Текст книги "Два знатных родича"

Автор книги: Уильям Шекспир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Равны они! Губить ни одного

Я не хочу, и если кто погибнет,

Пусть будет он не мною осужден!

А потому, о скромная богиня,

Победу дай тому, кто больше любит

Меня и больше прав имеет: пусть

С меня снимает он венец мой брачный,

Иль повели мне до скончания дней

Продлить безбрачья нить, остаться девой,

Как пред тобой я девой предстою.

Серебряный сосуд исчезает под алтарем; на его месте появляется куст с розой

на вершине.

Так вот каков, владычица благая

Приливов и отливов, твой ответ,

Из недр святого алтаря восставший!

Одна лишь только роза! Если верно

Я поняла, ответ твой означает,

Что в битве оба витязя падут,

И я одна останусь, без супруга,

Как девственный, не сорванный цветок!

Раздаются внезапные звуки инструментов, и роза падает с куста, который

исчезает под алтарем.

Цветок упал, за ним исчез и куст.

Богиня, облегчаешь ты меня!

Я вижу, что супруга получу я,

Но воли все ж не знаю я твоей:

Она покрыта тайной.

(Встает.)

Я надеюсь,

Что угодила я своей молитвой:

Ко мне богини милостив ответ.

(Уходит.)

Сцена 2

Афины. Комната в тюрьме.

Входят доктор, тюремщик и жених в одежде Паламона.

Доктор

Ну, что ж, помог ли мой совет?

Жених

Да, очень:

Знакомые девицы, к ней придя,

Ее почти совсем уж убедили,

Что я – сам Паламон; чрез полчаса

Она пришла ко мне и, улыбаясь,

Спросила, что я ем, и не хочу ли

Поцеловать ее. На это я

Ответил ей: "Хочу, мой друг", и дважды

Поцеловал.

Доктор

Отлично! Двадцать раз

Еще бы лучше: ведь в этом все лечение.

Жених

Затем она сказала мне, что будет

Без сна всю ночь, чтоб уловить тот час,

Когда я к ней почувствую влечение.

Доктор

Пускай; когда влечение то придет,

Его сейчас же удовлетворяйте.

Жених

Затем она меня просила спеть.

Доктор

Что ж, пели вы?

Жених

О, нет!

Доктор

Ну, это плохо:

Во всем ей надо угождать.

Жених

Увы!

Ведь голоса я, доктор, не имею!

Доктор

Ну, все равно: какой-нибудь хоть звук

Издайте; все, чего б ни попросила,

Ей делайте; захочет, – лягте с нею.

Тюремщик

Ну, доктор!

Доктор

Да; так требует лечение.

Тюремщик

Но прежде надо помнить то, чего

Честь требует.

Доктор

Вот нежности пустые!

Иль честь дороже вам, чем ваша дочь?

Сперва ее нам вылечить вы дайте,

А после, если ваша дочь честна,

Она пойдет вперед!

Тюремщик

Спасибо, доктор.

Доктор

Нельзя ль позвать ее сюда? Хочу

Ее я видеть.

Тюремщик

Я схожу за нею,

Скажу, что Паламон ее зовет;

Но, доктор, не опасно ль?

(Уходит.)

Доктор

Ладно, ладно!

Вы все, отцы, порядочные дурни;

Скажите: честь ее ему нужна!

Вот мы дадим лекарство, так увидим...

Жених

Как, доктор, разве думаете вы,

Что не честна она?

Доктор

А сколько лет ей?

Жених

Ей – восемнадцать.

Доктор

Может быть, честна;

Но это все равно для нашей цели,

И, что б ее отец ни говорил,

Как только вы заметите, что мысли

Ее наклонны, – знаете, к тому,

Videlicet {То есть (лат.).}, – ну, словом, к делу плоти,

Надеюсь я, вы поняли меня?

Жених

Да, доктор, понял.

Доктор

Удовлетворите

Вы аппетит ее, да хорошенько:

Тогда вся меланхолия ее

Излечится сейчас же, ipso facto {Тем самым (лат.).}.

Жених

Да, я согласен, доктор.

Доктор

Уж поверьте,

Что будет так. Но вот она идет:

Развеселить ее вы постарайтесь.

Входят тюремщик, дочь его и служанка.

Тюремщик

Иди, дитя; твой Паламон здесь ждет

Уж целый час: тебя он хочет видеть.

Дочь тюремщика

Его благодарю я за терпение;

Он добр; я так обязана ему!

Вы видели, он подарил мне лошадь?

Тюремщик

Да.

Дочь тюремщика

Правда, конь хорош?

Тюремщик

Великолепен.

Дочь тюремщика

Вы видели, как этот конь танцует?

Тюремщик

Нет.

Дочь тюремщика

Я видала; ах, как он красив!

Особенно он быстр и ловок в джиге:

Совсем волчок!

Тюремщик

Да, это хорошо.

Дочь тюремщика

Пройти он может мавританским танцем

В час двадцать миль, – а это утомит

Любую деревянную лошадку,

Хоть лучшую во всем приходе нашем.

К тому же он танцует под мотив

Известной песни "Свет любви". Неправда ль,

Чудесный конь?

Тюремщик

Пожалуй, он умен

Настолько, что и в мяч сыграть он может?

Дочь тюремщика

Ах, нет!

Тюремщик

Читать, писать умеет он?

Дочь тюремщика

Отлично пишет: превосходный почерк!

Он сам ведет счет сена и овса,

И конюху, который захотел бы

Его надуть, пришлось бы нелегко.

Не знаете ль кобылу вы гнедую

На герцогской конюшне?

Тюремщик

Да.

Дочь тюремщика

Она

В него ужасно влюблена, бедняжка;

Но он, как господин его, суров

И скромен.

Тюремщик

Есть приданое за нею?

Дочь тюремщика

За нею сена двести есть возов

И двадцать мер овса. Но он не хочет

И знать о ней: он сладострастно ржет,

Когда завидит мельника кобылу,

Которую готов он соблазнить.

Доктор

Что за ужасный вздор она болтает?

Тюремщик

Ну что же, сделай реверанс: ведь вот

Возлюбленный твой здесь.

Жених

Как поживаешь,

Красавица? Вот милая девица!

И как прекрасно сделан реверанс!

Дочь тюремщика

К услугам вашим, сколько честь позволит.

Не можете ль сказать мне, господа,

Далеко ли от этих мест край света?

Доктор

Пожалуй, целый день пути.

Дочь тюремщика

Хотите

Со мной идти туда?

Жених

Но что же будем

Мы делать там?

Дочь тюремщика

Что? Мы сыграем в мяч.

Чего же больше делать там?

Жених

Отлично;

Нельзя ли нашу свадьбу там сыграть?

Дочь тюремщика

Да, это верно. Там найти мы можем

Священника слепого, чтобы нас

Он обвенчал; а здешние все глупы

И слишком привередливы; к тому же

Повесят завтра моего отца,

И это может нам испортить дело.

Вы – Паламон?

Жених

Ведь знаешь ты меня?

Дочь тюремщика

Да, но меня вы знать не захотите;

Ведь у меня нет ничего: вот эта

Лишь юбочка, да две плохих рубашки.

Жених

Мне все равно: хочу владеть тобою.

Дочь тюремщика

Серьезно?

Жених

Да, клянусь твоей рукой.

Дочь тюремщика

Ну, так пойдем в постель.

Жених

(целуя ее)

Когда угодно.

Дочь тюремщика

О, как охотно лакомитесь вы!

Жених

Зачем же ты мой поцелуй стираешь?

Дочь тюремщика

Он очень сладок; как меня прекрасно

Он к нашей свадьбе надушит! А это

Ведь ваш кузен Аркит?

Доктор

Да, дорогая.

Как рад я, что кузен мой Паламон

Такой прекрасный выбор сделал!

Дочь тюремщика

Правда?

Он женится на мне?

Доктор

Ну да, конечно.

Дочь тюремщика

И вы того же мнения?

Тюремщик

Да.

Дочь тюремщика

У нас

Детей родится много. Ах, как сильно

Вы выросли! И друг мой Паламон,

Надеюсь, тоже вырастет: ведь снова

Свободен он. Ах, он, голубчик мой,

Так долго не имел еды хорошей

И даже крова был лишен! Но я

Поправлю все, его целуя нежно.

Входит вестник.

Вестник

Что делаете вы? Ведь вы лишитесь

Прекраснейшего зрелища.

Тюремщик

Бойцы

Уж на арене?

Вестник

Да; и вам там надо

Быть непременно.

Тюремщик

Я сейчас иду.

(Доктору.)

Я должен вас покинуть.

Доктор

Вместе с вами

И я пойду; и я хочу смотреть.

Тюремщик

Как вы ее находите?

Доктор

Ручаюсь,

Что в два-три дня мы все поправим вам.

(Жениху.)

Смотрите ж, от нее не отходите

И не давайте ей сходить с пути.

Жених

Согласен.

Доктор

Пусть она свое получит.

Жених

Душа моя, пойдем теперь обедать,

А после в карты будем мы играть.

Дочь тюремщика

И будем целоваться?

Жених

О, конечно,

Хоть сотню раз.

Дочь тюремщика

И двадцать?

Жених

Да, и двадцать.

Дочь тюремщика

А после мы и спать пойдем вдвоем?

Доктор

Скорее принимайте предложение.

Жених

Охотно.

Дочь тюремщика

Но не сделайте мне больно.

Жених

Спокойна будь.

Дочь тюремщика

А то я закричу!

(Уходят.)

Сцена 3

Часть леса близ Афин, недалеко от места, назначенного для битвы.

Трубы. Входят Тезей, Ипполита, Эмилия, Пиритой и свита.

Эмилия

Я дальше не пойду.

Пиритой

Как, разве можно

Себя такого зрелища лишать?

Эмилия

Пожалуй, я охотно бы смотрела,

Как ловко ловит муху королек,

Но не хочу смотреть на эту битву,

Где каждый из ударов угрожает

Сгубить навеки доблестную жизнь,

Где каждый взмах грозит тяжелой раной,

Где лязг мечей есть похоронный звон.

Довольно, что мой слух терзаться будет,

Когда услышит горестную весть,

К которой не могу я быть глухою.

Так пусть же хоть глаза мои не видят

Того, что им ужасно.

Пиритой

Государь,

Сестра твоя идти не хочет дальше.

Тезей

Она должна идти, чтоб лицезреть

Великие дела отважной чести

В прекрасном исполнении; здесь сама

Природа нам историю напишет;

Так пусть же слух и зренье закрепят

Об этой битве доблестную память.

И ты должна присутствовать, сестра:

Ведь ты награда, приз, венец победы,

Твой долг судьбы решенье увенчать.

Эмилия

Прости, мой брат: но если б там была я,

Глаза бы я закрыла.

Тезей

Этот бой

Есть ночь, где ты одна звездой быть можешь.

Эмилия

Затмилась та звезда; им нужен свет

Лишь для того, чтоб отыскать друг друга;

Так пусть же Тьма, мать Ужаса, проклятье

Несущая миллионам смертных, ныне

Свой черный плащ набросит на обоих,

Чтоб друг от друга скрыть их; пусть она

Хоть этим имя доброе заслужит

И оправдает несколько убийц

В том, в чем она сама одна виновна.

Тезей

Но ты должна идти.

Эмилия

О нет, клянусь,

Я не пойду.

Тезей

Своим прекрасным взором

Ты мужество у рыцарей зажжешь.

Подумай: ты – предмет войны; конечно,

При ней ты и присутствовать должна.

Эмилия

Нет, государь, прости: война за царство

И вне его быть может ведена.

Тезей

Что делать; как желаешь. Те особы,

Которые останутся с тобой,

Могли бы, право, пожелать свой жребий

Своим врагам.

Ипполита

Прощай, сестра; недолго

Мне ждать, когда предстанет пред тобой

Супруг твой. Боги знают, кто есть лучший

Из двух, и буду я богов молить,

Чтоб лучшего тебе они избрали.

Уходят все, кроме Эмилии и немногих лиц из свиты.

Эмилия

Аркит красив, но есть в его глазах

Как будто хитрость; так бывает спрятан

В ножнах красивых, мягких – острый нож.

В нем мужество и мягкость сочетались.

А Паламон имеет грустный вид:

Он часто хмурит брови, гневным взором

Как будто хочет насмерть поразить.

Но не всегда таков он; настроение

Меняет весь лица его характер.

Внимателен и долог взор его

И грустный вид красавца благороден

Настолько ж, как веселый вид Аркита.

И грусть и радость так смешались в нем,

Что в грусти виден радости оттенок,

А в радости его – печали след,

И сумрачность, которая бывает

В других так неприятна, только красит

Его лицо.

Раздаются звуки рожков; за сценой трубят к атаке.

Чу, там уже трубят

И возбуждают принцев к состязанью.

Аркит меня, быть может, завоюет;

Однако же: что если Паламон

Его так ранит, что совсем испортит

Ему лицо? Как это было б жаль!

Когда б я там была, то им, пожалуй,

Я повредила б: на меня взглянув,

Один из них забыл бы защищаться

Иль упустил бы случай к нападенью;

Гораздо лучше, что меня там нет!

Да, было б лучше вовсе не родиться,

Чем быть такого бедствия виной.

Звуки рожков и громкий крик "Паламон!" за сценой.

Что там случилось?

Слуга

Имя Паламона

Народ провозглашает.

Эмилия

Это значит,

Что Паламон победу одержал.

Да, это было очень вероятно:

Весь вид его сулил ему успех;

Конечно, из мужей он – самый лучший.

Поди узнай подробнее, в чем дело,

И расскажи.

Снова звуки рожков и крики "Паламон!" за сценой.

Слуга

Вновь крики "Паламон!"

Эмилия

Беги, узнай.

Слуга уходит.

О, мой слуга несчастный,

Ты побежден! Портрет твой я носила

Здесь, на груди, на правой стороне,

На левой же – портрет был Паламона.

Сама не знаю, почему я так

Их поместила: так судьба хотела;

А сердце ведь на левой стороне,

И этот знак был в пользу Паламона.

Снова раздаются за сценой крики и звуки рожков.

Вновь взрывы крика. Это означает,

Наверное, что кончен этот бой.

Слуга

(входя)

Сказали мне, что Паламон Аркита

Почти до пирамиды оттеснил,

И все кричали "Паламон"; но быстро

Союзники Аркита взяли верх,

И снова обе стороны сравнялись.

Эмилия

О боги, если б оба в одного

Вдруг превратились! Нет, тогда бы, право,

И женщины на свете не нашлось,

Которая была б его достойна.

Их личные достоинства, их доблесть,

Особая для каждого из них,

Их делают неравными: на свете

Нет женщины, которая была бы

Обоим им равна.

За сценой звуки рожков и крики "Аркит, Аркит!".

Опять кричат?

И снова "Паламон"?

Слуга

О, нет: Аркита

Теперь провозглашают.

Эмилия

Напряги

Весь слух свой: пусть внимают оба уха.

За сценой звуки рожков, сильный шум и крики: "Аркит, Аркит, победа!".

Слуга

Теперь кричат, что победил Аркит;

Вы слышите: "Аркит, Аркит, победа!"

И громко возвещают звуки труб

Конец сражения.

Эмилия

Даже близорукий

Мог видеть, что Аркит – не мальчик слабый.

Богатство духа доблестного в нем

Сквозило ясно, – не могло укрыться,

Как скрыть нельзя огня в мешке, как мели

Не могут скрыться под водой, когда

С них бурный ветер воду всю сгоняет.

Я думала, что победит Аркит;

Не знаю, почему мне так казалось:

Рассудок наш – плохой пророк; лишь сердце

Предчувствует. Но вот они идут...

Ах, бедный Паламон!

Звуки рожков за сценой. Входят Тезей, Ипполита, Пиритой, Аркит в качестве

победителя и свита.

Тезей

Здесь в ожидании

Тревогою сестра томится наша.

Прекрасная Эмилия, тебе

Богов веленьем дан вот этот рыцарь,

Прекраснее его на свете нет.

Итак, соедините ж ваши руки;

Возьми ее, Аркит, а ты его,

Эмилия, и пусть всегда меж вами

Растет любовь, сильней из года в год.

Аркит

Эмилия, чтоб мог тебя купить я,

Лишиться был я принужден того,

Что было мне всего дороже в мире,

Конечно, кроме лишь одной тебя.

Но, на твои достоинства взирая,

Я вижу, что я дешево купил.

Тезей

Сестра моя! Он говорит, как лучший

Из рыцарей, когда-либо седлавших

Горячего коня. Холостяком

Его должны бы, право, боги сделать,

Чтоб чересчур божественным потомством

Не населил он мир. Я очарован

Так сильно им, что, кажется, Алкид

В сравненье с ним – кусок свинца простого:

В каком бы отношении я ни стал

Хвалить его, – ни в чем не уступил бы

Аркит, – скорей бы даже превзошел!

Однажды ночью мне случилось слышать

Двух соловьев прекрасных состязанье;

То начинал один одолевать,

То вновь другой соперник отличался,

То снова первый брал, казалось, верх,

И долго длился спор их без решенья.

Так точно здесь был долог спор двух братьев

Двоюродных, и вот, в конце концов,

Богами нам указан победитель.

Итак, носи ж победный свой венец

С отрадой в сердце. Что ж до побежденных,

То пусть сейчас же их ведут на казнь:

Им жизнь теперь, – я знаю, только бремя.

Пускай на этом месте их казнят,

Но мы при том присутствовать не будем:

Уйдем отсюда мы с отрадой в сердце,

Хотя с оттенком грусти. Ипполита,

В глазах твоих заметил я слезу,

Готовую упасть.

Эмилия

И вот – победа!

О боги, где же ваше милосердие?

И если ваша воля такова,

Чтоб за меня погиб, лишенный друга,

Несчастный этот принц, чья жизнь дороже

Всех женщин в мире, – пусть тогда погибну

И я с ним вместе!

Ипполита

Бесконечно жаль,

Что для того, чтоб сочетались дружно

Две пары глаз, – должна навеки третья

Закрыться!

Тезей

Что же делать, – это так.

Трубы. Уходят.

Сцена 4

То же место в лесу. Приготовлена плаха.

Входят Паламон и его рыцари, в цепях, за ними тюремщик, палач и стража.

Паламон

Иные люди сохраняют жизнь,

Зато любовь народную теряют;

Бывает даже, что отец при жизни

Любовь своих теряет сыновей;

Пусть это нам послужит утешеньем.

Мы здесь умрем, но будут нас жалеть:

Хотели б люди, чтоб мы долго жили;

Мы смертию своей предупредим

Все огорченья старости унылой,

Подагры злой, одышки избежим,

Которые встречают поседевших.

Мы юными и чистыми придем

К богам, не отягченные грехами;

Богам приятен будет наш приход

И нектар, верно, нам они предложат,

Как чистым душам. Милые собратья,

Чем я могу еще утешить вас

За то, что вы сейчас лишитесь жизни?

Так дешево вы продали ее.

Первый рыцарь

О, нет; исходом мы вполне довольны.

Какое преимущество над нами

Имеют победители? Лишь счастье!

Мгновенна эта выгода, а смерть

Всем людям неизбежна; что ж до чести,

То в нас ее ни на волос не меньше,

Чем в них.

Второй рыцарь

Итак, "прости" друг другу скажем

И досадим своим терпением стойким

Изменчивой Фортуне, чьи пути

Неверны даже в самом верном деле.

Третий рыцарь

Кто ж первый начинает?

Паламон

Тот, конечно,

Кто пригласил вас всех на этот пир.

(Тюремщику.)

А, друг мой, и тебя я здесь встречаю!

Когда-то дочь-красавица твоя

Меня освободила, а сегодня,

Как видишь, я навек освобожусь!

Как поживает дочь твоя? Я слышал,

Что не совсем она здорова: это

Мне было грустно.

Тюремщик

Принц, теперь она

Поправилась и скоро выйдет замуж.

Паламон

Клянусь остатком жизни: очень рад!

И ей прошу сказать, что эта радость

Моей последней радостью была.

Ей передай поклон мой, а вот это

Ты приложи к приданому ее.

(Дает кошелек.)

Первый рыцарь

Позволь нам всем участвовать.

Второй рыцарь

Ведь это

Девица?

Паламон

Да, добрейшее создание,

Которому обязан я так много,

Что никогда не мог бы заплатить.

Все рыцари

(давая кошельки)

Привет наш передай ей.

Тюремщик

Пусть вас боги

Всех наградят и пусть велят, чтоб вечно

Она благодарила вас!

Паламон

Прощай;

Пусть жизнь мою теперь возьмут так скоро,

Как скоро я простился.

Рыцари

Начинай,

Кузен отважный! Все мы за тобою

Пойдем на смерть с отрадой.

Паламон кладет свою голову на плаху. За сценой раздается сильный шум и крики: "Бегите, спасите, остановите!".

Вестник

(вбегая)

Стойте, стойте!

Пиритой

(входя)

Стой, стой, стой, стой! Будь проклята поспешность,

Остановитесь!.. Храбрый Паламон,

Знай: в жизни той, которую ты снова

Теперь начнешь, желают боги славу

Свою явить.

Паламон

Как может это быть?

Ведь я сказал, что не права Венера.

Что там случилось?

Пиритой

Встань, великий принц,

И выслушай известие, сердцу вместе

И сладкое, и горькое.

Паламон

(вставая)

В чем дело?

Что будит нас от сна?

Пиритой

Аркит, кузен твой,

Сел на коня, которого ему

Эмилия когда-то подарила.

Конь этот черен; белого на нем

Нет волоска; поэтому он многим

Не нравится; они бы ни за что

Себе такую лошадь не купили,

И оправдалось суеверье их!

Сев на коня, Аркит на нем поехал,

Не торопясь, по улицам Афин;

Конь смирно шел, копытами своими

Как бы считая камни мостовой,

Он милю вмиг бы за собой оставил,

Когда б седок его поторопил.

Так подвигался он вперед, гарцуя,

Как бы внимая музыке подков,

Которых звон был, точно, музыкален.

Как вдруг один завистливый кремень,

Холодный, как Сатурн, и затаивший

В себе, как он, пылающую злобу,

Дал искру, или вдруг из-под подков

Откуда-то огонь явился серный;

Горячий конь, сам пылкий, как огонь,

Взбесился, стал неистово метаться,

То прыгал, то взвивался на дыбы,

И позабыл свою всю дрессировку,

Хоть выезжен был очень хорошо;

Как поросенок, он визжал, свирепо

Грыз удила, стараясь их сломать,

И ничего не слушался; все силы

Упрямства злого, бешенства, коварства

Он в ход пустил, чтоб сбросить седока,

Державшего узду рукою крепкой;

Когда ж ничто не помогло, – узда

Не порвалась, не лопнула подпруга,

И бешеным прыжком не удалось

Ослабить силу всадника, который

Прирос к седлу, держа коня в ногах,

То быстро конь на задние встал ноги,

Так круто, что Аркит вниз головой

Повис, и с головы его свалился

Венок победный; вслед за тем назад

Упала лошадь, тяжестью своею

Обрушась на Аркита. Он покамест

Не умер, но подобен кораблю,

Который только ждет волны ближайшей,

Чтоб потонуть. Он хочет говорить

С тобой. Но вот он сам сюда явился.

Входят Тезей, Ипполита, Эмилия; Аркита вносят на кресле.

Паламон

Как грустно наш кончается союз!

О боги, вы могучи! Если силы

Тебе еще позволят, друг Аркит,

Скажи свое последнее мне слово!

Я Паламон; люблю тебя душою

В последний час твой!

Аркит

Паламон, возьми

Эмилию и с ней всю радость мира.

Подай свою мне руку – и прости.

Я был неправ, но не изменник дружбе.

Прости меня, кузен. Теперь один

Лишь поцелуй Эмилии прекрасной.

(Целует ее.)

Возьми ее, мой друг. Я умираю.

(Умирает.)

Паламон

Твой храбрый дух в Элизиум помчится!

Эмилия

Глаза твои я закрываю, принц;

Среди блаженных душ да поселится

Душа твоя! Прекрасным человеком

Ты был, и этот день, пока жива,

Я посвящу слезам.

Паламон

И я всем сердцем

Тот день чтить буду.

Тезей

Здесь, на этом месте

Сражались вы, и я прервал ваш бой.

О Паламон, богам благодаренье

Воздай за то, что жизнь ты сохранил!

Аркит, кузен твой, роль свою окончил;

Хоть коротка была она, но славно

Исполнил он ее; твои же дни

Должны продлиться: их благословила

Роса небес. Могучая Венера

Присутствием почтила свой алтарь

И дивный дар любви тебе вручила;

Владыка Марс Аркиту показал

Благоволенье, дав ему победу;

Так справедливость оба божества

Явили нам. Несите труп отсюда.

Паламон

О дорогой кузен мой! Отчего

Стремимся мы всегда к тому, что снова

Приносит нам потерю! Почему

Нельзя владеть бесценною любовью,

Не потеряв бесценную любовь!

Тезей

На этот раз была игра Фортуны

Изысканно тонка, как никогда.

Кто побежден, – победу торжествует,

Кто победил, – лишен ее плодов;

Тот и другой равно почтен богами.

О Паламон, кузен твой сам признал,

Что право на невесту – за тобою;

Ее ты первый увидал, ты первый

Провозгласил, что любишь ты ее;

Завоевав ее, он драгоценность

Твою похитил, умирая ж – вновь

Ее тебе он возвратил, желая

Уйти в тот мир с прощеньем от тебя.

Так боги суд из рук моих изъяли,

Желая сами должное воздать.

Итак, возьми, веди свою невесту

И от порога смерти призови

Друзей своих, которые моими

Друзьями станут. Будем мы скорбеть

День или два до похорон Аркита,

А после, светлый брачный вид приняв,

Мы возликуем вместе с Паламоном,

Которого всего лишь час назад

Мне было жаль, как жаль теперь Аркита.

О чародеи вышние небес,

Что вы творите с нами! Мы ликуем

О том, что суждено нам потерять,

Скорбим о том, что будет нам на радость!

Мы дети перед вами! Благодарность

Примите же от нас и нам простите

Суждения о том, что выше нас!

Итак, пойдем же и свой долг исполним.

(Уходят.)

ЭПИЛОГ

Нельзя ль узнать о пьесе ваше мнение?

Признаться, ваше выслушать суждение,

Как школьник, я боюсь. Позвольте мне

Взглянуть на вас. Никто не улыбнется?

Ну, если так, то плохо нам придется.

Пусть кто-нибудь, в сердечной глубине

В красавицу влюбленный, – здесь найдется

Такой, конечно, – встав, освищет нас

И этим нас погубит в тот же час,

Хотя бы против совести. Но тщетно

Я жду решения. Ну, куда ни шло:

Все выслушать готов я безответно,

Но я не смел и наше ремесло

Нуждается в поддержке. Если пьеса,

Которая была сейчас дана,

А цель ее похвальна и честна,

Для вас имеет хоть немного веса,

Мы цель свою достигнутой сочтем

И лучшие надеемся потом

Мы сочинить и дать вам представление,

Чтоб ваше к нам продлить расположение;

К услугам вашим будем мы всегда.

Итак, спокойной ночи, господа!

КОММЕНТАРИИ

Эта драма впервые напечатана в кварто 1634 года под заглавием: "Два знатных родича. Представлена в Блэкфрайерсе слугами его королевского величества с великим успехом. Написана знаменитостями того времени: мистером Джоном Флетчером и мистером Вильямом Шекспиром, джентльменами. Напечатана в Лондоне Дж. Котсом для Джона Уотерсона. Продается под вывеской Короны в ограде церкви Св. Павла. 1634 г.".

Затем пьеса появилась во втором фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера 1679 года; в этом издании было напечатано 52 пьесы, на 17 больше, чем содержало 1-е фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера, выпущенное в 1647 году. Текст пьесы для второго издания был взят из кварто 1634 года, как это видно по ошибкам и опечаткам, которые перенесены из этого издания.

В 1711 году пьеса появилась в Тоусоновском издании Бьюмонта и Флетчера и в 1750-м в семитомном Тоусоновском издании, с критическими примечаниями Теобальда, Сьюарда и Симпсона.

В 1778 году вышло издание сочинений Бьюмонта и Флетчера в 10 томах; в этом издании напечатана и пьеса "Два знатных родича".

В 1812 году сочинения Бьюмонта и Флетчера были изданы в 14 томах Вебером. Это издание было перепечатано позднее Рутледжем в двух томах (1839).

"Два знатных родича" были также изданы Тиррелем в его собрании сомнительных пьес Шекспира и Скетом в 1876 году в школьном издании Шекспира. Но в том же 1876 году появилось другое издание "Двух знатных родичей", имеющее большее значение. Это была перепечатка издания 1634 года Новым шекспировским обществом (изд. Гарольда Литлдэля). В нем старательно сверены разночтения кварто и второго фолио.

Сюжет "Двух знатных родичей" заимствован из "Паламона и Аркита" Чосера, который в свою очередь заимствовал его из "Тезеиды" Боккаччо. Сюжет этот значительно менее изменен, чем в других шекспировских заимствованиях из Чосера. Повествовательный элемент в драме получил гораздо большее развитие, чем драматический. Длинные описания заменяют действие. Характеры столь же мало развиты, как в самых ранних пьесах Шекспира. В этом отношении интересно сравнить характеры Тезея в комедии "Сон в летнюю ночь" и в "Двух знатных родичах". В "Сне в летнюю ночь" мы находим определенную концепцию характеров, и, конечно, было бы странно, если бы Шекспир, к концу своей жизни, принимаясь за характер, очерченный им много лет тому назад, стал изображать его в совершенно другом свете. И все же именно это нас поражает в "Двух знатных родичах". Тезей изображен здесь так, как описывает его Чосер, – тираном, не знающим иного закона, кроме собственной воли. Он постоянно либо в крайнем гневе, либо в крайней степени восторга, и его приближенные без зазрения совести пользуются своим знанием его настроений, чтобы заставить его действовать сообразно своим целям. Ипполита, Эмилия и три царицы на коленях умоляют его выступить войной против Фив, наказать Креона и похоронить трех царей, погребения которых не допускал тиран. Тезей прежде чем уступить их желанию, проявляет доходящий до комизма недостаток решительности. И в других местах пьесы мы видим то же самое; насилие с одной стороны и колебания с другой, как только появляется необходимость принять или изменить какое-нибудь решение. И он

никогда не ссылается на закон, как на силу, равную или высшую его воле. В "Сне в летнюю ночь" мы встречаемся с совершенно иной постановкой вопроса. Здесь Эгей приводит к Тезею свою дочь Гермию и обвиняет ее в неповиновении. Она отказывается выйти замуж за человека, которого отец избрал для нее в мужья. Тезей и не думает разрешить вопрос по своему личному усмотрению. После длинного разговора Тезей говорит: "Ты же, прекрасная Гермия, должна склонить свои мечты перед волей родителя. Иначе закон Афин – который мы ни в коем случае не можем отменить, – присуждает тебя к смерти или к обету девственной жизни".

В "Сне в летнюю ночь" Тезей изображен конституционным правителем, чем, несмотря на все свои недостатки, была для своих подданных Елизавета. В "Двух знатных родичах" мы имеем дело с деспотом, от пароксизмов бешенства переходящим к состоянию расслабленности, когда окружающие беззастенчиво начинают играть им. Возможно ли, чтобы Шекспир – если он автор "Двух знатных родичей"-отказался от своей первой тонкой концепции характера Тезея, чтобы заменить ее образом слабого, вечно колеблющегося тирана?

Споры за и против участия Шекспира в написании "Двух знатных родичей" начинаются с соображений, высказанных Спеллингом в 1833 году. Его воззрения ожили в "Трудах Нового шекспировского общества" за 1876 год вместе с теорией, что Шекспиру в "Генрихе VIII" помогал Флетчер. Его уверенность в том, что "Два знатных родича" могут быть приписаны Шекспиру, главным образом основана на замечательной поэтической красоте отдельных мест пьесы, но он не пытался указать проявление важнейшей черты шекспировского творчества развитие характеров изображенных в пьесе лиц. К воззрениям Спеллинга примкнули профессор

Спальдинг и Гиксон, оба позднее получившие поддержку со стороны Нового шекспировского общества. Иной взгляд высказал профессор Делиус. Он придерживался мнения, что Шекспир не принимал никакого участия в создании пьесы. Делиус указывал на отсутствие в ней каких-либо следов развития характеров, а так как по времени появления пьеса относится к последним годам жизни Шекспира, то мысль об его участии в создании пьесы кажется сомнительной.

Трудность вопроса заключается в том, чтобы указать автора, которого можно было бы считать способным написать такое произведение, как приписываемая Шекспиру часть пьесы. Есть достаточно оснований для утверждения, что соавтором Флетчера в рассматриваемой пьесе был Мессинджер. У Мессинджера есть излюбленные типичные фигуры, о которых мы всегда знаем заранее, что они скажут в каждом конкретном случае. Но все же некоторые из этих типов получают у Мессинджера дальнейшее развитие, чего никак нельзя сказать о статичных героях Флетчера.

Имена Бьюмонта и Флетчера так тесно переплетены между собой в истории английской драматической литературы, что соединение Мессинджера и Флетчера напугало многих из тех, кто без больших затруднений усвоил идею о соавторстве Шекспира и Флетчера. Но мы имеем, однако, свидетельство современника, друга обоих драматургов, сэра Астона Кокэнья, что Мессинджер и Флетчер работали вместе столь же часто, как Бьюмонт и Флетчер, и он упрекает издателей первого фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера за то, что они не отдали должного Мессинджеру. Таким образом, несомненно, что литературное сотрудничество существовало не только между Бьюмонтом и Флетчером, но также между Мессинджером и Флетчером.

Между размером "Двух знатных родичей" в части, не принадлежащей Флетчеру, и размером Шекспира в его последних произведениях существует очевидное сходство. Известно, что для Мессинджера характерны повторения. Уже Джиффорд, издавший многих старых драматургов, и в том числе Мессинджера, замечает о нем: "Ни один драматург не повторяет сам себя чаще и с такой бесцеремонностью, как Мессинджер". Но Мессинджер повторяет не только самого себя, он повторяет беспрестанно также Шекспира и очень любит уснащать речь классическими цитатами. Эта последняя черта сама по себе, конечно, не имеет решающего значения в связи с другими его особенностями. Один из доводов Делиуса, выступающего против участия в "Двух знатных родичах" Шекспира, состоит в том, что в пьесе часто встречаются классические цитаты и многочисленные намеки на пьесы Шекспира и заимствования из них, чего сам Шекспир никогда бы не стал делать.

Для Мессинджера повторения чрезвычайно характерны. Так в "Двух знатных родичах" (I, 1) мы читаем: The heates are gone tomorrow – "пыл прошел завтра", что в том виде, как оно стоит перед нами, едва понятно (фраза взята из того места, где Тезей обещает выступить против Фив после своей свадьбы, между тем как три царицы настаивают, чтобы он выступил немедленно). Но эта мысль сразу становится ясной, когда мы сравним малопонятную фразу с местом из пьесы Мессинджера "Император Востока" (II, 1): The resolution which grows cold to day will freeze tomorrow, т.е. "решительность, которая начинает холодеть сегодня, на утро замерзнет".

Тут мы прямо имеем комментарий к неясности первого выражения; это одна и та же мысль, родившаяся, конечно, у одного автора.

Переходя к языку "Двух знатных родичей", мы должны помнить, что по живописности языка Шекспир стоит одиноко среди поэтов своего века. До него и при его жизни, в течение всей его писательской карьеры, ни один из поэтов в метафорической речи не достиг степени живописи. Он был первым, давшим картинам драматургии полную самостоятельность. И вот почему поверить, что Шекспир принимал какое-либо участие в создании "Двух знатных родичей" или "Генриха VIII", для меня представляется невозможным; так как только в этих двух пьесах, среди всех произведений того периода творчества Шекспира, который начинается "Гамлетом", нет ни одной из этих сверкающих электрическими искрами картин, буквально ни одной.