Текст книги "Ассегай"

Автор книги: Уилбур Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Вы знакомы с моим отцом?

– Нет, сэр, не знаком. Но должен сказать, что я один из самых горячих его поклонников.

– Приходите ко мне завтра в главный лагерь. Я вас представлю.

Польщенный оказанной честью, Фэган рассыпался в благодарностях.

– Что это с тобой? – поинтересовался Леон, когда газетчики отъехали. – У меня сложилось впечатление, что ты недолюбливаешь четвертую власть.

– Так оно и есть, но их лучше иметь среди друзей, чем среди врагов. Когда-нибудь такой человек, как Фэган, еще может пригодиться. А он передо мной в долгу.

В лагерь въехали ближе к вечеру, и там, как оказалось, их никто не ждал. Президент, всегда отличавшийся отменным здоровьем, полностью оправился от последствий злосчастного банкета по случаю Дня благодарения и, сидя под деревом у своей палатки, читал одну из своих любимых книг, «Записки Пиквикского клуба» в кожаном переплете. Переполох, вызванный триумфальным возвращением сына, заставил его отвлечься. Все, кто был в лагере – а таковых набралось около тысячи человек, – сбежались приветствовать вернувшихся охотников. Их обступили плотным кольцом – каждый хотел взглянуть на бивни и голову носорога.

Тедди Рузвельт отложил книгу, поправил очки в стальной оправе, поднялся со стула, разгладил рубашку на животе и отправился выяснять, в чем дело и что вызвало такой ажиотаж. Толпа почтительно расступилась перед ним. Кермит соскочил с седла и бросился к отцу. Они тепло поздоровались, после чего президент взял сына за локоть.

– Мой мальчик, тебя не было почти три недели, и я уже начал беспокоиться. Так что показывай, с чем вернулся.

Они подошли к носильщикам, успевшим разложить трофеи для всеобщего обозрения. Леон остался в седле, откуда поверх голов собравшихся хорошо видел президента и мог наблюдать, как меняется выражение его лица.

А оно менялось. Снисходительный родительский интерес сменился удивлением, как только Рузвельт увидел лежащие на земле бивни. В свою очередь, удивление уступило место смятению, когда он оценил размеры добычи. Президент отпустил руку сына и медленно прошел вдоль трофеев и остановился. Он стоял спиной к Кермиту, но Леон видел, как смятение и растерянность вытеснили зависть и злоба. Он вдруг понял, что того положения, которое занимал Рузвельт-старший, того авторитета и уважения, каким он пользовался, мог достичь только человек, для которого в любом соперничестве есть только одно место – высшее. В любой сфере приложения сил Тедди привык добиваться наилучших результатов, в любой компании – быть первым. И вот теперь ему предстояло смириться с тем, что его обошли.

Некоторое время президент стоял перед трофеями, заложив руки за спину и ничего не говоря, – только хмурился и кусал кончики усов. Потом лицо его прояснилось, и он с улыбкой повернулся к сыну. И в этот момент Леон проникся к нему глубочайшим уважением – какой самоконтроль! Какая власть над эмоциями!

– Великолепно! – воскликнул президент. – Лучших бивней у нас еще не было и, уверен, не будет до конца экспедиции. – Он снова взял Кермита за руку. – Я горжусь тобой, мой мальчик. Горжусь по-настоящему. А теперь скажи, сколько выстрелов ты сделал, чтобы добыть эти замечательные бивни?

– Об этом, отец, тебе лучше спросить моего охотника.

Все еще держа сына за руку, Рузвельт повернулся к Леону.

– Итак, мистер Кортни, сколько было выстрелов? Десять, двадцать или больше? Скажите нам всем.

– Ваш сын убил трех слонов тремя выстрелами, – ответил Леон. – Все три в голову.

Рузвельт пристально посмотрел в глаза Кермиту, потом сгреб его в объятия и крепко стиснул.

– Я горжусь тобой. И я счастлив.

Через плечо президента Леон видел сияющее лицо Кермита. Сам он испытывал смешанные чувства: к радости за друга примешивалась горечь. «Вот если бы мой отец смог когда-нибудь сказать такие же слова обо мне, только он никогда их не произнесет».

Между тем Рузвельт разжал наконец объятия и, отстранившись, но держа сына обеими руками за плечи, улыбнулся и с легким прищуром сказал:

– Будь я проклят, если не произвел на свет настоящего чемпиона. Расскажешь все сегодня за обедом. Но прежде… мой нос подсказывает, что тебе надобно принять ванну. Ступай и приведи себя в порядок. – Он взглянул на Леона: – Мистер Кортни, я буду рад, если и вы почтете нас своим присутствием. Скажем, в половине восьмого?

Пока Леон скоблил бритвой заросшие густой темной щетиной подбородок и щеки, Ишмаэль до краев наполнил горячей, пахнущей дымом водой оцинкованную ванну. А когда порозовевший хозяин вышел из нее, его ожидало большое, нагретое у костра полотенце. На кровати лежала чистая отутюженная одежда, а под ней стояли начищенные до блеска сапоги.

Спустя некоторое время причесанный и напомаженный Леон направился к большой, похожей на цирковой шатер палатке-столовой. Опасаясь опоздать на обед к президенту, он вышел на полчаса раньше. У палатки Перси Филипса его окликнул знакомый голос:

– Леон, зайди на минутку.

Он откинул полог и, пригнувшись, вошел. Перси, сидевший со стаканом в руке, указал ему на свободный стул.

– Присаживайся. Стол у президента сухой, крепче клюквенного сиропа там ничего не предложат. – Он недовольно поморщился и указал на стоявшую на столике бутылку. – Подкрепись заранее.

Леон плеснул в стакан виски – ровно на два пальца – и добавил речной воды, которую сначала вскипятили, а потом охладили. Пригубил.

– Эликсир! К этой штуке можно пристраститься.

– Не беспокойся – ты себе такое позволить не можешь. По крайней мере пока. – Перси протянул стакан. – Добавь-ка и мне тоже. – Леон добавил. – Ну, твое здоровье!

– Вперед, стрелки! – ответил Леон.

Выпили с удовольствием, наслаждаясь восхитительным вкусом виски.

– Между прочим, – сказал Перси, – я уже поздравил тебя с последним успехом?

– Не припоминаю, сэр.

– Черт возьми, а я был уверен, что поздравил. Старею, должно быть. – В его глазах запрыгали озорные искорки. Глаза у Перси были ясные и пронзительно-голубые, как горные озерца на морщинистом, прокаленном солнцем лице. – Ладно, тогда слушай хорошенько. Скажу только раз, больше повторять не стану. Сегодня ты отличился. Как говорится, заслужил шпоры. И я чертовски тобой горжусь.

– Спасибо, сэр, – с чувством поблагодарил Леон.

Поздравление старого охотника тронуло его сильнее, чем можно было ожидать.

– На будущее – просто Перси.

– Спасибо, сэр.

– Перси.

– Спасибо, Перси.

Выпили еще. Помолчали. Потом Перси продолжил:

– В следующем месяце – ты, наверное, знаешь – мне стукнет шестьдесят пять.

– Никогда бы не подумал.

– Не подумал бы… черта с два. Небось считал, что мне уже девяносто. – Леон открыл было рот, чтобы возразить, но Перси остановил его. – Сейчас, может, и не самое лучшее время трогать эту тему, однако я чувствую, что начинаю сдавать. Ноги уже не те. Прохожу милю, а кажется, все пять протопал. Два дня назад промахнулся по антилопе с сотни ярдов. Нужен помощник. Вот я и подумываю взять партнера. Младшего партнера. Я бы даже сказал, очень младшего.

Леон сдержанно кивнул, ожидая продолжения.

Перси достал из кармана охотничьи часы, откинул крышку с гравировкой, посмотрел на циферблат, убрал часы, допил виски и поднялся.

– Негоже заставлять президента ждать. Тем более что поесть он любит. Если б еще и к выпивке был расположен… Ну да ладно, это мы переживем.

На обеде присутствовало десять человек. Стол накрыли в большой палатке. Почетные места по обе стороны от президента достались Кермиту и Фрэнку Селоусу. Леона посадили на самый дальний от хозяина стул. Тедди Рузвельт был прирожденным рассказчиком. Красноречие, энциклопедические знания, могучий интеллект, заразительная жизнерадостность, неотразимое обаяние – всего этого у него было в избытке. Какой бы темы он ни касался, какой бы предмет ни затрагивал – от политики и философии до орнитологии, от тропической медицины до антропологии, – ему удавалось одинаково очаровать и увлечь аудиторию. В какой-то момент Леон поймал себя на том, что, слушая анализ текущей политической ситуации в Европе, совершенно позабыл о стынущем на тарелке стейке из антилопы канны. Примерно о том же говорил с ним несколько месяцев назад Пенрод Баллантайн, когда они сидели у костра после охоты на бородавочника.

Президент вдруг остановился и посмотрел на Леона:

– А каково ваше мнение, мистер Кортни?

К величайшему смущению молодого человека, все за столом повернулись к нему. Первым побуждением было уклониться от ответа, сославшись на отсутствие интереса к политике и незнание вопроса, но он заставил себя собраться.

– Прошу извинить, сэр, я смотрю на все это с британской точки зрения. Полагаю, опасность кроется в имперских амбициях Германии и Австрии. В этом, а также в увеличении числа закрытых союзов в Европе. Разобраться в них трудно, однако все заключенные договоры содержат обязательства взаимной военной помощи и поддержки в случае конфликта с государством, не входящим в данный альянс. В системе, построенной на такого рода ответственности, возможен эффект домино, если младший участник альянса спровоцирует конфронтацию с соседом и призовет на помощь влиятельного союзника.

Рузвельт, не ожидавший, похоже, столь полного ответа, нахмурился.

– Можете привести пример? – сухо бросил он.

– Мы считаем, сэр, что сохранить Британскую империю возможно лишь с помощью мощного военно-морского флота. Кайзер Вильгельм Второй не скрывает, что намерен построить для Германии сильнейший в мире флот. Это угроза для нашей империи. Нам пришлось заключать союзы с другими европейскими странами, такими как Бельгия, Франция и Сербия. У Германии договоры с Австрией и мусульманской Турцией. В 1905-м, когда обострились отношения между Марокко и Францией, нашим новым стратегическим партнером, кризис захватил всю Северную Африку. Германии, связанной союзническими обязательствами с Турцией, пришлось, как известно, выступить против Франции, а поскольку Франция является нашим союзником, то вмешаться были вынуждены и мы. Одно повлекло за собой другое. Сохранить мир удалось только благодаря отчаянным стараниям дипломатов и большой-большой удаче.

Выражение на лицах слушателей сменилось на уважительное, и Леон, вдохновленный этим обстоятельством, продолжил:

– На мой взгляд, мир балансирует на краю бездны. В паутине множество нитей, а в больших колесиках всегда есть маленькие – уж вы-то знаете это получше многих.

Рузвельт сложил руки на груди.

– На этих юных плечах мудрая голова. Вы должны обязательно пообедать с нами завтра. Мне хотелось бы узнать ваше мнение о расовом разделении в Африке и связанных с этим проблемах. Но сейчас у нас есть дела поважнее. Мой сын хочет охотиться с вами. Говорит, что вы уже строите планы новой охоты.

– Рад, что Кермит желает продолжить наше сотрудничество. Со своей стороны могу сказать, что мне нравится его компания.

– И на кого вы нацелились после триумфального успеха со слонами и носорогом?

– Мой главный следопыт обнаружил место, где водятся очень большие крокодилы. Возможно, образчик этих особей мог бы заинтересовать Смитсоновский институт?

– Несомненно. Однако если вы знаете место, много времени вам не понадобится. А что потом?

– Кермит хочет добыть хорошего льва.

– Каков наглец, а! – Президент потрепал Кермита по плечу. – Со слоном и носорогом меня обскакал, теперь хочешь и со львом обойти. – Все рассмеялись вместе с ним, после чего Тедди Рузвельт добавил: – Ладно-ладно, считай, что мое разрешение у тебя есть. Предлагаю пари. На десять долларов. – Отец и сын скрепили сделку рукопожатием. – А что касается львов, то у нас есть признанный эксперт по этой части. – Он повернулся к сидевшему по другую сторону от себя седобородому мужчине. – Не поделитесь опытом, Селоус? Не подскажете ли, как идти против этого зверя? Меня, например, особенно интересует, по каким признакам можно понять, что лев намерен атаковать. Хотелось бы услышать, что вообще испытывает человек, встречаясь лицом к лицу с таким противником?

Селоус отложил вилку и нож.

– Знаете, полковник, я уважаю этого зверя и восхищаюсь им. Помимо истинно царственной внешности и повадок, он обладает такой физической силой, что способен, держа в зубах бычка, перемахнуть через шестифутовый забор крааля. Самые твердые кости все равно что мел для его мощных челюстей. Он быстр, как смерть, и, преследуя добычу, развивает скорость до сорока миль в час.

Селоус говорил негромко, но слушали его с затаенным дыханием, и прошло, наверно, не меньше часа, прежде чем президент перебил охотника.

– Благодарю. Я хотел бы пораньше встать завтра, так что, джентльмены, с вашего позволения отправляюсь спать.

К палатке Леон возвращался с Перси.

– Ты удивил меня сегодня политической прозорливостью, хотя в какой-то момент я как будто услышал голос твоего дяди Пенрода. Думаю, на Рузвельта ты тоже произвел впечатление. На мой взгляд, сегодня ты обеими ногами встал на лестницу успеха. Путь к звездам открыт – лишь бы его сына не покусал лев. Помни совет Фредерика Селоуса. Эти звери крайне опасны. Когда лев прижимает уши и вскидывает хвост – это знак того, что в следующий момент он бросится на тебя. Стреляй без промедления. – Они подошли к палатке и остановились. – Спокойной ночи, – сказал Перси и, откинув полог, шагнул в темноту.

Леон и Кермит лежали на берегу реки за тонкой тростниковой завесой, которую поставили накануне Маниоро и Лойкот. Оба следопыта держались неподалеку. Крокодила ждали с самого рассвета. Через проделанные в завесе дырочки охотники видели заросший травой и затянутый ряской пруд. До противоположного, спрятавшегося в тени берега было около двухсот ярдов. Высокие деревья подступали к самой воде, их длинные ветки украшали ползучие лианы и легкие гнездышки ярко-желтых пташек. Под сплетенными гнездами головой вниз висели самцы, зазывавшие в гости пролетавших мимо самочек. Наблюдая за ними, Леон забывал о времени, а вот Кермит явно скучал и уже начинал нервничать.

Маниоро устроил засаду на отвесном берегу прямо над тропой, проходившей к воде через камышовые заросли. Легких подходов к воде было немного. Охотники засели в засаде еще до света, а когда рассвело, Маниоро показал Леону то место под берегом, где укрылся, зарывшись в мягкую грязь, крокодил. Он долго крутился и вертелся, взбивая донный ил, потом залег и притих, и тина медленно осела на него тонким слоем. Выдавал присутствие хищника лишь сетчатый узор на иле, соответствовавший рисунку чешуйчатой спины. Леон с трудом различал очертания головы и двух глазных выступов.

Им с Маниоро понадобилось немало времени, чтобы объяснить американцу, где именно прячется крокодил. Разглядев наконец неясную форму, Кермит недолго думая заявил, что ждать не будет, а будет стрелять в голову. Жаркий спор продолжался несколько минут. С большим трудом Леону удалось убедить Кермита, что три фута воды не хуже кирпичной стены остановят пулю, выпущенную из благословленного Лусимой «винчестера».

Теперь был почти полдень. Зебры и антилопы пришли к озеру, но выбрали три других водопоя, далеких от того места, где поджидал их затаившийся крокодил. Терпение Кермита иссякало, он все больше нервничал, и Леон понимал, что американец вот-вот взбунтуется и откроет огонь.

Удача не забыла о нем. Зафиксировав краем глаза какое-то движение слева, Леон медленно повернул голову, а потом, тронув за руку Кермита, указал подбородком на появившуюся из-за деревьев стайку зебр Грэви. Животные робко ступили на тропу, и Кермит воспрянул духом.

– Ну, может, день еще не прошел даром, – прошептал он, поглаживая приклад.

Зебра Грэви – самый крупный представитель семейства лошадиных; размерами она превосходит даже тяжеловоза – не зря ее называют иногда императорской зеброй. Шедший впереди самец достигал пяти футов в высоту и весил, наверное, около тысячи фунтов. Стадо шло за ним с большой опаской, словно подозревая, что водопой может охранять некий хищник. Сделав несколько шагов, животные останавливались, озирались и, не обнаружив признаков опасности, продвигались еще немного вперед.

Кермит следил за ними с едва сдерживаемым нетерпением. Заряженный «винчестер» лежал перед ним на надежной подпорке – седельной сумке. Наконец вожак ступил на тропу, протоптанную задолго до него и утрамбованную тысячами копыт приходивших на узкий берег измотанных жаждой животных. Остановившись у озера, он еще раз огляделся и затем принял роковое решение: опустил голову и приник к воде черной бархатистой мордой. Как только вожак начал пить, остальное стадо, теснясь и толкаясь, последовало за ним по тропе.

Именно этого момента крокодил и ждал столь терпеливо. Оттолкнувшись от дна хвостом, он вырвался из-под ила и воды в облаке сверкающей водной пыли. Люди на берегу инстинктивно отпрянули при виде чудовищной ящерицы.

– Боже, да он не меньше двадцати футов! – выдохнул Кермит.

Выпрыгнувший из воды монстр был в четыре-пять раз тяжелее зебры.

Однако вожак стоял на твердой почве, и вся его сила была заключена в ногах. Лапы у крокодила маленькие, кривые, слабые, а вся его сила – в хвосте. В схватке на суше преимущество оставалось за зеброй, и крокодил делал все, чтобы стащить противника поглубже в воду, где тот лишился бы опоры.

Он не стал хватать врага зубами, но использовал собственную голову в качестве боевой дубинки. Все произошло в мгновение ока. Жуткий ороговевший череп врезался зебре в голову, сломал кости и оглушил. Вожак завалился набок и, оказавшись под водой, забил судорожно ногами и завертел головой. Крокодил метнулся вперед и, зажав морду противника между двумя мощными челюстями, потащил его на глубину. Дергая голову зебры из стороны в сторону, взбивая воду в пену, скручивая шею, как цыпленку, он одновременно дезориентировал ее. Так продолжалось до тех пор, пока жертва не перестала трепыхаться и не затихла, полосатое тело не обмякло. Только тогда крокодил разжал челюсти и отступил.

Замерев на поверхности в двадцати ярдах от берега, он наблюдал за мертвой зеброй, которая уже почти полностью ушла под воду. Над поверхностью оставалась лишь одна задняя нога. Охотники видели крокодила сбоку. Точнее, видели только верх спины и половину головы с застывшей насмешливой ухмылкой.

Кермит лежал за седельной сумкой, вдавив в плечо приклад и прижавшись щекой к ложу. Зажмурив левый глаз, он напряженно всматривался правым в прорезь прицела.

Леон наклонился к нему.

– Целься под глаз и бери на уровне воды. – Он еще не договорил, как Кермит спустил курок. Приникнув к биноклю, Леон увидел всплеск – пуля скользнула по воде и вошла в голову чудовища прямо под маленьким злобным глазом.

– Отлично! – воскликнул Леон, поднимаясь.

– Пига! – крикнул Маниоро. – Попал!

– Нгвенья куфа! Крокодил мертв! – завопил Лойкот и, вскочив со смехом, пустился в пляс.

Чудовище еще ударило несколько раз могучим хвостом, щелкнуло челюстями, выпрыгнуло высоко из пруда и рухнуло, вертясь, колотя по воде, взбивая волны.

– Нгвенья куфа! – подхватили люди на берегу.

Предсмертное неистовство достигло пика и оборвалось внезапно: массивное тело вдруг застыло, хвост выгнулся дугой и окоченел, а крокодил замер неподвижно на поверхности. Потом он быстро погрузился и исчез под зеленой водой.

– Мы его потеряем! – заволновался Кермит и принялся стаскивать сапог.

Леон схватил его за плечо.

– Ты что, черт возьми, делаешь?

– Хочу вытащить его.

Кермит попытался высвободиться, но Леон не отпускал.

– Послушай меня, придурок. Ты залезешь в воду, а там тебя уже дожидается папаша или дедушка этого чудовища.

– Мы его потеряем! Я должен его выловить.

– Нет. Здесь останутся Маниоро и Лойкот. Завтра крокодил всплывет. Вот тогда мы вернемся, накинем на него веревки и подтащим к берегу.

Аргумент подействовал – Кермит немного успокоился.

– Его может унести течением.

– Река пересохла, никакого течения нет. Так что, приятель, никуда твой крокодил не денется.

День близился к вечеру. Кермит и Леон сидели в палатке, попивая чай и снова и снова перебирая детали недавней охоты, когда по лагерю прокатилась волна беспорядочной активности, предвещавшая обычно скорое прибытие президента. Кермит торопливо поднялся.

– Идем! Посмотрим, с чем вернулся мой старик. – Не дожидаясь Леона, он шагнул к выходу, но в последний момент обернулся. – Насчет крокодила ничего не говори. Он все равно не поверит, пока сам не увидит.

Въехав в лагерь, где встречать его уже собралась целая толпа, Тедди Рузвельт спешился и бросил поводья подскочившему сайсу. Заметив Кермита, он улыбнулся, и глаза за стеклами очков победно блеснули.

– Привет, отец. Удачный был день?

– Неплохой. Записал на свой счет первого льва.

Лицо у Кермита вытянулось.

– Ты застрелил льва?

– Да! – все еще улыбаясь, подтвердил президент и ткнул пальцем за плечо. Кермит поднял голову – из-за деревьев как раз появились носильщики. На прогнувшемся шесте висела рыжевато-коричневая туша. Подойдя к палатке таксидермистов, они опустили ношу на землю. Трофей тут же окружили три сотрудника Смитсоновского института. Перерезав веревки, они положили тело на землю и принялись за дело: измерять и фотографировать.

Кермит облегченно рассмеялся. Даже он, знавший о львах очень мало, понял, что перед ним молодая, еще не заматеревшая львица.

– Эй, пап! – Он с улыбкой повернулся к отцу. – Если, по-твоему, это настоящий лев, то тогда я – президент Соединенных Штатов. Это детеныш.

– Ты прав, сынок, – хитро посмеиваясь в усы, согласился Рузвельт-старший. – Мне так жаль бедняжку, но ее пришлось пристрелить. А что еще оставалось делать, если она не подпускала нас к телу вожака. Защищала его до последнего. Зато для группового портрета львиной семьи в Африканском зале музея подойдет идеально. А вы что думаете? – обратился он к Джорджу Леммону, возглавлявшему бригаду ученых.

– С удовольствием ее примем. Прекрасный образчик. Шкура в отличном состоянии, зубы великолепны.

Президент глянул через плечо и удовлетворенно кивнул:

– Ну вот, наконец-то несут и вожака.

Из леса показалась вторая группа. Четверо носильщиков сгибались под тяжестью тела громадного самца.

– Боже! Ну и ну! По-моему, великолепный лев, – заметил вышедший из палатки Фредерик Селоус. Был он без рубашки, но с блокнотом. – Пусть кто-нибудь проверит, не повреждена ли шкура. С таким красавчиком нужно обращаться бережнее.

Носильщики подошли к палатке и осторожно опустили громадную тушу вожака рядом с телом львицы. Сэмми Эдварде, главный таксидермист, бережно расправил ее и, достав рулетку, измерил расстояние от блестящего черного носа до черной кисточки на кончике хвоста.

– Девять футов и один дюйм, – объявил он и посмотрел на президента. – Прекрасная особь, сэр. Лично я вижу такого впервые.

Вечером, после ужина, в палатку к Леону пришел Кермит. С собой он принес серебряную фляжку с «Джеком Дэниелсом». Лампу притушили, москитную сетку задернули. Разговаривали шепотом.

– Сегодня за ужином почетным гостем был Эндрю Фэган, – сообщил Кермит. Получивший приглашение репортер приехал в лагерь во второй половине дня. – И знаешь, они с отцом неплохо спелись. Моему старику нравится, когда появляется новая публика.

Пару минут оба молчали, потом Кермит продолжил:

– Я не завидую отцу и не держу на него зла. Он, как и любой из нас, горит желанием быть первым и ни в чем не уступать более молодым. Но иногда… Должен сказать, сегодня за обедом он зашел слишком далеко. Не скажу, что он так уж хвастал своими успехами или старался унизить меня, хотя, говоря откровенно, подошел к этому достаточно близко. Разумеется, Фэган ловил это налету. Еще бы, такой материал!

Любуясь на свет восхитительным янтарным цветом переливающегося в стакане виски, Леон согласно кивнул и даже пробормотал что-то утешительное.

– Пойми меня правильно. Да, лев был хорош. Очень хорош. Только ведь он не самый лучший, верно? В Африке наверняка убивали львов покрупнее, так ведь?

Американец с надеждой посмотрел на Леона.

– Ты безусловно прав. Да, лев крупный, но грива у него короткая и жесткая, не больше дамского боа из страусовых перьев, – заверил его Леон.

Кермит прыснул со смеху и, смутившись, прикрыл рот ладонью. До палатки президента было не меньше сотни ярдов, однако Рузвельт-старший требовал соблюдения после отбоя полной тишины.

– Дамское боа, – повторил, копируя женский фальцет, Кермит и снова усмехнулся. – Мы сегодня на балет, мои дорогие?

Шутка пришлась по вкусу обоим, как и «Джек Дэниелс».

– Иногда я почти ненавижу его, – признался Кермит. – Это очень плохо, да? Это ведь грех?

– Слабости есть у каждого.

– Скажи честно, что ты думаешь о сегодняшнем льве?

– Мы можем добыть и получше.

– Правда? У нас получится?

– У сегодняшнего льва не было в боа ни одного черного волоска. Ни одного.

Кермит снова зашелся от смеха. Похоже, слово «боа» действовало на него магическим образом. От «Джека Дэниелса» не только теплело в груди, но и поднималось настроение.

Подождав, пока друг успокоится, Леон повторил:

– Мы можем добыть получше. Больших размеров и с черной гривой. Маниоро и Лойкот – масаи. К большим кошкам у них особое отношение. Они говорят, что мы можем найти льва получше, и я им верю.

– В таком случае расскажи мне, как мы это сделаем.

– Соберем летучий отряд и выедем перед главным сафари. Там, где кончаются земли масаи, львов много больше, и на них уже тысячу лет никто не охотился. Остальных опередим легко, ведь они не смогут идти быстрее носильщиков. Через несколько дней оторвемся на сотню, а то и больше миль. Не знаешь, когда президент планирует двигаться дальше на север?

– Сегодня за обедом отец сказал, что собирается еще немного задержаться здесь. Несколько дней назад местные проводники вывели его и мистера Седоуса к большому болоту милях в двадцати отсюда. Там они обнаружили следы, очень похожие на следы антилоп ситатунга, но только большего размера. Мистер Селоус полагает, что речь может идти о некоем подвиде, отличающемся от того, который он сам обнаружил в 1881 году в дельте Окаванго и который назван в его честь Limnotragus selousi. Для моего отца соблазн открыть новый, неведомый науке подвид животных слишком велик. Он спит и видит, что этих антилоп назовут Limnotragus roosevelti. Ради такой чести он готов на любую жертву. – Кермит усмехнулся. – Думаю, он останется здесь, пока не найдет представителя этого нового подвида или не убедит себя в том, что он действительно существует.

– Что ж, мне его интерес понятен. А что ты знаешь об антилопах ситатунга?

– Почти ничего, – признался Кермит.

– Удивительное создание, очень редкое и пугливое. Пожалуй, единственная по-настоящему водная антилопа. Копыта длинные и расплющенные, так что на твердой поверхности она чувствует себя неуверенно, но на болотистой местности быстра и проворна. При опасности ныряет и может часами оставаться под водой, так что видны только ноздри.

– Черт, я был бы не прочь заполучить такую.

– Нельзя иметь все, приятель. Выбирай, либо лев – либо ситатунга. – Ответа Леон ждать не стал. – План президента устраивает нас как нельзя лучше. Пусть они делают свои дела, мы выступим послезавтра. А теперь проверь, не осталось ли чего на дне фляжки. Не пропадать же добру.

Следующий день прошел в спешных сборах: готовили команду, искали нужное снаряжение. С собой решили взять шестерых пони и трех вьючных мулов. Из лагеря вышли в приподнятом настроении, чувствуя себя школьниками, сбегающими из-под присмотра строгого учителя. Курс взяли на север.

На третий день, когда отряд брел вдоль небольшой безымянной речушки, следопыты, ушедшие на сотню ярдов вперед, внезапно остановились, закричали и замахали руками, указывая на животное, которое, вырвавшись из кустов, мчалось через открытую пойму к темнеющему вдалеке густому лесу.

– Кто это? – спросил Кермит, поднимаясь на стременах и глядя вслед зверю из-под надвинутой на глаза шляпы.

– Леопард. Большой кот.

– Но у него нет пятен! – возразил Кермит.

– На таком расстоянии пятен просто не видно.

– Я могу его догнать?

– Львов стрельба не спугнет, – успокоил его Леон. – Они не такие пугливые, как слоны. Скорее, любопытны, как все кошки. Выстрелы, может быть, даже привлекут их.

Дальше Кермит не слушал. Издав дикий ковбойский вопль и выхватив из кобуры под правым коленом «винчестер», он стегнул коня шляпой и галопом устремился вдогонку. Заслышав шум за спиной, леопард остановился, присел на задние лапы и удивленно оглянулся. Затем, осознав опасность ситуации, развернулся и понесся к лесу длинными изящными скачками.

– Йии-хаа! – завывал Кермит, и его возбуждение передалось Леону.

– Ату его!

Зараженный восторгом погони, Леон издал старинный охотничий клич, вцепился обеими руками в поводья и приник к шее своей лошадки. Ветер бил в лицо, кровь стучала в висках. Забыв обо всем на свете, они скакали наперегонки через африканскую равнину.

Оглянувшись и увидев, что Леон нагоняет, Кермит снова огрел лошадь шляпой и ударил шпорами в бока.

– Вперед, малышка! Вперед! Давай!

И тут его кобыла угодила правой ногой в норку. Кость сломалась с резким, сухим звуком, словно щелкнул кнут, и животное рухнуло, будто сраженное пулей. Кермита выбросило из седла, и он ударился о землю плечом и щекой. Ружье отлетело в сторону, а сам американец покатился под копыта бешено мчащегося коня. В последний момент Леон успел натянуть поводья и отвернуть в сторону. Жеребец закусил удила, заржал и яростно завертел головой. Леон оглянулся. Кермит лежал неподвижно, а вот его лошадь пыталась подняться, но у нее ничего не получалось – сломанная кость прорвала кожу над путовым суставом, и копыто просто болталось на сухожилиях.

«Убился. Боже! Что я скажу президенту?» Все эти мысли мгновенно пронеслись у него в мозгу. Леон отбросил шпоры, перекинул правую ногу через шею лошади и соскочил на землю. Когда он подбежал к Кермиту, тот сидел на земле и тряс головой. Левая сторона лица была ободрана, сорванная наполовину бровь висела лоскутом над уже закрывшимся наполовину глазом.

– Ошибка! – пробормотал он, сплевывая кровь вперемешку с пылью. – Большая ошибка!

Жив! Леон облегченно рассмеялся.

– Хочешь сказать, все получилось само собой? А я думал, ты устроил это специально, чтобы произвести на меня впечатление.

Кермит осторожно провел языком внутри рта.

– Зубы вроде бы все на месте, – прошепелявил он.

– Повезло, что стукнулся головой, а то ведь мог бы и ушибиться. – Леон опустился на колени, взял его голову двумя руками и, следя за глазами, повернул вправо-влево. – Постарайся не мигать. У тебя грязь под веком, и она будет натирать глазное яблоко.

– Не мигать. Тебе-то легко говорить. Может, в следующий раз прикажешь не дышать?

Подоспевший на муле Ишмаэль передал Леону мех с водой.