Текст книги "Саврола"

Автор книги: Уинстон Спенсер-Черчилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Что он должен был сказать? Он механически выкуривал одну сигарету за другой. Окруженный сигаретным дымом, он представил себе свою речь, которая должна была проникнуть глубоко в сердца людей, собравшихся в толпу. Она должна была изобиловать возвышенными мыслями, красочными сравнениями, выраженными доступным языком, понятным даже самым неграмотным и интересным для самых простых людей. Их мысли должны оторваться от материальных жизненных забот, и в душе должны были пробудиться высокие чувства. Его идеи начали формироваться в слова, из которых складывались предложения. Он проговаривал их про себя, ритм его собственных фраз вдохновлял Савролу, и инстинктивно он использовал аллитерацию. Идеи возникали одна за другой и неслись, словно стремительные потоки воды, обласканные солнечным светом. Он схватил листок бумаги и начал торопливо писать карандашом. Надо было выделить главную мысль, ее можно было подчеркнуть с помощью тавтологии. Он записал предложение на черновике, зачеркнул его, усовершенствовал и записал снова. Звук его голоса будет приятен для их ушей, их чувства станут светлее и души – более возвышенными. Какое это было великое дело! В его мозгу были заложены карты, в которые он должен был играть, в то время как на карту была поставлена вся его жизнь.

Пока он работал, неумолимо проходило время. Домоправительница вошла и принесла ему завтрак, застав Савролу молчаливым и занятым; она и раньше видела его в таком состоянии и не осмеливалась надоедать ему. Нетронутая пища остыла, оставшись на столе, в то время как стрелки часов медленно вращались, отмечая поступь времени. Наконец он встал, и, полностью отдавшись своим мыслям и языку, начал ходить взад и вперед по комнате стремительными шагами. При этом он что-то произносил низким голосом, громко выделяя отдельные фразы. Вдруг он остановился, и рука его резко опустилась на стол. Это был конец речи.

Послышался шум, напомнивший ему о будничных житейских вещах. Саврола почувствовал голод и усталость. И, смеясь над своим энтузиазмом, он сел за стол и начал есть свой забытый завтрак.

Дюжина листков почтовой бумаги, на которых были записаны фразы, факты и цифры, стала результатом его утренней работы. Они лежали на столе, скрепленные вместе. Это были безобидные, ничего не значившие кусочки бумаги. Однако для Молары, президента республики Лаурании, они были страшнее взрыва бомбы, хотя он не был глупцом или трусом.

Глава VII. Правительственный бал

Дворец Лаурании отлично подходил для проведения общественных государственных церемоний. Щедрые затраты на публичные мероприятия, которые поощрялись правительством, позволили руководителям республики демонстрировать гостеприимство на самом высоком уровне. Проведение правительственного бала было одним из самых главных событий начавшегося сезона. Именно здесь встречались величайшие деятели обеих партий впервые после знойного лета перед открытием осенней сессии. И самые выдающиеся люди в столице объединились после отдыха в загородных виллах или на горных курортах. Здесь демонстрировались изысканность, элегантность и величие. Особую прелесть этому вечеру придавали самая чудесная музыка, лучшие сорта шампанского и разнообразная, но избранная публика. Просторный двор, расположенный перед дворцом, был полностью накрыт гигантским навесом. Ряды гвардейских пехотинцев охраняли подходы к дворцу. Их блестящие стальные штыки символизировали величие и безопасность этого события. На ярко освещенных улицах толпились любопытные простые люди. Огромный зал дворца, роскошный и величественный во все времена, казался еще более великолепным, когда его заполнили нарядно одетые люди.

На вершине лестницы стояли президент и его супруга. На его груди сверкали ордена и медали, она сияла божественной красотой. Когда гости поднялись, личный адъютант президента, торжественно одетый в малиновый и золотой цвета, спросил их фамилии и титулы и объявил их. На балу собрались многочисленные гости. Здесь были представители из каждой столицы Европы, из каждой страны мира.

Почетным гостем на этом вечере был король Эфиопии, весь увешанный шелками и драгоценностями, которые обрамляли его черное, но очень оживленное лицо. Он прибыл на бал слишком рано, что, по-видимому было неразумно. Если бы его величество появилось позднее, его бы приветствовала более изысканная публика. Однако для его необученного ума это почти ничего не значило.

Представители дипломатического корпуса следовали в длинной процессии. Экипаж за экипажем подъезжали к дворцу, и из них выгружались драгоценные грузы, олицетворявшие вежливость и коварство и одетые во всевозможные сочетания золота и всех цветов радуги. На вершину лестницы важно поднялся посол России, господин Странов. Хотя он был облачен в серые тона, его отличала особая галантность. Он остановился и, поклонившись с величественной учтивостью, поцеловал руку, протянутую Люсиль.

– Вся эта обстановка может служить великолепной огранкой для ни с чем не сравнимого бриллианта, – негромко произнес он.

– Он сверкал бы так же ярко и в Зимнем дворце, не правда ли? – лукаво спросила Люсиль.

– Несомненно, морозные русские ночи только усилили бы его блеск.

– Он был бы незаметен среди многих других драгоценностей.

– Среди многих других драгоценностей он был бы ни с чем не сравнимым и единственным.

– Ах, – сказала она, – я ненавижу публичность, а что касается одиночества, ледяного одиночества, от самой мысли о нем меня просто бросает в дрожь.

Люсиль засмеялась. Дипломат с обожанием взглянул на нее и отошел к другим гостям, уже ожидавшим его на вершине лестницы, где он получал приветствия от своих многочисленных друзей и посылал им ответные поздравления.

– Мадам Транта, – объявил адъютант.

– Я так рада вас видеть, – сказала Люсиль. – Как жаль, что ваша дочь не смогла прийти. Это огромное разочарование для многих.

Когда к уродливой старой женщине были обращены такие слова, она засияла от восторга и, продвигаясь вверх по лестнице, направилась к мраморной балюстраде балкона. Оттуда она наблюдала за гостями, прибывшими позднее, и оживленно сплетничала со своей знакомой обо всем, что касалось их одежды и манер. Она также сообщала немного информации о каждом из них. В ее отзывах, даже если они и не были неверными, сквозила недоброжелательность. Но хотя она поведала своим знакомым многие сведения, она даже не упомянула о том, что ей пришлось заставить своего мужа Транту написать письмо и угрожать выходом из президентской партии, если ее не пригласят на бал. Впрочем, даже это не помогло ее дочери получить приглашение. Несчастная девушка запятнала репутацию семьи.

Далее прибыл Лоуве, с волнением глядя на множество лиц, которые выглядывали с лестницы. На каждой ступеньке ему чудились бомбы и кинжалы. Он подозрительно посмотрел на Люсиль, но ее улыбка, вероятно, обворожила его, и он присоединился к гостям.

Тогда сэр Ричард Шелгроув, посол Великобритании, направился к ней с поклоном. Его добродушное и оживленное лицо демонстрировало наивность, которая противоречила его репутации. Казалось, что напряженные отношения между Лауранией и Великобританией должны были наладиться после такого сердечного приветствия. Люсиль в какой-то момент побеседовала с ним, притворяясь, будто ей было известно совсем немного или ничего.

– И как скоро вы намерены объявить нам войну? – весело спросила она.

– Надеюсь, не раньше, чем получу удовольствие от третьего тура вальса, – парировал посол.

– Какая досада! А мне так хотелось танцевать с вами.

– Неужели вы откажете мне? – озабоченно поинтересовался он.

– Разве я посмею ввергнуть две нации в пучину войны, всего лишь ради вальса?

– Если бы вы обладали моим энтузиазмом, вы бы не колебались, – галантно ответил он.

– Что? Усиливать военные действия? Что же мы наделали! И почему вы так настроены воевать?

– Не воевать, а танцевать, – скаламбурил сэр Ричард, чувствуя себя, однако, не так уверенно, как обычно.

– Для дипломата вы действительно откровенны. Но пока вы находитесь в таком прекрасном настроении, расскажите мне, что же случилось? Существует ли опасность?

– Опасность? Нет, что вы! Откуда ей взяться?

Он благоразумно следовал следующему правилу: «Между традиционно дружественными державами третейский суд улаживает все споры».

– Вы понимаете, – строго сказала она, полностью изменив свою манеру держаться, – что мы вынуждены принимать во внимание политическую ситуацию, сложившуюся здесь? Убедительное выступление повышает престиж правительства.

– Я все это прекрасно понял, – ответствовал посол, тоже сделавшись серьезным, – и решительно заявляю, что никакой опасности не существует.

Однако он не упомянул о том, что военный корабль «Агрессор» (водоизмещением 12 000 тонн и мощностью 14 000 лошадиных сил, на борту которого находились 4 орудия калибром 11 дюймов) двигался со скоростью 18 узлов в час в направлении африканского порта, принадлежавшего республике Лаурании. Посол также умолчал о том, что в полдень он разбирал зашифрованные телеграммы, содержавшие сведения о кораблях, военных резервах и перемещениях войск. Он, вероятно, решил, что ей будет скучно выслушивать эти чисто технические подробности.

В то время как продолжался разговор, гости непрерывно поднимались по лестнице и размещались на широком балконе, который тянулся вдоль всего зала. Чудные звуки оркестра почти заглушались разговорами. На изумительном полу бальной комнаты были видны только несколько юных пар. Они были поглощены только собственными мыслями, и им ни до кого не было дела. Неясное чувство ожидания охватило всех присутствующих в зале. По всей Лаурании распространился слух, что Саврола прибудет на бал.

Вдруг все притихли, и чудесные мелодии оркестра полностью заглушил какой-то отдаленный, но набирающий силу гул. Он становился все громче и громче и наконец стал слышен у самых ворот. Тогда замерли все звуки, и молчание воцарилось в зале, наполненном музыкой. Неужели его освистали или осмеяли? Люди были готовы держать пари по этому поводу. Его лицо подсказало бы им ответ.

Наконец входные двери открылись, и вошел Саврола. Все глаза устремились на него, но его лицо осталось непроницаемым, и все пари так и не были решены. В то время как он медленно поднимался по лестнице, его взгляд с интересом блуждал вокруг галерей, заполненных гостями. Рядом толпились ярко одетые люди. Он был облачен в строгий вечерний костюм без всяких украшений, орденов или звезд. Он казался мрачной фигурой среди ярких цветов и великолепных униформ. Но, напоминая железного герцога из Парижа, выглядел как всеобщий лидер, спокойный, уверенный и сдержанный.

Президент спустился на несколько ступеней, чтобы встретить выдающегося гостя. Оба поклонились друг другу с суровым достоинством.

– Я рад, что вы пришли, сэр, – сказал Молара, – это соответствует традициям государства.

– Чувство долга и сильное желание определили мой выбор, – ответил Саврола с улыбкой, в которой проскальзывала ирония.

– Вас не беспокоила толпа? – ядовито полюбопытствовал президент.

– О, у меня лично не возникло никаких трудностей, но некоторые люди слишком серьезно воспринимают политику; часть из них неодобрительно отнеслась к моему приходу в ваш дворец.

– Вы правильно сделали, что пришли, – сказал Молара.

– Поскольку мы заняты вопросами государства, нам известно, как это ценно. Простых людей не волнуют общественные дела. Ведь джентльмены не воюют с помощью дубинок.

– Я предпочитаю мечи, – сказал Саврола с задумчивым видом.

Они достигли вершины лестницы, и перед взором Савролы предстала Люсиль. Она казалась королевой, величественной и несравненной среди всех женщин! Изумительная тиара, служившая ей украшением, олицетворяла верховную власть. И хотя он был демократом, это вызвало его восхищение. Она протянула ему руку. Он с почтением и любезностью прикоснулся к ней, но контакт вызвал у него трепет.

Президент выбрал себе в спутницы довольно тучную и не слишком привлекательную, но именитую представительницу Лаурании и повел гостей в танцевальный зал. Саврола не танцевал принципиально. Он был философом и презирал некоторые развлечения. Люсиль была тут же перехвачена российским послом, а Саврола остался в числе зрителей.

Лейтенант Тиро заметил его одиночество. Он подошел к Савроле, желая закончить дискуссию о «защитнике» команды игроков в поло, прерванную неделю назад. Саврола улыбнулся ему. Он с симпатией относился к молодому офицеру, как, впрочем, и все остальные. Тиро не терпелось поделиться своими соображениями. Ему нравились сильные игроки тяжелого веса, которые должны быть защитниками в процессе игры и не идти на риск. Саврола, отметивший важность участия армии Лаурании в международных состязаниях, предпочитал игроков легкого веса, играющих наравне с нападающими, готовых перехватывать мяч в любой точке поля. Это была оживленная дискуссия.

– Вы, вероятно, сами где-то играли? – спросил младший офицер, удивленный познаниями Савролы.

– Нет, я никогда не играл в эту игру, – ответил Саврола, – но я всегда считал ее отличной тренировкой для офицеров.

Разговор перешел на другую тему.

– Объясните мне, – сказал великий демократ, – что собой представляют все эти различные ордена? Что вы можете рассказать о синем ордене, который носит сэр Ричард, британский посол?

– Это орден Гартера, – ответил лейтенант, – он считается самым почетным орденом Англии.

– В самом деле? Как интересно! А что же блестит у вас на груди?

– У меня! О, это африканская медаль. Вы знаете, я там побывал в 86-м и 87-м годах.

Как и ожидал Саврола, молодой человек был очень польщен подобным интересом.

– Должно быть, это было тяжело пережить в таком молодом возрасте.

– Наоборот, то было чертовски здорово! – решительно ответил младший офицер. – Я находился тогда в Ланги Тале. Мой отряд устроил погоню, и мы пробежали целых пять миль, пока настигли их. Копье – отличное оружие. Англичане, проживающие в Индии, занимаются особым видом спорта, называемым охотой на кабанов с копьем. Я никогда этим не занимался, но подобное увлечение мне хорошо известно.

– Думаю, вскоре у вас может появиться шанс этим заняться. По-видимому, у нас складываются сложные отношения с британским правительством.

– Вы считаете, что существует вероятность войны? – с волнением спросил юноша.

– Ну конечно, – ответил Саврола, – война отвлекла бы внимание народа от внутренних беспорядков и движения реформистов. Президент – достаточно умный человек. Война может вспыхнуть. Я не намерен быть пророком, но ведь вы стремитесь к ней?

– Разумеется, ведь это – моя профессия. Мне надоело быть кем-то вроде болонки в этом дворце. Я готов жить в казарме и снова скакать на лошади. Кроме того, стоит воевать с этими англичанами; они умеют отлично галопировать. В Ланги Тале со мной служил один их офицер. Он был искателем приключений.

– Что же с ним случилось?

– Ну, как вам известно, мы преследовали врагов в горной местности и старались перехитрить их. Когда мы мчались галопом, он увидел, что многие из них убегали в лес. Он захотел прикончить их. Я сказал ему, что у нас нет времени; однако он убедил меня в том, что это было необходимо, и я послал войска. Наверное, вы знаете, что тогда я уже командовал большим отрядом. Он отправился вместе с войсками и показал им дорогу… Но, по-видимому, я утомил вас.

– Напротив, мне все это очень интересно! Что же произошло дальше?

– Он совершил ошибку. Враги первыми проникли в лес, устроили засаду и расправились с ним. Наши ребята доставили его обратно, после того как у него была прострелена главная артерия на ноге. Вы же знаете, как быстро все это происходит. Он успел сказал следующие слова: «Ну что же, мы победили, но за все это придется слишком дорого заплатить. Спросите об этом моего брата, королевского улана».

– И что было потом? – спросил Саврола.

– Ну я не мог найти артерию, чтобы перекрыть ее, а поблизости не было ни одного врача. Он погиб у меня на руках от потери крови – славный юноша!

Младший офицер сделал паузу. По-видимому ему стало неловко, что он так много распространялся о своих военных приключениях. Саврола почувствовал, словно он заглянул в какой-то иной мир, мир страстных, отчаянных, храбрых молодых людей. Ведь он и сам был еще достаточно молод, и его охватило в какой-то мере чувство зависти. Этот юноша видел то, что он никогда не наблюдал; он располагал опытом, который научил его урокам, совершенно неведомым для Савролы. Их жизнь была совершенно другой. Но, возможно, однажды перед ним раскроется эта непостижимая книга войны и в ярком свете личной опасности он постигнет уроки, которые в ней заложены.

Тем временем одни танцы сменяли другие, и вечер близился к концу. Король Эфиопии, которого приводили в ужас платья с большими декольте и открытые лица женщин, а также перспектива пиршества с отвратительными белыми людьми, покинул бал. Президент, подойдя к Савроле, пригласил сопровождать его жену на ужин. Образовалась целая процессия. Саврола предложил Люсиль руку, и они вместе спустились по лестнице. Ужин был великолепен; особенно сухое шампанское и жирные куропатки. Стол украшали огромные букеты редких изумительных хризантем. Вокруг Савролы царила приятная атмосфера, и он сидел рядом с самой красивой женщиной в Лаурании, которая изо всех сил старалась очаровать его, хотя он и не догадывался об этом. Вначале они просто непринужденно беседовали. Президент, обладавший тонкими, изящными манерами, оказался приятным собеседником и великолепным оратором. Савроле, высоко ценившему блеск ума и красноречие, было трудно играть роль чисто официального гостя, как предполагалось вначале. Остроумие, вино и красота сорвали эту маску, прежде чем он догадался об этом. И он с восторгом принял участие в дискуссии. Это была одна из тех полуциничных-полусерьезных дискуссий, характерных для людей определенного возраста, когда задают вопросы потому, что сомневаются, и еще больше сомневаются, не получая на них исчерпывающие ответы.

Русский посол заявил, что он боготворит красоту, и признался своей партнерше, юной графине Феррола, что он считал религиозным ритуалом приглашение ее на ужин.

– Мне кажется, это означает, что вам скучно, – ответила она.

– Ни в коем случае. В моей религии церемонии никогда не бывают скучными. Это – одно из главных преимуществ нашей религии, на котором я категорически настаиваю.

– К сожалению, в ней слишком мало других преимуществ, – вмешался президент Молара. – Вы обожествляете идол, созданный вашим воображением. Если вы обожаете красоту, то ваша богиня стоит на менее устойчивом пьедестале, чем человеческие капризы. Разве это не так, принцесса?

Принцесса Тарентума, сидевшая справа от президента, ответила, что даже такое основание было более прочным, чем те, на которые опираются многие верования.

– Вы хотите сказать, что в вашем случае человеческие капризы являются достаточно постоянными? Ну что ж, это вполне вероятно.

– Нет, – отвечала она, – я только подразумеваю, что любовь к красоте свойственна всем людям.

– Всем живым существам, – поправил ее Саврола. – Такую же любовь испытывает растение, создающее цветок.

– Ах, как романтично! – сказал президент. – Но хотя любовь к красоте может оставаться постоянной, сама красота очень изменчива. Только посмотрите, как все меняется: красота, проявляющаяся в одном возрасте, утрачивается в другом. То, что вызывает восхищение в Африке, считается отвратительным в Европе. Это вопрос мнения на местном уровне. Месье, ваша богиня меняет свой облик подобно Протею.

– Мне нравится изменчивость, – сказал посол.

– А по моему мнению, непостоянство формы можно считать достоинством богини. Мне неважно, сколько изменений формы я наблюдаю, если только все они красивы.

– Но, – вмешалась Люсиль, – вы не проводите различие между тем, что действительно красиво, и тем, что мы считаемкрасивым.

– Никакого различия нет, – сказал президент.

– Что касается ее высочества, этого и быть не может, – с почтением заметил посол.

– Красота – это лишь то, чем мы восхищаемся по своему выбору, – сказал Молара.

– А разве у нас есть выбор? Обладаем ли мы вообще возможностью выбирать? – спросил Саврола.

– Конечно, – ответил президент; – и каждый год меняются наши предпочтения, каждый год меняется мода. Спросите об этом у прекрасных дам. Вспомните, что было модно тридцать лет назад, и тогда это соответствовало духу времени. Пронаблюдайте, как со временем менялся стиль в живописи, в поэзии и в музыке. Кроме того, богиня господина Странова, которая кажется ему прекрасной, возможно, не кажется красавицей другим людям.

– Я также считаю это подлинным достоинством. С каждой минутой вы заставляете меня все больше и больше любить свою религию. Я боготворю свои идеалы не ради саморекламы, – сказал с улыбкой русский посол. – Вы же рассматриваете этот вопрос с материальной точки зрения.

– Да, скорее с материальной, чем с моральной, – подтвердила принцесса Феррола.

– Но духовное обожание моей богини олицетворяет бессмертие, которое нематериально. Помимо этого, если вы утверждаете, что наши вкусы всегда изменяются, мне кажется, что постоянство является сущностью моей религии.

– Это парадокс, который мы попросим вас объяснить, – сказал Молара.

– Ну, вы говорите, что я изменяюсь каждый день и моя богиня изменяется тоже. Сегодня я восхищаюсь одним идеалом красоты, завтра – другим… Но когда наступит завтра, я уже стану другим человеком. Меняется молекулярная структура моего мозга, совершенствуются мои идеи. Гибнет мое старое Я, поклонявшееся своему собственному идеалу. Новая личность начинает жизнь заново. Речь идет о преданности идеалу до самой смерти.

– Неужели вы намерены заявить, что постоянство представляет собой ряд изменений? В таком случае можно утверждать, что движение – это последовательность остановок.

– Я стараюсь соответствовать веяниям времени.

– Вы выражаете мои взгляды другими словами. Красота зависит от человеческих капризов и со временем изменяется.

– Посмотрите на эту статую, – внезапно сказал Саврола, указывая на величественную мраморную фигуру Дианы, которая стояла в середине зала, окруженная папоротниками. – Прошло более двух тысяч лет с тех пор, как люди назвали ее красивой. Вы отрицаете это теперь?

Ему никто не ответил, и он продолжал:

– Это подлинная красота линии и формы, которая вечна. Другие вещи, которые вы упомянули, включая моды, стили, фантазии, – это всего лишь безуспешные попытки достичь совершенства. Люди называют их искусством. Искусство так же связано с красотой, как честь с честностью. Таким образом возникает неестественная, аллотропная форма. Искусство и честь – достояния джентльмена; красота и честность доступны для обычных людей.

Возникла пауза. В его словах было невозможно не уловить демократический настрой. Его искренность произвела на всех глубокое впечатление. Молара выглядел растерянным. Посол пришел ему на помощь.

– Ну, я буду продолжать любить богиню красоты независимо от того, будет ли она постоянной или изменчивой, – при этом он посмотрел на графиню. – И, желая продемонстрировать свою преданность, я объявляю вальс в этом священном храме – бальном зале.

Он поставил свой стул обратно и, наклонившись, поднял перчатку своей партнерши, упавшую на пол. Все встали, и гости разделились. Пока Саврола шел обратно в зал вместе с Люсиль, они прошли мимо открытой двери, ведущей в сад. Множество волшебных огней сияло рядом с клумбами или зажигалось в гирляндах, свисавших с деревьев. Тропинки были покрыты красными коврами. Прохладный ветерок ласкал их лица. Люсиль остановилась.

– Какая чудная ночь!

Приглашение было очевидным. Ей хотелось говорить с ним именно тогда, после всего, что произошло. Как правильно он поступил, что пришел сюда, пусть и в соответствии с основами Конституции.

– Может быть, мы выйдем отсюда на воздух? – предложил он.

Люсиль согласилась, и они ступили на террасу.