Текст книги "Воды дивных островов"

Автор книги: Уильям Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Молвила Атра:"Здесь – темница нашей госпожи, и боюсь я, что не сможем мы сделать ее уютнее для тебя, милая чужестранка. И еще должна я сказать тебе (тут дева в черном покраснела), что мне приказано, помимо прочего, заковать тебя в железо". Заряночка улыбнулась ей, слишком утомленная, чтобы спросить, что бы это значило, хотя понятия о том не имела. Атра же подошла к огромному сундуку и открыла его, и запустила в него руки, и послышался звон, и когда снова повернулась она к Заряночке, в руках у девы в черном гремели железные цепи, и проговорила она:"Стыдно мне, милый друг; однако ежели согласишься ты надеть вот это, оно будет лучше, ибо ведьме может придти в голову заглянуть в тюрьму, и ежели обнаружит она тебя без кандалов, то разгневается, а гнев ее, как правило, вооружен хлыстом. Я же постаралась подобрать для тебя оковы самые легкие".

Заряночка снова улыбнулась, но не произнесла ни слова, настолько устала она; и Атра сковала кандалами запястья ее и лодыжки; а затем молвила:"Помни, однако, что ключи от них находятся в руках друга. А теперь я уйду ненадолго, однако стану стараться для тебя же; ибо сначала скажу я госпоже, что лежишь ты здесь, закованная в кандалы, во власти беспросветного отчаяния; а затем, опять-таки по ее воле и повелению я должна приглядеть за тем, чтобы сегодня накормили тебя на славу, дабы набраться тебе сил для дня завтрашнего. А теперь, ежели послушаешься ты моего совета, не станешь ты открывать вон тот сундук, ибо мерзкие предметы обнаружишь ты там, и подобное зрелище снова лишит тебя присутствия духа".

На этом Атра ласково поцеловала девушку в щеку, и отправилась своим путем, и тяжелый ключ повернулся в замке за ее спиною.

Заряночка осталась предоставлена самой себе; и даже для рыданий не осталось у нее сил; по правде говоря, сделала пленница один-два шага в направлении сундука, но удержалась, и сняла две подушки с кресла, и отошла в другой угол, причем цепи звенели при каждом ее шаге. Там девушка прилегла, и забилась в самый уголок, и тотчас же уснула, и спала сладким сном долгое время, не видя никаких снов.

Глава 5. Пир в темнице у ведьмы.

Заряночка проснулась оттого, что в замке повернулся ключ: и вот отворилась дверь, и появилась Атра, нагруженная блюдами и тарелками, а вслед за нею вошла и Виридис со сходною ношей, и с кубками, и впридачу с бутылью; и обе дамы весело улыбались.

При виде их сердце Заряночки забилось от счастья; в особенности же обрадовалась девушка приходу Виридис, что показалась ей из трех дам самой доброй.

Молвила Виридис:"А вот и угощение для дорогой сестрицы, и куда как во-время; поручиться могу, что ты умираешь от голода, ибо полдень давно миновал. Сними с нее оковы, Атра". Отозвалась дева в черном:"Может быть, разумнее будет оставить кандалы на ногах, на случай, ежели госпожа явится; но что до запястий, протяни-ка руки, странница". Так Заряночка и сделала, и Атра сложила свою ношу на пол, и расстегнула наручники, и сняла их; а тем временем Виридис расставляла яства, кое-что на полу, а кое-что на зловещем сундуке. Затем подошла она к Заряночке, и поцеловала ее, и молвила:"Теперь сидеть тебе на троне нашей госпожи, а мы станем прислуживать тебе; то-то возгордишься ты, почитая себя знатной особой".

Об отказе дамы и слышать не пожелали, и пришлось Заряночке усесться обнаженной на пурпурные подушки; и пошел пир горой. В изобилии тут было изысканных яств: оленина и дикая птица, сметана и фрукты, и сласти, а к ним доброе вино: никогда прежде не приходилось Заряночке пировать подобным образом, и воспряла она духом, щеки ее зарумянились и глаза засверкали. Однако же заметила она:"Что, коли госпожа ваша застигнет нас здесь, а мы-то веселимся?" Отвечала Атра:"С кресла придется тебе сойти, едва заслышишь ты, как в замке поворачивается ключ, а об остальном не беспокойся, на нас колдунья не рассердится; потому что сама она наказала нам, а мне в особенности, присоединиться к тебе здесь и занять тебя разговором; пришла бы и Аврея, да только сейчас она прислуживает госпоже". "Неужели колдунья сжалилась надо мною, – вопросила Заряночка, – раз повелела вам так меня порадовать?"

При этих словах расхохоталась Виридис, и молвила Атра:"Жалости она не знает и не узнает никогда; однако же настолько ожесточено ее сердце, что колдунья и предположить не может, будто мы способны полюбить тебя, оказавшуюся в беде чужестранку, от которой выгоды ждать не приходится; потому не опасается ведьма, что наше сострадание облегчит твои муки. А послала она нас, и меня в особенности, отнюдь не утешать тебя, но расстроить и напугать; ибо велела мне госпожа порассказать тебе байки о том, чем обернется для тебя день завтрашний, а также и следующий; и как возьмется она за тебя, и что воспоследует, и чего ожидать тебе в итоге. Так надеется она смирить твою гордыню и поубавить отваги, и наполнить каждое мгновение дня сегодняшнего неизъяснимым ужасом для души твоей и тела, чтобы таким образом пережила ты страдания дважды. Вот какова ее милость к тебе! Однако же, похоже на то, что жестокость колдуньи обернулась тебе во спасение, ибо иначе колдунья принялась бы за тебя уже сегодня, а завтра ты окажешься далеко от нее".

"Мы же, – промолвила Виридис голосом негромким и нежным, – ни о чем подобном с тобою говорить не станем, но поведем речи утешительные и ласковые, и расскажем друг другу свои истории. Так ли, Атра?" "Да, так", отвечала дева в черном.

Заряночка подняла глаза и молвила:"Удивительны ваше сострадание ко мне, и исполненная любви доброта; просто и не знаю я, как вынести их бремя. Но скажите мне об одном откровенно: не придется ли вам страдать вместо меня, когда прознает ведьма, что вы похитили меня у нее?"

"Нет, отвечала Атра. – Говорю тебе, к завтрашнему дню она совсем позабудет о тебе и твоем появлении, или почти позабудет. Кроме того, ведьме открыто будущее; так стало ей известно, что ежели поднимет она руку на одну из нас, сделает она это себе на погибель; если только поводом не послужит тяжелая провинность, ясно противу нас доказанная. Воистину, в первые дни нашего плена мы совершили проступок такого рода, и кара не замедлила воспоследовать, что Виридис, несомненно, подтвердит. Однако же теперь мы поумнели, и лучше знаем нашу госпожу, и такого удовольствия не доставим ей более".

Заслышав эти слова и заметив улыбку Атры, Виридис потупила взор, и покраснела, и побледнела; Заряночка глядела на нее, дивясь, что деву в зеленом тревожит; а затем молвила:"Приходится ли вам, сестрицы, работать в саду и в поле? Я имею в виду, коров и коз доить, землю копать, сеять и жать, и все такое прочее". "Нет, отвечала Атра, – либо госпожа наша, либо кто другой, обладающий великим могуществом, повелел, чтобы все здесь росло и созревало само по себе;, не нужно здесь ни пахать, ни сеять, ни жать, ни ухаживать за садом; а все иное, потребное нам, госпожа извлекает для нас из Дивного Ларца, либо позволяет нам самим взять, что нужно. Ибо узнай, что оказалась ты на одном из Островов Озера, и прозывается он Островом Непрошенного Изобилия".

"Тогда выходит, – отозвалась Заряночка, – что ежели госпожа ваша откажет вам в дарах Дивного Ларца, вы погибли". "О да, так, отвечала Атра, – тогда останутся нам только плоды земли да дикие твари, а их так и не научились мы превращать в обед да ужин". При этих словах все трое расхохотались; и молвила Заряночка:"Видите, права я была, нанимаясь к вам в служанки, ибо всякой работе по дому, и в хлеву, и в поле обучена я. Но раз не пожелали вы оставить меня при себе, либо не в вашей это власти, не удивляюсь я, что здешняя жизнь вам постыла, и мечтаете вы о побеге, невзирая на то, что столь изобилен и прекрасен остров, и не знаете вы до поры ни дурного обращения, ни тоски. Ибо, по правде говоря, стоит над вами скудоумная тиранка".

Отвечала Виридис:"И, однако же, милая подруга, не только это усиливает желание наше бежать. Расскажи ей, Атра".

Улыбнулась Атра и проговорила:"Все очень просто: есть на свете те, что тоскуют по нам, и по кому тоскуем мы, и хотелось бы нам быть вместе". Молвила Заряночка:"То, должно быть, родня ваша, отцы и матери, сестры и братья, и прочие?"

Снова вспыхнули щеки Виридис; и заговорила Атра, тоже слегка краснея, но при том улыбаясь:"Те, кого мы любим, м те, что любят нас, – не жены, но мужи; и не родня они нам по крови, но чужие – до тех пор, пока не овладеет ими любовь, и не заставит их возмечтать о том, чтобы стать с нами единой плотью; и желание их не ведает границ, и жаждут они наших тел, каковые видятся им куда прекраснее, чем, может быть, есть на самом деле. И они станут разделять с нами ложе, и у нас родятся дети. И все это позволяем мы им охотно, потому что любим их за доблесть, за преданное сердце, и за пылкую любовь к нам".

При этих словах Виридис подняла взгляд, и глаза ее засверкали, и щеки заалели, и молвила она:"Сестра, сестра! ровно так же и не иначе, как они желают нас, так желаем и мы их; не просто доброе расположение к ним движет нами, но страсть и любовный жар".

Тут Атре пришлось закраснеться пуще Виридис; однако одно только прибавила дева в черном:"Я поведала тебе о том, Заряночка, потому что, сдается мне, воспитана ты в простоте и неведении, вдали от мужей; однако в мире сыновей Адамовых об этом знает всяк и каждый". Отвечала Заряночка:"Правду сказала ты про меня. Однако о подобной любви каким-то образом проведала я задолго до дня сегодняшнего; и теперь, в то время как беседуем ты и я, кажется мне, что древнее это знание волною нахлынуло на меня, и переполняет сладостью сердце. О, что за чудо – обрести в ком-то подобную любовь и быть любимой подобною любовью!"

"Не бойся, дорогая сестрица, – отозвалась малютка Виридис, – Такая, как ты, не станет жаловаться на безответность того, кого суждено тебе полюбить. Не так ли, сестрица Атра?" Молвила Атра:"Да, подобная любовь настигнет ее столь же верно, как и смерть".

Девы ненадолго замолчали, и словно бы благоухание сладких благовоний разлилось по залу. Заряночка трепетала, щеки ее то краснели, то бледнели, сердце неистово колотилось, и сладость желания сокрушала ее. Еще грациознее стали движения девушки, и поставила она ножку к ножке, и подивилась гладкости своей кожи; нежным было ее тело, каковому в один прекрасный день суждено было пробудить любовь столь страстную.

И снова робко обратилась к подругам Заряночка, и молвила:"Выходит, у каждой из вас есть тот, кто любит ее, и желает только ее и не другую?" "Именно так", – отвечала Виридис. "Что это за блаженство, должно быть! воскликнула Заряночка, – теперь тем более дивлюсь я, что вы так хлопочете обо мне, и хоть на мгновение обо мне задумались; воистину вы еще добрее, чем я думала".

Отвечала Атра, улыбаясь ей:"Нет, шила в мешке не утаишь; и признаюсь тебе: на самом-то деле мы – сродни купцам, что ценою доброты пытаются выторговать у тебя нечто, а именно, чтобы отправилась ты с поручением от нас к трем нашим возлюбленным". "Всенепременно, – отвечала Заряночка, ничтожная это плата за то, что спасли вы жизнь мою и душу; и даже если бы пришлось мне пройти босиком по раскаленным угольям, я сделала бы и это. Однако же, ежели я могу отправиться отсюда к вашим возлюбленным, почему не можете вы трое уплыть со мною вместе?"

Отвечала Атра:"Вот почему: твое судно, Посыльная Ладья, в которой прибыла ты сюда, отчасти сродни твоей госпоже и нашей; и здешняя госпожа заговорила ее противу нас; и теперь, ежели мы только прикоснемся к челну, поднимется такая страшная буря, и шум столь ужасный, словно бы небо готово было обрушиться на землю; и Королева тотчас же набросится на нас, и погибли мы; ибо, как ты вскорости услышишь, это было доказано. Но что до тебя, над тобою заговор не властен. Воистину не знаю я, почему твоя повелительница не заговорила ладью и противу тебя тоже; может быть, потому, что сочла, будто не посмеешь ты воспользоваться ею, и даже близко не подойдешь".

Призадумалась Заряночка, и решила, что так оно и есть: колдунья положилась на то, что не осмелится пленница воспользоваться Посыльной Ладьей, да и не будет знать, как, даже если найдет ее; а ежели и найдет, то она, ведьма, отучит пленницу ходить в ту сторону. И теперь поведала Заряночка подругам свою историю гораздо более подробно, нежели давеча, умолчав только о том, что касалось Абундии; и повторила слово в слово все то, что сказала ей госпожа, перед тем как превратить в лань. Виридис слушала, и дивилась, и жалела бедняжку. Атра же сидела неподвижно, словно бы удрученная чем-то. Но вот, наконец, заговорила она:"Как бы то ни было, мы отошлем тебя с острова завтра на рассвете, и примем на себя последствия; а ты отвезешь по верному знаку тем троим, что нас любят. Ибо полагаем мы, что они ничего не позабыли, но до сих пор разыскивают нас".

Отвечала Заряночка:"Что бы не поручили вы мне, я все исполню, и по-прежнему буду почитать себя вашею должницей. Но теперь, прошу вас, угодите еще немного несчастной пленнице".

"Как же? – воскликнули обе дамы, – мы готовы". Молвила девушка:"Не будете ли вы так добры рассказать мне, как попали сюда, и как жили с тех пор, как впервые здесь оказались, и по сей день?" "С охотой, – отвечала Атра, – слушай!"

Глава 6. Атра рассказывает о том, как она и ее подруги оказались на Острове Непрошенного Изобилия.

Мы родились и выросли в том краю, что лежит на юго-западе, у берегов этого Великого Озера; и жизнь наша текла счастливо, и сдружились мы, еще будучи детьми, и так, оставаясь дорогими друзьями, повзрослели и достигли поры девичества. Многие мужи искали нашей руки, но наши сердца не склонялись ни к кому, кроме троих, что славились красотою, добротой и отвагой; ты можешь называть их Золоченый Рыцарь (это избранник Авреи), Зеленый Рыцарь (избранник Виридис) и мой избранник, Черный Оруженосец. Но на наше несчастье, в силу давних распрей, что тянулись с незапамятных пор, любовь эта навлекала опасность и на них, и на нас; потому жили мы в сомнении и тревоге.

И вот настал день, а ныне тому три года, когда король всей земли явился со свитой в наш приозерный край, и созвал суд и сход на широком зеленом лугу у воды. Но едва освятили сход и военный рог возвестил Божий Мир, явились мы трое, скорбные дамы, облаченные в черное, и преклонили колена перед владыкой нашим королем, и взмолились, чтобы выслушал он нас. Король же нашел, что мы хороши собою, потому в сердце его родилось сострадание к нам, и велел он нам подняться и говорить.

И поведали мы свою историю, говоря, что раздоры, и раны, и смерть встали между нами и нашей любовью; и рыдали мы, и сокрушались, что суждено погибнуть нашей любви оттого, что мужи враждуют друг с другом, но не с нами.

Король милостиво взглянул на нас, и молвил:"Кто же эти молодцы, ради которых сии прекрасные дамы так хлопочут?" И назвали мы наших возлюбленных, помянув, что они здесь, на сходе; король же знал их за воинов весьма отважных, что сослужили ему добрую службу; и провозгласил он их имена, и повелел выйти из толпы. И выступили они вперед, Золоченый Рыцарь, Зеленый Рыцарь и Черный Оруженосец (а к тому времени и он тоже стал рыцарем); однако в ту пору все трое облачены были в черное, и безоружны, ежели не считать мечей у пояса, без которых никто из наших мужей на сход не являлся, будь то барон, граф или герцог, или сам владыка наш король.

Тогда король поглядел на нас и на них, и рассмеялся, и молвил:"Прекрасные дамы, вольно ж вам водить меня за нос; так и весь поневоле стронусь с места. Вы, трое рыцарей, известные мне своей преданностью и отвагой, возьмите каждый свою возлюбленную за руку, и завтра же сыграем свадьбы". Кто же и обрадовался, как не мы? Но не успел договорить король, как заволновался сход, ибо вражда и раздор вспыхнули снова, и люди толпами ринулись друг на друга, извлекая из ножен мечи и потрясая ими. Тут король поднялся с места, и говорил долго и красноречиво, и пришел в великую ярость, ибо никто не прислушался и не внял ему. И стояли там наши возлюбленные: они одни не положили рук на рукояти мечей, но со спокойными лицами ожидали своей участи, среди всеобщей смуты. И прекрасны они были. Наконец вмешались мудрецы и престарелые бароны, и разумными словами уняли беспорядок, и толпа малость притихла. Тогда молвил король:"Что же это такое, таны мои? Я полагал, что враги мои далеко, а все собравшиеся здесь – друзья мне и друг другу. Но теперь придется нам испробовать иное средство". Тут оборотился он к нашим избранникам и молвил:"О паладины, настолько ли влюблены вы в Любовь, чтобы сразиться за нее?" Рыцари подтвердили, что так, и возгласил король:"Тогда объявляю я, что эти трое будут биться противу любого, кто захочет скрестить с ними мечи, с заутрени и до полудня, и тот, кто одолеет одного из них, получит его даму и женится на ней, ежели пожелает, а ежели нет, возьмет за нее выкуп. А состоится сей турнир в двухмесячный срок, на этом же зеленом лугу, едва возвращусь я от южных границ, куда ныне направляюсь. Когда же завершится поединок, пусть всяк склонится перед судом Господним, по сердцу ему это или нет, ежели только дороги ему жизнь и плоть. А теперь да воцарится на это время мир и доброе согласие промеж всех; и ежели кто мир нарушит, будь он благородного происхождения или низкого, богат или нищ, смерд или граф, клянусь душами моих предков, что не потеряет он ничего, кроме жизни".

При этих словах послышался гул одобрения, и все остались довольны, кроме нас, бедняжек, ибо в наши сердца вошел отныне страх утраты и смерти.

Но родичи наши с обеих сторон возликовали и возгордились, и более не злобились они на нас так, как прежде; и развязали они кошели, и воздвигли для нас у самого озера роскошный павильон крашеного дерева, весь завешанный шелками, и расписными тканями, и сарацинскими гобеленами; и нарядные, богато разубранные челны качались на волнах у помянутого павильона нам на утеху; когда же все было сделано, до поединка оставалось еще полмесяца, и торжественно привезла нас туда родня ясным майским днем, и во всей толпе не нашлось бы ни меча, ни копья, и казалось, что повсюду царят мир и веселье. Однако все это время, со дня схода, не позволялось нам видеться с возлюбленными.

И вот однажды примчался посланец, и дал знать, что король прибудет к нам завтра, а еще через день состоится решающий турнир. И хотя мы и ждали рокового часа с таким нетерпением, однако теперь, когда он приблизился, мы преисполнились мучительной тревоги и беспокойства, так что едва понимали, идти ли, стоять или сидеть, и чем себя занять. Наша родня и прочий люд с ног сбились, готовясь к завтрашнему дню дня завтрашнего, и нас троих предоставили самим себе, пережидать бесконечный день, как сможем.

И вот миновал полдень, и день был жаркий и знойный, и стояли мы у самой кромки воды, измученные надеждой и страхом, и старались подбодрить друг дружку; и пристала к берегу ладья, позолоченная, расписанная яркими красками, разубранная шелковыми тканями да подушками; а правила ладьей немолодая женщина, на глаз около пятидесяти зим; рыжеволосая, тонкогубая и узкоглазая, с плоской грудью и прямыми бедрами; прямо скажем, дурная собою, хотя кожа ее казалась достаточно белой и гладкой для ее-то возраста. Не доводилось ли тебе встречать подобную женщину, гостья?" Отвечала Заряночка, улыбаясь:"Еще как доводилось, ибо именно такова с виду госпожа моя".

"Так вот, – продолжила Атра, – особа эта протянула к нам руки, говоря:"А не угодно ли милым, пригожим дамам, у которых нет до вечера никаких дел насущных, – не угодно ли им сойти в мою лодку, и полюбоваться на водную гладь, такую нынче спокойную да безмятежную, что просто заглядение, и опустить прекрасные свои руки за борт и поиграть с волной, и так скоротать томительные два часа; а потом подарить одну-две серебряные монеты бедной старушке, что нежно любит всех прекрасных дам и доблестных воинов, и хотела бы заработать малую толику на жизнь себе?"

Женщина эта показалась нам довольно отталкивающей, а мне так прямо-таки мерзкой; но поглядели мы друг на друга, и поняли, что бесконечно опротивело нам расхаживать по лугу туда-сюда либо отдыхать в павильоне, и похоже было на то, что прогулка поможет нам немного развеяться; притом сочли мы, что зла эта особа причинить нам не сумеет, ибо нас было трое, и для женщин отличались мы достаточной силой, и корабельное дело знали не так уж скверно, чтобы не суметь при необходимости управиться с рулем и парусом. Потому тотчас же сошли мы в ладью, и старуха уселась на корме, и принялась проворно грести кормовым коротким веслом, и заскользили мы прочь от земли.

Вскорости удалились мы так далеко, что с трудом различали наш павильон сквозь дымку, что к тому времени несколько сгустилась, и наказали мы женщине, чтобы разворачивалась и правила к берегу, а затем мы поплаваем взад и вперед поблизости от наших владений. Она кивнула в знак согласия, и сделала вид, что готовит судно к возвращению. Но тут дымка превратилась вдруг в низко нависшее облако, налетевшее на нас с юго-запада на крыльях ледяного урагана, что с каждой минутой крепчал и крепчал, потому неудивительно, что кормчему не удавалось держать нос по ветру; и кто же тогда испугался и устыдился, как не мы!

Тут молвила эта особа, и в голосе ее явственно послышалась насмешка:"Не повезло, прелестные дамы! Ничего нам не остается, как отдаться на волю ветра, ежели не хотим утонуть. Однако похоже на то, что сумрак вскорости рассеется, и мы поймем по крайней мере, куда нас несет; и сможем либо повернуть, либо поискать другого укрытия; ибо я хорошо знаю озеро; я-то знаю, я-то все знаю".

От ужаса мы потеряли дар речи, ибо чувствовали, что ветер по-прежнему крепчает, и на озере поднимается шторм, и ладья раскачивается на волнах; но сумерки и туман и впрямь почти развеялись, над головою ярко синело безоблачное небо, и сияло заходящее солнце; однако не землю озаряли его лучи, но только темные волны и белые барашки пены.

Тогда разрыдалась Аврея, а вслед за нею и Виридис, но что до меня, я весьма разозлилась и закричала кормщице:"Проклятая карга! ты предала нас; теперь не успеем мы вернуться к павильону прежде, чем завершится турнир, и возлюбленные наши сочтут, что мы покинули их, и опозорены мы навеки". "Ну же, ну, – отозвалась старуха, – какое средство, кроме терпения, поможет противу ветров да волн?" И она расхохоталась издевательски. Ответствовала я:"Есть одно такое средство: вот ужо поднимемся мы трое, и схватим тебя, и сбросим тебя за борт, ежели ты тотчас же не развернешь ладью и не направишь ее прямиком к большой земле. Ибо ничуть не сомневаюсь я, что как наслала ты на нас этот гнусный ветер, так можешь ты вызвать и ветер попутный".

"Да вы только послушайте прелестную даму! – молвила старая карга, она, верно, почитает меня самим всемогущим Господом, и полагает, будто держу я ветра в своей ладони и унимаю волны одним словом! Вот новости! Создана ли я по его образу и подобию хоть отчасти, любезные дамы?" И жуткая усмешка исказила ее черты. Затем она продолжила:"А что до твоего средства, радость моя ненаглядная, кажется мне оно вздорным. Ибо как поплываете вы по этим штормовым водам без кормчего, ведь вы, похоже, корабельщики только от скуки?"

При этих ее словах налетела с наветреной стороны огромная волна, и нахлынула на нас, и наполовину залила лодку, и вздыбился нос челна, а в следующее мгновение устремились мы вниз в котловину; и я, устрашившись, задрожала, и более не произнесла ни слова.

Но вот солнце склонилось к закату, и ветер стих, и шторм успокоился, однако ладья летела по безбрежным водам так же стремительно, как и раньше.

И вот солнце село, и сгустились сумерки, и заговорила старая карга, извлекая из-под одежды сверкающий тесак:"Дамы, упреждаю вас, что теперь вам лучше бы во всем мне повиноваться; ибо хотя вас трое, а я одна, однако же, покуда при мне вот этот приятель с остро заточенным краем, мне так же просто лишить жизни любую из вас, или даже всех троих, как перерезать горло ягненку. Кроме того, в том доме, куда лежит ваш путь, вам же на пользу послужит, ежели я отзовусь о вас хорошо, а не дурно. Ибо госпожа этого дома обладает великим могуществом; и должна я сказать о ней вот что: хотя она и приходится мне родною сестрой, однако далеко не столь покладиста она и не столь добросердечна, как я, но отчасти груба и упряма, и лучше ей во всем угождать. Потому, девы, мой совет вам – будьте благоразумны".

Наши несчастные сердца уже утратили всякую надежду, так что не нашлось у нас слов, чтобы ответить старухе, и продолжила она:"Теперь исполняйте мою волю, и ешьте, и пейте, чтобы добрались вы до конца путешествия здоровыми и крепкими, ибо не хотелось бы мне подарить дорогой моей сестрице голодных заморышей". С этими словами карга выставила перед нами снедь, и отнюдь не скверную: мясо и хлеб, и сыр, и пироги, и доброе вино; а нас терзало не только горе, но и голод; и в ту пору голод превозмог горе, и мы поели-попили, и, хотели мы того или нет, но приободрились немного. Тогда снова заговорила старуха:"Теперь повелеваю я вам спать; достаточно тут подушек и шелков, чтобы соорудить вам роскошное ложе; этот приказ несложно вам будет исполнить". И в самом деле, так измучены мы были тоскою, что, едва насытившись, прилегли и тут же заснули, и позабыли о своих бедах.

Проснулись мы с первым рассветным лучом, как только челн пристал к земле – ровно там же, где сегодня поутру объявилась ты, дорогая гостья. Ты, пожалуй, сочтешь это чудом, но так уж случилось, что близ того места, где пристала наша ладья, качалось на волнах судно, доставившее тебя сюда.

И вот старуха повелела нам сойти на берег, и послушались мы, и обнаружили, что земля сия прекрасна на диво, хотя тогда это нас мало утешило. И сказала нам ведьма:"Слушайте! Вот вы и дома; многие, многие годы предстоит вам провести здесь, ибо вовеки не покинете вы острова, иначе как по моей воле, либо по воле моей сестрицы, потому снова советую вам: ведите себя смирно, ибо так для вас будет лучше. Теперь же ступайте прямиком к тому дому; по пути повстречаете вы Королеву этого края, и одно только от вас требуется, а именно сообщить ей, что вы – Дар; тогда сама она о вас позаботится".

С этими словами старуха перебралась в собственное свое судно, то есть в Посыльную Ладью, и совершила известный тебе обряд, и проговорила известные тебе слова, и поплыла на север; когда же обернулись мы к нашей лодке, что привезла нас на остров, обнаружили мы, что лодка исчезла бесследно.

Жалкие и несчастные, немного постояли мы у кромки воды, и сказала я, что мы с таким же успехом можем отправиться навстречу нашей судьбе, как остаться здесь умирать от горя и голода. И побрели мы вперед, и вступили под сень этих дивных садов; а пока поднимались мы медленно к дому, сошла к нам навстречу женщина, одетая в ярко-алые ткани, разубранная с великой роскошью. Могучего сложения была она, и схожа с той, что заманила нас в западню, однако куда моложе, и краше собою, с лицом заносчивым и неумным. Она уставилась на нас во все глаза, и сперва словно бы немного испугалась, однако вопросила, кто мы такие, и ответствовала я, что мы – Дар. "Дар? повторила она, Что бы это значило? Станете ли вы мне во всем повиноваться? Ежели нет, то погибнете вы непременно, разве что научитесь кушать траву; ибо на этом острове все приходит из моих рук". г Что нам оставалось делать? Все мы опустились перед нею на колени и поклялись исполнять ее волю. Некоторое время незнакомка пристально нас разглядывала, затем молвила:"А, теперь знаю: вы – те, о ком говорила моя сестрица, обещая подарить мне тройку девиц в услужение. Я принимаю Дар и благодарю ее доброе сердце. Но ежели вы и впрямь станете исполнять мою волю, тогда..." Тут она смолкла, и долго не сводила с нас глаз, а затем сказала:"А, теперь знаю: она повелела мне хорошо с вами обращаться, и руки на вас не поднимать, иначе случится недоброе, и похоже на то, что настигнет меня наконец погибель. Ну так ступайте домой, во дворец; я же дам вам еды и питья, и покажу свои кладовые, и Дивный Ларец, и станете вы служить мне честь по чести".

Так мы и сделали; и поели мы, и попили, и отдохнули, и ни в чем-то не знали отказа, кроме как в одном только: в позволении вернуться домой к нашим возлюбленным, и к госпоже лучшей, чем эта вздорная и заносчивая кукла. Но на следующее утро, когда предстали мы перед Королевой, она нас не узнала; и снова пришлось нам объяснять ей, что мы – Дар; и снова окинула нас ведьма злобным взглядом, и снова припомнила сестру и ее наказ касательно нас. Так продолжалось много дней, пока, наконец, не запомнила госпожа, кто мы такие; и, по совету сестры, никогда не обращалась она с нами дурно, хотя мы-то видели, что досадно ей сдерживаться, и не говорила с нами более грубо, нежели по скудоумию своему привыкла; и было у нас в руках все необходимое для поддержания жизни, и не особо обременительным казался наш удел.

Оказались мы на острове три года назад; а месяц спустя после того приплыла сюда на своей ладье твоя ведьма, и приветствовала нас при встрече, и спросила, усмехаясь, разве не великодушно поступила она, обеспечив нам жизнь столь отрадную? "О да, более чем великодушной сочли бы вы меня, молвила колдунья, – узнай вы, что выпало бы вам на долю, кабы не мое заступничество". Мы, по правде говоря, не видели особого великодушия в том, чтобы похитить нас у наших возлюбленных; но мы благоразумно придержали языки, ибо рабам приходится целовать палку.

Через два дня ведьма покинула остров, но впоследствии приезжала еще не раз и не два, пока не узнали мы секрет Посыльной Ладьи и ее заклинание; однако не догадывались мы, что судно заговорено против нас. Потому однажды, когда пробыли мы на острове чуть менее года, мы спустились к ладье в предутренних сумерках, и поднялись на борт, и обагрили кровью нос и корму, и проговорили слова заклинания. Но тотчас же поднялся жуткий шум и грохот, и загремел гром, и задрожала земля, и на озере расходились огромные волны, и не смогли мы сдвинуться с места, пока не прибежали к нам обе ведьмы: они вытащили нас на берег, и отвели в дом и в ту самую темницу, где ныне веселимся мы и пируем. Здесь претерпели мы наказание, о котором, дорогая гостья, мы тебе ничего не скажем. Вот почему никогда после не осмеливались мы бросить вызов приключению Посыльной Ладьи, но жили в праздной скорби и позорной лености, пока небеса не послали нам в помощь тебя, дорогая сестра и гостья.

Но чем закончился королевский суд, и что случилось на поле сланцевого песчаника, и чем завершился турнир для наших паладинов, мы ведать не ведаем, и не можем сказать тебе, живы ли они еще; но ежели живы, то к ним хотели бы мы послать тебя с поручением, а о таковом расскажем мы тебе по всех подробностях завтра. Таков, милая, конец моей истории.