Текст книги "Южное седло"
Автор книги: Уилфрид Нойс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Дни, проведенные на ледниках Имья и Кхумбу
Мне не хотелось отнимать у читателя время, излагая дневник нашего второго пребывания в Сола-Кхумбу; для большинства смертных одна гора ничем не отличается от другой, и вновь мы услышали бы протесты: «Когда же доберемся до Эвереста?» Вот вкратце, что с нами произошло: одна группа – Хиллари, Бенд, Лоу и Уэстмекотт – вышла 9 апреля и в сопровождении Пью, Стобарта, шерпов и более 30 носильщиков направилась прямо к Эвересту. Об их работе на ледопаде будет сказано подробно дальше. У второй группы – Эванса, Грегори, Уайли и Тенсинга – основной задачей была тренировка отобранных шерпов в применении кислородных аппаратов. Члены этой группы исследовали ледники, спускающиеся с Лхоцзе в бассейн Имья, и взошли на Айленд пик (6100 м) – ледовый клык, возвышающийся на полпути. Они вернулись в Тхъянгбоч, забрали наш багаж и основной запас кислорода и ушли вместе с Робертсом. Наконец, Джон Хант, Бvрдиллон, Уорд и я поднялись до самых верховьев ледника Имья. Мы пытались добраться до снежного перевала к северу от Ама-Даблама. На леднике под этим перевалом двое из нас надели аппараты открытого типа и шли с ними пять с половиной часов. Затем, применяя под руководством Тома аппараты с замкнутой циркуляцией, мы взошли за два дня на скальную вершину Амбьюгиябьен (6000 м), расположенную к западу от Ама-Даблама. Спустившись к Чукхунг, мы перешли затем через высокий перевал, ведущий из долины Имья в долину Кхумбу. Этот перевал «для яков» (5500 м) позволял подойти вплотную к хребту Покальде (6100 м) и спуститься далее к Кхумбу. 16 апреля мы поднялись к озеру, вклинившемуся между склоном и мореной, туда, где швейцарцы в прошлом году организовали свой базовый лагерь.
Изложив схему наших передвижений, я вправе теперь отойти от этой темы и вместо неё предложить некоторые беглые зарисовки. Считайте, что коллектив твердо и неуклонно проводит в жизнь запланированную программу тренировок, и позвольте немного разгуляться воображению, останавливаясь на некоторых подробностях нашей повседневной жизни, на некоторых мыслях, фоном для которых все ещё по-прежнему служит резко очерченная черная пирамида, владеющая нами так же, как она царствует над окружающими вершинами.
Приготовление пищи. Четверо из нас разбили лагерь на высоте примерно 4900 м, на покрытой снегом песчаной площадке. Установлены две палатки «Мид». Я готовил в этот вечер ужин, поставив примус перед входом под нейлоновым тентом, растянутым между моей палаткой и палаткой Джона. Эти нагревательные устройства представляют собой сконструированную Ч. Куком модифицированную модель обычного примуса. Три кастрюли входят одна в другую, несколько экранов, окружающих кухню, защищают её от ветра. Так как вход в палатку «Мид» имеет форму круглого рукава, приготовление обеда связано со стоянием на коленях в неподвижной позе. Чай был вскипячен вполне успешно, но, увы, к посрамлению моего поварского искусства, все окончилось опрокидыванием кастрюли. Далее следовал ужин: суп в одной кастрюле, куски свинины с морковью, в другой консервированный кекс на десерт и, наконец, кофе. Ну, как? Неплохо, если не обращать внимания на привычное ворчание в связи с индивидуальными и коллективными капризами. Когда грелся кофе, примус как раз не вовремя «сдох». Моя вина! Джон самоотверженно взял на себя работу по его заправке.
В маленькой палатке совсем не легко установить где что находится: например, в нашей на надувных матрацах занимающих большую часть палатки, лежат спальные мешки; всё остальное распихано по краям и образует небольшой хаос из сухарей, консервных банок, книг, дневников, пижам, рюкзаков, карандашей, деталей к кислородным аппаратам, свитеров и пр. То и дело возникает волнующее кладоискательство: «Куда делся денатурат?..»
Амбьюгиабьен – 12 апреля
Мы медленно поднимались мимо громадных, пышущих жаром валунов. Местность напоминала вершину Глайдер Феч в Северном Уэльсе. На мне был аппарат закрытого типа. Поскольку он был у нас единственным, мы передавали его друг другу через каждые полчаса. Наконец я от него освободился. На высоте более 5800 метров мы дышали неровно и с большим трудом. Белые скалы сверкали на солнце. Внезапно все скалы перед нами исчезли. Мы стояли рядом с небольшим туром и, наклонившись, с благоговейным трепетом заглядывали вниз, в немыслимую бездну. Вершина Амбьюгиабьен обрывается ужасающей пропастью прямо к зеленеющим полутора километрами ниже пастбищам Дингбоча. Внезапностью своего появления вершина производит сильнейшее впечатление.
И какую же ещё лучшую вершину можно пожелать в апрельский вечер? Не торопясь, как полагается на высоте, мы сняли рюкзаки, распределили еду и устроились поудобнее в ближайших каменных креслах. Затем, не торопясь, чтобы продлить удовольствие, стали пережевывать пищу, указывая друг другу ледорубами на ту или иную вершину. Майк обратил моё внимание на местность, где проходила экспедиция 1951 года, показывая мне Нуп Ла и громадины Чо-Ойу и Кьянчунг Канг. Затем мы обратили наши взоры на юг, к величественным снежным пикам Нумбура. У наших ног темными пятнами выделялись картофельные поля селения Дингбоч, и, следуя вверх по долине, глаз начинал карабкаться, преодолевая одну скальную стену за другой. Все выше и выше – и вот уже скалы начинают кутаться в плотный снег. Еще выше – появляется лед в виде мощных полос и желобов, сверкающих на фоне черных вертикальных скал, и, наконец, венчает все снежная шапка. Оттуда вниз на 1000 м смотрит прямо на нас, нахмурившись, как нам кажется, и наводит ужас огромная снежная голова Ама-Даблам; она страшит и в то же время неудержимо влечет к себе.
Ослепленный солнцем, я повернулся в другую сторону, к той точке, которая неизменно притягивала наши взоры так же сильно, как север стрелку компаса.
Громада Эвереста, поднимающаяся над высокой стеной Лхоцзе – Нупцзе, отсюда видна ещё лучше. Квадратная, темная, покрытая пятнами снега вершина похожа на великана, вылезающего из сказочной ванны. Эверест, когда на него смотришь отсюда, производит впечатление притаившегося, но всегда присутствующего гиганта. Он всегда здесь, всегда вопрошает, и, даже когда мы загораем на солнышке, радуясь обычному походному дню, он с силой воздействует, заставляет думать все время о предстоящей битве.
Йети. В нашем лагере, у Имья, мне «пришлось иметь дело» с «ужасным снежным человеком». Шерпы в это время прибыли в лагерь, Джон со мной рядом в палатке строчил какие-то письма или составлял отчет, работая, как всегда, весьма деловито. Поздно вечером, при свете фонарика или свечи, которую ему удалось где-то взять, он писал с характерной для него интенсивностью. Заглушённый стенкой палатки, откуда-то из нижней части долины до нас донесся свист. Вскоре свист повторился.
– Интересно, что это такое?
– Должно быть, это шерпы Чарлза Эванса. Они остановились под Айленд-пиком и пришли за керосином, однако, что-то очень поздно.
– Может быть, пойдем посмотрим?
– Наши ребята должны были услышать. Пусть сами разбираются. И на этом мы перестали думать о случившемся, занявшись своими делами.
Спустя полчаса Гиальен просунул нос в палатку, спрашивая об ужине. «Пришли ли шерпы? Те, которые свистели?» – «Однако никто не слышал свиста,– ответил он.– На что он был похож?» Наше описание привело его в сильное возбуждение: «Это был Йети, сагиб!»
На следующий день снег, покрывавший морену, стаял, и следов не было видно. Если бы мы, услышав свист, сразу вышли, мы, возможно, могли бы взглянуть на таинственного обитателя морен и ледников. А может быть, и нет; может быть, и к лучшему, что он остался в тайне, которой он вполне достоин.
Пик Покальде (6100 м) – 15 апреля
Покальде – это попавшая в Гималаи вершина альпийских масштабов. Взлет переходящего в скалы снежного ребра становится порой столь же чистым и ясным, как юго-западный гребень Менш в Швейцарии. Вершина безудержно манит к себе с высокого перевала «для яков», соединяющего ледники Кхумбу и Имья.
Из лагеря под перевалом сагибы двинулись в путь; к несчастью, мы взяли слишком влево и со стыдом наблюдали, как шерпы, вышедшие намного позже нас спокойно поднимались на перевал тотчас же после того, как мы выползли оттуда бездыханными. Это было неровное, каменистое седло, и для яков, по-видимому, подъём был крутоват. Здесь Джон заявил, что он должен идти вниз: дышать ему было трудно. Согласно последующему диагнозу Майка, это начинался плеврит. В сопровождении шерпов он направился к Кхумбу, в то время как Майк, Том и я при виде сметаемых ветром с гребня и резко выделяющихся на фоне голубого неба снежных вихрей начали натягивать на себя дополнительную одежду.
Это был приятный в альпийском смысле гребень. Снежная гряда, пара выветрившихся скальных жандармов и крутой взлет по гранитным осколкам приводили к острой вершине. Эверест и Макалу возвышались над облаками, словно два громадных собачьих зуба, два «лишних клыка» в пасти земли, как выразился когда-то Меллори. Мрачные желто-бурые вершины, казалось, стряхнули с себя зимний снег.
В лагере на леднике Кхумбу, спуствишись на 1670 м, мы почувствовали, что находимся наконец в вотчине Эвереста. Джону было гораздо лучше. На следующий день нам предстоял путь через ледник к озеру, где у швейцарцев был Базовый лагерь, а ещё через день – ответ на тревожащий всех главный вопрос: что произойдет на ледопаде?
Глава 6. Наконец ледопад!
16—23 апреля. Первое посещение Базового лагеря
Для тех, кто не читал книг об Эвересте, я должен пояснить здесь, что мы были четвертой экспедицией, пытающейся штурмовать вершину, подходя по ведущему к ледопаду леднику Кхумбу. Первые семь британских экспедиций, начиная с 1921 года, проходили через Тибетское плато и поднимались по северным склонам. В 1949 году Непал, до этого недоступный, открыл свою территорию для экспедиций. В 1951 году группа Эрика Шиптона произвела успешную разведку ледопада и наметила путь вверх по стене Лхоцзе,—путь, по которому в 1952 году швейцарцы произвели две попытки штурма. Этот маршрут, естественно, не повторял пути предшествующих экспедиций; общая точка с ними могла быть лишь на самой вершине.
Итак, мы находились на берегу озера, на месте Базового лагеря швейцарцев и на один переход ниже нашего Базового лагеря (лагерь I швейцарской экспедиции).
Мы установили палатки в нишах скальной стены, защищающих нас от холодного ветра, который дул иногда от озера в проход между мореной и склоном.
Забравшись на морену, окаймляющую озеро с востока, можно было составить себе верное представление о долине, по которой мы приближались к Эвересту. Прямо под ледником Кхумбу высилась доходящая до Покальде вереница зубчатых пиков, сателлитов Нупцзе. Позади виднелись иглы Кангтега, а справа – массив Ави. Но взор, бегущий вдоль хребта Покальде, внезапно останавливался, пораженный видом фантастической стены, достойной сказок «Тысячи и одной ночи». До этих пор мы рассматривали Нупцзе на всем её протяжении как барьер, из-за которого выглядывал Эверест. Теперь нам открылась крутизна стены. Начинаясь небольшими башнями и ребрами, стена переходили в устрашающий взлет. Подавляя все окружающее, вершина вздымалась столь круто, что даже крепчайший гималайский лед не в силах был на ней удержаться. А цвет! Основные скалы – гранит бледно-кремового цвета. Они выглядят так, словно какой-то легкомысленный великан схватил кисть и с буйной фантазией начал малевать на черном известняке. Часто это выглядело как большое пятно, от которого жилки белого цвета убегали на сотни метров наподобие суживающихся вен. А выше всего, на фоне неба, ненадежно цеплялась узкая полоска снега, похожая на сахарную глазурь на куске кекса.
Я задерживал ваше внимание на Нупцзе, ибо среди множества эффектных пиков она, как наиболее благородная из всех, произвела на меня самое сильное впечатление. Позади её более низких ледовых отвесов Западное плечо Эвереста выглядело как округлый снежный бугор. Никакого намёка на лежащий между ними ледопад не было и в помине. Слева срезанная вершина Чангцзе, Северного пика вырисовывалась из-за широкого седла Лхо-Ла, по которому гулять в ночную пору не рекомендуется: он представляет собой плоскую белую площадку, однако стоит пройти несколько шагов вперед – и вы упадете с висячего ледника, по которому, обрушиваясь на каменистый Кхумбу, непрерывно мчатся лавины. Слева от Лхо-Ла возвышается острый пик Лингтрен, а между ним и Пумори стоит ещё одна более высокая вершина, на которую Эрик Шиптон и Дэвид Брайант поднимались в 1935 году. Пумори, или «Дочкин пик», прозванный так в честь дочери Меллори, властвует над левым (орографически правым) берегом верховьев ледника Кхумбу и, он без сомнения, второй наиболее захватывающий объект в поле зрения. Откуда ни смотри – это крутой конус, верхняя часть которого, образованная чистейшим снегом, похожим на сбитые сливки, служит вершинным карнизом. Несколько ниже гребень, соединяющий Пумори с Лингтреном, представляет собой изборожденную ледовыми желобами скальную стену, совершенно недоступную, по нашему мнению, для восхождения.
Приятно сидеть вечером на морене и в свете угасающего дня любоваться окружающей красотой. По неведомой причине крутые ледовые ребра Кангтега долго хранили восхитительный розовый румянец, хотя Нупцзе сверкала в лучах последнего зарева дольше всех.
Невдалеке, несколько ниже и позади нас, шерп, спустившись на 200 метров, наполнял ведра необычайно мутной водой из озера. На склоне морены неутомимый Гомпу сооружал пару ненадежных туров, которые затем метко расстреливал камнями. Шерпы превосходили в этом виде спорта привычных к крикету сагибов.
Гомпу был одной из наиболее загадочных личностей. В походе, будучи излишне полным, он единственный из всех шерпов просил иногда сагиба умерить темп. Тем не менее он взошел на вершину Канг-Чо, хотя ему тогда было только семнадцать лет, позже он поднял свой груз до Южного Седла.
Нам повезло, и мы смогли в непосредственной близости увидеть удиравшую среди камней бесхвостую тибетскую крысу. Эти маленькие привлекательные зверьки, похожие на морских свинок, служат, по слухам, пищей для йети. Оглянувшись, можно увидеть за скалами Пазанг Футара или Анг Тенсинга (Балу), готовящих ужин. Обоим этим здоровенным парням, которые впоследствии взошли на Южное Седло, такая работа была, видимо, по душе. Пазанг Футар обладал прекрасным телосложением, улыбкой до ушей и приветливой экспансивностью, которую он излучал всем своим «я». Балу своей громадой оправдывал прозвище «медведь». Этот шерп был мрачным и замкнутым, за исключением тех случаев, когда его зубы сверкали в улыбке. В его твердой независимости было что-то ирландское. Тилман дал очень хорошую характеристику его работе на Ракапоши.
Один из них должен был заниматься стряпней на костре. На мне, по-прежнему, лежала обязанность квартирмейстера до тех пор, пока мы не соединимся с группой Эда, которая, как мы надеялись, захватила наверх припасы, необходимые нам после 17-го числа.
В меню входили обычно грибной или томатный суп, какое-нибудь мясное блюдо с картофелем и, наконец, кекс и кофе. Кекс, великолепный фруктовый кекс, никогда не надоедал. Затем наступала лучшая минута дня: кофе и последняя трубка или сигарета. Засыпали мы обычно в 8.30.
Следующий день, 17-го, Джон по приказу врача должен был отдыхать, и в связи с этим мы с Майком Уордом вызвались идти в Базовый лагерь. Вот уже несколько дней нас волновал вопрос: что происходит на ледопаде? Мне нужно было также составить отчет для Джона и для «Таймса» о том, что делает передовая группа.
Утро было прекрасным. Поднявшись на морену, мы, к удивлению, попали на хорошо промаркированную турами тропу, ведущую к хаотическому нагромождению камней ледника Кхумбу. Местами туры, лежащие на каменном основании, напоминали мне вершину нашей родной Грейт Гебл. Однако, построенные в стиле Гомпу, они были тонкими и высокими, и жизнь их была недолгой. Наиболее яркой особенностью ледника является последовательное, ряд за рядом расположение остроконечных ледяных сераков [9]9
Серак (фр. sérac) – ледяной пик, вертикальное ледниковое образование, образующееся на передней кромке ледника. Sérac – название швейцарского плавленого сыра, известного также как шабцигер.
[Закрыть], достигающих 45-метровой высоты. Первый встретившийся нам представлял собой гладкую вертикальную стену зеленовато-голубоватого цвета, основание которой купалось в протекавшем ниже нас небольшом ледовом потоке. Над этим сераком появились два других характерных образования: ледяные глыбы от 0,6 до 1 метра высотой, зачастую подрезанные у основания так что дуновение ветра валило их вниз. Разбросанные над плоскими сланцами, через которые мы пробирались, они в массе были похожи больше всего на какое-то кладбище. Вместе с тем встречались и знакомые по Альпам ледяные столы: громадные каменные глыбы, вокруг которых стаял снег и которые покоились на ледяной ножке высотой до 1 метра.
Все эти образования обязаны своим происхождением активному воздействию солнца на поверхность ледника. Интереснее всего, что кальгаспоры – «кающиеся грешники» (названные так по своей форме, напоминающей коленопреклоненную фигуру) – встречаются лишь в некоторых районах Гималаев. Через час хода они стали встречаться нам чаще и чаще. Однако необычной формы желоб слева позволил преодолеть все трудности. Последующее продвижение в течение получаса между двумя стенами привело к большому каменному бугру, увенчанному туром. Забравшись на него, мы обнаружили три палатки, установленные на более низких буграх. Это был наш Базовый лагерь (у швейцарцев лагерь I, так как их Базовый лагерь помещался ниже, около озера). Майкл Уэстмекотт был дома в компании с Киркеном, нашим вторым поваром. Майкл страдал от расстройства желудка. Такие болезни были на Базе обычными, так же как кашель и боль в горле, и получили общее прозвище «базолагеритис». Оба Джорджа были не так сильно поражены недугами. Когда несколькими днями раньше притащился несчастный Ральф Иззард, репортер «Дэйли мэйл», его приветствовала мрачная спина Джорджа Лоу, сидящего на скале в глубочайшей депрессии. К счастью, несколько позже Грифф Пью и Том Стобарт, которые участвовали в разведке ледопада, организовали вечерние приемы и тем существенно подняли общее настроение. Майкл Уэстмекотт рассказал нам об их героическом походе, особенно 10 апреля, когда их накрыл тот же снегопад, что досаждал двум другим группам в Дингбоче. С ними было много носильщиков, и поэтому выжидать хорошую погоду было невозможно: носильщики не могли двигаться при ослепительном блеске свежевыпавшего снега без очков-консервов.
Я думаю, именно Том Стобарт придумал остроумную конструкцию консервов, составленную из больших панорамных очков и черной изоленты. Эта изолента стала весьма популярной среди шерпани, которые использовали обрывки её в качестве мушек на своих круглых, румяных щеках. Они утверждали, что такие мушки предохраняют от головной боли, однако ни один представитель мужского пола не был замечен в использовании такого средства. Ленты не хватило на все защитные очки. Были пущены в ход носовые платки, шарфы.
Работа на давно ожидаемом ледопаде началась 13 апреля. По словам Эда, ледопад выглядел более разрушенным и сложным, чем в 1951 году. Стоя в полуденную жару возле палатки, мы могли оценить трудность задачи. На большей части пути вверх от Озерного лагеря казалось невозможным, чтобы в районе между обрывистым концом гребня Нупцзе, спадающего с 7600 до 5180 метров, и круглым куполом Западного плеча Эвереста могло бы спрятаться хоть какое-нибудь ущелье. «Тело» Эвереста покоилось на ледниках, которые сами нависали над окружающим пространством. Но теперь ледопад был перед нами: замерзший поток шириной более полутора километров, хаос упавших сераков и колоссальных обломков. Первое моё впечатление – подобных ледопадов в Альпах нет. (Никто также и не стал бы в Альпах подниматься по такому ледопаду.) Передо мной было нагромождение башен и глыб, разделенных сетью бесчисленных трещин. Это напоминало пену и брызги, разбросанные по поверхности быстро мчавшегося потока, или тысячи кусков сахара, высыпанные в водную стремнину. Потребовалось несколько дней упорного труда, чтобы достигнуть площадки, расположенной на полпути к лагерю II.
В этот день Эд и оба Джорджа с сопровождающими их шерпами запасались продуктами. Они намеревались здесь переночевать и на следующий день выйти в разведку к верховьям ледопада в поисках места для лагеря III. Было ясно, что для того, чтобы сделать путь безопасным для нагруженных носильщиков, потребуется колоссальная работа: выбрать наиболее легкую дорогу, перекрыть мостами непроходимые трещины, улучшить ступени, сбросить опасные сераки или ледяные башни, промаркировать путь флажками. Таких флажков у нас была сотня, и я просил Тхондупа спуститься и раздобыть для них бамбуковые древки.
Мы пошли вниз с Майклом Уэстмекоттом, который в нижнем лагере надеялся поправиться. Через 300 метров Майк Уорд остановился.
«Что вы скажете об этом месте для Базового лагеря?»
Мы с сомнением огляделись. Однако место было явно лучше прежнего. Вместо многих скользких бугров здесь был лишь один, ограниченный изгибом ледникового потока, с одной стороны, и рядом сверкающих двадцатиметровых ледяных башен – с другой. Если ночью потребуется вылезать из палатки, риск сломать себе шею не так уж велик. К тому же для водоснабжения мы могли бы использовать маленький ручеек, впадающий в основной поток, и, кроме того, находились бы намного дальше от швейцарского лагеря. Мы решили, если Джон согласится, переместить сюда наш Базовый лагерь.
