Текст книги "Портартурцы"

Автор книги: Трофим Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

В первую минуту наступления охотники отчетливо слышали пение птиц, стрекотание кузнечиков, удары волн о прибрежные камни. Солдаты полной грудью вдыхали запах размятой сапогами полыни и вспоминали родину. Но, приблизившись вплотную к японским окопам, стрелки сразу потеряли связь с окружающим. Наступающие не ощущали и не слышали ничего, кроме биения своего сердца.

«Тук, тук, тук…» – отдавалось у каждого в ушах. А под неприятельскими амбразурами сердце уже не стучало, а звенело, наполняя голову тяжелым гулом. И когда люди, казалось, уже не в состоянии были выдержать тяжести, раздался крик поручика Бицоева:

– Ур-р-р-а-а!

Легко всколыхнулась грудь. Задвигались руки и ноги.

– Ага! Вот вы где, тар-р-р-ра-каны!..

Когда японцы очистили окопы, стрелки одумались. Снова застучало сердце… Что же дальше?

– Поручик Бицоев! – крикнул один из солдат.

– Что поручик Бицоев?

– Смертельно ранен…

Поручика подхватили на руки. Он тяжело дышал:

– Братцы, пусть макаки знают, как русские умеют наступать!..

Новые силы врага атаковали охотников с флангов. Пришлось вернуться.

Солдаты уносили раненых: Бицоева, Злобинского и трех стрелков. Убитых среди русских не оказалось. Японцев в эту вылазку было убито около пятидесяти человек.

5

Забытая раньше гора Хуинсань теперь ежедневно обливалась кровью. Японцы поняли ошибку, допущенную ими в первые дни после киньчжоуского боя. На их глазах гора стала укрепленным пунктом. С нее можно было обстреливать не только все подступы к позициям на перевалах, но и нарушать выгрузку в городе Дальнем.

Но генерал Фок уже забыл о Хуинсане.

Когда герои-поручики попали кто в могилу, кто в госпиталь, оборона Хуинсаня была поручена капитану Лопатину. Прошло десять дней после вылазки. Японцы не раз наступали, пытаясь выяснить, какими средствами мы намерены удержать правый фланг. Но попытки врага не увенчались успехом.

Стрелки с огромным возбуждением готовились к генеральной атаке.

– Они опять тринадцатого числа пойдут на нас. У них это счастливое число, – говорили солдаты.

Так и случилось. Около пяти часов утра 13 июня японские миноносцы и три крейсера начали обстрел крайнего правого фланга и били по сопкам до восьми часов. Охотники в то же утро двинулись вдоль позиции, но сразу же столкнулись с японцами, наступающими на гору Уайцейлазу.

– Да тут не вылазкой пахнет и не рекогносцировкой, здесь будет настоящий бой! – воскликнул подпрапорщик Сидоров. – Надо дать знать.

Пять японских батальонов настойчиво лезли на гребни высот перед фронтом полковника Киленина. В полдень по всей линии завязался бой. На поддержку пехоте к бухте Лунвантан подошли из Порт-Артура миноносцы с крейсером «Новик» и канонерками.

А японцы все надвигались. Они заняли гору Уайцейлазу и установили на ней две горные батареи. Клубы белого дыма окутали вершину. На гору Хуинсань посыпались неприятельские снаряды. Им отвечали поршневые орудия русских.

Стрелки ожесточенно ругались:

– Хуже пушек не нашлось в Артуре. Сейчас же собьют их.

– Гонят на передовые позиции. А чем задерживать врага?

Наконец неприятельский огонь заставил паши пушки замолчать.

У капитана Лопатина пока все шло благополучно: стрелки поражали наступающего врага, а убитых было только двое. Но с наступлением вечера Лопатин задумался, он не знал, что делать дальше.

«Задерживаться или нет? – думал он. – По-видимому, лучше не задерживаться. Но ведь для очищения позиции необходимо получить распоряжение, а его нет. Но нет и подкреплений…»

– Ваше высокоблагородие, снизу к нам две роты подошло. Надо думать, что они при начале темноты сюда поднимутся или во фланг японцам ударят, – докладывал старший унтер-офицер роты.

– Да, да… Это ты верно говоришь.

– Как себя чувствует наш капитан? – спросили унтер-офицера стрелки.

– Бурчит себе под нос.

– Как бы он позиции не пробурчал.

– Никак этого нельзя! – воскликнул унтер-офицер, – За это ему наклепают.

– Такой же полковник Киленин. Два сапога – пара.

Японцы притихли. Командир 14-го полка распорядился, чтобы роты, находящиеся у горы Зуинсань, о которых говорил Лопатину унтер-офицер, отошли обедать.

Солдаты, сидевшие на вершине горы, ничего не могли понять.

– Неужто на сегодня довольно? Тут чего-то не так. Атака обязательно будет. Японцы хотя и притихли, но верить им нельзя. Это удочка…

На соседней вершине снова заговорили неприятельские орудия. Все снаряды посыпались на Хуинсань.

– Вот этого и следовало ожидать.

Капитан Лопатин растерялся. Подкрепление ушло. Позиция была страшно выдвинута. Японцы шли густыми колоннами, вне досягаемости винтовочных пуль. Наша артиллерия молчала.

– Готовятся к новой атаке. Что делать? Ах да, выход есть.

Лопатин достал из кармана приказ Стесселя от 26 мая за № 33 и прочитал: «На случай перехода противника в наступление в упорный бой не вдаваться, а частям перейти на Волчьи горы». «Но ведь это старый приказ, – мелькнуло в голове капитана. – Да, но другого у меня нет, и подкрепление отошло». И Лопатин отдал приказание приготовиться к отступлению.

– А что делать с орудиями?

– Вынуть замки и в последний момент скатить это барахло на японцев.

Как только японцы заняли Хуинсань, русские по приказанию Киленина без сопротивления очистили и крайний правый фланг.

Преступные действия Лопатина и Киленина встревожили солдат. Они впервые остро почувствовали растерянность высшего командования и слабый контроль генералов за передовыми позициями.

Глава семнадцатая

1

Бегство японки, письмо Вали, неудачи русских войск настолько сильно повлияли на Лыкова, что он около десяти дней не выходил из своего дома в Дальнем. Минутами на него находила злоба. И тогда, сжав кулаки, он бегал по комнате, ругался вслух, посылал проклятия… Но найти главного виновника всех бед ему никак не удавалось.

– Японка? Нет, она делала свое, пусть подлое, дело, – шипел сквозь зубы Лыков. – Мне нужно было думать и смотреть. Она из стана нашего врага, противника, конкурента… С ней надо, как и со всеми японцами…

Валя? Перед Лыковым встал образ красивой русской девушки с укоризненным взглядом. Лыков зажмуривал глаза, хватался за голову.

Ни офицеры, ни солдаты, ни матросы не виноваты. Все они вызывали у Лыкова улыбку одобрения. Но злоба душила и нужно было найти виновника, чтобы ударить, со всей силой ударить по нему. Злоба, как и гроза, должна разразиться.

Лыков чувствовал себя совершенно покинутым и одиноким. Знакомые офицеры были заняты своим ответственным делом, а все подрядчики и коммерсанты, бросив свои дела, уехали на север. В первую очередь уехал поставщик леса. Лыков, вспомнив о нем, передернул плечами.

– Скрылся и не рассчитался по векселю. Скотина… Не выполнил, оказывается, в срок поставок из-за недостатка средств… Берутся за большие дела без денег… А лес нужен для постройки новых укреплений… Гадина!

Расстрелять мерзавца надо бы… Прав Резанов.. Ух, прохвосты! – Лыков содрогнулся. – Так и я такой же прохвост…

2

После бегства из Дальнего Лыков решил, не дожидаясь принудительной мобилизации, включиться в ряды защитников. Он оделся в гимнастерку, солдатские штаны и сапоги. Солдаты увидели его впервые со штабс-капитаном Сахаровым.

– Вы будете у меня техником-строителем. Присмотритесь. Возможно, вам, как свежему человеку, придет в голову что-нибудь оригинальное, – говорил купцу бывший градоначальник.

Лыков прислушивался к суждениям солдатских масс. Солдаты любили Фока: своими чудачествами он приобрел среди них популярность. Не Фоку, а какому-то высшему начальнику ставилось в вину оставление Киньчжоу. Кондратенко они не знали, а над Стесселем подтрунивали:

– Ленив, а может и труслив, голова не мозгатая.

О других генералах ничего не говорили, как будто их не было в Артуре.

Укрепившись на Перевалах и на Зеленых горах, русские стали ждать японских атак, но враг не проявлял себя. Его сторожевые цепи стояли на занятых позициях, а артиллерия упорно молчала. Русские суетились и показывали себя, тогда как следовало бы до штурма скрывать новые укрепления и батареи.

3

Утром первого июля на Зеленые горы поднялся комендант крепости Смирнов.

– Осели крепко. Позиция надежная. Как ведут себя японцы? – спросил он встретившего его полковника Семенова.

– Молчат. Готовятся к атаке. Это же их прием. Помните, на Киньчжоу с третьего мая до двенадцатого ни звука, а затем атака.

– Следует их пощупать. Прикажите полевым скорострелкам и мортирному взводу обстрелять Хуинсань и японские позиции. Несомненно, они сосредоточили там значительные силы.

Больше шести часов стреляли наши батареи по неприятельской линии. Но японцы упорно молчали.

Был ясный день. Генерал Смирнов что-то искал. Но что именно? Этот вопрос волновал весь правый фланг – и солдат в окопах, и офицеров.

– Генерал забавляется, – шутили стрелки. – И нам интересно. Сидим и любуемся; а то во время боя и посмотреть некогда, как наши снарядики над японскими головами рвутся.

Подполковник Рашевский записал в свой дневник: «В этот день артиллерия наша произвела ради важных посетителей показную стрельбу по японским позициям. Стрельба велась в течение нескольких часов из мортир и орудий, причем последние временами переходили на беглый огонь. Особых результатов от этой стрельбы, конечно, ожидать было нельзя, стреляли больше по пустым окопам, изводя понапрасну массу дорогих снарядов».

Полковник Семенов при каждом залпе морщился и сердито ворчал:

– К чему все это? Разве что показать противнику расположение наших батарей?

Первые десять дней июля прошли на Зеленых горах и вообще на Перевале относительно тихо. Но наши солдаты не были спокойны. Они ждали нового большого нападения.

Десятого июля был ожесточенный артиллерийский обстрел со стороны японцев. Лыкова во время обстрела поцарапало осколком шимозы. Он мало обращал внимания на опасность, ходил по редуту без всяких предосторожностей. Тупое безразличие, овладевшее им несколько месяцев тому назад, не покидало его. Солдаты дивились, глядя на добровольно пришедшего к ним «барина», и посмеивались над ним.

Вечером 12 июля на горы наполз туман. Накрапывал дождь. Лыков не спал всю ночь. Предчувствие чего-то волновало его. Тяжело вздыхая, он шагал по дворику редута, вглядывался в темноту, искал звезды, но их в эту ночь не было.

Со стороны неприятеля доносились непрерывные шумы; туман и напряжение делали их совсем близкими. Выглядывая вниз за бруствер, Лыков видел темную бездну, на дне которой было до жути тихо.

Туман сгущался все больше и больше. Лыков почувствовал себя оторванным от земли. Он сел на обрубок шпалы и прислонился спиной к скале.

– Валя, Валя, – шептал Александр Петрович. – Неужели все пропало?! Вернуть, вернуть! Разве можно, чтобы какой-нибудь шалопай из военных стал ее мужем?

С фуражки за воротник скатывались капли воды, колени промокли. Чуть посветлело, но густой туман по-прежнему окутывал вершины Перевала. За сто шагов ничего не видно было.

Лыков спустился в окоп.

– Ну, что? – обратился он к солдатам.

– Примолкли. Посветлее будет, вдарят бризантными, а уже потом – атака. Держи, барин, фуражку крепче, а то снесет.

– Ты к чему это, братец?

– А к тому, что шея у тебя тугая. Ходишь по окопу, как по Большой гуляешь. Надо осторожность иметь.

– А если, братец, тоска! – чуть не крикнул Александр Петрович.

– Спрячь ее за голенище, как вот мы ложки прячем. Тебе бахвальство, а нам во время атаки затруднения. Люди же наперечет. Здесь, милый человек, не играются…

5

Далеко на правом фланге прогремел выстрел, а через несколько минут открылась стрельба залпами.

– Началось! – воскликнули стрелки.

Все сразу встряхнулись, взяв на изготовку винтовки. Лыков понял, что солдаты твердо уверены в большом деле, которого они ожидали в этот день.

Бой разрастался. Настоящий бой, а не артиллерийская дуэль. Но пока только на правом фланге. Ружейные залпы следовали один за другим. Чувствовалось, что неприятель развертывал наступление.

Снаряды на Юпилазу начали сыпаться около восьми часов утра. Сначала были редкие залпы и случайные попадания. Но после трех часов дня из залива Хэси открыли огонь две канонерки и одна миноноска. Бризантные снаряды рвались густо и непрерывно.

Лыков видел, как мгновенно исчезла работа – многих дней и даже недель. Наши опять ошиблись в расчетах, не учли возможность обстрела с моря. Оборонительные постройки рушились, но люди страдали мало. Каждый солдат умело использовал изгибы траншей и камни.

Неприятельская пехота начала атаку уверенно. Густые колонны выступали из ложбин и оврагов и бросались на редут. Наши артиллеристы работали удивительно спокойно. Когда скопления врага становились угрожающими, артиллеристы выкатывали орудия на гребень и стреляли беглым огнем при прицеле на двести сажен.

К вечеру на все высоты, прилегающие к Юпилазе, и на редут был направлен усиленный неприятельский артиллерийский огонь, а вслед за этим японская пехота стремительно бросилась в атаку по всему фронту.

6

Лыкову дали винтовку, и он стал у амбразуры. Внизу он увидел то, что военные называют штурмом. Из долины, между лежащих к северу высот, поднимались, скользя по грязи, группы людей. Вот они, низко наклоняясь, не то крадутся, не то что-то ищут. Шаги их все быстрее и быстрее. А над нашими окопами лопаются шрапнели, и по всему скату горы стоит черный удушливый дым и грохот от разрывающихся гранат. Хлестнул ружейный залп, – толпа наступающих поредела, десятки отхлынули назад, единицы пробрались к скале.

– Отчаянно идут, – прошептал Лыков. – А вот и новые. Что с этими будет? Топчут своих, бегут вперед.

Ружейная трескотня не давала разобраться, кто и откуда стреляет.

– Силой своей давят, – сказал подошедший к Лыкову солдат. – Смотри, под нами накапливаются.

– А мы их камнем.

– Не торопись. Не пугай. Пускай подсоберутся. Камни на ночь хороши: один целую сотню сметет. Гляди, как их крошат.

Японцы попали под перекрестный огонь.

7

Было три часа дня. Капитан Ямагучи, высокий и сухощавый, вел батальон в атаку на Юпилазу. Пробирались склоном горы по узенькой тропе. Солдаты шли неуверенно, оглядываясь. Впереди выло, трещало… Земля вздрагивала. Через голову с воем пролетали свои и русские снаряды: по ущелью проносились ружейные пули, по камням стучала шрапнель. Люди падали и шарахались в сторону, раздавались выкрики и стоны. Раненых уносили обратно по долине, убитых отбрасывали в сторону.

Ямагучи шагал с оголенной шашкой, возглавляя колонну. Впереди разорвалось два снаряда. На наступающих посыпались камни.

– Стой! – скомандовал капитан. Он подозвал поручика Судзуки. – Нужно обследовать путь по линии огня: где меньше падает снарядов, туда и пустим наших солдат.

– Русские хорошо знают местность и, даже не видя нас, бьют.

– Они ждали нас и дождались. Мы сегодня опрокинем их… Итак, исследуйте!

Поручик бегом вернулся к своей роте и отобрал пять человек для авангарда. Колени Судзуки чуть-чуть дрожали. Чтобы не выдать своего волнения, связанного с тяжелым предчувствием смерти, он начал подтягивать ремни и поправлять воротник. Расстегнув сумку, он достал пакетик с сушеными каштанами.

– Солдаты! – выкрикнул поручик. – Мы идем, как и все сыны Японии, к определенной цели – к победе! Может случиться – победу будут праздновать другие… Мы умрем, как умирали древние воины, не отступая назад. Если я упаду, сраженный пулей, пусть никто из вас не останавливается. Наступайте, наступайте, наступайте… На вас будут смотреть тысячи товарищей. Я горжусь, что честь выступить первыми выпала на нас.

Хлопнула шрапнель, ударили свинцовые пули. Двое из отобранных упали, кровь текла по их лицам…

– Кто заменит раненых?

К поручику подбежало около десяти человек.

– Я рад. Вы оправдали доверие ваших начальников, родственников, матерей, благословивших вас на подвиг.

Поручик развернул пакетик и, пережевывая сухие каштаны, говорил:

– Это жертва богам, принесенная моей матерью. Она просила меня непременно съесть эти каштаны перед боем. Съешьте и вы тоже. У кого нет, берите, из моего пакетика.

– Качи, качи[4]4
  «Качи-гурн» означает сухие каштаны, а слово «качи» – победу.


[Закрыть],– зашептали солдаты.

– К наступлению! Наступательный дух – это честь военных и есть признак высшего состояния армий… Вперед! К победе!

8

Ямагучи взобрался выше по склону, чтобы все солдаты видели его. Желтолицый и скуластый, он в военном мундире европейского покроя несколько напоминал карикатуру, на смерть, особенно в те минуты, когда, втягивая в себя воздух, оскаливал зубы. Ниже, вокруг него, стояли солдаты, на их лицах застыл страх.

– Нам предстоит захватить сейчас самую важную позицию русских. С нее откроется вид на крепость. Мы ударим по врагу со всем искусством и настойчивостью… За нами все время победа. С нами – жизнь! Врагам – проклятье и смерть… Вперед!

Ямагучи выхватил саблю и, вытянувшись во весь рост, высоко поднял руки. В этой позе он казался еще тоньше, и лицо его стало еще более зловещим. Крепко сжав ружья, солдаты наклонили головы и двинулись за капитаном. Навстречу им со стоном шагали двое из авангарда…

Ямагучи обернулся, угражающе повел желтыми белками и крикнул:

– Вперед! Бегом! За мной!

Батальон ринулся за командиром.

Поручик Судзуки лежал поперек ручья, раскинув руки. Ямагучи, перескочив через него, подался влево и оглянулся. Его люди рассыпным строем бежали вправо, падали, ползли, корчились. Галечное ложе потока устилалось трупами. Ямагучи наклонился и в три прыжка очутился впереди атакующих.

– Сюда, сюда!

Ямагучи остановился у скалы, в мертвом пространстве, куда не достигали пули, и глубоко вздохнул. В живых осталось меньше половины солдат. Но капитан знал, что через десяток минут прибудет свежая колонна.

До отвесной скалы, на которой укрепились русские, осталось не более пятидесяти шагов.

9

Новая колонна неприятеля появилась из ущелья более стремительно. Японцы бежали, согнув спину, и поэтому сверху представляли прекрасную цель. При первом же залпе они начали тыкаться носами в землю. Очень немногие достигли мертвого пространства под горой. Они жались к скале и стреляли вверх. Наши не обращали на них никакого внимания, русские встречали новую неприятельскую колонну, которая наступала гуськом.

Японские офицеры расставляли своих солдат в боевой порядок. Они все время указывали на гору. Вдруг из траншеи упали две веревочные петли и через мгновение поддели офицера и рядового. Скрючившиеся фигурки, поднимаясь кверху, качались и ударялись о скалу. И солдат, и офицер хватались за камни, но неотразимая сила поднимала их все выше. Солдат, выхватив из ножен штык, перерезал веревку… Офицер освободился из петли лишь у амбразуры и ринулся вниз.

– Жаль, живьем не достались. Ничего, вечером еще раз удочку закинем, – говорил унтер-офицер – инициатор этой затеи.

Залп шрапнели и несколько ударных бомб заставили защитников придвинуться вплотную к стенке траншеи. Двоих ранило. После перевязки ран они остались па своих местах.

– Держись! – скомандовал взводный. – По наступающим колоннам – пли!

– Ползут! Наверх ползут, а пулей не возьмешь, – кричали солдаты.

Артиллерийский обстрел осекся. На наши окопы посыпались ружейные и пулеметные пули. Японцы облепили подступы к Юпилазе. Они были похожи на мух, густо сидящих на каравае хлеба.

Захватив с собой обрезок толстой доски, один из стрелков пополз к камням, приготовленным для пуска в неприятеля. Пули визжали, шлепали о скалу. Но все было забыто: и страх, и осторожность.

– Начать с самой большой глыбы, – твердил сам себе солдат и подсунул конец доски под кромку камня. Шум взбирающихся японцев слышался явственно, но камень только качался, а не падал.

– Черт! – изругался стрелок, и, став на колени, положил конец своеобразного рычага на плечо. Напрягая все силы, он стал выпрямлять спину. Камень подавался туго.

– Ну, еще, еще раз, – услышал стрелок сзади и почувствовал облегчение. Камень покатился вниз. Несколько пуль влепилось в доску.

– Ложись! – крикнул Лыков, приползший на помощь к солдату.

За камнем ринулась вниз лава из более мелких камней и щебня, кверху поднялся высокий столб пыли.

– Как оно там, как оно там? – рвался Лыков посмотреть вниз, но стрелок не пускал и пригибал его голову к земле.

– Чево там смотреть. Меня послали и другие камни тоже столкнуть. Ползем дальше. Посмотришь в другой раз. Я с товарищем толкать буду, а ты смотри, если уж так тебе интересно…

Слышались крики «банзай». Все новые и новые колонны появлялись из ущелья. Стрелки, сбрасывавшие вниз камни, видели дула винтовок врага. Еще момент, и будет рукопашный бой. Лыков не утерпел и, схватив камень, бросил вниз. Камень никого не задел.

– Маловат, – вздохнул Лыков.

– Пусти сразу три, – скомандовал стрелок.

Камни покатились вниз и слизали всех японцев, засевших в мертвом пространстве. Но Лыков и стрелки оказались вдруг на открытом месте. Винтовочные пули посыпались вокруг них. Лыков вскрикнул и схватился за левое плечо. Лицо его побледнело, он упал, поджав под себя руку.

– Клади его на доску и волоки за ноги, а рук не трожь, – услышал Лыков голос стрелка, что распоряжался минуту назад.

– Я сам дойду, – сказал Лыков, силясь приподняться.

– Не фокусничай, барин, – ползком тут нужно, а у тебя плечо разбито.

В девять часов вечера атаки были отбиты. Японцам удалось было заскочить на редут, но их перекололи. Помощь, на которую они рассчитывали, была сметена сброшенными камнями. Враг притих.