Текст книги "Идти полным курсом"

Автор книги: Ульрих Комм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Ульрих Комм
Идти полным курсом

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Шел к концу февраль 1655 года.

Западный ветер гнал косые струи холодного дождя к низовьям Эльбы в сторону вольного ганзейского города Гамбурга. Сугробыснега, ещё вчера сверкавшие ослепительной белизной, потемнели и потекли грязными ручьями. Бурные потоки увлекали скопившийся за зиму мусор в свинцовые воды Эльбы и Альстера, в гавань, где понемногу начинали просыпаться от зимней спячки гамбургские парусники.

День клонился к вечеру, погода не располагала к прогулкам, но все же в одном из домов в Новом городе распахнулась дверь, и на улицу вышел невысокий щуплый мужчина в длинном плаще, из-под которого виднелись густо смазанные ворванью сапоги и кончик шпаги. Вслед за ним в дверном проеме появилась молодая женщина в темном шерстяном платке на плечах. Зябко поеживаясь и отводя со лба прядь льняных волос, она пыталась уговорить мужчину остаться.

– Да что же, Берент, тебе дома не сидится, Берент, да ещё в такую погоду! Хороший хозяин сейчас и собаки на улицу не выгонит. Рано или поздно все равно узнаешь, тебя выберут или кого другого.

Мужчина на мгновение замешкался, но тут же решительно надвинул поглубже широкополую черную шляпу и буркнул:

– Нет, Анна, я пойду. Не мешает самому поглядеть, как шкиперы и капитаны воспримут решение старейшин гильдии. Речь-то идет не о ком – нибудь, а о преемнике Карстена Реймерса.

– Карстен Реймерс… Да будет земля ему пухом. Ну ладно, только ты там не засиживайся, не опаздывай к ужину, слышишь, Берент?

– Слышу, – отмахнулся мужчина и торопливо зашагал по переулку к мосту через Альстер, разделявший Старый и Новый город.

В ту зиму капитан Карстен Реймерс отправился на вечную стоянку в небеса, и стул стул в зале собраний братства мореходов опустел. Как раз сегодня члены правления гильдии капитанов собрались, чтобы решить, кто достоин занять это место. Ведь именно члены правления гильдии представляли интересы гамбургских капитанов и шкиперов, назначали капитанов на большие и малые суда и принимали присягу у молодых капитанов.

Они же устанавливали размер взноса, который каждый гамбургский моряк обязан отчислять из жалованья в знаменитую «кассу восьми реалов», деньги из которой шли на выкуп коллег, попавших в плен к алжирским и тунисским пиратам. А если в кассе не хватало талеров и гульденов, чтобы купить свободу всем, попавшим в неволю, правление устанавливало очередность.

Авторитет правления считался непререкаемым по всем вопросам мореходства и в магистрате, и в адмиралтействе, и в суде. И должность в нем обеспечивала солидную репутацию далеко за пределами общества гамбургских моряков. Ведь именно своим отважным, бравым мореходам вольный ганзейский город Гамбург был обязан славой богатейшего во всей империи! Вот почему возможность попасть в коллегию избранных, наделенную такой властью, была гораздо интереснее, чем просто новое назначение.

Перейдя мост, мужчина зашагал вдоль берега Альстера в сторону гавани в его устье. Прежде чем свернуть к дому гильдии мореходов, он остановился и обвел взглядом лес мачт, вздымавшихся к свинцово-серому дождливому небу над каменной набережной и островерхими крышами амбаров и пакгаузов.

Обычная для летнего сезона жизнь ещё не закипела: только временами по неровному булыжнику тарахтели редкие повозки, везущая груз к кораблю или одному из пакгаузов. Однако с палуб судов, стоявших на приколе, кое-где уже доносился стук топоров и молотков, а в воздухе витал чуть слышный запах свежей смолы и краски. Непогода разогнала народ по домам, но наметанный глаз успел оценить, как усердно флот готовился к предстоящей навигации.

Еще через несколько шагов он увидел на привычном месте у пирса свой собственный корабль – единственный уцелевший из всей отцовской флотилии. Все остальные стали жертвами ураганов и штормов, погибли в морских сражениях, были разграблены и сожжены морскими разбойниками, которых англичане называли приватирами, французы – корсарами, а немцы – каперами. Получив от властей своей страны каперскую грамоту, на собственные деньги они снаряжали корабли и на свой страх и риск вели войну на морях, а попросту говоря, охотились за торговыми судами противника. Часть награбленной добычи им полагалось отдавать властям.

Семь лет назад, незадолго до того, как колокольный звон возвестил опустошенным германским землям мир, в стычке с французскими корсарами сгинул в пучине вместе с кораблем его родной брат.

Мужчина глубоко вздохнул и двинулся дальше. Единственный корабль, доставшийся ему в наследство, был его ровесником: вот уже тридцать с лишним лет бороздил «Мерсвин» морские просторы, знавал лютую стужу в гавани Архангельска и невыносимый жар тропического солнца у берегов Гвинеи и Бразилии. Да, одряхлел трудяга «Мерсвин» и поизносился. Но если его хозяину суждено стать членом правления гильдии капитанов и шкиперов, тогда…

У противоположного берега покачивались на волнах корабли Томаса Утенхольта: добрая дюжина солидных «купцов», многие из которых выделялись мощным вооружением. Старик Утенхольт перестроил свои самые большие парусники на манер военных фрегатов: со сплошными батарейными палубами. И его трехмачтовые галеоны «Солнце» и «Святой Бернар» если не ходкостью, то мощью бортового залпа могли потягаться с иным фрегатом.

Конечно, все это съедало место в трюмах, да и команды приходилось набирать вдвое больше обычного, а значит и двойные расходы на провиант и жалованье матросам и офицерам. Но деньги Утенхольт считать умел. Эти расходы окупались: в трюмы его судов грузили серебро, золото, слоновую кость или пряности, ценившиеся на вес золота: имбирь, гвоздику, шафран, перец или совсем редкие в Европе корицу и мирру, мускус и ладан.

Но и на этом Томас Утенхольт не останавливался. Ведь город Гамбург не располагал собственным военным флотом для защиты торговых караванов от пиратов и каперов, и Утенхольт сумел извлечь для себя из этого выгоду, заставляя шкиперов и владельцев судов платить большие деньги, если те желали выйти в море под охраной орудий его судов.

Да, Утенхольт умел с выгодой использовать любые обстоятельства. Недаром он стал одним из самых влиятельных людей в городе, с мнением которого приходилось считаться не только гильдии капитанов. В правлении его голос стоил десяти лпугих. И если Утенхольту пришло бы в голову поддержать Берента Карфангера на выборах, вряд ли нашелся бы желающий ему перечить.

Только все это казалось весьма сомнительным: с чего бы Утенхольту, не заработавшему ни гроша на охране его судна, выступать за него?»

Мерсвин» вообще никогда не плавал в составе конвоев, его хозяин всегда полагался только на собственную голову да сноровку команды. И у него были для этого все основания. В одиночку он мог ходить под всеми парусами куда быстрее и маневреннее, чем в каравана неповоротливых купеческих судов, когда приходилось подстраиваться под самый тихоходный и в каждом порту ждать, пока всех не разгрузят и не погрузят вновь. И получалось, что он успевал сделать по два рейса, пока другие возвращались из одного.

К тому же отпадала надобность придерживаться раз навсегда строго установленных морских путей, по которым торговые караваны ходили в Архангельск, к берегам Англии, Голландии, Франции, Испании и Португалии, иногда отваживаясь заходить в Средиземное море к итальянским берегам.

Плавание в Балтике стало опасным делом с тех пор, как морскими путями и всей торговлей там завладели шведы. Гораздо чаще он отправлялся к побережью Африки, а то и через Атлантику, чтобы попасть в Бразилию или на острова Карибского моря, где можно было загрузить трюм ценнейшим товаром, не прибегая к услугам перекупщиков из Кадиса и Лиссабона, Амстердама и Лондона – этих пройдох с бульдожьей хваткой.

Разумеется, все это требовало немалого мужества и сопровождались огромным риском, на который мог решиться далеко не всякий. Ведь рисковать приходилось собственной головой. Что касается походов в Индию, к ост – индским островам или к западным берегам Америки, там риска было не меьше: приходилось огибать мыс Доброй Надежды или зловещий мыс Горн и неделями сражаться с ураганами и гигантскими волнами.

Основательно промокший капитан уже повернул к дому гильдии мореходов, и тут подумал вдруг про ещё одну причину выходить в море в одиночку. Об этой причине Томасу Утенхольту по крайней мере до поры и знать не следовало. Если ему суждено стать членом правления гильдии, он её скрывать не станет. А пока лучше помалкивать, что сам он к частным конвоирам никакого доверия не питает, а уж к Томасу Утенхольту – подавно. Тот заботится только собственном кошельке, так какое ему дело до безопасности гамбургских торговых судов? Хотя он и любитель поговорить о ней при каждом удобном случае.

Так почему же город и его премудрый совет никак не раскошелятся на постройку хотя бы одного-единственного хорошо вооруженного фрегата? Почему охрану купеческих караванов от пиратов и каперов поручают частным конвоирам? Неужто эти господа полагают, что таким путем им удастся сохранять нейтралитет и не ввязываться в военные действия? Конечно, можно заявлять, что все столкновения конвойных кораблей, будь то утенхольтовы или чьи-либо еще, с каперами и рейдерами есть дело частное и к городу никакого отношения не имеет.

Так отцы города вели себя уже последних тридцать лет. Твердили о нейтралитете, а сами продавали мушкеты, пушки, ядра, порох и свинец и императору, и Лиге, и протестантам. И неплохо на этом наживались. Город все богател, уже оставив далеко позади когда-то гордую главу Ганзейского союза Любек. А ведь тому не составило труда помочь Густаву Вазе завладеть шведским престолом, а Фридриху Голштинскому – датским, и без малого сто лет назад одолеть Швецию в изнурительной семилетней войне на море.

И в результате Гамбург, главный тороговый порт империи, не держит в море даже завалящего четырехпушечного флейта, не говоря уже о фрегате!

У дома гильдии Карфангер задержался, отряхивая мокрый плащ, потом решительно толкнул дверь и вошел в пивную, занимавшую большую часть нижнего этажа. Здесь за столами собралось не меньше полусотни капитанов и шкиперов. Одни сбили широкополые черные шляпы на затылок, другие побросали их чисто выскобленные столы, заставленные кувшинами с пивом, глиняными кружками и винными бутылками. В руках дымились глиняные голландские трубки с длинными чубуками. Светильники с китовым жиром и восковые свечи с трудом освещали заведение, вокруг стоял гул хриплых голосов, привыкших заглушать вой ветра и грохот волн. Временами помещение оглашали раскаты громового хохота, и собеседники не скупились на крепкие словечки, понятные любому завсегдатаю портовых кабаков от Киля до Лиссабона.

Как только в гамбургском порту отдавали швартовы и поднимали паруса, эти морские волки получали на палубах своих судов неограниченную власть над телом и душой любого из команды. Одни командовали китобойцами, которых в гамбургском флоте было больше полусотни, – другие – торговыми судами, кое-кто сам владел судном, которым командовал, большинство же находилось на службе у судовладельцев. Разные тут были люди: и новички, не ходившие дальше Ла-Манша, и старики, успевшие на своем веку избороздить едва не все моря и океаны и выпить рому во всех портовых кабаках Старого и Нового Света.

Едва Карфангер появился на пороге, его окликнули сидевшие у двери:

– Да это Карфангер! Ну проходи, садись к нам, старый морской волк! Какие дьяволы в такую погоду гонят тебя из дому, да ещё от молодой жены? И двух недель ведь не прошло со дня вашей свадьбы?

– Приветствую тебя, Матиас Дреер, и ты будь здоров, Мартин Хольстен, – Карфангер бросил плащ на спинку стула и, перегнувшись через стол, кивнул на дверь в глубине, которая вела в зал собраний правления гильдии.

– Вот оно что! Теперь понятно, почему ты здесь, – воскликнул Матиас Дреер, молодой шкипер лет двадцати пяти, а Мартин Хольстен, лет на десять постарше, добавил:

– Пришел поздравить нового члена правления? Рановато, однако, явился, мог дождаться и погоды получше. Неизвестно, смогут ли старики вообще договориться.

Значит, пока что никого не выбрали… Беренту

Карфангеру хотелось разузнать обо всем подробнее. Оглядевшись, он заметил за столом у самой двери в зал собраний своего тестя Иоханна Хармсена и тотчас зашагал к нему. Поспешно поздоровался, повесил промокший плащ на спинку стула и спросил:

– Ну, как там?

Хармсен пожал плечами.

– Мне кажется, на этот раз роды будут нелегкими.

– А дядя мой уже говорил?

– Пока нет, садись, немного подождем.

Берент Карфангер подсел к столу напротив тестя. Русые волосы молодого шкипера, расчесанные на прямой пробор, спадали на крахмальный воротник. Узкое бледное лицо подошло бы скорее ученому, чем моряку. Его украшали небольшая бородка и тонкая полоска усов. И вряд ли кто-нибудь из посторонних поверил, что эти холеные руки могут всадить по самую рукоять гарпун в гренландского кита или в шторм удержать штурвал фрегата, идущего в крутой бейдевинд.

И совсем трудно было представить, что этот молодой человек далеко не богатырского сложения умел справляться со своей командой, так что даже у не слишком-то покладистых морских волков не возникало мысли перечить капитану.

А в зале собраний тем временем шум стоял не меньший, чем в пивной, правда, по совсем иной причине: вот уже более двух часов старейшины гильдии не могли прийти к согласию насчет преемника покойного капитана Карстена Реймерса. Споры грозили затянуться за полночь, и это явно надоело одному из сидевших за длинным столом – Алерту Хильдебрандсену Гроту. Рослый мужчина лет пятидесяти оттолкнул полупустую пивную кружку и заявил:

– Ну, ладно, любезные друзья и братья, я отлично понимаю: те из вас, кто ходит в Гренландию, хотели бы видеть в кресле Карстена Реймерса своего, «гренландца», кто ходит в Испанию – «испанца», а те, кто ходит в Архангельск – «россиянина». Это так ясно, как звезды на небе в морозную лунную ночь. Но мы хотим и должны выбрать нового члена правления до того, как корабли начнут выходить в море. Карстен Реймерс знал Гренландское море не хуже, чем пруд возле своего дома, он бывал и в российских, и в испанских портах. Не раз и не два он огибал мыс Горн и мыс Доброй Надежды, видел берега Бразилии и Ост-Индии.

Многие из собравшихся согласно закивали, и Алерт Грот продолжил:

– Вот почему сейчас хочу вам предложить на его место такого человека, который одинаково устраивал бы всех нас, как это было при жизни Карстена Реймерса.

Тут Алерт Грот сделал такую длительную паузу, что по залу прокатился нетерпеливый ропот, грозивший вновь обратить собрание в бесплодную перепалку. Но шум вдруг перекрыл хриплый голос старого Томаса Утенхольта:

– Кого же все-таки имеет в виду уважаемый герр Грот?

От Алерта Грота не укрылась презрительная ухмылка, искривившая губы старика. Он почувствовал, как в груди закипает ярость, однако тут же сдержал себя. Томас Утенхольт не только мог повлиять на исход выборов, сам Алерт Хильдебрандсен Грот порою поступал к нему на службу, принимая командование одним из кораблей конвоя. А все, кто когда-либо имел неосторожность потерять благоволение Утенхольта, очень быстро начинали ощущать это на собственной шкуре. Не раз тот или иной капитан, боцман, штурман или парусный мастер оказывался на берегу без жалованья и без надежды поступить хоть на какое судно.

Впрочем, это были далеко ещё не самые крутые меры мстительного старика. Поговаривали, будто кое-кто из повздоривших в свое время с Утенхольтом вовсе не случайно утонул, свалившись по пьяному делу в Альстер, или поутру был найден в темном переулке с ножом в спине и очищенными карманами. Правда, были и такие, кто утверждал, что слухи эти распускает как сам Томас Утенхольт с единственной целью поддержать молву, будто его талеры и гульдены направляют клинок шпаги или дуло пистолета туда, куда ему нужно. На самом же деле старик ничем подобным на занимался, ему вполне хватало, что об этом говорят.

Как бы там ни было, от мнения Томаса Утенхольта сегодня зависело многое, если не все, поэтому Алерт Грот взял себя в руки, вдохнул побольше воздуха и заявил:

– Я имею в виду известного вам всем и уважаемого шкипера Берента Якобсона Карфангера, сына капитана и судовладельца Иоханна Якобсона Карфангера и его супруги Анны, дочери шкипера Дитриха Янсена.

Последние слова раздались во внезапно наступившей тишине, которую нарушил грохот опрокинувшегося кресла. Со своего места стремительно вскочил Карстен Хольстен, с размаху грохнул кулаком по столу и заорал:

– Кого?! Мы что, торчим тут целый вечер, чтобы слушать ваши шутки, герр Грот? А если вы всерьез, тогда скажите мне, на кой нам черт ваш молокосос? Тогда и я могу предложить своего Мартина: он все же на три года старше вашего племянника Карфангера!

Тут, как ни странно, именно Томас Утенхольт сделал попытку унять разбушевавшегося Хольстена, положив ему руку на плечо:

– Успокойтесь, крестный, надо полагать, капитан Грот достаточно обдумал свои слова, и нужно отнестись к ним так же серьезно. Давайте выслушаем доводы, которыми может подкрепить свое предложение один из наших почтенных сограждан и старейшин гильдии Алерт Хильдебрандсен Грот.

Такого поворота событий Алерт Грот ожидал менее всего. Не было такого случая, чтобы Томас Утенхольт что-то сделал, не будучи заранее уверен в собственной выгоде. Но времени для раздумий не оставалось, нужно было дать достойный отпор Карстену Хольстену, поэтому Алерт Грот обратился к присутствующим:

– Найдется ли в Гамбурге ещё хоть один шкипер, который бы ходил в море с пятнадцати лет, знал все морские пути от Гренландии до Ост-Индии и при этом всегда плавал в одиночку? К тому же этот шкипер с тех пор, как в этом заде десять лет назад принял морскую присягу, к досаде английских приватиров, испанских и французских корсаров, не потерял ещё ни одного корабля. Ни карибским флибустьерам, ни берберийским пиратам из Алжира, Туниса и Триполитании так и не удалось захватить и разграбить его судно. Не удалось, потому что искусство сражаться с этими коварными бандитами и побеждать их Берент Карфангер постиг у одного из величайших флотоводцев нашего времени – адмирала Генеральных штатов Михеля Адриансона де Рюйтера. Так что не пристало кому бы то ни было называть его молокососом.

– Вот-вот, он подался постигать премудрости морского дела к голландцам, – прошипел из своего угла старый Хольстен, – в Гамбурге достойных усителей ему не нашлось!

– Да, к Генеральным штатам, которые в сорок восьмом году откололись от империи, – поддержал Хольстена кто-то из старейшин. А сам старик добавил:

– Лучше не напоминайте про голландцев. Не они ли прибрали к рукам всю нашу торговлю?

– И весь сельдяной промысел!

– И китобойный тоже!

Шум нарастал; все новые голоса принимались поносить все голландское, и прежде всего гамбургских шкиперов и членов правления капитанской гильдии голландского происхождения – всех этих Маринсенов, Дорманов, Антонисенов, Карфангеров. Не забыли и самого Алерта Хильдебрандсена Грота.

Кричали, что Алерт Грот для того и предложил своего племянника, чтобы в правлении гильдии стало ещё одним голландцем больше. Казалось, вместо слов вот-вот пойдут в ход кулаки. И тогда неописуемый шум вновь перекрыл голос старика Утенхольта:

– Тихо на палубе! Зачем понапрасну шуметь, друзья мои? Разве не все мы гамбургские мореходы? И разве не всех нас одинаково задевает, когда гамбуржцев повсеместно вытесняют с наезженных торговых путей, где некогда все держала в своих могучих руках немецкая Ганза? А вы занимаетесь междоусобицами! Если Берент Якобсон Карфангер кого-то не устраивает, пусть тот встанет и выскажется, как подобает члену правления гильдии.

И Томас Утенхольт поочередно оглядел всех сидевших за столом.

Карстен Хольстен вновь поднялся с места и заявил, что если кто-то проплавал десять лет и не потерял при этом ни одного судна, тут что-то нечисто. Не иначе этот Карфангер носит какой-нибудь там колдовской амулет или ведьмино зелье, а то и вовсе продал душу дьяволу, и дух его обречен после смерти вечно скитаться над морями, как тот голландец, что не сумел обогнуть мыс Доброй Надежды и потому прибег к помощи сатаны.

– Немало есть на свете моряков, – напомнил старик, – кому довелось своими глазами видеть Летучего Голландца, и всякий раз эта встреча не предвещала ничего, кроме беды: или жестокий шторм, или рифы в тумане, или повальная болезнь среди команды.

Он наклонился над столом и, глядя в глаза Алерту Гроту, зловещим тоном продолжал:

– Ответьте, почему ваш дорогой племянник, имея один-единственный корабль, рискует больше любого другого шкипера? Отчего, хочу я вас спросить, он может себе такое позволить? Истинно говорю, Алерт Грот: хотите верьте, хотите нет, но много непонятного между небом и землей, и ещё больше – между небом и водой, гораздо больше, чем вы думаете. И провалиться мне на месте, если это не так!

Ситуация грозила обернуться против Карфангера, который и в самом деле был родом из голландской семьи, если бы не вмешательство Томаса Утенхольта, призвавшего собравшихся ещё раз как следует обдумать и взвесить предложение Алерта Грота. Сказав это, он отодвинул свой стул с высокой спинкой и резными подлокотниками и направился к двери, бросив на ходу, что хочет поглядеть, какая на дворе погода. Тут же сорвался с места Карстен Хольстен и выскочил следом, продолжая Утенхольта в чем-то убеждать. Через несколько минут оба вернулись в зал, и по выражению лица Карстена Хольстен можно было догадаться, что больше он не станет возражать против Берента Карфангера.

Пока все это происходило в зале, в пивной Хармсен и Карфангер беседовали о будущем гамбургского морского судоходства. Карфангер полагал, что практика частных конвоев рано или поздно приведет его к упадку. Он говорил:

– Ганза всегда опиралась на могучий военный флот империи, и хотя та не всегда оказывала ей непосредственную поддержку, но без империи ганзейский союз ни за что не достиг бы такого могущества. Нынче силы и власть империи уже не те, впрочем, города тоже, потому так вольготно живется частным конвоирам. Но сейчас помимо такой традиционно могучей морской державы, как Англия, на сцену выходит ещё одна – Голландия. Недавно отгремевшая война на море между британцами и Генеральными штатами не оставляет на сей счет никаких сомнений. И если гамбургский торговый флот не собирается сдавать своих позиций в морской торговле, то в самом ближайшем будущем нужно искать для этого новые пути.

Иоханн Хармсен поставил на стол рюмку, которую только что собирался поднести ко рту. Чем только зять забивает себе голову! Но едва он собрался ответить, как возле их стола появился Алерт Грот, положил руку на плечо Карфангера и произнес:

– Ступай за мной, Берент, выслушай решение правления гильдии.

Войдя следом за ним в зал, Карфангер остановился у стола, за которым сидели старейшины в широкополых шкиперских шляпах, затенявших лица. Поднялся Томас Утенхольт и огласил решение, в котором говорилось, что почтенный, мужественный и многоопытный шкипер Берент Якобсон Карфангер, гражданин вольного имперского и ганзейского города Гамбурга, избирается членом правления гильдии капитанов и шкиперов вместо скончавшегося Карстена Реймерса. Затем судовладелец вручил вновь избранному тяжелый почетный кубок братства и подвел его к стулу, на котором раньше сидел капитан Реймерс.

Так молодой шкипер Берент Карфангер, владелец «Мерсвина», был избран – судя по всему, единогласно – членом правления гильдии капитанов города Гамбурга.

Порывистый западный ветер без устали гнал над Эльбой сплошную пелену холодного дождя. Снег, ещё вчера сверкавший белизной, превращался в мутные потоки, уносившие с собой оставшийся с зимы мусор в свинцовые воды Эльбы и Альстера. А в гавани уже начинали потихоньку пробуждаться от долгой зимней спячки торговые суда.