливая ладонью к земле, – скоро… терпи. Трогать хочу. Всю тебя. Везде. Терпи. Только здесь так можно… нигде больше и никогда так не будет. Запомни. Нигде и никогда.
Только я ни слова уже не понимаю, головой мотаю из стороны в сторону, пьяная, как будто опоенная маревом каким-то, извиваюсь под ним. Всматриваясь в глаза мои умоляющие, Аспид ладонью ниже скользит, властно мне ноги раздвигая. Терплю. С ним что угодно терпеть буду, только невыносимо это – каждое его касание такое мучительно-сладкое, такое грубо-нежное. Пальцы шершавые, а гладит осторожно, так осторожно, что мне кричать хочется.
Коснулся там, где все жаром горит, и я вверх подалась, выдыхая судорожно, и рот в немом крике приоткрылся, лицо исказилось в болезненном ожидании, и судорожный вдох разорвал кипятком изнутри, когда ощутила, как его пальцы гладят у самого входа, трепещут, поддразнивая.
И я уже дрожу, как в лихорадке, не в силах взгляд от его глаз отвести. Нависает надо мной, опираясь на сильные руки, пристраиваясь у меня между распахнутыми ногами.
– Моя… маленькая Ждана, на меня смотри, – выдыхает мне в губы, и я не отрываясь смотрю в зрачки его звериные. Чувствуя, как в меня вжимается что-то огромное и горячее, как тянется мое лоно, крепко охватывая его плоть, поддаваясь ей и сопротивляясь одновременно, – сладкая Ждана.
Я ощущаю его изнутри, судорожно вздрагивая, и вся сжалась от напряжения и понимания – он меня берет именно в эту секунду, входит в мое тело собой. Мой дракон, мой зверь. Покрытый каплями пота, с дрожащими губами, медленно погружается внутрь, сильно растягивая, проталкиваясь вперед мелкими рывками, и сжирает каждую реакцию с моего лица.
Так медленно, так невыносимо медленно, и я пошевелиться не могу, впиваюсь в его плечи, царапаю их, а он не шевелится… замер, когда я губу прикусила, и в ту же секунду снова пальцы его чувствую. Дотрагивается там, где раньше языком ласкал, там, где обвивался так тонко и невыносимо, а сейчас медленно гладит, дразнит, сжимает. Непроизвольно двигаюсь в такт его ласкам, тянусь к губам, а он назад подается и смотрит в мои глаза, его зрачки расширяются по мере того, как я реагирую на ласку, они становятся все больше и больше, утягивают, как в водоворот сумасшествия.
От нетерпения и напряжения слезы на кончиках ресниц дрожат, и я хватаю сухими губами воздух.
– Скоро, Ждана… ты уже скоро примешь меня всего, – шепчет мне в губы и растирает там внизу одинаково медленно, а сам не дышит, а рвано хрипит в унисон моим стонам, приоткрывая рот, когда я свой открываю.
Шипит по-змеиному, когда я чувствую, как дергается бугорок, стиснутый подушечками его пальцев, и в изнеможении, закатываю глаза, вздрагивая всем телом, на мгновение замираю, широко открыв рот, чтобы втянуть громко воздух и зарыдать, содрогаясь. В ту же секунду он делает мощный толчок, а меня еще трясет в экстазе, и я громко кричу, продолжая пульсировать, плотно обхватив его изнутри саднящей, словно израненной и обожженной плотью, но все еще содрогающаяся от наслаждения. Боль вспыхнула посередине острейшего по своей силе экстаза, сплелась с ним, и задергалась внутри и снаружи сладкими спазмами, острыми как лезвие и невыносимо-прекрасными.
– Мояяяя, – рычит мне в губы и уже сильно сжимает руками под поясницей, мокрый, с бешеным взглядом, задыхается, – вся мояяя.
И нет меня больше. Правда, нет и не существовало никогда. Я часть него. Предназначенная ему. Вырванная из пустоты, где без него не было смысла. Толкается во мне быстрее, сильнее, и я выгибаюсь под ним, широко раскинув ноги, не человек я более, а животное, такой же зверь, как и он. И я с ума схожу от этого ощущения наполненности. Болезненной, сильной, грубой. Самой примитивной наполненности своим мужчиной. Врезается в меня своей плотью, и губы своими накрывает властно, жадно, вторя толчкам члена языком во рту.
И я не знаю, почему до сих пор жива… ведь это невозможно выдержать. Невозможно не умереть от этого дикого удовольствия принадлежать ему.
Двигается все быстрее, хаотичней, безжалостней, подхватив мои ноги под коленями и упираясь ладонями в землю, запрокидывая голову, и я вижу, как змеятся вены на его горле сбоку, как пульсируют, как искажается в пароксизме страсти его лицо… человеческое и в то же время слишком красивое для человека, и под кожей все символы огнем возгораются, каждый контур дымится изнутри. Человек орет и стонет, а я словно рык зверя слышу и вижу, как он мечется у него под кожей.
А потом хрипло кричит, содрогаясь на мне, и я чувствую, как внутри кипяток растекается, пульсирует его плоть в моей плоти, извергается с гортанными стонами, изогнувшись назад и закатив глаза. К нему льну, оплетая ногами крепкие бедра, сжимая мощную шею дрожащими руками.
– Мой… – нагло ловя его губы своими губами, – мой Аспид.
Задыхается и меня по волосам гладит, прижимая к себе, лицо все еще искажено гримасой экстаза, и веки тяжелые приоткрыл, глядя мне в глаза полыхающим взглядом.
– Твой, Жданааа. Твой Аспид.
ГЛАВА 2
Диковинный дворец у моего Аспида оказался. Моего… Мой… мой… мой. Его голосом низким и чувственным. Как церковным набатом в ушах отдает, сердце и душу ласкает, как теплый ветер колосья пшеницы на полях за его дворцом. На огромной крутой скале, уходящей пиком в самое небо, обитель Аспида скрыта, а остров океаном окружен со всех сторон, и берег волны лижут, а мне с высоты драконьего полета кажется, что островок мой Райский размером с наперсток, а на самом деле необъятны земли Нияна и скрыты от глаз людских. Красота неописуемая вокруг, не тронутая никем. Я о такой только в сказках читала. Такое даже в кино не увидишь. У подножия скалы, покрытой льдами и снегом, раскинулись сады диковинные и леса дремучие. В садах плоды растут невиданных форм и расцветок, а на деревьях цветы сплетаются в пурпурно-золотые узоры, плавно перетекая в бирюзово-зеленый и ярко-желтый. Сверху кажется, что там, внизу ковер раскинулся, сотканный руками Богов или других невероятных существ.
Врожка наказал вниз без ведома Хозяина не спускаться и по садам да лесам не хаживать. Можно подумать, я найду, как туда выйти. Я уже пробовала и ни одной двери не увидела. Разве что в окошко, а летать я не умею.
– Поняла, человечка? Не для тебя, смертной, места эти.
– Угу. Как крылья отращу, сразу вниз прыгну.
– Пошути мне. Знаю я тебя – вечно проблем мне на голову ищешь.
– А что там такого страшного? Почему ходить нельзя?
– Не знает никто. Не ступала туда нога человеческая. Боятся все этого острова, как проклятого. Весь берег скелетами кораблей усыпан, и рифы под водой, как бритвы острые. Живым никто не выбирался. Так что не знаю я, что внизу там ждет тебя, а мне Хозяин три шкуры снимет, если с тобой что-то случится. Утонешь еще, мало ли. Сиди во дворце и не дергайся.
– Что-то до сих пор не спустил, – съязвила я и рассмеялась, когда он брови свои густые, как ершики, накосматил.
– Твоими молитвами, небось.
– А то, – похвалилась я, и лоб карлика разгладился. – Когда Ниян вернется?
Спросила несмело, зная, что ответа не будет. Не раз спрашивала уже. Как во дворец меня принес, с тех пор не видела его.
– Не знаю. Он меня в известность не ставит никогда. Дел наворотил Ниян твой из-за тебя, окаянной. Расхлебывать теперь, и чем окончится все это, никто не знает. И чует мое сердце – ничего хорошего не выйдет. Не сравниться войску Нияна с братской ратью.
И мне тревожно стало и боязно (как говорят в мире моего дракона, я теперь его часть и говорить стала, как они и как в книгах старинных, сама не заметила… или не знаю – откуда новые слова на языке крутятся и сами произносятся).
– Скажи, Врожка, а брат Нияна – он очень страшный?
– Внешне или душой?
– Что мне внешность его. Душой, конечно.
– Царь он Навский, все во власти его, каждое дерево ему поклоняется. Только остров этот ему не подвластен. Здесь Ниян царь и Бог.
– Зачем Ниян девушек туда везет?
– Для ритуала, – Врожка пожал плечами, словно и так все понятно.
– Они все умирают?
– Да.
Посмотрел на меня пристально.
– Только одна должна выжить по пророчеству, только одна истинному сыну покойного царя наследника родит и выдержит драконью страсть. Только не было до сих пор такой за все тысячелетия.
И отвернулся.
– Болтаю тут с тобой. Дел полно. Дворец обойти, слуг погонять, порядок навести. Пошел я.
– Врожка, подожди.
Обернулся и тяжело выдохнул, всем видом показывая, что достала его до печенок.
– Скажи… а Ниян, у него тоже невесты были? Как у Вия?
Карлик расхохотался, да так хохотал, что мне его туфлей стукнуть захотелось по башке его огненно-рыжей. Что смешного я сказала?
– Воин Ниян. Какие невесты? Ни одной девки в этом дворце не было. Воины не женятся, нет у них права такого. А если и решит себя узами брака связать, должен у Вия разрешения спросить и благословения получить. Только на ком жениться, если никто не выживает от любви драконьей?
Потом меня с ног до головы осмотрел и добавил:
– На простолюдинке князья не женются. Так что не мечтай. Меньше мечтаешь – счастливее окажешься. И хватит у меня дурь всякую спрашивать. Я тебе не баба-сплетница.
Ушел, а я снова к окну подошла, вниз глянула, и голова закружилась – ну и высота. Облака можно ладонью трогать или в стороны разгонять. Я по комнате покружила и вышла. По сторонам, раскрыв рот, осматриваюсь каждый день, никак не привыкнуть мне к красоте этой. Стены замка сверкают словно драгоценными камнями изнутри усыпаны, и они сквозь слюду просвечивают, и если солнце в огромные окна с цветными стеклами светит, то весь замок сверкает и искрится. И каждая комната разного цвета в разное время дня. Меняет оттенки по часам. Ранним утром все горницы золотисто-желтые, потом постепенно зеленеют от светло-салатового до изумрудно-зеленого и перетекают в темно-аквамариновый, и все светлее и светлее, пока не становятся голубыми, как небо, а к вечеру окрашиваются в пурпурный, чтобы ночью стать темно-синими, как ночное небо.
За все время, что я здесь провела, ни одного слугу так и не видела. Словно они невидимые все. Утром встану – завтрак у постели, днем обед в огромной зале ожидает, а вечером после ванны ужин на прикроватном столе стынет. От скуки выть на луну хочется, а ожидание с ума сводит. Запер меня в четырех стенах, а сам воевать полетел, как всегда. Не жизнь, а серость беспросветная. Помереть можно. Хоть бы почитать что-то, если телевизора нет и сам от меня прячется.
Едва подумала об этом, как чуть позже нашла на сундуке книги, сложенные в стопку. Присмотрелась и от счастья чуть не расплакалась – мои все. Из моего дома принесены. Вначале не придала этому значения, а когда волосы чесала гребнем и от злости хотела ножом для фруктов отчикать, подумала о том, что мне б парикмахера, как там на земле, прическу сделать какую-то с космами этими голубыми. И вообще поговорить бы с кем-то…
А вечером ко мне в горницу девушка вошла, глаза стыдливо опустила, присела слегка, сарафан придерживая тонкими пальцами.
– Мне велено за Госпожой ухаживать, всячески помогать и прихоти все выполнять.
Ах ты ж… я по сторонам осмотрелась, и руки сами в кулаки сжались.
"Значит так, да? Сам прячешься, а мысли мои подслушиваешь? Развлечь пытаешься? Не хочу никого, ни еду твою земную, ни служанок безропотных, ни книг из дома моего привезенных. Тебя хочу. Тоскую я, Ниян. Скучаю по тебе, мой Аспид".
А в ответ тишина. Не слышу его больше, не говорит со мной и в мысли не врывается. Дни идут тягучие, как пластилин, а его нет и нет. Только чувствую, что рядом он. Всей душой ощущаю тяжесть в воздухе и запах дракона. А по ночам словно трогает кто-то, словно пальцы по моему телу скользят и пробуждают огонь дикий, заставляют под кожей искры вспыхивать и томно ноги сжимать, оглушенная накатывающими волнами, снова испытать то, что только он дарить мне умел. Все на свете отдать готова за его наглое и настойчивое "Жданаааа моя". Утром глаза отрываю, а нет его опять. Нигде нет. И остров этот проклятый всей душой ненавижу. Хорошо. Прячься. Я сама тебя найду.
И наконец решила со служанкой поговорить. Когда волосы мне утром чесала гребнем и в косы вокруг головы укладывала, я за руку ее схватила.
– Прихоть любую, говоришь, исполнишь?
– Любую, барыня. Все, что пожелаете.
– Вниз меня отведи. Можешь?
– В нижние палаты?
– Нет. Вниз. К подножию скалы. Увидеть остров хочу.
Ее глаза широко распахнулись, и я в них страх увидела. Она отрицательно головой покачала.
– Не могу вниз. Нет отсюда выхода туда.
– Как это нет? Вы же во дворец как-то попали.
– Родились мы здесь. И родители мои, и бабка с дедом. В вечном услужении у князя мы. Клятву верности ему давали.
Она руки у груди сложила.
– Нельзя вниз ходить. Здесь все не такое, как выглядит. Это только сверху вам кажется, что внизу рай.
– А что там внизу?
Она снова быстро головой машет.
– Не знаю. Никогда не ходила туда.
– Но ведь есть выход?
– Нету. Никаких дверей, никаких потайных лазов.
– Быть такого не может.
И сама вспоминаю, что меня мой дракон принес в когтистых лапах. Бережно, как хрустальное перышко.
– А воины? Стража? Они же как-то спускаются вниз.
Дуня осмотрелась по сторонам и склонилась ко мне.
– Смертным нет выхода вниз. Только бессмертным. Не людям. Ящеры через каменный портал выходят. Но я слышала, здесь еще порталы есть.
Легче мне от этого не стало. Ничего интересного я для себя не узнала кроме того, что теперь в заточении на острове и состарюсь здесь, пока он там летает и в войну свою играется. А может, и никогда не прилетит ко мне больше. Бесчувственный каменный ящер. Нет у него сердца. Как была я игрушкой, так и осталась. Только хозяина сменила. Может, лучше было к Вию попасть, умерла бы и закончились все страдания.
"Еще раз об этом подумаешь, я твои страдания прекращу прямо сейчас".
И сердце дернулось от радости, так гулко внутри забилось, что кажется, грудь сейчас счастьем разорвет.
"– Подумаю. Сто раз подумаю. Прилетай и накажи меня за это.
– Накажу. Не сомневайся. Только тебе не понравится. Наказания бывают болезненными.
– Понравится все от тебя. Нияяян, я дни считаю и ночи. Когда вернешься? Сил нет ждать.
– Имя твое – Ждана. Значит, будешь ждать сколько потребуется.
– Мне бы знать, чего ждать. Знать, что вернешься, и я вечно смогу.
– Вернусь… зверь меня одолел. Не могу пока. Усмирить его надо.
– Не боюсь зверя твоего.
– Я боюсь, Ждана. Я его боюсь".
И от обиды слезы из глаз брызнули. Боится он, а мне теперь умереть в вечном заточении, ожидая, хоть бы увидеть ненадолго, хотя бы издалека. Отшвырнула гребень и выскочила из горницы, а дворец волной как раз цвет сменил с розового на сиреневый. Но уже и это не восхищает, как и камни, сверкающие всеми оттенками в свете тысяч свечей.
"– Почему ты так жесток со мной? Почему все так сложно, так невозможно? Что ж ты мучишь меня, Ниян?".
По лестнице вниз сбежала, оглядываясь по сторонам. Где он – лаз этот каменный или портал? Как они отсюда выходят? Как выбираются? Нет места такого, куда есть вход и нет выхода. Но ни одной двери, и окна все легко поддаются, только вниз можно разве что камнем и насмерть.
Спустилась до этажа, на котором лестница каменная заканчивалась стеной, и от отчаянья ощутила, как печет в горле. И чем смерть хуже вот этого ожидания в тюрьме золотой. Зачем мне все это? Горестно выдохнула и увидела, как в одной из каменных стен вода зеркальной струей стекает вниз в емкость, похожую на фонтан. Она настолько прозрачная, что сквозь нее просвечивают камни. Я села на краешек фонтана и тронула воду пальцами, она преломилась и сменила цвет вместе со стенами. А потом от удивления глаза расширились – внизу, по каменному дну звездочки вспыхнули, мои вечные спутницы, потянулись вверх паутинкой, словно ко мне направились. Я руку в воду окунула, и они по моим пальцам поползли, спиральками вокруг них завились и словно слегка на себя потянули. Нежно так тянут, едва ощутимо, и вода теплая такая, пахнет свежестью. Невыносимо захотелось искупаться или хотя бы ноги окунуть в нее. Кто-то когда-то мне сказал, что вода успокаивает нервы.
Я сбросила сандалии, приподняла сарафан и шагнула в фонтан. Цветы-звездочки тут же опутали мне ноги. А потом я глазам своим не поверила – стайка золотистых рыбок юркнула у моих ног, как птички, засуетились. Я ладонью зачерпнула воду, и одна из рыбок забарахталась на ладони и выскользнула обратно в воду. Я вперед подалась, в самую струю и… и неожиданно для себя за ней увидела колыхающиеся ветви деревьев с огромными малиновыми цветами. Тряхнула головой и назад отпрянула – а позади меня стены дворца и за струей фонтана камень, как не было ничего, и снова вперед окунаясь с головой в теплую воду, стекающую сверху, а вместо камня опять цветы перед глазами колышутся на ветру и птицы щебечут. Рыбки теперь уже не в фонтане, а в ручье плещутся, и звездочки тянут, как лентами, вперед. Шагнула и оказалась вне стен дворца. От удивления выдохнула. Передо мной водопад, стекающий со скалы. Голову подняла, и она закружилась, а сердце гулко забилось – я у подножия стою, а далеко за облаками виднеется замок, окутанный оборванными перьями облаков.
Я усмехнулась… а вот и выход. Я каким-то образом нашла портал и оказалась внизу. С ума сойти, как же красиво здесь. И запах такой, словно самые ароматные цветы мира распустились в одном месте. Втянула аромат всей грудью и закружилась, раскинув руки. Вот она – свобода. Я приподняла юбки и побежала по тропинке вперед. Что там Врожка говорил, что все не такое, каким кажется? Враки. Все такое, вблизи еще красочнее и ярче. Нарочно от меня сад прятали.
От окружающей красоты глаза разбегаются, и солнце такое теплое, греет босые ноги, треплет мне волосы. Вдалеке раскинулись деревья, так похожи на наши яблони с красными плодами, сверкают на солнце, манят к себе. От желания испробовать скулы свело. Я ускорила шаг, раздвигая ветви с изумрудной листвой, принюхиваясь к запаху цветов невероятно экзотических оттенков. Но едва ступила под кроны деревьев с красными плодами и сорвала один из них, как начало темнеть вокруг и зелень сменила цвет на грязно-серый, а плоды стали кроваво-красными. "Яблоко" в моей руке лопнуло, и алым соком потекла словно кровь по запястью. Я с криком отшвырнула жуткий плод в сторону. Обернулась назад, а тропинки обратно нет, все заплелось кустарниками с шипами и терновником. Сердце начало биться чаще, а по телу прошла волна страха, похолодели кончики пальцев и желудок в узел сжался. Ведь мне сквозь кусты шипованные обратно уже не пройти. Только вперед в сгущающуюся темноту…
"Проклятый остров этот. Все не такое, каким кажется… не ходи вниз".
Ветер налетел и дернул больно волосы, послышался странный шум… я не сразу поняла, что это. Пока не вышла к берегу со сгустившимися черными тучами, клубящимися над беснующейся стихией. Нет внизу солнца и райской красоты, все деревья стонут, засохшие и сломанные, поросшие кустарником и ядовитым плющом с длинными иголками. А волны бьются о берег, вышвыривая обломки на красный песок. И я вижу, как вдалеке останки кораблей плещутся, развеваются разодранные паруса на ветру и молнии ярко-алого цвета небосвод разрезают кровавыми шрамами. А потом дух захватило от ужаса, потому что вода вздыбилась стеной, поднимаясь все выше и выше, и как в самом жутком кошмаре, устремилась на меня чудовищной волной. Обернулась снова – а бежать некуда. Кустарники и шипы затянули весь берег. Оступилась и закричала, наступая на иглы, прокалывая ноги, а они словно меня к воде толкают, гонят в самую пучину, впиваются в лодыжки.
