Текст книги "Смерть и золото"
Автор книги: Уилбур Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Уилбур Смит
Смерть и золото
Эту книгу я посвящаю своей жене Мохинисо, сокровищу всей моей жизни, посвящаю с огромной любовью и благодарностью за волшебные годы нашего брака
* * *
Любой механизм для Джейка Бартона всегда был женского рода – со всей их привлекательностью и обаянием, хитрыми уловками и прочими сучьими штучками. Так что когда он в первый раз увидел их, выставленных в ряд под раскидистой зеленой листвой манговых деревьев, они тут же стали для него «железными леди».
Их было пять, и они располагались чуть поодаль от остального хлама, от сваленного кучами изношенного и ставшего ненужным оборудования, которое правительство его величества предлагало к распродаже. Хотя был июнь и погода в промежутке между муссонными ливнями стояла довольно прохладная, все равно сегодняшнее безоблачное утро в Дар-эс-Саламе напоминало скорее доменную печь, в которой нарастает жар. Посему Джейк с облегчением отошел в тень под манго, чтобы оказаться поближе к этим «железным леди», и стал внимательно их осматривать и изучать.
Он огляделся по сторонам, оглядел огороженный двор и убедился, что он здесь единственный, кто заинтересовался этими пятью машинами. Разноцветная толпа потенциальных покупателей скопилась возле куч сломанных лопат и кирок, рядов побитых тачек и сваленной как попало другой неопределенной рухляди.
Он вновь обратился к этим «леди», а сам между тем сбросил с себя легкую тропическую молескиновую куртку и повесил ее на ветку манго.
«Леди» имели вид аристократок, переживающих трудные времена. Их жесткие и острые, хотя несколько сглаженные очертания как-то стерлись и из-за выгоревшей на ярком солнце и осыпавшейся краски, казалось, вылиняли, они все были испещрены язвами ржавчины, проевшей металл насквозь. Летучие мыши, питающиеся фруктами, приспособились гнездиться в ветвях манго над ними; они и сейчас висели там вниз головой. За весьма недолгое время они умудрились загадить машины пометом, а из дряхлых сочленений этих железных одров наружу просочилось немало масла и горючего, и теперь оно засохло, смешавшись с пылью, образовав неприятные на вид потеки.
Джейку было известно и их происхождение, и история, поэтому он отставил в сторону свою сумку с инструментами и быстренько припомнил все, что о них знал. Пять прекрасных образцов инженерного искусства, они теперь гнили и разваливались на пораженных лихорадкой берегах озера Танганьика. Кузова и шасси были изготовлены фирмой «Шрайнер» – мощный, высокий купол башни, в котором зияла открытая амбразура для пулемета типа «Максим», ныне похожая на пустую глазницу, квадратная наклонная платформа над моторным отсеком, прикрытая толстой броневой плитой, ряды заклепок и стальные жалюзи, которые можно закрывать, чтобы защитить радиатор от вражеских пуль. Они гордо возвышались на своих стальных колесах, снабженных мощными резиновыми шинами, и у Джейка мелькнуло чувство жалости и сожаления, что именно ему придется выдрать из их тел моторы и выбросить на свалку побитые, но все еще могучие старые кузова.
Они не заслуживали такого безжалостного отношения, эти боевые «железные леди», которые в своей молодости гоняли хитроумного командующего немецкими войсками фон Леттов-Форбека по просторам диких равнин и опаленным солнцем холмам Восточной Африки. Жуткие шипастые заросли оставили глубокие царапины на окраске всех пяти бронированных машин, а в некоторых местах пули винтовок здорово повредили бронеплиты обшивки, оставив в стальном корпусе глубокие вмятины.
Да, то были дни их славы и величия, когда они неслись в бой, когда над ними гордо развевались кавалерийские вымпелы, а из-под колес летели клубы пыли, когда машины с ревом и грохотом рвались вперед, преодолевая рытвины и бугры и проваливаясь в норы трубкозубов, когда их пулеметы извергали огонь и смерть, приводя в ужас немецких аскяров [1]1
Аскяр, или аскар ( ар.) – воин. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть], разбегавшихся при их появлении.
После той войны им заменили двигатели, поставив вместо «родных» новые, шести с половиной литровые моторы «бентли», а затем началось их постепенное и длительное превращение в ничто – в роли патрульных полицейских машин на охране границы, в редких погонях за разбойниками, промышляющими угоном скота, – их медленное угасание в руках многочисленных безжалостных водителей, которые в итоге довели их до такого состояния, которое и привело их сюда, на объявленную властями распродажу, на этот закрытый двор, где они и оказались сегодня, в яростно-жарком мае года от Рождества Христова 1935-го. Но Джейк-то прекрасно понимал, что даже варварское обращение, которому они подвергались, не могло полностью изуродовать им двигатели, а именно это его и интересовало.
Он засучил рукава на манер хирурга, готовящегося приступить к обследованию пациента.
– Ну, девочки, хотите вы этого или нет, сейчас вами займется старина Джейк, – пробормотал он.
Он был высоким мужчиной, мощным, с широкой костью, и ему с трудом удалось втиснуться в ограниченное пространство бронированной машины, но он действовал спокойно и последовательно, с сосредоточенностью, больше похожей на радостное удовольствие, так что неудобств практически не замечал. Он вытянул губы и стал насвистывать, без конца повторяя начальные такты песенки «Тайгер рэг». Ему пришлось прищуриться, чтобы лучше видеть в полумраке, царившем внутри броневика.
Действовал он быстро, проверяя работу педали газа, системы зажигания и всех ручек и рычагов управления, затем проинспектировал весь трубопровод, ведущий от установленного сзади топливного бака, нашел перекрывающие его краники, размещенные под водительским сиденьем, и в заключение удовлетворенно крякнул. Потом выбрался из башни и спрыгнул на землю, вытирая локтем струйку пота, вытекшую из его густой и кудрявой черной шевелюры и скатившуюся по щеке. Затем перешел к передку машины и открыл боковые защелки крышки бронированного моторного отсека.
– Ох какая прелесть! – пробормотал он, глядя на открывшиеся перед ним знакомые очертания старого двигателя «бентли», покрытого слоем пыли и спекшейся маслянистой грязи.
Джейк опустил на него свои огромные руки с квадратными ладонями и лопатообразными пальцами, прикоснулся к блоку чуть ли не с благоговением.
– Эти ублюдки здорово тебя доконали, мой милый, – пробормотал он. – Но мы приведем тебя в порядок, ты у нас снова запоешь как встарь, это я тебе обещаю.
Он вытащил масляный щуп из гнезда в картере двигателя и проверил на вязкость стекшую с него каплю масла, растерев ее в пальцах.
– Ну и дерьмо! – с отвращением буркнул он, ощутив кончиками пальцев, сколько в масле грубого осадка, металлической и иной пыли. Потом засунул щуп обратно в гнездо. После чего вывинтил все свечи и, пообещав шиллинг на чай, позвал слонявшегося поблизости африканца, чтобы тот покрутил заводную ручку, пока он проверяет компрессию, зажимая свечные отверстия ладонью.
Он довольно быстро осмотрел все пять бронированных машин, проверяя, пробуя, обследуя, и когда добрался до последней, то уже знал, что три из них он точно сможет снова запустить в дело, а может быть, даже четыре.
Пятая была безнадежна. В блоке цилиндров зияла трещина, сквозь которую вполне прошла бы внутрь лошадь, а поршни настолько приржавели к цилиндрам, что даже объединенные усилия, приложенные им и его помощником к заводной ручке, не смогли тронуть их с места.
В двух машинах отсутствовали карбюраторы, но один можно было содрать с разбитой пятой. Стало быть, не хватало еще одного карбюратора, и Джейк мог представить себе исключительно мрачные перспективы поисков такового в Дар-эс-Саламе.
Таким образом, можно рассчитывать только на три броневика. По сто десять фунтов за каждый, это будет триста тридцать фунтов стерлингов. Минус заранее подсчитанные издержки в пределах ста фунтов – и останется двести тридцать фунтов прибыли, а он к тому же вовсе не намерен платить больше чем по двадцать фунтов за эти раздолбанные драндулеты. Джейк почувствовал, как в груди разливается теплое чувство глубокого удовлетворения, и небрежно бросил обещанный шиллинг помощнику-африканцу. Двести тридцать фунтов – огромная куча денег, особенно в нынешние тяжелые и голодные времена.
Быстрый взгляд на часы, которые он выудил из заднего кармана, убедил его в том, что до объявленного начала распродажи остается еще два часа. А он уже горел нетерпением начать работу с этими машинами, и не только из-за денег. Для Джейка это будут труды и подвиги во имя любви.
Та, что стояла в середине ряда, показалась ему наиболее подходящей для достижения быстрого результата. Он положил свою сумку на бронированное крыло машины и достал ключ на три восьмых дюйма. И тут же с головой ушел в работу, забыв обо всем на свете.
Через полчаса он высунул голову из моторного отсека, вытер руки о моток бумажных концов и поспешно обошел машину, встав перед ее передком.
Мощные мышцы его правой руки вспучились и напряглись, когда он с усилием налег на заводную ручку, легко проворачивая коленчатый вал движка в четком ритме. Через минуту этих усилий он выпустил ручку и вытер пот теми же бумажными концами, оставив на щеках следы масла. Он быстро дышал, но не тяжело.
– Я сразу понял, с первого взгляда, что ты упрямая сука, – пробормотал он. – Но все равно, моя милая, будет по-моему. Можешь не сомневаться.
И его голова и плечи снова исчезли под капотом моторного отсека, вновь послышалось позвякивание гаечного ключа о металл и чудовищное повторение мотива «Тайгер рэг», фальшивый, низкий свист, который продолжался минут десять, после чего Джейк вновь ухватился за заводную ручку.
– Все равно будет по-моему, моя девочка, и даже более того, тебе это очень понравится.
Он крутанул ручку, и двигатель яростно стрельнул, выбросив сноп огня из глушителя – это очень напоминало выстрел из винтовки, – и заводная ручка вылетела из ладони Джейка с такой силой, что непременно оторвала бы ему большой палец, если бы он продолжал сжимать ее в руке.
– Бог ты мой! – прошептал он. – Настоящая дьявольская крошка!
И полез внутрь, занявшись регулировкой и установкой зажигания.
При следующей попытке провернуть заводную ручку движок «схватился» и стрельнул, потом заработал и заревел, но быстро перешел на четкий ритмичный перестук, чуть подрагивая на своих жестких креплениях. Ожил.
– Ах ты, моя красавица! – сказал Джейк. – Чертова маленькая красавица!
– Браво, – произнес чей-то голос сзади, и он быстро обернулся.
Он совсем забыл, что не один здесь, не единственный человек, оставшийся в живых на этой земле, настолько погрузился в работу с мотором, и сейчас несколько смутился, как будто его застали за каким-то интимным и срамным делом вроде естественных отправлений организма. Он свирепо уставился на элегантного мужчину, изящно опершегося о ствол мангового дерева.
– Отличная, великолепная работа, – сказал незнакомец, и его слов было достаточно, чтобы волосы на затылке Джейка встали торчком. Да, это был тот самый бесценный английский акцент.
Мужчина был одет в костюм кремового цвета, сшитый из дорогой льняной тропической ткани, на его ногах были двуцветные туфли, белые с коричневым, а на голове красовалась белая соломенная шляпа с широкими полями, отчего лицо оставалось в тени. Но Джейку было видно, что мужчина дружелюбно улыбается и вообще держится непринужденно и приветливо. Он был красив типичной мужской красотой, с благородными и правильными чертами лица; такое лицо обычно вызывает у женщин весьма положительные эмоции и отлично сочетается с таким голосом. Он вполне может оказаться правительственным чиновником высокого ранга или офицером одного из армейских полков, расквартированных в Дар-эс-Саламе. Истеблишмент, высшее общество, судя хотя бы по галстуку с тонкими диагональными полосками, – подобными галстуками британцы заявляют всем и вся о том, в каком именно учебном заведении они получили образование, и о своем положении в обществе.
– Вам понадобилось не много времени, чтобы заставить ее работать. – Мужчина грациозно оперся о ствол манго, скрестил ноги и сунул руку в карман пиджака. Потом снова улыбнулся, и на сей раз Джейк более явственно разглядел в его глазах насмешку и вызов. Он неверно оценил незнакомца. Это был вовсе не один из этих картонных человечков. У него были глаза пирата, насмешливые волчьи глаза, опасные, как блеск клинка в ночной тьме.
– Не сомневаюсь, что и остальные тоже в приличном состоянии. – Это был скорее вопрос, чем утверждение.
– Ну, тут вы ошибаетесь, приятель. – Джейк почувствовал некоторое раздражение. Абсурдно было бы думать, что подобный франт и впрямь интересуется этими машинами. Но если все же интересуется, то Джейк только что радушно продемонстрировал ему, чего они стоят на самом деле. – Мотор работает только у одной, да и у нее все внутренности сгнили. Слышите, как клапана стучат? Как суставы у ревматика.
Он сунул голову под капот и заземлил провод от магнето. Мотор вырубился, и во внезапно установившейся тишине Джейк громко произнес:
– Рухлядь! Хлам! – и сплюнул на землю возле переднего колеса, но не на него. Такого он себе позволить просто не мог. Потом собрал свои инструменты, перекинул куртку через плечо, схватил сумку и, больше не глядя на англичанина, зашаркал к воротам.
– Так вы не будете за них торговаться, старина? – Незнакомец, оставив свой пост возле мангового дерева, теперь шагал рядом с ним.
– Боже сохрани. – Джейк постарался, чтобы в голосе четко прозвучало пренебрежение. – А вы?
– Да что я стану делать с пятью разбитыми броневиками? – Мужчина тихонько рассмеялся, потом продолжил: – Янки, не так ли? Техас, правильно?
– Вы, наверное, мою почту перехватывали.
– Инженер?
– Пытаюсь им быть.
– Хотите, угощу вас выпивкой?
– Давайте лучше деньгами, мне надо успеть на поезд.
Элегантный незнакомец снова рассмеялся, легко и дружелюбно:
– Тогда попутного ветра, старина.
Джейк быстро прошел в ворота и, оказавшись на пыльных, раскаленных улицах полуденного Дар-эс-Салама, потащился прочь, не оглядываясь назад и стараясь своим решительным шагом и упрямо распрямленными плечами показать, что его уход – окончательный.
За первым же углом, в пяти минутах ходьбы от двора, где стояли броневики, Джейк обнаружил забегаловку, где и спрятался. Пиво «Таскер», которое он заказал, оказалось теплым как кровь, но он пил его и продолжал беспокоиться. От разговора с англичанином у него осталось малоприятное ощущение: интерес того к сломанным машинам был слишком явным, чтобы оказаться простым любопытством. Однако, с другой стороны, Джейк вполне мог подняться выше лимита в двадцать фунтов, который сам для себя установил. Он достал из внутреннего кармана куртки потрепанный бумажник свиной кожи, в котором хранились все его земные богатства, и, предусмотрительно используя стол в качестве ширмы, пересчитал имеющуюся наличность.
Пятьсот семнадцать фунтов банкнотами Английского банка, триста двадцать семь долларов в американской валюте и четыреста девяносто восточноафриканских шиллингов – не самое большое состояние, которым можно произвести впечатление на элегантного «лимонника» [2]2
Лимонник – насмешливо-презрительное прозвище английских моряков.
[Закрыть]. Но Джейк все же допил свое теплое пиво и, решительно стиснув зубы, еще раз посмотрел на часы. Они показывали без пяти минут полдень.
Майор Гарет Суэйлс был немного раздражен и обеспокоен, но отнюдь не удивлен, увидев этого огромного американца, вновь вошедшего во двор с таким видом, что становилось ясно, что ему явно хочется остаться незамеченным.
Гарет Суэйлс уселся в тени манго на перевернутую тачку, предупредительно подстелив шелковый платок, чтобы уберечь свой чистенький льняной костюм. Соломенную шляпу он снял и положил рядом. Волосы у него были тщательно подстрижены и причесаны и сейчас отсвечивали мягким и редким оттенком, средним между золотисто-блондинистым и рыжим, в котором кое-где, на висках, поблескивала серебристая искорка. Его усы были того же оттенка и тщательно подстрижены, образуя подковку, повторяющую изгиб верхней губы. Лицо его сильно загорело на тропическом солнце и приобрело кирпичный цвет, так что сильно контрастирующая с ним голубизна глаз казалась удивительно бледной, а взгляд пронизывающим, особенно когда он наблюдал, как Джейк Бартон пересекает двор и присоединяется к толпе покупателей, собравшейся под манговыми деревьями. Он обреченно вздохнул и вновь обратил свое внимание на сложенный конверт, на котором делал финансовые подсчеты.
На самом деле Гарет чувствовал себя опустошенным. Последние полтора года судьба к нему явно не благоволила. Груз, который он должен был доставить одному китайскому командиру в Мукден (и получить за это оговоренную сумму), перехватила японская канонерка на реке Ляохэ, когда до цели оставалось всего несколько часов пути. Это происшествие лишило его капитала, накопленного за десять лет. Гарету потребовалась вся его изворотливость и выдумка плюс к тому известная доля финансовых ухищрений, чтобы собрать нынешний груз, который сейчас хранился на складе номер 4 в доках Дар-эс-Салама. Его покупатели прибудут за товаром через двенадцать дней, и эти пять бронированных машин чудесно дополнят уже готовую партию груза.
Броня нужна всем, видит Бог, так что он может назначить за нее любую цену. Только самолеты, по мнению его клиентов, могли бы стать более желательным товаром.
Когда Гарет нынче утром впервые увидел эти пять машин, во всем их разбитом и запущенном состоянии, он тут же сбросил их со счетов и почти забыл про них, но потом заметил пару длинных мускулистых ног, торчавшую из-под моторного отсека одного из броневиков, и услышал едва узнаваемую мелодию «Тайгер рэг».
Теперь он уже знал, что по крайней мере одна из машин на ходу. Несколько галлонов краски, новые пулеметы «виккерс», установленные на турели, и все они будут смотреться просто великолепно. И тогда Гарет провернет очередную выгодную сделку – одну из тех, что уже сделали его знаменитым. Он заведет единственный работающий мотор, постреляет из пулемета, и – клянусь Господом! – этот милый старина принц тут же вытащит свою мошну и начнет разбрасывать соверены [3]3
Соверен – английская золотая монета, в то время равная по стоимости фунту стерлингов.
[Закрыть]по всей округе.
Только бы этот проклятый янки не помешал. Его вмешательство может обойтись в несколько дополнительных шиллингов сверх той цены, на которую Гарет рассчитывал, чтобы вылезти из нынешней финансовой пропасти. Правда, он не особенно беспокоился на этот счет. У этого американца был такой жалкий вид, что он вряд ли способен заплатить даже за кружку пива.
Гарет отряхнул рукав, на который, кажется, попала пыль, потом водрузил шляпу обратно на свою золотистую шевелюру, тщательно выровнял широкие поля параллельно земле, вынул изо рта длинную тонкую сигарку, изучил столбик пепла на ее кончике и уже после этого двинулся в сторону группы покупателей.
В роли аукционера выступал похожий на эльфа сикх, маленький, заводной и хитрый; он был в черном шелковом костюме, борода закручена в валик под подбородком, а на голове – огромный, поразительно-белоснежный тюрбан.
Он взгромоздился на башню ближайшего броневика и стал похож на маленькую черную птичку. Голос его звучал очень жалобно, когда он начал призывать и уговаривать публику, а публика взирала на него бесчувственно и равнодушно, без всякого выражения на лицах и с остекленевшими глазами.
– Подходите ближе, джентльмены, дайте мне возможность услышать чей-нибудь мелодичный голос, предлагающий цену в десять фунтов! Что такое? Неужели я и впрямь слышу, что кто-то предложил десять фунтов за эти замечательные транспортные средства?
Он склонил голову набок и настроился слушать, но до него донесся только шум горячего полуденного бриза в верхних ветвях манго. Никто не пошевелился, никто не произнес ни слова.
– Может быть, пять фунтов? Ну пожалуйста! Кто из вас, джентльмены, назовет цену в пять фунтов? Ну, скажем, два фунта и десять шиллингов, а? Джентльмены, всего пятьдесят шиллингов за эти замечательные, поистине королевские машины! Прекрасные, такие красивые машины! – Тут он замолк, опустил взгляд и прикрыл нахмуренный лоб своей маленькой и изящной коричневой ручкой. – Назовите вашу цену, джентльмены. Пожалуйста, давайте начнем хоть с какой-то цены!
– Один фунт! – раздался голос с певучим акцентом техасских прерий. Сикх с минуту не шевелился, потом поднял голову с подчеркнутой трагической медлительностью и уставился на Джейка, который возвышался над окружающей толпой.
– Всего фунт! – хрипло прошептал сикх. – По двадцать шиллингов за каждую из этих превосходных, прекрасных… – Он замолчал и грустно покачал головой. Потом его манера поведения внезапно резко изменилась, он стал резок и деловит. – Первая ставка – один фунт. Кто скажет «два»? Два фунта? Больше предложений нет! Лот уходит за первую предложенную цену – один фунт!
Гарет Суэйлс выдвинулся вперед, и толпа чудесным образом сдвинулась с места и уважительно расступилась перед ним.
– Два фунта. – Он произнес это негромко, но в наступившей тишине его голос был хорошо слышен.
Длинное и угловатое тело Джейка напряглось, а шею от прилива крови медленно залило темным винным цветом. Он медленно повернул голову и уставился на англичанина, который уже занял место в первом ряду.
Гарет ослепительно улыбнулся и прикоснулся пальцами к полям шляпы, как бы отвечая на яростный взгляд Джейка. Коммерческий инстинкт сикха немедленно подсказал, что между этими двумя назревает схватка, и его настроение явно улучшилось.
– Предложено два фунта! – радостно прощебетал он.
– Пять! – резко бросил Джейк.
– Десять, – тихо сказал Гарет, и Джейк почувствовал обжигающий прилив злости, закипевшей у него в желудке. Он отлично знал это ощущение и даже попытался подавить его, но безуспешно. Злость охватила его всего, красной пеленой закрыла глаза, затопила рассудок.
Толпа зашевелилась и таки зашлась от удовольствия, и все головы разом повернулись в сторону высокого американца.
– Пятнадцать, – сказал Джейк, и все тут же повернулись к изящному англичанину.
Гарет грациозно наклонил голову.
– Двадцать! – радостно провозгласил сикх. – Предложено двадцать!
– Плюс еще пять. – С трудом пробираясь сквозь красную пелену злости, Джейк твердо пообещал себе, что ни за что не позволит этому «лимоннику» прихватить своих «железных леди». Если он не сумеет их купить, тогда сожжет.
А сикх, сияя, уже смотрел своими глазами газели на Гарета.
– Тридцать, сэр? – осведомился он, и Гарет легко улыбнулся и махнул сигаркой. Он чувствовал, как в груди поднимается все возрастающее тревожное ощущение – они уже сильно превысили лимит, который, по его прикидкам, должен был ограничивать возможности янки.
– Еще пять сверху. – Голос Джейка звучал мрачно, демонстрируя степень его озлобленности. Машины будут принадлежать ему, пусть даже придется заплатить все, что есть у него в бумажнике, до последнего шиллинга; они просто должны принадлежать ему.
– Сорок. – Улыбка Гарета Суэйлса была теперь вымученной. Он приближался к установленному им самим пределу. По условиям аукциона, платить следовало либо наличными, либо чеком, гарантированным банком. А он давно уже выдоил досуха все доступные ему источники финансирования, так что банковский клерк, которому вздумается дать гарантии под чек, подписанный Гаретом Суэйлсом, будет обречен подыскивать себе новое место работы.
– Сорок пять. – Голос Джейка звучал твердо и неуступчиво; он тоже приближался к цифре, после которой эта сделка не принесет ему ничего, кроме удовольствия от того, что он обошел этого «лимонника».
– Пятьдесят.
– И плюс пять.
– Шестьдесят.
– Плюс еще пять.
Для Джейка это была крайняя цена – перекрыть ее значило бы просто разбрасывать ярко блестящие шиллинги по ветру.
– Семьдесят, – пробурчал Гарет Суэйлс, и это был его предел. Он уже с сожалением расстался с надеждой без труда приобрести эти машины. Триста пятьдесят фунтов представляли собой все его ликвидные резервы – дальше он торговаться не мог. Ну хорошо, легкий способ не сработал. Но есть еще добрая дюжина других способов, и одним из них Гарет Суэйлс точно воспользуется, чтобы завладеть машинами. Господи ты Боже мой, да этот принц выложит по тысяче за каждую, и Гарет вовсе не намерен пройти мимо такой прибыли, даже если у него не хватит нескольких жалких фунтов.
– Семьдесят пять, – сказал Джейк, и толпа забормотала, повернувшись в сторону майора Гарета Суэйлса.
– Так, дорогие мои джентльмены, кто скажет «восемьдесят»? – живо осведомился сикх. Его комиссионные составляли пять процентов.
Изящно, хотя и с явным сожалением, Гарет отрицательно покачал головой.
– Нет, мой милый. Это был просто каприз. – Он улыбнулся Джейку. – Пусть приобретение доставит вам массу радостных ощущений, – сказал он и направился прочь, в сторону ворот. Теперь к американцу не стоило даже подступаться, ничего от этого не выиграешь. Он сейчас жутко взбешен – а по предположению Гарета, тот принадлежит к тому типу людей, которые никогда не скрывают своих эмоций, наоборот, дают им выход с помощью кулаков. Гарет Суэйлс уже давным-давно пришел к выводу, что дерутся одни только дураки, а мудрые люди всего лишь предоставляют им для этого разнообразные средства. Естественно, за деньги.
Прошло три дня, прежде чем Джейк Бартон снова увидел этого англичанина. За это время он отбуксировал все пять «железных леди» на окраину города, где устроил себе временный лагерь на берегу небольшого ручья в тени рощицы африканского махогани.
С помощью лебедки и шкива, прикрученного к ветви одного из этих деревьев, он извлек из машин двигатели и начал работать над ними, трудясь каждый день до поздней ночи при неярком свете керосиновой лампы.
Уговаривая и развлекая «железных леди» веселыми разговорами, он заменял и подгонял сломанные или изношенные детали, вручную отковывал и правил другие, нагревая их в ручном кузнечном горне, без конца насвистывал себе под нос, ругаясь, потея и все время что-то придумывая и изобретая. К вечеру третьего дня он заставил работать три «бентли». Установленные на импровизированном верстаке из деревянных брусьев, они под воздействием любящих рук вновь отчасти обрели свой первоначальный блеск и красоту.
Гарет Суэйлс появился в лагере Джейка на третий день, в удушающую жару. Он прибыл в коляске, которую тащил рикша, полуголый, черный, весь в поту. Англичанин восседал на мягком сиденье с изяществом отдыхающего леопарда и выглядел при этом в своем превосходно сшитом снежно-белом костюме так, словно ему совсем не жарко.
Джейк выпрямился, оторвавшись от работы над очередным мотором, регулировкой которого занимался. Он был обнажен по пояс, руки по локоть перемазаны смазкой. На плечах и груди блестел пот, как будто тело намазали маслом.
– Не стоит даже останавливаться, приятель, – тихо произнес Джейк. – Валите дальше, прямо по улице.
Гарет обворожительно улыбнулся ему и поднял с соседнего сиденья серебряное ведерко для шампанского, покрытое изморозью и позвякивающее льдом. Оттуда торчали горлышки дюжины бутылок пива «Таскер».
– Предлагаю мир, старина, – заявил Гарет, и у Джейка сжалось горло от внезапного приступа жажды, да так, что он с минуту не мог произнести ни слова. – Это в подарок, бесплатно, и без каких-либо условий, понятно?
Несмотря на надоедливую жару, Джейк Бартон все эти три дня был настолько погружен в работу, что почти не пил, а то, что пил, вовсе не было золотисто-желтого цвета, не пенилось и не было охлаждено. У него даже глаза заслезились, так ему вдруг захотелось пива.
Гарет вылез из повозки и подошел к нему, держа ведерко для шампанского под мышкой.
– Суэйлс, – представился он. – Майор Гарет Суэйлс. – И протянул руку.
– Бартон. Джейк. – Джейк пожал протянутую руку, не отводя глаз от ведерка.
Двадцать минут спустя Джейк уже сидел, по пояс погрузившись в исходящую паром железную оцинкованную ванну, установленную на открытом воздухе, прямо под деревьями махогани. Бутылка «Таскера» стояла радом, под рукой, и он довольно насвистывал, размазывая мыльную пену под мышками и по заросшей черными волосами груди.
– Беда в том, что мы встали не с той ноги, – объяснял ему Гарет, прикладываясь к горлышку «Таскера». Проделывал он это так, словно тянул из хрустального бокала шампанское «Дом Периньон». Он сидел, развалившись, в единственном в лагере Джейка складном брезентовом кресле в тени полога старой, выгоревшей палатки.
– Приятель, вы чуть-чуть не нарвались на пинок не той ноги прямо в задницу. – Но угроза Джейка была лишена должного пыла, она как бы рассосалась под воздействием пива.
– Я, несомненно, понимаю ваши чувства, – сказал Гарет. – Но вы же сами сказали мне, что не намерены участвовать в торгах. Если бы вы сказали правду, мы могли бы как-то договориться.
Джейк протянул намыленную руку и поднес бутылку к губам. Глотнул пару раз, вздохнул и слегка рыгнул.
– Будьте здоровы, – сказал Гарет и продолжил: – Как только я понял, что вы настроены очень серьезно, то тут же вышел из игры. Я понимал, что мы с вами вполне можем договориться ко взаимной выгоде. Позднее. И вот я здесь, пью с вами пиво и говорю о взаимовыгодном деле.
– Ну, говорите. А я послушаю, – отметил Джейк.
– Да-да, именно так. – Гарет достал портсигар, тщательно выбрал длинную тонкую сигарку и наклонился вперед, чтобы аккуратно вставить ее в жаждущие губы Джейка. Чиркнул спичкой о подошву ботинка и, прикрыв огонек ладонями, поднес его Джейку.
– Мне представляется очевидным, что у вас на эти машины есть покупатель, так?
– Я по-прежнему слушаю. – Джейк с явным удовольствием выпустил изо рта длинную струю сигарного дыма.
– У вас, должно быть, уже имеется договоренность о цене, и я готов эту цену увеличить.
Джейк вынул сигарку изо рта и в первый раз посмотрел Гарету прямо в глаза.
– И вы хотите за эту цену заполучить все пять машин в их теперешнем состоянии?
– Точно, – ответил Гарет.
– А что, если я сообщу вам, что только три из них на ходу, а остальные две разбиты к чертовой матери?
– Это не повлияет на условия сделки.
Джейк протянул руку, взял бутылку и прикончил пиво. Гарет открыл следующую и сунул ему.
Джейк стал обдумывать предложение. У него был открытый контракт с компанией «Англо-Танганьика шугар» на поставку прессов для выжимки сахарного тростника, работающих на бензине, по фиксированной цене в сто десять фунтов за каждый. С трех машин он мог снять три двигателя и изготовить три пресса – это принесет ему максимум триста тридцать фунтов.
«Лимонник» предлагает купить все пять по цене, о которой еще предстоит договориться.
– Я уже потратил на них чертову уйму времени и сил, – попытался остудить его пыл Джейк.
– Я заметил.
– Сто пятьдесят фунтов за каждую – и все пять. Это в сумме составит семьсот пятьдесят.
