Текст книги "Джекаби (ЛП)"

Автор книги: Уилльям Риттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Интересно. – Джекаби пошел дальше по коридору, смотря на номера квартир. Я поспешила за ним.

– Подождите, – произнес Чарли, следуя за нами, – я обещал инспектору вывести вас из здания.

– Вы так и сделаете, – ответил Джекаби через плечо – мастерски, и следуя инструкциям, я полагаю. Однако я не припомню, чтобы инспектор Марлоу давал какие-то указания о времени или пути, по которому следует нас выводить. Так что давайте немного поболтаем с кем-то странным, хорошо? Я люблю странных. А, вот мы и пришли!

Джекаби постучался в дверь комнаты 313. После небольшой паузы, она отворилась, и мы удивили плохо выбритого мужчину с густыми бакенбардами, уставшими впалыми глазами и в ярко-красной пижаме. Кожаный ремень вокруг его головы плотно прижимал к ушам две декоративные подушки. Маленькие кисточки на одной из них медленно покачивались, пока он рассматривал нас из-под наморщенного лба.

– Что? – спросил мужчина.

Джекаби улыбнулся и, протянув руку для рукопожатия, произнес:

– Мистер Хендерсон, я полагаю?

Глава Шестая

Мистер Хендерсон сделал шаг назад, чтобы дать нам пройти в его квартиру, которая была практически один в один такой же, как и у жертвы. Разве что на месте письменного стола находился знававший и лучшие дни диван, а блюдо на обеденном столе заполнили разноцветные плоды. Мистер Хендерсон не сделал ни единого движения, чтобы убрать подушки. Вместо этого он выкрикнул свое недовольство в адрес полиции тем, что та так и не удосужилась прекратить шум, а затем повалился на диван и нахмурился.

– Мы не из полиции, – сказал Джекаби. Он вынул из кармана маленький кожаный рулончик и положил его на стол.

– А я из полиции, – возразил Чарли.

– Мы не из полиции, за исключением одного из нас, – поправил себя Джекаби. – Мистер Хендерсон, не могли бы вы описать плачь, который вы слышите, пожалуйста? – Он развязал кожаный шнурок рулончика и с тихим звоном развернул мешок на столе. Из-за его плеча я смогла разглядеть, что в нем содержаться три маленьких кармашка, в которых находятся какие-то металлические инструменты.

– Да как же вы его не слышите? – требовательно вопрошал мужчина, все еще на повышенных тонах. – Или со мной… со мной… что-то не так?

– Просто опишите звук, пожалуйста, – повторил Джекаби.

– Он такой… такой… такой… – Голос старика дрогнул и с каждым «такой» становился все тише и тише, а потом он потупил взор. – Такой печальный.

– Уберите подушки, мистер Хендерсон, если вы не против, – сказал Джекаби. Он выбрал небольшой металлический стержень, который раздваивался на два длинных зубца.

Хендерсон поднял глаза. Его взгляд был слегка затуманен слезами, а брови больше не хмурились, а расправились, придав выражению лица жалобный, умоляющий вид.

– Мистер Хендерсон, – повторил Джекоби, – подушки, пожалуйста.

Хендерсон медленно поднял руки и стянул с головы ремень. Подушки упали. Его глаза тут же зажмурились, а все тело задергалось, напрягаясь от безмолвного вопля, который, по-видимому, атаковал его слух.

– Откуда исходит плачь? – решительно спросил Джекаби. – Можете указать направление?

Из зажмуренных глаз Хендерсона потекли слезы, и он покачал головой, вместо ответа «нет» или отмахиваясь от звука. Трудно было сказать.

Джекаби поднял свой инструмент и постучал металлическими штырями по столу. Раздался чистый ясный звон. Это был простой камертон. Тело Хендерсона мгновенно расслабилась, и он чуть не рухнул на диван. Он шмыгнул носом и посмотрел вверх с широко раскрытыми глазами. Нота гудела приятным звуком в воздухе в течение нескольких секунд, становясь все тише и тише. И прежде чем она бы совсем затихла, Джекаби вновь стукнул камертоном по столу.

– А теперь? – поинтересовался Джекаби.

– Я-я все еще слышу это плачь, – пробормотал Хендерсон, в его голосе смешались облегчение и растерянность. – Но он уже доносится откуда-то издалека. Он все еще такой печальный. Это звучит, как… – Он шмыгнул носом и умолк.

– Как? – подстегнул его Джекаби, мягко, но безжалостно.

– Он напоминает мне, – с трудом выговорил мужчина, – плачь мамы на похоронах отца. Вот… точно такой же плачь.

Джекаби вновь постучал камертоном.

– Значит это женский голос? – Хендерсон кивнул. – А теперь подумайте, откуда он исходит?

Хендерсон задумался и поднял взгляд к потолку.

– Откуда-то сверху, – решил он.

– Прямо над нами? – уточнил Джекаби. – Может быть, из квартиры сверху?

Хендерсон вновь сконцентрировался и Джекаби вновь ударил камертоном по столу, чтобы помочь ему.

– Нет, – ответил старик, – просто чуть… выше, кажется.

– Превосходно. Тогда давайте перейдем непосредственно к делу. Пока вы в состоянии просветления. Я был бы признателен, если бы вы смогли вспомнить вчерашний вечер. Вы случайно не заметили ничего странного? Может, незнакомцев на лестнице?

Хендерсон тяжело задышал и почесал голову там, где еще недавно были подушки.

– Не думаю. Ничего особенного. Её голос…

– Что-нибудь до появления голоса. Что угодно?

Мужчина вновь задумался, его голова раскачивалась взад и вперед.

– Не думаю. Кто-то наверху играл на скрипке. Я часто слышу их игру, особенно ближе к концу дня. Неплохо. Кто-то проторчал всю ночь в холле возле окна. Возможно, тот Грек, что живет напротив. Он выходит выкурить сигару на балкон… думает, что его жена не знает. Он не очень-то скрытный, топает как слон. Ничего странного. Хотя…

– Я вас слушаю, – подтолкнул его Джекаби.

– Я слышал еще один звук… похожий на… на… брр… не знаю. – Его лоб сморщился. Он выглядел разочарованным, потратил столько усилий, чтобы вспомнить. Джекаби вновь ударил камертоном, и мужчина выдохнул. Он опять сосредоточился.

– На что-то металлическое. Клац-клац. Как-то так. Может, это его часы позвякивали на цепочке. А потом прошло совсем немного времени и начался плачь. Она плакала так печально…

– Большое спасибо за сотрудничество, мистер Хендерсон. – Джекаби свернул кожаный рулончик свободной рукой и убрал его в недра пальто. Он в последний раз звякнул камертоном, прежде чем шагнуть к Хендерсону. – Я вернусь позже, чтобы забрать это, – сказал он, протягивая ему камертон, – но думаю, будет лучше, если сейчас камертон будет при вас.

Хендерсон аккуратно взял предложенный предмет, бережно держа его за ручку, чтобы случайно прикосновением не нарушить кристальную чистоту звучания. Его веки покраснели в тон его же пижамы, но сами глаза были преисполнены благодарностью. Он кивнул, и Джекаби немного неловко похлопал его по плечу, а потом направился к двери.

Когда я вышла от мистера Хендерсона, Джекаби уже осматривал окно в коридоре. Он нажимал за щеколду, открывал и закрывал окно, снова и снова прощупывая раму. Снаружи был виден очень узкий балкон, где жил горшок с почвой, в котором, предположительно, могло обитать растение до наступления холодов. И прежде чем я успела задать вопрос, заметил ли он что-нибудь необычное, он, широко шагая, двинулся по коридору в противоположном направлении. Мы с Чарли догнали Джекаби. Он оказался между нами. Все вместе мы быстро и тихо прошли мимо закрытой двери квартиры 301 и вышли на лестницу.

– Интересно, сколько этажей над нами, – размышлял вслух Джекаби, поднимаясь по лестнице.

– Должен быть только один, – высказалась я. – В фойе всего четыре ряда почтовых ящиков, и цифры идут от одной сотни до четырех. Так что, если не считать чердака… – Я умолкла. Мы добрались до лестничной площадки. Лестница действительно заканчивалась еще одним дверным проемом, и Джекаби повернулся, чтобы взглянуть на меня, склонив голову на бок, когда я догнала его.

– Почтовые ящики? – сказал он.

– Эээ, да. В фойе.

Уголок его рта дернулся вверх, заставив губы смущенно улыбнуться.

– Это довольно проницательно, мисс Рук. В самом деле, проницательно.

– Вы так считаете? – Как оказалось, мне очень хотелось произвести впечатление на своего работодателя. – Это как-то поможет в расследование?

Джекаби усмехнулся, разворачиваясь, чтобы открыть дверь.

– Ни чуть… но тем не менее, отличное наблюдение. Вы очень внимательны.

Глава Седьмая

Четвертый этаж в Эмерлад Арк был практически идентичен третьему. Короткие всполохи от масляных ламп едва достигали пола, почти не освещая его. Джекаби поспешил к двери под номером 412 и громко постучал.

– Так что мы именно ищем? – прошептала я своему работодателю, пока мы ждали. Я услышал шаркающие движения в комнате.

– Знать не знаю, – ответил Джекаби, – но буду рад выяснить, а вы?

Дверь открыл мужчина средних лет в нижней рубашке и отутюженных брюках на подтяжках. Он держал в руках мокрое полотенце, а уголках его подбородка все еще осталось немного крема для бритья.

– Да? – спросил он.

Джекаби осмотрел мужчину с головы до ног.

– Нет, простите. Не та квартира, – объявил он. – Вы определенно просто мужчина. – И без дальнейших объяснений, он оставил озадаченного мужчину наедине со своим утром.

Джекаби постучался в 411, где дверь открыла женщина. Она была одета в простое белое платье, аккуратно застегнутое до самой шеи. Ее рыжие волосы были убраны в чопорный пучок.

– Здравствуйте! Что еще? Я же уже объяснила, что ничего не видела, – в ее голосе отчетливо слышались ирландский акцент и тихое раздражение.

– Просто женщина, – сказал Джекаби, после очередного беглого осмотра. – Бесполезно. Мои извинения. – Он развернулся на пятках и шагнул к квартире 410.

Женщина, будучи еще менее довольной от встречи чем Джекаби, вышла из комнаты.

– Что вы имеете в виду? – потребовала она ответа.

Я из всех сил старалась слиться с обоями, когда она проследовала за детективом. Чарли же, как я заметила, неожиданно увлекся разглядыванием носов своих ярко начищенных ботинок.

– Просто женщина? – повторила она. – Ничего простого в этом нет! С меня достаточно таких, как вы, болтающих без умолку о слабом поле и прочем. Не желаете узнать, мистер Умник, кто на самом деле слабее?

– Я имел в виду, что вы бесполезны для данного дела, – ответил Джекаби, даже не обернувшись.

Чарли покачал головой.

Женщина рассвирепела.

– Я образованная женщина, медсестра и сиделка! Да как вы смеете…

Наконец Джекаби повернулся.

– Мадам, уверяю вас, я имел в виду только то, что в вас нет ничего особенного.

Я закрыла ладонью рот.

Женщина побагровела. Джекаби улыбнулся ей, считая, что этот разумный ответ успокоит ее. Он был готов списать все это на дружеское недопонимание. К чему он не был готов, так это к удару по лицу.

В этом ударе не было ничего символического или женственного. От силы удара детектива развернуло в пол-оборота, но от немедленного падения его спасла стена. Чиркнув по ней ухом, он продолжил свое путешествие на встречу с полом.

От ярости, белая как полотно, женщина склонилась над ним.

– Ничего особенного? Просто женщина? Я Мона О'Коннор, из гордого рода О'Конноров, идущего от королей и королев Ирландии. И во мне куда больше задора, чем в таком никчемном куске мужчины, как вы. Что вы скажете на это?

Джекаби, слегка покачиваясь, сел. Он осторожно попробовал пошевелить челюстью, а потом перевел свое внимание на напавшую. Мысли в его серых глазах сменялись, словно тучи во время шторма.

– Вы сказали, О'Коннор?

– Именно так. У вас проблемы и с ирландцами что ли? – мисс О'Коннор сжала челюсть и посмотрела вниз на Джекаби, подзадоривая его признать предубеждения.

Джекаби поднялся, отряхнул свое пальто, которое немедленно отозвалось побрякиванием и позвякиванием содержимого его карманов. Перебросив шарф на одно плечо, он произнес:

– Рад был знакомству, мисс О'Коннор. Полагаю, у вас нет соседки?

Мона дрогнула. Она бросила быстрый взгляд на меня и на Чарли. Встретив ровно такое же недоумение на наших лицах, она вновь обратила все свое внимание на детектива. Он снова улыбнулся ей с очаровательной, невинной любознательностью. Левая сторона его лица раскраснелась, и на щеке медленно проступало очертание четырех изящных пальцев. Он вел себя совершенно противоположно человеку только что получившему пощечину.

– Возможно, старая родственница? – подсказал он, продолжая себя вести как ни в чем не бывало. – Или подруга семьи? Которая, как мне думается, была рядом, когда вы были еще девочкой.

Мона чуть побледнела.

– Предполагаю, человек в летах, но сложно определить сколько именно лет, – настойчиво продолжал Джекаби. – Похоже, она был рядом с вами, сколько вы себя помните, и такой же старой, как и сейчас?

Лицо Моны стало белее белого.

– Как вы…? – начала было она.

– Меня зовут Р. Ф. Джекаби, и мне бы очень хотелось познакомиться с ней, если вы не возражаете, – сказал он.

Лоб Моны расправился, но вся ее решимость явно пошатнулась.

– Моя мама… моя мама взяла с меня обещание, что я буду приглядывать за ней.

– Я не причиню ей никакого вреда, даю слово.

– У неё один из… один из очередных приступов. Я… Послушайте, я сожалею о… э… о том деле, но, думаю, вам лучше зайти как-нибудь в другой раз.

– Мисс О'Коннор, я полагаю, что несколько жизней висят на волоске. Так что сейчас самое время. Обещаю помочь всем, чем смогу с её приступом. Можем мы войти?

Мисс О'Коннор, бдительность которой была основательно расшатана, прошла обратно к своей двери. Она застыла в нерешительности на какое-то мгновение, а затем посторонилась и жестом предложила войти внутрь.

Планировка квартиры оказалась уже знакомой, но здесь было чище и просторнее, чем в тех, других квартирах. Мягкий дневной свет проникал сквозь белые занавески и падал на стол, покрытый простой коричневой скатертью. Украшением скатерти служили кружевные салфетки, на которых стояла ваза с живыми цветами, белая фарфоровая миска для умывания и кувшин. Небольшой, но добротный диван был покрыт толстым одеялом. В углу стояло деревянное кресло-качалка. В комнате повсюду веяло уютом. Она как будто приглашала остаться. Разительный контраст с ужасным видом, оставшимся внизу.

– Можете присесть, если хотите, – сказала Мона, и я с благодарностью приняла приглашение. Когда я опустилась на подушки, то осознала, как же сильно гудят мои ноги от утренней пробежки по холодным тротуарам.

Офицер Кейн поблагодарил женщину, но остался стоять у двери. У меня наконец появилась возможность рассмотреть его при свете дня. Он и правда был слишком молод для детектива, даже для младшего. Он держался уверено и собрано, но угол его бровей выдавал неуверенность. Периодически он выпрямлял спину, словно активно сопротивлялся естественному стремлению скрыться в самом себе. Его глаза встретились с моими, и он тут же отвернулся. Я поспешила перевести свой взгляд на Джекаби и женщину.

Мисс О'Коннор аккуратно подошла к двери в спальню. Джекаби следовал за ней, сняв вязаную шапку с головы. Я вытянула шею, чтобы посмотреть, как они проскальзывают внутрь. В комнате едва хватило места для двух кроватей в разных углах и единственной прикроватной тумбочки между ними. На ней лежала потрепанная книга и серебряная расческа. Одна кровать оказалась пуста, белье на ней было плотно заправлено на больничный манер. На другой лежала женщина с длинными белыми волосами. Она была одета в бледную ночную рубашку и будто подперта подушками. Казалось, она слегка покачивалась, но рассмотреть ее получше мне не удалось, Мона и Джекаби встали прямо перед ней.

– У нас гость, – сказала Мона. – Мистер… Джекаби, кажется? Это миссис Морриган.

– Миссис Морриган. Ну, разумеется, – ласково произнес Джекаби. Он опустился на колени рядом с фигурой. – Здравствуйте, миссис Морриган. Это такая честь. Вы меня слышите?

Я передвинулась в сторону к дивану, чтобы получше разглядеть пожилую женщину за Джекаби. Она была худой и светлокожей с серебряно-белыми волосами. Ее лицо – вот что поразило меня особенно. Ее тонкие серые брови были словно перекошены от скорби. Тонкие губы были напряжены и слегка вздрагивали, когда она глубоко вздыхала. Вдруг ее голова откинулась на подушки, а рот открылся в трагической пантомиме крика. У меня заныло внутри от симпатии к этой бедной измученной женщине.

Ее челюсть дрожала, пока она выдыхала остатки воздуха. На мгновение мы оказались в подавляющей тишине. Она вновь медленно вдохнула, и все ее тело превратилось в очередной крик, не слышимый для нас.

По моему позвоночнику пробежал холодок. За очевидной странностью этого зрелища крылось что-то еще, что-то глубоко тревожащее было в немом крике этой женщины. Необъяснимый спазм горя и ужаса заставил меня содрогнуться. Будет ли такой моя жизнь, если я последую за Джекаби? Полная смерти, сумасшествия и отчаянья за каждой дверью?

– Иногда на нее находит, – произнесла Мона шепотом. – Так всегда было. Она не может это контролировать. Эти приступы похожи на судороги… правда, я не видела ничего подобного в своих учебниках по медицине. Дома она могла неделями, иногда даже месяцами жить без них. Здесь должно было быть еще лучше. Всего неделя, как мы сняли эту квартиру и тут такое… хуже обычного. Не проходит со вчерашнего дня.

– Со вчерашнего дня? – переспросил Джекаби.

– Да, с раннего утра вчерашнего дня и всю ночь.

Тело миссис Морриган просело, когда воздух вновь покинул ее тело. Ее глаза остались открытыми и были устремлены на Джекаби. Ее рука потянулась к нему, он аккуратно накрыл ее своей. Самый человеческий жест, что я за ним заметила. Потом ее глаза закрылись, все началось по новой.

Джекаби наклонился как можно ближе и что-то прошептал ей на ухо. Мона с беспокойством за ним наблюдала. Миссис Морриган снова открыла глаза и печально кивнула в ответ детективу. Она продолжила свой немой крик, но ее тело слегка расслабилось. Джекаби положил ее руку обратно на кровать и встал.

– Спасибо, – сказал он вслух, и вышел в гостиную квартиры. Мона последовала за ним, прикрыв тихонько дверь.

Детектив откинул темные непослушные волосы назад и вновь надел шапку.

– Что вы ей сказали? – спросила Мона.

Джекаби задумался над ответом.

– Ничего важного. Мисс О'Коннор, спасибо за ваше время. Боюсь, я не могу помочь миссис Морриган, но, если это вас утешит, ее состояние улучшится уже сегодня.

– Сегодня? – переспросила она. – Вы говорите так уверено.

Джекаби вышел в коридор и повернулся. Я встала и выскользнула за ним.

– Я довольно уверен, да. Позаботьтесь о своей пациентке, мисс О'Коннор. Всего хорошего.

Мы были уже у лестницы, когда я услышала, как за нами закрылась дверь. Мы с Чарли сразу же засыпали детектива вопросами. Что он сказал? Что это были за судороги? Почему он так уверен, что они пройдут уже сегодня?

– Она не страдает от судорог. Она оплакивает. А остановится все сегодня, потому что завтра мистер Хендерсон умрет, – голос Джекаби был спокойным, скрывавшим лишь небольшую заинтересованность. Словно у ботаника в разговоре о редком виде орхидей, – Миссис Морриган – банши.

На несколько ступенек слова повисли в воздухе.

– Оплакивает? – переспросил Чарли.

– Она банши? – выпалила я. – Та старушка? Так значит она наш убийца?

– Наш убийца? – Джекаби остановился на лестничной площадке и развернулся ко мне. Я споткнувшись замерла. – Как, во имя всех святых, вы до этого додумались?

– Ну, вы же это сказали, не так ли? В комнате жертвы было что-то нечеловеческое. Что-то древнее. И башни… это те, чей крик способен убить, правильно? Разве они не те, кто… закричат тебя до смерти?

Слова выскользнули из моего рта и спрятались в тени, словно боясь, что их увидят рядом со мной. Взгляд, которым смотрел на меня Джекаби, не был злым, скорее жалким. Это был взгляд, которым смотрят на маленького щенка, который падает с кровати, гоняясь за своим хвостом.

– Значит, не наш убийца?

– Нет, – сказал Джекаби.

– Что ж, это хорошо, – я сглотнула.

– Оплакивать, – произнес Джекаби в сторону Чарли, – это такое выражение горя по умершему. – Он отвернулся и продолжил объяснение, пока мы спускались. – По традиции, женщины, зовущиеся «плакальщицами», исполняли печальные элегии на похоронах в Ирландии.

– Считалось, что у нескольких семей «плакальщицами» были феи. Эти сказочные женщины, пришедшие с другой стороны холма, назывались «женщины со стороны», что в Ирландии звучит, как «бан-ши». Они были преданы выбранным семьям и исполняли самые печальные элегии, когда умирал член их семьи. Даже если они были вдали от него, и новость о его смерти еще не дошла до домашних. Как вы догадались, семья мисс О'Коннор принадлежала к числу привилегированных домов, выбранных банши.

Джекаби резко остановился, разглядывая потертости на деревянных ступенях. Чарли, шедший за ним, вынужден был схватиться за перила, дабы избежать столкновения со склонившейся фигурой. Так же резко Джекаби выпрямился и продолжил спуск. Его взгляд высматривал что-то под ногами. Но судя по количеству спускавшихся и поднимавшихся жильцов, я сильно сомневалась, что он сможет найти какие-нибудь существенные улики здесь.

– Где я остановился? – спросил Джекаби.

– Банши, – напомнил Чарли, – плачущие по умершим, даже если они умерли вдали от дома.

– Точно. Так вот, плач банши стал предзнаменованием смерти. Обреченные на свои роли, с годами банши стали более чувствительными. Эти сказочные женщины могли предчувствовать приближение смерти. Вместо того, чтобы скорбеть по умершим, банши начинали петь свои ужасные песни обреченным.

Они все еще близки со своими семьями, но по мере роста их сила распространилась на всех поблизости. Любая бедная душа, чье время подходило к концу, могла услышать этот плач, особенно те, кто был обречен на жестокую и безвременную кончину. Если вы злополучный путешественник, случайно услышавший этот плач, значит, ваша смерть уже близка. Их боялись и ненавидели все, кто мог слышать их. Что сильно отличалось от того уважения и почитания, что они получали за свои услуги. Банши сами по себе не опасны, хотя и обречены выражать потерю и боль.

Я вспомнила выражение лица миссис Морриган и устыдилась собственных поспешных выводов. Я была рада, что Джекаби отнесся к ней с заботой. Неожиданно я поняла, единственное, что он мог дать ей, это его благодарность.

– Это прекрасно, что ни вы, ни я не можем услышать плач банши, – продолжил он, – он не предназначен для нас. Хендерсон слышит его, потому что это плач по нему. Наша жертва в 301 комнате слышала его так же, я думаю из-за своей безвременной кончины. У миссис Морриган не было ни минуты покоя из-за этих непрекращающихся панихид.

Мы были на последнем лестничном пролете, когда свет из холла осветил ступени.

– Может, мы должны что-то сделать для него? – спросил Чарли, – Если кто-то идет за мистером Хендерсоном, мы не можем просто ждать и позволить тому убить его. Может, стоит перевезти его, спрятать? Поставить охранников у двери?

Джекаби ступил в холл. Солнце было уже высоко в утреннем небе. Облака укутали заснеженный мир, и его мягкая белизна теперь сияла в лучах света.

– Если это успокоит вашу совесть, тогда вперед! Но навряд ли это хоть что-то изменит. Если он слышит плач банши, его судьба определена.