Текст книги "По ту сторону Венского леса"

Автор книги: Уба Траян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Между двумя позициями, на ничейном поле, вместе с тремя разбитыми танками лежат убитые и раненые. В промежутках между разрывами артиллерийских снарядов доносятся еле слышные стоны.

– Братцы, это я, капрал Федор, из пятой, не бросайте меня, братцы!

Но гитлеровцы не позволяли приближаться к раненым: пулеметная очередь обрушивалась на всякого, кто осмеливался приподняться и звать на помощь, даже если это были раненые немцы. Что уж тут говорить о румынских санитарах!

Младший лейтенант Ботяну как-то сразу осунулся и постарел. Один день боев стоит больше, чем все годы учения в военной школе. Ему казалось, что он всю жизнь только и делал, что шел в атаку или оборонялся. Порой он чувствовал, что у него подкашиваются ноги, ему казалось, что он медленно сходит с ума; иногда ему хотелось убежать и спрятаться, чтобы больше не слышать ни разрывов, ни пулеметных очередей, ни стонов. Ведь ему всего 20 лет. Когда он прибыл на фронт, у него за плечами был легкий ранец, наполненный не заботами пережитых лет, а беспечной молодостью; сейчас этот ранец стал таким тяжелым, будто в него положили свинец. Даже во время короткого сна его преследовали убитые, по чьим телам он ступал, идя в атаку, глядя в наполненные ужасом остановившиеся глаза.

И только среди солдат он не чувствовал себя одиноким, у него появлялась уверенность, что скоро всем несчастьям наступит конец.

Трр… Трр… – затрещал телефон в окопе.

– Алло, младший лейтенант Ботяну слушает. – В трубке что-то зашуршало, будто туда забралась мышь, и голос на другом конце провода опросил:

– Ботяну, как у тебя с личным составом и боеприпасами?

– Господин полковник, в роте осталось шестьдесят процентов личного состава.

– Это ничего, младший лейтенант, в других частях и того меньше. Вечером к нам придут гости. По сигналу ваша рота пойдет в атаку впереди батальона.

– До гостей ли нам сейчас, господин полковник?

Полковник засмеялся.

– Ладно, ладно, поговорим ночью, после атаки. Желаю удачи, младший лейтенант, не теряйте хладнокровия в бою. Я хочу награждать храбрецов при жизни, а не посмертно.

Не успел Ботяну положить трубку, как его окружили солдаты. Он внимательно посмотрел на каждого из них. Сколько их останется в живых завтра, после атаки?

– О каких гостях шла речь, господин младший лейтенант?

– Не знаю, вечером, до начала атаки, они прибудут сюда.

– Ночная атака?

– Да, Илиуц, будет ночной бой. Готовьте фраки. Музыку обеспечит артиллерия. Слышите, опять начинает!

Орудия гремели то с одной, то с другой стороны, дождь пуль осыпал солдат. Но пехотинцы стойко выдержали две контратаки, и фашисты оба раза вынуждены были отступить.

Вдруг со стороны противника послышался глухой шум танков, напоминающий рев разъяренных медведей.

– Сколько мы здесь еще продержимся?

– Почему нам не посылают подкрепления, почему нас никто не поддерживает?

– Наста, сколько мин у тебя осталось?

– Четыре!

– Четыре! А танков, судя по грохоту, больше двадцати только на одном нашем участке.

Дрр… Дрр… – опять затрещал телефон.

– Младший лейтенант Ботяну слушает…

– Приказываю вывести роту впереди батальона и начать атаку! Действуйте!

– Слушаюсь. Но это трудно… обстреливают. Впереди танки. От роты осталась всего половина.

– Выполняйте приказ, Ботяну, и мужайтесь. Мы вас поддержим. Не останавливайтесь, пока не достигнете высоты, ясно?

– Ясно, господин полковник.

– Рота, слушай мою команду, до акаций перебежками, вперед!

Солдаты выскакивают из окопов и бегут, стараясь выйти из зоны заградительного огня вражеской артиллерии. Они бегут тяжело дыша, спотыкаются, поднимаются и снова бегут. Возле акаций они падают на землю. Как большие фантастические существа, проходят мимо «пантеры». Теперь ими займется полк.

Рота должна идти в атаку. Нет! Еще не время! Сначала нужно занять оборону и, скосив фашистскую пехоту, отрезать ее от танков, а затем уже двинуться вперед в темноту ночи.

С флангов – справа и слева – продвижение роты поддерживает артиллерия батальона. У подножия высоты солдаты остановились в замешательстве. Атака захлебнулась. Неужели опять придется возвращаться?

– Ни шагу назад! – кричит Ботяну. – Захваченную позицию нужно удержать хоть зубами. Таков приказ: умереть, но не отступить!

Трассирующие пули белым шелком прошивают полотно ночи. Ракеты, как разноцветные фонарики, освещают на несколько минут всю местность. Из-за высоты показались новые танки. Наста поднимается, держа в руках круглую мину, которая в любую минуту может разорваться на сотни осколков…

– Оставьте мину, Наста. «Пантеры» должны пройти, не обнаружив нас. О них есть кому позаботиться.

Новый град пуль заставил всех прижаться к земле.

С тыла к окопу приближался какой-то человек. Он ловко перепрыгивал через окопы, придерживая на груди автомат. Взрыв снаряда прижал человека к земле. Затем он быстро побежал сквозь серый дым и прыгнул в окоп. Ботяну схватился за пистолет.

– Стой! Кто идет?

– Полегче, браток, полегче. Вот так пирушка! Точно такая же, как год назад на Днепре.

В свете повисшей над окопом ракеты солдаты увидели плотного, невысокого офицера в шинели нараспашку и с широкой каской на голове. А на каске… красная звезда!

Ботяну, бросившись на шею русскому, обнял его и произнес отрывисто, по слогам:

– Вы при-шли! И говорите по-нашему!

– Так я родился в Тигине [33]33
  Ныне Бендеры.


[Закрыть]. Меня зовут Михаил Назаров. Где здесь высота триста три?

– Вот она, перед вами, товарищ лейтенант…

Назаров посмотрел вперед, на высоту, и вытащил ракетницу. В воздух взвились две красные звездочки. В ответ на это откуда-то с тыла открыли мощный артиллерийский огонь, перевернувший вверх дном оборудованные на высоте фашистские доты.

Солдаты румынской роты, атакующей высоту 303, сразу оживились.

– Ставараке, бьюсь об заклад, что это стопятидесятимиллиметровые.

– Да, не меньше.

Вдруг небо засветилось, и по воздуху стремительно пронеслись невиданные до сих пор снаряды, издающие угрожающий свист.

– «Катюши», «катюши», – радостно зашептали солдаты, с восхищением глядя на световые полосы, разрывающие ночной мрак. Назаров пристально всматривался вдаль, а Ботяну беспрерывно повторял одно и то же: «Как хорошо, что вы пришли, что мы рядом!»

Все произошло удивительно быстро. Танки Т-34 с длинными стволами пушек и красными звездами на броне, с зажженными фарами, как на ночном параде, заполнили собой всю местность. Они сметали на своем пути все препятствия: заграждения из колючей проволоки, завалы, разрушали укрытия, давили орудия и пулеметы. Поле боя стало похоже на бушующее море, высокие волны которого с силой обрушиваются на обломки потерпевшего кораблекрушение судна.

Волна за волной танки прокладывали себе дорогу, продвигаясь все ближе и ближе к страдающему сердцу Трансильвании, разбуженной в одну из сентябрьских ночей симфонией свободы, исполняемой сотнями танков, «катюш» и других орудий.

Несколько танков из последней волны остановились. Люк одного из них открылся, и из танка показалась голова советского танкиста.

– Ну, что, Михаил, поехали?

Назаров приложил руку ко рту и что-то громко крикнул танкисту, но шум моторов заглушил его слова. Наконец, поняв, в чем дело, танкист быстро кивнул в знак согласия.

– Хорошо, только побыстрее!

– Товарищи, садитесь на танки, будем бить фашистов вместе. Младший лейтенант, распределите солдат по отделению на каждый танк.

– Ясно. Слышите, ребята? Наста, ты со своим взводом – на первые три танка. Твой взвод, Илиуц, – на остальные. На танки, бегом марш!

– Вот здорово! Теперь мы не остановимся до самой Бондицы.

– Что ты заладил про свою Бондицу! Не остановимся теперь до самого Берлина!

– Товарищ лейтенант, скоро будет мое село, разрешите мне забежать домой, поцеловать невесту, а потом двинуться на Берлин.

– Кончай разговоры! По танкам!

Взобравшись на советские танки, солдаты возбужденно и радостно кричали, уже забыв о тех трудностях, которые им пришлось пережить за прошедшие несколько дней. Усталость как рукой сняло. Один из солдат запел тонким голосом песенку про немцев, сочиненную Настой:

 
«На горе Феляк
Фашист терпит крах.
На Сомеше и выше
Дела его не лучше.
Беды ему не миновать,
Сюда пришел русский солдат».
 

Рота Ботяну оказалась впереди румынского авангарда; танки же двинулись дальше, на город Деж.

Перед ротой лежало село Бондица, в котором засели отступающие фашисты. Командир полка приказал разведать состав сил противника. Наста и Безня вызвались пойти в разведку. Наста был родом из этой деревни, он знал все ходы и выходы: ведь он трижды переходил границу.

Прошло два часа, а разведчики не возвращались.

– Ничего, подождем еще немного. Ведь с тех пор как они ушли, не было слышно ни одного выстрела.

Неожиданно из тумана выплыла какая-то темная фигура. Кто-то из села.

– Стой, кто идет?

– Я, солдат Безня, господин младший лейтенант.

– Безня? Наконец-то! А где Наста?

– Случилось большое несчастье, господин младший лейтенант. Насту схватили немцы. Они набросились на него сзади.

– А ты? Ты оставил его одного? Как ты посмел вернуться один?

Ботяну схватил солдата за плечи и начал трясти.

– Господин младший лейтенант, я не убежал, ей-богу, нет. Мне приказал вернуться старший сержант, когда два здоровенных фрица набросились на него сзади, в одном из дворов. Он только и успел крикнуть мне: «Беги. Передай нашим все…»

Что мне было делать? Я перепрыгнул через изгородь и побежал. В селе полно фашистов. У них много орудий и машин. Нас, видно, заметили, когда мы выходили из дому отца Нуцы, – он нам рассказал все, что нужно.

Из дивизии поступил приказ атаковать Бондицу до рассвета. За четверть часа до атаки рота должна была проникнуть в село и завязать бой с противником и тем самым помочь румынским частям выбить гитлеровцев из этого населенного пункта.

Незадолго до атаки в роту прибыл связной соседнего батальона. С ним была молодая крестьянка. Девушка плакала и просила, чтобы ее провели к начальнику Насты. Она была босая, в домотканой юбке и кофте.

– Господин командир, скорее возьмите примарию. Он там, его убьют, если вы его не спасете. Они бьют его по голове, все бьют и бьют…

– А ты кто такая? Уж не Нуца ли…

– Да, это я… Он, наверное, рассказывал вам обо мне… Я провожу вас до примарии по Приозерной улице. На ней фашистов нет. Идемте, прошу вас, идемте… А то его убьют. Идемте!

– Идем, Нуца, идем… – ласково сказал ей Ботяму, держа пистолет наготове.

Рота выступила в направлении села. Каждый думал о Насте, о старшем сержанте, который обучал их ратному делу, думал о своем старшем брате, находившемся сейчас в большой опасности.

Наста вторично очнулся от обморока. Попытался собраться с мыслями. Может, все, что с ним случилось, только страшный сон? Нет, нет… Все было в действительности. Его схватили во дворе два фрица. Ах, хоть бы Безня дошел! Как трещит голова! Его сразу же ударили прикладом по голове так, что еще и теперь из раны сочится кровь и волосы слипаются. Наста попытался пошевелиться и почувствовал, что руки и ноги у него связаны. Как сквозь туман, он увидел коптящую лампу, подвешенную к потолку. У стены шкаф с надписью «Запись актов гражданского состояния». Да, это тот самый шкаф, из которого много лет назад нотариус вынул папку и дал ему метрическое свидетельство. Значит, он находится в примарии!

– Ты уже старший сержант, Наста?… Ну что ж, поздравляю тебя. Желаю дальнейшего повышения в чине!

Он вздрогнул. Где он слышал этот хриплый, пропитый голос? Очень, очень знакомый голос… Наста с трудом повернул голову, часто моргая слипшимися от крови ресницами. Как сквозь дымку, он увидел сидящего за столом человека. Человек был в немецкой форме, с засученными рукавами. Наста с трудом разглядел лицо сидящего.

– Ну вот видишь, мы снова встретились.

– Вижу, господин Сасу…

– Тебе повезло, что ты попал ко мне. Иначе бы тебя давно уже расстреляли. Я сказал им, что ручаюсь за тебя, потому что ты был в моем подчинении.

Наста вспомнил, как упустил тогда в Четате де Балтэ этого мерзавца. И вот теперь он сам у него в руках. Главное сейчас – выиграть время. Безня уже, вероятно, давно прибыл в часть. Самое позднее на рассвете должно начаться наступление на село. Ведь именно для этого их с Безней послали в разведку.

Сасу встал из-за стола. В руке у него был пистолет. Нервничая, он подбрасывал его на ладони.

– Вот какие дела. В какой армейский корпус вас влили? Сколько дивизий в корпусе?

«Вот теперь-то начинается главное, – подумал Наста. – Каким был дураком Сасу, таким он и остался. Он никогда не знал своих подчиненных. Почему он бежал с фашистами? Боялся мести. Однажды он рассказывал нам, что вытворял в России: выстраивал подряд пять мирных жителей и расстреливал их одной очередью. Теперь боится, что придется отвечать за все преступления».

– Старший сержант, я полагаю, что говорю достаточно ясно. Отвечай!

– Но, господин Сасу…

– Я лейтенант немецкой армии. Мы, румынские легионеры, не предали Гитлера. Отвечай коротко и ясно: сколько дивизий в корпусе и в какой корпус вас влили?

– Вы спрашиваете у меня то, чего я совсем не знаю. Я же не какой-нибудь важный чин из штаба. Знаю только то, что нас с батареей направили на фронт. Вот и все.

– Ах так!… А почему ты обстрелял немецкую батарею капитана Штробля в Джулештях? А? Почему?!

– Я выполнял приказ.

– Послушай-ка, старший сержант, в моем распоряжении только десять минут для разговора с тобой. Мне будет жаль, если тебя придется расстрелять. Я тебе желаю добра. Если хочешь, можешь перейти на нашу сторону. Другого выхода у тебя нет. У нас нет времени возиться с пленными. Значит, ты не знаешь, сколько дивизий в вашем армейском корпусе? Не знаешь?

– Нет.

Удар сапогом в челюсть. Рот наполнился кровью. Наста выплюнул выбитый зуб.

– Хорошо! Видишь, что получается, когда ты меня раздражаешь? Но, допустим, что ты этого действительно не знаешь. Тогда скажи-ка мне, кто командир вашей дивизии и какие части входят в ее состав. Говори!

– Не знаю!

– Что же ты знаешь?

– Я знаю только то, что ты подлый легионер, и я очень жалею о том, что не расстрелял тебя тогда, двадцать третьего августа, когда ты бежал с фашистами.

Сасу театрально рассмеялся. Зрачки его глаз сузились, как у кошки, густые брови сошлись, лоб наморщился, губы искривились в дьявольской усмешке.

– Любопытно, очень любопытно… По правде говоря, тебе за такие слова полагается отрезать язык и выколоть глаза. Я в этом деле знаю толк, но мне все это надоело. Итак, старший сержант, я спрашиваю тебя в последний раз: сколько полков в вашей дивизии, чем они вооружены? Ну, отвечай!

Ах, Наста, Наста, как ты мечтал о том времени, когда придешь в село! И Илиуцу ты обещал, что примешь его у себя как самого желанного гостя! Значит, сержант так и не увидит Нуцу? А твои бедные старики? Может быть, если ты хоть что-нибудь скажешь, тебе сохранят жизнь? Но что это будет за жизнь? Жизнь предателя! Нет! Ни за что! Но почему наши не начинают наступления? Неужели Безня не дошел?

– Отвечай, сукин сын, слышишь?

– Мне нечего говорить. Я уже сказал, что нас перевели сюда, на фронт. Я даже не знаю, дивизия ли это, полк или батальон. Ты же меня все равно расстреляешь. Но знай, что наши тебя ищут, давно уже ищут, подлый предатель! В Четатя де Балтэ ты ведь на нас наскочил. Мы поймали только Штробля.

Сасу снова с бешенством ударил Насту сапогом. Он не ожидал, что солдат, который когда-то был в его подчинении, окажется таким несговорчивым. А он-то, Сасу, хвастался перед немецким командованием, что добудет важные сведения. Он надеялся даже на продвижение по службе. Время шло, приказа об отступлении не поступало, а фашистские передовые отряды сообщили, что с севера движется огромная советская танковая колонна. Во что бы то ни стало, любой ценой нужно вырвать у Насты необходимые сведения. Быть может, он слишком торопится? Луч ше действовать по-хорошему!…

– Послушай, Наста, зачем тебе умирать? Неужели тебе не жаль жизни? У тебя, наверное, есть родители, любимая девушка?

– Есть!

– Почему же ты молчишь? Кто об этом узнает? Из твоих – никто! Даю честное слово офицера. Расскажи мне то, что ты знаешь.

Хитер же Сасу! Теперь он подъезжает с другой стороны, чтобы вынудить его к предательству… Предать… Предать Арсу, предать тех, кто пожертвовал своей жизнью, предать тех, кто скоро, быть может даже через час, освободит его село? Но надо как-то выиграть время…

– Я ничего не знаю. Ей-богу, ничего.

– Сволочь! Проклятая сволочь! – неожиданно взвизгнул Сасу. – От большевиков заразился, да? Быстро же они тебя переделали. Но ничего, ты у меня сейчас заговоришь. Эй, вы там! Давайте сюда!

В комнату вошли два верзилы.

– Разорвите ему куртку на спине, дайте мне соль и бритву.

– Лучше мы его освежуем живьем, как тех в Грэешти.

По телу старшего сержанта пробежала дрожь. Он видел дозорных из пехотного полка: они лежали там, в полном нечистот рве, на окраине Грэешти. Их тела были изуродованы, языки вырваны, глаза выколоты. Значит, это зверство совершили тоже легионеры!

– Нет, мы его сначала просолим, тогда он выложит все, абсолютно все.

Насту перевернули, как мешок, лицом вниз. Прижали к полу, держа за плечи и ноги.

– Будешь говорить или нет? Отвечай!

– Буду, господин Сасу, буду.

– Слушаю.

Что бы ему сказать? Хоть что-нибудь, хоть какую-нибудь ерунду, солгать бы что-нибудь. Лишь бы выиграть время. Вот уже рассвет пробивается сквозь густую мглу. Утро. Сумрачное утро!

– Нас много… много… очень много.

– Сколько полков? Сколько танков, сколько орудий, есть ли «катюши»?

– Много, очень много… Столько, сколько листьев на деревьях и травы на лугах…

– Какая дивизия, какой армейский корпус вели наступление от Лудуша?

– Не знаю, я ведь вам уже сказал, что этого я не знаю…

– Хочешь провести меня, сволочь? Ничего, ничего, сейчас ты у меня заговоришь… Еще как заговоришь… Посмотришь, как действует моя бритва. Ребята, держите его хорошенько, вот так, как свинью для закола…

Наста почувствовал, что железо прошлось по его спине. Он слышал, как трещит кожа… Страшная, нестерпимая боль… Неужели это конец? Только бы не закричать. Он до крови закусил губы. Глухо застонал и потерял сознание.

– Ну, что вы теперь скажете, дорогой Наста? – услышал он, очнувшись, голос Сасу. – А ведь это пустяки. Это все выдерживают. Бьюсь об заклад, что, после того как я натру твою спину солью, ты будешь ползать передо мной на коленях и умолять сделать тебе укол морфия, чтобы ты смог все выложить.

Наста не слышит. Он не хочет слышать. Он не должен слышать. Неужели наши все еще не пошли в наступление? Его старики даже не знают, что он здесь в деревне. Лишь бы не сказала им об этом Нуца или ее отец! Может, их и дома нет. Может, они убежали в поле. Впрочем, нет, ведь гитлеровцы никого не пускают. Они хорошо знают, что румыны и русские делают все возможное, чтобы не пострадало мирное население.

– Ну, давайте соли. И пригоршни хватит. Вот так!

Будто что-то ударило его по позвоночнику. Тысячи, десятки тысяч острых игл пронизали его грудь, лицо, глаза, мозг. Хоть бы потерять сознание и ничего не чувствовать, ничего не знать. Если бы он мог умереть! Тогда все узнают – село, Нуца, товарищи, что он погиб, но не проронил ни слова. Нуца, Нуца, я больше не могу терпеть… Помоги мне, Нуца! Нуца, я больше не могу… Рот – закройся! Мысли – остановитесь! Тело – умри наконец! Отчего вы мучаете мою душу?

– Хватит, оставьте его. Дайте мне сигарету! Самое большее через десять секунд он заговорит!

– Может, зашить его рану нитками, чтобы не рассыпалась соль.

– Не надо.

– Лишь бы он не потерял сознание.

– Ничего, он крепкий. Сутки промучается, но сознания не потеряет. Потом будет заражение крови и он умрет.

Наста не может больше терпеть. Он бьется об пол, корчится от боли. Нет, он не в силах выдержать! Почему он не теряет сознания? Боже, как жжет!

– Убейте меня, прошу вас. Стреляйте вот сюда, сюда, где так жжет…

– Нет, старший сержант, мы тебя не убьем. Если все скажешь, я сделаю тебе укол, ты успокоишься, не будешь чувствовать никакой боли, мы промоем твою рану, вымоем всю соль, и через два дня ты будешь здоров.

– Я скажу все, абсолютно все…

– Позовите доктора, пусть сделает укол. А пока ты говори, я буду записывать. Кто командир корпуса?

– Я не знаю, честное слово, не знаю.

– А командир дивизии?

– Командир дивизии… Какой-то советский генерал.

– Ты лжешь… Позавчера большевиков здесь не было.

– Тогда, тогда…

– Говори!

– Я не помню, я ничего не могу вспомнить. От боли. Расстреляйте меня, прошу вас, господин младший лейтенант. Избавьте меня от этих мук.

– Нет, ты должен сказать все. Не будь дураком. Когда-нибудь ты будешь мне благодарен за это. Германия непобедима. Хория Сима [34]34
  Лидер румынских фашистов в королевской Румынии.


[Закрыть]станет архангелом Румынии. К чему тебе умирать? Ну, скажи мне, к какому полку вас придали?

– К первому зенитному полку…

– Ага… Кто командир?

– Майор Фронеску.

– Та-ак. Значит, он перешел из дивизиона в полк? Скажи, как нам с ним связаться?

– Не знаю, меня жжет, я ничего не понимаю… Сделайте мне укол, тогда я расскажу вам все.

Вошел офицер в очках. В руках у него была санитарная сумка с медицинскими инструментами. Сасу сказал ему что-то по-немецки. Офицер вынул из сумки ампулу, отломил головку и вобрал содержимое в шприц. Затем он перевернул пленного на живот и вонзил иглу в разъеденное солью тело. Боль понемногу успокоилась. Наста почувствовал, что может заснуть. И вдруг ему показалось, что перед окном проскользнула какая-то тень. Даже не одна, а две…

– Ну что ж, Наста, ты, я вижу, немного успокоился. Итак, на чем мы остановились? Ах да, на Фронеску. Очень хорошо. Где размещен полк?

– На холме Аринь. Я его оставил там.

– Скотина ты этакая! Об этом ты должен был сказать мне с самого начала. Я напрасно только потерял полчаса. Но если ты врешь, я тебя заживо набью соломой. Так и знай!

Вдруг раздалась автоматная очередь. Наста увидел, как Сасу и доктор упали. В окно прыгнули сначала Илиуц, потом Ставараке и Безня.

Дверь отворилась, и в комнату вбежали два легионера. Илиуц прошил их короткой очередью из автомата.

С улицы доносились выстрелы, слышались радостные крики людей. Старший сержант смотрел снизу вверх и чувствовал, что погружается в какую-то обволакивающую бездну. Он боролся с собой, но ничего не мог сделать. Он почувствовал, что кто-то перерезал связывавшие его веревки и попытался открыть глаза. Рядом стояли Ботяну и Нуца. Увидев друзей, он забормотал возбужденно:

– Я сказал им неправду. Они от меня ничего не узнали. Я не нарушил военной присяги.

И, успокоенный, впал в забытье.

Через некоторое время в сооруженном под навесом медпункте старшему сержанту Насте была оказана необходимая медицинская помощь. Его жизнь теперь была в безопасности.