Текст книги "Рождение Британии"

Автор книги: Уинстон Спенсер-Черчилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава XI. РОСТ СРЕДИ СМУТЫ

Вильгельм II Руфус

При жизни первого поколения после нормандского завоевания одержавшая победу армия обустраивалась на захваченной земле и внедряла в саксонской Англии, где связь вассала и сеньора носила главным образом личный характер, феодальную модель, при которой эта связь основывалась прежде всего на землевладении. При Вильгельме Завоевателе этот процесс проходил довольно жестко. При его сыне Вильгельме, прозванном Руфусом (Рыжим), суровость дополнялась непостоянством. Более того, восхождение второго из оставшихся в живых сыновей Завоевателя на английский престол сопровождалось конфликтом. Решение Вильгельма I разделить английские и нормандские земли принесло с собой новые проблемы. Крупные бароны располагали собственностью по обе стороны пролива. Следовательно, теперь им приходилось присягать на верность двум господам, и они, что вполне естественно, пытались как-то сыграть на этом. И герцог Робер, и Вильгельм II были недовольны этим разделением, и их братские узы не спасли их от зависти по отношению друг ко другу. На протяжении тринадцати лет правления Вильгельма англо-нормандские королевства немало пострадали от братоубийственной вражды и мятежей баронов. Саксонское население Англии, опасавшееся возврата к хаосу, предшествовавшему завоеванию, поддерживало короля в борьбе со всеми мятежниками. Ополчение (фирд) откликалось на каждый призыв и выступало на его стороне во всех сражениях, как и на стороне его отца в 1075 г. Таким образом, Вильгельм II смог наконец включить в королевство Камберленд и Уэстморленд. Робер, столь долго мучивший Завоевателя, отправился, горя храбростью, в Первый крестовый поход, оставив Нормандию брату под залог в 10 тысяч марок.

* * *

Дух крестовых походов на какое-то время взбудоражил умы всех людей в Западной Европе. Пример им подали христианские королевства Испании, ведя священные войны против арабов. Теперь, ближе к концу XI в., в полутора тысячах миль к востоку у христианства появился новый враг. Турки-сельджуки оказывали сильное давление на Византийскую империю в Малой Азии, беспокоя благочестивых европейских пилигримов от Сирии до Святой земли. Византийский император[26]26
  Алексей I Комнин (1048-1118), император с 1081 г. – Прим. ред.


[Закрыть] обратился за помощью к Западу, и в 1095 г. папа Урбан II, давно мечтавший о возвращении Иерусалима христианам, призвал рыцарство Европы к походу за крестом. Отклик последовал незамедлительно, ошеломляющий и поначалу трагичный. Странствующий монах Петр Пустынник воззвал к оружию. Проповедь его произвела столь сильное впечатление, что в 1096 г. восторженная недисциплинированная толпа в 20 тысяч человек, состоявшая в основном из необученных военному делу крестьян, выступила из Кельна на восток под его предводительством. Лишь немногие добрались до Святой земли. Пройдя через Венгрию и Балканы, большинство погибло от турецких стрел в горах Малой Азии.

Крестоносцы

Так называемый «Народный крестовый поход» провалился. Но к этому времени к святому делу подключились самые влиятельные магнаты Европы. Четыре армии, насчитывавшие примерно по 10 тысяч человек каждая и руководимые известнейшими представителями знати своего века, среди которых был и герцог Лотарингский Годфрид де Бульон, подошли к Константинополю из Франции, Германии, Италии и Северо-Западной Европы. Византийский император оказался в затруднительном положении. Он надеялся получить подкрепления с Запада и рассчитывал на помощь послушных ему наемников, которыми мог бы распоряжаться. Вместо этого вокруг его столицы стали лагерем четыре могучих и честолюбивых воинства.

Марш крестоносцев через владения Алексея I к удерживаемым турками землям был омрачен интригами и тяжелыми спорами, не обошлось и без упорных боев. Путь пролегал через Малую Азию; в 1098 г. крестоносцы осадили и захватили Антиохию, некогда прочный бастион христианской веры, теперь захваченную турками. Ободрило и поддержало крестоносцев и прибытие с сирийского побережья английского флота под командованием принца Эдгара Этелинга, внучатого племянника Эдуарда Исповедника. Так благодаря прихоти фортуны участниками одного предприятия стали отстраненный наследник саксонской королевской династии и Робер Нормандский, отстраненный наследник Вильгельма Завоевателя. Пользуясь соперничеством между турками и султанами Египта, а также раздорами среди самих турок, крестоносцы продвигались вперед. Седьмого июня 1099 г. они достигли заветной цели и стали лагерем вокруг Иерусалима, находившегося тогда в руках египтян. Четырнадцатого июля штурм города завершился успехом. Годфрид де Бульон, отказавшийся короноваться в священном городе Христа, был провозглашен правителем и получил титул «Защитник Святого Гроба». Победу закрепил успех в битве при Аскалоне, где потерпела поражение армия, шедшая на помощь осажденным из Египта. После этого многие крестоносцы отправились домой, но еще на протяжении почти ста лет рыцари из самых разных стран Европы правили цепочкой княжеств, созданных в Палестине и вдоль сирийского побережья. Западное христианство, долгое время бывшее жертвой захватчиков, нанесло наконец ответный удар и завоевало первую опору в восточном мире.

* * *

В Англии вымогательства и жестокие методы Руфуса то и дело досаждали баронам и провоцировали их на неповиновение. В августе 1100 г. он загадочно погиб во время охоты от раны стрелой в голову, оставив память о бесстыдных требованиях, постоянных придирках и нечестивых нравах. Однако он передал своему преемнику покорное королевство. В годы его правления основные успехи были достигнуты в финансовой области, но кроме того более прочно утвердилась новая феодальная монархия, территория которой расширилась по сравнению с началом правления Руфуса. Нормандские лорды, расселенные еще Завоевателем вдоль валлийской границы, прочно обосновались в Южном Уэльсе. Под контроль норманнов наконец попали северные графства, благодаря чему граница была надежно защищена от нападений скоттов. Грубые руки Руфуса, так раздражавшие баронов и оскорблявшие их, укрепляли вместе с тем права феодального короля.

Смерть Вильгельма II на охоте

Принц Генрих, младший из королевских братьев, был среди участников роковой охоты. Нет никаких доказательств, что он каким-то образом причастен к смерти брата, но времени на траур он явно не тратил. Генрих сразу же направился в королевское казначейство в Винчестере и после резкого спора с его хранителями завладел казной. Очевидно, он представлял некую довольно сильную группировку в руководящих кругах и проводил свою собственную политику. Для мирянина его ученость вполне заслуживала прозвища Боклерк[27]27
  Боклерк – «Добрый писарь». – Прим. ред.


[Закрыть], которым его наградила традиция того времени. Он создал прецедент, обнародовав при вступлении на трон грамоту, и в дальнейшем этому примеру последовали его преемники. Этой грамотой Генрих пытался успокоить и привлечь на свою сторону те могущественные светские и церковные силы, которые его предшественник оттолкнул от себя своей бестактностью и жадностью. Он гарантировал уважение прав баронов и церкви. В то же время, ценя преданность саксов, проявленную в годы правления его отца и брата, Генрих обещал покоренному народу правосудие и законы Эдуарда Исповедника. Он знал, что разногласия, вызванные отделением Нормандии от Англии, ни в коей мере не улажены. Герцог Робер уже возвращался из крестового похода, чтобы получить назад свое заложенное владение.

Бароны по обе стороны пролива только выигрывали от вражды братьев, торгуясь с ними и преследуя собственные интересы. Стремление Генриха опереться, по крайней мере частично, на саксонское население Англии, возбудившее подозрения нормандских баронов, привело его к решению вступить в брак с Матильдой, племянницей последнего оставшегося в живых саксонского претендента на английский трон и потомка старой королевской династии. Бароны, успокоенные грамотой, согласились с этой династической комбинацией. Бесконечная череда смешанных браков между представителями старой саксонской и новой нормандской знати получила таким образом высочайшее одобрение.

Матильда Шотландская, жена Генриха I

Теперь Генрих был готов встретить Робера, когда бы тот ни вернулся. Это случилось в сентябре 1100 г. Сразу же вслед за этим в Англии возобновились феодальные раздоры, и в течение следующих шести лет королю Генриху I пришлось воевать, чтобы утвердить титул, полученный им согласно воле отца. Во главе оппозиции в Англии встал дом Монтгомери. Генрих упорно осаждал один замок этой семьи за другим и в конце концов сокрушил мощь клана Монтгомери и присоединил их владения к короне. Но корень зла лежал в Нормандии, и в 1105 г., укрепив свое положение в Англии, Генрих отправился на континент. В сентябре 1106 г. произошла самая важная после Гастингса битва при Таншбрэ. Король Генрих одержал полную победу. Герцог Робер был схвачен и отправлен в Англию, где провел остаток своих дней в тюрьме. Нормандия признала власть Генриха, и контроль над англо-нормандской политикой переместился из Руана в Лондон. Саксы, преданно воевавшие на стороне Генриха, считали это сражение реваншем за поражение при Гастингсе. Сближение с короной, а также брак короля с Матильдой избавили их, по крайней мере отчасти, от неприятного ощущения того, что они завоеваны. Саксы уже больше не испытывали позора, а наказание можно вынести. Благодаря этим двум дальновидным решениям на острове было достигнуто определенное единство.

Надгробие Робера Куртеза, герцога Нормандского

* * *

После этих событий порядок престолонаследования никто не оспаривал. Власть короля Англии установилась по обе стороны пролива. Саксы доказали свою преданность, наиболее крупные бароны были усмирены. Справившись с внешними угрозами, Генрих мог на некоторое время посвятить себя внутреннему управлению и укреплению королевского могущества по всей стране. Он старался придать англо-нормандскому царствованию новые, более властные черты. В средневековой Европе сохранилась традиция считать королевский сан чем-то более возвышенным, чем просто звание сеньора. Король был не только вершиной феодальной пирамиды, но и помазанником Божьим на земле. Распад Римской империи не разрушил эту римскую концепцию верховной власти полностью, и Генрих приступил к внедрению этой идеи в плоть англо-нормандского государства, а занимаясь этим, он не мог не оживить – сознательно или нет – английское представление о короле как хранителе мира и защитнике народа.

Генрих I

Центр управления, королевская курия, представлял собой рыхлый орган, состоящий из крупнейших землевладельцев, обязанностью которых было посещать его собрания при вызове, и тех личных слуг монарха, которые могли быть использованы как для правительственной службы, так и исполнения придворных поручений. Генрих понимал, что королевские слуги, принадлежащие к слою мелких баронов, могли бы, будучи объединенными в некий постоянный совет, сдерживать буйства более крупных вассалов. Это было начало, осторожное, робкое, почти незаметное, создания административного аппарата, более эффективного и последовательного, чем что-либо, известное ранее. Вскоре у этих чиновников появились собственные интересы. Такие семейства, как Клинтоны и Бассеттсы, которых король, как выражается хронист, «возвысил из грязи до службы ему», закрепились на придворных должностях и фактически стали классом бюрократии.

Сила любого правительства зависит в конечном итоге от его финансов. Вот почему новые черты английского государства проявились прежде всего в отношении сбора и распределения доходов. В феодальном обществе нет различия между личными и общественными ресурсами короны. Считается, что король – это только самый крупный землевладелец в государстве. Шерифы графств собирали не только налоги и сборы, причитающиеся короне, но и доход с королевских владений, и они несли ответственность, когда ежегодно появлялись в королевском казначействе, за точную выплату доходов от каждого из графств. Чиновники Генриха создали специальный орган для ведения дел с шерифами. Он назывался Казначейством и все еще рассматривался как курия, собирающаяся для решения серьезных финансовых вопросов, но постепенно начинал приобретать определенную самостоятельность. Название его было взято от расчерченной на клетки доски, применявшейся для облегчения счета римских числительных. Помимо прочего, здесь хранились письменные отчеты, в том числе важные документы, называвшиеся пайп-роллз (Pipe-Rolls), потому что их хранили свернутыми в форме свитка. Таким образом, король организовал более надежный контроль за финансами страны, а на свет появился самый ранний специализированный отдел королевской администрации. Его преемник существует и поныне.

Генрих позаботился о том, что шерифы графств находились под строгим контролем, и за время своего правления он несколько раз велел пересмотреть состав шерифов. В беспокойные времена шерифами нередко становились ставленники влиятельных баронов, и эта должность начала превращаться в наследственную. Король следил за тем, чтобы по мере возможности ключевые позиции занимали его люди. Одним из самых обильных источников доходов были штрафы, налагаемые судами на провинившихся. Бароны поняли это так же быстро, как и король, и их поместные суды обеспечивали их значительными доходами, которые можно было сразу же обратить на вооружение вассалов. В своих владениях бароны могли судить почти любого мирянина. Но в судах округов и графств корона имела в своем распоряжении старую саксонскую систему правосудия. Эти почтенные институты могли использоваться в противовес феодальным судам баронов. Таким образом, Генрих реорганизовал и отрегулировал суды графств и показал всем, что в стране существует королевское правосудие. Чиновники короны, в данном случае судьи, разбирали дела на выездных заседаниях и благодаря самой природе своих функций часто вступали в конфликт не только со скромными просителями и злодеями, но и с напыщенными военными магнатами.

Король вступил в развернувшееся на территории всей страны соревнование с баронами, которое должно было показать, кто более заслуживает богатой добычи, приносимой законом. Посредством контроля над шерифами он связал монархию со старой саксонской системой местного правосудия. Завоеватель подал пример, когда, проводя опись, соединил континентальную систему сбора информации, при которой присяга использовалась как средство заставить подданных говорить правду, с английским делением на графства и округа. Его сын, преследуя уже другие цели, продолжил и углубил этот процесс, постоянно рассылая по всей стране своих чиновников и созывая суды графств для рассмотрения королевских претензий по доходам и слушания дел, представляющих интерес для короны. Эти расследования, проводимые на местах королевскими чиновниками, привели в правление Генриха II к далеко идущим последствиям. Хронисты отзывались о Генрихе I хорошо: «Добрый он был человек, и очень его чтили. В его времена никто не смел причинить вред другому». Они прозвали его «Лев правосудия», и не нашлось никого, кто попытался бы лишить короля почтенного титула.

Его правление нужно рассматривать как период, когда центральное правительство посредством хорошо организованной и четкой бухгалтерии и делопроизводства более точно определило структуру и ресурсы государства. Этот процесс вызвал недовольство и злость вассальных вождей, которые контролировали местное управление. С годами напряжение между королевской властью и феодальными лидерами росло. Рука короля, тяжесть которой ощущали все, все чаще поднималась на защиту народа от несправедливостей и капризов местных правителей, хотя и со стороны баронов были примеры замечательного управления, потому что не все норманны ограничивались лишь грабежами, как в более ранние годы. Тем не менее страна, удерживаемая в подчинении и эксплуатируемая феодальной знатью, все время оставалась жертвой местного угнетения. Мы видим, как король и центральное правительство приобретают доверие и преданность народа. Это послужило еще одним источником его авторитета. Иногда поддержка представлялась королю с охотой и готовностью, иногда сдержанно и без особого энтузиазма, но он получал ее всегда, особенно после периодов слабости и беспорядка, когда показывал себя сильным и справедливым правителем.

* * *

Теперь англо-нормандское государство было сильным. Генрих стал господином Англии, Нормандии и Мена. В 1109 г. его единственная законная дочь, Мод, обручилась с Генрихом V, императором Священной Римской империи и королем Германии. С другой стороны, воссоединение Англии и Нормандии после Таншбрэ возбудило враждебность Франции.

В начале XII в. власть Парижа возросла. Французская монархия обрела реальную силу после восхождения на престол Людовика VI. Безопасность Франции требовала окончательного разрыва Англии и Нормандии. Формально герцог Нормандии был вассалом короля Франции, и то, что у плененного герцога Робера остался сын, давало французскому королю повод для вмешательства в дела Англии, а недовольным норманнским баронам предоставляло неиссякаемые возможности для мятежей. Нормандские дела вынуждали Генриха в последние годы правления вмешиваться в политику Северной Франции. Его позициям в Нормандии постоянно угрожали притязания сына Робера, Вильгельма Клито, которого до самой его смерти в 1128 г. поддерживал Людовик. Другая угроза исходила от соседнего государства Анжу, оспаривавшего права короля Генриха на Мен. Бремя войны омрачило последний период его нахождения у власти. С военной точки зрения Генрих легко мог противопоставить свою армию любой, выведенной на поле битвы французами.

Гравюра XIX века, изображающая гибель Вильгельма, сына Генриха I

И здесь мы наблюдаем то, что можно назвать вмешательством злого рока. У короля был сын Вильгельм, очевидный и неоспоримый наследник. На этого юношу 17 лет возлагалось много надежд. Зимой 1120 г. он возвращался из Франции на королевском корабле. У побережья Нормандии судно ударилось о скалу и разбилось. Принц смог уцелеть, сев в лодку, и попытался спасти свою сестру. Но с борта тонущего корабля спрыгнуло очень много людей, и перегруженная лодка пошла на дно. В данном случае неумолимо сработал принцип равенства: все, кто был в лодке, утонули, и на плаву остались только двое: корабельный мясник и рыцарь. «Где принц?» – спросил рыцарь, держась за борт лодки. «Все утонули», – ответил мясник. «Тогда, – сказал рыцарь, – для Англии все потеряно». После этого он отпустил руки. Мясник благополучно добрался до берега. Он оказался единственным спасшимся человеком и рассказал о случившемся. Никто не осмеливался передать известие о трагедии королю. Услышав все же о произошедшем, «он больше никогда не улыбался». Это было не просто отцовское горе. Смерть его сына предвещала крушение сложившейся системы и угрожала начавшейся консолидации страны, чему была посвящена вся жизнь Генриха. Англия снова стояла перед опасным спором о престолонаследии. Силы анархии росли, и каждый барон в своем замке взвешивал шансы того или другого претендента на корону.

Соискателей короны было двое, и каждый из них имел определенные права на нее. У короля была дочь Матильда, или Мод, как звали ее англичане, но хотя в нормандском кодексе отсутствовало салическое право, эта шумная, бряцающая оружием, доспехами и шпорами аристократия не воспринимала идею женского правления. Другим претендентом являлся Стефан, сын дочери Завоевателя Аделии. Стефан Блуаский был вовсе не малозначительной фигурой на континенте и к тому же имел большие владения в Англии. Он стал, после того как его старший брат отказался от, претензий на трон, законным наследником по мужской линии. Феодальная система жила духом присяги на верность. Во всем христианском мире обвинение в нарушении клятвы считалось почти смертельным. Искупить клятвопреступление можно было только великими победами. Но в данном случае возникла дилемма, решать которую каждый мог сам в соответствии со своими интересами и амбициями. Назревал раскол – открытый и всеобщий!

На закате жизни король Генрих поставил перед собой Цель передать вакантный трон своей дочери Мод. Оставшиеся годы он потратил на попытки изобрести некую «прагматическую санкцию»[28]28
  То есть законодательно закрепить передачу престола по женской линии. Такое выражение автор использует по аналогии с австрийской Прагматической санкцией 1713 г., которая разрешала наследование австрийских земель дочерьми монарха при отсутствии сыновей. – Прим. ред.


[Закрыть], которая уберегла бы его обширные владения от гражданской войны. В возрасте 8 лет Мод была обручена с императором Священной Римской империи. В 1125 г., через 5 лет после гибели принца Вильгельма, император умер, и Мод в 22 года стала вдовой и императрицей. У нас есть много свидетельств об этой замечательной принцессе, о которой говорили, что «у нее натура мужчины в образе женщины». Жесткая, гордая, суровая, ставившая политику выше всех других страстей, даже самых неистовых, она была способна повлиять на любую войну, и ей же было суждено стать матерью одного из величайших английских королей.

На нее – после зрелого рассуждения – и возложил Генрих все свои надежды. Дважды собирал он своих ропщущих баронов и брал с них торжественную клятву стоять за Мод. Впоследствии, чтобы усилить ее власть и защитить Нормандию от посягательств Анжу после своей смерти, он выдал ее замуж за графа Анжуйского, соединив таким образом интересы самого могущественного государства в северной Франции с английским королевским домом. В более поздние века англичане не противились королевам, и именно королевы, возможно, служили нашей нации наилучшим образом. Но тогда в английском королевстве общество было глубоко расколото, и все могли выбирать, стать ли им на ту или иную сторону. Готовые столкнуться политические силы дожидались только смерти короля. Бароны, поддерживаемые в то время церковью, были заинтересованы в том, чтобы ограничить власть короны и восстановить контроль над своими округами. Свой шанс они увидели в ослаблении королевской власти.

Дав острову тридцать лет мира и порядка и примирив саксонское население с нормандским правлением, Генрих I скончался 1 декабря 1135 г. с твердой надеждой на то, что его дочь Мод продолжит его дело. Но она находилась в это время в Анжу с мужем, и первым на месте оказался Стефан. Быстро вернувшись из Блуа, он направился в Лондон и предъявил права на корону. Светские силы были расколоты, и решающее слово принадлежало церкви. Стефан обладал тем преимуществом, что его брат Генрих являлся епископом Винчестерским и пользовался большим влиянием в совете. С помощью Генриха Стефан договорился с церковью и, поддержанный таким образом, был коронован и объявлен королем. Частью этого молчаливого соглашения стало обязательство Стефана смягчить жесткий контроль центра, сильно задевавший знать во время предыдущих двух правлений.

Было и еще одно, дополнительное осложнение. Генрих I имел внебрачного сына, Роберта Глостерского, известного полководца и влиятельного землевладельца, одного из тех, кого называют беспристрастным бароном. Роберт не считал свои шансы достаточно высокими, чтобы состязаться с законными наследниками. Почти с самого начала он твердо поддерживал свою сводную сестру Мод, став одним из самых решительных противников Стефана.

Безусловно, право на престол, полученный на столь спорных основаниях, можно было поддерживать лишь искусным управлением. Чем больше мы размышляем о недостатках современного правительства, тем лучше понимаем трудности тех времен. Стефан в первые годы пребывания на троне утратил поддержку трех основных групп, составлявших его опору. Бароны, за исключением немногих обласканных новой монархией, были уверены, что наступил долгожданный момент для предъявления своих притязаний. Недавно возникшая гражданская служба, состоявшая из крупных чиновников, соединенных семейными узами, вооруженных знаниями, искусством письма, обученных управлению, также начала отходить от нового короля. Многие прелаты посчитали себя оскорбленными, когда Стефан нарушил церковную юрисдикцию, бросив в тюрьму знатную семью епископа Солсберийского Роджера, заподозренного в намерении перейти на другую сторону. В итоге большинство служителей церкви оказалось против него. Опасное недовольство охватило все слои общества, сверху донизу.

«Когда изменники поняли, – говорит «Англосаксонская хроника», – что король Стефан мягкий и добрый человек и не чинит правосудия, они стали творить всевозможные злодеяния. Они платили дань и приносили присяги, но были не верны».

Король Шотландии Давид, убежденный в слабости Англии, перешел границу и предъявил претензии на Нортумбрию. Против него двинулся архиепископ Йоркский, поддержанный населением северных графств. Развернув знамена святого Петра Йоркского, святого Иоанна Беверлийского и святого Уилфреда Рипонского, он в смертельном сражении при Норталлертоне, известном впоследствии как «Битва знамен», отбросил и разгромил захватчиков. Однако эта неудача вовсе не обескуражила недовольных и стала прелюдией к гражданской войне.

В 1139 г. Мод, решив проблемы, задерживавшие ее во Франции, высадилась в королевстве, чтобы объявить о своих правах. Как и ранее Стефан, она нашла главную опору в церкви. Люди, правившие Англией при Генрихе I и недовольные слабостью Стефана по отношению к баронам, присоединились к врагам короля. В 1141 г. разразилось восстание против правления Стефана, и в результате битвы при Линкольне король оказался в плену. На сторону Мод перешел даже брат Стефана, прежде бывший его основным сторонником. Почти целый год некоронованная Мод, по существу, контролировала Англию. Лондонцам она понравилась еще меньше, чем Стефан. Когда их терпение кончилось, они изгнали ее из столицы. Тем не менее Мод продолжала воевать. Но испытание, которому подвергалось государство, оказалось слишком сильным. Остров погрузился в смуту гражданской войны. На большей части страны в последующие шесть лет не было ни мира, ни закона.

* * *

Для баронов гражданская война стала первым удачным опытом противостояния централизующей политике королей. Стефан, столкнувшись с противодействием влиятельных противников, не сумел сохранить права короны. Королевские доходы уменьшились, административный контроль ослаб, значительная часть государственного аппарата оказалась на время не удел. Бароны упрочили свой судебный контроль, их замки внушали людям страх. Казалось, что раскол верховной власти уничтожил все достижения нормандских королей. Страдания населения области Фен[29]29
  Область Фен – низкая заболоченная местность в графствах Кембриджшир, Линкольншир и Норфолк. – Прим. ред.


[Закрыть], где вакханалия разрушения в период анархии была особенно жестокой, в мрачных тонах описаны монахом из Питерборо в «Англосаксонской хронике»: «Каждый могущественный человек строил себе замок и держал его против короля... а когда замок был построен, его наполняли дьяволами и людьми зла. Они захватывали тех, у кого, по их мнению, была какая-то собственность, и бросали их в тюрьму, требуя за них золото и серебро, и предавали их неописуемым пыткам... Многие тысячи погибли от голода. Я не могу рассказать о всех ужасах и муках, которые они обрушили на несчастных жителей этой земли. И длилось это девятнадцать зим, пока Стефан был королем, и становилось все хуже. Они накладывали все новую дань на деревни... а когда несчастным нечего было отдавать, они грабили деревни и предавали их огню, так что можно было ехать целый день и не встретить ни одного человека и ни одной деревни, где возделывали бы землю. Хлеб стал дорог, а также мясо, сыр и масло, потому что никто не работал на земле. Несчастные люди страдали от голода, некоторые просили подаяние у тех, кто был когда-то богат, другие бежали... Там, где люди пахали и сеяли, земля не давала урожая, потому что эти злодеяния погубили ее, и люди говорили, что Бог и его святые спят».

Другой автор, монах из Винчестера, примерно так же описывает несчастья, обрушившиеся на его часть Англии: «У некоторых любовь к своей земле обернулась отвращением и горечью, и они предпочли уйти в далекие области. Другие, надеясь на защиту, строили мазанки вокруг церквей и проводили свою жизнь в страхе и муке. Некоторые из-за недостатка пищи ели... собак и лошадей, другие утоляли голод немытыми и сырыми травами и кореньями. Во всех графствах часть населения вымерла от голода, другая, с женами и детьми, в отчаянии обрекла себя на добровольное изгнание. Можно было встретить деревни с некогда славными названиями стоящие пустыми, потому что люди, мужчины и женщины, старые и молодые, покинули их. Вы могли видеть поля, наливающиеся урожаем... но земледельцы уже погибли от голода...».

Возможно, что все эти ужасы не были типичны для страны в целом. На значительной части Англии боевые действия носили спорадический и локальный характер. Тяжкую ношу гражданской войны несли центральные и южные графства. Но эти потрясения глубоко проникли в сознание народа. Люди поняли, как жизненно важен институт сильной монархии для безопасности жизни и собственности. Вряд ли можно было отыскать лучшие причины для укрепления монархии, чем события времен правления Стефана. Люди с тоской вспоминали Генриха I. Но правитель, еще более великий, чем покойный король, был уже рядом.

* * *

В 1147 г. поддерживавший Мод Роберт Глостерский умер, и во главе сторонников императрицы встал ее сын. Генрих Плантагенет был рожден править.

Его дед, Фульк по прозвищу Младший, создал из земель Анжу, Турени и Мена княжество, непревзойденное во Франции по своим размерам и превосходящее ресурсами Нормандию. В 1143 г. Фульк, король Иерусалима, умер, оставив трон двоим своим сыновьям. Третий его сын, Жоффруа, стал наследником французских владений. Его брак с Мод объединил нормандские и анжуйские земли, а сын от этого брака с самого рождения в 1133 г. был признан «господином многих народов». Современники знали его как Генриха Фиц-Эмпресса, но в английской истории осталось другое его имя, источником для которого послужил его герб – ветка ракитника, Planta Genesta. Позднейшие поколения превратили его в имя великой династии, Плантагенеты. В нем с наибольшей силой воплотились способности и энергия его семьи. В немалой степени в Генрихе проявилась страстная и безжалостная ярость, которая, как намекали, досталась дому Анжу не откуда-нибудь, а от союза с самим сатаной.

Жоффруа Плантагенет, герцог Анжу и Мена, отец Генриха II

Еще не достигнув 15 лет, в 1147 г., Генрих активно отстаивал свои притязания на английский трон. Его небольшой отряд, посланный в Англию, был разбит силами Стефана, и он укрылся в Нормандии. В следующем году императрица Мод отказалась от слабых надежд на успех и присоединилась к сыну. Жить ей оставалось еще 19 лет, но ее нога больше не ступала на английскую землю. Большую часть дней она проводила – что было естественно для того времени – в благочестивых занятиях. Но в годы, последовавшие за триумфом Генриха, Мод играла важную политическую роль, будучи регентом в Нормандии и наг следственных владениях Анжу. В то время как Мод боролась за корону в Англии, ей часто ставили в упрек самоуверенность и надменность, но как регент она показала себя проницательным советником сына.