Текст книги "Вивьетта"

Автор книги: Уильям Локк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

II

Дик с тяжелым сердцем лег в постель в этот вечер, называя себя самым несчастным созданием и взывая к Провидению, чтобы оно поскорее убрало его из этого отвратительного мира. Он пожелал дамам спокойной ночи в 11 часов, когда они поднялись наверх в свои спальни, и отправился провести остаток вечера в приятном одиночестве в ту комнату, где размещена была его коллекция. Выйдя оттуда через час в вестибюль, он наткнулся на живописную, но весьма грустную картину. Здесь, на третьей ступеньке главной лестницы стояла Вивьетта, в одной руке державшая подсвечник, а другую протянувшая Остину, который, склонив голову, прижимал ее к своим губам. Свет свечи отбрасывал от ее волос неясные тени на ее лукавое личико, а ее большие глаза блестели так ярко, как еще никогда не приходилось видеть бедному Дику. Когда он появился, Вивьетта тихонько рассмеялась, отняла руку у Остина, и, спустившись со ступенек, таким же царственным жестом протянула ее Дику.

– Еще раз спокойной ночи, Дик, – сказала она нежно. – Мы с Остином поболтали немножко.

Но он не обратил внимания на ее руку и, угрюмо буркнув „спокойной ночи", вернулся в свою оружейную, хлопнув дверью. Здесь он стал подогревать свой гнев большей, чем обычно, порцией виски с содовой водой и поднялся к себе наверх уже на рассвете, чтобы ворочаться с боку на бок.

Это было начало грехопадения Дика – боги, искушенные Вивьеттой, употребили обычный свой прием и сперва довели его до исступления. Но Вивьетта, в сущности, не была виновата. Действительно, в течение всего дня она полагала, что действует, как добрая фея, и помогает Дику выбраться на дорогу, ведущую к счастью и богатству. Он сам, как она убедилась, не предпринимал никаких шагов для того, чтобы изменить условия своей жизни. Он не доверился даже Остину. Вивьетта перебрала в уме всех своих влиятельных друзей и знакомых. В числе их была леди Уинсмир, графиня – вдова семидесяти лет, окруженная знатью, в чьем лондонском доме она временами гостила. В последний раз рядом с нею за обедом сидел крупный администратор одной из больших колоний. Затем среди своих друзей она остановилась на миссис Пендебри, муж которой каким-то таинственным образом нажил громадное состояние в Марк-Ляне. Не отправиться ли ей в Лондон, чтобы начать кампанию в пользу Дика, обеспечить ему место и потом победоносно вернуться, представ перед его изумленными и восхищенными глазами? Перспектива была очаровательная. Ее девичий ум восторгала роль сказочной доброй феи. Но сперва надо подготовить почву дома; не должно быть противодействия со стороны Остина. Он должен явиться ей союзником.

Когда женщине приходит в голову подобная мысль, она стремится немедленно осуществить ее. Мужчина взвешивает все препятствия и выясняет себе силу и решимость драконов, ждущих его на пути; женщина же идет напрямик и не обращает внимания на драконов, пока они не начнут кусать ее. Вивьетта решила сразу же переговорить с Остином; но благодаря ряду случайностей, за весь день и вечер ей ни разу не представилось удобного случая выполнить свое намерение. Только стоя на лестнице и увидев, что Дик уходит в оружейную, а Остин собирается вернуться в гостиную – мужчины попрощались с дамами в вестибюле, – она решила, что наступил удобный момент. Она спустилась вниз и открыла дверь гостиной.

– В сущности, мне совсем не хочется спать. Не хотите ли еще немного посидеть со мной?

– Больше, чем немного, – ответил Остин, подвигая ей кресло и поправляя на лампе абажур, чтобы свет не падал ей в глаза. – Я только что как раз думал о том, как мрачно здесь без вас, точно сразу унесены все цветы.

– Да, пожалуй, я декоративна, – отозвалась она кротко.

– Вы очаровательны. Какой инстинкт побудил вас выбрать этот бледно-зеленый цвет для своего платья? Если бы я увидел его на модели, я сказал бы, что он совсем не подходит для вашего цвета лица. А, между тем, теперь кажется, будто это единственный цвет, какой вы должны носить.

Она засмеялась тихим удовлетворенным смехом и мило поблагодарила его за комплимент. Несколько минут они перебрасывались веселыми замечаниями.

– Ах, я так рада, что вы приехали, хотя и на такое короткое время, – под конец сказала Вивьетта. – Я тосковала по веселой беседе, по шуткам, по веянию широкого мира, лежащего за этими сонными лугами. Все это вы приносите с собою.

Остин наклонился к ней.

– Откуда вы знаете, что я не приношу нечто большее?

Глаза девушки опустились под его пристальным взглядом. Затем она сверкнула на него глазами, в которых светилась насмешка.

– Вы приносите с собой в высшей степени ценный дар – признание и должную оценку моих платьев. Я люблю, когда на них обращают внимание. Дик, например, совсем слеп в этом отношении. Почему это?

– Он милый старый бездельник, – сказал Остин.

– Мне кажется, что он несчастлив, – заметила Вивьетта, чисто по-женски сумевшая перевести разговор на нужную ей тему.

– Он, по-видимому, совсем огорчен неудачей с конюшней, – согласился Остин. – Но она очень непривлекательна, и матушка до смерти недовольна ею.

– Дело не в одной конюшне, – сказала Вивьетта. – Дик вообще не удовлетворен жизнью.

Остин в удивлении вскинул на нее глаза.

– Не удовлетворен?

– Он хочет что-нибудь делать.

– Пустяки! – засмеялся Остин с видом человека вполне уверенного. – Он счастлив здесь, как король. Он стреляет и охотится, наблюдает за имением, следит за садом и роется среди своего оружия, – право, делает весь день, что ему захочется. Ложится он спать без забот, а просыпаясь облачается в свободную деревенскую одежду вместо того, чтобы затягиваться в городской костюм делового человека. Для человека с его вкусами, Дик ведет идеальный образ жизни.

Он стряхнул пепел с папироски, которую курил, как бы показывая этим, что вопрос решен. Но Вивьетта смотрела на него с улыбкой – с улыбкой превосходства женской мудрости. Как поразительно мало знал он Дика!

– Неужели вы действительно думаете, что на земле есть хоть одно живое существо, довольное своей жизнью? – спросила она. – Даже я знаю, что этого нет.

Остин стал доказывать, что Дик должен быть удовлетворен.

– Будучи во всем зависим от вас?

– Я никогда не давал ему почувствовать это, – быстро произнес он.

– Однако он это чувствует. Он стремится уехать отсюда… самостоятельно зарабатывать средства к жизни… пробить себе дорогу.

– Я впервые слышу об этом, – сказал Остин, искренне удивленный. – Право, я полагал, что он совершенно доволен своей жизнью здесь. Правда, временами он бывает раздражителен, но это всегда с ним бывало. Чем бы он хотел заняться?

– Возиться со стадами, разводить овец… в Аризоне или Новой Зеландии, безразлично где… жить на вольном воздухе.

Остин закурил другую папиросу и прошелся по комнате. Он был человек, привыкший к регулярному образу жизни, и не любил оказываться застигнутым врасплох. Дику следовало бы сказать ему. А затем, их мать. Кто будет ухаживать за ней? Дик был послан самим Провидением.

– Возможно, что я смогу заменить этого посланца Провидения, не так ли? – сказала Вивьетта. – Не думаю, чтобы матушка была очень уж привязана к Дику. Это вообще можно будет так или иначе уладить. А Дик ведь с каждым днем тяготится все больше. Ежедневно он изливает мне свои жалобы, так что я почти готова завыть от жалости.

– Что, по-вашему, следует мне сделать?

– Не противиться его отъезду, если ему удастся это устроить.

– Разумеется, я не стану возражать, – живо вскричал Остин. – Мне никогда не приходило в голову, что ему хочется уехать. Я готов сделать что угодно, лишь бы он был счастлив, бедняга. Я глубоко люблю Дика. При всей грубости и неотесанности его манер в нем есть что-то женственное, что заставляет любить его.

Они стали перебирать добродетели Дика а затем Вивьетта изложила свой проект. Та или другая из влиятельных особ, к которым она в своей юной доверчивости собиралась обратиться, сумеет, несомненно, устроить ему какое-нибудь место за границей.

– Даже я, недостойный, изредка слышу о подобных местах, – заметил Остин. – Всего лишь на этих днях старый лорд Овертон спрашивал меня, не знаю ли я человека, могущего заведовать лесами, приобретенными им в Ванкувере…

Вивьетта вскочила и захлопала в ладоши.

– Как, ведь это как раз для Дика! – ликуя, вскричала она.

– Ей-богу! – проговорил Остин. – Это так. А я и не подумал об этом.

– Если вы добудете ему это место, я поблагодарю вас самым нежным образом. – Она из-под ресниц ласково взглянула на него. – Обещаю вам это.

– Ну тогда я наверняка добуду его, – ответил Остин.

Остин пустился в подробные объяснения. Лорду Овертону нужен был человек воспитанный – джентльмен – умеющий ездить верхом, стрелять и тому подобное. Он должен заведовать насаждением, рубкой и отправкой леса, управлять несколькими фермами лорда Овертона, раскинутыми в обширном районе. Вознаграждение 700 фунтов в год. Последний управляющий скоропостижно умер, и лорд Овертон хочет, чтобы его заместитель сразу пустился в путь и безотлагательно приступил к исполнению обязанностей. Как это он не подумал о Дике!

– Но вы думаете о нем теперь. Не может быть, чтобы было уже поздно – людей с подобными качествами не встретишь на улице.

– Совершенно справедливо, – сказал Остин. – А что касается моей рекомендации, – добавил он с обычной самоуверенностью, – то мы с лордом Овертоном в таких отношениях, что он не поколеблется ни минуты дать место моему брату. Я сейчас же напишу ему.

– И мы ни слова не скажем Дику, пока дело не будет окончательно слажено.

– Ни слова, – сказал он.

Они разразились смехом, точно счастливые заговорщики, и заранее наслаждались успехом своего заговора.

– Наш дом будет выглядеть очень странно без него, – заметил Остин.

Тень омрачила ясное лицо Вивьетты. Помещичий дом, в самом деле, будет казаться совсем заброшенным. Отойдет в прошлое ее роль повелительницы Дика, его поверенной и мучительницы. Расставание с ним будет тяжелым. В последнюю минуту разыграется ужасная сцена – он захочет сжать ее в своих объятиях и заставить ее обещать приехать к нему в Ванкувер. Она слегка содрогнулась, но затем тряхнула головой, точно отгоняя тревожные мысли.

– Не будем думать о грустной стороне вещей, это эгоистично. Мы добиваемся лишь счастья Дика. – Она взглянула на часы и вскочила. – Уже полночь. Если бы Екатерина знала, что я здесь, она прочла бы целую лекцию.

– Это не так ужасно, – засмеялся он. – Да и в лекции Екатерины нет ничего страшного.

– Я называю ее святой Нитуш, но она очень милая, не правда ли? Спокойной ночи.

Он проводил ее до лестницы и зажег ей свечу. На третьей ступеньке она остановилась.

– Не забудьте, во всем этом мне, никому другому, принадлежит роль доброй феи.

– А я, – проговорил Остин, – никто иной, как нижайший и преданный слуга прекрасной феи. – Он взял протянутую ему руку и, наклонившись к ней, галантно поцеловал ее.

В эту минуту, благодаря несчастной случайности из оружейной вышел Дик и увидел сцену, которая лишила его спокойствия.

Наутро, когда Дик угрюмо явился к завтраку, Вивьетта была очень нежна с ним и внимательно ухаживала за ним за столом. Она сама подошла к буфету и нарезала для него ветчину, которую он съел в невероятном количестве после первого горячего блюда, и, ставя блюдо перед ним, она ласково погладила его по плечу. Она самым откровенным образом игнорировала Остина и втянула Дика, сперва не поддававшегося, в оживленный разговор о его премированных розах и о щенке-сеттере, только что оправившемся от болезни. После завтрака она обошла вместе с ним сад, осмотрела розы и щенка и проявила большой интерес к трельяжу, который он устраивал для посаженных тут ползучих растений; теперь в цветочных горшках были видны лишь первые скромные листочки. Ни он, ни она и словом не упомянули о сцене вчера вечером. Утро принесло Дику сознание, что, не взяв ее руку и хлопнув дверью, он поступил непростительно невежливо. Но извиниться за свою невежливость он не мог, ибо тогда ему пришлось бы сознаться в своей ревности к Остину, что по всей вероятности подвергнет его насмешкам Вивьетты – а их он боялся больше всего на свете и чувствовал себя перед ними беззащитным. Вивьетта, со своей стороны, считала молчание – золотом. Она прекрасно понимала, почему Дик хлопнул дверью. Всякое объяснение только испортило бы дело. Оно неприятно отразилось бы на ее отношениях к Остину, которые начали становиться чудесными. Но в сердце своем она любила Дика за его медвежьи ухватки, и свое раскаяние и благоволение она проявила в особенно ласковом обращении с ним.

– Вы даже не предложили мне прокатиться на новой лошади, – сказала она. – Не думаю, чтобы это было весьма любезно с вашей стороны.

– Вам хотелось бы? – спросил он живо.

– Разумеется. Я люблю смотреть, как вы управляетесь с лошадьми. Вы, стремена и лошадь кажетесь цельным механизмом, точно автомобиль.

– Да, я могу подчинить лошадь своей воле, – отозвался он, в восторге от ее комплимента. – Мы возьмем догкарт. Когда вы хотите? Сегодня утром?

– Да, в одиннадцать часов, например. Это будет чудесно.

– К одиннадцати все будет готово. Вы увидите, она летит, как ветер.

– Я тоже, – засмеялась Вивьетта и показала на ворота, которые только что открыл садовник, пропуская молодого человека, приехавшего верхом на лошади.

– Ах, Господи! Это Банстед, – со стоном произнес Дик.

– До свидания… до одиннадцати, – сказала Вивьетта и убежала.

Лорд Банстед слез с лошади, отдал поводья садовнику и подошел к Дику. Это был нездоровый и потрепанный молодой человек с выцветшими глазами, бесформенным подбородком и редкими усами. Он был в легком голубом охотничьем галстуке, заколотом рубиновой булавкой, изображавшей бегущую лисицу, и в круглой фетровой шляпе с очень узкими плоскими полями.

– Здорово, Банстед, – сказал не особенно приветливо Дик.

– Здорово, – ответил тот, останавливаясь перед кустами роз, которые Дик подвязывал.

Минуты две он наблюдал за ним. Разговор не завязывался.

– Где Вивьетта? – спросил он в конце концов.

– Кто? – проворчал Дик.

– Глупости. К чему церемонии? Мисс Гастингс?

– Занята. Она будет занята все утро.

– А мне нужно бы повидать ее.

– Не думаю, чтобы это вам удалось. Вы могли позвонить у подъезда и послать ей свою карточку.

– Согласен, – проговорил Банстед, закуривая сигару. Он испробовал уже однажды такой способ видеть Вивьетту, но безуспешно. Снова водворилось молчание. Дик обрезал веревку.

– Вы встали очень рано, – заметил он.

– Лег столь трезвым, что не мог спать, – ответил юноша. – Ни души в доме, честное слово. Вчера я так изнывал от скуки, что взял ружье и попробовал стрелять кошек. Застрелил по ошибке проклятого фазана и должен был схоронить его в собственных простынях. Если и сегодня я буду предоставлен самому себе, я непременно напьюсь и стану стрелять в арендаторов. Поезжайте ко мне и останьтесь со мной обедать.

– Не могу, – сказал Дик.

– Поезжайте. Я велю откупорить бутылку старого отцовского портвейна. После обеда мы займемся биллиардом или сыграем в пикет или во что захотите.

Дик кратко отклонил приглашение. На несколько дней приехал Остин, а кроме того в доме гостит дама. Лорд Банстед сдвинул шляпу на затылок.

– Что же в таком случае делать мне в этой дыре, черт возьми?

– Не знаю.

– Вы, сельские жители, так нелюбезны. В городе мне никогда не приходится обедать одному. Всякий рад моему приглашению. Я совсем деревенею, обедая в своей столовой один.

– В таком случае, приезжайте пообедать здесь, – сказал Дик, неспособный отказать в соседском гостеприимстве.

– Хорошо, это, право, совсем по-самаритянски. С удовольствием приеду.

– В четверть восьмого.

Банстед остановился в нерешительности.

– Нельзя ли отложить на четверть часа?

Дик с удивлением посмотрел на него.

– Отложить наш обед? В своем ли вы уме, Банстед?

– Я не просил бы об этом, если бы мы оба не были холостяками, – ответил тот, ухмыляясь с некоторым замешательством. – Но факт тот, что у меня днем сегодня свидание. – Тщеславие порочного юноши пересилило его скромность.

– Видите ли, в „Зеленом человеке", в Малом Бартоне, есть чертовски красивая девочка; я не знаю, – успею ли я уйти оттуда вовремя.

Дик засунул веревку в карман и пробормотал что-то, не весьма лестное для Банстеда.

– Обед в четверть восьмого. Вы можете принять приглашение или отказаться, – сказал он.

– Полагаю, мне лучше примириться с этим, – невозмутимо отозвался Банстед. – Это, во всяком случае, лучше, чем просидеть весь обед от супа до десерта в полном одиночестве под взглядом рыбьих глаз моего лакея Дженкинса. Он тридцать лет служил у отца и не понимает моих привычек. Боюсь, мне придется прогнать его.

Вспотевший почтальон в соломенной шляпе подошел по избитой гравием дорожке с утренней почтой. Он поклонился Дику, вручил ему почту и удалился.

– Я разберу почту в кабинете, – сказал Дик направляясь к дому, и лорд Банстед, в надежде увидеть Вивьетту, последовал за ним. Разборка семейной почты была одной из немногих привилегий, которые Дик сохранил как хозяин дома. В своем простодушии он все еще видел в приеме и отправлении писем важное дело жизни, и ежедневно проделывал установленную процедуру распределения их. В кабинете они застали Остина и Вивьетту; первый писал в углу, вторая читала роман у большого окна, выходившего на террасу. Дик подошел к столу и стал сортировать письма. Остин неприветливо поздоровался с Банстедом и даже не извинившись, продолжал писать. Он не одобрял Банстеда, который представлял собою тип, особенно неприятный молодому, честному и пользующемуся успехом адвокату. Когда Вивьетта сообщила ему о появлении сего юноши, он нетерпеливо вскричал:

– Не мешало бы кому-нибудь по временам прохаживаться по свету со щеткой в руках и сметать пауков, подобных этому.

Вивьетта, еще не забывшая об этой выходке, встретила лорда Банстеда с веселой улыбкой. Располагая двумя защитниками против пятого предложения руки и сердца, она не обратилась в бегство.

– Я вас ждала вчера, – сказала она.

– Ну, правда? Если бы я подозревал это, обязательно явился бы.

– Вы, во всяком случае, возместили упущенное своим ранним появлением сегодня.

– И возмещу еще полнее тем, что явлюсь сегодня к обеду. Дик пригласил меня, – прибавил он, увидев вежливый вопрос в ее глазах.

– Это будет очень мило, – проговорила Вивьетта. – Вы сможете беседовать с матушкой. Видите, Дик разговаривает с м-с Гольройд, которая гостит у нас, Остин занимает меня, так что бедняжка матушка остается ни при чем. Она заведет с вами интересную продолжительную беседу.

Когда Банстед ужинал с хористками, он проявлял находчивость и умел на своем жаргоне парировать шутки. При подобной оказии он сказал бы своей собеседнице, чтобы она не тянула его за ноги. Но тонкая насмешка на лице Вивьетты, казалось, не допускала здесь такого жаргона, и так как его лексикон не сразу позволил ему сформулировать эту мысль в других выражениях, то он промолчал, поправил свой галстук и с обожанием посмотрел на нее. Потом он наклонился к ней, взглянув предварительно на ее охранителей, и сказал тихим голосом:

– Выйдем в сад. Я должен кое-что сказать вам.

– Почему не здесь? – обычным тоном спросила она.

Банстед закусил губу. Ему хотелось снова назвать ее чертенком. Но он сообразил, что она способна будет повторить его слова вслух, чем, конечно, поразит Дика и Остина, которые смогут потребовать объяснений. Поэтому он подвинулся еще ближе к ней и прошептал:

– Я могу сказать это лишь вам одной. Всю ночь я не спал, думая об этом. Даю честное слово…

– Подождите до завтрашнего утра, и вы, может, во сне забудете это, – посоветовала она.

– Вы заставите меня запьянствовать! – пробормотал он.

Вивьетта со смехом поднялась.

– В таком случае, мне следует уйти. На мне следует сделать надпись: Опасно! Не так ли, Дик? Впрочем, я собираюсь кататься и должна одеться. Это мои письма? До свидания. – И сделав прощальный жест рукой, она покинула их.

Банстед остался торчать у дверей и взял иллюстрированный журнал. Горничная, которой позвонил Дик, унесла письма для остальных обитателей дома. Остин и Дик занялись своей корреспонденцией; корреспонденция Дика состояла впрочем преимущественно из каталогов садоводств.

Некоторое время длилось молчание. Оно было нарушено громким смехом Остина.

– Дик! Слышишь, Дик! Как ты думаешь, что предлагают мне эти деревенские идиоты? Принять кандидатуру при выборах в сельский окружной совет! Мне!

Дик быстро подошел к столу, за которым сидел его брат.

– Это письмо мне, старина. Я должно быть, по ошибке положил его тебе. Приглашение это имеет в виду меня.

– Тебя? – рассмеялся Остин. – Какой смысл тебе возиться с местной политикой? Нет, письмо это недвусмысленно имеет в виду меня.

– Не понимаю, – сказал Дик.

Лорд Банстед поднял голову от журнала.

– Это о сельском окружном совете. Я состою членом комитета. Вчера был на заседании. Я председатель скучных бездельников.

– Значит, ваш скучный бездельник секретарь, – вскричал сердито Дик, – отправил Остину письмо с приглашением, предназначенное мне.

– О, нет, он этого не сделал, – возразил Банстед. – Все в полном порядке. Они провалили вас, милейший. Я теперь вспоминаю, я обещал объяснить вам.

Дик отвернулся.

– Нет нужды объяснять, – горько проговорил он.

– Но я должен. У них были свои соображения, понимаете. Они полагали, что им лучше иметь сметливого дворянина, вроде вашего брата, чем такого старого бездельника, как вы. Вы…

– Придержите свой язык, Банстед, – закричал Остин, встав и положив руку на плечо Дика. – Право, милый Дик, ты самый подходящий кандидат. Они лишь думали, что юрист может быть им полезен… Но я слишком занят и, конечно, отклоню предложение. Я очень огорчен, Дик, что причинил тебе неприятность. Я напишу комитету и укажу, насколько пригоднее для этого поста ты, живущий здесь на месте.

Дик резко отшатнулся от него, губы его подергивались от гнева и оскорбления.

– Ты думаешь, я теперь приму? Черт меня побери, если я это сделаю. Неужели ты полагаешь, что я стану подбирать все, что ты бросаешь в грязь, и вдобавок буду благодарен тебе? Черт меня побери, если я пойду на это!..

Он быстро вышел на террасу и в бешенстве скрылся.

– Похоже, что он принял это скверно, – заметил Банстед, следя за его исчезающей фигурой. – Мне лучше ретироваться.

– До свиданья, – сказал Остин и прибавил, провожая его с угрюмой вежливостью до подъезда:

– Если вы обнаруживаете, сидя в своем председательском кресле, столько же такта, сколько проявили здесь, вы должны иметь колоссальный успех.

Пожимая плечами, он вернулся к своему столу. Он был глубоко привязан к Дику, но долголетняя привычка считать его добродушным, недалеким и самодовольным гигантом ослепила его и скрыла от его взора бурю, которая начинала бушевать в его груди. Происшествие было неприятно. Оно задело тщеславие бедняги. Откровенной глупости Банстеда было достаточно, чтобы довести до бешенства любого человека. Но, в конце концов, Дик человек со здравым смыслом и скоро успокоится, понимая, что Остина не в чем упрекнуть. К тому же его ждет радостный сюрприз о Ванкувере, который быстро вытеснит из его головы столь мелочные обиды. Так успокоил себя Остин и вновь занялся своими письмами.

Вивьетта, явившаяся через некоторое время в шляпке и жакете, застала его погруженным в писание. Он с восхищением взглянул на нее, стоящую перед ним в лучах солнца перед окном.

– Представительна я? – спросила она с улыбкой, уловив его взгляд.

– Каждое изменение в вашем туалете делает вас еще более очаровательной.

– Эту шляпку я отделала сама, – сказала она, входя в комнату и смотрясь в трюмо.

– Потому-то она так идет вам.

Она со смехом повернулась к нему.

– Вам, право, не мешало бы сказать что-нибудь более удачное!

– Разве я могу, – ответил он, – когда вы совсем сбили меня с толку.

– Ах, я, несчастная, – сказала она, а затем вдруг спросила: – Где Дик?

– Зачем вам Дик?

– Он обещал прокатить меня. – Она взглянула на часики на браслете. – Сейчас одиннадцать.

– Боюсь, Дик совсем разволновался. Он, по-видимому, рассчитывал быть избранным кандидатом на выборах в сельский окружной совет, а эти глупцы вместо того предложили кандидатуру мне.

– Ах, как они могли? – вскричала Вивьетта, охваченная глубокой жалостью к Дику. – Как могли они быть так глупы и жестоки? Я все знаю, он вчера рассказал мне об этом проекте. Он должен быть страшно разочарован.

Остин не рассказал ей о тактичном объяснении решения комитета, данном лордом Банстедом. Он был человек брезгливый и не хотел марать свой ум воспоминанием о существовании Банстеда. Если бы он описал всю сцену, поведал о вульгарном поведении молодого человека, о своей попытке уладить дело и страстной вспышке Дика, ход развертывавшейся драмы, может быть, изменился бы. Но судьба была против Дика. Остин лишь заметил:

– Во всяком случае, если мы добудем для него это место, оно возместит это с избытком.

– Пожалуйста, не говорите „если", – вскричала Вивьетта, – мы должны добыть его.

– Если лорд Овертон не нашел уже другого человека, а это мало вероятно ввиду замирания всех дел в эти праздничные дни, то мы можем быть фактически уверены в успехе.

– Когда мы узнаем?

– Письмо я написал и отправлю с первой почтой. Если он сейчас же ответит, мы узнаем результат послезавтра.

– Как долго ждать! Вы знаете, какой завтра день?

– Среда.

– Это день рождения Дика. – Ей что-то вдруг пришло в голову, и она захлопала в ладоши, а затем повисла на его руке. – Ах, Остин, если бы мы смогли преподнести ему это место в виде подарка к дню рождения!

Ее прикосновение, ее очаровательная непосредственность, желание, загоревшееся в ее глазах, – все это пробудило и в нем необычный энтузиазм. В спокойные минуты ему никакого дела не было до чьего-либо дня рождения. Какой мужчина вообще думает о таких пустяках? Он объявил ее мысль великолепной. Но как осуществить ее?

– Пошлите подробную телеграмму с оплаченным ответом лорду Овертону, – сказала, ликуя, Вивьетта (как несообразительны мужчины!). – И тогда мы сможем получить ответ сегодня.

– Вы забываете, что ближайшая телеграфная контора в семи милях от нас, в Уизерби.

– Но мы с Диком едем прокатиться. Я велю ему довезти меня до Уизерби и пошлю телеграмму. Напишите ее.

Она ласково подтолкнула его к столу, заставила сесть и положила перед ним блокнот. Он принялся усердно писать и, окончив, вручил ей листки.

– Вот!

Он стал рыться в карманах, отыскивая мелочь, но Вивьетта остановила его. Она являлась доброй феей в этой сказке, а добрые феи всегда тратят свои деньги. Она снова взглянула на свои часики. Было десять минут двенадцатого.

– Пожалуй, он ждет меня все время с лошадью. До свиданья.

– Я посмотрю, как вы поедете, – сказал Остин.

Они вышли вместе в вестибюль и открыли парадную дверь. Новая лошадь и догкарт стояли уже здесь на попечении конюха; но Дика не было.

– Где мистер Уэйр?

– Не знаю, мисс.

И тут бес вселился в Вивьетту. Иначе это объяснить нельзя. Бес вселился в нее.

– Мы должны добраться до Уизерби и вернуться обратно к завтраку. Свезите меня вместо Дика.

Они обменялись взглядами. Остин был молод, он был влюблен в нее. Дик нанес ей непростительную обиду, оказавшись неаккуратным и опоздав. Это послужит ему уроком.

– Сейчас, – сказал Остин, исчезая в поисках шляпы и перчаток.

Вивьетта вернулась в вестибюль и нацарапала записку.

"Милый Дик, вы запоздали. У Остина и у меня очень важное дело в Уизерби, а потому он повез меня. Мы готовим большой сюрприз для вас. Вивьетта".

– Передайте это м-ру Уэйру, – сказала она конюху, собираясь сесть в догкарт.

Конюх дотронулся до своего кепи и побежал отворять ворота. Вивьетта легко вскочила в экипаж и села рядом с Остином. Они только успели выехать на дорогу, как прибежал Дик, видевший их отъезд. Он спустился по дорожке и встретил конюха, который вручил ему записку, говоря ему что-то. Но он его не слыхал. Он ждал, пока тот скроется из виду, потом разорвал записку в мельчайшие клочки, не прочитав ее, втоптал их ногами в рыхлую землю ближайшей клумбы и, убежав в свою оружейную, бросился в кресло, проклиная день рождения Остина.