Текст книги "Заложница артефакта (СИ)"
Автор книги: Ульяна Гринь
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 7. Сон в весеннюю ночь
Выспаться этой ночью Феру так и не удалось. Мешало навязчивое присутствие охранника. Тот, словно цепная собака, сидел у кровати, размеренно начищая клинок одного из ножей и беззвучно повторяя какие-то мантры. Его загорелое лицо, словно высеченное из камня, было неподвижным, шевелились лишь губы, но Фер не мог разобрать ни слова. Хотя язык Нового мира и был единым, у разных народов сохранились свои, изначальные, диалекты. Некоторые настолько отличались друг от друга, что без долгого проживания в стране выучить их было невозможно. В Северную глушь Феру ещё не приходилось забредать, а в аригонате северян видели редко.
В любом случае, конкретного северянина, сидевшего на медвежьей шкуре возле кровати, Фер возненавидел уже к рассвету. Похоже, Валь получил чёткие указания и намерен был следить за ариго даже в нужнике. Из-за охранника Фер не смог надолго смежить веки, поэтому сны ему снились рваные и непонятные. С Алисой, естественно, но им не удалось даже толком обняться… Как ни странно, он начал уже привыкать к этим глупым эротическим видениям, ведь всё казалось таким живым и настоящим, даже разрядка, полученная во сне, успокаивала организм.
А этим утром Фер поднялся совершенно разбитым.
Умываясь чуть тёплой водой из тазика – у него всё ещё плохо получалось создавать согревающие разряды без артефакта – новоиспечённый ариго пытался припомнить прочитанные вечером в постели страницы церемониальной книги. Где стоять при погребении, как держать сложенные руки, какие заклинания читать… Но всё это путалось в голове, словно нитки в корзинке для вязания матушки Мариель. Какой из него, к демонам, ариго? Ни памяти, ни ума… Вот отец был настоящим правителем: твёрдым, мудрым, добрым. И главное – обладателем настоящей магии ариготов. А он, Фер, без перстня, как ягнёнок – слаб и уязвим.
Когда он вышел к завтраку в Малую столовую залу, вялый и невесёлый, Валь торчал за его спиной, словно приклеенный. Оглянувшись, Фер бросил невежливо:
– Может, отойдёшь подальше?
– Не могу, светлость, работа, – ничуть не смутившись, северянин зыркнул глазом и напрягся, будто за каждой спинкой стула притаился наёмный убийца.
Но там сидели лишь знакомые фигуры. Сенорель, вся в фиолетовом, с кислой миной на бледном лице жевала поджаренный хлебец. Фириель – плохо причёсанная, с широко распахнутыми от тревоги голубыми глазищами – куталась в шаль, словно её знобило. Канцлер то и дело потирал потную толстую шею, не забывая про еду. Ларрелль, жена канцлера, хрупкая, прозрачная, осторожно отпивала маленькие глоточки кофе. Линнель с матерью чуть поодаль, на другом краю стола, обе прямые, как палки, и скорбные настолько, насколько это было уместно...
За стульями Сеноры и Фири стояли две женщины. Женщины ли? По виду они были похожи на северянина, наверняка, его коллеги, телохранительницы. Интересно, кто нанял эту троицу? Не иначе как канцлер. Сир Леор – верный соратник отца – даже не аристократ, а выходец из семьи простых виноделов, уже много лет нёс на своих плечах ответственность за жизнь и благополучие всех светлостей во дворце. Фер мельком взглянул на поедающего сразу два хлебца с прослойкой из черничного джема канцлера и сел на своё место.
– Мой ариго!
Сенора приветствовала его с таким видом, словно он самолично убил отца, чтобы завладеть титулом. Фер склонил голову в её сторону:
– Доброго утра, мадам!
– Приятно ли тебе спалось? – мачеха выплюнула эти слова так, будто им стало тесно во рту. Но не удостоила Фера официальным выканьем. Не уважает. Оно, конечно, правильно, ведь Фер ещё не показал себя правителем, но странно со стороны этой женщины, которая всеми фибрами души радеет за неукоснительное исполнение церемониалов.
Отвечать надо было не задумываясь. И Фер очень вежливо сказал:
– Не слишком. Мне мешал новоприбывший телохранитель. Это действительно необходимая мера?
Сенора закатила глаза. За неё ответил канцлер, откашлявшись:
– Мы не можем рисковать вашей жизнью, ариго! Пока заговор не раскрыт и убийца не пойман, вы и ваша семья должны быть под надёжной охраной!
– Сир Леор, я понимаю ваше желание защитить меня, но я привык делать некоторые вещи в одиночестве!
Фер выразительно посмотрел на канцлера и добавил:
– Не при дамах будь сказано!
Фири покраснела и, чтобы скрыть неловкость, пожаловалась:
– А моя телохранительница не допустила ко мне горничную! И не умеет причёсывать на наш манер!
– Ариголетта! – канцлер приложил руку к сердцу. – Мы обязательно обговорим эти мелкие детали с охраной! Главное сейчас – ваша и вашего брата безопасность!
– И моя, Леор! – встряла Сенора. – Никто обо мне не думает!
– И ваша, разумеется, Сенорель! – галантно склонил голову канцлер. – Но согласитесь – Фер и Фириель для аригоната гораздо ценнее, ибо они прямые наследники Армера.
Мачеха скривилась, словно съела целый лимон, и бросила на Фера острый быстрый взгляд. Женщина… Обиженная женщина опаснее дракона, так говорил отец, и теперь Фер в полной мере осознал истину этих слов. Сенора не имеет права на какие бы то ни было привилегии во дворце со дня смерти отца, но никто не собирается ссылать её в фамильное поместье, тем более, что Фири ещё нуждается в матери. Однако стоит иногда осаживать коней ариготты, чтобы не села на шею. К тому же, Фер должен вскоре жениться, а это означает, что новая хозяйка дворца неизбежно войдёт в конфликт со старой.
Глотнув остывающего кофе, Фер потёр лоб. Как всё это сложно… Как отец справился бы с ситуацией? Или стукнул бы по столу кулаком, усмирив свою вторую супругу, или обратил бы всё в шутку. А вот Феру в голову, как назло, ничего не лезет...
– Как Его светлость ариго красив и величествен даже после смерти!
Все, не исключая и Фера, с изумлением уставились на Линнель. Великий Магистр, что несёт эта дура?! В её роду никогда не было гениев, но такие слова слишком глупы даже для недалёких сельских аристократов!
А Лин, не обращая внимания на косые взгляды, продолжила свою мысль:
– Наверное, лишь людям голубой крови дано быть прекрасными в любом виде… А на погребении всё должно быть под стать, и наш будущий правитель создаст великолепный аватар в дань Его почившей светлости сира Армера!
Аватар! О Великий Магистр! Все драконы Нового мира! Фер похолодел. Он не сможет… Без перстня ему просто-напросто не хватит магии на создание аватара! Это конец! Его не коронуют, сошлют в армию, в поместье… А кто будет править аригонатом? Уж не Сенора ли? Она может!
Очнулся он от пристального взгляда голубых глаз. Фири смотрела поверх чашки с таким пониманием и участием, что ему стало неловко. Сестра тоже верит в него. А что толку… Больше никто не верит, разве только Ноно...
Ноно! Точно! Идиот, совсем забыл о ней! Если кто и сможет ему помочь, то только старая ведунья-изгой! Срочно надо сбежать с завтрака под любым предлогом и пробраться к старухе… Фер украдкой бросил взгляд на Сенору, но та уже была в своих думах, попивая кофе мелкими глоточками. Канцлер намазывал толстым слоем обожаемый черничный джем на хлебец, одновременно доводя до нужной кондиции второй кусочек хлеба, недожаренный поварихой. Всё у них просто: маленькая искорка с кончика пальца, короткое заклинание – и вот уже хлебец равномерно золотистый с обеих сторон… Как жить без артефакта?
Фер отставил чашку с недопитым кофе и, вытерев губы салфеткой с вензелем ариготов, встал. Он очень старался сделать это тихо и непринуждённо, но всё равно все заметили. Однако никто не произнёс ни слова, только сестра удивилась:
– Ты уходишь?
– Мне нужно… Побыть одному, подумать, – неловко, словно оправдываясь, ответил Фер. – Встретимся на церемонии. Всем приятного аппетита.
И, развернувшись на каблуках, он вышел из Малой столовой залы, не заботясь о мнении остальных.
Ноно жила неподалёку от дворца в маленькой хижине, спрятанной в кустах шиповника. Про это строение ходили легенды: что оно стояло здесь ещё во времена Инквизиторских переселений, что нелюдимые ведьмы, сменяясь, жили в чёрной от копоти очага избушке, ворожили и лечили ариго, а главное, что никто и никогда не посмел выселить подальше от дворца ни одну из ведуний, якобы опасаясь гнева и мести. На памяти Фера редко кто осмеливался заглядывать к Ноно днём, все нуждающиеся в совете или в сильной древней магии приходили по ночам. Сам он тоже любил заглянуть к старухе вечерком, чтобы отец не узнал.
Остановившись у небольшого лаза в густых колючих кустах, Фер обернулся к невозмутимому северянину, следующему по пятам:
– Ты жди здесь. Я пойду один.
– Светлость, не имею права, – упрямо качнул головой Валь. – Не обращай на меня внимания, я буду незаметен.
Волна гнева родилась в груди, и Фер рявкнул, больше от бессилия, чем из злости:
– Я сказал – пойду один! Ты меня понял?!
Валь неожиданно покорно кивнул:
– Будь по-твоему, подожду.
Быстро он сдался! Даже странно… Но раздумывать над поведением телохранителя было некогда, и Фер, согнувшись почти вдвое, пробрался через колючки к заросшей мохом двери.
Ноно сидела в углу у очага и пряла. Этакий огромный грузный паук, перебирающий лапами нитки! Когда дверь скрипнула, впуская Фера, старуха подняла голову, откинув с лица пряди седых длинных волос и тихо спросила:
– Кто здесь?
– Я, – так же тихо, робея, ответил Фер, ощутив себя маленьким мальчиком, который без спроса пробрался к ведьме вместо послеобеденного сна.
– Так иди на свет, чтоб я тебя узнала, таинственный я, – проворчала Ноно. – Глаза не видят, уши не слышат...
– Это я, Фер, – он послушно подобрался ближе к очагу, миновав барьеры лавок и завалы веников, банок и небрежно брошенных рулонов пергаментов.
– А-а-а… Зачем пожаловал, новый ариго? Всё ли у тебя хорошо?
Корявые, когда-то бывшие, видимо, тонкими и изящными, пальцы Ноно пощипывали шерсть на кудле, закручивая её в нить, и Фер завороженно следил за этим вечным движением, забыв про вопрос. Потом кашлянул робко:
– Всё плохо, Ноно… Артефакт потерялся, магия ускользает от меня, отец и Леви… мертвы! Как будто я проклят!
Мутно-белые глаза уставились на него из-под выцветших коротких ресниц, и Ноно из паучихи превратилась в охотничью собаку. Для старой ведьмы решение чужих проблем всегда было любимым хобби: найти причину и устранить подходящими средствами. С кряхтением поднявшись, она отложила веретено и ткнула пальцем в лавку:
– Сядь!
Фер послушно опустился на деревянную доску, поёрзал, как в детстве, а Ноно грозно сдвинула брови:
– А ты иди отсюда! Ничего с твоим ариго не случится! Кыш, кыш!
Фер оглянулся. С кем это она, интересно, общается? И с удивлением увидел Валя. Тот оторвался от стены, с которой совершенно сливался минуту назад, и виновато выступил в круг света:
– У меня работа, госпожа ведьма...
– Кыш, кому сказано!
Ноно замахнулась на него прялкой, и северянин вжал голову в плечи, так и не двинувшись с места:
– Не могу! Долг...
– И у меня – долг! – старуха со стуком влепила прялку в скамью. – Хочешь остаться? Оставайся! Но язык я тебе залеплю, так и знай! Или память сотру. Я ведь могу...
Валь отшатнулся от безумного слепого взгляда Ноно, побледнел, но не сбежал. Только буркнул:
– Всё равно останусь.
Старуха пожала полными плечами и потеряла к нему всякий интерес. Нашарив на полке у очага пыльную бутылку, Ноно погладила её пальцами, забормотала что-то неразборчивое, потом достала откуда-то плошку и стукнула ею по столу:
– Умойся-ка этим и дай стечь сюда.
С трудом вытащив разбухшую пробку из бутылки, Ноно метко плеснула немного жидкости в подставленные горстью ладони Фера. Он с сомнением понюхал и обречённо обтёр лицо. Пахло мятой и немного плесенью, видно, бутылка долго стояла закупоренной. Вода капала в плошку, а Фера пробило на озноб – лицо захолодило, словно выглянул из окна на мороз. Ноно забрала посудину и зашептала заклинания: он понял это по древнему языку и даже разобрал несколько слов, «увидеть» и «мучение».
– Что там? – нетерпеливо спросил Фер, но старая ведьма отмахнулась:
– Узнаешь в своё время. Вот сейчас я...
Она достала с полочки относительно чистую тряпочку типа тех, которыми на кухнях дворца полировали тарелки, и замочила её в плошке. Потом проскрипела ворчливо:
– А высохнет – по ней все твои беды и прочитаем. А теперь дай мне немного крови. Надо твой артефакт искать.
Фер послушно протянул старухе руку. Острый нож блеснул в свете очага, укусил за ладонь, и боль запульсировала в сжавшемся кулаке. Ноно ловко подсунула грубый, вырезанный из кости неизвестного животного (хорошо бы животного вообще) бокал под тонкую густую струйку крови. Фер вдохнул несколько раз, чтобы успокоиться, и ведьма усмехнулась:
– Цыплёночек...
Крючковатые грубые пальцы насильно разжали кулак, пробежались неожиданно легко по глубокой ране, и ладонь защипало. Потом зачесалось, и Фер с облегчением увидел, что кровь перестала течь, а края рассеченной плоти сомкнулись сами собой, срослись и исчезли в розовой новой коже.
– Так-то, – буркнула Ноно. – А теперь слушай. Это тайна, которую никто и никогда бы не раскрыл, если бы ты не продраконил артефакт...
Она с досадой глянула на северянина, обратившегося в слух, и одними губами шепнула заклинание
– Теперь не подслушает. То, что я сейчас скажу, предназначено только для твоих ушей. Знаешь ли ты, ариго, что случилось с твоей матерью? И из чего сделан твой перстень?
– Матушка умерла родами, – ответил Фер с удивлением. – А артефакт выточен из "кошачьего глаза" редкого цвета...
– Зря они тебе не сказали, – покачала головой Ноно. – Тебе месяца не было, как твоя матушка исчезла из дворца, оставив свой перстень у колыбели. И никто не смог найти её по сей день. Хотя Его светлость твой отец утешился быстро и прекратил поиски. А артефакт, что ушёл от тебя, выточен из перстня твоей матери.
– Я… Я этого не знал… – пробормотал Фер, чувствуя, как горячей лавой заливает всё внутри. Мама не умерла? Она жива? Возможно, и по сей день живёт где-то в аригонате, скрывшись от поисков магией… Или… Может быть, она убежала в Старый мир? Ведь перстень потерялся именно там!
Почему его личный артефакт, носитель магии ариготов, сделали из перстня матушки? Это же прямое нарушение всех на свете законов! Артефакт изготавливают из девственно чистого, не тронутого ничьей душой камня! Как мог мастер Миш согласиться на такое? Впрочем, как раз его участие не удивляло Фера. Отец приказал – и всё сделали. Отец умел убеждать...
Ноно между тем, порывшись вслепую в небольшой шкатулке из восточного дерева, вытащила на свет медальон, тускло блеснувший латунной ковкой. В середине его красовалась тонкой вязью литера А. Старуха обмакнула изящную вещицу в бокал с кровью и усмехнулась:
– Зря эти ваши придворные маги не пришли ко мне сразу! Хотя… Великий Магистр знает, что делает, и пути его сложны, но правильны.
Взгляд слепых глаз безошибочно нашёл Фера:
– Ноно найдёт артефакт. За это ариго поклянётся защитить это место. По рукам?
Фер кивнул, невольно сглотнув вязкую слюну. Он не боялся Ноно, однако иногда она пугала. Старуха засмеялась квохчущим, странным смехом и призывно поцокала языком. Из-под лавки показалась узкая чёрная мордочка, а вслед за ней вылез рыже-бурый пушистый зверёк. Понюхав воздух, лис потянулся сначала передними, потом задними лапами, чихнул и обвёл присутствующих вопросительным взглядом блестящих смышлённых глаз.
– За работу, лоботряс! И так даром кормлю тебя! – бросила ему Ноно. Лис покорно прижал уши к голове, повиливая роскошным длинным хвостом.
– А ты иди, иди по своим делам, ариго! Погребение твоего отца уже скоро начнётся.
– Ноно! – вдруг вспомнил Фер. – А как же Аватар? Я не смогу, у меня недостаточно силы! Без перстня...
– Перстень лишь проводник. Костыль. Иди же! Вон, сказала! С глаз долой!
– Пойдём, ариго, – очнулся и телохранитель. – Полдень близок, надо быть вовремя на погребении.
Фер вздохнул и без слов вышел из хижины. Какой он, к драконам, ариго, если все приказывают ему и вертят, как хотят...
Глава 8. Рождение чуда
Снег, не тронутый ничьими следами, искрился так, что глазам стало больно. Морозный воздух можно было наливать в стакан и пить залпом – такой он был прозрачный, чистый и вкусный. В Москве такого воздуха не бывает, разве что после грозы, да и то всё сразу портят автомобильные выхлопы.
Здесь же, в подмосковье, как в настоящей деревне – тихо, спокойно, пусто. Ни тебе машин, ни бесконечной вереницы вечно спешащих людей, ни профессиональных нищих, ни воров… Ни всяких странностей. Живи и жизни радуйся!
Алиса вздохнула, тут же вспомнив о произошедших три дня назад событиях, из-за которых она оказалась в этой глуши. Ничего, всё обойдётся, папа во всём разберётся и поможет ей вернуться домой. В безопасности… Или Фёдор найдётся, снимет с неё чёртов перстень, избавив от приключений. Она подхватила рукой в варежке наполнившееся водой ведро и с трудом потащила эту тяжесть к дому. Вода то и дело плескала через край, оставляя проплешины в снегу, из-под которых проглядывала чёрная мёрзлая земля. Боже милостивый, как люди могут так жить? Вода в колонке во дворе, туалет в углу огорода, холодный и пугающий… Словно цивилизация робко пряталась внутри МКАДа, а за ним простиралась огромная снежная пустыня с кочевниками...
Толкнула входную дверь, та сварливо скрипнула, впуская в тепло. От печи раздалось недовольное:
– Алиск, ну ты чего так долго? Тебя только за смертью посылать! Давай воду-то!
Скинув тяжёлые сапоги, Алиса пыхтя дотащила ведро до скамеечки и с усилием поставила у печи. Баба Галя махнула рукой:
– Ну, ей-богу, хоть сама ходи! Где полведра потеряла?
– Выплёскивается же!
– А ты аккуратно неси. Не махай им, как сумочкой!
Алиса промолчала. Спорить не хотелось. От вёдер болели спина и руки. Сапоги натирали ноги даже через толстые носки, которые баба Галя выдала ей из собственного запаса. И мучила неизвестность, что хуже всего. А хозяйка подливала масла в огонь, сама того не понимая: ну никак не могла понять причину внепланового приезда внучки. И всё ей было не так, всё не эдак...
С бабой Галей Алиса виделась обычно три недели летом, когда родители привозили её и Женьку в деревню на свежий воздух. В детстве они с братом любили такие каникулы больше, чем поездки на море и в оздоровительные лагеря. Приключения на озере и в лесу, подружки с друзьями, летние влюблённости, почти полное отсутствие контроля – это было просто сказкой наяву! Но чем старше Алиса становилась, тем скучнее ей было проводить три недели в провинции, тем более, что лес и озеро уже потеряли свою волшебную привлекательность и стали всего лишь местами, где можно спрятаться от жары или позагорать.
Теперь же она просто изнывала от изоляции и недостатка информации. Телефон не включишь, да и интернет здесь особо не словишь. ВК, подружкины СМС-ки и любимый сайтик педопсихологии остались где-то далеко, в прошлой жизни, там, где не было принца, перстня и голубого свечения в руках...
– Поди-ка Пешкову дай! И глянь Красаву.
Баба Галя хлопнула древней алюминиевой миской по столь же древней клеёнке кухонного стола. Каша вкусно пахла гречкой, маслом и немножко мясом. Дважды в день Красава лопала по полтора килограмма каши и добавки просила. А Пешкову давали всего два кило в день: «он же не беременная сука»…Но сегодня он будет завтракать в гордом одиночестве. Нести эту тяжесть в руках через двор, ворочать тяжёлые мёрзлые щеколды клеток, отбиваться от телячьих нежностей заждавшегося алабая Алисе было в лом, но она проглотила возражения и вышла из дома с миской.
Пешкову она подсунула миску в щель под дверцей. Пёс уткнулся огромной башкой в решетку клетки и принялся быстро заглатывать дымящуюся кашу. Красава с вечера отказалась от еды. Она должна была ощениться ещё вчера, баба Галя проверяла её каждый час, но и сегодня утром щенков не было. Овчарка лежала на боку в приготовленном для родов тёплом загоне, на свежей соломе, и дышала тяжело, с присвистом.
– Красапетина моя! – ласково позвала ее Алиса и осторожно погладила по раздутому животу. Красава вывалила язык из пасти и задышала часто-часто. Судорога прошла по её боку, заставив вытянуть задние лапы. Собака выглядела усталой и измученной, и Алиса подумала, что надо бы позвать бабу Галю. Та хвалилась перед соседями алабайкой, которая рожала уже дважды и всегда быстро и аккуратно. Но в этот раз что-то, видимо, пошло не так...
Алиса снова провела ладонью по животу собаки и с удивлением заметила, как под рукой в голубоватом сиянии рождается рисунок. Маленькие округлые и чуть вытянутые силуэтики. Все светятся спокойным синим, теснятся друг с другом, как горошинки в стручке. Щенки! Она видит щенков в утробе!
– Ничего себе, УЗИ в три-де… – пробормотала Алиса восхищённо и снова прошлась рукой по шерсти. Один, два, три… Восемь малышей! Семь синеньких, один, у самого выхода, поблёскивает красными всполохами. Что с ним? Не так лежит?
Алиса задержалась на проблемном щеночке, оглаживая живот в этом месте. Красава терпела, не двигаясь, и только тихонечко поскуливала, нервно и шумно облизывая нос. Щенок виделся Алисе так ясно, словно уже родился. Вот его головка, вот передние лапки, которые вышли в родовые пути… А головка как-то странно повёрнута, что-то её не пускает. Застрял, маленький!
Алиса ощущала странное спокойствие: всё было так, как и должно быть, словно она всю жизнь помогала сукам щениться. Хотя этот раз был первым. Алиса нажала ладонью на то место, где уже почти мигала ярким оранжевым маленькая головка, чуть надавила, наблюдая, как щенок сдвигается в сторону, одновременно массируя пальцами возле самой вульвы Красавы. Новая потуга потянула щенка к выходу в мир. Ещё одна вытолкнула наружу тёмный блестящий пузырь. Щенки рождаются "в рубашке", Алиса где-то читала об этом...
– Ну давай, Красавушка! – подбодрила она собаку. – Ещё немножечко...
Словно послушавшись, овчарка поднатужилась и выпихнула наружу мокрый комок весь в слизи и крови. Вот тут Алиса растерялась, ибо что делать дальше не знала. Щенок светился бледно-зелёным под пальцами, и совершенно не понятно было, что означает этот цвет. К счастью, Красава отобрала у помощницы пузырь, в один укус разорвала его и слопала, а потом принялась деловито вылизывать своего мокрого дитёныша. Через пару минут отпустила, и надрывно попискивающий щенок принялся тыкаться повсюду слепой сморщенной мордочкой, ища тепло и еду.
Алиса вытерла увлажнившиеся глаза, с улыбкой наблюдая за новой жизнью, потом потрепала Красаву по крупу:
– Ты чемпионка! Умничка!
Собака облизнулась, словно соглашаясь, и снова полезла языком к щенку. Алиса коснулась ладонью живота овчарки, полюбовалась ещё немножко на синие силуэтики, ожидающие своей очереди, и встала. Надо бабе Гале сказать, что роды начались. И что она собственными руками помогла Красаве! И что видела щеночков...
Хотя нет! Вот этого, наверное, говорить не стоит. Баба Галя, атеистка и материалистка, поднимет на смех и потом серьёзно воспринимать уже не будет. Магия? Бред!
Нет-нет, про перстень, УЗИ под ладонью и волшебное извлечение застрявшего щенка Алиса никому не скажет. А вот почитать что-то про магию и излечение – хорошая идея. Ведь покойная бабуля много читала специальной литературы...
Запахнув куртку, Алиса выскочила из загона, даже не заперев дверцу на щеколду – всё равно Красаве сейчас не до прогулок. Пешков басовито и обиженно гавкнул вслед, не дождавшись никакого внимания к своей персоне. Пробежавшись по заснеженной дорожке, Алиса распахнула дверь и крикнула:
– Баб Галь! Красава рожает!
– Что говоришь? Началось? – бабушка прикрыла крышкой кастрюлю с супом и резво пошла обуваться.
– Уже один щеночек появился!
– А ты что же? Напугалась? – баба Галя мельком взглянула на Алису, и та заметила удивление в старческих выцветших глазах:
– Да вроде нет… А что?
– В зеркало на себя посмотри, – посоветовала баба Галя и вышла, хлопнув дверью, чтобы лучше закрыть её.
Алиса повернулась к тусклому старому зеркалу, что висело у входа. И вздрогнула. В тёмных волосах, завязанных пучком на затылке, появилась белая прядка. Тоненькая, словно мышиный хвост, но вполне заметная и реальная, чуть повыше левого уха...
Что за… Откуда это?! Алиса остолбенело смотрела в зеркало пару секунд, потом дернула за резинку, распустив волосы, и схватила прядь в пальцы. Нет, не почудилось! Вот она, белая, как снег на дворе, посреди тёмно-каштановой копны волос. Настоящая, не выпачканная в муке или меле… Хотя, где бы взяться муке у Красавы в загончике… Говорят, волосы седеют при сильном страхе или стрессе. Вон, прошедшие войну пишут, что враз волосы побелели, а она, Алиса, разве пугалась? Или это вышло, как у Роуг из Людей-Икс: она отдала часть энергии Красаве при прикосновении?
Да ну, глупости какие! Почему появилась белая прядь – непонятно, но у мамы тоже были ранние седые волосы. Наследственность – вот и седеет потихоньку…
Алиса досадливо заправила прядку под волосы, чтобы не было видно, и снова закрутила причёску в пучок. Баба Галя с Красавой провозится часа два или три, надо присматривать за супом и поискать книги в серванте.
Старенький, ещё советский сервант стоял в простенке между кухней и комнатами. Он был забит книгами советского же года выпуска, и в детстве Алиса очень любила таскать книжки и читать их при тусклом свете жуткой железной лампы тут же, на продавленном диванчике, завернув ноги в пахнущий кошкой плед. Особенно любимыми были сказки народов мира, «Унесенные ветром» и изъеденный жучком многотомник Жюля Верна. Были в бабы Галиной коллекции и справочник по анатомии, и болезни собак, которые Алиса листала иногда из чистого любопытства, потому что там были жуткие фотографии, а вот справочник по лекарственным травам ей не понравился, потому что картинки нарисовали от руки, да и растения не особо волновали её в детстве. Максимум – чтобы блеснуть эрудицией перед деревенскими девчонками и ввернуть мудрёное латинское словечко "хиперикум перфоратум", которое означало всего-навсего жёлтенький зверобой. Узнав нормальное название, девчонки махали рукой, мол, и так знаем, это "травка от всего"...
Алиса быстро нашла потёртую нетолстую книжечку и с любопытством открыла. Названия, названия, названия, картинок мало, всё больше описания и виды применений. Некоторые растения Алиса знала, некоторые помнила по бабулиным скупым рассказам, а некоторые вызвали воспоминание о стойком запахе. Пролистав несколько страниц, она решила вернуться в кухню, поближе к супу. Ещё выкипит, получится пересоленным, баба Галя шкурку с неё спустит...
Суп булькал под крышкой, в печи томились горячие блинчики, а Алиса читала рецепты. В книге было написано буквально обо всех болезнях: от угрей на лице до печёночных колик. А уж описание всяко-разных настоек и напаров вызвало у неё стойкое желание попробовать прямо сейчас. У бабы Гали были травки, куда в деревне без них, к врачу или ветеринару бегать каждый день не получится. Вон, стоят на полке рядочком баночки и горшочки, на каждой наклейка, где аккуратным почерком бывшей учительницы выведено название. Укроп, тысячелистник, вездесущий зверобой, ромашка… А что в этой склянке? Отложив книгу, Алиса открыла крышку и понюхала. Пахнет летом… Лугом пахнет и скошенным сеном, когда оно только начинает сушиться. И название такое летнее – шалфей! Сразу вспомнились фиолетовые пузатенькие цветочки, собранные в узкие колоски… Алиса даже глаза закрыла, наслаждаясь запахом и возникшим в памяти видением. А когда очнулась, увидела, как мелко нарезанная травка весело пляшет в булькающем супе.
О, вот теперь баба Галя точно её прибьёт! Мама дорогая, надо как-то повылавливать всю эту мелочь! Ложкой? Или сразу поварёшкой? Ой-ой-ой! Катастрофа!
Травка вылавливаться не собиралась. Ловко уворачивалась от ложки-поварёшки и продолжала насмехаться из супа. Тяжко вздохнув, Алиса закрутила крышку на баночке и поставила её на полку. Может, бабушка и не заметит? Уже старенькая, глаза плохо видят… А если и заметит, Алиса откажется от всего. Не она, не видела, не знает! Да, так и надо. И стоять до последнего. Свидетелей нет. Мало ли, может, баба Галя сама всыпала травку вместо соли!
За исключением этого происшествия, день прошёл спокойно. Вернувшись от Красавы, баба Галя присела за стол, утираясь чистым краем передника, и облегчённо выдохнула:
– Всё, разродилась. Восемь щеночков, как раз семеро уже пристроены, одного, может, себе оставлю! Пешков стареет, надо бы замену ему.
– Баб Галь, оставь самого первенького, – попросила Алиса. – Он же, вроде, мальчик...
– Парень, да. Но первенца уже Надька из Орешников берёт. Ей нужен самый крепкий.
Алиса вздохнула. Уедет её крестник в Орешники, к какой-то Надьке охранять подворье… Ну, и пусть будет здоров, сыт и обласкан!
Баба Галя принюхалась и заявила:
– Пахнет что-то странно суп. Солила? Перчила?
– Ничего не трогала! – быстро отозвалась Алиса. – Как ты поставила варить, так и не трогала. Только крышкой накрыла, ты же говорила.
– Ну ладно. Пойду умоюсь, и сядем ужинать.
После ужина – суп и правда оказался странноватым, но очень вкусным, даже бабушка задумалась, что же туда такого положила, – они ещё посидели вдвоём перед стареньким телевизором, который ловил всего три канала. Баба Галя обожала какой-то глупый сериал, что показывали по НТВ, и старалась не пропускать ни одной серии. Потом убрались в кухне, поставили у печки ужасное старое ведро с крышкой, чтобы не бегать по морозу на улицу, и пошли устраиваться на ночь.
Баба Галя спала на кровати у печного бока. Кровать была старая, высокая, с железной сеткой, а на ней покоились два матраса – один твёрдый, нормальный, а сверху пуховая перина. Пух был свой, от двенадцати шумных вредных гусей, которые зимовали в сарайчике и несли большие вкусные яйца. Стопка подушек горкой венчала вышитое покрывало, а на подушки баба Галя всегда стелила утром одну из таких же вышитых в красные маки и голубые незабудки салфеток. По вечерам всё это сооружение неторопливо разбиралось, и бабушка карабкалась на перину, охая и ахая. Засыпала быстро, успевая только прочитать короткую молитву, да и то дробным шепотком, чтобы никто не услышал.
Вот и сегодня она отключилась, похоже, только положив голову на стопку подушек. А Алисе отчего-то не спалось. Она старательно читала книгу при свете тусклой настольной лампы, пыталась запомнить названия и описания трав, но мысли её постоянно перескакивали то на маму – теперь Женьке достаётся за двоих на орехи, то на почившую бабулю – наверное, похороны завтра или даже уже похоронили, то на Красаву – как же так получилось, что Алиса смогла увидеть щенят в животе собаки, да ещё и помочь разродиться? Неужели это и есть бабулина магия? Как же вышло, что за все годы, пока Алиса жила рядом со старушкой, обедала у неё чуть ли не через день, она так ни разу и не видела, не приметила никакой ворожбы, кроме тех самых трав, висевших по комнате и по кухне… Разве можно так скрывать всё от любимой внучки? Не подсказать, не шепнуть по секрету, не подготовить. И именно ей досталась бабулина сила, с которой совсем не понятно что делать...