Текст книги "Ассегай"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Маниоро попытался предупредить Леона, однако подать голос не решился, а сам Леон, думавший лишь о том, чтобы подобраться поближе, не заметил отчаянных жестов масаи. До выбранного в качестве укрытия орешника оставалось не больше дюжины шагов, когда вся стайка волоклюев сорвалась со спины слона, громким чириканьем подавая сигнал опасности. Этот знак великан понял хорошо, потому что птицы были не только его грумами, но и стражами.

Вырваться из полусонного блаженства, набрать скорость – на все это хватило считанных мгновений. Слон еще не знал, откуда исходит опасность, он доверял птахам, а потому просто рванул вперед, уходя от охотника под углом в тридцать градусов. Не ожидавший такой быстроты и проворства от животного столь огромной массы, Леон на секунду опешил, но уже в следующий миг сорвался с места. Теперь все решало время. В спринте человек еще может соперничать со слоном, однако чем дальше, тем вернее преимущество будет переходить к четвероногому. На бегу Леон бросил взгляд на великана. Широкие, как паруса, уши были прижаты к черепу, открывая длинную вертикальную прорезь, голова при этом прыгала вверх-вниз при каждом шаге. Пронзительно пищали волоклюи. За спиной кричали что-то Лойкот и Маниоро. Все спуталось, смешалось, пришло в движение и сбивало с толку, а тем временем слон быстро уходил. Еще несколько шагов, и его будет не достать.

Леон остановился. Резко, словно налетел на столб. Он ничего не слышал и видел только одно: вертикальную щель на скачущей вверх-вниз голове. Приклад сам уперся в плечо, взгляд скользнул по сдвоенным стволам. Время замерло. Мир остановился, как бывает только во сне. С глаз будто спала пелена – зрение обострилось, словно заточенное алмазом. Он видел не только колышущуюся стену серой шкуры, не только распластанные уши – он видел то, что под ними. Мозг. Перси Филипс называл такое ощущение охотничьим глазом. Сейчас, когда охотничий глаз открылся у него самого, Леон проник им сквозь плоть и кости и мог в точности описать положение мозга, органа величиной с футбольный мяч, расположенного за вертикальной щелью ушного отверстия.

Ружье грохнуло, и даже яркое солнце не помешало увидеть вырвавшееся из ствола пламя. Странно, но Леон не сознавал, что спустил курок, и лишь слегка почувствовал отдачу, когда сила в пять тысяч фунтов двинула его в плечо. На зрении это никак не отразилось: он ясно видел, как пуля вошла в цель в двух дюймах позади ушной щели. Там, где и требовалось. Он видел, как мигнул и закрылся ближний к нему правый глаз, слышал, как пуля ударилась о кость – звук получился такой же, какой бывает, когда топор лесоруба вонзается в лиственницу. Наделенный даром охотничьего глаза, Леон представил, как эта самая пуля проходит кость и ткани и разрывает мозг.

Слон закинул голову, и длинные клыки на мгновение выставились в небо. Потом передние ноги подломились, и он тяжело рухнул на колени. От удара дрогнула земля. В воздух взметнулось облако пыли. Слон лежал на подломившихся передних ногах, словно приглашая себе на спину погонщика. Голову поддерживали уткнувшиеся в землю бивни. Невидящие глаза оставались открытыми. Хвост шевельнулся только раз. Эхо выстрела еще звенело у Леона в голове, но все вокруг затихло.

Даже мертвый слон убивает! – прозвучало в голове предупреждение Перси. – Не забывай про coup de grâce. [2]2
  Coup de grâce (фр.) – удар милосердия, который добивает смертельно раненного человека или животное, чтобы прекратить его мучения. – Здесь и далее примеч. ред.


[Закрыть]Леон снова поднял ружье, отыскал взглядом складку под мышкой. Еще один выстрел. Великан не вздрогнул, когда вторая пуля пробила сердце.

Леон медленно подошел к поверженному гиганту, протянул руку к неподвижному янтарному глазу, дотронулся подушечкой пальца. Глаз не мигнул. Ноги вдруг обмякли, как вареные спагетти. Он опустился на землю, прислонился к плечу мертвого зверя и закрыл глаза. Он ничего не чувствовал, как будто все эмоции выгорели, как будто внутри не осталось абсолютно ничего. Ни восторга, ни радости, ни сожаления или раскаяния из-за того, что от его руки погибло столь прекрасное существо. Это все придет потом. Пока была одна щемящая пустота – словно он только что отлюбил прекрасную женщину.

Оставалось только доставить добытую кость к железной дороге. Найти носильщиков Леон поручил Маниоро и Лойкоту. Искать их следовало в дальних деревнях, поскольку воины масаи посчитали бы такую работу недостойной себя. Следующие пять дней Леон и Ишмаэль провели вдвоем, держась на приличном расстоянии от разлагающейся, зловонной, раздувшейся груды плоти.

Ночи выдались беспокойные – гора мяса привлекала падальщиков, которые стекались к ней с наступлением темноты. Визжали и скулили шакалы, заливались мерзким хохотом гиены, и все выли, тявкали и дрались за каждый кусок. На третью ночь подошли львы, добавив к общей какофонии свой властный рев. Ишмаэль проводил темное время на дереве, где читал стихи из Корана и призывал Аллаха для защиты от «демонов».

На шестой день посыльные вернулись, приведя с собой носильщиков – несколько мужчин из племени луо, которых Маниоро нанял за десять шиллингов.

– Десять шиллингов в день каждому? – возмутился Леон.

Такое расточительство было ему не по карману – все его состояние едва превышало эту сумму.

– Нет, бвана, десять шиллингов на всех.

– То есть на всех шестерых по десять шиллингов в день?

Легче от такого расклада становилось не намного.

– Нет, бвана. Они несут бивни к железной дороге, и ты даешь на всех десять шиллингов. А сколько дней – это не важно.

Леон облегченно вздохнул.

– Маниоро, твоя мать может гордиться тобой. Ты – молодец.

Все вместе пошли к останкам. К тому времени от громадной туши уцелели только шкура да самые крупные кости – все остальное было съедено и растащено ночными гостями. Голова так и лежала, опираясь на бивни. Леон достал веревку, сделал петлю, накинул на клык, и носильщики налегли на канат. Как ни странно, бивень выскользнул без особого сопротивления. Поскольку немалая его часть находилась в черепе, оценить истинные размеры добычи удалось лишь теперь. Оба бивня положили рядышком на подстилку из свежих зеленых листьев. Их длина и поразительная симметрия впечатляли. В качестве измерительного инструмента Леон снова использовал стволы ружья. Длина правого составила одиннадцать с ладонью, левого – ровно одиннадцать футов.

Следуя указаниям Маниоро, носильщики срубили два длинных ствола акации и привязали к каждому по бивню. Потом две пары взяли два шеста и двинулись в сторону железной дороги. Оставшиеся не у дел потрусили следом, готовые при необходимости сменить уставших.

Права на бесплатный проезд, полагающийся военным, Леон больше не имел, а потому ждать идущего от озера Виктория ночного поезда решили на самом крутом участке, где дорога поднималась из долины. В этом месте даже составы со сдвоенными локомотивами замедляли ход почти до скорости пешехода. Под покровом темноты Леон и его команда вскарабкались по стальной лестнице на крышу товарного вагона. Носильщики передали им бивни и узел Ишмаэля, а Леон бросил старшему бригады полотняный кошелек с шиллингами. Счастливые луо прокричали «спасибо» и растаяли в темноте. Паровозы, натужно пыхтя, поползли вверх по склону. Вагон, на крыше которого устроились охотники, был заставлен корзинами с сушеной рыбой, но вонь ушла, как только состав набрал скорость.

Было еще темно, когда они сбросили бивни и багаж на землю и спрыгнули сами. Поезд сбавлял ход, подходя к станции Найроби.

Перси Филипс завтракал в палатке-столовой, когда команда Леона, сгибаясь под тяжестью груза, вступила на территорию Тандала-Кэмп.

– Вот так так! – Он поперхнулся кофе и вскочил, опрокинув стул. – Уж не твои ли?

– Один – мой, – с непроницаемым выражением ответил Леон. – Другой, к сожалению, ваш.

– Тащите их к весам, – распорядился Перси. – Посмотрим, что тут у нас.

К тому моменту, когда Леон положил на стропы меньший из бивней, у навеса собрался весь штат лагеря.

– Сто двадцать восемь фунтов, – объявил Перси. – Давай проверим второй.

Леон поднял бивень. Перси удивленно моргнул.

– Сто тридцать один фунт. – Голос его слегка дрогнул. Таких бивней в Тандала-Кэмп еще не приносили, но сообщать об этом юнцу он не собирался. С какой стати? Еще возомнит о себе невесть что. Перси почесал бороду и, распорядившись привязать оба бивня к машине, подмигнул Леону. – Ладно, парень, вези меня в клуб. Угощение за мной.

– А теперь рассказывай! – Перси пришлось повысить голос, чтобы перекрыть тарахтение мотора. Неловко переваливаясь и подскакивая, «воксхолл» тащился по дороге к клубу. – С самого начала. Ничего не упускай. Ты сколькими выстрелами его положил?

– Это не начало, сэр, – заметил Леон.

– Начнем с этого. Потом отступишь. Итак, сколько раз стрелял?

– Один. Потом, правда, вспомнил ваш совет и пустил еще пулю в сердце.

Перси одобрительно кивнул:

– Хорошо. Теперь все остальное.

Рассказывал новичок занимательно. Перси поймал себя на том, что слушает его с интересом, хотя, казалось бы, что может быть интересного в том, что знаешь досконально и сам пережил сотню раз? Одна из важнейших обязанностей белого охотника – развлекать клиентов. Они ведь хотят не только подстрелить зверя: эти люди платят огромные деньги, чтобы стать участниками незабываемого приключения, им хочется вырваться из привычной, однообразной городской жизни и пусть ненадолго вернуться к истокам, к первобытному, полудикому существованию – под руководством человека, на которого можно положиться, которому можно довериться и который достоин восхищения. Перси знавал многих парней, которые, будучи знатоками дикой природы, обладая всеми навыками профессионала, не умели ни сопереживать, ни располагать к себе, ни льстить, ни обольщать. Они были угрюмы, немногословны и скучны. Понимая волшебный мир буша, они не умели объяснить его другим. Клиенты к ним не возвращались. Их имена не звучали во дворцах Европы и закрытых клубах Лондона, Нью-Йорка и Берлина. Никто не становился к ним в очередь, никто не нуждался в их услугах.

Этот парень не из их числа. Исполнительный, старательный, энергичный, живой. Скромный, обаятельный, тактичный. Бойкий на язык. Умеющий излагать мысль. Да еще со своеобразным чувством юмора. К тому же симпатичный. Людям такие нравятся. Перси улыбнулся про себя. Черт, он даже мне нравится.

Подъехали к клубу. Перси распорядился поставить машину напротив главного входа, после чего повел Леона в бар, где сидели с десяток завсегдатаев, в большинстве своем бедолаг, живших за счет присылаемых родственниками подачек.

– Джентльмены, – обратился к собравшимся Перси, – я хочу представить вам моего нового ученика. А потом мы выйдем, и я покажу вам парочку бивней. Настоящих бивней!

Впрочем, новость уже разлетелась по городку, и когда они вышли, вокруг машины собралась небольшая толпа. Перси пригласил всех в бар.

К тому времени, когда Хью Деламер проковылял в бар, волоча ногу, пожеванную несколько лет назад львом, атмосфера там изрядно накалилась. Подобного рода ситуации были по душе его светлости. Как и многие выпускники английских частных школ, Деламер получал истинное удовольствие от шумных мальчишеских забав, заканчивавшихся небольшим погромом с крушением мебели и битьем стекол. В этот вечер его спутником был полковник Пенрод Баллантайн. Леона поздравили с первым охотничьим успехом, и его светлость угостил героя стаканом виски «Талискер» из личных запасов, которые держал под баром. Следующим пунктом в предложенной Деламером программе развлечений была игра, смысл которой состоял в том, чтобы пробежать по залу, не ступая на пол. На каком-то ее этапе полки за баром не выдержали веса его светлости и с грохотом обрушились. Около полуночи кто-то из постоянных членов клуба заглянул в клуб с жалобой на шум и был заточен в винный погреб, где и томился остаток ночи.

Пару часов спустя Перси внесли ногами вперед в бильярдную и положили на зеленое сукно. Леон добрался до машины и встретил утро за рулем. К счастью, завести двигатель сил уже не хватило.

Очнулся он с жуткой головной болью.

– Доброе утро, эфенди. – Верный Ишмаэль стоял у машины с чашкой дымящегося черного кофе в руке. – Да будет день ваш наполнен ароматом жасмина.

Кофе оживил. Леон даже смог позвать Маниоро. Совместными усилиями они завели «воксхолл» и покатили по главной улице к штаб-квартире торговой компании «Озеро Виктория». Под вывеской с названием компании до недавних пор красовался текст, закрашенный по прямому распоряжению губернатора. Тем не менее тонкий слой краски не смог скрыть первоначальное объявление: «Поставщик его величества короля Англии – предметы искусства, редкости и драгоценности». Не подвергшийся цензуре текст гласил: «Скупка и продажа золота, брильянтов, поделок из кости и антиквариата. Прием на комиссию. Мистер Гулам Вилабджи, эсквайр».

Увидев Леона, входящего в дверь с бивнем на плече, хозяин поспешил ему навстречу. Мистер Гулам Вилабджи был весьма упитанным человечком небольшого росточка и с ослепительной улыбкой.

– Бог мой, лейтенант Кортни! Какая великая честь для меня лично и моего скромного заведения!

– Доброе утро, мистер Вилабджи. Только я больше не лейтенант, – сказал Леон, опуская бивень на прилавок.

– Вы по-прежнему остаетесь лучшим игроком в поло во всей Африке. И, как я слышал, уже стали великим шикари. Более того, я вижу здесь подтверждение этому.

Обернувшись, он крикнул миссис Вилабджи, чтобы та приготовила кофе и сладости, после чего провел гостя мимо заваленных товарами полок в свой крохотный кабинет. Занимавший целую стену книжный стеллаж был заставлен всеми двадцатью двумя томами «Полного Оксфордского словаря английского языка», полным комплектом «Британской энциклопедии», «Книгой пэров Берка» и еще дюжинами фолиантов по истории английских королей, народа и языка Великобритании. Мистер Вилабджи был англофилом, роялистом и радетелем английского языка.

– Будьте добры, любезный сэр, садитесь. – В комнату вплыла с подносом миссис Вилабджи, особа еще более пухлая, чем ее супруг, и не менее радушная. После того, как чашки были наполнены густой черной жидкостью, мистер Вилабджи отослал жену и повернулся к Леону. – А теперь скажите, сагиб, чему я обязан таким удовольствием?

– Хочу продать вам тот бивень.

Мистер Вилабджи впал в раздумье, причем столь глубокое, что Леон начал беспокоиться.

– Увы, увы, почтенный сагиб, – печально молвил наконец достойный торговец. – Мне очень жаль, но покупать его у вас я не стану.

Такое заявление стало для Леона полной неожиданностью.

– Это почему еще? – возмутился он. – Вы ведь торгуете слоновой костью, разве нет?

– Не знаю, сагиб, говорил ли я когда-либо вам, что в далекие времена ваш покорный слуга был грумом или, как говорят у нас в Индии, саисом в конюшнях магараджи Куч-Бехара? Я – преданный поклонник и знаток игры королей, поло, и тех, кто играет в нее.

– И поэтому не желаете покупать у меня бивень?

Мистер Вилабджи рассмеялся:

– Хорошая шутка, сагиб. Нет! Причина заключается в том, что если я куплю этот бивень, то отошлю его в Англию, где из него наделают клавиш для пианино или бильярдных шаров. А потом вы возненавидите меня. Придет время, вы состаритесь и однажды вспомните, что сделал я с вашим первым охотничьим трофеем. И вы скажете себе: «Десять тысяч проклятий да падут на голову бесчестного злодея и гнусного мошенника, мистера Гулама Вилабджи, эсквайра!»

– Однако если вы не купите бивень, те же самые десять тысяч проклятий падут на вашу голову прямо сейчас, – предупредил Леон. – Мистер Вилабджи, мне крайне нужны деньги.

– Ох и ах! Деньги, они как океанский прилив, приходят и уходят. А такой бивень вы, может быть, не увидите за всю жизнь.

– В данный момент прилив, о котором вы здесь упомянули, ушел далеко-далеко за горизонт.

– В таком случае, сагиб, нам следует изыскать способ или, как говорили при дворе Куч-Бехара, стратагему, дабы совместить наши противоречивые желания. – Индиец снова принял задумчивый вид, затем выставил палец и коснулся им виска. – Эврика! Есть! Придумал! Вы оставляете бивень у меня в качестве залога, а я ссужаю вам требуемую сумму. Вы выплачиваете ее с расчетом, скажем, под двадцать процентов годовых. И в один прекрасный день вы возвращаетесь и говорите: «Мой дорогой и верный друг, мистер Гулам Вилабджи, эсквайр, я пришел, дабы вернуть вам долг». И я возвращаю вам ваш замечательный, великолепный бивень, и мы остаемся истинными друзьями до самой нашей кончины!

– Мой дорогой и верный друг, мистер Гулам Вилабджи, эсквайр, пусть десять тысяч благословений падут на вашу голову, – рассмеялся Леон. – И сколько вы мне дадите?

– Я слышал, вес данного бивня равен ста двадцати восьми фунтам.

– Господи! Откуда вы знаете?

– Сейчас это знает каждая живая душа в Найроби. – Мистер Вилабджи слегка склонил голову. – При пятнадцати шиллингах за фунт… получается, что я могу ссудить вам девяносто шесть фунтов стерлингов в золотых соверенах. Весьма достойная сумма.

Леону стоило немалого труда сохранить нейтральное выражение лица – таких денег у него никогда еще не водилось.

Прежде чем покинуть заведение мистера Вилабджи, Леон сделал свою первую покупку. На одной из полок он приметил стопку красно-желтых коробочек с изображением львиной головы, служившей эмблемой торговой марки «Киноха», основного производителя патронов в Британии. Присмотревшись получше, он, к своей радости обнаружил такую пометку – «Х&Х ройял. 470 нитро-экспресс. 500 гран». Из десяти патронов, прилагавшихся к подаренному Верити О'Хирн ружью, у него осталось только три. Пять Леон расстрелял, проверяя прицел, еще два потратил на слона.

– Сколько стоят эти патроны, мистер Вилабджи? – с опаской осведомился он и затаил дыхание в ожидании ответа.

– Для вас, сагиб, и только для вас, я назначу специальную и наилучшую цену. – Торговец поднял глаза к потолку, словно испрашивая вдохновения у Кали, Ганеши и прочих индийских богов. – Для вас, сагиб, цена составляет пять шиллингов за каждый патрон.

Коробок было десять, по пять в каждой. Леон быстро произвел подсчет, и результат привел его в ужас. Двенадцать фунтов и десять шиллингов! Он потрогал потяжелевший карман. Нет, это слишком дорого. С другой стороны, какой профессиональный охотник отправится за добычей с тремя патронами в патронташе? Леон неохотно опустил руку в карман и вытащил запечатанный банковский мешочек.

Судьба улыбнулась, послав ему тот самый прилив, о котором говорил Вилабджи, но волна уже покатилась вспять, о чем предупреждал мудрый индус.

Маниоро и Ишмаэль ждали у входа в магазин. Первым делом Леон расплатился с ними.

– Что ты собираешься делать с деньгами? – спросил он у Маниоро.

– Куплю три коровы. А что еще, бвана?

Масаи покачал головой – как можно задавать такие глупые вопросы? Для людей его племени единственным настоящим богатством был скот.

– А ты, Ишмаэль?

– Отошлю деньги моим женам в Момбасе. – Жен у Ишмаэля было шесть – больше не дозволял Пророк, – и своей ненасытностью они могли соперничать с роем саранчи.

Усадив в машину Маниоро и Ишмаэля, Леон поехал к казармам КАС. Бобби Сэмпсон с грустным видом сидел за кружкой пива в офицерской столовой. Увидев друга, он заметно ободрился, а когда Леон вернул долг за «воксхолл», пятнадцать гиней, обрадовался настолько, что угостил его пивом.

Из расположения полка Леон направился к скотному рынку на окраине города.

– Маниоро, я хочу отослать корову Маме Лусиме – в благодарность за ее помощь со слоном.

– Такой дар – обычное дело, – согласился Маниоро.

– Никто не разбирается в скоте так, как ты.

– И это правда, бвана.

– Когда выберешь коров для себя, подыщи одну и для Мамы Лусимы.

Подарок обошелся ему еще в пятнадцать фунтов, поскольку Маниоро отбирал только лучшее.

Напоследок Леон вручил масаю холщовый мешочек с серебряными шиллингами.

– Это для Лойкота. Если будет держать связь со своими друзьями и передавать сведения мне, получит еще много таких мешочков. А деньги пусть прибережет и тогда сможет в скором времени купить себе хорошую корову. Иди и возвращайся поскорее. У бваны Самавати есть для нас много работы.

Маниоро погнал коров по разбитой дороге, что вела к Рифтовой долине. У первого поворота он обернулся и крикнул:

– Жди меня, брат! Я вернусь через десять дней.

Закончив с делами, Леон возвратился в клуб за Перси Филипсом. Охотник отдыхал в кресле на широкой веранде с видом на залитую солнцем лужайку и пребывал в весьма скверном настроении. Выглядел Перси соответственно: налитые кровью глаза, растрепанная борода и помятое, как и мундир, в котором он провел ночь, лицо.

– Где тебя, черт возьми, носило? – проворчал он и, не дожидаясь ответа, поднялся и поковылял к тарахтящей и чихающей сизым дымом машине. Правда, увидев бивень, на котором восседал Ишмаэль, охотник заметно подобрел. – Слава Богу, он еще у тебя. А где второй?

– Мы продали его нечестивому Вилабджи, – объяснил Ишмаэль, взявший за привычку упоминать своего хозяина во множественном числе.

– Мошенник! Держу пари, он тебя надул, – пробурчал Перси, забираясь на переднее сиденье.

Всю дорогу старый охотник молчал и заговорил только перед самым лагерем. – Вчера вечером у меня был разговор с твоим дядей Пенродом. Пришла телеграмма из американского госдепартамента. Бывший президент Соединенных Штатов прибывает сюда через два месяца со всей своей свитой на борту роскошного германского лайнера «Адмирал». Будет большое сафари. Нам нужно подготовиться.

Припарковались у палатки-столовой. Перси потребовал чаю. Две кружки горячего напитка несколько восстановили его жизненный тонус и вернули доброе расположение духа.

– Доставай записную книжку и карандаш, – бросил он Леону.

– У меня их нет.

– Запомни на будущее – это предметы первой необходимости. Более даже важные, чем ружье и пузырек с хинином. У меня есть лишние в библиотеке. Вернешь после следующей поездки в город.

Он отдал соответствующие распоряжения слуге, и через пару минут Леон приготовился записывать.

– Прежде всего, что будет представлять собой это сафари. Кроме президента, приедут его сын, парень примерно твоего возраста, и гости, сэр Альфред Пиз, лорд Крэнуорт и Фредерик Селоус.

– Селоус! Человек-легенда! Я зачитывался его книгами. Он, должно быть, теперь старик.

– Вовсе нет! – отрезал Перси. – Сомневаюсь, что ему больше шестидесяти пяти.

Леон собирался сказать, что шестьдесят пять – весьма преклонный возраст, но поймал предостерегающий взгляд Перси и, поняв, что темы возраста лучше не касаться, дал задний ход.

– А, ну… тогда он еще довольно молод, – поспешно добавил он.

Охотник кивнул и продолжил:

– Президент берет с собой пятерых охотников. Те, кого я хорошо знаю, это Джадд, Каннингем и Тарлтон. Все отличные ребята. С ними будут, наверное, и ученики. Кроме того, насколько я понял, приедут человек двадцать натуралистов и таксидермистов из Смитсоновского института, который частично спонсирует сафари. Я спросил насчет журналистов и прочей братии, но Пенрод говорит, что президент их присутствия не допустит. Как-никак два срока в кресле отсидел, научился ценить прелести частной жизни.

– Значит, журналистов не будет? – уточнил Леон.

– Как же. Эти твари что тараканы. Американская «Ассошиэйтед пресс» намерена прислать целую команду. У них свое сафари. Будут следовать за нами и при каждой возможности отправлять репортажи в Нью-Йорк. Чума на все их дома.

– То есть в нашем сафари будет человек тридцать. Да еще багаж, экипировка, припасы…

– Именно так, – усмехнулся Перси. – Судя по предварительным расчетам, из Нью-Йорка отправят около девяноста шести тонн груза. Остальное купят на месте. А это еще пять тонн соли для сохранения образцов и трофеев плюс корм для животных. Груз из Америки вышлют заранее, а значит, у нас будет время доставить все с побережья и разделить поклажу на части из расчета шестьдесят фунтов на одного носильщика.

– Сколько ж им потребуется лошадей? – поинтересовался Леон.

– Всю добычу планируется перевозить на лошадях. Президенту понадобится караван голов в тридцать, не меньше. В этом вопросе я полагаюсь на тебя. Считай, что лошади – твоя обязанность. А чтобы ухаживать за ними, найми надежных грумов. – Перси помолчал. – И конечно, на тебе два автомобиля. Они всегда должны быть наготове. Я хочу использовать их для пополнения припасов и подвоза продуктов к местам стоянки.

– Вы сказали, два автомобиля? Но у вас только один.

– Второй я реквизирую у тебя на время сафари. Так что позаботься, чтобы оба были в рабочем состоянии и на ходу. – О компенсации за эксплуатацию чужой машины или возмещении стоимости ремонта Перси предпочел умолчать. – Лорд Деламер одолжит нам своего шеф-повара из отеля «Норфолк». У него будет четверо помощников. К работе на кухне я привлеку твоего Ишмаэля. Да, кстати, Каннингем собирается нанять около тысячи местных носильщиков для транспортировки багажа и провизии. Я сказал ему вчера, что ты неплохо говоришь на кисуахили и с удовольствием ему поможешь.

– А вы не сказали, что я с удовольствием помогу ему в охоте? – с невинным видом спросил Леон.

Перси вскинул бровь.

– А ты хочешь? Учитывая твой недавний успех, думаю, президент почел бы за честь взять тебя проводником. Но не забывайте, молодой человек, у вас будет множество других, более важных обязанностей.

«Молодым человеком» Перси называл его не в первый раз, и такая форма обращения уже начала раздражать Леона. Он решил, что именно поэтому старый охотник и пользуется ею так часто.

– Вы совершенно правы, сэр. Об этом я как-то не подумал.

Леон одарил Перси обворожительной улыбкой.

Охотник с трудом удержался, чтобы не ответить тем же. Парень нравился ему все больше и больше и в немалой степени потому, что принимал все без жалоб и нытья. Он смягчился.

– Кормить придется больше тысячи ртов. По законам об охране диких зверей и птиц буйволы попадают в категорию хищников. Следовательно, на них никакие ограничения не распространяются – отстреливай, сколько душе угодно. Обеспечение мясом – твоя обязанность. Так что еще поохотишься. Это я тебе обещаю.

Через два месяца и шесть дней германский пассажирский лайнер «Адмирал» вошел в лагуну Килиндини, глубоководную бухту, служившую портом прибрежного города Момбаса. Такелаж украшали разноцветные флажки. На грот-мачте развевался «Олд глори», государственный флаг США, на фок-мачте реял другой, с черными орлами, – флаг кайзеровской Германии. На баке оркестр играл «Звездно-полосатый флаг» и «Боже, храни короля». Корабль встречали толпы зевак и правительственных чиновников во главе с губернатором территории и командующим его величества вооруженными силами в Британской Восточной Африке – все в полной парадной форме и при шпагах.

Целая флотилия барж и лодок готовилась доставить пассажиров на берег. Первыми в одну из них спустились бывший президент Соединенных Штатов Америки полковник Тедди Рузвельт и его сын. Едва именитые гости заняли места на банке, а гребцы взялись за весла, как висевшие над лагуной темные тучи разверзлись, грянул канонадой гром, небо прорезали лезвия молний, а на землю хлынули потоки дождя. На берег через мелководье Рузвельта перенес мускулистый полуголый носильщик. Бывший президент, хотя и промок до нитки, хохотал, как мальчишка. Такого рода приключения были ему по душе.

Придерживая одной рукой плюмаж из страусовых перьев, а другой путающуюся в ногах шпагу, навстречу Рузвельту поспешил губернатор. В распоряжение экс-президента предоставили его личный поезд. Стоило всем рассесться, как грозные тучи ушли, небо расчистилось, а бурливые воды лагуны засияли под солнечными лучами. Толпа разразилась приветственной «Он славный малый». Рузвельт, выйдя на площадку первого вагона, отвечал улыбками и кивками. Машинист дал гудок, и поезд медленно тронулся – так началось путешествие в Найроби.

В ста милях от берега поезд остановился на станции Вой, у южной границы обширных равнин, лежащих между реками Цаво и Атхи. На носу локомотива, над скотосбрасывателем, была устроена деревянная скамья, что-то вроде обзорной площадки. Во время стоянки туда вышли Рузвельт и Фредерик Селоус, самый уважаемый и известный из африканских охотников, автор многих книг и натуралист, посвятивший жизнь изучению и охране животного мира этого огромного континента. О его физической силе, смелости и решительности ходили легенды. Это о нем было сказано: «Когда другие падают у обочины, Селоус идет до конца». Крепкого сложения, с седой бородой, зоркими серыми глазами, он удивлял мягким, добродушным выражением лица. При всей внешней непохожести Рузвельт и Селоус были родственными душами в своем отношении к дикой природе, любви к приключениям, тяге к широким просторам.

Поезд пыхтел, пересекая изобилующие стадами антилоп равнины Цаво, а двое великих вели неторопливый разговор, обсуждая окружающие их со всех сторон чудеса. С наступлением темноты они вернулись в уютный губернаторский вагон. Ранним утром следующего дня, когда состав подошел к станции Найроби, все население города собралось на платформе – взглянуть на бывшего президента.

В последующие дни вниманию гостя была предложена обширная программа развлечений: приемы, балы и спортивные состязания, включая поло и конные скачки. Прошла еще неделя, прежде чем Рузвельт, исполнив общественный долг, освободился для сафари. Все снова погрузились на поезд, который и доставил их на далекую станцию в глубине долины Капити, где уже собралось некое подобие маленькой армии.

Выступили на следующее утро. Во главе колонны шли президент, его сын и Селоус. За ними одетый в форму аскари нес развевающийся на ветру «Олд глори». Дальше маршировал оркестр КАС, выдававший что-то отдаленно напоминающее «Дикси». Основная группировка, около тысячи человек, растянулась по вельду почти на две мили.

Леона Кортни среди них не было. Последние шесть недель он занимался тем, что устраивал продовольственные склады у источников по всему предполагаемому маршруту сафари.

С большой неохотой Перси Филипс все же дал Леону помощника. В первый момент Леон ужаснулся.

– Хенни Дюран? – возмутился он. – Я его знаю. Африканер из Южной Африки. Воевал против нас под командованием печально знаменитого Кооса Деларея. Одному Богу известно, скольких англичан он подстрелил.

– Англо-бурская война закончилась несколько лет назад, – напомнил Перси. – Парень он, может, и жесткий, но в душе добрый. Как и большинство буров, отлично знает буш. К тому же хороший механик. И с ремонтом поможет, и за руль сядет. У тебя дел много, людей надо мясом снабжать – один не управишься, а лучше его никого нет. Да и сам, если слушать будешь, многому научишься. Самая лучшая его рекомендация – это то, что парень готов работать за сущую мелочь, несколько шиллингов в день.