Текст книги "Ассегай"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ишмаэль – волшебник, – пробормотал Кермит, отправляя в рот очередной кусок. – В нью-йоркских ресторанах так не кормят. Скажи ему.

Ишмаэль принял комплимент с полной серьезностью.

Подчистив тарелку и проглотив последнюю ложку, Леон наклонился, подтянул седельную сумку, вытащил бутылку и показал этикетку американцу.

– Солодовое виски «Буннахабхайн», – довольно заулыбался Кермит. – Где ты его раздобыл?

– Подарок от Перси. Хотя он о такой своей щедрости не догадывается.

– Господи, Кортни, да это ты настоящий волшебник.

Леон разлил понемногу в эмалированные чашки. Пили, постанывая от удовольствия.

– Давай представим на минуту, что я действительно волшебник и могу исполнить любое твое желание. О чем бы ты попросил?

– Кроме красивой и на все согласной девушки?

– Кроме этого.

Посмеялись. Кермит ненадолго задумался.

– На сколько потянули бивни того слона, которого мой отец застрелил несколько дней назад?

– На девяносто четыре и девяносто восемь. До магического числа сто не хватило совсем чуть-чуть.

– Хочу еще больше.

– Ты слишком беспокоишься из-за того, чтобы превзойти его. У вас что-то вроде соревнования?

– Мой отец всегда во всем преуспевал, за что бы ни брался. Герой войны, губернатор штата, охотник, спортсмен – и это все до сорока. Мало? Ладно, он стал еще и самым молодым и самым успешным президентом в истории Соединенных Штатов Америки. Он уважает победителей и презирает неудачников. – Кермит приложился к чашке. – Насколько я понимаю, ситуация у нас тобой похожая, так что ты должен меня понять.

– Думаешь, отец тебя презирает?

– Нет. Он меня любит, но не уважает. Его уважение нужно мне больше всего на свете.

– Твой носорог больше, чем его.

Они посмотрели на лежащую неподалеку громадную тушу с тускло мерцающим в свете костра рогом.

– Неплохо для начала. – Кермит кивнул. – Однако мой отец больше оценил бы слона или льва. Поищешь для меня?

Леон посмотрел на Маниоро, сидевшего по другую сторону костра вместе с Ишмаэлем.

– Подойди ко мне, брат. Нужно обсудить кое-что важное. – Маниоро поднялся и, подойдя ближе, опустился на корточки. – Нам надо найти большого слона для этого бваны.

– Мы уже дали ему имя. На суахили его зовут бвана Попу Хима.

Леон рассмеялся.

– Что смешного? – спросил Кермит.

– Тебе оказана великая честь, – объяснил Леон. – По крайней мере уважение Маниоро ты заслужил. Он дал тебе имя на суахили.

– И какое же?

– Бвана Попу Хима.

– Не очень-то благозвучно, – с сомнением заметил Кермит.

– Оно означает «господин Быстрая Пуля».

– Быстрая Пуля? Попу Хима! Эй! Попу Хима! Скажи ему, что мне нравится! – Американец был явно польщен. – Почему они выбрали именно это имя?

– На них произвело сильное впечатление, как ты стреляешь. – Леон повернулся к Маниоро. – Бвана Попу Хима хочет очень большого слона.

– Каждый белый хочет очень большого слона. Нужно идти на гору Лонсоньо, просить совета у нашей матери.

Леон снова повернулся к Кермиту:

– Маниоро говорит, что нам нужно пойти на гору, где живет знаменитая масайская шаманка. Она скажет, где искать твоего слона.

– И ты действительно во все это веришь? – поинтересовался Кермит.

– Я – верю.

– Знаешь, я тоже верю, – с серьезным видом кивнул американец. – В горах к северу от нашего ранчо в Дакоте живет старый индейский шаман. Я никогда не охотился, не повидавшись прежде с ним. Свои маленькие суеверия есть у каждого настоящего охотника, даже у моего отца, хотя более прагматического человека найти трудно. Он всегда, когда отправляется на охоту, берет с собой кроличью лапку.

– Подмигнуть госпоже Удаче никогда не лишне, – согласился Леон. – Леди, о которой я говорю, ее двоюродная сестра. А еще она моя приемная мать.

– В таком случае мы можем ей доверять. Когда пойдем?

– Сейчас мы более чем в двадцати милях от главного лагеря. Если понесем туда голову носорога, потеряем пару дней. Предлагаю спрятать здесь, а потом Маниоро ее заберет. Если согласен, выступим утром.

– Это далеко?

– Поспешим, успеем за два дня.

На следующее утро голову укрыли в развилке высокого красного дерева, где закрепили клиньями. Ни гиены, ни другие стервятники забраться туда не могли. Спрятав трофей, выступили на восток. Шли без остановок; привал устроили, когда совсем стемнело. Леон не хотел рисковать – в темноте лошадь может запросто сломать ногу, угодив в нору муравьеда. Ночью он почему-то проснулся и с минуту лежал, прислушиваясь, стараясь понять, что его разбудило. Одна из лошадей заржала и ударила копытом.

Львы! Пришли за лошадьми. Леон сбросил одеяло, протянул руку за ружьем и сел. А когда присмотрелся, увидел у курящегося пепелища темный незнакомый силуэт человека в охряно-красной шуке.

– Кто здесь?

– Я, Лойкот. Я пришел.

Он поднялся, и Леон сразу его узнал, хотя за те шесть месяцев, что они не виделись, парень вытянулся на несколько дюймов. Голос у него прошел ломку и звучал глуховато, по-мужски.

– Как ты нас нашел?

– Лусима Мама сказала, где вы будете. Отправила меня встретить вас.

Их голоса разбудили Кермита. Американец сел, зевнул и сонно спросил:

– Что происходит? Кто этот парнишка?

– Посланец леди, к которой мы идем. Она выслала его навстречу, чтобы он отвел нас к горе.

– Как она, черт возьми, узнала, что мы идем? Мы сами не знали этого до вчерашнего вечера.

– Очнись, бвана Попу Хима. Подумай. Женщина, о которой я говорю, колдунья. Следит за дорогой и держит ногу на газе. Играть в покер с ней лучше не садиться.

Гору увидели утром, но к ее основанию подошли только после полудня, а когда поднялись на вершину, уже стемнело. Лусима услышала лошадей издалека и стояла, высокая и статная, у входа в хижину. За спиной мерцал очаг. Одежды на ней не было, если не считать таковой нитки с бусами на талии. Намазанная жиром и охрой кожа была натерта до блеска.

Подойдя к ней, Леон опустился на колено.

– Благослови меня, Мама.

– Благословляю, мой сын. – Она положила ладонь ему на голову. – Моя материнская любовь всегда с тобой.

– Я привел к тебе еще одного просителя. – Леон поднялся и жестом подозвал Кермита. – Его имя на суахили бвана Попу Хима.

– Так это и есть принц, сын великого белого короля. – Лусима пристально посмотрела в глаза американцу. – Он – ветвь могучего дерева, но таким высоким, как само дерево, ему никогда не вырасти. В лесу всегда есть одно дерево, которое растет выше всех, один орел, который летает выше всех. – Она улыбнулась Кермиту. – В глубине души он понимает это и оттого несчастен.

Ее проницательность удивила даже Леона.

– Да, он очень хочет заслужить уважение отца.

– И пришел сюда, чтобы я помогла найти слона. – Шаманка кивнула. – Утром я благословлю его бундуки и укажу ему путь охотника. А сейчас вы поедите со мной. Я распорядилась зарезать козу для тебя и этого мзунгу, который не пьет кровь с молоком и предпочитает вареное мясо.

На следующий день, в полдень, все собрались под деревом совета в загоне для животных. «Винчестер» лежал на выдубленной шкуре. Вороненая сталь блестела от масла, полированное дерево сияло. Здесь же были разложены жертвенные дары: свежее коровье молоко, соль, нюхательный табак и стеклянные бусы. Леон и Кермит сидели на корточках у головы шкуры, Маниоро и Лойкот у них за спиной.

Лусима выступила из хижины во всем своем великолепии и гордой походкой королевы направилась к дереву. Прислужницы-рабыни следовали за ней. Увидев ее, собравшиеся захлопали в ладоши и, ритмично раскачиваясь, запели.

 
Она – Большая Черная Корова.
Она питает нас молоком из своих сосцов.
Она видит все и знает все.
Помолись за нас, Лусима Мама.
 

Опустившись на корточки перед мужчинами, шаманка задала ритуальные вопросы:

– Зачем вы пришли на мою гору? Чего хотите от меня?

– Мы просим тебя благословить наше оружие, – ответил Леон, – и умоляем открыть тропу, которой ходят большие серые.

Лусима поднялась и окропила «винчестер» кровью и молоком, осыпала табаком и солью.

– Пусть оружие это станет смертоносным глазом охотника. Пусть убивает все, на что ни падет взгляд его. Пусть пуля его летит к добыче так же верно, как пчела, возвращающаяся к улью.

Она подошла к Кермиту и, смочив кисточку из хвоста жирафа в смеси молока с кровью, побрызгала ему на голову.

– Да не уйдет добыча от того, у кого сердце охотника. Да не собьется он со следа ее. Да не укроется она от того, у кого глаз охотника.

Леон шепотом переводил слова шаманки Кермиту, а собравшиеся масаи после каждого ее заклинания хором подпевали:

– Как скажет Большая Корова, так тому и быть.

Закончив приговор, Лусима начала танец. Как и прошлый раз, босые ноги все быстрее и быстрее несли ее по кругу, стекающий по телу пот смешивался с жиром и охрой, и вся она сияла, словно вырезанная из янтаря фигурка. Круг сужался, ритм нарастал, пока женщина не рухнула с искаженным лицом на львиную шкуру. С прокушенных губ стекала на подбородок смешанная с кровью розоватая слюна, тело дергалось в судорогах, в горле клокотало, в уголках рта лопались пузырьки пены. Голос, когда она заговорила, прозвучал хрипло и густо, как у мужчины.

– В сторону дома идет охотник. Хитрый охотник слушает черного дрозда на рассвете. Трижды будет благословенен тот, кто ждет на вершине холма. – Она выдохнула и отряхнулась, как мокрый спаниель, вылезший из реки на берег.

– Ну, должен сказать, понять твою маму трудно. Подсказки довольно туманные, – сухо заметил Кермит за обедом, с удовольствием уплетая приготовленного Ишмаэлем жареного дикобраза. Мясо получилось нежное, как у молочного поросенка. – Тебе не показалось, что она посоветовала забыть про охоту и отправиться домой?

– Разве твой индейский шаман не говорил, что когда речь идет об оккультных предсказаниях, нужно принимать во внимание все возможные значения каждого слова? Ничего нельзя понимать буквально. Например, когда я попросил ее о помощи в прошлый раз, Мама Лусима сказала, что мне нужно следовать за сладкоголосым певчим. Оказалось, это птичка, которая называется медоуказчик.

– Наверно, у нее склонность к орнитологии – мне она тоже про птиц говорила, но только про черных дроздов.

– Начнем сначала. Она велела пойти домой или в сторону дома?

– В сторону дома! Мой дом в Нью-Йорке.

– Будем считать, направление задано – северо-запад с небольшим смещением в сторону севера.

– Поскольку других предложений нет, попробуем этот вариант, – согласился Кермит.

Направление определили по армейскому компасу, который Леон прихватил с собой из полка. Первую ночь провели, укрывшись под скалой. Встали на рассвете. Дожидаясь солнца, пили кофе. Внезапно Лойкот насторожился и поднял руку. Все замолчали и прислушались. Звук был такой слабый, что уловить его удалось, только когда ветер стих.

– Что это, Лойкот?

– Чунгаджи перекликаются. – Юный масаи встал и взял копье. – Мне нужно подняться на холм, чтобы услышать, что они говорят. – Он исчез в темноте.

– На человеческие голоса не похоже, – заметил, послушав странные звуки, Кермит. – Больше на чириканье воробьев.

– А может, черных дроздов? Лусима Мама говорила о черных дроздах на рассвете.

Они рассмеялись.

– Наверное, ты прав. Подождем, пока Лойкот вернется с новостями.

Голос юноши прозвучал ближе и яснее, а потом начался обмен последними слухами, продолжавшийся до тех пор, пока солнце не вышло из-за горизонта. Только тогда наконец наступила тишина – поднявшийся ветер и усиливающаяся жара сначала затруднили, а потом и свели на нет возможность общения. Вскоре вернулся Лойкот. Вернулся с важным видом, чуть не лопаясь от сознания собственной значимости. Было ясно, что если он и соизволит заговорить, то лишь после того, как его хорошо об этом попросят.

На поклон к гордецу вышел Леон.

– Скажи мне, Лойкот, о чем ты разговаривал со своими братьями?

– У них там много говорят о сафари с десятью тысячами носильщиков и мзунгу, о лагере на Эвасо-Нгиро и о короле земли под названием Эмелика, убившем много животных.

– О чем говорили потом?

– О болезни красной воды, что поразила скот возле Аруши. Десять коров подохло.

– А о слонах в Рифтовой долине речь не заходила?

– Заходила, – кивнул Лойкот. – И все сошлись на том, что как раз сейчас они спускаются в долину. В последние дни чунгаджи видели много слонов между Маралалом и Камноро. В одном стаде было три больших самца. – Тут он наконец не выдержал, улыбнулся и заговорил своим обычным тоном, не важничая. – Если мы хотим перехватить их, М'бого, надо быстро идти на север, пока они не ушли в Самбуруленд и Туркану.

Маниоро и Лойкот бежали впереди, длинными, высокими скачками, как они выражались, «пожирая жадно землю». Два всадника трусили за ними, а сзади тащился на муле Ишмаэль. Второй мул, груженный горшками, сковородками и припасами, следовал за ним на поводу.

Кермит пребывал в своем обычном неугомонном настроении.

– Добрый конь под седлом, ружье в руке, большая охота впереди! Вот это жизнь для мужчины.

– Я для себя другого занятия не представляю, – согласился Леон.

Кермит натянул вдруг поводья, надвинул на глаза шляпу, прикрываясь от солнца, и повернулся к серым кустам слева.

– Вижу там здоровенного куду. Меллоу меня к таким не подводил.

– Тебе нужен еще один куду? Или слон со стофунтовыми бивнями? Решай сам, приятель. Выбирай что-то одно. И то и другое не получится.

– Почему это?

– Слон-великан, о котором ты мечтаешь, может быть, уже ждет тебя за следующим холмом. Ждет, что ты поставишь ему клеймо на задницу. Услышит выстрел – сорвется. И не остановится, пока не переберется через Нил.

– Ну вот, только настроение испортил. Ты ничем не лучше Фрэнка Меллоу, – бросил Кермит и поскакал за успевшими уйти вперед Маниоро и Лойкотом.

Во второй половине дня плоский горизонт взбугрился линией холмов – как сжатая ладонь костяшками пальцев. Под одним из них, самым высоким, устроили привал. На следующее утро, перед рассветом, выпили кофе у костра и, оставив Ишмаэля с лошадьми – свернуть лагерь и навьючить мула, – поднялись на вершину. Лойкот позвал своих братьев за долиной. Ответ пришел почти сразу – ослабленный расстоянием крик из затаившихся обрывков ночи. Закончив продолжавшийся несколько минут разговор, юный масаи повернулся к Леону.

– Тот, с кем я сейчас говорил, не масаи. Здесь проходит граница между нами и самбуру, нашими младшими братьями. Он наполовину самбуру. Они говорят на маа, но не так, как мы, а вот так.

Лойкот закатил глаза и загоготал дико, как полоумный ишак. Смешным это показалось только Маниоро, который двинулся враскачку по кругу, хлопая себя по щекам и ухая в подражание недоумкам-самбуру.

– Ладно, клоуны, позабавились, и хватит. А теперь скажите, что сообщил этот самбуру.

Отдуваясь и икая от радости, Лойкот заговорил:

– Осел-самбуру говорит, что прошлым вечером, когда гнали скот в маньяту, они видели трех больших слонов. Говорит, что у каждого здоровенные белые зубы.

– Куда шли слоны? – спросил Леон.

– Шли по долине, в нашу сторону. – Леон быстро перевел ответ Кермиту, заметив, как вспыхнули у американца глаза. – Если бы ты подстрелил вчера куду, сегодня никаких шансов у нас бы не было.

– Ты прав, и мне остается лишь покаяться стыдливо. Обещаю в будущем всегда слушать, что говорит Тот-кому-ведомо-все, – ухмыльнулся Кермит.

– Иди к черту, Рузвельт! Сейчас я отправлю Маниоро и Лойкота вниз, в долину. Пусть проверят, не прошли ли слоны ночью. Впрочем, сейчас новолуние, и я сильно сомневаюсь, что они идут в темноте. Держу пари, они отсыпались.

Приятели сели и с минуту смотрели вслед проводникам, которые, спустившись по склону, исчезли за деревьями в котловине долины.

– Пока что мы следовали совету Лусимы насчет черных дроздов на рассвете. А что там у нее дальше? – спросил вдруг Кермит.

– Она говорила об охотнике, ждущем на вершине холма. Мы сейчас как раз на холме. Посмотрим.

Как только огненно-красный лик солнца выглянул из-за горизонта, Леон снял с плеча бинокль и, устроившись поудобнее под деревом, навел окуляры на долину. Примерно через час он увидел поднимающихся по склону Маниоро и Лойкота. Масаи шли неспешно, переговариваясь на ходу. Он опустил бинокль.

– Они не торопятся, значит, следов не нашли. Слоны здесь не проходили. По крайней мере пока.

Поднявшись на вершину, Маниоро и Лойкот подошли ближе и опустились на корточки. В ответ на вопросительный взгляд Маниоро покачал головой:

– Хапана. Ничего.

Достав мешочек с нюхательным табаком, он сначала угостил Лойкота, потом отсыпал щепотку себе. Зажмурились, вдохнули, чихнули.

Время шло. Масаи негромко, чтобы голоса не уносились в долину, толковали о чем-то своем. Кермит растянулся на согретой солнцем земле, накрыл шляпой лицо и вскоре уже сопел. Леон продолжал наблюдать за долиной, время от времени опуская бинокль, чтобы дать передышку глазам и протереть стекла краем рубашки.

На протяжении веков громоздившиеся на склонах холма валуны высвобождались из его объятий и скатывались вниз, к подножию. Лежа на дне долины, некоторые из них напоминали спины слонов, и сердце Леона не раз екало, когда взгляд натыкался на выпуклую серую форму. Но, присмотревшись, он понимал, что это всего лишь камень. Опустив в очередной раз бинокль, он повернулся к Маниоро и негромко спросил:

– Как думаешь, долго ли нам ждать здесь?

– Пока солнце не будет там. – Маниоро указал в зенит. – Если не появятся, значит, выбрали другой путь. Тогда нам лучше спуститься и отправиться в маньяту самбуру, где их видели вчера. Возьмем след оттуда и постараемся догнать.

– Что он сказал? – поинтересовался, убирая с глаз шляпу, Кермит. Леон передал мнение масаи, и американец, потянувшись, сел. – Что-то мне все это начинает надоедать. То спешишь, то ждешь – скучная игра.

Леон оставил жалобу без ответа и снова взялся за бинокль.

Примерно в полумиле от холма он еще раньше заметил зеленое пятно растительности – судя по густоте и цвету листвы, это была рощица обезьяньих деревьев. Их лиловые плоды, слишком горькие на вкус человека, привлекали самую разную живность, как большую, так и маленькую. Посредине рощицы покоился, возвышаясь над окружавшими его деревцами, громадный серый валун. Скользнув по нему взглядом, Леон пошел дальше, как вдруг что-то заставило его вернуться. Нервы дрогнули и натянулись. Камень как будто изменил форму и увеличился в размерах. Несколько минут, пока перед глазами не поплыло, Леон наблюдал за ним. Он моргнул. Валун снова изменился. Выдох застрял в горле. За камнем стоял слон. Стоял, наполовину скрытый им, так что видны были только изгиб спины да огузок. Тот факт, что столь крупное животное сумело незаметно для наблюдателей достичь этого места и провести там несколько часов, был еще одной убедительной демонстрацией его осторожности, хитрости и скрытности. Грудь стеснилась, и Леон поймал себя на том, что забыл дышать. Теперь он не отрывал глаз от слона, но тот не шевелился. Других видно не было, следовательно, это не могло быть то стадо, которое они ждали. Может быть, отбившаяся самка или детеныш. Леон заранее готовил себя к худшему, чтобы не разочароваться потом.

Взгляд, уловив движение, метнулся вправо. Через густую крону обезьяньего дерева, раздвинув ветки, протолкнулась голова второго слона. Леон снова затаил дыхание. Это был самец: большая голова с внушительным лбом, раскинутые, словно паруса шхуны, уши. Раскачивающийся хобот окаймляла пара длинных изогнутых бивней.

– Маниоро! – прошептал Леон.

– Я их вижу, М'бого.

Леон скосил глаза – оба масаи стояли, напряженно вглядываясь в рощу.

– Сколько?

– Три, – ответил Лойкот. – Один за камнем. Второй напротив нас. Третий стоит между ними, но скрыт деревьями. Я вижу только его ноги.

Разбуженный их тихими напряженными голосами, Кермит быстро сел.

– Что такое? Что вы там увидели?

– Ничего особенного. – Леон и сам дрожал. – Всего лишь слон с бивнями на сотню фунтов каждый. Тебе, полагаю, беспокоиться не о чем – это же так скучно.

Американец поднялся, протирая заспанные глаза.

– Где? Покажи где?

Леон протянул руку.

– Это же… – Кермит не договорил, запнувшись на полуслове. – Чтоб меня… Парни, я должно быть сплю. Мне это мерещится. Эй, кто-нибудь, скажите, что они настоящие.

– Знаешь, приятель, насколько я могу судить, они вполне настоящие.

– Хватай ружье! Скорее! Давай, давай! Идем за ними.

Голос у Кермита сорвался от волнения.

– Какой замечательный план, мистер Рузвельт. Безупречный. Я не вижу в нем ни малейшего изъяна.

Тем временем три великана вышли из рощи и неспешно направились в сторону холма по широкой звериной тропе.

– Сколько слонов я могу подстрелить по своей лицензии? – заволновался Кермит. – Если не ошибаюсь, трех?

– Ты и без меня прекрасно это знаешь. Хочешь уложить всех? Какой жадный малыш.

– А у которого самые большие бивни?

Американец уже снаряжал магазин «винчестера».

– Отсюда видно плохо. Все три очень большие. Чтобы выбрать, надо подойти поближе. Так что не будем терять время – идут они быстро и нас ждать не станут.

Спускались торопливо, не обращая внимания на катящиеся из-под ног камни. Из-за деревьев и неровностей рельефа слонов на какое-то время потеряли из виду. Первым на дно долины спустился Леон. Спустился, повернул влево и сразу побежал вдоль подножия холма – успеть занять удобную для перехвата позицию.

Добежав до тропы, ровной, утрамбованной за тысячелетия миллионами копыт, лап и ног, Леон свернул на нее. Кермит не отставал, масаи держались чуточку сзади. Впереди тропу пересекал неглубокий овражек, промытый сбегавшими с холма дождевыми потоками. Не успели охотники достичь его, как почти одновременно произошло сразу несколько событий.

Из-за деревьев на дальней стороне оврага, ярдах в четырехстах-пятистах, появился первый слон. Второй и третий не заставили себя ждать.

С вершины холма, слева от тропы, прогремел сигнал тревоги, поданный бдительным часовым-павианом, заметившим людей со своего наблюдательного пункта. Крик обезьяны подхватили все остальные, и по долине прокатился ор из резких, отрывистых воплей, писков и рева. Слоны мгновенно остановились. Они стояли тесной группой, покачиваясь, переминаясь в нерешительности, ловя поднятыми хоботами запах опасности, крутя головами из стороны в сторону и раскинув уши.

– Замрите! – скомандовал Леон. – Не шевелитесь. Нас может выдать малейшее движение.

Застыв на месте, он внимательно наблюдал за животными. Куда они пойдут? Сердце еще не успокоилось после отчаянного спуска с холма, а тут новое волнение: каждый из гигантов нес на себе по меньшей мере по двести фунтов прекрасной кости.

Куда идти? Медлить было нельзя, и он решился.

– Пока они нас не заметили, спустимся в овраг.

Короткий бросок – и вниз. Скатившись по крутой стенке, охотники распугали стадо импал, мирно объедавших нижние веточки кустиков, разросшихся вдоль высохшего русла. Охваченные паникой, антилопы метнулись к дальней стенке оврага, взлетели по ней и понеслись по тропе – навстречу трем слонам.

Шедший первым вожак увидел несущееся на него стадо и, развернувшись, рванул вверх по склону холма. Два других последовали за ним.

Леон выглянул из-за края обрыва и, поняв, что происходит, выругался сквозь зубы.

– Чертовы импалы, чтоб им! – Слоны между тем уверенно уходили вверх, но не по прямой, а по диагонали. – Живей, Кермит! – крикнул он. – Если не отрежем их от вершины, больше не увидим.

Перепрыгнув узкую полоску высохшего русла, они выскочили к подножию холма. Слоны успели уйти ярдов на триста. Теперь все решала скорость подъема. Леон и Кортни шли прямиком, длинными шагами, перескакивая через камни, понемногу отыгрывая гандикап. В отличие от людей громадные животные не могли одолеть крутой склон по кратчайшему маршруту и двигались зигзагами. Мало-помалу расстояние между преследуемыми и преследователями сокращалось.

– Боюсь, не выдержу темпа, – прохрипел Кермит. – Сил не осталось.

– Держись, приятель. – Леон повернулся и, схватив американца за запястье, потащил за собой. – Еще немного. Мы их уже обгоняем.

На вершину вышли, едва держась на ногах. Кермит прислонился к дереву. Рубашка промокла от пота, грудь вздымалась, дыхание вылетало со свистом, колени дрожали, как у парализованного. Леон посмотрел вниз. Первый слон находился примерно в сотне ярдов от них, но быстро приближался и, судя по траектории движения, должен был пройти ярдах в тридцати от них. Охотников он еще не заметил.

– Приготовься, приятель. Сядь. Целься получше. Ну же! Они будут здесь через несколько секунд, – прошипел Леон, повернувшись к американцу. – У тебя только один шанс. Другого они не дадут. Бей вожака. Стреляй в подмышку, это сразу за плечом. Там сердце. Про голову забудь.

И тут первый слон увидел притаившихся на вершине людей и снова остановился, покачивая в нерешительности хоботом. Он начал поворачиваться, и поднимавшиеся следом за ним Маниоро и Лойкот закричали и замахали руками, пытаясь направить его к вершине.

Вожак никак не мог решить, что делать. Два других слона успели догнать его и тоже остановились. Масаи, вопя и размахивая шуками, побежали к ним – а два человека на вершине молчали и оставались на месте. С точки зрения слона, последние явно представляли собой меньшую угрозу. Вожак опять повернулся и медленно двинулся вверх, туда, где его ждали охотники. Два других великана послушно потянулись за ним.

– Идут. Приготовься, – негромко сказал Леон.

Кермит уже успел сесть, упершись локтями в колени. Леон с тревогой заметил, что восстановить дыхание ему не удалось, а дуло «винчестера» подрагивает. Зная эксцентричный характер американца, он опасался, что тот может выкинуть что-нибудь в последний момент, но менять план было поздно.

– Давай, Кермит! Свали его!

Леон вскинул «холланд», чтобы подстраховать Кермита в случае промаха. «Винчестер» грохнул и подпрыгнул. Леон тихонько охнул и опустил ружье. Пуля вошла точно туда, куда и целил Кермит, – не в подмышку, а в ушное отверстие. Сраженный наповал, великан рухнул на колени. В следующий момент Леон вздрогнул – «винчестер» ударил еще раз, и второй слон тоже свалился замертво – пуля попала в мозг. Упав на склоне, великан медленно соскользнул по склону и покатился вниз, увлекая за собой камни и прочий мусор. Лавина едва не накрыла Маниоро и Лойкота, которые успели отскочить в последний момент. Туша пронеслась мимо них в туче пыли и грохоте булыжников.

Третий слон оказался зажатым между двумя группами людей на открытом склоне, чуть ниже вершины. Вскочив на ноги после спасительного прыжка, Маниоро побежал к нему, размахивая руками и крича; слон не обратил на него внимания. Он повернулся и понесся к вершине. Кермит и Леон оказались у него на пути, и великан, увидев их, прижал уши к черепу и затрубил.

– Стреляй! – крикнул Леон. – Стреляй же!

Он прижал к плечу «холланд», однако спустить курок не успел – «винчестер» громыхнул в третий раз. Промахнуться было легко – животное находилось ниже стрелка, но шло с задранной головой. Однако охотник рассчитал все идеально. Последний слон вскинул хобот и умер мгновенно и безболезненно, как и два других. Прокатившись несколько сотен футов по склону, безжизненное тело ударилось о растущее у подножия холма крепкое дерево. Последний, третий выстрел отделило от первого не больше одной-двух минут. Леон так и не выпустил ни одной пули.

Эхо выстрелов затерялось в холмах на дальней стороне долины, и наступила тишина. Не пели птицы, не кричали обезьяны. Природа как будто затаила дыхание и прислушивалась.

Первым общее молчание нарушил Леон:

– Когда я говорю стрелять в голову, ты стреляешь в туловище. Когда я говорю стрелять в туловище, ты стреляешь в голову. Ты мажешь из легкой позиции и бьешь в десятку из невозможной. Какого черта, Рузвельт? Я не понимаю, что здесь делаю. Не понимаю, зачем нужен тебе.

Кермит как будто и не слышал. Сидя на земле, он смотрел на лежащее на коленях ружье с выражением полнейшего потрясения на потном, в красных пятнах, лице.

– Бог меня любит, – прошептал американец. – Я никогда так не стрелял. – Он поднял голову и посмотрел на три громадные неподвижные туши. Потом медленно поднялся и подошел к ближайшей. Осторожно, даже почтительно, дотронулся до длинного сверкающего бивня. – Это что-то невероятное. Я как будто смотрел со стороны, а Большой Лекарь делал все сам, за меня. – Он поднес «винчестер» к губам и поцеловал вороненый замок, как целуют чашу для причастия. – Эй, Большой Лекарь, а ведь заклинание Мамы Лусимы сработало, а?

Прошло шесть дней, прежде чем естественный процесс разложения плоти позволил извлечь бивни из останков, и к тому времени Маниоро успел собрать носильщиков из ближайших населенных самбуру деревень, чтобы доставить их к месту расположения главного лагеря на реке Эвасо-Нгиро. На обратном пути сделали небольшой крюк – захватить спрятанную на дереве голову носорога, – так что на заключительном этапе растянувшийся строй представлял собой внушительное зрелище. До реки оставалось еще несколько миль, когда они увидели приближающуюся со стороны лагеря небольшую группу всадников.

– Держу пари, это отец. Наверняка горит желанием поскорее узнать, где же это я пропадал и чем занимался. – Кермит усмехнулся в предвкушении встречи. – Хотелось бы мне посмотреть, как он переменится в лице, когда увидит такую добычу.

Остановились. Леон поднял бинокль и с минуту рассматривал встречающих.

– Подожди! Это не твой отец. – Он подстроил резкость. – Это тот парень, газетчик, и его фотограф. Как, черт возьми, они узнали, где нас найти?

– Полагаю, среди нас есть информатор. К тому же у этих парней глаз как у стервятников, – пожал плечами Кермит. – Ничего не упустят. Что ж, в любом случае от разговора с ними не отвертеться.

Подъехавший первым Эндрю Фэган поднял шляпу.

– Добрый день, мистер Рузвельт. Если не ошибаюсь, ваши люди несут бивни, не так ли? Вот уж не думал, что они вырастают такими большими. Просто гигантские. Похоже, сафари удалось на славу. Примите мои искренние поздравления. Вы позволите взглянуть на ваши трофеи?

Леон сделал знак носильщикам опустить ношу на землю. Фэган спешился и, пройдя вдоль строя, не стал скрывать изумления.

– Я бы с удовольствием послушал ваш рассказ об охоте, мистер Рузвельт. Если, конечно, вы соблаговолите уделить мне немного времени. И разумеется, я буду чрезвычайно признателен, если вы и мистер Кортни окажете мне любезность и разрешите сделать несколько фотографий. Наши читатели будут счастливы услышать о ваших приключениях. Вы, без сомнения, знаете, что мои статьи печатаются едва ли не во всех газетах цивилизованного мира, от Москвы до Манхэттена.

Закончили через час. За это время Фэган успел исписать половину записной книжки, а фотограф проявил пару десятков пластинок с охотниками и их трофеями. Репортеру не терпелось поскорее отдать записи машинисту, чтобы затем отправить их с курьером в Найроби для срочной пересылки редактору в Нью-Йорк. Расставаясь с журналистом, Кермит неожиданно спросил: