Текст книги "В поисках рая"

Автор книги: Тур Хейердал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

…Мы шагали по тропе сквозь заросли папоротника, грызя гуайявы. Вдруг Пахо выпустил из рук повод вьючной лошади и помчался вниз по склону. В жизни не видел такого отчаянного бега: два шага – огромный прыжок, два шага – прыжок. Миг – и исчез за гребнем.

Мы решили было, что парень свихнулся, но в это время снизу донесся дикий крик и визг, а затем Пахо вынырнул из-за гребня, держа в руках какое-то бешено отбивающееся существо. Мы не сразу разглядели, что это такое, но и по крику можно было догадаться, что способен так визжать только поросенок! Да-да, мальчуган поймал руками дикого поросенка! И теперь они словно старались перевизжать друг друга. Вот Пахо пробивается сквозь высокий, по грудь, папоротник, одной рукой обхватив звереныша, а другой сжимая его морду, чтобы поросенок не отхватил ему пальцы.

И тут мы увидели такое, что я не скоро забуду… Куда там приключенческим фильмам! Среди папоротника мелькнула черная спина дикой свиньи с взъерошенной щетиной, а с другой стороны мчалась вторая! Точно два паровоза неслись прямо на мальчишку, который стиснул в объятиях визжащего поросенка.

Мы вскрикнули от страха, предупреждая Пахо об опасности. И когда первый зверь был совсем близко, мальчишка тигром отскочил в сторону, издав пронзительный боевой клич. Еще прыжок, еще, но свою беспокойную добычу он не отпускал. Каким-то чудом Пахо увернулся от преследования и доставил нам свой трофей!

Под градом камней свиньи отступили. Но когда звонарь стал привязывать на шею поросенку лубяную веревку, звереныш щелкнул зубами, вырвался и улизнул в заросли. Пришлось силой удерживать Пахо, чтобы он не ринулся вдогонку.

Наконец мы пришли к горному источнику – заполненной водой ямке в пещере Теумукеукеу. Разбили палатки, а наши друзья, сев на лошадей, галопом помчались вниз.

И вот мы одни, вокруг самый красивый ландшафт, какой только нам приходилось видеть до сих пор на тихоокеанских островах. Под сенью дерева, покрытого кроваво-красными цветками, мы сделали себе ложе из папоротника. Рядом стеной стоял лес с неведомыми растениями. Впереди полого спускался луг, дальше открывался вид на плато и горы Ханававе. Стемнело, мы разожгли костер, чтобы вскипятить чай с сухими апельсиновыми листьями. Я перевернул большой камень – под ним вокруг грозди белых яиц извивалась огромная ядовитая тысяченожка. И этот рай не без змеи…

Стало и в самом деле холодновато. Мы завернулись в пледы и уснули.

Чудесное это было время, когда мы жили в горах, дыша чистым, свежим воздухом. Простор и воля – и никаких комаров, никакой заразы. Только красивые растения и дикие животные – потомки одичавшего домашнего скота.

Когда во времена парусного флота на остров впервые приплыли белые, островитяне знали из домашних животных лишь одну свинью. С кораблей доставили на берег и другие породы скота, но полинезийцы считали всех их разновидностями свиньи! Лошадь назвали "свиньей, которая быстро бежит по дороге", коза стала называться "свиньей с зубами на голове". Новые «свиньи» размножались так же быстро, как старые. Люди вымирали, и долина за долиной становились необитаемыми, а скот, уйдя в горы, отлично там прижился. Вот откуда на острове появилась дичь.

Множество диких лошадей, ослов и других животных паслись на горных лугах. Горе тому, кто встретит стаю диких собак! Большие и маленькие псы всевозможной масти с воем и лаем гонятся за перепуганными козами и овцами; они справляются даже с телятами. А если одна из собак погибнет от грозных клыков дикого кабана, то вся стая с воем набрасывается на убитую.

Дикие кошки лазят по деревьям, грабя гнезда, или охотятся за крысами и дикими курами среди развалин в долине. Птенцы и птицы – добыча кошек, а яйца остаются крысам, которые тоже умеют лазить по деревьям. Поэтому количество птиц резко сокращается. Многие ранее известные виды почти совершенно вымерли, иных уже нет совсем. Морским птицам достается не так. Они гнездятся на голых утесах или отвесных скалах, куда крысам не пробраться.

Да-а, все эти одичавшие животные внесли немалое своеобразие в местную фауну…

Островитяне ловят лубяными арканами длинноногих диких жеребят. Впоследствии нам не раз доводилось верхом на укрощенных конях подниматься на высокогорные плато. Отличные кони – сильные, надежные.

Часто тропы вились вдоль головокружительных пропастей, на дне которых громоздились камни. У нас невольно сосало под ложечкой, когда кони трусили по самому краю тропы, небрежно пощипывая свисающую вниз травку. Поводьями служила веревка, обвязанная вокруг лошадиной морды. Если мы натягивали ее, пытаясь отвести лошадь от края тропы, животное станови лось на дыбы и затевало такую пляску, что мы поспешно уступали. Впрочем, мы быстро прониклись доверием к этим жителям гор. Бывало, едешь ночью, в кромешном мраке, по горным карнизам – и никогда лошадь не оступится. Нам рассказали лишь об одном случае, когда островитянин вместе с конем сорвался в пропасть. Но тогда тропа была сырой и скользкой после дождя.

Кстати, мы тоже однажды попали в переделку на краю бездны и испытали неприятное чувство страха. Мы шли по горному карнизу, Лив – впереди, я – за ней, ведя на поводу Туивету, укрощенного дикого жеребца, сильного и не очень-то послушного. Узкий уступ был не больше полуметра шириной. Справа в долину Ханававе обрывалась пропасть, слева вздымалась отвесная стена. Робко прижимаясь к скале, мы любовались замечательным видом. Вдруг впереди показались идущие нам навстречу три дикие лошади: могучий жеребец, кобыла и жеребенок с курчавой гривой. Кобыла и жеребенок повернули обратно, а жеребец остался охранять отступление.

Звонко заржав, Туивета мотнул головой и рванулся было навстречу чужаку, который подходил все ближе. Я дернул повод – тогда Туивета встал на дыбы, силясь вырвать веревку у меня из рук. Я крикнул Лив, чтобы она прижалась плотнее к скале, и сам сделал то же. Туивета опять бросился вперед, и жеребцы встретились – почти рядом с нами. Мгновение они, дрожа от напряжения, стояли голова к голове, точно мерялись силами. И вот началось… Они кусались, брыкались, ржали, вставали на дыбы. Каждую секунду мы ждали, что один из них полетит кувырком с обрыва, как это бывало у нас на глазах с дикими козами, спасающимися от собак. Но жеребцы твердо стояли на ногах. Только вьюк взлетел в воздух и исчез в пропасти… Пледы застряли в расщелине, а все остальное пропало безвозвратно.

Победил в поединке Туивета. Дождавшись, пока кобыла и жеребенок уйдут на достаточное расстояние, чужак отступил, сохраняя гордый вид. Теперь Туивета спокойно позволил поймать себя. Он был доволен победой, и только пропажа вьюка смущала его.

…После каждой такой вылазки в горы мы крайне неохотно возвращались в долину. Вверху было так хорошо и вольготно! Но нас ограничивали запасы продовольствия. Плодовых деревьев в горах почти не было, охотиться нам было не с чем.

Из первого похода мы возвращались, чувствуя прилив новых сил. Оцепенение, которое так долго владело нами, прошло, и даже долина казалась уже не такой душной. Католики встретили нас любопытными взглядами. Пока мы жили в горах, они подсылали к нам лазутчиков – проверить, не затеваем ли мы каких-нибудь козней против них. Мы показали лазутчикам банку с зоологическими образцами, и нас оставили в покое.

Твердым шагом мы направились прямо к дому патера, решив познакомиться с нашим врагом и дать ему понять, что мы не конкурирующие с ним проповедники.

Сразу за большой дощатой церковью католиков стояли два домика с террасами. Один домик пустовал; в прошлом, в ту пору, когда на острове было много жителей и он не считался захолустьем, в нем жил французский управитель с жандармами. Рядом с домом валялся старый барабан; прежде старик Иоане бил в него, извещая о появлении шхуны в бухте. Где ты, былое величие…

Мы подошли к террасе второго домика. Там, окруженный ребятишками, сидел человек в черной сутане. Он обучал детей азбуке. Родители не могли этого сделать, так как они сами были неграмотны. Увидев нас, человек в сутане встал. Мы поднялись по ступенькам и оказались лицом к лицу с отцом Викторином. Его маленькая щуплая фигурка буквально тонула в просторной сутане. Он очень вежливо предложил нам сесть. Мы сели.

Патер был весь сплошная улыбка, его любезность не имела границ. Казалось, он не чувствует к нам никакой вражды – если бы не колючие глаза, которые так плохо согласовались с улыбкой, со всем его обликом. Эти глаза ненавидели нас.

Мы затеяли светскую беседу. О том, о сем, о нас самих. Очень тонко патер отвел разговор от острых вопросов. Но мы все-таки воспользовались случаем и дали ему понять, что коллекционируем представителей фауны, а не человеческие души.

Отец Викторин рассказал нам о себе. Тридцать три долгих года, с тех пор как его прислали сюда из Франции, он в одиночестве путешествует по островам Маркизского архипелага. Живет вместе с полинезийцами в их грязных лачугах, ест их пищу, сидит у ложа больных и умирающих. У него нет ни единого друга: он не смог завоевать расположения островитян. Он не знает никаких развлечений. Природа во всех ее проявлениях для него не существовала. Жизнь большого мира шла своим чередом, жизнь архипелага – своим. Одинокий, заброшенный, он оказался как бы отверженным, весь смысл его бытия был в одном: сделать из островитян католиков, всех записать в приходские книги! Хоть именем овладеть, если не удастся завоевать душу!..

Этакий филателист, панически боящийся потерять хоть одну марку из своей коллекции.

Что ж, его можно было понять. Не удивительно, что он прибегает к любым средствам для достижения своей цели. И отец Викторин не скрывал своей жгучей ревности к нам. Нас двое. Мы молоды. Он один и стар, и ему нечего вспомнить, потому что жизнь потрачена впустую.

Мы молча пошли домой.

Глава шестая
МЫ НАРУШАЕМ ТАБУ

На лодке вдоль побережья. Страшный склеп. Тайна «Большого камня». Быть беде. На гребне волны. «Ночная вода» принимает гостей

С большим трудом наша лодчонка пробивала себе путь через длинные валы, катившие к берегу. Утреннее солнце ласково освещало дикий остров, над океанской гладью веяло холодком – несся пассат.

На корме в лодке лежала Лив, обняв гроздь бананов. Она слушала, как мы с Тиоти обсуждаем план нашей поездки. За кладами в Ханахоуа? Нет, сорвалось, и все из-за отца Викторина. Для рыбной ловли маленькая долбленка Тиоти еще годилась, но с наветренной стороны лучше на ней не появляться. А направлялись мы в долину Ханававе, решили исследовать участок леса, объявленный запретным. Один из великих шаманов прошлого наложил табу на эти заросли, и с тех пор никто не смел туда заходить. Большинство табу давно утратили свою силу, но этот запрет еще действовал, как и тот, который охранял вход в склепы Ханахоуа. Всяческие ужасы, а то и смерть грозили нарушителю. Протестант Тиоти очень красочно все это расписывал. Он ничуть не сомневался в том, что древние людоеды знались с бесами.

Гребем и гребем, вверх и вниз по волнам, а берегу нет конца. Долина за долиной скользили мимо. Забытые, обезлюдевшие. Высоко-высоко на склонах паслись пятнистые козы; из-под пальм, щурясь, смотрел на лодку щетинистый кабан. Посмотрел и опять принялся уписывать падалицу под хлебным деревом. Кто сказал, что долина необитаема? Вон сколько домашних животных! Только люди вымирают.

Но вот наконец горы раздвинулись, и нашему взору предстала долина Ханававе. Полно, не мираж ли это?.. Стройные пальмы, острые пики. Красные скалы и зеленые заросли. Выветривание создало на склонах гор причудливые фигуры троллей и других исполинских чудовищ. Не мудрено, что здесь родились суеверия… Точно заколдованный мир, огороженный неприступными хребтами. В глубине долины высоко в горе мы увидели отверстие, сквозь которое просвечивало небо. Само время прогрызло туннель в вершине. Через этот проход когда-то прорывались в Ханававе воинственные людоеды из Ханахоуа. Они лазили по горам не хуже коз и прямо в скале вырубили узенькие тропки. Но с тех пор тропы осыпались, и теперь к туннелю, который носил замысловатое название Техавахиненао, было не пройти. Так что с этой стороны гор в Ханахоуа не попадешь.

До того как высадиться на берег, надо было обеспечить себя пищей; мы не захватили ничего съестного. В глубине бухты резвились серебристые рыбки. Тиоти встал в лодке и с силой метнул копье с плоским наконечником. Описав дугу, оно опустилось прямо в рыбью стаю, и торчащее из воды древко красноречиво говорило о том, что цель поражена.

И вот уже мы идем через деревушку. Полсотни островитян – вот и все, что осталось от могучего племени в долине Ханававе, где некогда правили три короля: один в верховьях, у гор, второй в средней части долины, а третий – на берегу. Все трое враждовали с обитателями Ханахоуа, и в лесу до сих пор можно увидеть каменные вышки, с которых караульные наблюдали за туннелем в горе. А когда враг вел себя смирно, три короля воевали между собой. Смерть угрожала каждому, кто смел переступить границу соседа. Из верхней части долины никто не смел спускаться к берегу, ловить рыбу, а жителям побережья нельзя было подниматься вверх за плодами…

Мы шли по узкой тропке. Впереди, насвистывая, шагал долговязый Тиоти; у него на плече лежала заостренная палка, на которую был нанизан плод хлебного дерева. За ним, неся рыбу, следовал я. Замыкала шествие Лив. Она без устали уписывала апельсины. Чудесные плоды – сочные, ароматные. Но апельсиновый рай Ханававе явно никого не соблазнял… Выйдя из него, мы очутились в густых зарослях. Тропа извивалась между кустарниками и древними каменными изгородями. Тиоти перестал свистеть. Мы приближались к заколдованному лесу. Наш проводник нерешительно предложил сделать привал. Чудесный запах дыма и печеных плодов хлебного дерева распространился меж стволов. Рыбу изжарили на угольях.

Закусив, повели речь о табу. Тиоти его не боялся. Он звонарь, протестант, ему никакая чертовщина не страшна. Людоеды, табу – это все с бесами связано. Он легко может доказать это. И Тиоти рассказал про один случай.

Последнего великого шамана-кудесника – он еще был жив, когда на Фату-Хиве появились белые, – звали Тукопана. Он прославился на все Маркизские острова своим колдовством. Перед смертью Тукопана призвал короля и весь свой народ и показал им двух идолов, сделанных из белоснежного камня – одного побольше, другого поменьше. Кудесник возвестил, что его душа вселится в большого каменного бога, который будет носить имя Тукопана. В маленького божка вселится душа его любимой покойной дочери. Все будущие поколения должны поклоняться этим идолам.

Тукопана умер. Каменные изваяния поставили на площадке у моря – на той самой площадке, на которой мы однажды побывали – и окружили их сотнями оскаленных черепов.

А лет двадцать назад на Маркизские острова прибыл французский губернатор. Он услышал историю про Тукопану и его дочь, и ему очень захотелось присвоить редкостные статуи с Фату-Хивы. Губернатор силой заставил четырех полинезийцев отнести тяжелых идолов на его шхуну и увез изваяния в деревню на Хива-Оа, где был его дом. Тукопану и его дочь поставили у въезда на участок губернатора. Жители Хива-Оа сильно перепугались.

Вскоре над Маркизским архипелагом разразился страшный ураган. День за днем хлестал проливной дождь. Огромный поток сорвался с гор и понесся вниз по долине. Он валил деревья, мчась прямо к усадьбе губернатора. Дом был разнесен в щепки, а когда наводнение кончилось, Тукопана и его дочь словно провалились сквозь землю. И по сей день продолжаются еще поиски этих больших каменных изваяний. Но тщетно…

Новый дом губернатора построили далеко от старого участка.

Мы все еще были под впечатлением рассказанного, когда пересекли журчащий ручей и нырнули в лес, охраняемый табу… Темно и сыро, густые заросли манго – словом, обычные дебри. Почему на них наложен запрет?

Вдруг перед нами выросла высокая замшелая стена. От волнения у меня пробежал холодок по спине. Стена высотой с человека была сложена из больших обтесанных камней. Я осторожно взобрался на нее. Лив и звонарь последовали моему примеру, и мы очутились на площадке, сделанной из тщательно пригнанных друг к другу тяжелых камней. Густые кроны почти не пропускали света, было темно и мрачно.

Я старался понять, как могли древние люди доставить сюда такие огромные плиты и сложить из них стену… Вдруг раздался громкий возглас Тиоти – он что-то обнаружил!

Мы подошли к нему. Две большие красные плиты были приставлены друг к другу, наподобие скатов крыши. Дерн и корни почти полностью скрыли камни, но когда мы их расчистили, то увидели на плитах древние высеченные рисунки, странные фигуры. Боги или дьяволы?.. Во всяком случае, нечто гротескное. Одни размышляли, подперев рукой подбородок, другие стояли, сложив руки накрест, третьи вскинули руки вверх. Какие большие торчащие уши – на человеческие и не похожи! Среди бесовских созданий было причудливое двойное изображение: на одном цоколе – две совершенно одинаковые фигуры.

На второй плите были высечены три пляшущих большеглазых существа с отвислыми ушами; одна рука на бедре, другая изогнута над головой. Они четко выделялись на кроваво-красном камне. А рядом с ними вычерчен какой-то геометрический орнамент.

Неожиданный ливень заставил нас поспешно укрыться под широкими листьями. А когда мы вернулись на старое место, то приметили еще одну плиту, приставленную сбоку к двум первым. Промежуток между плитами в другом конце был тщательно заложен камнями. Мы осторожно разобрали каменную преграду и увидели за ней черное отверстие. Да-а, тут что-то есть…

Лив даже ахнула от возбуждения. Я осторожно спустил в отверстие ноги. Это было уже слишком для звонаря.

– Будь у тебя большой фонарь, ты бы мог выгнать оттуда бесов, – сказал он.

А так как у нас фонаря не было, Тиоти предпочел отойти в сторонку.

Проход был очень узкий, но я втиснулся в него, подняв кверху руки, и очутился в кромешной тьме. Ощупывая сырую холодную стену, сделал шаг-другой вперед, потом решил зажечь спичку. Чиркнул, но она тут же погасла. Мелькнул кружок света на гладком влажном камне – и опять мрак.

Еще одна спичка, еще… Гаснут! Я присел на корточки, заслонил коробок рукой и чиркнул снова. Опять впустую. Но то, что я успел заметить во время мгновенной вспышки света, заставило меня вздрогнуть: череп! Даже в темноте я мысленно видел его. Достаю спичку, чиркаю – не тем концом. Еще раз. Спичка загорелась. Да тут целый скелет простерт на земле! Пожелтевшие кости наполовину ушли в почву. Наверно, какой-нибудь древний король или могущественный кудесник нашел здесь последнее пристанище…

Причудливые фигуры на крыше склепа явно были призваны отгонять злых духов. А так как самые злые «духи» на тихоокеанских островах – белые люди, я поспешил выбраться из склепа на волю. Спи спокойно, старина…

Сразу же за каменной платформой поднималась гора Мотунуи – "Большой камень". Она торчала над лесом, будто "чертов палец". Ветер и дождь отполировали скалу, и лишь несколько косматых деревьев ухитрились закрепиться на крохотных выступах, свесив вниз длинные-длинные корни. Вот по этим-то корням мы полезли вверх – Тиоти, его друг Фаи и я. Как ни спорила Лив, мы ее оставили в долине. Тут и мужчине-то взобраться не просто! Цепляясь руками и ногами, помогая друг другу, мы карабкались по тугим корням.

Большой камень сдвинулся под моим коленом и запрыгал вниз. Провожая его взглядом, я прямо под собой увидел широкополую шляпу звонаря.

– Берегись! – завопил я и в ужасе зажмурился.

Теперь конец Тиоти… Не решаясь еще раз посмотреть в ту сторону, я слабым голосом спросил, обращаясь в пространство, что произошло.

– Камень разбился о голову Тиоти, – донесся снизу спокойный ответ.

Говорил Тиоти. Значит, сумел увернуться!

Узкий карниз пересек отвесный склон. Фаи вскарабкался на него первый – и хотел тут же вернуться: скелеты! Там была целая пещера, полная старых деревянных коробов, в которых лежали черепа и кости, обернутые в лоскуты белой тапы. Тапу делали, обрабатывая колотушками кору дерева эуте; теперь это дерево исчезло.

Со свода пещеры свисали длинные косы, сплетенные из черных как смоль человеческих волос. А за деревянными коробами, которые были выдолблены в мощных стволах каменными орудиями и углублены при помощи огня, стоял ящик, сколоченный из досок. В нем лежал скелет в европейской одежде с пуговицами. Неприятное зрелище: уж не моряк ли попал когда-то в лапы ненасытных людоедов…

Храбрый Фан уже начал спускаться, когда я услышал его вопль:

– Она может упади! О-о! Тогда меня тюрьма сади!

Мы заглянули в пропасть. Лив преспокойно карабкалась вверх по корню! Миг, и она уже на карнизе!

Когда мы наконец спустились в долину, я облегченно вздохнул. А наши смуглые друзья были в полном смятении. Нарушено табу!.. Теперь не миновать кары! Быть беде. Фаи и Тиоти настолько верили в это, что действительно следовало ждать какого-нибудь промаха.

На следующий день мы простились с долиной и стали спускать на воду нашу лодку. Надо сказать, что это было далеко не просто. Один за другим могучие океанские валы, рокоча и пенясь, набегали на берег и с ревом обрушивались на гальку. Только полинезийцы умеют покорять эту бурную стихию. Они обычно долго стоят на берегу, ожидая «подходящей» волны. Что это за «подходящая» волна, нам так и не удалось уяснить. Может быть, она чуть пониже других? Или чуть больше отдалена от следующего вала?

Итак, мы стоим, ожидая «подходящей» волны. Стоим на безопасном расстоянии от прибоя, лодку держим в руках, готовые, как только настанет подходящий момент, бежать с ней в воду. Внимание, обрушилась ожидаемая волна! Мы ринулись в пенный хаос, прыгнули в лодку и стали грести как безумные, чтобы успеть отойти подальше от берега, пока нас не накрыло следующим исполинским валом.

Несколько сильных гребков, и мы очутились на гребне, который тотчас взметнулся вверх и стремительно понесся к берегу, курчавясь грозной пеной… И тут оказалось, что звонарь, пребывая в расстроенных чувствах, забыл воткнуть затычку в днище! Из дыры фонтаном била вода! Я выпустил весло и зажал дыру ладонью, а звонарь греб и греб, силясь вырвать лодчонку из объятий волны. Лодка уже наполовину заполнилась водой… Нам еле-еле удалось пробиться за полосу прибоя. Тиоти стал вычерпывать воду своей шляпой, Лив – скорлупой кокосового ореха, а я поспешил законопатить отверстие кокосовой пенькой. Опасность миновала…

Океан плавно покачивает наше суденышко, мы идем вдоль берега, где стоят чередой пышные пальмы… Нет, возвращаться домой рано, мы намеревались пройти еще дальше. На северной оконечности острова есть безлюдная долина – Таиокаи. Нас манило туда Ваи По – «Ночная вода» – таинственное подземное озеро, о котором не слышал до нас ни один белый. Этому озеру посвящено старинное предание, герои которого – Капири и Кеакеа – заходили в пещеру и видели теряющийся во мраке водоем…

Вверх-вниз, вверх-вниз по неровной поверхности океана. Смуглый белозубый Фаи не отстает, хотя его лодчонка еще меньше нашей. Она нам пригодится на таинственном озере.

Можно было подумать, что все долины кончились – тянулись сплошные обрывы, острые пики и шпили. Глубина такая, что прибоя нет, волны покорно лижут скалу. Мы подошли к ней вплотную.

Стаи красных, серых, зеленых и черных крабов метались по каменной стене, ныряя в ямки и расщелины. Но от копья Тиоти не уйти! Попадались большие гроты – такие большие, что в дождь там могли бы укрыться несколько лодок. Вода – кристальная, а рыбы – как в садке. Огромные рыбины всех цветов радуги сновали туда и обратно, дно испестрили маленькие кораллы и морские анемоны. У самой поверхности воды, укрывшись в ямки, высовывали свои грозные клешни омары. Не такие, как у нас в Норвегии, а полуметровые богатыри, с узловатым колючим панцирем, расписанным яркими узорами. Непревзойденные красавцы здешних вод.

Но всего удивительнее была рыба, которая умела ходить по суше. Величиной с палец, черная, большеголовая, она скользила с волной к скале, подпрыгивала, прилеплялась к камню и начинала скакать так, словно боялась, как бы ее не замочило! Нагуляется вдоволь и ныряет в воду, но не надолго. Вот она уже спешит к берегу с очередной волной.

На закате мы добрались до Таиокаи. Подойти к берегу так же трудно, как отойти от него, нужно опять-таки подстеречь «подходящую» волну. Обычно Тиоти великолепно с этим справлялся, но сегодня у него все не ладилось.

Лодчонка Фаи уже преодолела прибой, когда звонарь наконец облюбовал себе волну. Благодаря балансиру полинезийские лодки чрезвычайно устойчивы. Они могут опрокинуться лишь в том случае, если балансир высоко подбросит или утопит волной. А для этого требуется немалое усилие. Но мы слишком рано оседлали гребень… Балансир взлетел вверх, лодка опрокинулась, и вот уже мы барахтаемся в воде, отчаянно цепляясь за днище. Могучий вал вышвырнул нас на берег.

– Табу, – первым делом вымолвил звонарь, когда мы, избитые, наглотавшиеся соленой воды, поднялись на ноги.

Но ведь все обошлось благополучно! И лодка как будто цела.

В подступивших к самой воде зарослях мы разведи костер и устроили привал, чтобы обсушиться и залечить свои ссадины. Потом свернулись калачиком, намереваясь поспать.

В жизни не проводил более беспокойной ночи! Оказалось, что на этом берегу обитают тысячи раков-отшельников. Всю ночь напролет они бродили туда и обратно, таская за собой свои краденые раковины, некоторые величиной с детскую ладонь. Самые нахальные упорно пытались протиснуться под нами, карабкались через пас, щипали и кусали без всякой жалости. И когда рассвело, наше терпение лопнуло, мы решительно стряхнули с себя всех мучителей. Они обиженно спрятались в свои домики.

Тиоти, Лив и я стали искать на берегу что-либо съедобное на завтрак, а Фаи, вооружившись веревкой из луба борао и большим ножом, пошел в лес. Вернулся он с большой ношей апельсинов и плодов хлебного дерева. Кроме этого мы зажарили несколько съедобных улиток прямо в их раковинах.

А затем отправились на разведку. Некогда в Таиокаи было многочисленное население. Но злой рок преследует эти острова… Целый горный гребень обрушился и засыпал долину вместе с хижинами и людьми. От сотрясения родилась могучая волна, которая прошла не один десяток километров по океану. И по сей день долину Таиокаи окружают страшные, крутые обрывы. Большая часть долины завалена глыбами, лишь кое-где можно увидеть остатки древних стен; сверху гигантская осыпь поросла кустарником.

Неприятное место… Ночью мы то и дело слышали грохот камнепадов.

У подножия горы Фаи отыскал вход в грот. Широкая расселина уходила во мрак. Согнувшись, мы нырнули туда и пошли вниз по камням. Вдруг в темноте, озаренный светом из трещины позади нас, засветился белый песчаный бережок. Над головами навис тяжелый свод, неровный, волнистый, словно окаменевшее море. Все здесь казалось таким огромным… Белый песок омывала кристально чистая вода подземного озера, которое терялось в непроницаемой тьме. Ваи По – "Ночная вода"… Наши друзья были поражены не меньше нас: такие большие гроты на здешних островах редкость.

Тиоти и Фаи принесли в грот маленькую лодку и благоговейно спустили ее на воду. Лив и я, захватив с собой керосиновый фонарь, отправились путешествовать в таинственный мрак. Казалось, в гроте звенит колокольчик. Из тьмы доносились чистые мелодичные звуки. "Кликк-клакк-клюкк-клокк-кликк…" Волны от лодки разбегались по зеркальной глади и извлекали чудную музыку из невидимых каменных степ. Призрачный свет из входа падал на Фаи и Тиоти; они сидели на корточках на берегу тихо, как мыши. Несколько серебристых полосок протянулись по синей воде, смешиваясь с красными и желтыми бликами от нашего фонаря.

Красота грота произвела на нас незабываемое впечатление.

Но вот за черным выступом исчезли Фаи и звонарь, пропали все краски. Теперь со всех сторон нас окружал плотный мрак, и огонек фонаря казался таким крохотным, беспомощным… Напоследок наши друзья успели еще крикнуть нам что-то про табу и про морских чудовищ.

Мы гребли не спеша, и лодка скользила медленно-медленно. Лучше быть осторожным: еще попадешь в какое-нибудь течение. Да мало ли что еще может случиться.

Мелодичный звон прекратился, теперь было слышно только, как падают капли со свода. Мы зачерпнули воды и отпили глоток. Холодная, удивительно вкусная, чуть солоноватая. А ведь мы, наверно, были ниже уровня моря.

Лив взяла заложенный за ухо цветок тиаре и бросила в озеро. Цветок замер на месте: у поверхности совершенно не было течения. А лодка уходила все дальше, дальше… Когда же кончится грот? Вдруг мы больно стукнулись обо что-то головами. Свод опустился совсем низко. Пригнулись, но и это не помогло; вскоре нос лодки уперся в скалу.

Однако "Ночная вода" уходила под скалой еще дальше.

Предание рассказывает, что где-то здесь, если нырнуть, можно найти скрытое отверстие. Широкий ход ведет в другую пещеру, которая расположена выше и не затоплена водой. Будто бы там, пока обвал не погубил жителей Таиокаи, жил шаман здешнего племени. И будто бы скелет шамана и по сей день сидит в каменном кресле у алтаря в подземном святилище. Мы не решились проверить…

Когда мы выбрались наружу, наши смуглые друзья озабоченно глядели на небо. Тиоти почесал затылок. Плохо дело. Конец хорошей погоде. Теперь опасно выходить в море на каноэ. Увы, погожие дни редки на Фату-Хиве…

Надо было спешить. Мы побежали к лодке и снесли ее к воде. Нам стоило немалых усилий прорваться через бушующий прибой. А теперь – назад, к долине Омоа, к нашей бамбуковой хижине, скорее, пока шторм еще только начинается.

Мы отошли подальше от берега, а Фаи вел свою лодчонку так близко к скалам, что ее швыряло то в одну, то в другую сторону. Валы стали еще выше и круче прежнего. И хотя мы выбросили за борт все наши запасы фруктов, казалось, нас вот-вот захлестнет.

Был уже вечер, когда мы опять поравнялись с Хана-ваве. Солнце погрузилось в океан, оставив в небе красочное зарево. Потом и оно погасло, наступила ночь. Тьма-тьмущая, хоть глаз выколи.

Водная равнина становилась все более пересеченной. Мы то скользили вниз по крутому склону, то с трудом карабкались вверх, то скатывались наискосок в пропасть. Приятного мало… Ничего не видно, вдруг откуда-то из мрака на тебя обрушивается стена холодной воды. Давай вычерпывай! А через минуту лодка уже опять почти полна. И так все время… Мы вычерпывали воду, словно заводные. Потому что если уровень воды в лодке сровняется с уровнем океана, дело будет совсем плохо! Нет, долбленка-то не потонет. На этот счет Тиоти нас успокоил. Знай греби, пока голова над водой торчит! А вот акулы… Они бы, возможно, и не стали нападать на нас, но после рыбной ловли в лодке остались следы крови, а кровь акулы чуют издалека. Стоит, например, сорваться в море раненому козлу – они тут как тут. Если бросить за борт рыбьи внутренности – тотчас налетят. Самые крупные из них были втрое длиннее нашей лодчонки. Маркизские акулы вообще известны своей величиной.