Текст книги "Лирика"

Автор книги: Тудор Аргези

ЛИРИКА

ЗАВЕЩАНИЕ
© Перевод Н. Павлович

 
Тебе наследство, сын мой, – только имя
На этой книге с песнями моими,
А книга – лишь ступень вечерней тени,
Идущей от далеких поколений.
От предков до тебя по темным ямам
Пришлось ползти моим отдам упрямым,
А сильному и молодому сыну
Легко теперь подняться на вершину.
С глубокой верой, с трепетом сыновним
Ты книгу положи под изголовьем,
Как перволетопись рабов, – с костями
Такими ж, как мои, под кожухами.
Ведь для того чтоб нам сменить впервые
Плуг на перо, усилья вековые
Дед-пахарь делал, выходил на вспашку
И понукал седых волов упряжку.
 
 
Я, вслушавшись, как гонит дед скотину,
Взял нужные слова, чтоб петь их сыну
Над колыбелью; долгие недели
Я их вынашивал, чтоб в сердце пели
И превратились в грезы и в иконы,
Из тряпок сделал почки и короны,
И превратил я в мед свой яд разящий,—
От превращенья стал он только слаще.
Сучил я тихо нити оскорблений,
Рождая звук проклятий и молений,
Взяв пепел мертвецов, я сделал бога,
И, каменный, стоит он у порога.
Я долг свой выполняю на вершине…
Рубеж. Два мира перед ним в долине.
 
 
Всю боль глухую, горечь нашей муки
Вложил я в скрипку. Пусть под эти звуки,
Как под ножом козел, хозяин бьется!
Пусть кровью наше горе отольется!
И создал я из гноя и блевоты
Невиданные ценности, красоты.
Бичи, что мы терпели, стали словом,
Спасеньем, постепенным и суровым,
Ростка живого общих преступлений.
То ветки право, вышедшей из тени
На свет лесной поляны и на воле
Родившей плод извечной нашей боли.
 
 
Полеживая на софе лениво,
Грустна царевна в книге и красива;
Слова что бронза и слова что пламя,
Слова – железо, сжатое клещами,
Здесь, спаянные тайно, в брак вступают.
Раб создал книгу – господа читают,
Не узнавая в глубине напева
Моих отцов зиждительного гнева.
 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ МИЦУРЕ
© Перевод Э. Александрова

 
Боже, в царстве тридевятом
Сделай для моей девчушки
Домик из цветов и мяты,
Вот такой, с кошачье ушко.
 
 
Озерко, чтоб под оконцем
Спичку-лодочку качало,
Чтобы звезды, чтобы солнце
Синева его вмещала.
 
 
Пусть Мицурину избушку
Окружает лес полыни.
Дай в подружки ей лягушку,
Мотылька из летней сини.
 
 
Подари ей кисть и краски
И бумаги белой тоже —
Пусть малюет без опаски
Вкривь и вкось во славу божью!
 
 
А как будет все готово,
Въедет папа в домик новый.
 

ПЛУГ
© Перевод Н. Стефанович

 
Кто изобрел тебя, мой плуг,
Чтоб возрождать бесплодные долины,
Чтоб жизнь проникла в недра мертвой глины
И чтобы расцветало все вокруг?
 
 
Чьи руки землю бороздят?
Кто первый на рассвете вышел в поле,
Межами разделив его раздолье?
Кто угадал, что хлеб насущный свят?
 
 
Кто под дождем, топча густую грязь,
Во мгле холодной разрезал впервые
Равнины дорого́й пласты сырые,
Надеясь, проклиная и молясь?
 
 
Ждет урожая бедный человек.
Он пашет, жнет, в бразды бросает семя…
Он в радость обратил и это бремя
И потому прославился навек!
 

ВЕЧЕР
© Перевод Э. Александрова

 
Шестиногой бородавкой,
Осторожен и упруг,
В пыльный угол свой над лавкой
Возвращается паук.
 
 
Мал, а тоже ведь забота:
Умудрись не спутать ног!
Здесь, за кринкой большеротой,
На гвозде – его домок.
 
 
Подружиться нам непросто:
Для него я – праздный звук.
Отчего велик я ростом?
И зачем так мал паук?
 

ПЕЧАЛИ
© Перевод И. Гурова

 
Печален дьякон Иакинт.
Сквозь переходов лабиринт
Он вором, татем во Христе
Бредет за братией в хвосте.
 
 
Он плотью согрешил, поправ
Монастыря святой устав.
Он чувствует, крестясь все чаще,
Что стал он падалью смердящей.
 
 
Хоть смотрят, как всегда смотрели,
Со стен больные акварели,
Ему теперь святые лики
Твердят, что грешник он великий.
 
 
Ведь иноки монастыря,
Усердьем ревностным горя,
Семь дней святых страстей Христовых
Терзали плоть в трудах суровых.
 
 
А он всю ночь провел в веселье,
Скрыв девушку живую в келье:
Грудь – как упругие тюльпаны,
А бедра – лютня из Тосканы.
 
 
Всевидящий и грозный бог
Их на рассвете подстерег
И с неба, бросив сотни дел,
Сквозь щелку на нее глядел.
 

ПСАЛОМ («Моя вина, верней, моя беда…»)
© Перевод Э. Александрова

 
Моя вина, верней, моя беда,
Что рвался я к запретному всегда,
Тянулся алчно к недоступным благам.
Прикрытый черной полночью, как флагом,
В мечтах, во сне, со сжатым кулаком
Входил я в город, крадучись, тайком,
И грабил там с жестоким наслажденьем.
По молчаливым мраморным ступеням
Упруго и легко скользил мой шаг,
А полночь, раздувая звездный флаг,
Разбойные деянья прикрывала
И усыпляла стражу, что стояла,
На копья опираясь, за углом…
Когда ж с добычей мчался я верхом,
То похищал в придачу торопливо
И женщину с каштановою гривой,
Таящую под шорохом шелков
Тугие ежевичины сосков.
Нет, никогда, – теперь ли, в детстве ль
                                                       праздном,—
Доступное не жгло меня соблазном.
Мой вкус, мой ум, весь мой духовный склад
Их пропитал насквозь бунтарства яд.
На скалах сплю я, льдом обогреваюсь,
В слепую темень факелом врываюсь,
Оковы рву, тревожа лязгом ночь,
И ржавые замки сшибаю прочь.
На высоте, беря за сопкой сопку,
Ищу отвесней склон, труднее тропку
И на пути к опасной крутизне
Тащу с собой всю гору на спине.
Но настоящий грех мой, всемогущий,
Куда непоправимей предыдущих!
В жестокой страсти – все ниспровергать —
Я руку на тебя дерзнул поднять.
Задумав разорить твою обитель,
Чуть было власть твою я не похитил,—
И вдруг, уже стрелой тебе грозя,
Услышал, как сказал ты мне: «Нельзя!»
 

MORGENSTIMMUNG[1]1
  Утреннее настроение (нем.).


[Закрыть]
© Перевод Э. Александрова

 
Вкралась песней в меня ты однажды, когда
Сердце наглухо запертым зимних окном
Распахнулось от ветра и хлынул туда
Теплый голос твой вслед за ликующим днем,
Запустение смыв без следа.
 
 
В дом вошел этот голос, заполнив любой уголок,
В каждом ящике, в каждом чулане звуча.
Заскрипели засовы. Вот сорван последний крючок,
Вот последний замок отворен без ключа,—
И стоит монастырь мой – открытый ветрам коробок.
 
 
Может быть, не стряслось бы такого,—
                                                                      как знать? —
Если б палец твой, клавиш касаясь в тиши,
Не попробовал вешних дроздов отыскать
И, тревожа заглохшие струны души,
Не заставил их вновь зазвучать.
 
 
И тогда с диким грохотом в замкнутый круг бытия
Ворвалась благотворная буря, а с ней заодно
Небеса, и леса, и озера, где рыбы полно,—
И увидел, растерянный, я,
Как былинкой подкошенной рушится крепость моя.
 
 
Отчего ты запела? Отчего я тебя услыхал?
Неразрывно слились мы с тобой в вышине,
Как два облака белых над серыми гребнями скал.
Шел я сверху к тебе, ты с земли поднималась ко мне,
Ты из жизни пришла, я из мертвых тогда воскресал.
 

РИСУНОК НА ШИРМЕ
© Перевод Э. Александрова

 
Разрезая тишину,
Листья красные взметая,
Петухи и попугаи
Мчатся стаей в вышину.
 
 
Бьет воды холодный кнут
Прямо в солнце из фонтана,
Золотистые фазаны
Распластались там и тут.
 
 
В синеве, из края в край,
Облака плывут спокойно,
И земля под хвоей знойной
Млеет, словно каравай.
 
 
Вместе с осенью хмельной
Пляшет в нас шальное пламя.
Губы милой черенками
Льнут к душе моей больной.
 
 
И, усевшись на скамью,
В тени прошлого влюбленный,
Пан наигрывает сонно
Песню лживую свою.
 

ПСАЛОМ («Как страшно одинок я, боже мой…»)
© Перевод Э. Александрова

 
Как страшно одинок я, боже мой,—
Блуждающее дерево в пустыне,
С колючей, непокладистой листвой,
С плодами горше терна и полыни!
 
 
Как тяготит безмолвье! Хоть бы звук!
Хотя бы птица на стезе безлюдной
Защебетала, засновала вдруг
В тени моей безрадостной и скудной!
 
 
Обрывки ласки: песенки дрозда,
Гам воробьиной стаи на рассвете…
О, если б слышать их хоть иногда,
Как слышат все, живущие на свете!
 
 
Увы, мой сок с нектаром несравним,
А завязь не имеет аромата,
И гусеницы мягкие, как дым,
В извилины коры моей не вмяты.
 
 
Гигантский канделябр, соцветья звезд
Затепливший для твоего застолья,
Стою я здесь, как пограничный пост,
Служу тебе, о господи, доколе?
 
 
Иль, думаешь, довольно мне того,
Что я цвету безгрешными огнями,
Под гнетом приказанья твоего
Вгрызаясь в недра цепкими корнями?
 
 
Тружусь и маюсь, кинутый тобой,
Кровоточа, от мук изнемогая…
Когда ж хоть знак подашь ты, боже мой,
Когда пришлешь посланника из рая,
 
 
Чтоб, крылья окуная в лунный свет.
Мне преподал он добрый твой совет?
 

КАРАНДАШНЫЙ НАБРОСОК («Люблю твое лицо…»)
© Перевод Э. Александрова

 
Люблю твое лицо,
Глубоких глаз озера,—
Там дремлет деревцо
И розовеют горы.
 
 
Люблю твой нежный рот —
Ловлю в его улыбке
Струенье тихих вод,
Где серебрятся рыбки.
 
 
Люблю копну волос —
В ней утра блеск румяный
И трепетность стрекоз
На отмели песчаной.
 
 
Всю, всю тебя, мой ад,
Мой рай, моя отрада,—
Люблю, хоть не велят,
Люблю, хоть и не надо!
 

ПОЛНОЧЬ
© Перевод Э. Александрова

 
В лунный свет сады оделись.
На церковном шпиле встретясь,
Звездочка и юный месяц
Друг на друга загляделись.
 
 
А на небе звезд без счета —
Умных, ласковых, веселых,—
Словно бесконечный полог
Звездной гладью вышил кто-то.
 
 
Сплошь, от края и до края,
Как трава в степи весенней,
В россыпь звездного цветенья
Разодета высь ночная.
 
 
И пока земля под нею
Меж курятников стареет,
Звездный купол гордо реет,
Ночь от ночи молодея.
 

ПЕСНЯ («Я тщетно защищался и выбрался из боя…»)
© Перевод Н. Стефанович

 
Я тщетно защищался и выбрался из боя.
Изломано, разбито мое копье стальное.
Меж нами – земли, воды, и нет числа преградам,
Но мы повсюду вместе, и ты со мною рядом.
И по любым дорогам, всегда, во все края —
Ты следуешь за мною, о спутница моя!
Когда же мне напиться в пути не удается —
Ты черпаешь мне воду ладонью из колодца.
Или, раскрыв одежды, мечтаешь, может быть,
Меня не из колодца, а грудью напоить.
К источнику склоняешь ты голову свою,
Чтоб вместе пить со мною искристую струю.
Повсюду пребываешь подобно легкой тени,
Тебя лучи разносят и запахи растений.
Полны твоим молчаньем все шорохи, все звуки,
Они – в молитвах, в бурях, в словах любви и муки.
Меж нашими скорбями потеряна граница.
Ты в том, что умирает, и в том, что вновь родится.
Далекой оставаясь, ты – рядом, ты – со мной…
О вечная невеста, тебе не стать женой!
 

ИЗОБИЛИЕ
© Перевод Н. Павлович

 
Он начатую борозду повел
До неба самого от очага в деревне;
Когда посмотришь, кажется, что вол
Его из камня, он – из бронзы древней.
 
 
Пшеница, кукуруза, рожь, ячмень —
Зерна не потеряют урожая,
И лемех плуга блещет целый день,
На поворотах солнце отражая.
 
 
Сталь землю подымает с глубины,
Распаханной с надеждою и злобой,
Пока осколка с темной вышины
Не сбросит в поле месяц гололобый.
 
 
А черный тополь, к небу устремлен,
Вечерние растягивает сети,
И нити, будто с горних веретен,
По небу протянулись в алом свете.
 
 
Молчание, как будто начат год.
Ты к прошлому не обратишься взглядом.
Тень бога меж волов твоих идет,
И видишь ты, что он с тобою рядом.
 

EX LIBRIS[2]2
  Из книг (лат.) – книжный знак, художественно исполненный ярлычок с именем владельца книги.


[Закрыть]
© Перевод Н. Стефанович

 
Хвала тебе – твой замысел хорош
И выражен красиво и чеканно.
О книга, ты – цветок благоуханный,
В руках моих, как ландыш, ты цветешь.
 
 
Ты – словно скрипка: все неотвратимей
Зовет куда-то тонкая струна.
Не истина ли здесь воплощена,
Начертанная буквами святыми?
 
 
Вот человек берет простую грязь,
В нее вдохнув мечты и ароматы,—
И наконец из дымки розоватой
Нисходит к людям призрак, воплотясь.
 
 
Но бесполезно чудотворство это,
И жертву он напрасную принес:
Ни на одни мучительный вопрос
Ты, книга, не даешь ответа.
 

ПСАЛОМ («О нет, я не прошу тебя помочь…»)
© Перевод Э. Александрова

 
О нет, я не прошу тебя помочь
В моем страданье сумрачном, как ночь!
Затем, затем лишь я тебя тревожу,
Чтоб чаще вразумлял меня ты, боже!
 
 
С тех пор как Новый создан был завет,
Не преступал ты мира слез и бед —
А дни летят, столетья канут в вечность
Здесь, под тобой, под бездной этой млечной…
 
 
Когда волхвы пошли на свет звезды.
Не обделил их мудрым словом ты.
Когда Иосиф начал путь неблизкий,
Нашел ты и его в заветном списке
И ангела просил к нему сойти,
Чтоб старцу быть наставником в пути.
В те давние века вассалы бога
О нас еще заботились немного,—
 
 
Так почему же ныне, всеблагой,
Пренебрегаешь ты моей мольбой?
 

ПСАЛОМ («Я, словно дичь, тебя подстерегаю…»)
© Перевод Н. Подгоричани

 
Я, словно дичь, тебя подстерегаю,
Хочу поймать и взвесить на весах.
Убить тебя? Или склониться в прах?
Я в думах о тебе изнемогаю.
 
 
Ты сокол мой! Прекрасней нет мечты.
Тебя ищу я тщетно и упорно —
Ведь, не проверив, не могу позорно
Тебя на землю свергнуть с высоты.
 
 
Для напряженной мысли нет покоя —
Ты дух всесильный или жалкий прах?
Мелькаешь, словно тень, в моих глазах —
Так видит звезды бык на водопое.
 
 
Моих исканий тщетных не учесть…
К решительному приступая бою,
Хочу я быть поверженным тобою,
Чтобы, нащупав, завопить: «Он есть!»
 

АРХЕОЛОГИЯ
© Перевод Н. Стефанович

 
Моя душа хранит с минувшим связь,
Я вижу прошлое за слоем пыли…
Во мне веков останки опочили,
Меня об этом не спросясь.
 
 
Так, некогда поверженные ниц,
В слепой земле, беспамятством объятой,
Лежат вповалку груды древних статуй,
И дремлет множество гробниц.
 
 
Там эпитафий гул разноязыкий
И надписей давно затихший зов.
Там время отделилось от часов,
Как легкий запах – от гвоздики.
 
 
Но чей-то голос, немоту сломив,
Врывается в наш говор повседневный,
И этот голос, медленный и древний,
Опять во мне сегодня жив.
 
 
Внезапно наступает пробужденье,
С далеких тайн срывается покров.
И вижу я основы всех веков
И бодрствую на крайней их ступени.
 

В ТИСКАХ ТОСКИ
© Перевод Н. Стефанович

 
Постарел ты, паренек,
От стихов, от страстных строк.
Монотонно ночью лунной
Для тебя бряцают струны.
 
 
В мире казни и кресты,
Но жемчужной нитью ты
Вышиваешь на шелку
О дроздах свою тоску…
 
 
Раны сердца серебря,
Ты вздыхаешь: «Ох, заря!..»
Стал твой разум рубежом
Между богом и ослом.
 
 
Я сражен, отравлен ею,
Надрываюсь и глупею,
Я сгораю, а она,
Словно призрак, холодна.
 
 
Это маленькое тело
Мною властно завладело.
От терзаний и тревог
Я смертельно занемог.
 
 
Как, тоскуя и любя,
Я теперь приду в себя?
О, хотя бы раз еще
К ней прижаться горячо!
 
 
Пусть солжет мне: «Я твоя!» —
Извиваясь, как змея…
Тяжко мне, и оттого-то
Я стихи пишу без счета.
 
 
Ты, перо, про боль души
Кровью сердца напиши.
Вдруг прочтет она – как знать? —
И придет опять…
 

МОНАСТЫРЬ
© Перевод Э. Александрова

 
День уснул на ветках сизых.
Снега белого белей,
Прикорнули на карнизах
Вереницы голубей.
 
 
Дремлют, схожи с веерами,
Крылья сложенные их.
Ошалевший в птичьем гаме,
Праздник троицы затих.
 
 
С онемевших колоколен,
Вслед за гибелью зари,
Тычась в россыпь звездной соли,
Поднялись нетопыри.
 
 
Месяц ткет неторопливо
Лунных птиц на простыне,
И глаза твои, как сливы,
Влажным блеском светят мне.
 
 
Меж растений в пестрых вазах
Бьют часы – волшебный бой!
Словно горсточку алмазов
Раскололи над тобой.
 
 
Вот он час ночной, крылатый!
После будничного дня
Счастье свет голубоватый
Проливает на меня.
 

КАРАНДАШНЫЙ НАБРОСОК («Ступив на мостик шаткий…»)
© Перевод Э. Александрова

 
Ступив на мостик шаткий,
Лукавых дум полна,
Широкой юбки складки
Приподняла она.
 
 
И ручеек ресницы
Потупил сам не свой
Пред спелой, как пшеница,
Девичьей наготой.
 
 
Домой спешит красотка,
А мост над ручейком
Качается, как лодка,
Скрипит под каблучком.
 
 
Уймись, мосток нескладный,
Стань лебедем под ней,
Легко бесценный клад мой
Неси через ручей.
 
 
Я на берег зеленый
Любимую сведу…
В тоске неутоленной
Ее, как хлеба, жду.
 
 
Стою в бузинной чаще
И вижу сквозь кусты:
Голубизне, висящей
На кончике звезды,
Шлет поцелуй подружка,
Сокровище мое…
 
 
О гнезда и ракушки,
Молитесь за нее!
 

ОБИДА
© Перевод И. Миримский

 
Девушка, не в мраморе паросском,
Не в граните вековечных скал —
Я в земле румынской отыскал
Твое тело, пахнущее воском.
 
 
Я нашел тебя в прохладной глине,
В рыжем крутояре над рекой,
И размял умелою рукой
То, что примет образ твой отныне.
 
 
Для зрачков я взял цветы вербены,
Для бровей – пионов лепестки,
Для ресниц – колючие ростки
Трав, обрызганных соленой пеной.
 
 
Вдохновляясь амфорой античной,
Стан лепил я, чудо красоты,
Замедляя жаркие персты
На окружьях груди эластичной.
 
 
Не мечтая о большом, о многом,
Я одним желаньем был томим,
Чтобы стала трепетом твоим
Сладость мук, дарованных мне богом.
 
 
Девушка, хоть мы теперь едины,
Но тебя навек я потерял.
Почему, когда тебя ваял,
Для горшков я не оставил глины?
 

ОСЕНЬ
© Перевод Э. Александрова

 
Опять пустынным парком бредем мы, как бывало,
Охапки листьев осень в аллеях разбросала.
У старого фонтана, где ангел поднял чашу,
Садимся молчаливо мы на скамейку нашу.
 
 
Рука ее тихонько скользнула мне на плечи,
Но сердце бьется ровно, ему ответить нечем.
Уйдя в себя, на ощупь, как музыкант незрячий,
Напев найти хочу я, что навсегда утрачен.
 
 
Глаза ее глазами хотел бы приласкать я,
Но взгляд не оторвется от легких складок платья;
Хочу погладить пальцы – трепещущие птицы,—
Но не дано и в четверть моим желаньям сбыться.
 
 
Кровавых тучек стадо закат сгоняет ранний…
В глазах ее сверкнули слезинки пониманья.
Обнять бы, поцелуем ее утешить, что ли…
Но с плеч покатых руки упали против воли.
 
 
А мне ведь так хотелось, как прежде, в час заката,
Губам любимым лоб свой подставить виновато
И снова вызвать к жизни, хоть на одно мгновенье,
Лугов росистых свежесть и вешних вод бурленье!
 
 
Но вот и ночь: желанной она была когда-то,—
Теперь луна и звезды истерты и помяты,
Как старое оружье, что над тахтой моею…
И молча, как чужие, уходим прочь мы с нею.
 

МЕЖ ДВУХ НОЧЕЙ
© Перевод Н. Стефанович

 
В земле сырой жилище я выкопал лопатой.
И только дождь снаружи. Лишь ветер бесноватый.
 
 
Жилье себе я вырыл в подземной черной стуже.
Лишь ветер бесноватый, и только дождь снаружи.
 
 
Из хмурой ямы землю я выбросил в окно.
За синею завесой в земле совсем черно.
 
 
Земля у темных окоп, а если пригляжусь,—
Вершину мира вижу, где плачет Иисус.
 
 
Я долго прорывался, упорно, без конца —
Сквозь каменные мощи небесного Отца.
 
 
Сквозь все тысячелетья спустился я с вершины,
И стал внезапно страшен в земле приют пустынный.
 
 
Я вновь хотел подняться, преграды превозмочь…
Звезда сияла в небе. Чернела в небе ночь.
 

НАДПИСЬ НА ДВЕРИ
© Перевод В. Корчагин

 
Когда уходишь, – пусть, как блеск кольца,
Твой добрый рок все время будет справа.
Но помни: колебанье, страх – отрава.
Шагай сквозь бури. Бейся до конца.
 
 
Когда приходишь, – радуй, смейся, пой.
А горе не вноси, брось на пороге.
Здесь – твой народ. К нему твои дороги.
Да будет светел дом священный твой!
 

ВОЗВРАЩЕНИЕ
© Перевод Н. Стефанович

 
Познать, преодолеть осталось так немного,
Пути сближаются, ты только приглядись,—
Тропинки, просеки и темная дорога,
Как спицы в колесе крушащемся, слились.
 
 
Такой же аромат вдыхали мы когда-то.
Цветы минувшего, сияя, расцвели.
Уже редеет мгла, и чуть зеленоватый,
Прозрачный неба край виднеется вдали.
 
 
Но что же впереди? Ужель покой пустыни?
И это наша цель, к которой мы придем?
Путь долгий позади. Над нами купол синий,
И ширь зеленая раскинулась кругом.
 
 
Вот постоялый двор, – он манит и тревожит,
Там пенье и вино, там полог и кровать…
В волнах волос твоих потонем мы, быть может,
И будем на огне томительном сгорать.
 
 
Нет, время растоптав, скорей промчимся мимо,
Нет, только в вечности наш завершится путь.
Храни свой поцелуй, чтоб в миг неотвратимый
Его волшебный яд земле сполна вернуть.
 

ПРОКЛЯТИЯ
© Перевод И. Миримский

 
По нивам, по зарослям едкой цикуты
Они доползли до опушки лесной.
Они доползли в роковые минуты,
Когда все вокруг озарилось луной.
Вот голос их сердца, подслушанный мной.
 
 
Пускай превратятся в руины, в огнища
Хоромы и храмы, сады и кладбища.
Пускай города превратятся в пустыню,
Покроются солью и горькой полынью.
Пусть море иссякнет и высохнут реки,
Пусть солнце над вами погаснет навеки,
Чтоб зори померкли, чтоб звезды ослепли,
Чтоб ветер безумствовал в гари и пепле.
Пусть тучи растают, и дождь не прольется,
И желчью нальются пруды и колодцы.
Пусть вороны вьются голодной оравой
Над падалью вашей оплеванной славы.
Пусть в золоте, спрятанном в тайные ниши,
Плодятся мокрицы и жадные мыши.
Пусть черви и моль пожирают, жирея,
И мантии ваши, и ваши ливреи.
Пусть плесенью и паутиною липкой
Покроются струны гитары и скрипки.
Сдыхайте не сразу, пусть ваша хвороба
Мучительно долго влачит вас до гроба,
Чтоб вы, не избегнув заслуженной дани,
Испили до капли всю чашу страданий.
Пусть время вас хлещет свинцовою плетью,
Пусть кажется час вам длиннее столетья.
Пусть волны немыслимо долгих мгновений
Пронзят ваше сердце, застывшее в лени,
И, сами на грани стремительных странствий,
Рассеются в вечности, сгинут в пространстве.
Пусть голод вас крючит и жажда вас мучит,
Пускай ваш язык изъязвит и распучит,
Чтоб, выпав из глотки тяжелою плахой,
Искал он плевок среди пепла и праха.
Пусть будет, когда не найти ни росинки,
Питьем вам моча из копытной тропинки.
Пусть каждая слива, спаленная зноем,
Во рту растечется не соком, а гноем.
Пусть небо низринется бомбами града
И гонит вас по полю, гонит, как стадо.
Пусть камни рассыплются в щебень, в осколки
И в тело вонзятся вам, словно иголки.
Кто ж рухнет на землю, покоя моля,
Пусть дрожью дрожит под проклятым земля.
 
 
Тебя ж, покровитель злодеев и выжиг,
Кляну, чтоб ты гнил, начиная с лодыжек,
Чтоб мозг твой разросся, а жирное тело
В пуховых перинах стократ растолстело,
Чтоб ноги и брюхо слились воедино,
Чтоб весь ты расплылся, как жидкая глина.
Пусть каждый сустав твой, охвачен гангреной,
Терзает и жжет тебя попеременно.
Пусть левый твой глаз, превратившийся в точку,
Моргает, не видя сквозь тьмы оболочку.
А правый пусть вылезет вон из орбиты,
Огромный, недвижный, безумно раскрытый.
Пусть ярость тебя и трясет и корежит,
Но вырваться словом из горла не сможет.
Ори, надрывайся, неистовствуй, чтобы
На землю упасть, задохнувшись от злобы.
 
 
Тебе я желаю, изнеженной твари,
Чтоб спал ты в бреду, пробуждался в кошмаре.
Чтоб в печень впивались каленые пилы,
В носу твоем пело, а в ухе вопило.
Чтоб зубы полопались с треском и громом,
И пища застряла в кишечнике комом,
И каждый твой вздох превратился в зловонье,
Чтоб люди бежали, шарахались кони.
Чтоб все твое тело покрылось горбами,
Чтоб мерзкий язык твой повис меж зубами.
Чтоб язва на язву и чирей на чирей
Садились на шее и кровоточили.
Чтоб мозг иссушила бессильная похоть,
Чтоб сил не хватало ни ахать, ни охать.
Пусть мертвые встанут, пусть грозной толпою
С шипеньем и лязгом летят за тобою
И к праведной мести зовут в исступленье
За войны, за казни, за все преступленья.