355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уинстон Спенсер-Черчилль » Вторая мировая война. (Часть II, тома 3-4) » Текст книги (страница 5)
Вторая мировая война. (Часть II, тома 3-4)
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 17:15

Текст книги "Вторая мировая война. (Часть II, тома 3-4)"


Автор книги: Уинстон Спенсер-Черчилль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Во время операций, проведенных с начала января, была захвачена в плен или уничтожена большая часть войск противника, первоначальная численность которых превышала 220 тысяч человек. Несколько тысяч вражеских солдат оставались еще в горных цитаделях Абиссинии.

Пожалуй, будет уместным досказать здесь историю уничтожения Итальянской империи и итальянских войск в Восточной Африке, происходившего на фоне множества более значительных событий в других местах. Юго-западные районы Абиссинии были очищены частью африканской 11-й дивизии, действовавшей из Аддис-Абебы, и 12-й дивизией, продвигавшейся к северу от границы Кении. Осуществив целый ряд операций, сильно затруднявшихся неблагоприятными условиями местности и плохой погодой, они к началу июля очистили всю эту территорию от войск противника численностью 40 тысяч человек. В течение лета из Конго прибыли африканские войска под командованием бельгийских офицеров, проделавшие двух тысячемильный поход через всю Африку, чтобы принять участие в финальной стадии боев. Они захватили 15 тысяч пленных. Оставался только Гондар. Но к этому времени уже наступил период дождей, и последний удар пришлось отложить до его окончания. Кольцо начало замыкаться в конце сентября, и когда 27 ноября наступила развязка, нами было взято в плен 11 500 итальянцев и 12 тысяч солдат туземных войск и захвачено 48 полевых орудий.

Так окончилась мечта Муссолини о создании Африканской империи путем захватов и колонизации в духе Древнего Рима.

Глава шестая
Решение помочь Греции

До сих пор мы еще не взяли на себя каких-либо обязательств в отношении действий в Греции, если не считать широких приготовлений, которые мы непрерывно осуществляли в Египте, и тех переговоров и соглашений с Афинами, о которых уже говорилось выше. Эти приготовления могли быть нами прекращены в любой момент, и во всяком случае сосредоточение в дельте Нила стратегических резервов в составе четырех дивизий уже само по себе было полезным делом. Греки настолько отошли от условий афинского соглашения, что при желании мы могли бы просить их освободить нас от него. Опасность угрожала нам со всех сторон, но до начала марта я особенно не тревожился и в основном чувствовал себя свободным, имея в своем распоряжении «маневренный кулак».

Теперь настал момент, когда необходимо было принять окончательное решение, посылать ли в Грецию Нильскую армию. Этот серьезный шаг требовался не только для того, чтобы помочь Греции в ее опасном и мучительном положении, но и для того, чтобы создать против неминуемого наступления немцев Балканский фронт, объединяющий Югославию, Грецию и Турцию. Это могло оказать на Советскую Россию влияние, которое мы не в состоянии были оценить заранее. Реакция России, безусловно, имела бы огромное значение, если бы советские вожди отдали себе отчет в том, что им готовит судьба.

Судьбу Балкан не могли решить те войска, которые были в состоянии предоставить мы сами. Наши скромные надежды сводились к тому, чтобы побудить Балканские страны к объединенным действиям. Нам казалось, что если бы по мановению нашей руки Югославия, Греция и Турция стали действовать совместно, то Гитлер либо временно оставил бы Балканы в покое, либо настолько бы увяз в схватке с нашими объединенными силами, что на этом театре войны возник бы важный фронт. В тот момент мы не знали, что он уже был поглощен своими планами гигантского вторжения в Россию. Если бы это нам было известно, мы почувствовали бы больше уверенности в успехе нашей политики. Мы поняли бы, что Гитлер рисковал очутиться между двух стульев и легко мог нанести ущерб своему главному предприятию ради успеха предварительной операции на Балканах. Так оно и случилось, но в то время мы не могли этого знать. Некоторые могут считать, что наши расчеты были правильными; во всяком случае, они были более правильными, чем мы полагали в то время. Нашей целью было воодушевить и объединить Югославию, Грецию и Турцию. Наш долг состоял в том, чтобы по мере возможности помочь грекам. Для всего этого позиции наших четырех дивизий в дельте Нила были вполне подходящими.

4 марта адмирал Кэннингхэм недвусмысленно указал нам на тот большой риск, которому будут подвергаться наши войска и авиация при переброске их в Грецию по Средиземному морю. Для этой переброски понадобилось бы в течение двух месяцев беспрерывно отправлять туда конвои с солдатами, материалами и автомашинами. В особенности большую нагрузку должны были при этом нести эсминцы, а истребительная авиация и зенитная артиллерия в течение некоторого времени оставались бы слишком слабыми. Если бы немцы начали воздушное наступление с болгарских баз, нам пришлось бы ожидать больших потерь в составе этих конвоев как в море, так и в портах назначения.

Мы также не могли упускать из виду возможных операций против нас со стороны итальянского флота. С ним могли бы бороться наши линкоры, базирующиеся на залив Суда на Крите, но только за счет сокращения числа эсминцев, эскортирующих наши караваны, причем линия, по которой доставлялось снабжение в Киренаику, фактически осталась бы незащищенной. Все это в свою очередь создало бы более напряженное положение на Мальте.

Уязвимость Суэцкого канала для магнитных и акустических мин вызывала у нас большую тревогу как раз в тот момент, когда начинались эти крупные передвижения войск и конвоев. Адмирал заявил, что все планы наступления, включая и комбинированные операции против острова Родос, должны быть отложены. Он указывал, что его ресурсы будут напряжены до предела, но выражал уверенность в правильности избранного нами курса и считал, что нам следует пойти на риск. Для всех нас отсрочка операций против Родоса явилась большим разочарованием. Мы понимали, насколько велико значение этого острова. Родос, а также и Скарпанто с их превосходными аэродромами, находящимися так близко от Крита, являлись ключевыми позициями. В последующие годы мы не раз разрабатывали планы наступления на Родос, но нам так и не удалось согласовать их с общим ходом событий.

Сообщение Идена о результатах его переговоров с турками не было утешительным. Они не хуже нас понимали всю опасность своего положения, но, как и греки, были убеждены, что помощь, которую мы могли им предложить, была бы слишком недостаточна, чтобы оказать сколько-нибудь существенное влияние в настоящем сражении.

Иден – премьер-министру

28 февраля 1941 года

«Сегодня утром начальник имперского генерального штаба и я имели чрезвычайно откровенную и дружескую беседу с председателем совета, министром иностранных дел и маршалом Чакмаком...

Результат этих переговоров сводится к тому, что Турция во всяком случае обязуется вступить в войну в будущем. Если она подвергнется нападению, она, конечно, сделает это немедленно. Но если немцы дадут ей время перевооружиться, она воспользуется этим и вступит в войну в благоприятный для нашего общего дела момент, когда использование ее сил сможет дать реальные результаты».

Теперь я должен приступить к описанию наших попыток предостеречь югославское правительство. Вся оборона Салоник зависела от вступления Югославии в войну, и нам абсолютно необходимо было знать, каковы ее намерения. 2 марта наш посол в Белграде Кэмпбелл встретился с Иденом в Афинах. Он сообщил, что Югославия боится Германии и что в стране происходят внутренние политические неурядицы. Однако не исключено, что, если бы югославскому правительству были известны наши планы помощи Греции, оно согласилось бы оказать ей поддержку. Иден и греки опасались, как бы об этих планах не стало известно противнику. 5 марта министр иностранных дел послал Кэмпбелла обратно в Белград с конфиденциальным письмом регенту. В этом письме он обрисовал опасность, грозившую Югославии со стороны Германии, и сообщил, что Греция и Турция намерены воевать, если Германия нападет на них. В этом случае Югославия должна присоединиться к нам. Посол должен был сообщить регенту устно, что англичане решили в возможно ближайший срок предоставить Греции максимальную помощь сухопутными и воздушными силами, и что, если бы югославское правительство смогло направить в Афины офицера генерального штаба, он мог бы принять участие в переговорах. Защита Салоник будет зависеть от позиции Югославии. Если она уступит Германии, легко понять, каковы будут последствия этого. Вместо этого ей настоятельно предлагалось присоединиться к нам и воевать бок о бок с английскими войсками. В Греции мы намерены действовать энергично, и у нас имеются серьезные шансы удержать линию фронта.

1 марта началось вступление германских войск в Болгарию. Болгарская армия отмобилизовалась и заняла позиции вдоль греческой границы. Все германские войска продвигались к югу, причем болгары оказывали им всемерную поддержку. На следующий день Иден и генерал Дилл вернулись из Анкары в Афины, и военные переговоры возобновились. В связи с этим Иден послал мне очень важное сообщение.

Иден и начальник имперского генерального штаба – премьер-министру

5 марта 1941 года

«...В прошлый раз генерал Папагос упорно настаивал на том, что единственно правильным с военной точки зрения решением является отвод всех войск, находящихся в Македонии, к линии Алиакмона. Мы ожидали, что этот отвод войск к линии Алиакмона уже начался. Однако оказалось, что к нему даже еще не приступали, причем Папагос утверждал, будто бы мы договорились, что решение, принятое на нашем последнем совещании, будет зависеть от ответа югославов относительно их позиции...

В настоящее время Папагос предлагает удерживать линию укреплений близ македонской границы силами четырех дивизий – хотя он и считает, что они не смогут долго продержаться, – а на Албанском фронте попросту оставаться там, где его войска находятся в настоящее время.

В результате мы очутились перед альтернативой:

а) принять план Папагоса, к которому он постоянно возвращался и который состоит в том, чтобы попытаться постепенно, небольшими частями перебросить наши войска к македонской границе;

б) принять предложенные нам для алиакмонской линии три греческие дивизии, что составит примерно от 16 до 23 батальонов вместо 35, обещанных нам во время нашего прошлого визита, и сосредоточить наши войска за этой линией;

в) полностью отказаться от нашего предложения об оказании военной помощи.

Мы не без опасений согласились остановиться на решении «б», но с тем условием, что командование и организация всей линии Алиакмона будут поручены генералу Вильсону, как только он будет в состоянии принять на себя эту задачу. Это решение и было принято нами».

Теперь наша точка зрения в Лондоне значительно изменилась. Начальники штабов отметили различные факторы, неблагоприятные для нашей балканской политики и в особенности говорившие против посылки армии в Грецию. В первую очередь они подчеркнули основные изменения в обстановке: угнетенное состояние духа верховного главнокомандующего Греции; невыполнение греками обещания, данного ими за двенадцать дней до этого, отвести свои войска к линии, которую мы должны были удерживать, если бы Югославия отказалась вступить в войну; то обстоятельство, что нам должны были помогать удерживать эту линию 35 батальонов греческих войск, а в настоящий момент их число сократилось до 23, если не меньше, причем все это были вновь сформированные части, еще не получившие боевого опыта и не имевшие достаточно артиллерии.

В заключение они заявили, что «риск, связанный с этой операцией, значительно увеличился». Однако они все же не считали, что могут ставить под сомнение рекомендации военных экспертов, находящихся на месте, которые ни в коей мере не считали положение безнадежным.

В воскресенье вечером в Чекерсе, поразмыслив в одиночестве над докладом начальников штабов и характером дискуссии, развернувшейся во время утреннего заседания военного кабинета, я направил Идену, уже вернувшемуся к этому времени из Афин в Каир, послание, которое я привожу ниже.

Премьер-министр – Идену, Каир

6 марта 1941 года

«Обстановка действительно изменилась к худшему. Начальники штабов представили серьезные соображения, которые излагаются в моем следующем сообщении. Учитывая невыполнение Папагосом обещания, данного Вам при переговорах 22 февраля, очевидные трудности, связанные с отводом его войск с линии фронта в Албании, представленный Уэйвеллом график возможных передвижений наших войск, а также другие неблагоприятные факторы, упоминаемые начальниками штабов, как, например, отсрочка наступления на Родос, и закрытие Суэцкого канала для судоходства, кабинет сомневается в том, что мы в состоянии что-либо сделать теперь, чтобы спасти Грецию от ожидающей ее участи, если только Турция и (или) Югославия не вступят в войну, что представляется весьма маловероятным.

Потеря Греции и Балкан отнюдь не явится для нас серьезной катастрофой, если только Турция будет честно сохранять нейтралитет. Мы могли бы захватить Родос и рассмотреть план «Инфлакс» или план операций против Триполи. Нам сообщают из ряда источников, что наше позорное изгнание из Греции больше повредило бы нам в отношениях с Испанией и правительством Виши, чем факт подчинения Балкан Германии, которого мы никогда не могли бы предотвратить, опираясь лишь на свои собственные скудные силы».

7 марта мы получили в Лондоне более полную оценку положения.

Иден – премьер-министру 1 марта 1941 года

«1. Мы совместно с главнокомандующими и Смэтсом снова рассмотрели все положение в целом. Хотя все мы сознаем серьезность принимаемого решения, мы не видим оснований менять нашу прежнюю точку зрения.

2. Не может быть и речи о том, чтобы мы заставляли Грецию действовать против ее собственной воли. Во время нашей первой встречи в Татое греческий премьер-министр в самом начале заседания вручил мне письменное заявление относительно твердой решимости Греции сопротивляться нападению Италии или Германии, хотя бы ей пришлось делать это в одиночку. Греческое правительство неизменно придерживалось этой позиции, хотя и с неодинаковой уверенностью в успехе. Греки сознают, что у них нет возможности заключить почетный мир, когда Италия и Германия угрожают их границам.

3. Мы уже взяли на себя обязательства по отношению к Греции. В течение нескольких месяцев там действуют 8 эскадрилий королевского воздушного флота и обслуживающий персонал зенитной артиллерии.

4. Поражение Греции без всякой попытки с нашей стороны спасти ее путем вмешательства в наземные операции после того, как у нас для этого освободились силы в результате побед в Ливии, о чем знает весь мир, явилось бы величайшей катастрофой. Это, безусловно, повело бы к потере Югославии; мы не могли бы быть уверены и в том, что даже Турция окажется в силах сохранить твердость, если немцы и итальянцы укрепятся в Греции без всякой попытки с нашей стороны оказать им в этом сопротивление. Не подлежит сомнению, что наш престиж пострадает, если мы будем бесславно изгнаны оттуда, но во всяком случае то, что мы сражались и страдали в Греции, меньше повредило бы нашему престижу, чем если бы мы покинули Грецию на произвол судьбы...

При существующих обстоятельствах мы все сходимся на том, что надо следовать принятому курсу и оказать помощь Греции».

В сопровождении начальников штабов я явился на заседание военного кабинета с тем, чтобы он вынес окончательное решение по этому вопросу. Члены кабинета получали полную информацию о ходе событий. Несмотря на то что мы не могли направить в Грецию больше авиации, чем было выделено для этой операции и уже находилось в пути, никто из нас не проявлял колебаний и никаких расхождений между нами не было. Лично я считал, что наши представители на месте подверглись всестороннему испытанию. Не приходилось сомневаться в том, что они приняли свое решение без какого бы то ни было политического нажима из Лондона. Смэтс с его мудростью, непредвзятым мнением и самостоятельным взглядом на вещи тоже согласился с их точкой зрения. Никто также не мог бы утверждать, что мы навязали свою помощь Греции против ее собственной воли.

Я счел необходимым информировать президента Рузвельта о наших планах специальным посланием, которым можно закончить настоящую главу, посвященную этим тревожным дням.

Бывший военный моряк – президенту Рузвельту

10 марта 1941 года

«Теперь я должен сообщить Вам, к какому решению мы пришли относительно Греции. Хотя у нас, конечно, было большое искушение попытаться развивать наступление от Бенгази в сторону Триполи и мы еще, возможно, используем значительные силы на этом направлении, однако мы все же сочли своим долгом встать на сторону греков, которые заявили о своей решимости сопротивляться германским захватчикам, даже если им придется сражаться в одиночку. Наши генералы Уэйвелл и Дилл, сопровождавшие Идена в его поездке в Каир, после самого тщательного обсуждения этого вопроса с нами считают, что мы имеем достаточно шансов на успех. Поэтому мы посылаем большую часть Нильской армии в Грецию и даем ей максимальные авиационные подкрепления, какие мы можем выделить. Смэтс посылает в район дельты Нила южноафриканские войска. Г-н президент, Вы сами можете судить о том, насколько велик риск, которому мы себя подвергаем.

При этих условиях кардинальное значение приобретают действия Югославии. Ни одна страна никогда не имела еще таких шансов на успех в войне. Если она нападет на итальянцев с тыла в Албании, то это может повлечь за собой неизмеримые по своей важности последствия в течение ближайших недель.

Положение может полностью измениться, и Турция тоже может решиться выступить на нашей стороне. Создается впечатление, что Россия, хотя ею в основном движет страх, могла бы, по крайней мере, дать некоторые заверения Турции в том, что она не будет оказывать на нее нажим со стороны Кавказа и не выступит против нее на Черном море. Мне вряд ли стоит упоминать о том, что согласованные действия Ваших послов в Турции, России и прежде всего в Югославии с целью оказать соответствующее влияние на эти страны имели бы исключительное значение в данный момент и поистине могли бы сыграть решающую роль».

Глава седьмая
Битва за Атлантику, 1941 год.
Западные подступы

Среди потока бурных событий нами владела одна величайшая тревога. Можно было выигрывать или проигрывать битвы, можно было добиваться успеха или терпеть неудачу, завоевывать или оставлять территории, но вся наша способность вести войну или даже поддерживать свое существование всецело зависела от нашего господства над морскими путями и от обеспечения свободного доступа и входа в наши порты. В предыдущем томе я описал те опасности, которые нависли над нами в результате оккупации Германией всего европейского побережья от Нордкапа до Пиренеев. Вражеские подводные лодки, скорость, длительность рейсов и радиус действия которых постоянно увеличивались, могли выходить из любого порта или бухты, расположенных вдоль этого гигантского фронта, и уничтожать суда, доставлявшие нам продовольствие и другие товары. Число этих подводных лодок непрерывно возрастало. В течение первого квартала 1941 года ежемесячно строилось 10 подводных лодок, но вскоре число их увеличилось до 18 в месяц. Среди них были так называемые 500-тонные подводные лодки с радиусом действия в 11 тысяч миль и 740-тонные с радиусом действия в 15 тысяч миль.

Теперь к этому бичу подводной войны прибавились еще налеты вражеской авиации дальнего действия на наши суда, находившиеся в океане, далеко от берегов. Наиболее грозными из вражеских самолетов были «Фокке-Вульф-200», известные под названием «Кондор», хотя вначале их, к счастью, было еще немного.

Они могли вылетать из Бреста или Бордо, совершать полеты вокруг Англии, заправляться горючим в Норвегии и на следующий день возвращаться обратно. Во время полетов они замечали далеко внизу шедшие в рейс или возвращавшиеся обратно большие конвои в составе 40 – 50 судов (прибегать к таким конвоям нас вынуждал недостаток в эскортных судах). Они могли атаковать эти конвои или отдельные суда, сбрасывая на них фугасные бомбы, или же сигнализировать ожидавшим указаний подводным лодкам, куда им следует направиться, чтобы перехватить данный конвой. Еще в декабре мы начали подготовку к осуществлению отчаянного мероприятия, предусматривавшего создание подводного динамитного прикрытия на всем протяжении от устьев рек Мереей и Клайд до линии к северо-западу от Ирландии глубиной в сто саженей[7]7.
  Проектировавшаяся система минных заграждений, которая так и не была создана. – Прим. авт.


[Закрыть]
.

Между тем мы распорядились расширить и реорганизовать авиацию береговой обороны, предоставив ей большие преимущества в отношении укомплектования ее летным составом и самолетами. Мы планировали к июню 1941 года увеличить ее силы на 15 эскадрилий, причем в их состав должны были войти все 57 американских самолетов дальнего действия «каталина», которые мы рассчитывали получить к концу апреля. Отказ Южной Ирландии от какого бы то ни было сотрудничества с нами вновь гибельно отразился на наших планах. Мы спешно строили новые аэродромы в Ольстере, в Шотландии и на Гебридских островах.

Эти тяжелые условия продолжали существовать, причем в некоторых случаях они еще более осложнились. Мертвая хватка магнитной мины была ослаблена и не смогла полностью удушить нас лишь благодаря успехам английских ученых и изобретателей, чьи достижения претворялись в жизнь неустанным трудом 20 тысяч преданных своему делу людей, имевших в своем распоряжении около тысячи суденышек, оборудованных множеством странных на вид аппаратов.

Все наши суда, проходившие вдоль восточного побережья Англии, подвергались постоянной угрозе со стороны германских легких бомбардировщиков или истребителей, и поэтому их передвижения были сильно ограничены и сокращены. Лондонский порт, который во время первой мировой войны считался абсолютно необходимым для нашего существования, функционировал только на одну четверть своей пропускной способности. Ла-Манш фактически представлял собой театр военных действий. Воздушные налеты на Бристоль и на порты, расположенные на реках Мереей и Клайд, серьезно осложняли работу этих единственных оставшихся крупных торговых портов. Ирландское море и Бристольский залив были закрыты для навигации, или же передвижение по ним было крайне затруднено. Любой эксперт, которому годом раньше были бы представлены на заключение условия, существовавшие в настоящее время, признал бы наше положение безнадежным.

Это была борьба не на жизнь, а на смерть.

Самые масштабы и сложность наших защитных мероприятий – эскортирование караванов, отвлечение внимания противника, размагничивание мин и передвижения наших судов в обход Средиземного моря, увеличение большинства рейсов как по расстоянию, так и по времени, задержки в портах из-за бомбежек и затемнений – все это сокращало оперативные возможности нашего судоходства в еще большей мере, чем фактические потери тоннажа.

Вначале военно-морское министерство прежде всего заботилось, конечно, о благополучной доставке судов в порты и считало показателем своих успехов минимальное число потопленных судов. Но теперь этот критерий уже не годился. Мы все сознавали, что само существование страны и успех ее военных усилий в равной мере зависят от количества импорта, благополучно доставленного в порты.

В середине февраля я писал в своем меморандуме военно-морскому министру:

«Я вижу, что в феврале в порты прибыло менее половины того количества судов с грузами, которые прибыли в январе».

Нажим противника непрерывно возрастал, и потери нашего судоходства угрожающе превышали размеры нового строительства судов. Огромные ресурсы Соединенных Штатов вступали в строй еще медленно. Мы не могли ожидать в будущем таких больших и неожиданных сюрпризов, как флот, доставшийся нам весной 1940 года после оккупации Норвегии, Дании и Нидерландов. Кроме того, количество поврежденных судов значительно превышало наши возможности в отношении ремонта, и с каждой неделей скопление судов в наших портах увеличивалось, а наше положение становилось все более затруднительным. В начале марта у нас скопились поврежденные суда общим тоннажем свыше 2 600 тысяч тонн, из коих суда тоннажем около 930 тысяч тонн ремонтировались в момент погрузки, а остальные суда, тоннаж которых составлял почти 1700 тысяч тонн, стояли на приколе в ожидании ремонта. Для меня поистине было почти облегчением перейти от этого вынужденного мучительного бездействия к энергичным мероприятиям военного характера, хотя и оказавшимся неудачными по своим результатам. С какой готовностью я предпочел бы настоящую попытку вторжения в Англию этой бесформенной, не поддающейся измерению угрозе, которая выражалась в картах, диаграммах и статистических данных!

Еще 4 августа 1940 года я предложил военно-морскому министерству перевести командование западными подступами из Плимута на реку Клайд. Это предложение встретило сопротивление, и лишь в феврале 1941 года ход событий вынудил военно-морское министерство согласиться перевести его на север. Вместо реки Клайд была выбрана река Мереей, что было совершенно правильным решением, и 17 февраля адмирал Нобль обосновался в Ливерпуле в качестве главнокомандующего западными подступами. Командующий авиацией береговой обороны главный маршал авиации Боухилл работал в самом тесном контакте с ним. Вскоре новый объединенный штаб приступил к работе, и начиная с 15 апреля оба командования слились в единый мощный орган, находившийся под оперативным контролем военно-морского министерства.

Новый год начался жестокими и почти непрерывными штормами. Они нанесли громадный ущерб нашим старым судам, которые мы вынуждены были использовать для океанских рейсов, несмотря на их ветхость. 30 января 1941 года Гитлер выступил в Берлине с речью, в которой он угрожал нам гибелью, уверенно ссылаясь при этом на захлестывавшие нас со всех сторон комбинированные атаки военно-воздушных и военно-морских сил, с помощью которых он надеялся обречь нас на голод и капитуляцию.

«Весной, – заявил он, – на море начнется подводная война, и они поймут, что мы не спали. Авиация также сыграет свою роль, и все наши вооруженные силы так или иначе заставят их принять решение».

Помимо подводной войны, которую немцы вели против нас, мы несли в это время серьезный урон в результате рейдов мощных германских крейсеров. Выше уже говорилось о нападении крейсера «Шеер» на караван судов в ноябре 1940 года, когда он потопил наш доблестный «Джёрвис Бей». В январе «Шеер» находился в южной части Атлантики, направляясь к Индийскому океану. За три месяца он потопил 10 судов общим тоннажем 60 тысяч тонн, а затем сумел вернуться в Германию. Он прибыл туда 1 апреля 1941 года. Нам не удалось развернуть против него те мощные силы, которые за год до этого выследили «Графа Шпее». Крейсер «Хиппер», который прорвался в Атлантический океан в начале декабря 1940 года, укрывался в Бресте. В конце января линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау», наконец-то отремонтированные после повреждений, нанесенных им в Норвегии, получили приказ совершить рейд в Северной Атлантике, в то время как «Хиппер» должен был атаковать суда, следующие из Сьерра-Леоне. Во время первой попытки прорваться эти линейные крейсера под командованием адмирала Лютьенса едва не были разгромлены нашим флотом метрополии. Их спасли густые туманы, и 3 февраля им удалось незамеченными пройти через Датский пролив. В то же время «Хиппер» вышел из Бреста и направился на юг.

8 февраля два германских линейных крейсера, контролировавшие маршрут на Галифакс, заметили приближавшийся караван английских судов. Германские корабли разошлись в стороны, чтобы напасть на караван под разными углами. Внезапно, к своему изумлению, они обнаружили, что караван эскортируется линкором «Рэйнлис». Адмирал Лютьенс немедленно отказался от боя. В полученных им основных инструкциях указывалось, что он должен избегать столкновений с равным противником, каковым должен был считать любой из английских линкоров, вооруженных 15-дюймовыми орудиями. Его осторожность была вознаграждена тем, что 22 февраля он потопил пять судов из состава каравана, шедшего в заграничный рейс. Опасаясь ответных действий с нашей стороны, он перешел в район дальше к югу, где встретил 8 марта караван, шедший из Фритауна. Но здесь он снова натолкнулся на сопровождавший этот караван линкор «Малайя» и вынужден был ограничиться тем, что вызвал для нападения на караван подводные лодки, которые потопили пять судов. Проявив себя в этом районе, он снова вернулся в западную часть Атлантического океана, где на этот раз одержал крупнейшую победу. 15 марта он перехватил шесть шедших порожняком танкеров, оторвавшихся от каравана, который направлялся в заграничный рейс, и либо потопил, либо захватил все шесть. На следующий день потопил еще десять судов, в основном из состава того же каравана. Таким образом, только за эти два дня он уничтожил или захватил суда общим тоннажем свыше 80 тысяч тонн.

Но к нему приближался «Родней», который эскортировал караван, направлявшийся в Галифакс. Адмирал Лютьенс решил, что он достаточно подвергался риску и может похвастаться весьма крупными достижениями. Утром 22 марта его корабли вошли в Брест. За два месяца, в течение которых «Шарнхорст» и «Гнейзенау» совершали свои рейды, они потопили или захватили 22 судна общим водоизмещением 115 тысяч тонн. Тем временем «Хиппер» напал около Азорских островов на шедший обратно в Англию из Сьерра-Леоне караван, к которому еще не успели присоединиться эскортные корабли. В результате ожесточенной атаки, длившейся целый час, он уничтожил 7 из 19 судов, не сделав даже попытки подобрать оставшихся в живых членов экипажа, и через два дня вернулся в Брест. Эти потери, не говоря о тех, что причиняли нам подводные лодки, были для нас очень тяжелы.

Кроме того, присутствие этих мощных вражеских кораблей вынуждало нас использовать для эскортирования караванов почти все имевшиеся в нашем распоряжении английские крупные боевые корабли. Был такой момент, когда главнокомандующий флотом метрополии имел в своем распоряжении только один линкор.

«Бисмарк» еще не вступил в строй. Германскому адмиралтейству следовало бы дождаться окончания постройки «Бисмарка» и его напарника «Тирпица». Гитлер не мог бы эффективнее использовать свои два гигантских линкора, нежели держа их в состоянии полной боевой готовности в Балтийском море, с тем чтобы время от времени просачивались слухи об их предстоящем в ближайшее время рейде. Это вынудило бы нас сосредоточить в Скапа-Флоу или поблизости от него фактически все новые корабли, которыми мы располагали, и дало бы ему то преимущество, что за ним оставался бы выбор момента для действий, причем он был бы избавлен от напряжения, связанного с необходимостью всегда быть наготове. Так как корабли должны время от времени проходить текущий ремонт, мы фактически не имели бы возможности сохранять за собой достаточное превосходство. Любая серьезная авария полностью лишила бы нас этой возможности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю