Текст книги "Невеста для Хана"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Он…он сказал, что поиграет со мной, что уже играет… Он ненормальный, Жень. Ты бы видела его.

Он… такой жуткий.

– Да уж… Но это не помешало тебе прийти в лапы к зверю. Навертела ты. Давай так, может, тебе

лучше съехать от меня. Перебраться куда-то, где искать не станет. Подожди, я перезвоню тебе.

Она отключилась. А я налила себе еще воды и подошла к ноутбуку, стоящему на журнальном

столике. Подняла крышку и придвинула стул. Пальцы сами открыли поисковик и вбили имя «Иван

Волин».

Стало тесно в комнате, едва только увидела его на экране. Лицо крупным планом. Его глаза, которые так тянули к себе и в тоже время так пугали. Очень светлые, яркие и ближе к зрачку

намного темнее, от чего эти самые зрачки казались расширенными и большими, напоминающими

глаза хищника в момент возбуждения и охоты. Его нельзя назвать красивым, но на лице эта печать

порока. Чего-то до сумасшествия страшного и греховного, чего-то жуткого и в тоже время

завораживающего. Внушающего ужас и трепет. Я могла поверить, что женщины сходят от него с

ума… рядом с ним так легко почувствовать себя убогой, незаметной и ничего из себя не

представляющей молью. Молью, которую можно насиловать, убить и закопать.

Один его взгляд заставлял застыть и внутренне подобраться. Он словно обещал все муки ада и в

тоже время какое-то дикое и страшное удовольствие, после которого непременно наступит

мучительная смерть. Самоуверенный, ироничный, пронизывающий насквозь. Глаза чуть

прищурены, и в уголках спряталась та самая пошлая усмешка, как и в уголках его губ. Их можно

было бы назвать некрасивыми, но это было невозможно, так как они манили изгибом, пугали чем-

то жутковато притягательным. Я попыталась вспомнить его лицо наяву, но видела лишь глаза. И…

я помнила фамилию. Отец Милки ее назвал несколько раз. Так что никакой ошибки быть не

могло. Это он. Только моложе на одиннадцать лет. Может, сейчас он научился заметать следы…

Вспомнились его слова о надгробиях, и стало не по себе. Передернуло все тело.

«Ну что ты ломаешься, маленькая. Давай, я сказал! Раздвинь ноги, сука! Не корчь из себя целку!»

Голос словно сквозь вату. Безликий. Страшный. Как в микрофон.

Я закрыла страницу с его лицом. Бегло прочла несколько светских сплетен о его романах с

известными актрисами, телеведущими, моделями. И везде эти горящие женские взгляды, полуоткрытые рты, румянец. Не надо быть психологом, чтобы заметить, насколько они увлечены

им. Женя права. Женщины без ума от этого психопата. Видно, что они с Волиным не ради денег.

Расставания, новые романы, покончившая с собой любовница. Грязные расставания с

истерическими постами брошенных пассий в соцсетях. И новые снимки Волина уже с другой. На

яхте, в клубе, на природе.

Все это могло быть лишь прикрытием. Много лет назад он совершил преступление сам, а сейчас

такому, как он, не составит труда покупать себе девочек и издеваться над ними.

Зазвонил сотовый, и я взяла трубку.

– Ксень, я нашла для тебя квартиру. Там не так уютно, как у меня, но вряд ли он тебя там найдет.

Это квартира одной моей знакомой. Она уехала в Эмираты к очередному арабскому шейху в

кавычках, а квартиру так и не смогла сдать. Много хочет для этого района. В общем, я с ней

договорилась. Я сброшу адрес, и дуй туда прямо сейчас.

– Спасибооо, Женя, как же я благодарна тебе. Чтоб я делала без тебя?

– Не знаю. Может, не научилась бы у меня искать на свою задницу неприятности. Так, все.

Меньше слов. Вызывай такси и бегом туда. А я подумаю, как избавить тебя от Волина, и поищем

отца Вари. Кто знает, а вдруг он миллионер.

Она хихикнула, разряжая обстановку.

– Все. Давай. Мы разберемся. Я уже через день приехать должна.

– Можно я ноут твой возьму?

– Бери. Это мой запасной. Папки по работе только не трогай.

Через час я уже располагалась в уютной однокомнатной квартире на окраине города и надеялась, что мы, и правда, что-то придумаем. Я буквально провалилась в сон. Отключилась, как будто из

меня выпотрошили все батарейки. Мне даже сны не снились.

Проснулась от настойчивого звонка в дверь. Он был монотонным и очень пронзительным и

заливался соловьиной мерзкой трелью. Я не сразу поняла, где нахожусь, потом встала и, завернувшись в плед, поплелась открывать. Когда посмотрела в глазок, меня прошибло ледяным

потом, и я закрыла рот руками, чтобы не заорать. Там стоял тот самый лысый Скала с зонтом в

руках. Он снова позвонил, а потом громко начал стучать в дверь. Так громко, что сотрясалась вся

квартира.

– Я вызову полицию! – как-то неуверенно сказала и почувствовала, как начинаю задыхаться.

– Я сейчас вынесу дверь! – спокойно ответил ублюдок.

– Убирайтесь!

Где-то в комнате зудел мой мобильный. Я пошла на звук, переступая босыми ватными ногами по

холодному полу. Нашла сотовый в сумочке и, увидев незнакомый номер, закусила губу. Потом все

же нажала на кнопку вызова.

– Первый уровень я прошел, а ты проиграла, и я придумаю, как ты будешь расплачиваться за

проигрыш.

Голос прозвучал где-то совсем рядом, словно он находился со мной в одной комнате. Я

отключила звонок и начала набирать номер полиции, но у меня не выходило. Автоответчик

сообщил, что моя сим-карта заблокирована на любой исходящий звонок, даже на экстренные. Я

не знаю, как такое могло быть. Снова и снова набирала полицию, как заведенная, пока не увидела

на экране входящий звонок. Ответила и сдавила сотовый в обеих руках.

– Она заблокирована. Ты никуда не позвонишь и никуда не выйдешь. У тебя есть всего два хода.

Первый – это сделать так, как мы договаривались, и выйти на работу, которую ты так хотела

получить, а второй – сидеть там, пока не надумаешь выполнить первый. Разве тебе не надо

поехать к дочери, Ксенияяя? Или к ней могу наведаться я.

Сдавила сотовый еще сильнее, чувствуя, как становится тяжело дышать и пульсирует кровь в

висках, как сдавливает затылок болью.

– Я выйду.

– Умница. Это правильное решение. И не говори, что я не дал тебе право выбора.

ГЛАВА 10

Я швырнула сотовый на тумбу и закрыла глаза, медленно выдыхая, чтобы успокоиться. В дверь

продолжали стучать.

– Перестаньте шуметь. Я одеваюсь!

Процедила и сама ударила кулаком с другой стороны. Надо не думать о страхе, не зацикливаться

на нем. Иначе я сойду с ума, так и не доехав туда. Ведь никто не сможет причинить мне зло прямо

там… в высотке, где находится столько людей. Он не посмеет! В дверь снова постучали.

– Хватит! Я сказала, хватит! Иначе полицию вызовут соседи!

– Вам передали одежду, – спокойно ответили за дверью, и в эту секунду я поняла, что на мне

вчерашнее вечернее платье и ничего больше у меня нет.

И не только потому что я бежала сломя голову от чудовища, а потому что все мои вещи сгорели. У

меня даже трусов с лифчиком нет, носков и, черт возьми, прокладок. На глаза навернулись слезы

бессильной ярости.

– Убирайтесь! Просто убирайтесь отсюда!

– Вам велено переодеться, иначе вас не впустят в здание, и Иван Данилович расстроится.

Почему-то слово «расстроится» прозвучало намного устрашающе, чем если бы он сказал

«разозлится» или «придет в ярость». Стало еще холоднее, и даже зубы застучали – они не просто

знали, где я, а следили за мной до самого дома. Я даже представила себе, что вся квартира

утыкана уже камерами и жучками. И пусть не впускают. Пусть он катится к черту! Пусть сгорит

вместе со своим зданием, пусть взорвется и разлетится на ошметки. Как взорвался мой дом. Я

ничего не хочу. Я просто хочу спасти свою девочку, хочу унять ее боль, хочу, чтобы она вернулась

ко мне здоровой. Это все, чего я хочу.

– Вам не стоит опаздывать. Иван Данилович очень не любит, когда опаздывают.

– И что он сделает? Убьет меня?

Мне зловеще не ответили. Щелкнула замком и приоткрыла дверь через цепочку. Скала подал мне

пакет, я протащила его через щель и тут же шваркнула дверью перед его носом. Вытряхнула

содержимое на пол. Ожидала, что увижу там какое-то пошлое одеяние… даже не знаю, что

именно ожидала, да что угодно, но не аккуратный деловой костюм светло-голубого цвета из

немнущейся ткани, следом за которым на пол выпали картонная упаковка и еще один бумажный

пакет.

В дверь опять постучали.

– ЧТО?

– Обувь. Вам придется открыть – это в дырку не пролезет.

***

Одевалась я перед зеркалом, и меня по-прежнему трясло от понимания, что чудовище знает и

мой размер одежды, размер обуви и даже любимый цвет. За сутки. Всего лишь. В картонной

упаковке я увидела чулки. И отдельно в бумажном пакете набор нижнего белья. Черное кружево.

Скорее строго и элегантно, чем пошло и вычурно. И размер в точку.

Я смотрела на себя в этом костюме и злилась. Красивый. Дорогой. И как влитой сидит на мне…

даже идет мне. Меньше всего я хотела нравиться подонку. Меньше всего хотела возбудить его

пошлую фантазию. Чтобы у него и мысли не возникло, что я хочу его соблазнить. А я ощущала, что

нравлюсь ему… как и тогда, много лет назад. Ощущала каждой клеткой своего тела. Женщины это

знают безошибочно.

Только Волину наверняка нравятся все особи женского пола, невзирая на цвет волос, глаз, фигуру.

Мы все для него добыча или жертвы. Он открывает сезон охоты и начинает идти по следу, расставляя ловушки. Я была уверена, что он всегда побеждает. И от этой уверенности становилось

еще страшнее.

Затянула волосы в хвост на затылке, пригладила челку за уши и пошла к двери… Потом вспомнила

про туфли и чулки. Тихо выругалась. Я никогда не носила чулки. Они были олицетворением чего-

то грязного, пошлого и сексуального. Меньше всего в своей жизни я хотела думать о сексе или

вызывать эти мысли в ком-то. Особенно в этом недочеловеке.

Обула туфли на босую ногу… Наверняка, я натру мозоли, и черт с ними. Эти чулки не надену. Я

вышла из квартиры и прошла мимо Скалы, он двинулся следом, передвигаясь, как платяной шкаф

на маленьких ножках, не вписываясь в повороты. Скорее всего, я могла бы от него сбежать… Но

последние слова чудовища о моей дочери отбивали охоту даже пробовать. И он знал об этом. Я

была уверена, что подонок все просчитал.

Ехать в офис страшно не было. Там много людей. Он не сможет. А потом вихрь мыслей, что я не

знаю, что он сможет, а что нет. Я ни черта о нем не знаю, кроме того, что этот человек способен на

насилие и убийство. И шрам на моем животе прекрасное напоминание… на всю жизнь.

В здание я вошла в сопровождении Скалы, и проклятые замшевые туфли уже успели натереть мне

пятки. Но я старалась об этом не думать. Поднялась в лифте наверх, снова прошлась по

белоснежным ступеням, запоминая сколько их там и какой они высоты, потому что боль в ногах

начинала затмевать все остальные эмоции, и не думать не получилось.

– Вы к кому? Вам назначено? – громко провизжала Лера или Вера. У меня плохая память на

имена.

– Назначено, – грубо ответила я и подумала о том, что она бы не хотела знать, как именно ее босс

назначает свидания.

– Подождите! Я должна спросить!

Она выскочила мне навстречу. Цокая высоченными каблуками и преграждая дорогу. Из-за двери

показалось лицо Виктора Георгиевича.

– Никого не впускать!

Лерочка сжала силиконовые губы и уставилась на меня.

– Ожидайте.

– А можно, я вообще уйду?

– В смысле?

Она не поняла, ее разум, не отягощенный интеллектом, не смог переварить мое заявление.

– Спросите у вашего босса – можно ли мне уйти. Я к нему в гости не напрашивалась.

Теперь ее глаза округлились еще больше. Она явно не могла понять, что именно я от нее хочу, в

ее жесткий диск информацию о том, что кто-то может не хотеть встречи с их прекрасным

чудовищем, не внесли. И кажется, у нее начался сбой системы.

– Я… я спрошу. Как ваше имя?

– Ксения Филатова. Спросите сейчас, пожалуйста, я тороплюсь.

Лерочка вернулась за стойку и набрала на коммутаторе какой-то номер.

– Иван Данилович, здесь какая-то Ксения Филатова просит отменить ее встречу. Что мне делать? В

журнале ее нет. Как… отме… что? Да! Да, конечно! Я сейчас проведу.

Секретарша с нескрываемым презрительным интересом осмотрела меня с ног до головы, и я в

ответ смерила ее таким же пристальным взглядом. За дверью оказался не кабинет, а еще один

коридор. Такой же белоснежный, как и сама лестница, в навесных потолках отражался пол, а в

мраморном полу – потолок. Словно два молочных зеркала. На стенах висят не картины, а рамы с

выложенными узорами из морских ракушек на бирюзовом фоне. Она открыла пластиковой

картой стеклянные двери и впустила меня внутрь просторного помещения.

Белая кожаная мебель, квадратные вставки черного цвета в полу, в виде шахматной доски.

Черный письменный стол и белые стулья. На огромных окнах от пола до потолка черные

вертикальные жалюзи, открывающие вид на город с высоты птичьего полета. Прошлась по

кабинету, рассматривая абстрактные картины такие же черно-белые, как и весь интерьер, постояла у окна, чувствуя, как мурашки ужаса бегут по коже – я всегда очень сильно боялась

высоты. А окна во всю величину стен создавали иллюзию, что я стою на краю пропасти.

Странный кабинет. Вполне в стиле этого психопата.

Интересно, люди, которые его окружают понимают, что работают у маньяка?

Внезапно раздался стук, и я, подпрыгнув на месте, резко обернулась и тут же с облегчением

выдохнула – огромные старинные настенные часы монотонно отсчитывали десять часов утра.

Странный контраст с ультрасовременным интерьером, но они только украшали и не портили

общей картины. Мне, как дизайнеру, это понравилось. Впрочем, как и мелкие фигурки, в виде

шахмат, расставленные на полках. У чудовища прекрасный вкус.

Я подошла к столу, на котором стоял открытый ноутбук, и шумно втянула в себя воздух. Один из

ящиков был открыт, и внутри лежал пистолет. Вот так просто. Бери и стреляй. Как завороженная, я

протянула руку и коснулась холодного металла.

Если я возьму его… и убью подонка здесь и сейчас, моей дочери никто и ничто не будет угрожать.

Это были совершенно неконтролируемые мысли и обжигающее желание причинить ему боль. Я

ведь мечтала об этом… убить того, кто со мной это сделал. Выстрелить ему в лицо и смотреть, как

его мозги расползутся по стенке. Я взяла пистолет и приподняла руку, целясь в кого-то

невидимого перед собой и представляя лицо Волина…

– Для начала его нужно снять с предохранителя…

Голос прозвучал сзади у самого уха, и я чуть не закричала, когда мужская рука обхватила меня за

талию и сильно сжала.

Я отчаянно пыталась вспомнить технику самозащиты, слова, да что угодно, лишь бы вырываться

из этих жутких объятий, но вместо этого моя рука дрогнула, и я хотела опустить ее вниз, но Волин

подхватил меня под локоть, продолжая удерживать пистолет направленным в стену.

– Ну зачем так рано заканчивать такую интересную игру? – кончиками пальцев прошелся от локтя

к запястью, вкрадчиво, даже нежно. – Если взяла оружие, давай найдем ему применение. Ты

разбираешься в оружии?

– Нет.

– Это револьвер. Раритетный. Но он в великолепном состоянии и превосходно стреляет.

Я ощутила едкий выброс адреналина в кровь. Страх сковал все тело, мешая думать и двигаться.

– Я не пришла играть.

– Неужели?

Шепчет над моим ухом сзади, все так же сжимает меня под ребрами и заставляет застыть, как

закутанная в паутине, как будто меня опутало прозрачно-белесыми нитями его жуткого обаяния, которое пугало намного сильнее, чем если бы он бил меня или кричал.

– А мне кажется, мы начали играть уже очень давно. Намного раньше, чем ты рискнула заявиться

ко мне с обвинениями. Это ментальная связь. Ты ведь столько лет думала обо мне, вспоминала.

Мммм… тебе говорили, что твоя кожа пахнет ванильным молоком? Так пахнут маленькие

девочки, а не взрослые лицемерные сучки, – я поняла, что ощущение щекотки вызывает кончик

его носа и скула, которой он едва касается моего затылка, я дернулась, но он сдавил меня сильнее

горячими руками. Не больно, но весьма ощутимо. – А ты думала, револьверы нарочно валяются

где попало, чтоб их взяли и пристрелили их хозяина? – его голос был вкрадчивым и на удивление

мягким, он продолжал плести паутину, и я даже не могла в ней барахтаться, только слушать и

отсчитывать удары собственного сердца. – Смогла бы убить меня, Ксения? Отвечай! Смогла бы?

– Да, – выдавила едва слышно, и он вдруг резко развернул меня к себе лицом. Он был одет

совсем иначе, чем в оба прошлых раза, когда я его видела. Сейчас на нем была тонкая бирюзовая

спортивная рубашка с расстегнутым воротом и джинсовые штаны. На сильной шее змеился

тонкий кожаный шнурок с подвеской в виде паука. Мерзкое насекомое из белой стали касается

лапами его загорелой груди и словно ползет вверх. Рукава рубашки закатаны до локтей, и мне

видно, какие сильные у него руки, видно, как выступают вены паутиной жгутов под золотистой

кожей, а пальцы вблизи уже не кажутся ровными и музыкальными. Они неровные, со сбитыми

когда-то костяшками, нервные, длинные. Он сто процентов занимается спортом или занимался

раньше очень серьезно. Наконец-то я решилась посмотреть в лицо Ивана и занервничала еще

сильнее. Его внешность обескураживала. Заставляла зацепиться взглядом, приковывала

внимание. Светлые волосы Волина, зачесанные назад, блестели и казались очень мягкими на

ощупь. Гладко выбритые широкие скулы и тяжелый подбородок, острый ровный нос, сжатые губы

и… глаза. Сумасшедший цвет, выбивающий из равновесия, заставляющий забыться. Бирюза

океана, обманчиво спокойного и плескающегося под солнцем. Стихия, которая в миг поглотит

свою жертву и закрутит в смертельном водовороте. Изучает меня, ловит каждую эмоцию, считывает их с каким-то маниакальным наслаждением. Бирюзовая рубашка, контрастировала с

загорелым телом и этими невероятными глазами… психопата, который мог в любую секунду

слететь с катушек.

Но он, как самый настоящий паук, завораживал, фиксируя жертву в каком-то жутком оцепенении.

Я улавливала запах парфюма свежий и пронзительный, смешанный с запахом кофе. Мне казалось, что он должен пахнуть иначе, должен пахнуть кровью и смертью. Но Волин пах мужчиной… И я не

понимала – нравится ли мне этот запах или вызывает такой же ужас, как и все, что с ним связано.

Словно заставляя на какие-то доли секунд забывать, что я имею дело с жестоким и очень опасным

человеком. Он усмехался легкой улыбкой, приподняв уголок губ и светлую бровь. Тень от жалюзи

падала на его лицо, и меня трясло мелкой дрожью от этой ужасной близости и от осознания, что

это все происходит наяву. Я не могла контролировать свое дыхание, и оно стало прерывистым и

хаотичным.

– Значит, могла бы?

Перехватил мои руки обеими руками и направил дуло пистолета себе в грудь.

– Куда бы ты выстрелила, Ксеня? В грудь? В живот? – опустил мои руки ниже. – Или в голову? А

может, в спину? В спину интереснее всего… и главное, безопаснее. Хочешь, я повернусь к тебе

спиной?

Вдавил пистолет в свое тело, и я от страха вся сжалась, превращаясь в оголенный комок нервов.

Мне хотелось сбежать, и мои бедра непроизвольно напряглись. Если бы я могла сейчас рвануть к

двери, я бы так и сделала. Но я не смогла бы даже вырваться, он сжимал мои руки с такой силой, что я понимала, Волин скорее сломает их, чем разожмет пальцы. Нечеловеческий магнетизм и

невидимая мощь, которую ощущаешь на ментальном уровне. Мрачная и холодная сила.

Страшный и опасный зверь, способный вытворить что угодно.

– Не надо… пожалуйста. Отпустите меня…

– Зачем?

Дьявольская улыбка кривила его губы и отражалась в глазах.

– Отнять у нас обоих такую прекрасную возможность поиграть?

– Я не хочу играть.

– А я хочу. Давай. Сними его с предохранителя.

Но сделал это сам, и я услышала щелчок.

– Это старая игра, и ты, наверное, о ней слышала много раз. Русская рулетка. В барабане всего

лишь один патрон. И у тебя есть прекрасная возможность меня убить прямо здесь и сейчас.

Я сдавила челюсти так, что мне показалось, мои зубы раскрошатся. Он действительно

ненормальный.

– И нет, тебе за это ничего не будет. Мой человек обставит все как самоубийство, и на твой счет

капнет триста тысяч. Я уже распорядился. Давай. Это твой шанс избежать иных условий сделки.

Отпустил мои руки и расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. Я увидела, что на его коже остался

след от дула револьвера.

Тяжело дыша, я смотрела в его сумасшедшие глаза и понимала, что этот маньяк не шутит. Он и в

самом деле предлагает мне играть в его идиотскую игру. Его самого трясет от удовольствия и

азарта.

– Ну. Давай. Всего лишь нажми на курок.

Отблеск вожделения сверкнул в его взгляде, и губы приоткрылись в предвкушении или вот-вот

сорвущемся стоне. Красивый, почти божественно красивый в этот момент и настолько же

страшный. Как чокнутый фанатик. Я стояла, не двигаясь, ощущая напряжение во всем теле.

– Не выстрелишь – выстрелю я. Это ведь игра, и у нее есть правила. А я честный игрок и дал тебе

право первого выстрела. Ты ведь хотела бы отомстить?

Хотела бы. Самая дикая мечта – это сделать то, о чем он говорит – застрелить ублюдка.

– О даааа, я вижу этот блеск, появившийся в твоих глазах. Представила себе… что? Дырку у меня в

голове? Деньги на счету? Что возбудило тебя больше? Или и то, и другое? Твои трусики мокрые?

Ты пульсируешь? Готова кончить от мысли о моей смерти?

Протянул руку и убрал прядь волос с моего лица.

– Хватит тянуть… Стреляй… Ну же… Жми на этот проклятый курок!

Шепчет, срываясь на последнем слове на рычание и наклоняется ко мне, снова упираясь грудью в

дуло. И я начинаю дрожать от желания сделать то, что он говорит. Надавить на спусковой крючок

и разорвать подонку грудь.

– Дааааа, маленькая. Да. Оно живет в каждом. Это первобытное желание причинить боль, ощутить свою власть над более слабым, особенно когда у тебя есть преимущество. Ощутить себя

всесильным и смертоносным. Теперь ты понимаешь… в каждом из нас… Мы все способны

убивать.

Он шептал страстно и увлечённо, заставляя меня чуть ли не рыдать от всплеска желания

выстрелить и ужаса от этого желания.

– Нет! Я не убийца, как вы! – вскрикнула я и опустила револьвер, а он тут же выхватил его из моих

рук и, схватив меня за хвост на затылке, потянул назад.

– Дура… какая же ты дура, Ксения! – и я тут же пожалела, что не выстрелила, потому что Волин

приставил револьвер к моему подбородку. – Ааа, уже пожалела? Поздно! Теперь мой ход!

Металл обжег кожу, когда дуло поползло вниз по моей шее, между ключицами, и он поддел

первую пуговицу жакета, дернув так, что та расстегнулась. Я всхлипнула, а он усмехнулся и

посмотрел мне в глаза.

– У тебя был шанс, но ты им не воспользовалась. Моя очерееедь… ммм…играть.

Поддел еще одну пуговицу, умело заставляя ее выскользнуть из широкой петли, пока не

расстегнул их все. Мои нервы, натянутые до предела, болели так, словно их трогали лезвием.

Стало страшно, и зубы стукнули друг о друга, а тело свело судорогой.

– Какая нежная. Ваниль и молоко.

Дуло пистолета ласкало мою кожу, заставляя меня сжиматься от холода и в то же время от жара, разливающегося по телу, и от страха, заставляющего мурашки разбегаться в разные стороны.

Смертельно медленно Волин поддел лифчик, нажимом сдернул вниз, обнажая мою грудь и

продолжая удерживать мои волосы в кулаке. Я хотела закричать, но он отрицательно качнул

головой и тронул дулом напряженный от холода и страха сосок.

– Не стоит… только навредишь себе.

– Пожалуйстаааа… не надо…

– Что? – облизал губы и посмотрел застывшим взглядом на мою грудь. – Что не надо?

ГЛАВА 11

– Насиловать меня…, – прохрипела я, не смея даже пошевелиться.

– Насиловать? – спросил словно в недоумении и погладил сосок холодным металлом, заставляя

меня задрожать еще сильнее и закусить губу. – Думаешь, я сейчас тебя изнасилую?

Я не хотела отвечать на вопросы, которые явно заводили этого психа, но дуло пистолета

ненавязчиво намекало мне, что лучше ответить, и в затылке пульсировало от страха, напряжения

и осознания, что ему действительно можно все, и если захочет, то пристрелит меня прямо в своем

кабинете, а потом что помешает ему выдать и мою смерть за самоубийство?

– Да, – выдохнула и почувствовала, как моя спина коснулась стены. Все это время я пятилась от

него назад, а Волин наступал на меня, гипнотизируя взглядом.

– Думаешь, это будет насилием? – дуло пистолета опустилось вниз. Он так и не расстегнул жакет

до конца. Обвел полушарие груди и снова вернулся к соску, не отводя взгляда от моего лица. –

Женское тело – удивительный инструмент, Ксения, оно всегда покорно музыканту, который на

нем играет. А играть можно по-разному. – повел рукой с пистолетом по моему бедру, поднимая

тонкую материю юбки все выше и выше, – можно заставить его разрываться от боли на куски, а

можно заставить дрожать и вибрировать от наслаждения.

Он почти придавил меня к стене и теперь шептал у самого моего уха.

– Вы мне… противны, о каком наслаждении вы говорите? – прошептала и взмолилась, чтоб его это

остановило. – Я вас боюсь.

– Ооо, страх это сильнейшее стимулирующее средство…, – сталь скользила между моих ног все

выше, и меня било крупной дрожью, а над губой выступили капельки пота. – Иногда перед самой

смертью человек испытывает оргазм. Ты знала об этом, маленькая лгунья?

– Я никогда не лгу, – сказала и посмотрела ему прямо в глаза.

– Лжешь, и лжешь прямо сейчас.

Я почувствовала, как его ладонь обхватила мою грудь, и от паники испуганно вскрикнула, стараясь

изо всех сил не впасть в истерику.

– Тшшшш, – подушечка пальца гладила сосок медленно и осторожно, а пистолет замер у меня

между бедер и выше пока не поднимался, – твои соски острые и твердые. И здесь не холодно. Ты

знаешь, что это означает?

Отрицательно качнула головой. Откуда мне знать, если ты, подонок, лишил меня всего, что

испытывает нормальная женщина. Лишил меня испытывать влечение, возбуждение и…и оргазм. У

меня его никогда не было.

– Твое тело отвечает на мои прикосновения. А значит, ты лжешь. Смотри на меня… ты видишь

свое отражение в моих глазах? Как я вижу свое в твоих. Ты мне нравишься, Ксения. Я хочу тебя

трахать. По-разному трахать. Насиловать, ласкать, лизать, сосать, царапать и гладить. Хочу. И я

всегда получаю то, что я хочу.

Я была до дикости испугана тем, что ощущала на самом деле… жар его адского влечения. Оно

чувствовалось необыкновенно горячим воздухом, раскалившимся между нами, и эта близость.

Она обескураживала. Я, как пойманная в сети бабочка, всего лишь трепыхаюсь и ничего не могу

сделать. И эта реакция на его прикосновения… как будто он не противен мне, а я хочу эти пальцы.

Вспомнились курсы с психотерапевтом «реакция тела ничего не значит, основное «нет» живет в

твоей голове. И если твой разум не хочет близости, то это все равно насилие».

– Я не хочу! Вы мне отвратительны!

– Какое великолепное и, главное, умное признание, – тонкие губы расплылись в

настораживающей усмешке, – особенно умно это сказать тому, от кого зависит твоя жизнь во всех

ее смыслах. А как же триста тысяч и работа?

Каждое его слово заставляло меня тихонько вздрагивать, как от уколов булавки в самое сердце.

Напоминанием, зачем я все это затеяла.

– Давай заключим сделку, Ксения. – все это время пока говорил, он продолжал гладить мою грудь

и обводить сосок пальцем, отвлекая на свои действия и в то же время заставляя принимать их и

не содрогаться. – На каждое твое «нет» я установлю свою цену. Поторгуемся? Я считаю, что «нет»

стоит десять тысяч, и каждое последующее – еще на тысячу дороже. Тогда как «да» заставит

платить уже меня те же самые десять тысяч.

– Вы отвратительны! – процедила ему в лицо. – У вас все измеряется деньгами!

– Серьёзно? – улыбка исчезла с его губ, и он поднял дуло выше по моему бедру. – Разве это я

оценил жизнь своей дочери в триста тысяч и пришел с шантажом к тебе?

Несмотря на резкий тон, сталь касалась внутренней стороны бедра довольно нежно. Как будто

меня там трогал сам мрак неизвестности и ужаса – это он ласкал меня и заставлял трепетать, а не

этот мужчина со страшными глазами и вкрадчиво тягучим, как паутина, голосом.

– Десять тысяч за каждое «нет».

Обхватил сосок двумя пальцами, и сталь коснулась моего лона сквозь трусики. Я всхлипнула и

закрыла глаза.

– Не надо…

– Ц-ц-ц, это ведь тоже своеобразное «нет», но я не стану его засчитывать… Я хочу, чтоб ты кончила

для меня здесь и сейчас.

– Нееет…

– Минус десять тысяч, – и провел языком по моей шее, а я вся дернулась и отклонилась назад, стараясь избежать прикосновений, – я их верну, если ты расслабишься и испытаешь оргазм.

На глаза навернулись слезы от бессилия и страха. Я никогда его не испытывала… и я не знаю, какой он, не знаю, как его испытать, и даже не знаю, как его изобразить и что для этого нужно

сделать.

– Играем? Скажи «да», и я верну твои десять тысяч! Так, как? Играем? – глаза горят надеждой, как

у ребенка, который вот-вот получит свою игрушку и тянет к ней руки.

– Да, – прорыдала и кивнула.

– Умничка…, – он взял меня за лицо, запрокидывая мою голову назад, – ты очень красивая, Ксения. Не знаю, говорили ли тебе это…, наверное, говорили сотни тысяч раз. У тебя нежная кожа

и кристально чистые глаза. Я хочу увидеть, как вместо лжи с твоего рта срываются стоны. Они

намного прекраснее, – холодная сталь скользила вверх-вниз у меня между ног. И от этих касаний

все тело пронизывало пугающими разрядами электричества. Я не хотела их чувствовать. Ужасно

хотелось закричать, завопить «нееет», и я не могла. Теперь в голове щелкал счетчик. Проклятый

сумасшедший подонок наклонил голову и провел по соску языком.

– Ты и на вкус молочная, – обхватил губами, заставляя меня зажмуриться и умолять саму себя что-

то испытать, то, что он хочет. Испытать быстро и прямо сейчас, чтоб все это прекратилось. Теперь

поглаживания стали начали ощущаться намного сильнее, и они вызвали тяжесть внизу живота.

Ощущения так похожи на боль. Но она иная. И мне хочется оттолкнуть его, оттащить от себя за

волосы. Это ведь хуже, чем насилие, он хочет меня убить, хочет, чтоб я умерла. Люди умирают от

такого издевательства? Мне казалось, что да.

– Продолжить лизать твой сосок, Ксеняя? Тебе нравится, когда я беру его в рот? – втянул сильно в

рот, и я вскрикнула от неожиданности, покалывания там внизу усилились, и стало невыносимо

страшно и нечем дышать. Надо кричать «нет», а я кусаю губы и всхлипываю.

– Отвечай мне! Нравится?

– Да, – почти рыданием.

– Тебя когда-нибудь трахали пистолетом, Ксеня? Как я сейчас? Трахали сквозь трусики… мокрые

трусики. Я бы хотел пальцами… честно, ужасно хотел бы пальцами. Но я хочу выстрел, понимаешь? Я хочу, чтобы ты выстрелила с этого долбаного пистолета. Мне никогда не

отказывают… – и снова втягивает мой сосок в рот с хриплым стоном, от которого там между ног

все раскаляется и напрягается. И мне кажется, что трение вызывает боль, вызывает резкие и