Текст книги "1000 не одна боль 2 часть"
Автор книги: Ульяна Соболева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Ударил её по щеке, а потом ещё раз, и ещё раз.
– Да мне нас...ть на твои чувства ко мне! И плевать на твои желания! И если ты так сильно хочешь стать шлюхой, я тебе позволю. Но трахать тебя буду ТОЛЬКО я. Станешь личной подстилкой Николаса Мокану! И только если я захочу, то ты сможешь лечь и под охранников! Для того, чтобы развлечь МЕНЯ, поняла?
Свободной рукой разодрал на ней блузку и грубо сжал грудь:
– И мне плевать, согласна ты или нет с этим. Теперь, – криво усмехнулся, – впрочем, как и всегда, я решаю с кем и когда ты спишь. И пока что этот кто–то, – ущипнул сосок, – я!
Затем опустил руку к животу и остановился, глядя прямо в её глаза.
– Тебе понятно, Марианна?
– Мне все понятно, – прошептала она, – только покорности ты не дождешься, потому что я больше не хочу тебя. Ты можешь развлекаться со мной, пока я тебе не надоем...Да ты все, что угодно, можешь. Ты возомнил себя вершителем моей судьбы. Мне плевать, с кем спать, с тобой или с твоими охранниками. Ни к тебе, ни к ним я ничего не чувствую. Ты убил во мне все. Отдай хоть собакам на улице.
– Плевать? – я снова ударил её, и на этот раз вздрогнул, увидев блеснувшие в глазах слезы, но уже не мог остановиться. Её слова сорвали все планки, и я уже не сдерживал чудовище внутри себя – я выпустил его на волю. Похотливого, жадного до боли зверя, готового разорвать ее. – Тебе наплевать, кто будет тебя иметь? Как впрочем и обычной шлюхе! Тогда первым у нашей высокородной потаскухи буду я!
Задрал подол юбки и схватил рукой трусики.
– И, да, малыш, ты сама меня захочешь.
Быстрым движением разорвал на ней белье, с лёгкостью преодолевая неистовое сопротивление, и резко ввёл в лоно палец. Марианна уже была влажной, и я злобно ухмыльнулся, подняв на неё глаза:
– Как всегда заводишься от насилия, Марианна? Или это я все еще действую на тебя так? Зачем было лгать и ломать комедию? Ты могла сказать или просто попросить, чтобы я тебя оттрахал.
Она снова дернулась в моих руках, но я придавил её бёдра к кровати сильнее, а потом погладил большим пальцем складки нежной плоти между её ног. Наклонил голову и подул на них. Она моментально увлажнилась ещё больше, и комнату окутал аромат её желания, от которого вело так, что закружилась голова. Я демонстративно втянул в себя её запах:
– Да, малыш, именно так. Я знаю, что нравится шлюхам!
Почему считают, что насилие – это обязательно физическое издевательство над телом? Можно причинять не меньшую боль и унижение словами. И именно это я сейчас осознанно и делал. Насиловал её душу, так как тело отвечало мне взаимностью. Понимая, что это не просто оттолкнёт от меня жену, но и, вполне вероятно, поставит крест на её чувствах ко мне. Но остановиться я уже не мог. Не тогда, когда в ноздри бил её запах, а пальцы мяли шелковистую кожу. Да, и, потом, как может остановиться солдат на полпути, когда он уже ступил на минное поле? Он просто идёт вперёд, с замиранием сердца ожидая, какой шаг раскинет его в разные стороны, разрывая на части и выставляя на всеобщее обозрение внутренности.
Я начал двигать пальцем внутри неё, сначала неторопливо и нежно, а затем ускоряя темп. Жадно наблюдая за её реакцией и упиваясь властью над телом любимой женщины. Её дыхание стало хаотичным, рваным, и она закрыла глаза, пряча от меня взгляд. Я знал, что в этот момент она борется с собой и проклинает своё тело за предательство.
Наклонился к её лепесткам и прошёлся по ним языком, застонав от пряного вкуса на языке. Она дёрнулась, как от удара тока, и еле слышно всхлипнула. Нашёл языком клитор и обдал своим дыханием. Затем дотронулся до него кончиком языка и втянул в рот. Марианна неосознанно выгнулась и сдавленно застонала.
– Ненавижу..., – её голос походил на хриплое рыдание, все еще вздрагивая и задыхаясь, – не прощу тебе этого...не прощу...
"Не прощу..." – как будто серной кислотой плеснули в район груди. Да, нет, милая, ты –то, может, и простишь...Мне бы самому суметь простить себя после всего. Но вслух, приподнявшись на руках и устраиваясь между её ног, выдал насмешливо:
– А мне от тебя не нужно прощение. Ты моя шлюха, а не приходской священник.
Сказал и вошёл в неё одним движением. Мы застонали с ней одновременно и замерли, глядя друг другу в глаза. Она рванулась ко мне навстречу, обхватывая шею руками и приподнимая бёдра. Доли секунды наслаждался жаром её лона, а потом начал двигаться. Зло. Бешено. Таранил её плоть, чувствуя, насколько неистово она отвечает.
Её глаза горели страстью. Страстью и яростью. Ненавидь, малыш, ненавидь. Но не своё тело, а меня. Оно не предаёт тебя, оно просто не может лгать. Это я предатель.
Стиснул зубы, заметив катящиеся по щекам слёзы опустошения, сдерживаясь от дикого желания слизать их.
– Ты...убиваешь меня...Ник...ты убиваешь...нас...
Её голос звучал сдавленно, глухо. Рванул вперед, следя за тем, как закатываются её глаза, впиваясь пальцами в бедра, насаживая её на себя и жёстко вонзаясь в мягкое тело. Так глубоко, насколько мог. Почувствовал, как судорожно сжимаются мышцы лона вокруг члена, а по моему телу пробегает дрожь острого наслаждения. Не успел в полной мере ощутить её оргазм, как меня с головой накрыл собственный. Зарычал, в последний раз толкнувшись в неё и кончая внутри, клеймя, доказывая себе и ей, кому она принадлежит. В первый раз за все эти десять лет после секса с Марианной я не чувствовал ни удовлетворения, ни радости, ни ненависти... Только опустошение, разливавшееся по венам. Поднял голову и, посмотрев в глаза, произнёс:
– Нельзя убить того, кто давно уже мёртв, Марианна.
Она закрыла глаза, сворачиваясь калачиком на постели и еле слышно прошептала:
– Зато можно убить того, кто был еще жив.
Я молча слез с постели, не отвечая на реплику, застегнул ширинку и подошёл к шкафу. Открыл двери и начал скидывать на пол всю одежду. Дёрнул ящики комода и, достав оттуда нижнее бельё, бросил на кровать. Марианна в негодовании вскочила с кровати.
–Прикройся! – Бросил ей и направился к двери. Там велел охраннику позвать экономку. Когда в комнату вошла высокая сухопарая женщина, холодно приказал:
– Обыскать каждое чёртово платье, всё нижнее бельё, трусы, носки, чулки.
–Что искать, Господин?
–Всё, что покажется подозрительным. Найдёшь – передаешь Дэну. Дэн, –окликнул охранника, маячившего за дверью, – если вдруг в личных вещах Госпожи будут обнаружены какие–либо подозрительные вещи, неважно какие, ты изымаешь их и сообщаешь напрямую мне!
Охранник кивнул и вышел. Я отпустил взглядом экономку и повернулся к Марианне.
–Раньше ты была в этом доме хозяйкой, но после своего поступка ты будешь здесь пленницей. Без права голоса и свободы перемещения. Днём рядом с тобой постоянно будут находиться охранники или слуги. Не старайся натворить глупостей, Марианна. Мы оба знаем, что я не дам этому случиться.
Схватил её за голову и рывком притянул к свои губам. Поцеловал, запоминая вкус её губ и запах тела. Усилием воли отстранился и быстрым шагом вышел из спальни.
Обратно в город я ехал на машине. Позвонил пилоту собственного самолёта, доставившего меня сюда, и отпустил его. Слишком много мыслей роилось в голове после сегодняшних событий, и мне нужно было всё обдумать, прежде чем вернуться к игре.
Всё пошло не так. Сразу. С первых же мгновений. Она была зла на меня. Больше – она ненавидела меня. И теперь это были не пустые слова. Я видел это чувство в её пылающих глазах. А глаза не могут обманывать.
Ещё бы. Кто–то из этих тупоголовых ублюдков не удержал во рту свой поганый язык. Ухмыльнулся, вспомнив, КАК расправился с охраной. С теми, кто сменился в последний раз. Я не стал разбираться, кто оказался болтуном. Выяснил у Дэна имена последних прибывших и вызвал их к себе. Сукины дети насквозь провоняли страхом после того, как поняли, на какой стадии бешенства я нахожусь. Я разорвал им глотки. Предварительно вырвав языки. Всем четырём. Без слов. Молча. Чувствуя, как Зверь буквально урчит от наслаждения. Наблюдая за их последней агонией и сам варясь в аналогичной. Забавное зрелище видеть, как неистово в диком ужасе молятся Богу создания Ада.
Но всё это было после. После её слов о ненависти. После того, как она смешала меня с грязью, заявив, что не видит разницы между мной и другими. После секса. Настоящего. Злого. Быстрого, но от этого не менее крышесносного.
Все эти события калейдоскопом проносились в моей голове, пока я ехал назад. В свой личный ад, созданный мной же самим. Игра продолжается, Мокану, так что стисни зубы и при вперёд дальше!
ГЛАВА 9
Я все время находилась в какой-то прострации, словно видела себя со стороны, а ничего не чувствовала. Меня успокаивал свежий зимний ветер и холод. Я могла часами стоять на улице и обхватив плечи руками смотреть в никуда. Холод покалывал кожу, и напоминал мне, что я все еще живая.
Невидящим взглядом смотрела за дорогой, замечала смену охранников и приезд прислуги, но скорее автоматически, чем осознанно.
Когда к дому подъехал черный джип, я даже не обратила внимание.
Я заметила ЕГО не сразу. Скорее не заметила, а почувствовала, как всегда кожей. Только в этот раз не было всплеска радости, скорее тупая боль. Когда отходит наркоз, чувствуешь примерно тоже самое. Вижу его как в тумане и понимаю, что не хочу видеть и в то же время где–то еще трепыхается та самая унизительная радость...Как брошенная на улице собака по инерции радуется увидев бывшего хозяина...
Пока он говорил, повысив голос я смотрела ему в глаза и скорее слушала, чем слышала его. Он спрашивал почему...Потому что он все же меня доламавыет. Потому что в глазах, всех окружающих меня вообще больше нет. Плевать на окружающих, меня нет в моих собственных глазах. Я такая жалкая и ничтожная, что эта жалость просто убивает меня.
А потом заметила, как на его пальце блеснуло обручальное кольцо...не наше обручальное кольцо...совсем другое, и я захлебнулась от боли. Она была такой резкой, что мне захотелось орать и выть.
Зачем я любила его все эти годы? Ради страданий? Я получила их сполна. В нашем прошлом столько боли, что впору нанизывать её на колючую проволоку воспоминаний и обмотаться ею, чтобы впивалась посильнее и не давала забыть кто он – Николас Мокану. Мне не суждено было познать с ним полноту счастья. Быть настолько любимой, насколько любила его я. Даже кольцо он надел на палец другой женщины. А ведь по его словам я единственная, кто удостоилась чести носить его фамилию – и снова ложь! Я мысленно видела, как развевается ее белоснежная фата, а я в черном саване, заляпанном моей кровью, которая сочится из моего разодранного сердца. Он таки сломал меня.
Это даже не пытка – это казнь. Медленная и мучительная казнь, смотреть на него и понимать какой он лжец, понимать, что никогда не любил меня, понимать, что между нами никогда ничего не было кроме моей иллюзии.
Каждое его слово больнее удара плетью. Я даже не верила, что слышу все это от него, что он все же выпустил на волю свои истинные эмоции. Унижая и оскорбляя меня, вывернул наизнанку все мои слова.
Я потрогала языком разбитую изнутри щеку и в этот момент Ник разорвал на мне блузку и грубо сжал мою грудь, я задохнулась от осознания насколько далеко он может зайти и от мгновенно вспыхнувшей внутри паники. Особенно когда он положил руку мне на живот и вдавил меня в постель. Но я не хотела и не могла больше его бояться. Все что можно мы уже прошли большей боли, чем он причинил причинить уже невозможно.
После вспышки больной и унизительной страсти, которая разорвала меня изнутри на ошметки, пока он показывал мне кому я принадлежу, и кто мой хозяин, я закрыла глаза и отвернулась от него, чтобы он не видел мои слезы и мое сожаление о том, что я все–таки позволила ему доказать мне в очередной раз сколько власти он надо мной имеет. Именно в этот момент в душе начала появляться пустота. Полное омертвение моих чувств к нему.
Он ушел, оставив дверь открытой. Слуги сновали туда–сюда, поднимая вещи с пола, перебирая каждую складку, а я невидящим взглядом смотрела на все это, прижимая к груди покрывало. На полу, возле постели валялись мои разорванные трусики, порванная в клочья блузка. Мои губы все еще кровоточили после поцелуев–укусов и меня пошатывало от слабости и знобило. Ко мне подошел Дэн и скинув пиджак набросил его мне на плечи, я инстинктивно завернулась в него и покрывало упало к моим ногам. Увидела быстрый взгляд охранника на багровые следы от пальцев на ноге и одернула юбку. Дэн решительно вышел из моей спальни, а я попятилась назад и присела на краешек постели, глядя как продолжают выворачивать все ящики, мои сумочки и вытряхивать обувь. Меня тошнило и ломало изнутри. Когда из ящика выпал портрет детей и треснула рамка я судорожно сцепила пальцы и закрыла глаза. Я слышала голос Ника, он отдавал приказы внизу, но я не разбирала слов...я понимала, что это предел. Тот самый рубеж за которым уже невозможно что–то простить и изменить. Предел, за которым моя любовь превращается в пепел. Потом хлопнула входная дверь и вскоре от дома отъехала машина. Внутри не возникло ни одного чувства...ничего. Глухая тишина. Даже боль стала странной острой, изнуряющей, но какой–то по–садистски доставляющей удовольствие. Наверное, вот так умирает любовь. Тогда пусть умирает. Я вытерплю эту агонию. Я не хочу больше любить Николаса Мокану. Я хочу быть свободной. Израненной, сломанной, разодранной на части, но свободной.
Ден вернулся через несколько минут и переступая через ворох вещей направился ко мне подал лед, завернутый в полотенце. Я даже не посмотрела на него и тогда он присел на корточки и приложил ледяной компресс к моей щеке. Я распахнула глаза и посмотрела на него. Если он смотрит на меня с жалостью – я вскрою себе вены тупым ножом, вилкой или перегрызу их зубами. Все слуги, да и этот сторожевой пес Ника прекрасно поняли, что только что произошло в этой спальне. Поняли в очередной раз, что я никто. Ник не церемонясь говорил со мной при них, подчеркивая насколько шаткое положение у меня в этом доме. Ден стиснул челюсти, продолжая прижимать к моей щеке компресс и вдруг он сказал то, чего я меньше всего ожидала услышать:
– Все будет хорошо...вот увидите...но вы должны жить...вы созданы для того чтобы жить и улыбаться...Поверьте, это закончится. Я вам обещаю.
Я прижала компресс к щеке и судорожно вздохнула. Только для того чтобы жить, сначала нужно умереть. И похоже у Ника получилось. Он убил меня прежнюю. Быстро, безжалостно и жестоко.
***
В моей комнате навели стерильность, убрали и сложили все вещи, вымыли пол. Вместо ожидаемого презрения слуги стали меня бояться. Я знала почему, после отъезда Ника приезжали Чистильщики и вывезли четыре трупа охранников. Я смотрела на их тела с каким–то странным равнодушием. Во мне не всколыхнулась жалость или сожаление, я просто провела взглядом носилки, а потом и отъезжающий минивэн.
Прошло два дня. Несмотря на приказ Ника я не почувствовала усиление охраны, наоборот меня избегали, старались лишний раз не сталкиваться, не попадать на глаза. Они решили, что я виновата в смерти охранников. В какой–то мере они правы. Виновна. Только это ничего не изменит. Они мертвы, и я им завидую. Им уже не больно, не страшно, не холодно.
Я подошла к шкафчику у зеркала и открыв ящик достала портрет детей, долго смотрела на их лица, поглаживая большим пальцем. Внутри снова поднималась волна отчаяния.
– Вы должны поесть.
Вздрогнула от неожиданности и обернулась. Дэн принес пакет с кровью.
– Я стучал. Вы не отозвались.
Он подошел ко мне и протянул пакет.
– Поешьте. Вы не ели больше двух суток. Это опасно. Мне придется доложить об этом, понимаете? Я обязан.
Да, я прекрасно его понимала и понимала, что он имеет ввиду. Я не хотела, чтобы Ник приехал еще раз. Искренне не хотела. Видеть его, слышать это все равно что переживать все снова и снова. Я взяла из рук Дэна пакет надкусила и осушила за несколько секунд.
Отвернулась и снова устремила взгляд на портрет.
– Вам нужно выходить иногда на воздух. Развлечься.
Я усмехнулась. Развлечься? Где? В этой тюрьме? Где даже цветы не растут и все похоже на военный полигон? Впрочем, почему это его волнует? Ему какая разница и почему он вообще со мной разговаривает? Не боится умереть?
– Здесь есть конюшня. Несколько скаковых жеребцов. Их привезли еще до того, как вы приехали. Никто не знает, как правильно за ними ухаживать, про них все забыли. Вы могли бы...посмотреть и...
Я резко повернулась к нему.
– Зачем тебе это? Зачем ты ходишь за мной? Разговариваешь? Что тебе надо, Дэн? Показать Хозяину как ты стараешься?
Парень посмотрел мне в глаза и тут же отвел взгляд.
– Нет...просто...я привык видеть вас совсем другой.
Я снова усмехнулась. Привык.
– Может быть в следующий раз, Дэн.
Он мне мешал, я хотела остаться одна, спрятать свои эмоции не показывать им насколько мне больно.
– Я помню насколько вы любите лошадей. Просто посмотрите на них, дайте указания конюху. Похоже этот болван совершенно не знает, как с ними управится. – Один из жеребцов при переезде поранил ногу, никого не подпускает себе. Хозяин приказал пристрелить если с ним не справится ветеринар.
Я снова посмотрела на парня. Меня удивляла его настойчивость.
Несколько секунд раздумывала, а потом кивнула. Пусть покажет.
***
Мы вышли на улицу сегодня как ни странно светило яркое солнце и небо казалось ослепительно синим и снег искрился на солнце.
Когда я увидела красивых породистых скакунов я на секунду забыла обо всем. Я восхищенно смотрела на этих животных и сердце замирало от восторга.
В одном из вольеров метался белый конь, он злобно храпел и вращал глазами.
– Его застрелят завтра на рассвете, если он не даст себя усыпить.
Я даже не расслышала что он говорит, подошла к вольеру и потянула щеколду.
– Не подходите к нему это опасно.
Я все же раскрыла дверцу и услышала сухой щелчок затвора. Дэн взял коня на прицел. Я зашла в вольер и посмотрела на животное. Увидела страх в его глазах. Вселенский ужас и боль. Опустила взгляд к его стройной ноге, залитой кровью и снова посмотрела жеребцу в глаза.
– Эй...тихо...тебя никто не обидит.
Конь вздрогнул от звука голоса и повел ушами. Я сделала один шаг, и он взвился на дыбы. Я подняла руку вверх, показывая Дэну не стрелять.
– Я не трону тебя...не трону. Просто хочу посмотреть.
Я сделала еще один шаг и протянула руку – жеребец вжался в стену, содрогаясь всем телом. Когда я коснулась его гривы, конь фыркнул. Я осторожно провела ладонью по его мощной шее, между ушами.
– Какой ты красивый...ты просто нереальный красавец.
Я говорила и гладила серебристую гриву, приближаясь все ближе, пока не подошла к коню вплотную.
– Просто тебя поглажу...и все. Ничего больше. Ты позволишь?
И он позволил, а когда я убрала руку потянулся за ней и ткнулся в нее шершавым носом.
Я усмехнулась и потрепала его по шее. Резко обернулась и увидела, как Дэн смотрит на меня опуская пистолет. Странный взгляд. В карих глазах блестело восхищение, такое удивительное выражение глаз, как будто он видит чудо. Я опустилась на корточки и посмотрела на ногу животного, поднесла руку не прикасаясь и закрыла глаза. Волна тепла обожгла ладонь, и я почувствовала, как наполняюсь чужой болью. Она была насыщенной и очень яркой, впиталась и прошла сквозь меня. Медленно открыла глаза и улыбнулась – рана исчезла. Я поднялась и снова потрепала коня по шее.
– Вот так мой хороший...ты молодец...такой чудесный мальчик...
я повернулась к Дэну.
– Вот и все. Это было быстро.
– Верно. Очень быстро.
Он странно на меня смотрел, а потом вдруг тихо сказал:
– Вы не должны все это терпеть.
Я нахмурилась...
– Я не понимаю, о чем ты.
– Такое отношение. Не должны...
Я быстро прошла мимо него и пошла к выходу из конюшен.
– Вы дочь короля. Вы можете обратится к отцу за помощью.
Я резко обернулась и усмехнулась.
– Каким образом? Я отрезана от мира. Вы стережете меня как церберы, следите за каждым моим шагом.
Глаза Дэна вспыхнули, и я слегка попятилась назад.
– Если бы у вас появилась возможность вы бы хотели уйти от него? Уехать из этого дома?
Я решительно прошла мимо и вышла на улицу, он догнал меня.
– Вы бы хотели, Марианна?
Остановилась и тяжело вздохнула.
– Я реально смотрю на вещи, Дэн. Не знаю зачем ты спрашиваешь, или тебя подослали спросить, но – да. Я бы хотела этого больше всего, хотела бы уйти отсюда. Скажу больше – я готова отсюда ползти на животе, готова отсюда уйти в гробу. Да ты и так об этом знаешь.
Пошла вперед, но Дэн снова меня догнал.
– У вас есть такая возможность.
На секунду мне показалось, что мое сердце перестало биться, и я стиснула руки, сплетая пальцы.
– Каким образом? Это невозможно. Я вообще не понимаю зачем ты со мной об этом говоришь и чего добиваешься.
Он вдруг схватил меня за руку, и я смирила его гневным взглядом, тут же отнял ее.
– Поэтому я привел вас сюда. Здесь нет жучков. Только камеры. Когда я слышал, как вы кричали и плакали, а потом остановил вас, когда вы хотели..., – голос дрогнул, – когда вы хотели себя убить. Я понял, что обязан вам помочь.
– Зачем это тебе? Зачем? Хочешь умереть? Или ты просто издеваешься надо мной?
Парень отрицательно качнул головой:
– Я просто хочу, чтобы вы снова улыбались, Марианна...Когда вы улыбаетесь все оживает вокруг.
Я с недоверием смотрела на него и постепенно начинала что–то понимать...постепенно вдруг увидела все другими глазами. За десять лет брака я никогда не обращала внимания на взгляды других мужчин...их не существовало для меня, они были бесполыми существами...в моей жизни был только один мужчина и я искала и видела только его глаза. Но сейчас...когда я смотрела в лицо этому парню я вдруг поняла, как понимает каждая женщина безошибочным внутренним чутьем, особенно когда она сама равнодушна...понимает, что безумно нравится мужчине.
– Не говори со мной об этом Дэн. Даже у стен есть уши. Я не хочу, чтобы ты пострадал.
– Я могу вывести вас отсюда. Вывести к границе. Я много думал об этом.
Я закрыла уши руками.
– Замолчи. Ты подписываешь нам обоим смертный приговор. Если у нас не получится тебя и меня ждет мучительная смерть. Я не верю, что слышу все это от тебя.
Он вдруг усмехнулся:
– В таком случае вы довершите то, что не смогли и то, в чем я вам помешал. А я сам...я не боюсь смерти...я готов рискнуть...ради вас.
Если Ник узнает хоть о четверти из нашего разговора – Дэн мертвец. Только за этот взгляд он может лишиться глаз или жизни. Я несколько минут смотрела на него, а потом решительно сказала:
– Это безумная затея. Уходи. Я не знаю зачем ты все это мне говоришь. Не понимаю зачем это нужно лично тебе. Мой ответ – нет. Будем считать, что я этого не слышала.
– Это нужно вам...Марианна, а я никогда не был предан вашему бывшему мужу. Подумайте. Это ваш единственный шанс. Меня заменят...скоро. Я знаю об этом и когда я уйду вам уже никто не сможет помочь, и вы прекрасно об этом знаете.
"Бывшему" больно резануло по сердцу, и я невольно прижала руку к груди. В эту секунду я поняла, что если не уйду отсюда, то эта боль меня задушит. Я должна выбраться и вернуть моих детей и кто, как не мой отец сможет защитить меня от Ника. Единственный, кто может ему противостоять – это король Братства. Все остальные бессильны. Дэн ушел, я еще долго смотрела на небо, слушая медленное биение своего сердца. Где–то в глубине души я понимала, что это станет окончательной жирной точкой в наших отношениях с Ником. Это и будет конец всему...Разве я не этого хотела? Разве мысленно я уже не далеко от него? Разве не отпустила его? Отпустила...вырвала с мясом, вместе с куском сердца...но это конец...Мне уже нечего терять. Все что можно я уже потеряла. Даже его...Хотя, он и не был моим никогда. Мне уже не страшно...Я не боюсь.
Догнала Дэна у самого дома и тихо сказала: "сейчас...расскажи мне сейчас". Несколько секунды мы смотрели друг другу в глаза, а потом Дэн кивнул на заснеженную беседку. Я пошла туда, он появился чуть позже, с другой стороны.
Ветви елей заслоняли дверные проемы, скрывая нас от камер наблюдения.
– Как ты хочешь это сделать и когда?
– Как можно скорее. Я вывезу вас на служебной машине, завтра еду в город, мой автомобиль не досматривают, если перед рассветом вы с черного хода проникните в гараж и переждете, утром я увезу вас. Вас начнут искать после десяти утра, когда слуги принесут сменное белье. Когда охрана поймет, что вас нет в доме займет еще минут двадцать. У нас будет фора в два часа. Этого достаточно чтобы скрыться в лесу, бросить машину и идти через лес к ближайшему городу. Только идти в противоположную сторону от границы. Я заранее забронирую отель. У меня есть кредитка, зарегистрированная на чужое имя и кое–какие сбережения. Мы переночуем там и утром пересядем на другой автомобиль. Мы снова поедем в противоположную сторону. Нас же первым делом начнут искать возле границы. Через сутки, когда нас не найдут, когда снимут оцепление и все силы бросят на наши поиски по отелям и лесу, мы коротким путем доберемся Асфентуса и спрячемся там, пока не удастся выйти на связь с вашим отцом. Мне известно, что он скрывается в Асфентусе. Если все получится, то уже через три дня вы будете свободны, Марианна.
От слова "свобода" у меня задрожали руки... я вцепилась в плечо охранника.
– Хорошо. Хорошо мы сделаем как ты говоришь, только дай мне слово, Дэн...Поклянись, что если нас поймают – ты пристрелишь меня, потому что обратно я не вернусь. Дай мне слово, и я уйду с тобой.
Он смотрел мне в глаза, и я видела внутреннюю борьбу, как чернеют и светлеют радужки, а потом Дэн нахмурился и тихо процедил сквозь зубы:
– Я даю вам слово.
ГЛАВА 10
Мы бросили уже вторую машину прямо у обочины. Мне казалось, что я задыхаюсь. Три часа гонки без перерыва. Вначале в минивэне, потом через лесопосадку, пока не прибежали к маленькому «Вольво» и снова лесом. Сердце бешено колотилось в горле. Нет, я не устала, но я вымоталась морально. Я оглядывалась, меня колотило от понимания, что нас не просто преследуют, а ищут так, как никогда и никого не искали, что наши шансы ничтожно малы. Сколько у нас времени? Час? Два? Максимум сутки, но нас догонят. Глупо надеяться, что будет иначе и что Дэн сможет противостоять отряду ищеек с моим мужем во главе. Особенно ему. Мы бросили вызов Зверю, швырнули перчатку в лицо, и он не только его принял, а идет по нашему следу в дикой злобе и ярости. Выскочив из Вольво я замерла. Мне казалось, что это никогда не закончится.
– У нас нет времени, давайте, быстрее. Наша фора ничтожная и граница будет открыта не более получаса. Мы опаздываем. Как только включится лазерное заграждение у нас не останется ни малейшего шанса.
Дэн протянул мне руку, и мы рванули через трассу в противоположную сторону от города. Мы не успели. Я поняла это когда Дэн несколько раз посмотрел на часы и вцепился себе в волосы.
– Опоздали? – спросила я и затаила дыхание.
Он кивнул и резко выдохнул. Потом посмотрел на меня.
– Ничего страшного. Я предвидел что это может случится. Мы остановимся в гостинице. Я уже забронировал номер, на случай если сегодня не успеем пересечь границу. Идемте. Долго оставаться на открытой местности нельзя. В воздухе вертолеты. Нас засекут.
***
Я перепрыгивала через коряги, не отставая от Дэна. Меня подкашивало от слабости. Где–то внутри возникало чувство, что я совершаю ошибку, оно возрастало и утихало, возрождалось, опаляя сознание и меркло. Внутри подтачивала тоска, ощущение необратимости, всего что происходило, ощущение полного отторжения от НЕГО. Я сжигала мосты. Сознательно. Сжигала себя вместе с этими обломками. Понимала, что еще долго буду оплакивать нашу любовь и задыхаться без него, но это конец. Я должна справиться и начать жить сначала...только какой ценой? Мне было страшно. Нет, я не боялась Ника, точнее я понимала, что меня ждет, когда он нас настигнет. Не "если", а именно "когда", потому что он догонит. Я в этом не сомневалась. Единственное на что я надеялась, что мы можем успеть достичь Границы и тогда в Асфентусе отец вступится за меня и за Дэна. Но если у Марианны Вороновой еще и были шансы остаться в живых, то он шел на верную смерть. Ник убьет его. Не задумываясь дважды. Впрочем, скорей всего и меня тоже. Это не просто побег. Это побег с мужчиной. Он сделает свои выводы и сделает их обязательно, он увидит в этом иной смысл. Я слишком хорошо его знала. "Подозревает в измене тот, кто сам способен на великое предательство"...когда–то я прочла эту фразу в книге, и она врезалась мне в мозги. Ник разделается с нами с особой жестокостью. Для него мы будем не только беглецами, а прежде всего предателями...если даже не любовниками. В этот момент я почувствовала мстительное удовольствие...впервые за всю свою жизнь. Пусть поймет, как это больно...один раз. Поймет, как было больно мне. Если только для него это по–прежнему имеет значение, если ... имеет значение...А может он вообще нас не ищет. Зачем я ему?
От этой мысли стало так холодно внутри и меня это дико напугало. Неужели я все еще хочу, чтоб искал и догнал? Какая же я жалкая. Я тряпка. У меня нет гордости.
– Почему...мы бежим обратно?
– Мы не бежим обратно, мы запутываем следы. Нас не будут искать именно здесь, точнее вначале не будут, в любом случае они разделятся. Вы устали?
– Немного, – я выдохнула, стараясь не отставать.
– Мы сделаем привал в овраге и передохнем. До отеля еще двадцать километров. Для нас – это час беспрерывного бега. Отдохнете и пойдем дальше по темноте. Я думаю, они уже близко.
– Может они нас не ищут вовсе, Дэн.
Он рассмеялся.
– Ищут, еще как ищут. Уже подняли в воздух вертолеты и дали команду всем постам полиции. Дышат нам в затылок. Он не отпустит вас так просто. Поверьте, я знаю, что говорю.
Я споткнулась, и Дэн подхватил меня под локоть, не давая упасть. И снова гонка, деревья мелькали перед глазами, как черные полоски.
– Мы прыгаем вниз, – не успела подготовиться, и Дэн схватив меня за руку, устремился вниз. Я зажмурилась, но приземлилась на ноги, мы вместе присели на корточки и осмотрелись.
Овраг изгибался полукругом, здесь все утопало в снегу и черные стволы елей слились в общую массу, отбрасывая причудливые тени на снегу.
Одновременно поднялись и я почистила брюки, и свитер от снега. Пошла за Дэном. Вскоре мы уже сидели на стволе поваленной сухой ели и опустошали пакетики с кровью. Меня слегка знобило, но не от холода...в душе царил полный хаос. От осознания, что я наделала, до полной прострации безразличия ко всему. Повернулась к Дэну – он сидел с совершенно бесстрастным выражением лица.
– Тебе не страшно?
