Текст книги "Маг"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Древние алхимики верили в возможность искусственного зарождения жизни. Они утверждали, что с помощью комбинаций психической энергии и неизвестных экстрактов им удается созидать формы, в которых проявляются признаки живого. Самыми удивительными из этих форм были странные существа мужского и женского пола, названные ими гомункулусами. Древние философы выражали сомнения в осуществимости подобного, но Парацельс определенно доказывает, что они могут быть созданы. Как-то я случайно подобрал у букиниста на Лондонском мосту одну книгу на немецком языке. Грязная, зачитанная до дыр, многие страницы порваны, переплет едва держится. Она называлась «Сфинкс» и содержала самое невероятное описание, которое я когда-либо читал, о неких существах, генерированных Иоанном-Фердинандом графом фон Кюффштейном в 1775 г. Источниками, из которых взято это описание, были масонские рукописи, но главным образом, дневники некоего Джеймса Каммерера, дворецкого, служившего у графа. Достоверность сведений не оставляет сомнений. Если бы это касалось не столь необычных вещей, вы бы без колебаний поверили каждому слову. Десять гомункулусов – Джеймс Каммерер называет их «пророческими спиритами» – содержались в плотно закупоренных, наполненных водой сосудах, подобных тем, какие используются для консервирования фруктов. Их крышки были запечатаны магической печатью. Существа эти были в 9 дюймов длиной, и граф пожелал, чтобы они выросли. Поэтому сосуды содержались под кучами навоза, ежедневно опрыскиваемого специальной жидкостью, с большим трудом изготовляемой посвященными. Навоз после такой обработки начинал бродить и пускать пар, будто подогреваемый подземным огнем. Когда сосуды откупорили, оказалось, что «спириты» выросли до 14 дюймов. Мужские гомункулусы обросли густой бородой, и на пальцах у них были ногти. В двух сосудах ничего, кроме жидкости, не было вид но, но когда граф фон Кюффштейн трижды постучал по печати, произнеся одновременно магические заклинания на иврите, вода приобрела странный цвет, и спириты показали свои лица сначала очень маленькие, но потом все увеличивавшиеся и достигшие человеческих размеров. Лица эти были жестоки и ужасны.
Хаддо говорил тихо, голос заметно дрожал, и было ясно, что он сильно взволнован. Казалось – едва сохраняет самообладание.
– Граф кормил эти существа один раз в три дня субстанцией розового цвета, которую держал в серебряной коробочке. Раз в неделю сосуды опорожнялись и снова заливались чистой дождевой водой. Это следовало проделывать быстро, потому что когда гомункулусы находились на воздухе, они закрывали глаза, как бы слабели и теряли сознание, словно вот-вот могли погибнуть. В сосуды же с невидимыми спиритами в воду вливали кровь, и она сразу необъяснимо исчезала, не окрашивая жидкость и не изменяя ее состава. Как-то один из сосудов случайно упал и разбился. Гомункулус, находившийся внутри, погиб после нескольких глотков воздуха, несмотря на все усилия спасти его, и был похоронен в саду. Попытка произвести другого провалилась: появилось лишь маленькое, вроде пиявки, существо, которое было нежизнеспособно и тоже вскоре погибло. Хаддо замолчал. Артур смотрел на него с изумлением.
– Но если даже поверить, что такое возможно, зачем нужно производить этих чудовищ?
– Зачем? – возбужденно спросил Хаддо. – А что, по вашему мнению, почувствовал бы человек, если бы он раз гадал величайшую загадку бытия, когда перед ним оказалась бы живая субстанция, которая была раньше мертвой? Этих гомункулусов видели исторические личности: граф Макс Лемберг, граф Франц-Йозеф фон Тан и многие другие. Я не сомневаюсь, что «спириты» были тогда действительно генерированы. Но с нашими теперешними инструментами, с нашим огромным мастерством, что можно было бы создать сегодня, если бы у нас хватило мужества?! Химики в своих лабораториях трудятся над созданием примитивной протоплазмы из мертвой субстанции, органического из неорганического. Я изучил их эксперименты, знаю все, что знают они. Почему нельзя работать в более широком масштабе, присоединяя научные открытия современности к знаниям старых адептов? Не знаю, каким был бы результат. Возможно, он оказался бы удивительным и фантастичным. Иногда мой мозг буквально преследует желание увидеть, как созданная мной безжизненная субстанция начинает двигаться по моей воле, по моему желанию стать равным Господу Богу.
Раздался тихий жутковатый смешок, жесткий и чувственный одновременно. От этого смеха Маргарет начала бить дрожь. Хаддо опустился в кресло, лицо его вновь полностью оказалось в тени. Вследствие необъяснимого эффекта его глаза, пугающе напряженные, казались кроваво-красными и были устремлены в пространство. Артур невольно вздрогнул и пристально посмотрел на Хаддо. Его смех и сверхъестественный взгляд, его необъяснимое возбуждение – все было чрезвычайно загадочно. И могло иметь лишь одно объяснение: этот человек безумен.
Воцарилось неловкое молчание. Слова Хаддо как-то выпадали из обычной салонной беседы. Доктор Поро рассказывал о магии с долей скепсиса, придававшей определенную иронию предмету разговора, и Сюзи легкомысленно подшучивала над его сообщениями. Но фанатическая убежденность Хаддо привела в замешательство этих критически настроенных людей. Доктор Поро поднялся. Прощаясь, пожал руки Сюзи и Маргарет. Артур, провожая, открыл перед ним дверь. Хорошо воспитанный доктор поискал глазами терьера Маргарет. http://beth.ru/
– Я хотел бы попрощаться с вашей собачкой. Терьер вел себя так тихо, что все забыли о нем.
– Пойди сюда, Коппер, – позвала Маргарет. Песик медленно подполз к ним и робко свернулся у ног хозяйки.
– Что это с тобой? – спросила она.
– Он боится меня, – произнес Хаддо с тем же резким смешком, произведшим такое неприятное впечатление.
– Глупости!
Доктор Поро нагнулся, погладил песика, потряс ему лапу. Маргарет подняла Коппера и посадила на стол.
– Веди себя хорошо, – приказала она, погрозив ему пальцем.
Доктор с улыбкой вышел из студии, и Артур прикрыл за ним дверь. Вдруг терьер, словно одержимый дьяволом, прыгнул на Оливера Хаддо и вонзил зубы в кисть его руки. Хаддо вскрикнул и, стряхнув собаку, дал ей сильного пинка. Терьер покатился по полу, громко визжа от боли, и больше не шевелился. Маргарет охнула от ужаса и возмущения. Дикая ярость внезапно охватила Артура; он едва сознавал, что делает. Страдания побитого пса, ужас Маргарет, его собственная инстинктивная ненависть к этому человеку – все смешалось в одном безумном порыве.
– Негодяй! – крикнул он и ударил Хаддо кулаком в лицо. Тот тяжело повалился на пол, Артур, схватив за шиворот, приподнял его и стал бешено бить по чему попало. Тряс, как собака трясет пойманную крысу, а затем с бешенством снова бросил на пол. Хаддо почему-то не сопротивлялся. Он в полной беспомощности продолжал лежать там, где упал. Артур повернулся к Маргарет. Она подобрала побитую собачку и, прижимая к себе, плакала над ней, стараясь успокоить песика. Артур осторожно осмотрел терьера, чтобы проверить, не сломаны ли кости. Они присели у камина. Сюзи закурила сигарету, чтобы совладать с нервами. Она неотрывно думала о человеке, продолжавшем лежать за их спинами огромной бесформенной грудой. Что он теперь сделает? Ей было непонятно, почему Хаддо не убирается вон. И стыдно за его унижение. Вдруг ее сердце замерло, она увидела, что тот поднимается. Вставал медленно, с большим трудом, как очень грузный человек. По том прислонился к стене и окинул взглядом присутствующих. Долгое время стоял не шевелясь. Его неподвижность действовала Сюзи на нервы; она чувствовала, что готова закричать, ощутив на себе взгляд этих нечеловеческих глаз, чье выражение даже не осмеливалась представить себе.
И все же мисс Бойд не могла больше противиться искушению; повернулась, чтобы увидеть Хаддо. Глаза его неотрывно следили за Маргарет, он совсем не обратил внимания на то, что и за ним самим наблюдают. Крупное лицо, искаженное сатанинской ненавистью, было ужасным. Страшно было смотреть. Но постепенно это лицо стало меняться. Багровый цвет уступил место мертвенной бледности. Мстительный оскал исчез, и улыбка медленно разлилась по лицу Оливера, улыбка еще более пугающая, чем гримаса злобы. Что она могла означать? Сюзи чуть не вскрикнула, но язык прилип к небу. Потом улыбка сошла, и лицо Хаддо вновь приняло привычное индифферентное выражение. Маргарет и Артур осознали, наконец, силу этих нечеловеческих глаз. Они оцепенели. Собака перестала скулить. Тишина была такой полной, что каждый слышал биение собственного сердца. Это было невыносимо.
Наконец, Хаддо медленно приблизился к Маргарет. – Прошу вас простить меня за то, что я сделал, – сказал он. – Боль от укуса была так остра, что я потерял самообладание. Глубоко сожалею, что ударил ее. Мистер Бардон совершенно справедливо наказал меня. Я признаю, что заслужил трепку.
Он говорил тихо, но очень отчетливо. Сюзи была потрясена. Униженное извинение было последним, чего она могла ждать.
А Оливер ждал ответа Маргарет. Но она не могла поднять на него глаз. И когда заговорила, ее голос был еле слышен.
Она не могла понять, почему, но унижение гостя сделало его еще более отталкивающим.
– Пожалуйста, уходите, – пробормотала она.
Хаддо слегка поклонился. Он посмотрел на Бардона.
– Хочу сказать вам, что не держу на вас зла за то, что вы сделали. Я признаю справедливость вашего гнева.
Артур не ответил. Хаддо мгновенье колебался. Медленно оглядел каждого из них. Сюзи показалось, что в его глазах промелькнуло подобие улыбки. Она наблюдала за ним пораженная, в полном замешательстве.
Оливер взял шляпу и, снова поклонившись, вышел.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сюзи не могла убедить себя, что раскаяние Хаддо было искренним. То, как принял он свое унижение, вызывало подозрения. Не удавалось изгладить из памяти и его фальшивую улыбку, сменившую страшный оскал, полный смертельной ненависти. Воображение рисовало ей различные тайные пути, с помощью которых Оливер Хаддо мог бы отомстить своему врагу, и она постаралась убедить в этом Артура. Но тот в ответ только рассмеялся.
– Хаддо трус, – заявил он. – Разве иначе позволил бы он мне бить себя, даже не пытаясь обороняться?
Трусость Хаддо усиливала его отвращение к нему. Страх Сюзи забавлял.
– Ну что он может мне сделать? Не сбросит же на голову кирпич? Если застрелит, его приговорят к смертной казни, а он не такой осел, чтобы рисковать.
Маргарет была рада, что этот инцидент избавил их от общества Оливера. Спустя несколько дней, столкнувшись с ним на улице, она совсем успокоилась, поскольку он прошел мимо, лишь приподняв шляпу.
Они с Артуром уже обсуждали, когда назначить день свадьбы. Девушка считала, что взяла от Парижа все, что он мог ей дать, и теперь жаждала скорее начать новую жизнь. Ее отношение к Артуру стало вдруг еще нежнее, сердце сжималось от восторга при мысли о том счастье, которое она может ему дать.
В эти дни Сюзи получила телеграмму. Текст гласил:
«Прошу встретить на Северном вокзале в 14.40.
Нэнси Кларк.»
Нэнси была ее старинной приятельницей. Ее фотография с размашистой надписью стояла на каминной полке, и Сюзи принялась внимательно ее разглядывать. Не виделись они с Нэнси давно, и эта срочная телеграмма очень удивила мисс Бонд.
– Как некстати, – поморщилась она. – Придется ехать на вокзал.
В этот день они с Маргарет собирались на чай к друзьям, а поездка на вокзал должна была занять так много времени, что после встречи Сюзи уже не имело смысла возвращаться домой. Поэтому она договорилась с Маргарет, что явится туда, куда они были приглашены, прямо с вокзала. Около двух пополудни она покинула студию.
А у мисс Донси в этот день были занятия, и она вышла на несколько минут позже. Едва очутившись во дворе, она вздрогнула: мимо прошел Оливер Хаддо. И как будто не заметил ее. Вдруг он остановился, приложил руку к сердцу и тяжело повалился на землю. Консьержка, единственный человек, видевший это, с криком подбежала к нему. Присела возле и с ужасом огляделась вокруг. Тут она увидела побледневшую Маргарет.
– О, мадемуазель, – взмолилась она, – идите скорее сюда!
Девушка была вынуждена подойти. Ее сердце бешено колотилось. Посмотрела на Оливера. Ей показалось, что он мертв, и, забыв о своем отвращении, она инстинктивно опустилась около распростертого тела на колени. Расстегнула воротничок сорочки. Хаддо открыл глаза. Лицо его исказила гримаса страдания.
– Ради всего святого, внесите меня в дом, – простонал он. – Боюсь умереть на улице.
Ей стало жаль его. Тащить умирающего в душную, дурно пахнущую каморку консьержки было нельзя. С ее помощью Маргарет поставила Оливера на ноги, и вдвоем они отвели его в студию. Хаддо тяжело опустился в кресло.
– Дать вам воды? – спросила Маргарет.
– Достаньте, пожалуйста, коробочку из жилетного кармана Он проглотил белую таблетку, которую девушка достала из коробочки, прикрепленной к цепочке часов.
– Прискорбно, что доставил вам столько беспокойства, – с трудом проговорил Хаддо. – Я страдаю болезнью сердца и иногда очень близок к смерти.
– Я рада, что смогла помочь вам, – ответила она. Теперь он задышал как будто свободнее. Девушка на некоторое время отошла, чтобы дать ему возможность прийти в себя. Взяв книгу, Маргарет попыталась читать. Вскоре, не вставая с кресла, Хаддо заговорил.
– Вы должны ненавидеть меня за неприятности, которые я вам доставил.
Голос совсем окреп. И ее жалость, по мере того, как ему становилось лучше, таяла. Она процедила с ледяным безразличием:
– Я не могла сделать для вас меньше того, что сделала. Я бы и бродячего пса принесла к себе, если бы он так страдал.
– Чувствую, вам хочется, чтобы я поскорее покинул ваш дом.
Поднялся и направился к двери, но споткнулся и со стоном упал на колени. Маргарет подбежала к нему, внутренне упрекая себя за свои презрительные фразы. Человек чуть не умер, а она так безжалостна!
– О, пожалуйста, оставайтесь, сколько угодно, – воскликнула она. – Извините, я не хотела вас обидеть.
Он с трудом добрался до кресла, и она, мучимая совестью, беспомощно стояла над ним. Налила и протянула стакан воды, но он отстранил его, словно не хотел быть обязанным ей даже такой малостью.
– Могу ли я что-нибудь сделать для вас? – спросила она со слезами в голосе.
– Ничего, просто позвольте мне немного посидеть в этом кресле, – прошептал Оливер.
– Пожалуйста. Отдыхайте. Я не гоню вас.
Он не ответил. Маргарет вновь отошла, села и притворилась, что читает. Вскоре Хаддо заговорил. Голос его до носился как бы издалека.
– Вы никогда не простите меня за то, что я на днях натворил?
Не глядя на него, даже не повернув головы, Маргарет пожала плечами.
– Не все ли вам равно, прощу я вас или нет?
– У вас нет никакой жалости. Я же еще тогда сказал вам, что сожалею, что внезапная острая боль заставила меня сделать то, в чем я сразу горько раскаялся. Думаете, легко мне было при сложившихся обстоятельствах признать свою вину?
– Давайте не будем говорить об этом. Не хочу вспоминать тот ужасный инцидент.
– Ах, знали бы вы, как я одинок и несчастлив, нашли бы в своем сердце хоть крупицу жалости ко мне.
Голос звучал нежно и проникновенно. Маргарет не сомневалась, что Хаддо говорит искренне.
– Вот вы считаете меня шарлатаном, потому что я стремлюсь к тому, что вам неведомо. Не хотите понять меня. Не испытываете никакого уважения к тем великим целям, которых я хочу достичь всей душой.
Она вновь пожала плечами. Некоторое время они помолчали. Когда зазвучал его голос, он уже был другим – вкрадчивым, как бы обволакивающим.
– Вы смотрите на меня с отвращением и презрением. Скорее предпочли бы оставить меня на улице, чем протянуть руку помощи? А ведь если бы, почти вопреки своему желанию, вы не проявили ко мне милосердия, я бы умер.
– Какое значение имеет для вас то, как я к вам отношусь? – прошептала она.
Маргарет никак не могла объяснить себе, почему его тихий, бархатный голос таинственным образом затрагивал струны ее души. И сердце трепетало.
– Для меня это важнее всего на свете. Ужасно думать о вашем презрении. Я чувствую, как вы добры и чисты. С трудом переношу собственную никчемность. А вы отводите от меня глаза, словно я нечистый.
Она слегка повернулась в кресле и посмотрела на непрошеного гостя. Ее поразила происшедшая в нем перемена: вызывавшая у нее отвращение тучность Хаддо уже не казалась такой отталкивающей, глаза приобрели новое выражение, в них, влажных от слез, сияла нежность, губы исказила гримаса страдания. Ей никогда не приходилось еще видеть такого отчаяния на лице мужчины, и девушку охватило чувство вины.
– Я не хочу быть несправедливой к вам, – проговорила она.
– Сейчас я уйду. Это лучший способ отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.
Слова его были столь горькими, произнесены с таким самоуничижением, что щеки Маргарет залила краска стыда.
– Прошу вас, останьтесь! Но, если можно, поговорим о чем-нибудь другом.
Несколько минут он сидел молча. Казалось, больше не глядит на хозяйку. Она же исподтишка наблюдала за ним. Хаддо разглядывал репродукцию «Джоконды», висевшую на стене.
И вдруг заговорил. Процитировал слова восхищения, которыми Валтер Патер выразил свой восторг перед, этим всемирно известным шедевром.
«Вот лицо, на которое устремлены взоры во всех частях света, и оно выглядит немного усталым. Это красота, отражающая красоту души, предмет безумных мыслей, фантастических мечтаний и утонченных желаний. Поставьте рядом с ней мраморных греческих богинь или прекрасных античных женщин, и они побледнеют в сравнении с ее красотой, куда вселилась ее душа со всеми страданиями. Вся мудрость и опыт мира воплотились в этом лице, и чувственность Греции, и похоть Рима, и мистицизм Средних Веков с их устремленностью к возвышенной любви и языческие культы, и пороки Борджиа».
Его голос, убаюкивающий и мелодичный, сливался с музыкой слов, и Маргарет казалось, что никогда раньше не слышала она таких божественно красивых слов. Они опьяняли. Хотела попросить продолжить, но горло перехватило. Как бы угадав ее желание, он заговорил снова. Теперь его голос обрел все богатства органа, звуки которого доносились как бы издалека.
