Текст книги "История секретных служб"

Автор книги: Уильям Роэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Основную часть его адвокатского портфеля составляли уголовные дела, и в защиту клиентов-уголовников он действительно вкладывал всю душу. Судя по числу его подзащитных, можно предположить, что Штибер был юрисконсультом едва ли не всего уголовного Берлина. Позднее, когда его успехи вызвали большую зависть и привлекли внимание, их тайна была разоблачена. Оказалось, что параллельно со своей адвокатской деятельностью Штибер ещё редактировал полицейский журнал. Эта должность – материальное выражение королевской благодарности – была использована Штибером для знакомства с данными, которые полиция собиралась предъявить в суде против какого-либо из его клиентов. Благодаря этому он никогда не оказывался застигнутым врасплох неожиданными свидетельскими показаниями и умел отвести их заранее подготовленными репликами и и контрдоводами.

Разоблачение секрета его юридических успехов вызвало неслыханный скандал. Но дело кончилось ничем, ибо в Потсдаме на троне сидел Фридрих-Вильгельм, не забывший страха, пережитого им в дни народного восстания. В 1850 году Штибер был назначен полицейским комиссаром; должность эта настолько соответствовала его природным наклонностям, что он, не имея возможности предвидеть будущее с его головокружительными перспективами, был уверен, что теперь, к 32 годам, достиг вершины своих возможностей.

В следующем году он поехал в Англию, посетил там всемирную выставку и энергично следил за Марксом и радикальными группами немцев-эмигрантов, избиравших своим местопребыванием преимущественно Лондон. В донесениях начальству он жаловался, что британские власти не содействуют его планам преследования земляков. Потом Штибер решил, что начальство им недовольно, и перебрался в Париж, где под видом эмигранта был дружески принят в кругах радикалов и социалистов. Получив список их единомышленников, оставшихся в Германии, Штибер поспешил домой, предвкушая массовые аресты. Вскоре по его милости сотни немцев были вынуждены покинуть страну.

С тех пор прусский трон стал его алтарем, а милость восседавшего на этом троне – его божеством. Немудрено, что он был в восторге, когда сторонники Луи-Наполеона совершили в 1852 году государственный переворот и превратили Францию в империю. Возникла возможность уничтожить убежище радикалов – все французские центры революционной пропаганды, расположенные в столь неприятной близости к Германии.

Прошло пять лет после социальных потрясений 1848 года. Штибер и ему подобные могли провозгласить себя "спасителями немецкого народа". В сотрудничестве с Вермутом, полицейским чиновником в Ганновере, Штибер написал книгу, в которой описал свою борьбу с носителями и проповедниками марксистской идеологии.

Характерно, что он включил в книгу перечень лиц, сочувствующих социалистам или коммунистам, которые ещё остались на свободе. Ему хотелось, чтобы реакционные власти всего мира знали, кого надо остерегаться, чтобы они присоединились к нему и его тевтонским коллегам и отказали в праве убежища лицам, либеральные идеи которых были опаснее пушек.

Прошло ещё пять лет – и верный оруженосец абсолютизма получил награду: его уволили. Штибер мог подпирать трои короля, но не его разум. Фридрих-Вильгельм был все тем же неограниченным самодержцем, с той лишь разницей, что его периодическая невменяемость превратилась в постоянную. И когда прусского короля признали слабоумным, его сменил упрямый родственник – будущий император Вильгельм, который считал, что слабоумие его предшественника ни в чем не проявилось так сильно, как в передаче руководства полицией человеку вроде Штибера.

Когда все поняли, что регент Пруссии считает неутомимого "полицейрата" чиновником дрянным и бесполезным, для Штибера началась полоса серьезных неприятностей. При всей своей ловкости он никогда не был популярен ни в одном из лагерей, даже когда изображал общественного деятеля и оказывал бесплатные адвокатские услуги бедным и угнетенным. Он пытался выставить свою кандидатуру (конечно, как либерал) на выборах в ландтаг и с треском провалился. Теперь все враги, которых после тринадцати лет шпионской деятельности у него оказалось немало, объединили свои усилия и добились, чтобы его отдали под суд.

Штибер, припертый, наконец, к стене, не видел никакой возможности удержаться на каком-нибудь посту в государственном аппарате или в адвокатуре. И все же он недаром защищал в судах 3 000 людей сомнительной репутации: он изучил все уловки, необходимые для самооправдания. Протоколы показывают, что он справился и с выдвинутыми против него обвинениями, применив неожиданный тактический ход. На суде он утверждал, что провоцировал, шпионил и предавал, но делал это по прямому приказу бывшего короля. Не отрицая справедливости многочисленных предъявленных ему обвинений, он ссылался лишь на то, что не совершал ни одного из инкриминируемых ему деяний без ведома и санкции Фридрих-Вильгельма. Этим ходом он сбил своих противников с их позиций, ибо осуждение его было бы равносильно публичному осуждению моральных качеств жалкого представителя царствующей династии, заключенного в закрытую лечебницу. В результате этого маневра Штибер хотя и был уволен со службы, зато оправдал по суду.

Учитывая его позднейшую руководящую роль в развитии военного шпионажа, контршнионажа и техники секретной службы, интересно проследить, как он провел годы своих вынужденных каникул (1858-1863), когда регент Пруссии обрек его на жизнь частного лица. Штибер и в эти годы не сидел без дела, а приступил к реорганизации секретной полицейской службы русского царя. В свое время он безболезненно ликвидировал скандал, в котором была замешана жена русского атташе в Берлине. Об этом его умении действовать в обстоятельствах, требующих особой деликатности, вспомнили в России как раз тогда, когда он подыскивал службу за границей. Штибер не остался в Петербурге, но получил предложение разработать систему, которая дала бы возможность царским агентам выслеживать и арестовывать преступников, бежавших из России. Ему назначили жалование и выдали крупную сумму на расходы по слежке за уголовными и главным образом политическими преступниками и вообще всеми, находившимися в оппозиции к царскому правительству.

Следовательно, именно Штибер фактически создал систему зарубежной слежки, которая существовала до 1917 года как иностранный отдел российской охранки.

Но и в эти годы, находясь в немилости у себя на родине, он не прекращал шпионажа в пользу Пруссии. В течение всего времени работы по найму у русских властей он тщательно собирал сведения о России и союзных ей странах.

Все это продолжалось до тех пор, пока в один знаменательный для Штибера день его не представили Отто фон Бисмарку.

Экс-комиссара полиции представил Бисмарку газетный магнат Брасс, основатель "Норддейче Альгемайне Цейтунг"; тот рекомендовал Штибера, несмотря на его непопулярность у регента, ставшего королем. Так сошлись пути двух крупнейших конспираторов, взаимная связь которых прекратилась лишь после смерти одного из них и списания в тираж другого.

В это время Бисмарк готовил свой первый большой ход на тевтонской шахматной доске. Он решил, что разгром Австрии мог произвести нужный эффект и послужить толчком к созданию новой империи. Новая прусская армия была весьма боеспособна, находилась в состоянии полной готовности и, несомненно, превосходила австрийскую; но осторожность требовала тщательной проверки готовности Австрии к войне. Бисмарк предложил Штиберу взять на себя предварительное обследование военного потенциала Австрии, и шпион охотно принял поручение. Он заявил, что в состоянии сделать это единолично. Отправившись в Австрию под видом странствующего торговца, он обзавелся лошадью и бричкой, которую нагрузил ходовым товаром – дешевыми статуэтками святых угодников и порнографическими картинками.

Свою роль бродячего коммерсанта он играл бесподобно. Сам никому не доверял, держал себя "рубахой-парнем" и легко завоевал доверие незнакомых людей. Австрийцам его поведение ни разу не показалось подозрительным, хотя он месяцами скромно вращался среди них, собирая сведения, которые обилием содержащихся в них точнейших деталей удивили даже начальника генерального штаба прусской армии фон Мольтке.

1865 год принес Пруссии победу над Австрией. Благодаря сведениям, собранным главным шпионом Бисмарка, штаб прусской армии сумел заранее составить форменное расписание своего победоносного марша. Солдаты Пруссии и её союзников были лучше обучены, лучше снаряжены и имели более искусных командиров, чем их противники, и без особых затруднений достигли целей, намеченных этим планом. Единственное серьезное сражение при Садовой положило конец военным действиям, а заодно и влиянию Вены на политику Союза германских государств.

Во время войны с Австрией Вильгельм Штибер впервые за восемь лет играл видную роль руководителя нового отряда тайной полиции, созданной Бисмарком для обслуживания полевого штаба. Штибер несколько неожиданно втерся в главный штаб. Аристократическое штабное офицерство смотрело на эту помесь шпиона и полевого жандарма как на нечто, стоящее ниже лакея, и отказалось допустить Штибера в свою столовую. После этого Бисмарк пригласил Штибера к своему столу. Не удовлетворившись таким афронтом чванному офицерству, канцлер попросил Мольтке наградить шпиона орденом за превосходную работу в Богемии.

Главнокомандующий пожаловал Штиберу медаль, но негласно извинился перед своими коллегами за то, что наградил презираемого ими человека. Бисмарк ответил на это назначением Штибера на пост губернатора Брюнна, столицы Моравии в период прусской оккупации.

С согласия и при поддержке Бисмарка Штибер впервые заложил в Германии основы организованной системы контрразведки в Германии. По собственному почину он внес много улучшений во французскую систему, созданную первыми контрразведчиками Наполеона.

Именно Штибер ввел строгую военную цензуру всех телеграмм и писем, идущих с фронта. Это нововведение привело, прежде всего, к расширению его власти. Оно ничего не давало для победы в войне, исход которой не вызывал сомнений. Австрийская армия была воспитана в духе обороны; личные наблюдения убедили Штибера, что по сравнению с новой прусской винтовкой вооружение австрийцев устарело. Эта пассивность и отсталость австрийцев подсказали Штиберу следующий ход – организованную военную пропаганду.

Штибер убедил Бисмарка, что дух прусской армии и гражданского населения можно здорово поднять, если в ежедневных сводках регулярно сообщать о тяжелых потерях врага, о панике, царящей в его рядах, о болезнях, недостатке боеприпасов, раздорах в руководстве. С этой целью он добился у Бисмарка разрешения организовать Центральное информационное бюро. Под такой, как он сам выразился, "скромной вывеской" Штибер начал наводнять Европу первыми образчиками тенденциозной военной информации.

При публичном праздновании победы над Австрией заслуги мастера шпионажа не были забыты. Он снова снискал расположение в Потсдаме и был произведен в тайные советники. Король Вильгельм, вскоре ставший императором, ещё недавно гнушавшийся Штибером и с недоверием относившийся ко всей его деятельности, стал называть его своим "плохо понятым и недостаточно оцененным подданным" и тайным агентом, заслуживающим не только обычной денежной мзды, но и общественного почета и военных отличий.

В период между 1866 и 1868 годами Бисмарк и Штибер вынашивали планы войны против Франции. Наполеону III не терпелось ввязаться в войну с Пруссией, и канцлер Бисмарк с холодным спокойствием предоставил ему возможность шагнуть в ловушку. Наполеон был весьма легковерен во внешней политике; положившись на многочисленные, но случайные шпионские донесения, он считал, что Австрия разобьет прусскую армию Мольтке. И когда Пруссия продиктовала Австрии позорный мир, французский император решил либо атаковать победителя, либо вырвать у него часть захваченной добычи.

Бисмарк помнил о Садовой и смело принял вызов. Военачальники Наполеона советовали выждать; они указывали своему лукавому политику и неосторожному дипломату, что его войска нуждаются в оснащении более современным оружием. В Америке пехота была вооружена автоматическими винтовками Энфильда. Военные атташе сообщили об их качествах. Но в Европе прусское игольное ружье все ещё являлось лучшим видом оружия пехоты, которому французы не могли противопоставить ничего равноценного. Чтобы исправить это упущение, изобрели митральезу; считалось, что она превосходит все бывшие тогда в употреблении винтовки. В 1868 году Штибер посетил Францию, чтобы проверить эффективность нового оружия.

Но ещё до того, как он пустился в эту пагубную для Франции поездку, произошло событие, которое показывает, почему именно на Штибера пал выбор государственного деятеля такого масштаба, как Бисмарк. Сохранив некоторые связи с русскими, Штибер узнал о готовящемся покушении на царя Александра II при визите того в Париж. Как гость и возможный союзник Наполеона III, царь должен был присутствовать на устроенном в его честь параде в Лоншане; там убийца-поляк и готовился совершить террористический акт. Посоветовавшись с Бисмарком, Штибер умышленно задержал передачу французам этих сведений почти до самого начала парада. Это поставило французскую полицию в крайне затруднительное и щекотливое положение. Перепуганные сыщики кинулись спасать положение, причем второпях сделали это настолько неловко, что обеспокоили царя, растревожили его свиту и учинили серию сенсационных арестов. Покушение не состоялось, но предостережение Штибера, по французским законам, не давало права и повода применять суровые наказания к лицам, лишь подозреваемым в намерении убить русского царя.

Царь, как того и ожидали в Берлине, не желал признать таких юридических тонкостей. Этот бонапартистский выскочка, – неоднократно говорил он впоследствии, – так мало заботится о жизни настоящего императора, что даже не потрудился примерно наказать убийц, которые едва не преуспели в своем чудовищном намерении.

Отношения между Александром II и Наполеоном III заметно охладели. А этого только и нужно было Бисмарку, стремившемуся изолировать Францию и заманить её в ловушку.

Немало сделав для изоляции Франции в период подготовки к войне, Штибер в десять раз больше сделал для обеспечения победы Германии. Он и его главные подручные, Зерницкий и Кальтенбах, прожили полтора года во Франции, шпионя, выслеживая, отмечая все важное и в то же время устраивая на жительство во Франции множество своих агентов, которые должны были дожидаться вторжения германской армии. За это время шпионская тройка переслала в Берлин множество шифрованных донесений с описанием своих успехов; и когда шпионы наконец отправились на родину, они повезли с собой три чемодана дополнительных материалов.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Король ищеек

Шопенгауэр утверждал, что немцы отличаются абсолютным отсутствием того чувства, которое римляне называли стыдливостью. Может быть, это обстоятельство огорчало философа и причиняло неудобства некоторым его соотечественникам; но оно объясняет многие разительные факты из деятельности секретной службы. Вильгельм Штибер – адвокат, агент-провокатор, полицейский чиновник и военный шпион – хронически страдал тем же "абсолютным отсутствием стыдливости". Этот его моральный дефект весьма устраивал Бисмарка и династию Гогенцоллернов, не говоря уже о том, что он сильно укрепил его собственное положение в Пруссии.

Когда в 1870 году разразилась франко-прусская война, Штибер очутился в своей стихии. Впоследствии он хвастался, что имел во Франции, в зонах вторжения прусской армии, 40 000 шпионов.

Можно с уверенностью сказать, что цифра эта Штибером преувеличена. В его распоряжении имелось, вероятно, 10000-15000 человек, скомпрометировавших себя принятием платы за тайные услуги. Биограф Штибера доктор Леопольд Ауэрбах высказал мнение, что Штибер мог назвать не только 40 000 фамилий, но и адресов. Однако даже сеть всего лишь в 5 000 агентов предполагает наличие огромного аппарата для вербовки этих агентов, поддержания в их среде дисциплины, проверки их донесений и вознаграждения каждого по его действительным заслугам. Жаль, что никто не поймал Штибера на слове и не предложил ему действительно представить списки, ибо легенда об этой организации секретной службы огромных масштабов, заповеднике в 40 000 шпионов, продолжала угрожающе гипнотизировать европейские умы вплоть до того дня, когда Германия в 1914 году разожгла пламя мировой войны.

Полковник барон Стоффель, французский военный атташе в Берлине в 1866-1870 годах, был как будто зорким наблюдателем. Он ничего не слыхал об этих 40 000 шпионов, но сумел раскрыть немало тайных приготовлений, которые велись в знаменитом шпионском бюро Штибера. Так, он узнал многое о Штибере, о Зерницком, Кальтенбахе и их главных лазутчиках. Есть данные о том, что Стоффель доносил о своих подозрениях в Париж, но эти предостережения оставлялись без внимания, а сам он лишь заслужил репутацию паникера.

Французы все ещё были самой боеспособной нацией Европы. Считалось, что французские войска храбры и на континенте практически непобедимы. Одной лишь бездарностью Наполеона III и его окружения вряд ли можно объяснить последовавшую катастрофу. 6 августа – Ворт, через каких-нибудь 25 дней Седан, и великая военная держава вышла из схватки побежденной. Очевидно, в похвальбе Штибера о том, что его армия "наполовину выиграла войну" уже в тот момент, когда война только началась, есть какая-то доля истины.

Помимо Зерницкого и Кальтенбаха Штибер в этот период имел в своем распоряжении 27 других офицеров и 157 агентов и подчиненных, усиленных полевой полицией. Бисмарк, надо думать, держал своего главного шпиона поближе к себе, часто советуясь с ним и пользуясь его услугами в каждой фазе войны, завершившейся разгромом Франции.

Отправляясь во Францию, чтобы на месте ознакомиться с митральезой, Штибер сознавал всю ответственность этой задачи. Если бы он сообщил, что новое французское оружие намного превосходит прусское, Бисмарк отложил бы хитро рассчитанную провокацию против Франции до момента окончательного перевооружения немецкой пехоты. Неумеренное восхищение шпиона митральезами и винтовками новейшего образца смутило бы его руководство и затруднило выполнение Бисмарком далеко идущих планов. С другой стороны, если бы Штибер недооценил военный потенциал и боеготовность Франции, это было бы убийственным для прусских лидеров.

В критическом 1869/70 году Штибер не промахнулся. Он принял в расчет и свои возможные ошибки. Оценив все донесения, он пришел к благоприятному для Пруссии прогнозу.

Донельзя самоуверенное военное министерство Наполеона ввело бы в заблуждение менее хладнокровного и методичного шпиона. Один из рупоров этого министерства Лебеф заверил, например, встревоженную палату депутатов, что французская армия подготовлена "вплоть до пуговиц на гетрах". Другой на месте Штибера, услыхав это, протелеграфировал бы прусскому генеральному штабу приглашение войти возможно скорее в Париж или, по крайней мере, убеждал бы военачальников начать наступление до того, как французы спохватятся и заметят бездарных руководителей способными. Но Штибер, несомненно знавший, чего стоят эти "пуговицы на гетрах", только лишний раз сверил записи и усердно продолжал работу.

Штибер – первый шпион, когда-либо работавший столь же методично, как счетчик переписи населения. Больше всего привлекали его внимание дороги, реки, мосты, арсеналы, запасные склады, укрепленные пункты и линии связи. Но он усиленно интересовался и населением, торговлей, сельским хозяйством, фермами, жилыми домами, гостиницами, местным устройством, политикой и моральным состоянием – всем, что, по его мнению, могло облегчить вторжение или пригодиться для наступающих войск.

Когда, наконец, пришли пруссаки, вооруженные информацией Штибера, реквизиции у гражданского населения были проведены без всякого труда. Деревенские "магнаты" – владельцы двух сотен кур – могли ожидать, что у них потребуют столько-то десятков яиц. Ближайший постоянный агент Штибера сообщал в своем донесении о максимальных возможностях снабжения армии за счет местных ресурсов. И если крестьянин сопротивлялся сдаче яиц или мяса или чего-нибудь другого, его вызывали к начальнику военной полиции, который допрашивал его, держа на столе незаполненный приказ о повешении.

Не один скопидом – буржуа падал в обморок, когда предъявленное ему требование внести такую-то сумму подкреплялось невероятно точным подсчетом всех его сбережений.

Штибер побуждал своих агентов безжалостно наказывать лиц, заподозренных хотя бы в отдаленной связи. с французской секретной службой. Немцы не считались с тем, что война велась в чужой стране, с обильным населением, враждебно настроенным к завоевателям. Крестьян и рабочих вешали, пытали, казнили только за то, что они осмеливались смотреть на немецкие поезда с боеприпасами или на кавалерийские колонны.

Маршал Базен и его лучшие войска были заперты в крепости Мец, Париж осажден вскоре после Седана и капитуляции Наполеона III с огромной армией. Теперь французским секретным агентам не для кого было производить разведку, поскольку она уже не могла причинить вреда пруссакам. Несмотря на это, Штибер преследовал с невероятной жестокостью даже самые сомнительные случаи французского шпионажа.

В Версале обер-шпион и его помощник устроились в особняке герцога де Персиньи. С самого начала вторжения во Францию Штибер вел себя исключительно нагло; но в сентябре 1870 года он начал третировать и французов и немцев с отвратительной снисходительностью выскочки, власть которого получена из темного, но высокопоставленного источника. Он всегда действовал, не советуясь со своими коллегами. Подчинялся он только Бисмарку и королю, и никто из генералов не осмеливался перечить ни ему, ни его агентам. Осаживаемый и оскорбляемый военачальниками, он противопоставил им невозмутимость своей моральной "толстокожести".

Теперь это был заносчивый мерзавец, познавший всю сладость возможности внушать страх порядочным людям. За пустяковое упущение он пригрозил виселицей десяти членам муниципального совета Версаля и с удовлетворением писал об этом своей жене.

Когда начались, наконец, переговоры о сдаче Парижа, он оказал услугу Бисмарку, переодевшись под лакея.

Жюль Фавр прибыл в Версаль в начале 1871 года для ведения переговоров с осаждавшими столицу пруссаками. Его провели в дом, где помещался секретный штаб Штибера, и за все время, пока Фавр находился в тылу противника, его обслуживали так хорошо, что Фавр счел необходимым поблагодарить немецких хозяев за оказанное ему гостеприимство.

Штибер взял на себя роль слуги при делегате Парижа и с тайным наслаждением исполнял лакейские обязанности. Жюль Фавр поддался на эту удочку. Все секретные документы и шифры, которые он привез с собой, каждая телеграмма и каждое письмо, которые он получал и отправлял, проходили контроль неотлучно находившегося при нем лакея. Можно не сомневаться, что Штибер использовал это свое положение до конца.

Когда Штибер наводнил Францию своими шпионами, он включил в их состав много женщин легкого поведения, – как он указал своим помощникам, "недурных собой, но не слишком брезгливых". Он предпочитал хорошо подобранных буфетчиц, горничных, служанок в маркитанских лавках, а также домашнюю прислугу французских политических деятелей, ученых и чиновников. Его агентами были большей частью фермеры или отставные унтер-офицеры, которым он помогал устроиться по коммерческой части. Впоследствии он признал, что эффективность мужчин как шпионов не могла идти ни в какое сравнение с работой в той же области женщин.

В 1875 году республиканская Франция начала поднимать голову: германская империя была ещё слишком молода, и как в Париже, так и в Берлине серьезно считались с мыслью о возможности реванша. Французский генерал де Сиссэ был снова военным министром. Находясь в плену в Германии, он познакомился и сблизился с прелестной молодой женщиной, баронессой фон Каулла, Штибер узнал об этом и сразу же повидался с баронессой. Найдя её "не слишком брезгливой", он сумел привлечь даму к секретной службе. Снабдив баронессу крупной суммой денег, он отправил её в Париж, где она должна была зажечь в сердце военного министра чувства, с помощью которых нередко удается раскрывать любые тайны.

Баронессе не пришлось прилагать особенных стараний, ибо она застала генерала в разводе с женой и в полной готовности возобновить приятные отношения, немало скрасившие в свое время суровые условия плена. Разыгравшийся затем скандал был результатом болтливости де Сиссэ. После секретного заседания палаты, длившегося всю ночь, генерал обычно спешил завтракать к своей любовнице, немецкие связи которой оказались раскрыты быстрее, чем предполагал её прусский шеф. Де Сиссэ прогнали с должности, а баронессу – из Франции; но она успела выведать достаточно секретных данных, которые отнюдь не предназначались для сведения Берлина.

Новый отряд шпионов-резидентов, которых Штибер начал размещать по всей Франции после того, как условия мирного договора были выполнены, в основном состоял не из немцев, как это было до 1870 года. Штибер чувствовал всю враждебность французов к немцам после войны, и потому вербовал агентов среди швейцарцев, говорящих по-французски, и среди многих других национальностей европейского континента. Чуть не в каждом иностранце, проживающем во Франции, можно было заподозрить наемника Штибера.

Лишь спустя десятилетие французская контрразведка стала достаточно организованна и сильна, чтобы начать борьбу со Штибером на равных. Тем временем Штибер нашел выход: он вербовал своих агентов среди прогерманской части населения в отторгнутых от Франции Эльзасе и Лотарингии. В 1880 году он сообщил императору Вильгельму I, что удалось сформировать из эльзас-лотарингцев отряд более чем в тысячу человек для организации диверсий во Франции. Он помог им устроиться на службу на французских железных дорогах и каждому выплачивал от себя 25% ставки. Штибер рассчитывал, что, когда вспыхнет война, достаточно будет одного его слова, чтобы эти агенты приступили к уничтожению или повреждению подвижного состава и другого железнодорожного имущества. Иначе говоря, Штибер полагал, что достаточно одного его распоряжения, и французская мобилизация в самый день её объявления будет парализована или, во всяком случае, сильно заторможена.

Шпионы, которых он определял на службу, получали задание устроиться либо на заводах, либо в лавчонках, как это было с большинством женщин, либо служащими в отелях. Он ждал от своей агентуры в гостиницах не только сведений военно-разведывательного характера, но и таких, которые можно было бы использовать для шантажа частных лиц за границей. Он обучил свою агентуру похищать или "изымать" для фотографирования важные секретные документы из багажа или портфелей влиятельных гостей.

Далее Штибер старался расширить свою сеть путем финансирования банковских и других международных учреждений, неизменно с целью ещё большего разветвления своей и без того разросшейся системы разведки. В некоторых случаях он, несомненно, добился успеха.

Штибер учитывал растущее влияние прессы и, уже приняв участие в создании полуофициального телеграфного агентства Вольфа, организовал в своем сложном ведомстве специальный отдел для изучени общественного мнения и наблюдения за иностранной печатью. Он всегда старался узнать, какие мотивы или чьи интересы кроются за той или иной явно антинемецкой статьей. Если ему казалось, что какой-нибудь издатель или журналист ненавидит Германию, он стремился узнать причины этой ненависти; и если деньги могли устранить или ослабить эту неприязнь, готов был щедро заплатить. Говорят, он покупал газеты чуть не во всех соседних странах, чтобы пропагандировать германофильские настроения и таким образом ослаблять возможных противников Германии. Уже состарившись, Штибер не прекращал энергичной деятельности; он послал своего секретного агента Людвика Винделя во Францию, где тот устроился кучером к генералу Мерсье, новому военному министру. Мерсье не раз приходилось инспектировать укрепленные районы. Шпион Штибера Виндель привозил французского военного министра в любую закрытую зону или укрепленный район, который министр должен был посетить по своему положению и кругу обязанностей.

Так Штибер продолжал свою прежнюю крупную игру, непрерывно ставя перед собой все новые задачи; он неизменно пользовался неограниченной поддержкой Бисмарка. И когда в 1892 году он слег в смертельном приступе подагры, он мог считать всю свою деятельность полезной и почетной. Полезной она, несомненно, была; но награды, которые он стяжал при жизни, были добыты нечистыми средствами.

Свидетельствуя его безграничную преданность и заслуги перед Германией, Пруссией и Гогенцоллернами, личные представители императора и монархов других государств отдали ему последний долг. Его похороны, действительно, были многолюдны, но присутствовавшие не слишком убивались. Пожалуй, многие явились только для того, чтобы лично убедиться, что старая ищейка действительно мертва.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Уроки суровой школы

На деятельности Штибера мы остановились так подробно потому, что почти все, что он создал или за что является хотя бы отдаленно ответственным, оказалось стойким злокачественным наростом. Именно Штибер придал современной секретной службе характер последовательной и преднамеренной жестокости как в военное, так и в мирное время. Зверства вооруженного нашествия, попирающие все принципы гуманности, Штибер перенес в секретную службу, как официальный образец желательного поведения.

Это Штибер, заразивший современников культом секретной службы, ввел в состав агентов "отставного офицера и дворянина". Он исходил из теории, что человек, получивший хорошее воспитание, сбившийся с пути и вынужденный подать в отставку, может восстановить "свою честь патриота", а может быть и списать часть своих долгов, обрушив свой дурной нрав на ближнего.

Князь Отто Гохберг, отпрыск знатного рода, но сам игрок и шулер, стал одним из ценнейших агентов Штибера. Люди, подобные Гохбергу, в состоянии обмануть даже своего благодетеля, хотя разведка штиберовского типа имеет средства поддержания дисциплины. Гохберг применял в шпионаже и в международных интригых те же грязные приемы, какими обирал офицерскую братию. После 1871 года, Штибер часто пользовался услугами людей такого рода.