Текст книги "Маг"

Автор книги: Уильям Моэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Странно, что вы сами никогда не пробовали повторить такой захватывающий эксперимент, – обратился Артур к Оливеру Хаддо. – Повторил, – спокойно ответил тот. – Мой отец незадолго до смерти утратил дар речи, и я видел, что он изо всех сил стремится что-то мне сказать. Через год после его кончины я вызвал дух отца, чтобы узнать его предсмертное желание. Этот спиритический сеанс столь аналогичен тому, о котором я вам только что поведал, что не стану утомлять вас повторением. Единственная разница заключается в том, что он разговаривал со мной. – И что же он сказал? – спросила Сюзи. – Он сказал: «Приобрети акции Ашантис, они должны подняться в цене». Я сделал, как он велел, но отец всегда ошибался в расчетах, и акции постепенно упали. Пришлось продать их со значительными потерями, и я сделал заключение, что в потустороннем мире так же ничего не знают о взлетах и падениях биржевых курсов, как мы в этой юдоли печалей. Сюзи не могла удержаться от смеха. Но Артур пожал плечами. Его практический ум раздражало, что он никогда не мог быть уверен в том, говорит ли Хаддо серьезно или, как сейчас, явно разыгрывает их. ГЛАВА ШЕСТАЯ Два дня спустя Артур получил ответ от своего коллеги Фрэнка Харрела. Фрэнк всегда отличался обстоятельностью, и было видно, что он приложил немало усилий, чтобы подробно ответить на все вопросы. Одновременно чувствовалось, что он не утратил своего былого интереса к неординарным личностям. С кропотливостью ученого, изучающего новые биологические виды, которые его страстно занимают, Харрел проанализировал характер Оливера Хаддо. Вот его ответ: «Мой дорогой Бардон, Удивительно, что Вы обратились ко мне, чтобы узнать об Оливере Хаддо именно сейчас, поскольку вчера вечером за обедом в «Квин Энз Гейт» я случайно встретил человека, который мог много порассказать мне о нем. Странно, что он заинтересовал Вас, поскольку его эксцентричность отталкивает от него людей со свойственным Вам практическим складом ума. Трудно представить себе двух человек, более неподходящих друг другу. Хотя я уже несколько лет не встречался с Хаддо, могу многое рассказать Вам о нем. Он ошибался, когда рекомендовал меня как своего близкого друга. Действительно, одно время мы частенько виделись, но в душе я всегда недолюбливал его. Он поступил в Оксфорд из Итона с репутацией отличного спортсмена и большого оригинала. Но вы же знаете, что ничего так не вызывает неприязни мальчишек, как последнее качество, и вскоре Хаддо стал страшно непопулярен. Оказалось, что он превосходно играет в футбол и, если бы не лень, мог бы легко попасть в состав сборной. Но он насмехался над нашим увлечением спортивными играми и обычно говорил, что крикет – занятие для подростков, а не для мужчин (ему тогда было 18 лет). Он высокопарное расхваливал лишь охоту на крупного зверя и альпинизму, считая, что лишь эти виды спорта требуют мужества и уверенности в себе. Он, несомненно, любил футбол, но играл в него с грубой жестокостью, естественно возмущавшей не только противников, но и партнеров по команде. Общепринято было считать, что Хаддо относился к футболу не как к игре. Правда, он не делал ничего, что было бы явным нарушением правил, но применял зачастую такие приемы, которые большинство людей сочло бы подлыми; и поражение от него было особенно тяжким, ибо, победив, он издевался над побежденными, грубо высмеивая их. А это так трудно выносить в юности. Хотя сейчас трудно в это поверить, но когда он впервые появился в Оксфорде, то внешне был очень привлекателен. Теперь-то растолстел, но тогда был прекрасен. Напоминал одну из статуй Аполлона, где греческий бог представлен с женственной мягкостью и тонкостью черт. Он был высок, у него была великолепная фигура. Правда, по тому, как она сформировалась уже в его возрасте, нетрудно было угадать будущую тучность. Держался Хаддо вызывающе. Многие считали это дерзостью. Черты лица правильны и красивы. На голове – масса длинных вьющихся волос, небрежная прическа придавала ему какую-то поэтическую грацию (мне сказали, что теперь он совершенно облысел, и я могу представить себе, какой это для него удар при его-то крайнем тщеславии). Помню особенность его глаз, которая едва ли была естественной, но как он ее приобрел, не знаю. Направление взгляда у большинства людей сходится на рассматриваемом предмете, но направление его взгляда оставалось параллельным. Это придавало ему непередаваемое выражение, будто он тщательно исследовал самые тайные мысли человека, с которым беседовал. Отличался он также экстравагантностью костюма, но, в отличие от эстетов того времени, одевавшихся с артистической небрежностью, был привержен к вызывающе ярким цветам. Иногда, повинуясь капризу, он, единственный из студентов, прогуливался по главной улице Оксфорда в цилиндре и смокинге. Я написал уже, что он был очень непопулярен, но это было не той непопулярностью, когда человека игнорируют и оставляют предоставленным самому себе. Хаддо знали все, его можно было найти в самых невероятных компаниях. Хотя его не любили, но людям, как ни странно, было приятно его общество, и Оливера приглашали больше, чем кого-либо другого в Оксфорде. Когда ни встретишь, он всегда окружен толпой студентов, готовых сплетничать о нем за спиной, но невольно поддающихся его чарам. Я нередко пытался проанализировать эту двойственность, так как сам испытал его влияние, и хотя совершенно искренне не переносил Хаддо, не мог противиться желанию увидеть его, как только представлялась такая возможность. Полагаю, что основную массу студентов, которые, несмотря на свою прозаичность, не чужды романтики, он привлекал своей непредсказуемостью. Невозможно было предвидеть, что сделает или скажет он в следующий миг, и это все время держало нас в напряжении. Он не был остроумен, но обладал грубым юмором, который возбуждал чувство смешного, к чему всегда склонна молодежь. Был у него и дар пародиста, заставляющий слушателей покатываться со смеху. Так же талантливо умел он эпатировать окружающих, и изобретательность в этой области давала ему власть над молодыми людьми, чье воображение не шло дальше обычной ругани. Однажды я присутствовал на его богохульственной проповеди, когда Хаддо подражал интонациям покойного настоятеля, чем возмутил и в то же время весьма позабавил слушателей. Он владел более обширными знаниями, чем большинство студентов. Обладая к тому же отличной памятью и быстротой восприятия, Оливер изображал из себя всезнающего, что в равной степени впечатляло и раздражало. Ни разу не довелось мне услышать, чтобы он признался, что не читал какой-нибудь книги. Частенько, когда я старался подловить его, он сбивал меня с толку, цитируя целые абзацы из других книг, которых, могу поклясться, он и в глаза не видел. Думаю, что это был трюк вроде фокуса, когда вас просят выбрать будто бы любую карту, а на самом деле заставляют взять заранее намеченную, и он всегда ловко поворачивал раз говор таким образом, что я должен был упомянуть определенную книгу. Говорил он великолепно, хотя напыщен но, но это делало забавным, особенно смешным то, о чем он рассказывал. Его страсть к велеречию резко контрастировала с бытовым языком тех, с кем он разговаривал. И это, безусловно, придавало вес его словам. Он гордился своим родом и никогда не забывал поведать любопытным о своем знатном происхождении. Если и теперь он не сильно изменился, то вы уже, наверное, наслышаны о его родстве с различными аристократическими домами. Он действительно связан родственными узами с выдающимися людьми, и его предки не менее знамениты, чем он это утверждает, Его отец умер, и он стал владельцем поместья в Стаффордтшире, которое является почти историческим. Я видел снимки, оно безусловно очень красиво. Его предки сыграли заметную роль в истории Англии, и он имеет все основания ими гордиться. http://beth.ru/ Итак, он провел несколько лет в Оксфорде, где его все недолюбливали, но, не доверяя, в то же время уважали. У него была репутация лжеца и мошенника, но нельзя отрицать, что он оказывал большое влияние на других. Развлекал, сердил, раздражал и интриговал всех, с кем сталкивался. В нем всегда чувствовалось нечто мистическое, он любил окутывать себя романтическим ореолом. Хотя знал многих, никто по-настоящему не знал его. Он оставался чужим среди нас. О нем ходили легенды, которые он усердно поддерживал, говорили даже, что у него есть тайные пороки, о которых можно упоминать лишь шепотом, затаив дыхание. Ходил слушок, будто Хаддо травит себя восточными наркотиками, посещает грязные опиумные курильни в Ист-Энде. Самый большой сюрприз он преподнес нам в конце учебы, когда вышел на первое место по успеваемости, хотя никто никогда не видел, чтобы он занимался. Покинув Оксфорд, он, кажется, никогда больше туда не заглядывал. Известно, что Оливер Хаддо немало поколесил по свету. Иногда мне встречались люди, которые знали его в университетские годы, они передавали странные слухи. Один рассказывал, что Оливер бродяжничает по Америке, зарабатывая на жизнь тем, что подвернется по дороге, другой утверждал, что видел его в индуистском монастыре; третий уверял, что Хаддо женился на миланской балерине; а еще кто-то авторитетно заявлял, что он вконец спился. Однако общее мнение всех, с кем бы ни доводилось говорить о нем, гласило: дела Оливера всегда выходят за нормальные рамки. Было ясно: он не из тех, кто может вести добро порядочную жизнь сельского джентльмена, что диктовалось ему и положением в обществе, и состоянием. Наконец, однажды я сам встретился с ним на Пиккадилли, и мы вместе пообедали в Савое. Я едва узнал его, так он растолстел. Шевелюра уже поредела. Хотя ему не могло быть больше двадцати пяти, выглядел он значительно старше. Я попытался выяснить, чем он занимается, но он, как обычно, напустив на себя таинственность, не захотел вдаваться в подробности. Дал только понять, что путешествует по таким местам, куда еще не ступала нога белого человека, что познает святая святых – основу современной науки. Мне показалось, что огрубел и его разум, и облик. Не знаю, было ли это следствием моего собственного развития со времен учебы в Оксфорде и лучшего знания мира, но он уже не показался мне таким блестящим, как прежде. Просто утомлял меня. Его поза, забавная для первокурсника, пришедшего из Итона, теперь была невыносима, и я был рад, когда мы расстались. Характерно, что, пригласив меня пообедать, он покинул ресторан, великодушно предодоставив мне оплачивать счет. Долгое время я ничего о нем не слышал, пока на днях моя приятельница – мисс Лей – не познакомила меня с немецким путешественником Буркхардтом. Думаю, вы помните, что он недавно издал книгу о своих приключениях в Средней Азии. Я знал, что Оливер Хаддо сопровождал его в этом путешествии, и поэтому собирался прочесть книгу, но был очень занят и не успел. Воспользовавшись встречей, я расспросил немца о нашем общем знакомом, и у нас состоялась долгая беседа. Буркхардт случайно встретился с Хаддо в Восточной Африке, где тот организовал сафари – экспедицию для охоты на крупного зверя, и они решили поехать в Среднюю Азию вместе. Он утверждал, что Хаддо был отличным стрелком и исключительно способным охотником. Вначале Буркхардт с некоторым недоверием отнесся к человеку, беспардонно хваставшему своими успехами, но вскоре должен был признать, что все, о чем тот говорил – чистая правда. Хаддо обладал огромным опытом, и Буркхардт смог в этом убедиться. Однажды ночью он в одиночку вышел против трех львов и к утру убил их тремя выстрелами. Я ничего об этом не знаю, но по тому, как Буркхардт об этом рассказывал, думаю, это был выходящий из ряда вон случай. Характерно, что больше всех сознавал уникальность этого достижения сам Хаддо. Он сделал невыносимой жизнь остальных путешественников, изводя их рассказами о своем успехе. Буркхардт уверял меня, что Хаддо неподражаем в сафари. Словно обладает своего рода инстинктом, который направляет его в самые невероятные места, великолепно чувствует, где можно добыть зверя, чей след он заметил. Храбрость его поражает: следовать за раненым зверем в глухом африканском буше – самое опасное дело в мире. Зверь зачастую видит охотника прежде, чем тот заметил его, и в большинстве случаев нападает. Но Хаддо всегда идет без колебаний. Он не тот, кого принято считать хорошим охотником. Он охотится бессмысленно, без какой-либо осознанной причины, просто из удовольствия убивать и, к возмущению Буркхардта, часто добывал зверей, чьи шкура и рога ему не нужны. Когда антилопы далеко, и бесполезно было бы их преследовать, он все равно стреляет и оставляет несчастное раненое животное умирать медленной смертью. Хаддо крайне эгоистичен, никогда не поделится с товарищами никакой информацией, чтобы они не смогли воспользоваться ею и не помешали ему в его непрерывной большой охоте. Но несмотря на это, у Буркхардта возникло столь высокое мнение о способностях и изобретательности Хаддо, что когда он сбивал группу для путешествия в Азию, то при гласил и его принять участие. Хаддо согласился, и в книге Буркхардта содержатся доказательства (если они потребуются) необычайных качеств этого человека. Немец при знается, что не единожды бывал обязан жизнью редкому дару Хаддо ориентироваться в различных обстоятельствах. Но они все-таки поссорились из-за жестокого обращения Хаддо с туземцами. У него случилась ссора с одним из проводников, в результате чего Хаддо застрелил беднягу. И хотя клялся, что стрелял в целях самозащиты, его поведение вызвало дезертирство местных помощников. Путешественники попали в очень тяжелое положение. Буркхардт считал, что во всем виноват Хаддо, и не захотел иметь с ним дело. Они расстались. Буркхард возвратился в Англию, а Хаддо, преследуемый родственниками убитого, едва спас свою жизнь. Больше ничего я о нем не знаю. Вообще-то он – экстраординарный человек. Признаюсь, совершенно не понимаю его. Не удивлюсь ничему, чего бы о нем не услышал. Советую вам избегать его как чумы. Он не может быть ничьим другом. Как знакомец – вероломен и неискренен; как враг – безжалостен и неразборчив в средствах. Ужасно длинное письмо! Прощайте, мой друг. Надеюсь, изучение французских методов хирургии прибавило Вам новой мудрости. Ваше трудолюбие восхищает меня, и я уверен, что Вы в конце концов станете баронетом и президентом Королевского общества хирургов, а также избавите представителей королевской семьи от их червеобразных отростков. Всегда Ваш Фрэнк Харрел» Дважды прочитав письмо, Артур сунул его в конверт и без комментариев отправил мисс Бойд. Ее ответ пришел через несколько часов. «Я пригласила его к чаю в среду и не могу теперь взять назад приглашение. Вы должны прийти помочь нам, но, пожалуйста, будьте с ним любезны, как ежели бы, подобно большинству из нас, он лишь в мыслях позволял себе нарушать десять заповедей». ГЛАВА СЕДЬМАЯ Утром того дня, когда Оливер Хаддо был приглашен к ним на чай, он оставил у двери Маргарет огромный букет хризантем. Их было так много, что строгая студия совершенно преобразилась. Она приобрела праздничность, которую Маргарет, несмотря на шелковые тряпочки, тут и там развешенные по стенам, никогда не могла ей придать. Артуру стало неловко, что не догадался принести цветов. «Ты, наверное, считаешь меня очень невнимательным». Маргарет улыбнулась и протянула ему руку. – Ты нравишься мне потому, что тебя не заботят банальные знаки внимания, принятые у влюбленных. – Маргарет – умная девушка, – улыбнулась Сюзи. Она знает, что когда мужчина посылает цветы, это явный признак того, что он уже восхищался и другими. – Не думаю, что эти цветы адресованы специально мне. Артур сел и с удовольствием оглядел комнату. Опущенные шторы и многочисленные светильники придавали ей уют; в ней стояла особая романтическая атмосфера, которая всегда присутствует в студиях художников: располагающая к размышлению и дающая возможность быть серьезным без помпезности и легкомысленным без глупости.