Текст книги "Скоро тридцать"

Автор книги: Уитни Гаскелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Я села за стол, нервно улыбнулась и, все еще не теряя надежды, сняла колпачок с ручки, чтобы сделать необходимые пометки. Может быть, если я притворюсь, что пришла на оперативку, они мне подыграют.

Ширер откашлялся и начал:

– Мне уже давно кажется, Элли, что работа не приносит вам радости. А в последнее время, учитывая, как вы отнеслись к делу Армора, я, к несчастью, убедился, что интуиция меня не подвела. Мы прилагаем все усилия, чтобы сделать наш отдел судебных тяжб образцовым и в ближайшие пять лет хотим стать одной из лучших – если не самой лучшей – адвокатских контор в городе по проценту выигранных дел. Для достижения этой цели нам необходима твердая уверенность в том, что у нас работает команда первоклассных сотрудников, включая и компаньонов, и работников младшего звена, готовых пожертвовать личными интересами ради блага фирмы. Боюсь, Элли, вы не вписываетесь в эту команду, – подытожил Ширер, описывая руками в воздухе странные круги.

– Говард имеет в виду, что мы оба очень ценим ваши профессиональные таланты и в личном плане вы нам очень симпатичны. Дело лишь в том, что, наблюдая за вами в последние годы, мы пришли к выводу – вам не нравится работа адвоката. Она не приносит вам удовлетворения, и нам не хочется, чтобы вы растрачивали свое время и энергию в сфере, которая вам явно не подходит, – продолжил Даффи.

В течение последующего часа Ширер и Даффи по очереди повторяли одно и то же, время от времени переходя на бейсбольную терминологию, а я молча слушала. Это была своеобразная версия расставания «ты не виновата, все дело во мне», только звучала она из уст моих работодателей. Примерно через каждые десять минут Даффи с Ширером делали паузу и многозначительно смотрели на меня, словно ожидая какой-то реакции, но я лишь безмолвно моргала глазами, и они опять заполняли повисшую тишину своими уговорами; «проблема не в вас, а в нас», «вам здесь плохо», «мы стремимся помочь вам реализоваться в профессиональном плане» и т. д. и т. п. Один раз Даффц даже выдал: «Разумеется, мы вас не увольняем, однако в наших взаимных интересах, чтобы вы занялись чем-то другим». Ага. Замечательно. Меня не увольняют. Просто я здесь больше не работаю.

Мне хотелось что-то сказать, придумать достойный ответ, чтобы выйти из зала с гордо поднятой головой, может быть, даже объяснить, что все это дело рук Кэтрин и бумаги пропали только из-за ее грязных происков. Но как я это докажу? Ширер, который спит с Кэтрин, конечно же, поверит ей, а не мне. В довершение ко всему во рту у меня вдруг пересохло, как будто вся слюна испарилась, а язык стал тяжелым и ворочался с таким трудом, что я не могла вымолвить ни слова. Периодически я делала глубокие вдохи и изо всех сил старалась не расплакаться. «Что бы ни было, только не реви», – мысленно повторяла я, твердя эту фразу даже не как заклинание, а как молитву. И все равно губы у меня задрожали, а глаза наполнились влагой, и я поняла, что если сейчас не уйду, то слез в три ручья не миновать.

– Мне полагается выходное пособие? – выдавила я, перебив Ширера, который в четвертый раз завел пластинку «мы хотим, чтобы наша фирма стала лучшей». Голос у меня был какой-то чужой и металлический, и в нем даже отдаленно не слышалось того спокойного достоинства, которое я отчаянно пыталась вложить в свои интонации.

– Оклад за три месяца, – сообщил Даффи, – и медицинская страховка.

– Хорошо, – выдавила я. – Извините.

Я выскочила из-за стола и, не задерживаясь, чтобы пожать руку начальству, бросилась к выходу. Втянув голову в плечи и опустив глаза в пол, я спешила по коридору, намеренно избегая взглядов сослуживцев. Скольким из них уже известно о моем увольнении, я не знала – Даффи божился, что это останется в секрете, но он либо врал, либо не представлял себе скорости, с которой разносятся конторские слухи, потому что все уже явно были в курсе: при моем приближении разговоры смолкали, а за спиной я слышала тревожное перешептывание. Казалось, на лбу у меня вы жжена большая алая буква «У» – тавро, навеки заклеймив шее меня как Ту, Которую Уволили. Выгнали. Вытурили. Вышибли вон.

Нам необходима твердая уверенность в том, что у нас работает команда первоклассных специалистов. Боюсь, Элли, вы не вписываетесь в эту команду. Слова Ширера звенели у меня в голове, заставляя еще больше страдать от собственного несовершенства. Даффи по крайней мере пытался вести себя любезно, несмотря на то что я всегда считала его бездушным роботом. Я прибежала к себе в кабинет как раз вовремя: едва успев захлопнуть дверь, я разрыдалась. Я дико, невыносимо устала. На меня обрушился целый ком неприятностей – я уже боялась, что не выдержу этого груза.

Немного успокоившись, я промокнула глаза измятой косметической салфеткой и новым взглядом обвела кабинет, сознавая, что уже никогда не увижу мир под этим углом. Я принялась собирать вещи – сгребла в кучу все свои фотографии, личные бумаги, кофейные кружки и разные мелочи (гелевую ручку с розовыми перьями, старый журнал комиксов, календарь с мопсами), уложила все это в две картонные коробки и постаралась как можно незаметнее исчезнуть из конторы. По пути к черному ходу мне встретилось человек пятнадцать – секретарши, ассистенты, адвокаты. Большинству не удалось сделать вид, что они меня не видят, хотя некоторые все же попрощались со мной елейными голосами. Я старалась держаться с достоинством и вежливо улыбалась, не поворачивая головы. Их затаенное любопытство меня не задевало, как не трогало и их сочувствие. Проходя мимо кабинета Кэтрин, я не удержалась и заглянула внутрь. Она сидела за столом в шикарном темно-синем костюме от Донны Каран и, как всегда, выглядела холодной красавицей. Кэтрин подняла глаза и торжествующе усмехнулась. В эту минуту я отдала бы все на свете, чтобы только отбросить свою щепетильность пай-девочки, подойти к Кэтрин и со всей силы залепить пощечину пря мо по ее фарфоровому личику, раскрашенному дорогой косметикой. Естественно, ничего такого я не сделала. Я просто отвернулась, прошла мимо и выскользнула через заднюю дверь, которой иногда пользовалась, пораньше удирая из конторы солнечным пятничным деньком. Держа перед собой коробки, так что они почти заслонили мне обзор, я в последний раз вышла из дверей адвокатской фирмы «Сноу и Друзерс».

Лифт звякнул, предупреждая меня – единственную пассажирку, – что кабина опустилась на первый этаж, в вестибюль. Двери открылись, и я вышла, шатаясь под грузом коробок. Я опустила их на пол, чтобы отдохнуть и осмотреться, не видно ли поблизости Пита, нашего портье – я бы попросила его поймать такси и, возможно, помочь вынести хотя бы одну коробку. Вообще-то я не очень люблю строить из себя деву в беде, но сейчас было не время изображать сильную женщину, особенно с учетом того, что выглядела я как замарашка, провела ночь без сна, да еще только что лишилась работы. Я обвела глазами вестибюль и не обнаружила Пита за стойкой, зато вместо него узрела…

– О черт! – вырвалось у меня, когда мы с Тедом встретились взглядами, и он шагнул в мою сторону.

Сейчас я была абсолютно к этому не готова. После всех переживаний и бессонной ночи вид у меня был еще тот. Мало того что случайное столкновение с бывшим любовником само по себе малоприятное событие, так при этом я еще и выглядела страшнее смерти. Мысль об этом была невыносима, особенно когда я вспомнила, что в нашу последнюю встречу этот тип пребывал в экстазе после сексуальных утех со своей экс-супругой. Мои ощущения чем-то напоминали ночной кошмар, в котором я приходила в школу голышом. Только сейчас все было гораздо, гораздо хуже.

Однако когда Тед подошел ближе, я заметила, что и он выглядит не намного лучше меня. Его лицо было пепельно-серым, и, похоже, он почти не спал. Даже его одежда, обычно выглаженная до хруста, как будто ее утюжили по три раза на дню, сейчас была помята.

– Элли, – сказал он, – нам надо поговорить.

– Что ты здесь делаешь? – хрипло спросила я.

– Я звонил, но ты не брала трубку. Я решил подождать здесь и перехватить тебя, когда ты пойдешь на обед. – Тед заметил коробки. – Что это такое?

– Меня уволили, – сообщила я, и только когда эти слова сорвались с моих уст, я впервые ясно осознала, что произошло. Страх и нарастающая тревога сдавили мне грудь, и у меня перехватило дыхание. Что же мне теперь делать?

– Господи, Элли… Мне так жаль. Я могу чем-то помочь? Позволь, я поймаю такси, – сказал Тед и потянулся к коробкам.

– Нет! – рявкнула я и удивилась собственной свирепости. Люди, спешившие мимо нас на обед – мужчины и женщины в деловых костюмах, застегнутых на все пуговицы, – оборачивались, радуясь, что стали свидетелями ссоры любовников и потом смогут оживить скучный рабочий день, пересказывая ее подробности сослуживцам. Я закрыла глаза, пытаясь овладеть собой. День и без того выдался кошмарный, и меньше всего мне сейчас хотелось разговаривать с Тедом, выслушивать его жалкие оправдания или, еще хуже, лживые заверения, что он не спал с Элис и все было совсем не так, как показалось со стороны. Все, чего я, черт побери, желала, – это убраться отсюда, подальше от Теда, подальше от конторы.

Взяв себя в руки, я налепила на лицо холодную улыбку и произнесла:

– Спасибо, я доберусь домой сама.

– Элли, нам надо поговорить, – взмолился Тед. Он подошел еще на шаг и положил руку мне на плечо. – Нужно все выяснить.

– А что выяснять? Ты был прав насчет нас и нашей разницы в возрасте – у нас ничего бы не получилось, – сказала я и отступила вбок, пропуская стайку секретарш и одновременно освобождаясь от руки Теда на моем плече.

– Ты сердишься на меня совсем не из-за этого.

– Я не сержусь на тебя. Я… разочарована. Да, думаю, ты разочаровал меня тем, что ты… наплевал на наши отношения. На меня… – тихо проговорила я и поняла, что вот-вот опять расплачусь. Я изо всех сил сжала губы и постаралась выровнять дыхание.

От моей последней фразы Теда передернуло, точно от приступа боли, но он продолжал смотреть мне в глаза.

– Ты так думаешь? Ты действительно так думаешь? – с беспокойством спросил он.

– Для тебя имеет значение, что я думаю? – пожала плечами я.

– Да, – твердо сказал Тед.

Я чувствовала, как его пристальный, неумолимый взгляд буквально пронзает меня насквозь. Переминаясь с ноги на ногу, я посмотрела по сторонам, отчаянно ища путь к отступлению.

– Послушай, я же сказала, ты был прав насчет того, что у нас ничего не выйдет. Тебе нужна женщина постарше, более похожая на тебя, менее… – Я хотела сказать «нуждающаяся в эмоциональной поддержке», но предпочла сохранить лицо. – …с менее сложным характером. – Помолчав, я продолжила: – Мне пора. За меня не волнуйся. У меня все нормально.

Наконец-то разглядев неподалеку Пита, я нагнулась, чтобы поднять коробки. Тед попытался забрать их у меня, но я перехитрила его, уйдя в сторону не очень-то изящным нырком.

– А вот у меня не все нормально, – настаивал Тед.

– Забудь, – прошипела я.

– Не могу, – сказал Тед, и до меня вдруг дошло, с каким трудом он это выговорил. Мне стало немного жаль его, и на короткий миг я почти смягчилась, но в следующую секунду в моей памяти промелькнула Элис, одетая в халат Теда на голое тело, и моя жалость немедленно испарилась. Я зло посмотрела на него.

– Все кончено, Тед. Оставь меня в покое, – тихо, но с мрачной решимостью сказала я.

Мои слова произвели почти физически ощутимый эффект, будто в Теда попал камень и оцарапал его острыми краями. Он уставился на меня, потом коротко кивнул и отошел в сторону, освобождая мне путь. Мы не попрощались. Я пошла прочь со всем достоинством, какое только можно было сохранить, сгибаясь под тяжестью двух коробок, и ни разу не оглянулась назад.

По идее увольнение с работы, особенно с получением выходного пособия, похоже на оплаченный отпуск – у тебя появляется время вволю отоспаться, почитать книги, посмотреть любимые телепередачи и все такое. Скучать по фирме «Сноу и Друзерс» я уж точно не собиралась. Я ненавидела свою работу, и мысль о том, что я навсегда покинула ледяные, безжизненные стены кабинетов, освещенные мертвенно-бледным светом флуоресцентных ламп, должна была вызывать у меня безудержную радость. Но вместо того что бы устроить себе праздник, в последующие несколько недель я все глубже погружалась в уныние. Я чувствовала себя законченной неудачницей. Со мной не хотела разговаривать даже лучшая подруга.

Мало того что через месяц мне стукнет тридцать, так в довершение к этому свое тридцатилетие я встречу одинокой, безработной и – если не перестану печь и лопать целые тонны шоколадных пирожных – жирной теткой. Я даже не умела по-человечески впасть в депрессию – большинство людей в этом состоянии полностью теряют аппетит, превращаются в обтянутые кожей скелеты и все время спят. Я же в огромных количествах поглощала арахисовое масло и ночи напролет валялась без сна, разглядывая потолок. Днем я тоже не могла найти себе развлечения – по-хорошему мне следовало бы наслаждаться бездельем и без конца переключать телевизионные каналы, наверстывая пропущенные серии «Закона и порядка» и прислушиваясь к советам Опры Уинфри, как изменить себя в лучшую сторону. Меня же, наоборот, переполняла нервная энергия, и я, словно по принуждению, скребла и чистила квартиру. Я вытащила посуду из буфета, протерла все полки, перебрала одежду в шкафах и выкрасила ванную комнату в теплый, приятный глазу нежно-розовый цвет.

Пелена моего уныния ненадолго рассеялась, когда по звонил Ник Блумфилд, который разразился бурными по хвалами по поводу моих шаржей (во время одного из всплесков нездоровой активности я закончила работу над ними) и предложил мне регулярно иллюстрировать статьи, появляющиеся на веб-сайте. Предположительный гонорар составлял примерно треть того, что я зарабатывала в адвокатской конторе. Я не представляла, как проживу на эти жалкие деньги, но все-таки это был шаг вперед, лучик света, такой нужный в эту мрачную для меня пору.

Благодаря моей дневной гиперактивности – рисованию/уборкам/поеданию пирожных – тяжкие раздумья обо всем, что произошло после Дня благодарения, одолевали меня лишь бессонными ночами. Лежа в постели, я никак не могла отогнать мысли о Теде и Элис, Кэтрин и Ширере, Нине и Даффи. Все они стояли у меня перед глазами, насмехаясь над моими неудачами до тех пор, пока я не начинала проваливаться в какую-то бездонную черную пропасть. Чтобы как-то бороться с этими призраками, я стала придумывать разнообразные варианты возмездия. Например, я фантазировала, что из-за ужасного гормонального заболевания Элис враз потолстела на двести фунтов, а Даффи проиграл десять крупных дел кряду, его выперли с работы и он остался на улице, одинокий и нищий. Я даже слегка повеселилась, представляя, как разошлю всем сотрудникам фирмы, а так же супруге Ширера анонимные письма, извещающие о его тайной связи с Кэтрин. Не то чтобы я взаправду сделала бы что-то такое – подобный поступок противоречил правилам пай-девочки, – но воображать это было приятно.

С Тедом все обстояло сложнее. Мне хотелось придумать для него что-нибудь по-настоящему ужасное, крупномасштабное – крушение надежд, разорение, что-то, что стало бы для него источником неизбывных страданий. Но всякий раз как перед моим мысленным взором вставали столь дорогие мне черты лица, я крепко зажмуривалась и начинала думать о чем-то другом. Боль разрыва была еще слишком свежа, и ее не облегчили бы даже фантазии о глобальной мести. Тед звонил еще несколько раз, оставляя сообщения на автоответчике. В последний раз он сказал: «Элли, прошу тебя, давай поговорим. Дай мне… хотя бы шанс все объяснить. Ты ясно дала понять, что между нами все кончено, и я не стану тебе надоедать, но… пожалуйста, позвони, когда будешь готова к разговору». Больше он не звонил, и это было к лучшему… по крайней мере я пыталась себя в этом убедить.

Глава 21

Рождество приближалось неумолимо и стремительно, как сорвавшийся с тормозов экспресс, грозя раздавить меня в лепешку, если я не сойду с его пути. Я притворялась, что забыла о праздниках, – не рассылала поздравительных открыток, не ходила на вечеринки, куда меня приглашали. Однако хотя отрицание факта и способно надежно защитить от кучи дерьма, которая неминуемо должна свалиться тебе на голову, но предотвратить сам дерьмопад оно не в силах. Как-то утром я оторвала глаза от альбома с зарисовками и перевела взгляд на телеэкран. Жизнерадостная блондинка с канала «Фокс ньюс» (я упорно избегала смотреть передачи «Голд ньюс», несмотря на то что по какому-то нелепому капризу судьбы именно этот канал теперь меня кормил) сообщила, что на покупку рождественских подарков осталось всего два дня, после чего был показан сюжет О двух добропорядочных мамашах, сцепившихся в магазине игрушек. Они катались по полу, будто на соревнованиях по греко-римской борьбе, вырывая друг у друга последнюю оставшуюся куклу. Как раз в тот момент, когда одна мамаша наградила другую хуком слева, щелкнул автоответчик (я отключила звонок в телефоне), и комнату заполнил голос моей матери – Глория отчитывала меня за то, что я не звоню, спрашивала, каким поездом я приеду до мой, и заклинала уговорить Кейт посидеть с нами за праздничным ужином. Я сняла трубку:

– Привет, мам.

– Ты дома, – укоризненно сказала она.

– Угу. Я была м-м… в ванной и не могла подойти к телефону.

– Ты проверяешь, кто звонит, прежде чем поднять трубку, и прячешься от людей. Не верю, что ты способна на такое! – засопела она.

– Ладно, ты права, я проверяю, кто звонит, – вздохнула я. – Но раз я подняла трубку, услышав твой голос, значит, от тебя я не прячусь.

– Все равно ты поступаешь нехорошо, – упрекнула меня мать и тут же переключилась на свой фальшиво-бодрый тон: – Так во сколько тебя сегодня ждать?

– Что?

– Элли, с тобой все в порядке? У тебя странный голос. – Прежде чем я успела ответить, она продолжила: – Ты приезжаешь дневным поездом, да?

А-а. Меня ждут дома на праздники. Господи, по-моему, Бинг Кросби, или кто там еще пел эту идиотскую песню, все-таки ошибся – нет места хуже дома. Марк по-прежнему хандрил из-за Кейт, отец по-прежнему не вылезал из кабинета, Брайан оставался все тем же идиотом, и бог знает какое нарцисстичное представление устроит мать на этот раз. Ко всему прочему, я еще не сообщила родственникам – никому из них – о том, что уволена. Поскольку за праздничным столом мать (или скорее отец) обязательно станет расспрашивать меня о работе, а соврать я просто не сумею. Придется во всем признаться. Quelle[16]16
  какой (фр.)


[Закрыть] кошмар.

– Я приеду первым поездом завтра утром, – вздохнула я.

– Завтра? Нет, ты должна приехать сегодня. Завтра мы приглашены на коктейль к Паркерам, и ты ничего не успеешь. Кроме того, некому будет встретить тебя на вокзале, – затараторила мать.

– Марк меня встретит. Все равно он не даст затащить себя к Паркерам.

– Но ведь завтра сочельник! А ты всегда сбегаешь сразу после Рождества и почти не побудешь с нами, – проговорила мать таким голосом, будто вот-вот расплачется, хотя теперь ее уловки уже не действовали на меня так, как раньше. Возможно, густая пелена депрессии обернулась для меня неожиданным преимуществом, ослабляя чувство вины перед родителями. Должно быть, Глория шутит – «почти не побудешь с нами». Ха! Если бы. Но потом в интонациях матери зазвучали визгливые нотки, от которых у меня неизменно холодела спина, и она ударилась в свой обычный полуистерический припадок, причитая, что мой поздний приезд нарушит все планы, что я эгоистка и не оказываю должной поддержки Марку, что отец ждет меня домой именно сегодня, и неизвестно сколько еще осталось жить бабушке, и как я буду жалеть, что не проводила с ней больше времени, и…

– Хорошо, хорошо. Я приеду сегодня вечером, – уступила я, не столько проигрывая сражение, сколько не желая вступать в него. Мне предстоит гораздо более серьезная битва, когда я сообщу, что я уволена и теперь подрабатываю внештатным художником-карикатуристом. Родители не очень-то любят подобные сюрпризы.

Однако на деле я получила маленькую отсрочку, перед тем как сообщить им свою новость. К тому времени как я добралась до дома, отец уже спал, а мать только и щебетала, что о своих достижениях – она, видите ли, так успешно поддерживала Марка советами в его теперешнем положении, что уже начала подумывать, не вернуться ли ей в школу в качестве психолога. (Стоя за спиной матери, Марк про комментировал ее слова о «неоценимой помощи», выразительно проведя ребром ладони по горлу.)

На следующий день отец с матерью ушли: она – чтобы сделать последние покупки, он, конечно же, на работу, поэтому я провела день перед телевизором, валяясь на диване рядом с Марком, который от скуки переключал каналы.

– Смотреть нечего, – пожаловался он.

Салли с зажатым в зубах мячиком мелкой рысцой притрусила к дивану, опустила мячик на пол перед Марком и тявкала до тех пор, пока тот не подбросил его вверх. Салли поймала мячик и снова принесла его Марку.

– Тебе надо назвать ее Миа Хэмм,[17]17
  Хэмм, Миа (1972) – американская футболистка, в 2002 г. признана сильнейшей на планете.


[Закрыть] – посоветовал мне брат, вытащил мячик из челюстей Салли и снова подбросил его. Заливаясь восторженным лаем, Салли помчалась за своей игрушкой.

– Ну, как твои дела? – поинтересовалась я. Марк смерил меня скептическим взглядом:

– Жена ушла от меня, точнее, вышвырнула меня из дома, я вынужден жить с родителями и терпеть все их закидоны. Как видишь, дела идут великолепно.

– Тем не менее вид у тебя вполне сносный. Послушать мать, так ты был чуть ли не на грани самоубийства.

– Действие антидепрессантов, – мрачно усмехнулся Марк.

– Правда? Вот как. Ну… если это то, что тебе нужно, должно быть, тебе сейчас туго, – сказала я. Принимая во внимание причину разрыва между Марком и его женой, мне все еще было нелегко изображать сострадание.

Видимо, поняв, что я не слишком-то его жалею, брат лишь угрюмо пожал плечами, продолжая переключать каналы.

– О, кажется, это сюжет о слиянии группы «Финн-корп», – оживился Марк и сделал погромче звук. Голос Теда заполнил все пространство гостиной. Я подняла глаза. На мгновение густая пелена моего уныния рассеялась, и острая боль снова пронзила сердце. Так странно и тяжело было видеть его опять. Я старательно избегала смотреть передачи «Голд ньюс» и даже удалила номер этого канала на дистанционном пульте, чтобы случайно не наткнуться на Теда, переключая с одной программы на другую. Я вновь увидела знакомые черты лица – умные глаза, мужественный подбородок, суровую линию губ, – и волна горечи, поднявшаяся откуда-то изнутри, накрыла меня с головой. Хуже всего было то, что наше расставание, очевидно, ни как на нем не сказалось. Я не заметила ни темных кругов под глазами, ни бледных, ввалившихся щек, ни усталой грусти в голосе. Тед просто сидел в студии перед камерой и, представляя очередной сюжет в новостях, перебрасывался шутками с корреспондентом, точно праздник жизни у него и не кончался. Конечно, он-то не страдает, вспомнила я. Он вернулся к жене, и в его душе с новой силой вспыхнул огонь большой любви. Из нас двоих я осталась в одиночестве и с разбитым сердцем. Тед и Элис наверняка собираются устроить себе второй медовый месяц.

– В чем дело? – спросил Марк. – Ты чего крякнула?

– Нельзя посмотреть что-нибудь другое?

– Сейчас будут рассказывать про слияние «Фини-корп», – уперся Марк. – Ничего с тобой не случится, если ты пять минут послушаешь финансовые новости.

– Мне не нравится этот канал. Переключи на Си-эн-эн или на «Фокс ньюс», куда угодно, – не отставала я.

– Погоди минутку, – отмахнулся Марк.

– Выруби этот чертов канал! – завопила я.

Марк выключил телевизор и с недоумением посмотрел на меня:

– Ладно, ладно. Можешь объяснить, что вообще происходит? Сначала ты таскаешься по дому с похоронным видом, а потом впадаешь в истерику из-за новостей по телику. Ты, случайно, не беременна?

От неожиданности и смеха я поперхнулась диетической колой; вспенившись пузырями, она полилась у меня через нос. Я промокнула глаза, высморкалась и отрицательно помотала головой.

– Ох, нет. Все остальное в моей жизни полетело к чертям собачьим, но, слава Богу, я не беременна.

– Расскажи, что случилось, – попросил Марк.

– Ага, щас, – фыркнула я, припомнив последний раз, когда делилась с братом любовными тайнами. Я, тогда еще старшеклассница, с гордостью продемонстрировала ему первый засос на шее, который мне поставил Чарли. Еще много месяцев после этого при каждом появлении Чарли Марк загробным голосом завывал: «Я пришел пить твою кро-о-овь!» – а потом хохотал до колик в животе.

– Нет, правда, мне интересно, – мягко сказал он.

И – не знаю уж почему, может, потому, что мне больше не с кем было поговорить, я рассказала брату обо всем – об увольнении, ссоре с Ниной, о Теде. О том, как застала его с Элис. Не выдержав, я разревелась, ожидая, что Марк поднимет меня на смех или отругает, как это бывало в юности, но он лишь молча слушал, кивал и протягивал мне салфетки. То ли характер его смягчился из-за предстоящего развода, то ли впавшие в депрессию люди просто добрее – у них нет сил на издевки и приступы слепой, безудержной ярости.

– Прямо не верится, что ты встречалась с самим Тедом Лэнгстоном. – В голосе Марка слышалось благоговение. – Он настоящий профи. Я много лет смотрю его передачи. Просто…

– Что?

– Не очень-то он подходит тебе. Лэнгстон же… старый.

– Ну спасибо, – слегка надулась я.

– Понимаешь, все твои кавалеры были почти одинаковые, так сказать, взаимозаменяемые – молодые, с хорошим образованием, занудные.

– Сама знаю.

– Тед Лэнгстон гораздо старше любого из твоих ухажеров, не говоря уж о том, что он умнее их всех, вместе взятых.

– Угу, – всхлипнула я.

– И я никогда не видел, чтобы ты так расстраивалась из-за разрыва с мужчиной. Ты всегда первая бросала пар ней. В общем-то я тебя в этом не виню. Не представляю, как ты смогла так долго терпеть рядом с собой Эрика. Этот тип только и знал, что трепаться о футболе, – закатил глаза Марк.

Однажды в разговоре с Эриком мой брат по неосторожности брякнул, что «Филадельфия иглз» – его любимая футбольная команда, после чего при каждой встрече Эрик пытался втянуть Марка в долгие, подробные обсуждения рейтингов разных игроков, начиная с тех, что играли в команде полвека назад.

– Сколько ты с ним пробыла, почти год? И ни разу не вспомнила о нем после расставания. А с Тедом Лэнгстоном встречалась всего несколько недель, и переживаешь, как будто произошла катастрофа.

– Ну, положим, вдобавок к этому меня расстроило увольнение. И размолвка с Ниной, – попробовала оправдаться я. – Лучшая подруга совершенно не желает со мной общаться. Так что у меня много поводов огорчаться.

– Плевать ты хотела на свою работу. Ты пошла в юристы, только чтобы угодить отцу. Пора прекращать жить по указке родителей. А с Ниной вы помиритесь – так поступают все старые друзья. Не думаю, что это беспокоит тебя всерьез, – заключил Марк.

Я пожала плечами и почувствовала, как мои глаза опять наполнились слезами.

– В ситуации с Тедом у меня нет выбора. Он сошелся со своей бывшей женой. Я не могу заставить его любить меня, – шмыгнула носом я.

– И тем не менее. Сердце хочет того, чего хочет, – глубокомысленно изрек мой брат.

– Кто это сказал? Шекспир?

– Нет, кое-кто вроде тебя. Один парень не первой молодости, который пожертвовал всем на свете ради своей юной подружки.

– Кто? – оживилась я. Несмотря на то что мы с Тедом расстались, я по привычке коллекционировала примеры счастливых пар с солидной разницей в возрасте. Пока что в компанию Майкла Дугласа с Кэтрин Зета-Джонс и Руперта Мердока с его женой я могла добавить лишь Хэмфри Бо-гарта и Лорен Бэколл, хотя он, кажется, взял и умер, когда ей не исполнилось и сорока.

– Вуди Аллен, – сказал Марк и противно расхохотался.

Я наклонилась и ткнула его в бок.

– Похабщина какая. Я вовсе не приемная дочь Теда, если ты намекаешь на Сунь И,[18]18
  Сунь И – приемная дочь Миа Фэрроу, жены Вуди Аллена. В прессе широко обсуждался роман Сунь И с Вуди Алленом.


[Закрыть] не знаю точно, кем она там приходилась Вуди Аллену! – негодующе воскликнула я и набросилась на Марка с кулаками.

Он только рассмеялся, защищаясь от моих ударов, а потом резко нырнул вперед, схватил меня и принялся щекотать, пока от смеха у меня по щекам не потекли слезы.

– Мне действительно жаль, что тебя уволили. Представляю, как дерьмово ты себя чувствовала, – сказал Марк, когда мы наконец отсмеялись.

– Да нет, уже все нормально. Ты прав, я ненавидела эту работу.

– Знаю. Думаю, в итоге для тебя это окажется к лучшему.

– Может быть, но что скажет отец? – с беспокойством спросила я.

– Ну, в семействе Уинтерс ожидается еще один веселенький праздник, – сказал Марк. – С Рождеством, Элли.

– С Рождеством, – вздохнула я.

Я уговорила Марка не бросать меня одну и пойти на коктейль к Паркерам. В конце концов он согласился на том условии, что мы поедем отдельно от родителей и побудем на вечеринке совсем недолго. Меня это вполне устраивало. Я знала, что от похода не отвертеться – все попытки лишь закончились бы очередной вспышкой раздражения у матери, – но я сумела настоять на сокращении визита. Я уже бывала на вечеринке, которую Паркеры ежегодно устраивали в сочельник – очень скучном и утомительном мероприятии, где меня не ждало ничего, кроме пустой болтовни и бесконечных расспросов о личной жизни. Учитывая мой теперешний статус безработной и предстоящий развод Марка, нам никак не удалось бы избежать тысячи назойливых вопросов от досужих старых пердунов. Брайан, разумеется, выдумал какой-то предлог, чтобы не пойти, причем мать его почти не ругала. Все-таки, это несправедливо: никто и никогда не заставляет моих братьев посещать подобные сборища, но стоит мне лишь заикнуться об отказе, и попрекам не будет конца.

Паркеры жили в типичном загородном доме, похожем на наш, – четыре спальни, три ванных, парадная гостиная, общая комната с телевизором, бильярдная на цокольном этаже, пара новых «вольво» в гараже на два авто. К несчастью, в том, что касалось декора, миссис Паркер испытывала нежную любовь к деревенскому китчу, поэтому по всем стенам в ее доме висели «сельские» картины с поросятами и коровами, а шторы и скатерти были из клетчатой материи с непременными оборочками. Кроме того, миссис Паркер собрала целую коллекцию пошлых фарфоровых шкатулочек и статуэток, которые красовались на всех столах, и даже бокал вина нельзя было поставить без того, чтобы не опрокинуть какую-нибудь из этих безделушек.

– Элли! Марк! Я так рада вас видеть! – радостно воскликнула миссис Паркер, прижимаясь ярко накрашенными губами к моей щеке. Когда она переключила внимание на Марка, я украдкой попыталась стереть алый отпечаток.

– Да-да, Марк, твоя мама рассказала мне, что ты разошелся с женой. Это просто ужасно. Знаешь, здесь моя племянница, Аннабель, и я хочу тебя с ней познакомить, – доверительно сообщила миссис Паркер, кивая в сторону толстой и неповоротливой девицы, которая с кем-то спорила на кухне. Марк сдавленно хрюкнул и попятился, но миссис Паркер решительно схватила его за руку и потащила по коридору. – Только не забивай мне голову всей этой ерундой насчет того, что тебе еще рано завязывать новые знакомства с женщинами. Как я уже сказала твоей матери, единственный способ исцелить разбитое сердце – снова сесть в седло, – весело щебетала она.