Текст книги "Невеста для Хана"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Сиваков этот противный! Тогда почему Паша мне не отвечает? Хорошо… я не

буду расстраиваться, я просто его подожду. Он обязательно скоро придет. Павлик

любит меня. Я это чувствую. Он ведь сам меня выбрал. Так сказал ведущий у нас

дома. И когда мы были на свидании, он сжимал мою руку и гладил мои пальцы. В

горле слегка першило от разочарования. Совсем не так я представляла себе

первую брачную ночь и не о таком мечтала. Обидно до слез. Но я сегодня у

алтаря давала клятву любить его и ждать, быть верной, оставаться рядом в

болезни и старости. Поэтому я просто подожду. Такого мужчину, как Павлик, любая бы ждала.

Я сняла халатик и подошла к зеркалу снова… Потянула шпильки с прически, позволяя волосам рассыпаться по плечам и по спине до самых ягодиц. Тетя

гордилась моей косой, любовно ее расчесывала и заплетала на ночь, и когда я

предлагала ее обрезать, она кричала, что проклянет меня, а я смеялась, но

волосы не трогала. Даже когда было совсем туго и я думала их продать, тетя

отговорила меня.

– Как можно отрезать это золото? У меня рука не поднимается. Твои волосы

ослепительны, Верочка. Они – это и есть ты сама. Никогда не трогай их. Они твоя

гордость. Этот цвет... такого ни у кого нет.

Я провела рукой по волосам и отбросила их назад, тряхнула всей копной, позволяя им струиться по голой спине, и в эту секунду услышала мужской голос

позади себя:

– Сними эти белые тряпки! Мне они не нравятся.

Обернулась и вздрогнула от ужаса. Это был не мой Павлик, а тот жуткий

человек с раскосыми черными глазами.

Он стоял возле двери, прислонившись к ней спиной и сложив руки на мощной

груди, покрытой черной порослью вверху и татуировками, переходящими на

плечи. Голый по пояс, в шелковых штанах с низкой посадкой, открывающих его

плоский живот почти до самого паха. Ниже опустить взгляд я не решилась, стало

нечем дышать. Огромный, как скала. Весь словно отлитый из темной бронзы.

Широченные плечи, сильная бычья шея и рельефные накачанные мышцы, перекатывающиеся под лоснящейся темной кожей, как бугрящиеся канаты.

Казалось, мужчина занял собой все пространство гостиничного номера. Он может

переломать меня пополам одной рукой без особых усилий или свернуть мне шею.

И этот страшный взгляд из-под густых черных бровей, который пронизывал меня

насквозь еще там на церемонии бракосочетания и потом в зале полной гостей, заставляя покрыться мурашками. Лицо, скрытое до половины бородой, внушало

суеверный ужас. Мне никогда не нравились бородатые.

Не знаю, как он проник в комнату. Я ведь закрылась изнутри, а ключи от

номера были только у моего жениха.

– Как вы вошли? Убирайтесь немедленно! Кто вы такой?!

Схватила халатик, лихорадочно пытаясь натянуть на себя и прикрыться.

Жуткий гость осклабился, сверкая белоснежными зубами, и сделал шаг ко мне, прокручивая между пальцами карточку-ключ. Я все еще думала, это какая-то

шутка или ошибка. Может быть, Паша решил так пошутить в нашу первую

брачную ночь и сейчас выскочит из-за двери, улыбаясь своей умопомрачительной

звездной улыбкой и размахивая смартфоном. Он любил все снимать и тут же

выставлять в соцсеть.

– Кто я? – страшная ухмылочка. – Ты будешь называть меня Хан, Птичка.

Тяжело дыша, осмотрелась по сторонам и попятилась к балкону.

– Я закричу, позову охрану. Сейчас сюда зайдет Паша и…и вышвырнет вас!

Убирайтесь из моего номера! Вон!

Подошел ко мне и выдернул из моих рук халатик, разодрал его у меня на

глазах и отшвырнул в сторону. В нос ударил запах дорогого парфюма и терпкий

аромат мужского тела. Он меня пугал. Никогда раньше я не видела

полуобнаженного мужчину так близко.

– Сюда никто не придет. Твой Паша особенно. Он проиграл в карты и отдал

тебя в уплату долга – МНЕ. Я пришел взять свой выигрыш. Снимай с себя все

эти тряпки по-хорошему, залазь на стол и раздвигай ноги. Я голоден и хочу

трахать тебя сейчас!

____________________________________________________________

1* Цитата из романа Н.Г.Чернышевского «Что делать?» (прим. автора) Глава 4

– Вы лжете…, – мой лепет был еле слышен. От ужаса я не могла сказать ни

слова. Хан смотрел на меня исподлобья и сделал тяжелый шаг в мою сторону, отодвигая меня к стеклянному столу с шампанским.

– Я не пришел сюда болтать, я пришел трахаться. Закрой рот и откроешь его

тогда, когда я разрешу.

Приказной тон, полная уверенность в своем превосходстве. Подавляющая, жесткая. Он явно привык, что ему все подчиняются, а кто не подчиняется, он

подчиняет сам. Да так, что кости хрустят. Протянул лапищу и с треском без

усилий порвал кружевной лифчик. Я тут же закрыла грудь руками, но он силой

сдавил запястья и опустил мои руки по швам. Несколько секунд смотрел мне в

глаза своими страшными раскосыми азиатскими глазами, потом опустил взгляд на

мою грудь, и я дернулась всем телом. На меня никто и никогда не смотрел без

одежды, от стыда и от ужаса хотелось кричать, и я дернулась еще раз, пытаясь

освободиться. Хан поднял голову, и у меня дух захватило от этого жуткого

похотливого блеска в его глазах. Там жила тьма. Кромешная и беспросветная

бездна. У человека не может быть такого взгляда.

– Будешь сопротивляться – я тебя разорву, поняла?

Кивнула и застыла, глядя на него, как кролик на удава, понимая, что чуда не

случится, никто не спасет меня. Это все происходит на самом деле. И его слова

не были просто угрозой. Скорее, констатацией факта. Он был огромен и мог

разорвать меня так же легко, как и мой халатик. Этими ручищами с

выступающими жгутами вен и перекатывающимися, вздувающимися мышцами

под черной чешуей татуировки. Чтобы не смотреть ему в глаза, я смотрела на

этот рисунок – черный тигр с оскаленной пастью и обнаженными в ударе когтями.

Страшный, как и его обладатель. Похож, скорее, на машину смерти. А не на

человека. Тело спортсмена и качка, все мышцы как живые двигаются под кожей.

Он или не вылезал из спортзала или… серьезно занимался спортом, жил им. Если

бы я увидела его при других обстоятельствах, я бы восхитилась этой красотой, но

не сейчас… сейчас эта сила говорила только об одном – он меня раздавит, размажет и мокрого места не останется. И страшно представить, скольких он уже

раздавил. Может, это из-за той розы. Какой же дурой я была, что раздавила ее.

Такие люди не терпят обид и оскорблений.

Этот Хан что-то сделал с Павликом… иначе не зашел бы ко мне с этим

ключом. Павлик не мог меня проиграть – этот жуткий человек лжет. Я надеялась, что кто-то узнает обо всем и в номер ворвется охрана отеля. Я все еще верила, что меня кто-то спасет.

Тяжело дыша, смотрела на татуировку, не двигаясь, замерев, сжавшись всем

телом. Мускусный запах от его близости усилился, как и жар, исходящий от

смуглой кожи. Услышала треск собственных трусиков и тихо всхлипнула. Едва он

оставил мои руки, как я молниеносно закрыла грудь и пах.

– Убрала! Ты делаешь только то, что я скажу! Поняла?

Нет, я не понимала. Я ничего совершенно не понимала. Я впала в состояние

шока и до безумия боялась насилия и боли. Настолько боялась, что от

отвращения, страха и унижения меня тошнило и лихорадило. Взял меня за

подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, но лучше бы я смотрела куда

угодно, но только не в них. Они были для меня самым страшным в нем:

– Сегодня ночью я буду тебя иметь, Птичка. Хочешь ты этого или нет. У тебя

есть выбор: или делать, как я скажу, и все будет хорошо, или злить меня, и все

будет плохо и очень больно. С последствиями. Понимаешь меня? Я, кажется, по-

русски говорю.

Он говорил вкрадчиво и с акцентом. Слова звучат правильно, но гласные

более растянутые и твердые. Кивнула и снова опустила взгляд на татуировку.

Лучше смотреть на тигра. Тогда страх становится абстрактней.

– Я люблю, когда мне в глаза смотрят.

Посмотрела в глаза, изо всех сил стараясь сдержаться и не расплакаться. Его

лапа легла мне на грудь, и у меня от стыда подогнулись колени. Я смотрела ему в

глаза с мольбой и уже зарождающейся ненавистью от понимания, что все это не

шутка и этот человек собирается сделать то, что сказал. Ущипнул за сосок, подержал грудь в ладони. Не ласково, не нежно, а как-то потребительски, словно

ощупывая товар, на который совершенно наплевать.

– Я… я нечаянно уронила ту розу.

– Я редко делаю подарки, Птичка, и очень не люблю, когда их не ценят. И

хватит ломаться. Мне начинает надоедать.

Скользнул грубой шершавой ладонью по животу вниз к моим скрещенным

ногам, заставив сжать их и судорожно всхлипнуть.

– Ноги раздвинь.

А я не могла этого сделать, физически не могла. Слышала его, понимала, но

тело меня не слушалось. Вклинился бедром между моими коленями, и я начала

задыхаться, продолжая смотреть в черные дыры его блестящего кровожадного

взгляда. Погладил мой лобок, чисто выбритый перед свадьбой, накрыл

промежность ладонью, и вдруг я ощутила, как в меня что-то больно врезалось, растянув сухое отверстие. От неожиданности глаза широко распахнулись и

наполнились слезами. Это было больно, жутко и мерзко. Хан засунул в меня

палец глубже и пошевелил им, а я ощущала, как плотно охватываю его и сжимаю, от чего боль становится еще сильнее. Задыхаясь, застывшим взглядом

продолжаю смотреть на татуировку.

– Маленькая, – послышался его хриплый от возбуждения голос, – ты очень

маленькая. Девственница. Не наврал слизняк.

Как будто говорит сам с собой. А мне от дискомфорта, стыда и шока хочется

умереть, рыдать, биться в истерике, и все тело дрожит, ноги дрожат и

подгибаются. Хочется выть и орать, но я его настолько боюсь, что не смею даже

слово сказать. Вытащил палец, прекратив пытку, оставив неприятное ощущение

жжения и, схватив меня за руку, потянул к своим штанам:

– Развяжи.

– Н..не надо… – стало еще страшнее.

– Развяжи, я сказал!

– Пожалуйстаааа, – очень-очень тихо.

Ладонью ощущаю выпуклую твердость под шароварами, и мне уже не просто

жутко, я на грани истерики. И в этом животном нет ни капли жалости, ни капли

сочувствия. Он вообще не похож на человека. Даже запах его звериный и дыхание

горячее, как у зверя. Дрожащие пальцы потянули тесемки, и шелковые черные

штаны, скользнув по сильным бедрам, упали к его ногам. Он переступил через

них. Каждое движение грациозно, несмотря на его габариты. Не знаю, зачем я

туда посмотрела. Вниз. Ниже живота, с дорожкой черных волос чуть ниже пупка.

Не надо было… Надо было закрыть глаза, зажмуриться, не думать ни о чем и не

смотреть. Он был огромен везде. У меня перехватило дыхание – ЭТО не могло

поместиться в нормальную женщину… а меня он разорвет на части… Из густой

черной поросли чуть покачивался, приподнимаясь и доставая до пупка, толстый, полностью обнаженный от крайней плоти, член. Теперь я понимала, почему это

животное так сказало. Что разорвет меня… От истерики закрыла глаза, глотая

слезы. Инстинктивно дернулась назад, пытаясь освободиться.

– Зачем…зачем я вам? Я еще никогда… не надо, прошу вас. Я боюсь… вы

сделаете мне больно.

– Сделаю. – согласился он и подтянул меня обратно к себе, положил мою

ладонь на свой орган.

Меня подбросило, как ужаленную, и я попыталась одернуть руку, но он

удержал. Пальцы до конца не смогли обхватить его член, от ощущения

вздувшихся, переплетающихся вен под ладонью рука задрожала так, что я

ощущала эту дрожь всем телом.

– Зачем? Я захотел. Тебя.

Коротко. Безэмоционально. Как окончательный приговор. И после этого моя

жизнь прежней никогда не станет. Мне даже страшно подумать, что будет после.

И будет ли.

– Вы меня убьете?

Короткий, сухой смешок, и от него становится еще страшнее, потому что ему

плевать на мои мольбы, на мой страх и на то, что я маленькая, как он

выразился… а он настолько огромный.

– Если продолжишь скулить, вполне может быть. Двигай рукой. Вверх-вниз.

Неосознанно сделала, как он говорит, содрогаясь от гадливости, от презрения

и ненависти. Но сильнее всего был страх и чувство обреченности, граничащее с

паникой. Он глухо застонал, а я почувствовала, как по щекам потекли слезы.

– Что? Не нравлюсь?

Отрицательно качнула головой, чувствуя, как дрожит нижняя губа.

– Пожалуйстаааа….

– Сучка, да, я не Звезда, – отбросил мою руку, развернул спиной к себе, удерживая за затылок, наклонил и силой уложил на стол, заставив стать на

колени и распластаться грудью на холодном стекле, – тебе же заплатят за этот

спектакль, так какая, бл*дь, разница с кем?

Закусила губы, чувствуя, как дрожат ноги, впилась скрюченными пальцами в

стол, зажмурилась. Ощутила, как что-то мокрое размазали там внизу, а потом в

меня уткнулось твердое, горячее и огромное. Сделал попытку протолкнуться, и я

инстинктивно вся сжалась, закусив губы до крови. Так сжалась, что вытолкнула

член обратно.

– Разожми мышцы, – прохрипел у моего уха, – слышишь меня?

Я слышала, но расслабиться не могла, совершенно. Я дико боялась боли, боялась, что меня это вторжение просто убьет. Никогда не думала, что это будет

все так ужасно… с таким ублюдком, с самым настоящим зверем, а не с любимым

мужчиной.

– Не могу, – срывающимся голосом.

Он попытался еще несколько раз протолкнуться, причиняя мне трением пока

только дискомфорт и внушая ужас.

– Нет, бл*дь… не так.

Приподнял за талию и, как тряпичную куклу, перевернул на спину. Я так и не

открыла глаза. Только не смотреть на него, иначе с ума сойду. Раздвинул мне

ноги в стороны, надавливая на разведенные колени, поднимая их к груди.

Ощутила, как снова прижимается своим огромным членом к моим нижним губам.

Что-то рычит сквозь стиснутые зубы, проталкиваясь внутрь, а я голову

запрокинула и вижу всю комнату вверх тормашками, и слезы не по щекам катятся, а по вискам вверх к волосам. Кричать сил нет. Только кажется, что меня медленно

разрывают, и сейчас все мое тело пойдет трещинами. Наклонился ко мне ниже, поддерживает мои ноги руками.

– Впусти, и не будет так больно. Прими меня.

Но как я не пыталась расслабиться – больно было все равно. Больно и

страшно. До меня доносится хриплое, сжатое рычание, и его дыхание-кипяток

обжигает мне грудь и шею. Внезапно боль стала невыносимой настолько, что я

вскрикнула и заплакала, широко раскрыв глаза, не веря, что это происходит на

самом деле. Неужели эту пытку можно вытерпеть долго? Мне кажется, я после

него умру.

Зверь остановился, давая мне почувствовать всего себя во мне. Такое

впечатление, как будто меня раскрыли до предела, до треска, и внутри все

наполнено, вот-вот порвется.

– Маленькая, такая маленькая девочка…. Бл*******дь, какая же ты маленькая.

– голос срывается, и акцент слышен уже очень сильно.

И я сама теперь знала, насколько я маленькая. Только пусть больше ничего не

делает. Иначе я не выдержу. Но ему было плевать. Я ощутила, как поршень

внутри двинулся взад-вперед, натянутость стала еще невыносимей. Никакой

ласки или нежности. Не касается меня, не гладит. Ничего из того, что я могла себе

представить в сексе. Ни одного поцелуя или слов утешения. Только грудь мою

иногда сжимает ладонями. Он думает только о себе. Двинулся еще раз, сдавливая мои ноги. Это ведь закончится когда-нибудь. Не может длиться вечно…

Тетя говорила, что рано или поздно все имеет свой конец и боль тоже. Но моя

казалась мне бесконечной. Каждая секунда – столетие.

Каждый толчок, как раскалённым железом по внутренностям. Не могу

привыкнуть, не могу подстроиться, не могу ничего. Дышать не могу. Только

хватаю ртом воздух, а он не поступает в легкие, и мне кажется, я задыхаюсь.

Приподнял за затылок, привлекая к себе.

– Я тебя трахаю, а не убиваю, поняла? Дыши и на меня смотри.

Приоткрыла глаза и вздрогнула от того, что его две черные бездны настолько

близко и в них мое отражение мечется от ужаса и боли. Трахает… он меня

разрывает, имеет, как последнюю подстилку, хотя и знает, что я не такая. Уже

знает. Его лицо вблизи очень гладкое и матово-бледное. Кожа обтянула

выступающие скулы, и черная борода приоткрывает красиво очерченный рот. Он

сжимает челюсти при каждом толчке, выдыхая со свистом.

– Да. Вот так. Уже лучше.

Кому лучше? Только не мне… Мне уже никогда лучше не станет. Тело все еще

дрожало от напряжения. Пока не перестала думать об этом, не обмякла в его

руках, и страдание начало отступать, ослабевать, как будто мое лоно уже

привыкло к этому поршню внутри. Он начал двигаться сильнее, быстрее, а я

запрокинула голову и так и смотрела на перевёрнутое окно номера, чувствуя, как

колышутся мои волосы и стонет под нами стеклянный стол, подпрыгивает моя

грудь и как жжет там внизу, где его член входит в меня, и у меня все огнем горит

от каждого толчка, а ноги свело судорогой от того, что он так сильно развел их в

стороны.

Рано или поздно все прекратится и… он уйдет. Услышала, как Хан что-то

прохрипел на незнакомом мне языке, как сильно врезался в меня, замер и тут же

вышел, на живот потекла липкая горячая жидкость под его протяжный низкий

гортанный стон, он уткнулся лицом мне в грудь, содрогаясь в конвульсиях

оргазма. Какое-то время так и стоял, вздрагивая и тяжело дыша. Поднял голову и

посмотрел на меня, усмехнулся уголком рта.

– Красивая Птичка. Не зря заплатил.

Потом встал с пола, послышались шаги, хлопок двери и звук открываемой

воды. А я не могу даже пошевелиться. Ноги свести вместе не могу. Мне стыдно, больно и хочется исчезнуть. Сдохнуть хочется прямо здесь.

Глава 5

Приподнялась с трудом, скрещивая дрожащие колени. Волосы на лицо упали.

Я не уверена, что смогу дойти потом до душа. У меня болят ноги и там… там как

будто клеймо поставили, а бедра изнутри мокрые, и я знаю, что это моя кровь. Что

теперь будет? Он ведь уйдет? Как я Паше в глаза посмотрю после всего? Я ведь

могла кричать и сопротивляться? Могла… а я струсила и позволила. Надо встать, вымыться и уехать отсюда. Забыть, как страшный сон.

Хан вышел из душа. Остановился. Я голову подняла и сквозь слезы на него

посмотрела. Стоит возле ванной, обмотанный полотенцем, расставив сильные, длинные, покрытые черными волосами ноги. На икрах тоже татуировки. Издалека

не видно, что там набито. Какая мне разница… пусть просто оденется и уйдет.

– Чего сидишь? В душ иди.

На него не смотреть, только на пол. На ковер. Попробовала встать, но ноги

подогнулись, и я чуть не упала. Не успела ничего сделать, как он на руки

подхватил и отнес в ванну, поставил под душ и воду открутил.

– И грим весь смой. Мне без косметики нравится. Мыла поменьше, чтоб собой

пахла.

Я долго смывала с себя кровь и его семя, глядя, как розовая вода, закручиваясь, убегает в сток. Потом с ужасом потрогала себя там в поисках чего-

то ужасного, ран или разрывов, но ничего не нашла кроме саднящего, болезненного ощущения, что его член все еще во мне и ужасно чувствительной, растертой плоти. Вот и все. Вот он, мой первый раз. Ничего ужасней я

представить себе не могла.

Села на край ванной и тут же встала – промежность сильно болела. В саму

ванну упали белые розы, которыми были обложены углы. Какая насмешка.

Черными надо было обложить. Я надеялась, что пока буду мыться, это животное

уйдет. Он уже получил, что хотел. Я ему не нужна. Глупая и наивная идиотка, я

надеялась, что все кончилось. В дверь сильно постучали.

– Давай быстрее. Ты утонула?

О Боже. Он здесь? Что ему еще надо? Пусть убирается.

Но я все же вытерлась, выбралась из ванной на дрожащих ногах и вышла.

Остановилась в дверях, судорожно сглотнув слюну, увидев, как Хан развалился

на постели, обмотанный полотенцем, и бросает в рот виноградины. Занял собой

почти всю постель, резко контрастируя с белыми простынями темной, смуглой

кожей. На его груди поблескивают капли воды. Особенно ярко смотрится мокрый

черный тигр. Такое тело обычно ставят на обложки журналов. Но мне оно внушает

ужас, а не восхищение, особенно его орган под полотенцем.

– Сюда иди, – похлопал по покрывалу, и мне стало плохо, я ощутила, как

побледнела и закружилась от страха голова. Если он меня сейчас еще раз тронет, я точно умру.

– Ты слушаешься и у тебя все хорошо, помнишь, Птичка?

Кивнула и, придерживая полотенце, подошла к постели. Легла возле самого

края, отвернувшись от него, поджав ноги.

– Ко мне повернись. – перевернул меня, и я легла на другой бок, глаза

закрыла. Не хочу смотреть на него.

– Как тебя зовут?

– Вера.

– Глупое имя.

Наверное, да… глупое. Вера. Я верила, что моя первая брачная ночь и мой

первый раз будет самым прекрасным… и вместо этого получила адский кошмар.

Протянул руку и содрал с меня полотенце.

– Я люблю, когда женщина голая и всегда доступная.

Снова перехватило дух от ужаса, что он возьмет меня опять.

– Хватит трястись. Трахать тебя сейчас еще раз не буду. Я спать хочу.

Уже через минуту до меня донеслось его спокойное дыхание. Но облегчения

не наступило. Стало мерзко и страшно. Что будет завтра? Как же шоу? И где

Паша? Почему он так и не пришел за мной?

Утром меня наконец-то отпустят, и все закончится. Скорей бы наступил

рассвет. Но я и понятия не имела, что все только началось.

Я смотрела на него, как он спит, и не решалась пошевелиться. Мне казалось, этот

зверь тут же уловит любое колебание воздуха и сцапает меня своими огромными лапами, одна из которых лежала у него на груди, а вторая рядом со мной, расслабленная, большая, с выделяющимися загрубевшими костяшками. Слабый свет ночника освещал его мощные

пальцы с белыми полосками шрамов на фалангах и ладонях, с татуировками в виде колец

из шипов и гвоздей. На среднем – толстый перстень без единого украшения. Перевела

взгляд на спокойно вздымающуюся грудь, настолько рельефную, словно ее прорисовали

масляными кистями. Вблизи, под лапами тигра и чуть ниже видно точки, полосы, выпуклые линии. Его тело покрыто шрамами. Они хаотично разбросаны по всей

поверхности. Одни светлые, одни темные или яркие.

Я как будто увидела, как его могучие руки сворачивают головы и ломают кости.

Стало опять невыносимо страшно. Я должна попытаться сбежать. Обратиться в полицию

или к охране отеля. Но вначале найти Пашу. Убедиться, что он жив.

Медленно привстала, стараясь не издать даже шороха. Осторожно опустила ноги на

ковер. Прошла на носочках к ванной, взяла махровый халат и натянула на голое тело.

Подобрала на полу ключ-карточку, случайно задела его штаны, звякнув мелочью в

кармане, тут же посмотрела на Хана, но он спал, даже не шевелился. Я прикусила

пораненную мною же губу и очень тихо открыла дверь. Выдохнула от облегчения, и тут

же помчалась по коридору. Этажом ниже комната нашего свидетеля, кажется, его зовут

Гоша, и он друг Паши. Может, он знает, где мой жених. Что этот подонок с ним сделал? Я

уже представляла себе, как найду Пашу, лежащим навзничь на постели с разбитым лицом

и сломанными костями. А может, он вообще в больнице. Какой же у него был номер, у

этого Гоши? Кажется, двести сорок первый.

Перед глазами возникла карточка в руке Павлика, он с усмешкой прокручивает ее

перед тем, как пригласил меня танцевать, и отдает Гоше, а там цифры «241». Нашла

нужный номер, хотела постучать, но перед этим тронула ручку, и та легко повернулась.

На пороге споткнулась о лакированный туфель своего мужа, чуть не упала. Господи! Его

раздели, избили и бросили… может, он вообще мертвый. Услышала гортанный стон, похожий на стон боли, и тут же бросилась на звук, путаясь в разбросанных на полу вещах, и замерла, увидев на огромной круглой постели два сплетенных тела. Мужских. Один из

мужчин лежит на спине, а второй оседлал его бедра и извивается, выгибаясь назад. Его

светлые волосы колышутся, скользят по узкой спине.

А у меня глаза распахнулись широко, и я не могу пошевелиться. Сердце не бьется, и, кажется, совершенно отнялся голос. Мне не просто больно, меня от нее парализовало.

Потому что я узнала их обоих. Это Гоша и… мой муж. Они дико, по-животному

совокупляются, и…и Паша… он медленно поворачивает голову, красивое лицо с

распахнутым ртом и пьяными глазами искажает гримаса ненависти. Он визжит мерзким

голосом:

– Ты что здесь делаешь? Пошлаааа вооон! Дурааа!

Нет, я еще ни о чем не думала, я еще не могла думать. Я была в шоке и отступала, споткнулась, упала и поползла в сторону двери, поднялась и бросилась бежать. Я вдруг

поняла, что весь этот кошмар – самая настоящая правда, и я должна выбираться из этого

отеля, я должна попытаться выбраться… и сказать на ресепшене, что меня… меня

изнасиловали.

Выбежала в холл, пробежала по белому ворсистому ковру к милой девушке, сидящей

за высокой стойкой перед компьютером. На ней белая форма, шарфик, и она что-то

набирает на своем таком же белом ноутбуке.

– Девушка… пожалуйста. Мне надо позвонить.

Лучезарная улыбка до ушей. Натянутая, кукольная, ненастоящая.

– Куда вам нужно позвонить.

– В полицию.

Улыбка тут же пропала.

– Что случилось?

– Меня…меня… О, Боже! – беспомощно осмотрелась по сторонам, чувствуя, как

наворачиваются слезы. Начало снова всю трясти, и мои пальцы, лежащие на стойке, подпрыгивали от лихорадки.

– Я сейчас позову начальника охраны, хорошо?

Кивнула, закрывая руками глаза, а перед ними скачущий на мужике Паша, и в ушах

его гортанные стоны, как и голос Хана, когда он говорит, что Павлик меня проиграл… в

карты. Девушка куда-то позвонила, протянула мне стакан воды.

– Попейте. Вам надо успокоиться. Все будет хорошо.

Я сделала несколько глотков, прикрывая глаза, наполненные слезами. Мне надо

действительно успокоиться и уезжать отсюда. Я потом поплачу, потом буду сходить с

ума. Сначала обезопасить себя от Хана.

– Что произошло? – обернулась – позади меня стоит мужчина в костюме с рацией и с

наушником в ухе. Пожилой, с седыми волосами, но в отличной спортивной форме.

– Дмитрий Алексеевич, девушка говорит, что ее обидели у нас в гостинице. Просит

вызвать полицию.

Дмитрий Алексеевич перевел взгляд на меня.

– Ну это наша невеста, вы разве не узнали. Не надо полицию. Мы сами полиция.

Идемте, вы мне все расскажете.

Он повел меня по коридору в какие-то подсобные помещения, открыл одно из них с

тремя компьютерами и узким топчаном.

– Посидите здесь. Я улажу несколько дел и вернусь. Мы все решим. Я вас закрою

снаружи. Так безопаснее.

– Я домой хочу. Вызовите мне такси.

– Непременно. Но сначала надо разобраться, что произошло, верно?

Я кивнула, сжимая стакан с водой и чувствуя, как меня трясет еще сильнее. К маме

Свете хочу, голову у нее на коленях спрятать и плакать, рыдать, выть. Чтоб она своими

ручками боль мою забрала. Чтоб утешила меня. Какая же я дураааа… какая я идиотка

тупоголовая. Двери закрылись, и снаружи повернулся ключ. Я прилегла на топчан и

закрыла воспаленные глаза. Между ног все еще саднило и ощущалось жжение, напоминая

о том, что все происходящее – правда.

Сил почти не осталось и ужасно хотелось спать после ужасной ночи и моря пролитых

слез. Ненадолго закрыла глаза и вздрогнула, когда ключ опять повернули, подскочила в

надежде, что сейчас все закончится. Вернулся Дмитрий Алексеевич, ободряюще мне

улыбнулся.

– Вас отвезет в полицию наш водитель, а потом уже мы во всем разберемся. Нам бы

не хотелось, чтобы сюда пришли полицейские. Репутация отеля, вы же понимаете?

– А… а как же заявление? Вы даже не выслушали, что произошло. Вся эта свадьба…

это шоу…

– Выслушаем обязательно. – прервал меня и взял под руку, выводя из подсобки. –

Сначала поезжайте в участок. Там все расскажете. Идемте.

Он повел меня коридорами не к главному выходу, а куда-то вглубь здания.

– Куда мы идем?

– Ну вы же в халате и босиком. Вас увидят люди. Зачем огласка? Выйдем с черного

хода. Машина вас уже ждет.

Но едва мы вышли на улицу, я увидела черный джип с тонированными до черноты

стеклами. Появилось странное ощущение в груди, попятилась назад, но Дмитрий

Алексеевич вдруг схватил мою руку, выкрутил назад и, закрыв мне рот ладонью, потащил

к машине, дверь распахнулась, и меня буквально зашвырнули на заднее сиденье, упав на

живот, я уткнулась лицом в чье-то колено, тут же резко поднялась на руках и задохнулась

от ужаса – на меня смотрели узкие черные глаза Хана.

– Ты принадлежишь мне, Птичка. Ты забыла? – и, повернувшись к водителю, скомандовал. – Поехали!

ГЛАВА 6

Три широкие, белоснежные, мраморные ступени, словно сделанные из льда, отражали потолок и

стены, и меня саму, пока я поднималась в офис холдинговой компании «Сириус. Рэд. Альянс», выйдя из лифта. Я впервые оказалась в таком огромном и шикарном здании, впервые меня

пригласили на собеседование в такую огромную и серьезную фирму. Сжимая в руках папку с

эскизами для рекламы, я нервно кусала губы. На диванчиках в холле расположилось пять человек.

Скорее всего, конкуренция здесь бешеная, и передо мной сюда пришли на собеседование куча

народа. Включая вот этих. Выберут какого-то молодого, очкастого айтишника, вроде парня с

косичкой на бороде и татушкой на шее, а не меня – блондинку со «смазливой физиономией» и с

отсутствием «глубины», как мне сказали на прошлом собеседовании. Но самым главным

аргументом был цвет моих волос.

«А почему вы удивлены, что вас не взяли. Вы девушка, да еще и блондинка».

В просторном, таком же белоснежном холле со светло-серыми диванами меня встретила

миловидная девушка с очень длинными ногами, в брендовой шикарной одежде и лицом с

обложки журнала. Она походила на робота – идеальная, красивая и неживая.

– Добрый день. Добро пожаловать в «Сириус. Рэд. Альянс». Вам назначена встреча?

– Да. У меня собеседование с Виктором Георгиевичем. Я от Людмилы Павловны.

– Эммм… мне это ни о чем не говорит, – ее обложечное лицо растянулось в улыбке, и припухшие

губы обнажили совершенно белые зубы. Подведенные черным глаза в данном процессе не

участвовали и оставались холодными и равнодушными, как у робота, – но вы садитесь и

обождите. Виктор Георгиевич скоро освободится и пригласит вас в порядке очереди.

Я села на широкий, мягкий диван, посмотрела на телевизор, висящий под потолком, и взяла

журнал с полочки стеллажа. Сидела я там очень долго, начала болеть спина и ягодицы. Я

прошлась несколько раз по холлу, поглядывая на «робота», но та была занята какими-то звонками

и металлическим голосом сообщала кому-то время встречи.

Неожиданно в холл ворвался мужчина низенького роста с блестящей лысиной и круглым

брюшком. Его клиновидная борода подрагивала, когда он бросился к стойке, за которой

восседала девушка-робот, и нервно рявкнул так, что та подпрыгнула на месте.

– Лера! Иван Данилович поднимается. Убери всех из холла. Быстро! Он не в духе! Все

собеседования переноси. Возьми номера телефонов, эскизы, и пусть едут домой. Сейчас не до

этого. В темпе, Лера, в темпееее!

– Да-да, Виктор Георгиевич, я все сделаю.

В эту секунду я поняла, что собеседования мне ждать придется еще сотню лет. Робот с

миловидной улыбкой сказала, что меня наберут, и встреча состоится в другой день. Что я могу

оставить свои эскизы, она передаст их Виктору Георгиевичу. Где-то слева открылись двери лифта, лицо Лерочки тут же оживилось и даже глаза заблестели. Она вся вдруг затрепетала, обратилась в