355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уинстон Спенсер-Черчилль » Как я воевал с Россией » Текст книги (страница 3)
Как я воевал с Россией
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 23:24

Текст книги "Как я воевал с Россией"


Автор книги: Уинстон Спенсер-Черчилль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть 3
Чего мы хотели от русских

Я принял управление военным министерством в качестве государственного секретаря 14 января 1919 г.; я получил в наследство все прежние обязательства; мне приходилось находить выход из создавшегося трагического положения вещей, а равным образом и разрешать все те «домашние» затруднения, о которых я уже говорил. До этого момента я не принимал никакого участия в русских делах и не был ответственен за какие-либо принятые нами на себя обязательства. Я во всем согласился со взглядами, высказанными тогда сэром Генри Вильсоном, начальником имперского генерального штаба, и предложенная нами обоими политическая линия, которую, насколько это было в наших силах, мы проводили до конца, имела за собой во всяком случае достоинство простоты. Наши войска быстро таяли. Британский народ никогда не стал бы снабжать людьми или деньгами никакое большое военное предприятие нигде, кроме как на Рейне. Было весьма сомнительно, чтобы солдаты, призванные насильственно в войска для войны с Германией, соглашались сражаться с кем бы то ни было еще при каких бы то ни было обстоятельствах, или даже оставаться сколько-нибудь долгое время для оккупации занятой ими территории. В силу всех этих соображений мы оба с полной солидарностью заявили: «Сокращайте наши обязательства, отберите определенные из них и добивайтесь успехов в отношении тех лишь, которые вы в состоянии выполнить».

Далее мы выяснили необходимость следующих мероприятий: во-первых, немедленно вывести наши войска с Кавказа, из того опасного положения, в котором они очутились; во-вторых, заключить мир с Турцией и притом такой мир, который показал бы Турции, что Англия ее друг; в-трётьих, покрыть полностью наши обязательства в области снаряжения и снабжения антибольшевистских войск, пользуясь для этого нашими громадными запасами военного снаряжения, дав белым опытных и знающих офицеров и инструкторов для обучения их собственной армии. Из этого, естественно, вытекало, что мы должны были постараться объединить все лимитрофные государства, враждебные большевикам, в одну военно-дипломатическую систему и добиться, чтобы и другие державы по мере возможности действовали в том же направлении. Такова была политика, которой мы твердо следовали, и таковы были ее пределы.

Одновременно с этой политикой создавалась еще другая, которую защищали весьма влиятельные лица и которая шла вразрез с теми крайне простыми концепциями, которые были изложены выше. Британское правительство еще в декабре 1918 г. запросило державы союзной коалиции, не следовало ли бы сделать России какое-нибудь мирное предложение. И хотя эта идея не нашла никакого сочувствия среди французов, а в Англии слух о ней вызвал возгласы протеста, тем не менее Ллойд-Джордж опять поднял этот вопрос 16 января 1919 г. и предложил, чтобы представители Москвы, а также и тех государств и генералов, с которыми Москва воевала, были приглашены в Париж, «подобно тому как Римская империя приглашала военачальников плативших ей дань государств для того, чтобы они давали отчет в своих действиях».

Президент Вильсон одобрил предложение Ллойд-Джорджа, и 21 января 1919 г. было решено, что приглашения составят американцы. Но место конференции было изменено, и вместо Парижа были избраны Принцевы острова в Мраморном море. В близком с ними соседстве находится другой остров, на который младотурки вывезли всех бродячих собак, которые ранее наводняли собою улицы Константинополя. Этим собакам, численностью в несколько десятков тысяч, было предоставлено пожирать друг друга и в конце концов подохнуть с голода. Путешествуя в 1909 г. на яхте одного из своих приятелей и посетив Турцию, я собственными своими глазами видел на скалистом побережья острова целые стаи этих собак. Их кости до сих пор еще белеют на этом негостеприимном острове, и память о них до сих пор еще сохранилась во всей окрестности. Сторонникам большевиков такое место казалось весьма неподходящим для мирной конференции, но их противники находили его вполне приемлемым.

* * *

Как раз в этот самый период я впервые принял участие в обсуждении русского вопроса в Париже. Имея в своем непосредственном ведении наши военные обязательства в Архангельске, по отношению к Колчаку и Деникину, я неоднократно побуждал премьер-министра принять по отношению к России определенную политику. В продолжительных и горячих беседах со мною он высказывал обычно свойственные ему терпение и внимание к проявляющему беспокойство товарищу по министерству. В конце концов он предложил мне поехать в Париж и установить самому, что можно было сделать в тех пределах, какие были нами намечены.

Таким образом, в связи с этим поручением 14 февраля я пересек Ла-Манш и вскоре занял место среди «великих мира сего». Я своими глазами увидел теперь ту картину, которую затем так часто описывал – картину «мирной конференции за работой». Председательствовал Клемансо, строгий, суровый, белый, как лунь, в маленькой черной шапочке. Против него – маршал Фош, всегда очень официальный, сдержанный, в сиянии славы и в то же время любезный. По правую и левую руку от них в роскошных креслах заседали представители держав-победительниц. Вокруг – гобелены, зеркала, позолота, яркие огни. Это был единственный раз, когда я имел разговор с президентом Вильсоном в качестве официального лица. Сейчас я расскажу, как было дело.

Конференция продолжалась в тот день очень долго, и было уже позже 7 часов, когда очередь дошла до стоявшего в программе вопроса о России. В этот вечер президент Вильсон в первый раз за все время своего пребывания в Европе уезжал в США, и ему надо было торопиться, чтобы успеть пообедать и попасть на поезд, отходивший в Шербург. Он уже встал с своего места, намереваясь покинуть конференцию, и момент был самый неблагоприятный для того, чтобы начать новый разговор да еще на такую неприятную и трудную тему. Тем не менее, с настойчивостью, вызванной той ответственностью, которую мне приходилось нести по отношению к нашим войскам, находившимся в России, ясно сознавая, какое тяжелое положение создалось, я решительно встал со своего места и обратился к президенту: «Не могли ли бы мы прийти к какому-нибудь определенному решению в вопросе о России? Война фактически продолжалась. Людей убивали и ранили. Какой политики мы, в сущности, придерживались? Стремились ли мы к миру или к войне? Должны ли мы были остановиться или идти вперед? Неужели президент уедет в Америку, оставив этот вопрос совершенно неразрешенным? Что должно было случиться за время его отсутствия? Неужели ничего другого, помимо этого все продолжавшегося бесцельного, неорганизованного кровопролития, впереди не предвиделось вплоть до его возвращения? Без сомнения, на все это должен быть дан какой-нибудь ответ».

Президент, вопреки моим ожиданиям, проявил большую любезность. Он повернулся опять к столу и, опершись локтем на спинку кресла Клемансо, выслушал стоя все, что я имел сказать. А выслушав, просто и откровенно ответил следующее: «Россия представляет собою задачу, решения которой он не знает и на решение которой не претендует в данный момент. На пути всякого политического курса лежали серьезнейшие препятствия, а между тем рано или поздно какой-нибудь курс все же необходимо было взять. Он горячо желал бы оставить Россию вообще, но готов, если бы это оказалось нужным, встретиться с одними большевиками (т. е. без русских националистов) на Принцевых островах. В том же случае, если бы на Принцевых островах не удалось ничего достигнуть, то он готов участвовать в равной доле со всеми другими союзниками в проведении всех тех военных мероприятий, которые они найдут нужным применить для того, чтобы помочь русским войскам, находящимся на поле сражения». Сказав это, президент покинул конференцию.

* * *

Для меня было ясно, что какова бы ни была политика союзников по отношению к России и какие бы мероприятия ни были приняты для ее проведения, необходимо было создание какого-нибудь центрального органа для рассмотрения и согласования русского вопроса. К прежним пятидесяти восьми комиссиям можно было без ущерба прибавить пятьдесят девятую, которая ведала бы русскими делами.

На следующий день на специальном заседании на Кэ д’Орсэ, на котором разбиралось положение дел в России, я предложил, с одобрения Бальфура, создать специальный союзный совет, который ведал бы русскими делами и состоял бы из политической, экономической и военной секций; этому совету должна была быть предоставлена исполнительная власть в пределах политики, выработанной союзными правительствами. Я предложил также немедленно выяснить, какие имелись в распоряжении средства для военных действий и как их лучше можно было бы координировать.

Я сообщил о прениях, имевших место по этому вопросу, премьер-министру и со своей стороны прибавил:

«В том случае, если бы конференцию на Принцевых островах постигла неудача, Верховному военному совету мог бы быть немедленно предложен полный план военных действий, а также мнения высших военных авторитетов по поводу того, есть ли серьезное основание надеяться на военный успех, действуя в пределах имеющихся в нашем распоряжении средств. На основании этого Верховный военный совет будет в состоянии принять окончательное решение, нужно ли вообще покинуть Россию, или же приводить в исполнение предложенный им план военных действий».

18 февраля я вернулся в Лондон. Я уверен, что предложенный мною план действий был и разумен и практически выполним. Единственный шанс на успех и спокойствие для русских националистов лежал в единстве союзников и в должном согласовании предпринимаемых ими мероприятий. Многого союзники дать им не могли, но это немногое они могли дать в такой форме, которая могла быть полезной.

Когда оба проекта – и предложение приехать для переговоров на Принцевы острова, и совместное обсуждение военных и дипломатических возможностей – кончились ничем, американцы, с согласия Ллойд-Джорджа, 22 февраля послали в Россию некоего Буллита. Через неделю или две он вернулся в Париж с предложениями советского правительства, готового идти на соглашение. Момент был для этого неподходящим: армии Колчака как раз в это время достигли в Сибири значительных успехов, а Бела Кун только что поднял коммунистический мятеж в Венгрии. Негодование французов и англичан против всякого соглашения с большевиками достигло своего предела, и советские предложения Буллиту вызвали всеобщее презрение.

Таким образом мы вновь уперлись в тупик.

Премьер-министр в ответ на многочисленные запросы военного министерства, ждавшего от него окончательного решения, какой политике надлежит следовать, ответил требованием дать ему точную смету расходов по различным предложенным мероприятиям. 27 февраля 1919 г. я отправил ему следующее письмо: «Одновременно с сим посылаю вам сведения об английской помощи России. Как вы увидите, помощь эта значительна. В упрек можно поставить нам то, что эта помощь не является результатом определенной политики и что в то время, как эта помощь весьма ощутительно истощает наши ресурсы, цели ее не проводятся с достаточной силой, чтобы привести к определенным результатам. В основе всего предприятия не чувствуется достаточного желания «выиграть дело». По всем пунктам нам не хватает как раз того, что необходимо для достижения реального успеха. Отсутствие желания «выиграть дело» сообщается и нашим войскам, неблагоприятно воздействуя на их моральное состояние, и нашим русским союзникам, задерживая все их начинания, и нашим врагам, возбуждая их усилия.

Вы жаловались на военное министерство, не давшее вам нужных сведений; я должен указать по этому поводу, что военный кабинет давно уже сносится непосредственно с начальником штаба и другими военными властями, и военному кабинету так же хорошо известно, как и мне, как трудно получить от военных точные планы и сметы по русскому вопросу. Причина этого та, что все связанные с разрешением этого вопроса факторы неопределенны и военные соображения находятся постоянно в зависимости от политических решений, которые до сих пор не приняты окончательно. Так например по основному вопросу союзные державы в Париже не решили, желают ли они воевать с большевиками или заключить с ними мир. Державы остановились на полпути между этими двумя политическими линиями, испытывая одинаковое нерасположение к обеим…».

Через две недели (14 марта 1919 г.) я отправил Ллойд-Джорджу еще одно письмо: «Четыре месяца, которые прошли со дня подписания перемирия, оказались крайне тяжелыми для антибольшевистских войск. Это объясняется не тем, что силы большевиков все увеличиваются, хотя известное увеличение все же было, а отсутствием определенной политики со стороны союзников и какой бы то ни было действительной поддержки с их стороны тех военных операций, которые ведутся против большевиков в различных пунктах России.

Предложение о созыве конференции на Принцевых островах сыграло свою роль в том, что началось общее утомление и упадок духа. Тот факт, что германским войскам был дан приказ покинуть Украину без того, чтобы были приняты какие-либо меры, чтобы остановить продвижение большевиков, дал этим последним возможность быстро занять значительную часть этой богатой территории, полной новых запасов продовольствия, и в настоящее время большевики, заняв Херсон, подошли к самому Черному морю. В войсках Колчака наблюдаются признаки слабости и, как вам известно, многочисленные проявления большевизма наблюдались недавно позади сибирского фронта, причем в одном случае японцам пришлось претерпеть тяжелую борьбу».

Колчак был честен, благороден и неподкупен. По своим взглядам и темпераменту он был монархистом, но он прилагал все усилия, чтобы быть либеральным и прогрессивным, не желая отставать от духа времени. Политического опыта у него не было, и он был лишен той глубокой интуиции, которая дала возможность людям одинаковых с ним качества и характера пробить себе путь среди подводных камней и бурь революции. Это был умный, благородный, патриотически настроенный адмирал. Он не принимал участия в движении и заговорах, которые низвергали правительство, но когда по необходимости те, кто были с ним связаны, возложили на него ответственность диктатора, он счел долгом принять ее. Он провозгласил себя верховным правителем и главнокомандующим сибирской армией, казацких территорий и Оренбурга, заявив, что его главные цели были восстановление боевой мощи армии, победа над большевизмом и восстановление закона и порядка для того, чтобы дать возможность русскому народу беспрепятственно избрать наиболее желательную для себя форму государственного строя. Нет сомнения в том, что эта программа отвечала требованиям времени.

На практике всякая твердая политика требовала полного устранения антибольшевистских социалистов из сибирского правительства. Эти «помощники», бессильные оказать действительную помощь, но весьма способные ставить палки в колеса, сделались с тех пор определенными противниками Колчака. С другой стороны, все важнейшие торговые и промышленные круги, кооперативные общества, городские учреждения, а главным образом все военные власти сразу окрепли, благодаря его поддержке. Широкие массы народа были по-прежнему погружены в характерное для русских состояние апатии и фатализма. Колчак был наиболее подходящим из действовавших в то время в Сибири людей. Его программа была именно такая, какая была тогда нужна; но он не обладал ни авторитетом самодержавного строя, ни тем, который могла дать революция. Он должен был потерпеть неудачу в попытке придать боеспособность промежуточным политическим концепциям, которые представляют собой общее место в цивилизованном обществе.

Под его руководством генерал Гайда, командующий сибирской армией численностью приблизительно в 100 тыс. человек, быстро двигался вперед, реорганизуя весь тот фронт, с которого были отозваны чехи. К концу января им удалось вновь захватить территорию в 150 миль шириной. 1 марта, ободренные такими успехами, они возобновили наступление, целью которого было достигнуть в центре и на юге линии Волги, а на севере через Вятку и Котлас соединиться с русскими и союзными войсками, находившимися в Архангельске. Продвижение вперед сибирской армии на фронте в 700 миль не могло бы увенчаться успехом, если бы на своем пути эта армия встретила серьезное сопротивление неприятельских войск. Как бы то ни было, к 1 мая сибирская армия продвинулась вперед на своем колоссальном фронте – на севере – на глубину в 125 миль и в центре – на глубину в 250 миль. На юге они тоже достигли значительных успехов.

* * *

Таково было положение вещей, когда Верховный совет союзников в конце мая 1919 г. принял наконец определенное решение.

Клемансо, Ллойд-Джордж, президент Вильсон, Орландо и японский делегат Сайондзи выразили свою точку зрения в ноте от 26 мая, адресованной адмиралу Колчаку. Этот документ настолько важен, что должен быть воспроизведен полностью.

«Нота Верховного совета адмиралу Колчаку.

26 мая 1919 г.

Державы союзной коалиции чувствуют, что настало время, когда им необходимо еще раз выяснить ту политику, какой они намерены следовать по отношению к России.

Державы союзной коалиции всегда придерживались аксиомы: избегать всякого вмешательства во внутренние дела России. Вначале союзная интервенция исключительно преследовала цель оказать помощь тем элементам в России, которые желали продолжать борьбу с германским самодержавием, освободить свою страну от власти немцев, и для того, чтобы избавить чехословаков от опасности быть уничтоженными большевистскими войсками.

Со дня подписания перемирия (11 ноября 1918 г.) державы сохраняли войска в различных частях России. Оружие и продовольствие на очень значительную сумму были посланы ими тем, кто был с ними в союзе. Едва только собралась мирная конференция, как они, заботясь о водворении мира и порядка в России, поспешили пригласить представителей всех воюющих внутри России правительств для совместных переговоров в надежде, что они смогут этим путем найти постоянное решение русского вопроса.

Но это предложение и последовавшее за ним предложение помощи миллионам страдающих русских не привели ни к чему из-за отказа советского правительства исполнить главное условие, заключавшееся в прекращении всех враждебных действий на все то время, пока должны были продолжаться переговоры о помощи.

На некоторых из держав союзной коалиции в настоящее время производится давление в том смысле, чтобы они отозвали свои войска и прекратили дальнейшие расходы на том основании, что продолжение интервенции не сулит никаких надежд на быстрые результаты. Тем не менее державы готовы продолжать свою помощь, действуя на изложенных ниже условиях, если только это может действительно помочь русскому народу добиться свободы, самоуправления и мира.

В настоящее время державы союзной коалиции желают формально заявить, что целью их политики является восстановление мира внутри России путем предоставления возможности русскому народу добиться контроля над своими собственными делами при помощи свободно избранного учредительного собрания, восстановить мир путем достижения соглашения в спорах, касающихся границ русского государства и выяснить отношения этого последнего к своим соседям, прибегнув для этого к мирному арбитражу Лиги Наций.

На основании своего опыта последних двенадцати месяцев, они пришли к убеждению, что достигнуть вышеуказанной цели невозможно, если они будут иметь дело с советским правительством Москвы. В силу этого они готовы оказать помощь правительству адмирала Колчака и его союзникам оружием, военным снаряжением и продовольствием для того, чтобы дать этому правительству возможность сделаться правительством всей России при условии, что оно гарантирует им уверенность в том, что политика правительства адмирала Колчака будет преследовать ту же цель, которую преследуют державы союзной коалиции.

С этой целью они просят адмирала Колчака и его союзников ответить, согласны ли они на следующие условия держав союзной коалиции, на которых они могли бы получать дальнейшую помощь со стороны держав.

Во-первых, правительство адмирала Колчака должно гарантировать, чтобы как только войска Колчака займут Москву, было созвано учредительное собрание, избранное на основании всеобщего, тайного и демократического избирательного права, в качестве верховного законодательного органа в России, перед которым должно быть ответственно российское правительство. Если же к этому времени порядок в стране не будет еще окончательно восстановлен, то правительство Колчака должно созвать учредительное собрание, избранное в 1917 г., и оставить его у власти вплоть до того дня, когда явится возможность организовать новые выборы.

Во-вторых, чтобы на всем том пространстве, которое находится в настоящее время под его контролем, правительство Колчака разрешило свободные выборы во все свободно и законно организованные собрания, как городские самоуправления, земства и т. п.

В-третьих, что правительство Колчака не поддержит никакой попытки к восстановлению специальных привилегий тех или других классов или сословий в России. Державы союзной коалиции с удовлетворением ознакомились с торжественной декларацией, сделанной адмиралом Колчаком и его союзниками, заявляющей, что они не имеют намерения восстановить прежнюю земельную систему. Державы считают, что те принципы, которым должно следовать при решении тех или других вопросов, касающихся внутреннего порядка в России, должны быть предоставлены свободному решению российского учредительного собрания. Но при этом они желают быть уверенными в том, что те, которым они готовы помочь, стоят за гражданскую и религиозную свободу всех русских граждан и не сделают никакой попытки снова вернуть к жизни тот режим, который разрушила революция.

В-четвертых, должна быть признана независимость Финляндии и Польши и, в случае если бы какие-нибудь вопросы, касающиеся границ или других каких-либо отношений между Россией и этими странами, не смогут быть разрешены путем взаимного соглашения, правительство России согласится обратиться к арбитражу Лиги Наций.

В-пятых, в том случае, если отношения между Эстонией, Латвией, Литвой, кавказскими и закаспийскими территориями и Россией не будут быстро налажены путем взаимных соглашений, этот вопрос будет также разрешен с помощью Лиги наций, а до тех пор правительство России обязуется признавать автономию всех этих территорий и подтвердить те отношения, которые могут существовать между их существующими de facto правительствами и правительствами держав союзной коалиции.

В-шестых, правительство адмирала Колчака должно признать за мирной конференцией право определить будущее румынской части Бессарабии.

В-седьмых, как только в России будет создано правительство на демократических началах, Россия должна будет войти в состав Лиги Наций и наладить сотрудничество с другими ее членами по вопросу об ограничении вооружений и военной организации во всем мире.

Наконец, российское правительство должно подтвердить декларацию, сделанную Колчаком 27 ноября 1918 г., касающуюся российского национального долга.

Державы союзной коалиции были бы рады как можно скорее узнать, готово ли правительство Колчака и те, которые к нему присоединились, принять эти условия, а также, намерены ли они в случае, если эти условия будут ими приняты, сформировать единое правительство, едва только это позволят условия, господствующие на театре военных действий.

Ж. Клемансо, Ллойд-Джордж, Орландо, Вудро Вильсон, Сайондзи».

Конечно, Колчак не замедлил ответить: «Я не буду оставаться у власти ни одного дня долее, чем того требуют интересы страны». Он писал: «Первой моей мыслью в момент окончательного поражения большевиков будет установить день выборов в учредительное собрание. Я передам учредительному собранию все мои полномочия с тем, чтобы оно могло свободно определить государственный строй России. Я поклялся это сделать перед верховным судом России – хранителем законности в стране. Все мои усилия направлены к тому, чтобы путем уничтожения большевизма положить как можно скорее конец гражданской войне и дать возможность русскому народу свободно высказать свою волю».

После этого он удовлетворительно ответил на каждый в отдельности из тех вопросов, которые были ему поставлены Советом пяти.

Этот ответ помечен 4 июня, а 12 июня Ллойд-Джордж, Вильсон, Клемансо и представитель Японии приветствовали тот дух, в котором был составлен ответ Колчака и который казался им вполне соответствующим сделанным им предложениям и содержавшим в себе «достаточную гарантию свободы и самоуправления» русского народа и его соседей. В силу этого они готовы были предоставить Колчаку и его союзникам всю ту помощь, о которой говорилось в письме.

Если это открыто заявленное решение могло считаться уместным и мудрым в июне, то не было ли бы оно еще более уместным в январе (того же года)? Все доводы, имевшие силу в июне, имели такую же силу в январе, а добрая половина тех возможностей, которые были налицо в январе, исчезли к июню. Шесть месяцев, проведенных в неизвестности, разлагающим образом отразились на состоянии сибирской армии и ослабили и без того слабый авторитет Омского правительства. И в то же время этот 6-месячный промежуток дал большевикам возможность организовать новые армии, укрепить свою власть и до некоторой степени отождествить себя с Россией. Оказанное им за эти 6 месяцев сопротивление могло только стимулировать, но отнюдь не уничтожить источник их силы. ных сумм. Но они могли помочь присылкой военного снаряжения. Могли оказывать моральную поддержку и согласованное дипломатическое воздействие. Если бы они действовали все сообща, просто и искренно, в тех пределах, в которых они могли, то они достигли бы очень хорошего результата. Но дело в том, что их решение поддержать Колчака, а позднее – Деникина, было далеко не единодушным решением. В то время как одни считали это безусловно необходимым, другие продолжали оставаться в неуверенности, были скептически настроены по отношению к надеждам антибольшевиков, были плохо осведомлены о действительном характере советского правительства и III Интернационала и стремились установить, не будут ли московские экстремисты доступны голосу рассудка, не согласны ли они будут внять политике терпения.

В своем меморандуме от 16 августа 1919 г. лорд Керзон строго осуждает слабые и несогласованные действия союзников:

«Никак нельзя сказать, чтобы по отношению к России проводилась какая-нибудь последовательная политика. И теперь еще те принципы, которые лежат в ее основе, вызывают несогласия и споры. Политическая инициатива исходит то от представителей держав в Париже, то от тех или других специально созданных учреждений, то от самих союзных правительств. Положение настолько сложно, и трудности, связанные с такими решениями, с которыми все были бы согласны, так велики, что временами можно было бы подумать, что никакой определенной политики не существует вовсе!

При этих условиях представители великих держав всякий раз при встрече вырабатывают только крайне неопределенную линию поведения, а иногда ограничиваются и полным бездействием; финансовое бремя взваливается почти исключительно на плечи тех, кто отличается наибольшей способностью или наименьшим нежеланием нести расходы; независимые государства или политические группировки, связавшие с нами свою судьбу, не всегда используют как следует получаемую ими от нас помощь и постоянно требуют расширения таковой; почти каждую неделю приходится спорить о признании той или иной политической организации. Союзники рассылают по всем направлениям людей, на обязанности которых лежат заботы о водворении хотя бы какого-нибудь порядка во всем этом хаосе, но все советы принимаются только тогда, когда они сопровождаются какой-нибудь существенной материальной помощью, в противном случае на них не обращают ровно никакого внимания.

На западном русском фронте Польша, прибалтийские государства – Литва, Латвия и Эстония – ведут военные действия против советского правительства. Поскольку дело касается прибалтийских государств, их сопротивление находится в зависимости главным образом от размеров материальной помощи, которую они надеются получить, а также от той политики, которой союзники желают следовать по отношению к их национальным стремлениям. С политической точки зрения создавшееся сейчас положение в высшей степени неудовлетворительно. Правительство его величества признало de facto временные правительства Эстонии и Латвии в Ревеле и Либаве, а представители союзников в Париже постановили в пятом условии, связанном с признанием ими Колчака, что «в том случае, если взаимоотношения между Эстонией, Латвией, Литвой, кавказскими и закаспийскими территориями и Россией не будут в непродолжительный срок налажены путем добровольного соглашения, то вопрос об их положении будет разрешен с привлечением и в сотрудничестве с Лигой Наций. До тех пор пока оно не войдет в силу, правительство России должно дать согласие на признание этих территорий автономными и подтвердить те взаимоотношения, какие существуют в настоящее время между их правительствами de facto и державами союзной коалиции».

Однако никаких дальнейших шагов к тому, чтобы обеспечить содействие прибалтийских государств в той политике, которую выработали союзные державы, сделано не было, и ничего не было сообщено представителям этих держав в Париже, несмотря на их многократные просьбы о том, чтобы их информировали о намерениях союзных правительств. В результате возникло серьезное недовольство как в Латвии, так и в Эстонии и Литве…

Отсутствие ясной и определенной политики обнаружилось также и в действиях союзников по отношению к пограничным государствам на кавказском фронте. Здесь, как и в других пунктах, политика союзных держав колебалась между признанием и вежливым равнодушием. Все то и дело меняется; все полно неопределенности и с отозванием единственных союзных отрядов можно ожидать на южном Кавказе серьезных волнений и даже чего-нибудь еще более серьезного.

Может быть, было бы несправедливо из всех описанных выше неприятных обстоятельств делать вывод, что все эти печальные недоразумения были вызваны главным образом отсутствием политической дальнозоркости и согласованности между союзными державами. Но во всяком случае будет вполне правильным объяснить неудачи тем, что отдельные державы на различных театрах военных действий рассеяли по частям все те ресурсы, которые они могли вообще предоставить, и что державы следовали строго определенной политике, которая могла бы привести к сосредоточению усилий и полному соответствию политических, военных и финансовых мер…».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю