Текст книги "Мятеж на "Баунти""

Автор книги: Уильям Блай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 8. Мы выжили и увидели Новую Голландию

На них обрушился яростный шторм.

Стояла глубокая ночь. Мы шли под двумя парусами. Какое-то подобие порядка мы уже навели на нашем судне – немного прибрали его, распределили дежурства, не переставая при этом благодарить Бога за чудесное спасение. Спутники, как мне казалось, продолжали доверять мне, отдавая должное моим знаниям и опыту в морском деле. В общем, настроение у нас у всех немного улучшилось, хотя, в сущности, мы оставались в том же почти безнадежном положении, которое нисколько не изменилось и не улучшилось с того момента, как нас выкинули с «Баунти». Но все же мы плыли вперед и даже знали – во всяком случае, представляли – нашу ближайшую цель.

С рассветом ветер заметно усилился. Появившееся солнце пылало каким-то яростным огнем – это был признак надвигавшегося шторма. Он не заставил себя долго ждать и обрушился на нас. Волны вздымались на такую высоту, что мы проваливались между ними, как в глубокую пропасть, и паруса обвисали, словно тряпки. А когда наше суденышко взлетало на гребень, нас безжалостно хлестал ветер, угрожая сорвать паруса. И конечно, в баркасе было полно воды, которую мы беспрерывно вычерпывали, но от этого ее не становилось меньше. Мы опасались не только за свои жизни, а за то, что многие продукты будут окончательно испорчены соленой водой. И, если такое случится, наша гибель неминуема. Одновременно с вычерпыванием мы продолжали освобождать лодку от кое-каких вещей – тяжелых мотков веревок и канатов, дополнительных кусков брезента и парусины. Это помогло существенно облегчить ее, и она уже не так глубоко сидела в воде, а внутри стало больше места для того, чтобы даже прилечь. Удалось и переложить некоторые продукты в более безопасное место.

Продолжают вычерпывать воду и выбрасывать тяжелые вещи.

Мы совершенно вымокли, жутко замерзли, и я угостил каждого, не забыв и себя, ложкой рома, запасы которого, увы, подходили к концу. Заели мы этот скудный глоток таким же скудным куском подмокшего хлеба. Я понимал: на такой еде долго не продержишься, но, скрепя сердце, был обязан держать всех на строгой диете – на полуголодном пайке, чтобы не оказаться вскоре перед угрозой самого настоящего голода.

Ложка рома для каждого.

К полудню я попытался уточнить наш курс и направить баркас точно на север, где надеялся увидеть берега архипелага, который туземцы называют словом «Фиджи». (Намного позднее я узнал, что наш насквозь промокший баркас был первым из европейских судов, нашедших путь к этим островам.)

Погода не улучшалась. Волны вздымались все выше (если такое вообще было возможно), люди измучились до предела, беспрерывно вычерпывая воду, чтобы не пойти ко дну, куда шторм тянул нас с завидной настойчивостью. Однако в эти страшные минуты – не минуты, а часы! – я убедился, что устойчивость баркаса просто великолепна, и почти перестал беспокоиться, что он перевернется.

Надвигалась еще одна ночь, сильно похолодало, и мы, промокшие и замерзшие за весь день, с трудом двигались. Пришлось выдать еще по глотку рома, а закусили мы мокрыми клубнями земляного картофеля, которые завалялись на днище баркаса. Хлеб, уже начавший покрываться плесенью, решили все же оставить на будущее.

Капитан Блай определяет широту и долготу.

Можете удивляться или не верить мне, но ведь не зря говорят, что привычка – вторая натура, и я продолжал урывками вести судовой журнал. (Теперь его следовало бы назвать «баркасный».)

Итак, среда, 6-е мая. Проплываем мимо десятка островов, самый крупный из них примерно 20 миль в диаметре. Причаливать не решаюсь после того, что случилось совсем недавно: у нас нет оружия, а сил еще меньше, чем тогда, на острове Тофуа. Такое впечатление, что большой остров необитаем, но зато очень плодороден… Я бы, может, писал обо всем подробней, но это нелегко: нас часто швыряет из стороны в сторону и то и дело окатывает водой.

Все же я сумел довольно точно определить широту и долготу места, где мы находимся, и вычертить наш путь в районе этих островов. Мы выбросили за корму кусок дерева и приспособили его служить лаглинем, прибором для измерения скорости. Разумеется, все это далеко от совершенства, но, ей-богу, как-то легче на душе становится.

Рыба сорвалась с крючка.

На обед я выдал только кусок хлеба и воду, но все так измучились и притихли, что не стали выражать возмущение. Тем более, что удалось выловить на крючок большую рыбину. Правда, она сорвалась с крючка, когда ее вытягивали на борт!..

Я уже говорил, что разделил команду на дежурных (действующих) и недействующих (отдыхающих). И чтобы одни по возможности не мешали другим. Впрочем, сидеть, лежать или что-то делать было одинаково неудобно. Прибавьте к этому холод, влажность. Мышцы тела почти постоянно напряжены, часто их сводит судорога. Спали мы мало и плохо по тем же причинам.

На рассвете 7-го мая мы снова увидели землю и как от берега отделились две большие туземные лодки под парусами и направились в нашу сторону. Не зная их намерений, мы решили уйти. Они двинулись за нами и некоторое время преследовали, но потом отстали. А кто знает – может, у них были самые дружеские замыслы и мы получили бы вдоволь пищи и воды. Очень жаль, однако рисковать мы не имели права. Только сейчас мы окончательно поняли, как все ослабли, а некоторые уже по-настоящему больны… Но тем не менее вперед! Вперед!..

Две туземных лодки начали преследование.

Снова сильный дождь. Хорош он только тем, что льет воду прямо нам в рот, а также пополняет запасы. Пищевые запасы пополнить сложней: они не падают с неба. А те, что в море, не идут к нам на крючки: опять мы не смогли ничего поймать.

Позднее в этот день вышло, наконец, солнце, и мы разделись, высушили одежду, а также принялись за чистку и уборку судна и занимались этим до захода солнца. Мне захотелось соорудить весы (для чего? что взвешивать?), и я сделал их из скорлупы кокосового ореха, а в качестве гирь использовал завалявшиеся на нашей посудине пистолетные пули.

Попутно с работой мы, конечно, вели долгие беседы, и я много рассказывал моим морякам о том, где плавал и что повидал, в том числе о землях под названием Новая Гвинея и Новая Голландия (Австралия) – на случай, если со мной что-нибудь случится в этом плавании, чтобы они знали, куда держать путь. Но прежде всего им следует попасть на остров Тимор, где есть город Купанг и где находятся голландские поселенцы… Запомнили, моряки?

Капитан Блай мастерит весы, хотя что взвешивать – пока не знает.

Они ответили, что запомнили, но лучше, чтобы я все время был с ними. Я не возражал, потому что хотел того же.

Суббота, 9-е мая.

В середине дня я велел приспустить паруса на обеих мачтах, чтобы сделать баркас более устойчивым, так как видел, что постоянная качка ухудшает и без того тяжелое состояние моряков: они уже просто на пределе. Кроме того, прикрепив куски брезента к бортам, мы сумели хотя бы немного увеличить их высоту, и, значит, меньше воды будет заливать днище.

Понедельник, 11-е.

Увеличивают высоту бортов своего баркаса.

Снова угощаемся ромом. Хоть таким способом пытаюсь разогреть мышцы, которые все чаще сводит судорога. Состояние команды ухудшается на глазах. Море продолжает окатывать нас волнами, воду приходится все так же вычерпывать чуть не целые сутки, а сил у нас все меньше.

К середине дня к нам пожаловало солнце, и мы обрадовались ему, как яркому зимнему деньку у нас в Англии. Однако оно не долго баловало нас, вечером снова зарядил дождь, ночь была отвратительной. Я почти перестал надеяться, что придет утро.

Оно пришло, но не принесло ровно ничего радостного или утешительного. Почти все члены команды жалуются на ломоту в суставах, на усиливающиеся боли, и я вижу, что вера в благополучное окончание плавания уже иссякла в них. Они на грани срыва, когда человек может сделать все самое ужасное: прыгнуть в воду, убить своего товарища, себя…

Я уже просто не знаю, как с ними говорить, чем успокоить, утешить… если подобные слова были подходящими в нашем положении. Единственное, до чего додумался, даже показал им пример, – снял с себя насквозь промокшую под холодным дождем одежду, смочил в морской воде, которая значительно теплее небесной, и, надев снова, попытался хотя бы чуть-чуть согреться. Эти действия отвлекли кое-кого от тяжких дум и, кажется, даже принесли ненадолго тепло в тело.

Промокшую под холодным дождем одежду окунают в теплое море.

Пятница, 15-е. Ранним утром увидели еще одну группу островов, откуда к нам пожаловало множество птиц. Радостно сознавать, что в этом мире мы не одни, но опять же: имею ли я право бросать якорь у одного из островов и рисковать жизнями всей команды?.. Хотя какая разница, от чего умереть? От голода и жажды или от рук дикарей? Сопротивляться им мы не в состоянии: силы на исходе, и если бы не постоянные дожди, волнение на море и необходимость вследствие этого все время вычерпывать воду, мы уже, боюсь, совсем разучились бы двигать руками и ногами. Так что и в плохом бывает порою нечто хорошее, не так ли?

Среда, 20-е мая. Только что подумал: как удивительно, что при таких условиях – негде укрыться, дожди, холод – никто все-таки серьезно не заболел… Удивился этому и вдруг увидел всех нас совсем другими глазами и понял: мы и так уже полутрупы – исхудавшие, покрытые белесым налетом морской соли, скованные в движениях, как глубокие старики или инвалиды; неузнаваемые для всех, кто нас бы сейчас увидел; переполненные страшным ощущением полной безнадежности нашего существования на этой земле, в этом море…

Постоянно вычерпывают воду.

Дни сменяются днями, месяц май идет к концу. Небо становится более ясным, море – спокойным, баркас уже не заливает водой. По моим подсчетам основной нашей пищи – хлеба – остается примерно на месяц, если продолжать питаться в режиме суровой экономии. Хочу надеяться, к этому времени мы достигнем Тимора и найдем временный приют у белых поселенцев из Голландии. Но, возможно, если произойдет резкая смена в направлении ветров, нам придется плыть до острова Ява, а это значительно дальше.

Понедельник, 25-е.

Эти люди были неузнаваемы.

В середине дня несколько морских птиц летели над нами так низко, что кто-то изловчился и поймал одну. Это была чайка, из тех, кого зоологи называют «глупая крачка». Я отобрал птицу у везучего охотника и решил развлечь команду незатейливой игрой под названием: «А это кому?» Несчастной крачке свернули голову, разделили тушку на восемнадцать частей, и я, отвернувшись от команды, начал предлагать каждый кусочек, выкрикивая: «Кому?» – а сидевший спиной ко мне писарь называл имя. Так мы честно разделили мясное угощение, которое было моментально съедено со всеми костями и потрохами и с соленой морской водой вместо подливки.

Под вечер к нам пожаловали птицы покрупнее, размером с хорошую утку, но тоже, как и глупые крачки, не отличавшиеся большой сообразительностью. Они имеют обыкновение запутываться в парусах и других снастях, за что моряки прозвали их «тупицами». Нам удалось поймать одну «тупицу» на ужин, и уже без всякой игры она была съедена.

Вторник, 26-е.

«А это кому?»

На этот раз отличился я: тоже поймал «тупицу». Что ж, неплохой завтрак, но я отдал его трем членам команды, которые чувствовали себя хуже остальных. Все прочие удовлетворились кусками хлеба, смоченными в соленой воде, которая смывает плесень и даже придает – или мне кажется? – какой-то вкус…

Господи! Солнце греет в полную силу, и это тоже плохо, потому что дождь и холод сменились немыслимой жарой, которая так подействовала на ослабевших людей, что трое потеряли сознание, а когда оно вновь вернулось, сказали, что не хотят больше жить. Такое настроение страшит меня сильнее всего. Особенно теперь, когда мы все ближе к нашей первой цели – острову Тимор. Или, на худой конец, к острову Ява…

И опять удача: вечером поймали еще парочку «тупиц», а в их желудках обнаружили несколько летающих рыбок. Вся команда так обрадовалась предстоящему пиршеству, что смотреть было приятно. А ведь не забывайте: мы едим это все в холодном (и несваренном!) виде – огня у нас нет.

Поймал «тупицу»!

Среда, 27-е.

В вечерние часы облака так резко и четко обозначились на западе, что я уже почти не сомневался: мы находимся вблизи от суши. Разговоры в этот вечер были больше о том, что обнаружим на берегу, чем себя порадуем.

Четверг, 28-е.

В девять утра увидели перед собой большой барьерный риф, который необходимо преодолеть, прежде чем войдем в спокойные воды и сможем приблизиться к земле. Пока же нашим глазами открылись белые гребешки волн, разбивающихся о рифы, между которыми, казалось, не было прохода.

Однако я был полон решимости пробиться сквозь них, что удалось не раньше чем проплыли несколько миль вдоль скалистых ограждений.

Большой барьерный риф.

И вот наконец мы в спокойных водах, плавание в которых приведет нас, я уже точно знал, к небольшим островам, расположенным на пути к своему главному огромному острову – Новая Голландия. (Она же – Австралия.)

Я объявил своим спутникам, что мы бросим якорь у первого же подходящего для этого куска суши.

И еще сказал, что прошу их постараться забыть все беды и несчастья, с которыми мы столкнулись на пройденном отрезке пути. Хотя не обещал, что в дальнейшем мы сразу почувствуем большое облегчение.

Глава 9. Кожа да кости…

Долго искать место для стоянки не пришлось. Мы бросили якорь в тихом заливе, недалеко от пологого песчаного берега, и, выйдя на сушу, сразу принялись осматриваться и выискивать признаки присутствия человека. Мы увидели следы от нескольких костров, горевших, видимо, достаточно давно, однако ничего такого, что утвердило бы в мысли, что ночевка на берегу будет безопасной.

Сбор устриц.

Но, конечно, в первую очередь всем нам хотелось найти что-нибудь, годное для еды. Мы обнаружили поблизости устричную отмель, однако из-за наступившей темноты отложили основной сбор ракушек до утра. А пока надо было решать, как провести эту ночь. Я посчитал разумным разделиться на две группы, одна из которых ночует на берегу, другая – на борту баркаса. И поскольку, как известно, утро вечера мудренее, дальнейшие наши действия будем определять завтра на рассвете. Тогда же постараемся зажечь костер, для чего надо не только найти топливо, но и добыть огонь. Как в доисторические времена.

29-е, пятница.

Капитан Блай разжигает костер.

Ночь прошла спокойно. Никто из местных жителей, которые здесь наверняка есть, так и не появился, и я послал несколько человек на разведку – тех, кому легче передвигаться после всего перенесенного нами. Остальные приводили в порядок судно – чтобы оно было в полной готовности на случай, если – не дай Бог! – придется спешно отплывать.

Ушедшие вдоль берега вернулись в хорошем расположении духа, хотя ничего, кроме устриц и свежей воды, не раздобыли и никого не встретили. А я занялся разжиганием костра, для чего переворошил все вещи, находившиеся на баркасе, и нашел-таки, к своей радости, завалившийся среди других вещей плотно закрытый ящичек, в котором были трут, огниво и кремень. Теперь высечь огонь я мог в любое время. Что и сделал, а для растопки использовал сухие водоросли, валявшиеся на берегу. Когда же принесли с баркаса медную кастрюлю и остатки свинины, которую я уже боялся использовать в сыром виде, мы, перемешав ее с хлебом, сделали такую тушенку, что пальчики оближешь.

Горячая пища разморила нас, и люди повалились там, где сидели, но я не дал им заснуть на послеполуденном солнце, боясь, что некоторые уже не проснутся – их хватит солнечный удар, – а велел отправиться в тень, и они, с неохотой и ворчанием, подчинились.

Короткий сон в тени деревьев.

После крепкого и благодатного сна всех потянуло размяться. Мы разбрелись в разные стороны, однако не теряя друг друга из вида, и вскоре обнаружили неподалеку лощину, поросшую густой блестящей травой, что говорило о том, что тут близко река или подземные воды. Немного покопавшись в земле, мы добрались до воды, и у нас появился свой собственный колодец.

Обнаружили мы и свежие следы каких-то животных; Нельсон согласился со мной, что это, скорее всего, кенгуру. Те самые, которые, по мнению зоологов, водятся только в одном месте на земном шаре – в Австралии. Значит, мы сейчас в ней и находимся.

Мы наткнулись и на большое количество кустов и деревьев с незнакомыми ягодами и фруктами; я не советовал набрасываться на даровое угощенье, опасаясь, что оно может оказаться ядовитым, но разве удержишь оголодавших людей? Мои спутники обобрали чуть ли не все кусты и ветви, встретившиеся на пути, и после этого, конечно, многие хватались за живот и говорили, что, наверное, отравились и сейчас умрут. Но, слава Богу, от этого никто не умер. Я тоже присоединился к фруктово-ягодному пиршеству, однако только после того как увидел, что птицы с удовольствием клюют все эти плоды.

Люди поедали все ягоды и фрукты, которые свисали с веток.

Так прошло двое суток, которые я решил дать всем нам для отдыха и хоть какого-то лечения. И действительно, люди стали выглядеть уже значительно лучше, и отчаяние у них вновь сменилось надеждой.

Тем временем я продолжал готовиться к новому и, как я уже рассчитывал, последнему, переходу по морю на нашем баркасе, хотя, откровенно говоря, вовсе не был уверен, что все окончится благополучно: то есть мы достигнем берега в том месте, которое нужно – где будем в полной безопасности и сумеем пересесть на большой корабль и доплыть на нем до Европы.

Воскресенье, 31-е мая.

На холме показалось десятка два туземцев.

Мы готовы к выходу в море, хотя запасов продовольствия, по существу, нет. Пополнить его мы смогли только некоторым количеством устриц, фруктов и шестьюдесятью галлонами пресной воды.

Сотворив молитву о благополучном плавании, мы приготовились столкнуть баркас на воду, когда на песчаном гребне берега показались туземцы. Их было десятка два – полуголых, с густыми короткими волосами, вооруженных копьями и какими-то короткими изогнутыми предметами вроде бумерангов. Они громко кричали и делали нам призывные жесты. Однако, не будучи уверены, что намерения их дружелюбны, мы предпочти поскорее отплыть.

Часам к восьми утра на следующий день мы приблизились к другому острову и вышли там на берег. Как обычно, я разделил команду на три группы – одну намеревался отправить на север для обследования местности, другую – на юг, третью оставить на судне.

В этот раз недостаточно отдохнувшие от свалившихся на них испытаний моряки – те, кого я хотел послать обследовать остров, – дружно заявили, что лучше откажутся от еды, чем поплетутся неизвестно куда и неизвестно зачем. На что я резко сказал, что и дураку понятно, для чего нужна разведка, и уж не собираются ли они, по примеру своих собратьев на «Баунти», учинить новый мятеж.

«Защищайся!»

Один из самых дерзких крикунов дошел до того, что ответил: а почему бы нет? Разве он сам не смог бы, вроде меня, командовать нашим плавучим гробом?

Наученный горьким опытом, я решил либо пресечь бунт в самом зародыше и немедленно утвердить свое главенство, либо умереть. Поэтому выхватил саблю и крикнул:

– Бери другую саблю, человек, и защищайся! Кто победит, тот и станет главным!

Это подействовало. Моряк упал на колени и завопил:

У Нельсона – солнечный удар.

– Вы убьете меня, капитан! Я не хотел… Просто сорвалось с языка. Извините…

Я принял его извинения, и вскоре мы забыли об этом неприятном происшествии, причиной которого, несомненно, явилось то, что у всех сдали нервы. А у кого бы не сдали?..

Потом я поднялся на ближний холм, чтобы определить, куда держать курс. Я обнаружил вдали совсем небольшой остров, который вряд ли заселен и где можно было бы остановиться на ночь. А на том берегу, где мы сейчас находимся, я заметил полузарывшуюся в песок туземную лодку, что утвердило в мысли, что ночевать тут небезопасно.

Понедельник, 1-е июня.

Подплыли к берегу этого островка. Увидел на берегу следы от крупных черепах и обрадовался: будет вкусный обед, но черепах мы не обнаружили, и пришлось удовлетвориться некоторым количеством съедобных моллюсков.

Как всегда, отправил нескольких человек на разведку, но они вернулись, никого и ничего не обнаружив, что и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что наконец-то нам никто не угрожает, плохо – что наш пищевой рацион ничем не пополнился.

Огонь охватил сухую траву.

Подвожу предварительные итоги, хотя, быть может, это преждевременно. Итак – уже месяц с лишним, как мы, можно сказать, не вылезаем из лодки и живем, в полном смысле этого слова, под открытым небом. Уже месяц, как мы качаемся на волнах, до которых можно легко достать рукой, если опустить ее за борт. Уже месяц, как мы страдаем от холода, дождя, ветра, которые сменяются палящей жарой; от голода и болезней; от приступов страха и отчаяния; от раздражения и злости друг на друга и на окружающий мир…

И все же… Я не мог не удивиться, когда прикинул и подсчитал по вычерченной мною карте… и все же мы проплыли за эти примерно тридцать суток почти 3000 миль. Да, да, именно столько! Это значит – в среднем по 80 миль за одни сутки и около четырех миль в час…

Я прервал свои вычисления, так как вернулась из похода в глубь острова группа моряков. Они вели – вернее, почти тащили на себе – Нельсона, беднягу хватил солнечный удар. Он изнемогал от жажды и ничего не видел. Я влил ему в рот последние остатки вина, напоил водой, уложил в тени, и он начал постепенно приходить в себя. Зрение восстановилось.

Последние подарки для туземцев.

Его состояние подтолкнуло меня к решению не отправляться сегодня в плавание, а основательно отдохнуть на этом по всей видимости безлюдном островке. К сожалению, настоящему отдыху мешало почти полное отсутствие пищи, если не считать некоторого количества моллюсков и двенадцати пойманных глупых крачек, даже одной из которых не смог бы насытиться изголодавшийся человек. Тем не менее мы разожгли костер, поджарили птиц и постарались по-братски разделить их.

Напугало нас, когда в наступивших сумерках огонь костра перекинулся вдруг на сухую траву, и пламя довольно высоко взметнулось в воздух: не дай Бог, это привлекло бы туземцев с этого острова (если они, все же, здесь) или с ближайших. С трудом мы затушили огонь.

Этот случай подтолкнул меня поспешить с отплытием, и мы снова уселись в наш промокаемый насквозь баркас, из которого теперь даже в сухую погоду приходилось беспрерывно вычерпывать воду.

Снова выходят в открытый океан.

Перед отплытием я, сам не знаю зачем – возможно, в благодарность за то, что они не появились, привязал к стволу дерева подарки для туземцев – все, что еще у нас оставалось: несколько блестящих пуговиц и штук пять металлических ложек и вилок. Я только что написал: «сам не знаю, зачем», но, пожалуй, знал… Потому что хотел надеяться, что больше уже не встречусь с туземцами, а следующая встреча – если произойдет – будет с белыми колонистами, кому не нужны мои пуговицы и вилки…

Среда, 3 июня.

Сегодня, как я рассчитывал, мы должны еще ближе подойти к острову Тимор. Так я и сказал своим людям и, по правде говоря, немного удивился, что они поверили, потому что сам все время нахожусь в состоянии беспокойства и неуверенности: ведь у меня нет необходимых измерительных приборов и уже месяц с лишним я веду наш баркас тем курсом, который мне подсказывает мой немалый опыт и то, что можно назвать наитием, предчувствием. Но мне верят, и это меня окрыляет, а им самим помогает выжить в нашем бедственном положении.

Я заверил их – и пытался убедить самого себя, – дней восемь, десять, и мы будем на суше и в полной безопасности.

Много водяных змей и водорослей.

Но пока, после очередной стоянки у небольшого острова, мы снова выходим в открытый океан, снова поднимаем изрядно потрепанные паруса, снова беремся за весла, за ковши. Мы не видим себя со стороны, но, как я теперь понимаю, смотреть на нас было страшно: исхудавшие, обросшие, оборванные…

Четверг, 4-е июня.

Видим, что в воде появилось множество водяных змей с черно-желтой окраской, а также бурных ветвящихся водорослей под названием «фукус». Земля все ближе!

Суббота, 6-е.

Пытаются помочь двум старым морякам.

Мелкие неприятные происшествия продолжаются. Ну отчего мы, люди, никак не научимся, даже в самых тяжелых и одинаковых для всех обстоятельствах, сохранять элементарную порядочность и честность?!

Случилось вот что. Очередные скудные запасы еды, развешанные на борту для просушки, кто-то украл и, конечно, съел. И разумеется, все с оскорбленным видом отрицают свою причастность. Грустно все это.

Воскресенье, 7-е.

Весь день море бурлит, льет дождь. Мы насквозь промокли и продрогли. Особенно плохо чувствуют себя два самых пожилых моряка. Боюсь, они не дотянут до конца плавания, хотя он, надеюсь, близок.

Понедельник, 8-е. Рука уже с трудом пишет эти строки: не хватает ни сил, ни желания, да и писать абсолютно не о чем – все та же вода кругом, то же серое небо, те же хмурые лица, злобные глаза, из которых напрочь исчезла надежда. Опять сплошная ругань, недоброжелательство, жалобы.

Среда, 10-е. Люди слабеют. Я продолжаю твердить, что скоро, уже скоро наш баркас стукнется о берег острова Тимор. Что еще я могу сказать, чем утешить этих несчастных, бледных как смерть людей с опухшими ногами, с затемненным сознанием?.. Наш боцман простодушно сообщил мне, что, по его мнению, я выгляжу гораздо хуже, чем любой другой на нашей посудине. Не скажу, чтобы меня это слишком огорчило, но и не обрадовало. В ответ я слегка улыбнулся, что, по-моему, его напугало…

Появилось много тропических птиц.

Четверг, 11-е июня. Во второй половине дня увидели множество тропических птиц – бакланы, олуши… Чьи-то ослабевшие руки даже сумели поймать одну из них, и мы ее съели.

Пятница, 12-е. Такой же день, как многие предыдущие. Только когда окончательно рассвело, мы увидели на северо-западе берег с кущами деревьев, и я понял – это Тимор. Мы были милях в шести от него…

Невозможно описать, а потому и не буду пытаться делать это, чувства, которые охватили всех нас, когда мы поняли, что за сорок один день одолели расстояние в три тысячи с лишним миль при малом количестве пищи и воды, на утлом суденышке и потеряли только одного человека – беднягу Нортона, убитого туземцами на одном из островов.

Их глазам открылся остров Тимор!

Мы на Тиморе! Ура!

На берегах видны лишь небольшие хижины.