Текст книги "Преклони колени (ЛП)"
Автор книги: Тристина Брокуэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Для всех хороших девочек, отправляющихся в ад.
Увидимся там, сучки!
Предупреждение о содержании
Преклони колени – это темный, табуированный, с разницей в возрасте, маленьким городом, священнический роман с различными тропами.
Разница в возрасте (30+ лет), Маленький город, Двойное повествование, Священник, Девственница ЖГГ, Семейные тайны, Daddy кинк, Табу, Запретный роман.
ГЛАВА 1
Белла

Он сидит на жесткой деревянной скамье в окружении прихожан, каждый из которых завороженно вслушивается в слова, льющиеся с кафедры.
Некоторые из паствы поражены учениями, исходящими от нашего святого лидера, в то время как другие изо всех сил стараются скрыть свои грехи, которые они так отчаянно хотят, чтобы никто не видел, надеясь смыть их и обрести вечное спасение в вечном свете Господа.
Мы слушаем утреннюю воскресную проповедь, в которой Отец Элайджа рассказывает о святости священного союза и о том, что ждет тех, кто пренебрегает Богом и его многочисленными словами предостережения о том, что брачное ложе должно быть неоскверненным.
Я всегда старалась держаться подальше от безнравственных мужчин, которые, подобно змею в Эдемском саду, свободно извергают ложь из своих коварных ртов в надежде подцепить любую молодую женщину, которая попадется им на пути.
Первые семнадцать лет своей жизни мне удавалось оставаться непорочной, но завтра мне исполняется восемнадцать, и я не могу удержаться от того, чтобы не позволить глазам блуждать, а воображению – разгуляться, вбирая в себя теплый медовый тон его голоса.
У Отца Элайджа волосы цвета соли и перца, и он излучает мудрость и опыт. Он одет в черную рубашку на пуговицах с белым воротничком, стандартную для священнослужителя, и брюки, дополняющие его телосложение. Когда он стоит на кафедре во время воскресной службы, его присутствие привлекает внимание. И как послушная девочка, которой я являюсь, я подчиняюсь.
Мама одела меня сегодня, как и каждое воскресенье. Так повелось с тех пор, как отец ушел, когда я была еще маленькой девочкой. Бабушка говорит, что мать должна выглядеть красивой снаружи, потому что если бы хоть один мужчина увидел, что у нее внутри, он бы тоже убежал куда подальше. Как и отец.
Они действительно так мало обо мне думают. Мама, конечно, старается держать меня в неведении относительно многих вещей, но, к ее ужасу, люди говорят. А в этом городе уже много лет говорят о неудачной попытке счастливой жизни ее и моего отца.
То, что я слышала в городе, можно назвать мельницей слухов. Одни говорят, что отец ушел, чтобы быть с новой семьей. Некоторые говорят, что он ушел к своей старой семье, которая была у него до нас с матерью. А некоторые даже утверждают, что он вообще не покидал этот город и наверняка находится на глубине шести футов в саду на заднем дворе.
Вот это было бы зрелище.
Я начинаю хихикать, но быстро сдерживаю себя и откашливаюсь, чтобы скрыть свое веселье. На долю секунды я могу поклясться, что в глазах отца Элайджи появился намек на веселье.
Я скрежещу зубами, чувствуя, как кожу моего бедра сжимают два ногтя, принадлежащие не кто иной, как моей заботливой матери. Она оказалась богобоязненной женщиной.
Ногу словно ужалила оса, но такое случается по воскресеньям, так что я к этому привыкла. Но все равно это раздражает.
Ей нужно, чтобы ее воспринимали как идеальную женщину с идеальной дочерью и идеальным домом.
Идеальной. Идеальной. Идеальной.
Иногда мне просто хочется, чтобы она заткнулась навсегда. Непрекращающихся придирок достаточно, чтобы оттолкнуть любого мужчину. Особенно тех, кто мог бы остаться. А если кто-то и оставался, то, по моему мнению, не слишком-то и стоил, потому что кто в здравом уме сам бы мириться с ней?
Я спешу склонить голову для молитвы, поскольку замечаю, что именно это написано в бюллетене, которую я с радостью взяла, когда мы вошли в церковь сегодня утром.
Все, что указано в расписании, задает тон оставшейся части часа.
Я просто обожаю, когда кто-то крестится. Хотелось бы, чтобы это происходило потому, что Иисус нашел путь в сердце члена нашей общины, но в основном это происходит потому, что Отец Элайджа выходит из бассейна, похожий на самого Бога после того, как выполнит свои обязанности, из-за чего его рубашка и брюки прилипают прямо к его мускулистой груди, бицепсам. И бедрам.
Я быстро произношу про себя небольшую молитву, надеясь, что Господь поможет мне справиться с моими извращенными мыслями, в то время как все остальные продолжают молитву, которая произносится каждое воскресенье как по часам.
Когда служба подходит к концу, по всему святилищу разносится хор "аминь", а по залу разносятся звуки негромких разговоров и сплетен. Каждая семья обсуждает свои планы относительно того, что или где пообедать со своими близкими сегодня днем.
Я снова тащусь за матерью, пока мы добираемся до дверей церкви, чтобы постоять в очереди и попрощаться с Отцом Элайджи.
Я чувствую жар на лице и шее, когда мы доходим до конца очереди. Я не знаю, почему сегодня все по-другому. Отец Элайджа был в нашей жизни на протяжении многих лет, всегда приходил, чтобы наставить мою мать в ее вере. Она пользуется его положением в церкви, чтобы исполнить роль, которую должен был играть в моей жизни биологический отец.
Может быть, из-за того, что я уверена, что меня застукали, когда я, так сказать, делала что-то неправильное, сегодня я чувствую себя по-другому. Возможно, я больше похожа на человека, изучающего его достоинства, когда должна была петь гимн вместе со всеми остальными.
Я провожу руками по пудрово-голубому хлопковому платью, которое сидит чуть выше колен и слегка облегает мою маленькую фигуру, чтобы убедиться, что оно не помялось от долгого сидения, а также для того, чтобы к тому моменту, когда он пожмет мне руку, ощущение липкости в ладонях уже давно исчезло.
Почти подошли. Еще несколько шагов.
Глава 2
Элайджа

Я произношу краткую молитву, чтобы помочь себе пережить следующий раунд прощаний, когда миссис Торнфилд подходит к двери. Единственное, ради чего стоит ее терпеть, – это ангел, который следует за ней по пятам в сияющем нимбе. Клянусь, эта девушка сияет, словно она неземное существо, не созданное для того, чтобы ходить по этой земле.
Не знаю, что имел в виду Бог, когда создавал ее, но сомневаюсь, что это было сделано для того, чтобы я упал на колени и поклонился ее алтарю. Очень жаль.
Могу только представить, какой божественный у нее вкус.
Я изо всех сил стараюсь отогнать эти греховные мысли на задворки сознания и прочищаю горло, протягивая руку, чтобы пожать ее презренной пожилой женщине. Мне кажется, что мне придется вырвать свои пальцы из ее хватки, когда я отдергиваю руку.
Я спешу пожать руку ее дочери в надежде, что ее мать не схватит меня снова.
Ее дочь, Изабелла, представляет собой разительный контраст со своей матерью. Она такая же красивая, только в Изабелле больше красоты. В ней больше всего. В ее глазах тепло и доброта, которых так не хватает миссис Торнфилд.
Когда я пожимаю руку Изабеллы, то не могу не отметить нежное прикосновение и искреннюю улыбку, украшающую ее губы. Это долгожданное облегчение – на мгновение отвлечься от напряжения, которое всегда сопровождает присутствие миссис Торнфилд.
– Рад тебя видеть, Изабелла. – Говорю я, беря ее руку в свою.
– Просто Белла. Я тоже рада вас видеть, Отец Элайджа. – Робко шепчет она в ответ. Мне нравится ее реакция каждый раз, когда я называю ее полным именем при каждой нашей встрече, а это бывает довольно часто.
Ее румяные щеки и раскрасневшиеся шея и грудь говорят мне о том, что она так же, как и я, взволнованна нашим разговором. Разница лишь в том, что у меня были десятилетия практики в сокрытии своих земных желаний. А у нее – всего несколько лет. Если она думает, что скрывает свои желания, то сильно ошибается.
Она хлопает ресницами и поднимает взгляд, чтобы встретиться с моими глазами, и я снова поражаюсь светло-голубым глазам, которые встречают мои темно-синие. В глазах Беллы мелькает озорной блеск.
Как будто она знает, какое влияние оказывает ее мать на людей, и находит в этом забаву. Я не могу не поддаться ее игривой натуре, находя утешение в том, что в ней есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Но как только наступает момент передышки, он исчезает. Миссис Торнфилд прочищает горло, напоминая всем нам о своем присутствии. Она уводит Беллу, оставляя меня стоять на месте, испытывая смесь разочарования и тоски. Это знакомое чувство, которое стало слишком частым в моем общении с семьей Торнфилд на протяжении многих лет.
Я смотрю, как они исчезают за дверью, и ангельское сияние присутствия Беллы меркнет с каждым шагом. Я не могу не задаться вопросом, каково это – иметь ее рядом с собой, ощущать ее свет и тепло ежедневно, а не раз или два в неделю. Но реальность наступает, напоминая мне об огромной пропасти между нами. Мое положение в церкви, не говоря уже о разнице в возрасте. Прихожане были бы в ярости.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь стряхнуть с себя затянувшиеся мысли и эмоции. Пора сосредоточиться на выполнении поставленной задачи, пройти через море прощаний и вежливых разговоров, которые ждут меня впереди. Но в глубине души я не могу не надеяться, что однажды мне представится возможность вкусить божественную сладость, которую воплощает в себе Белла.

Я стою на трибуне, читая проповедь прихожанам, и поднимаю взгляд, чтобы увидеть Беллу, стоящую на передней скамье рядом со своей матерью. Несмотря на присутствие матери, а может, и вопреки ему, Белла медленно поднимает платье по бедрам и опускается на свое место, слегка раздвигая ноги, давая мне возможность увидеть то, что я так сильно хочу потрогать и попробовать.
Я бросаю на нее взгляд, и она знает, что делать. Она сползает на пол, и все начинают смотреть на нее, пока она ползет ко мне и поднимается по пяти ступенькам к алтарю. Я наблюдаю, как мягко колышется ее грудь, пока она идет ко мне.
Достигнув цели прямо передо мной и опустившись на колени у моих ног, она не останавливается, расстегивая мои брюки и освобождая мой член от сковывающей его ткани.
Я замолкаю лишь на мгновение, чтобы наклониться и дать ей дальнейшие указания.
Я шепчу ей на ухо: – Будь хорошей девочкой и заставь папочку кончить.
Она облизывает кончик моего члена. Попробовав сперму на языке, одобрительно хмыкая. Проводя языком по головке и медленно облизывая каждую сторону моего ствола, она спускается и поднимается по одной стороне, а затем переходит на другую, останавливаясь, чтобы облизать и медленно втянуть мои тяжелые яйца в свой сладкий, но греховный рот.
Приподнявшись, она кладет головку моего члена в рот и сосет так сильно, как только может. Быстро взяв меня, она прижимается головой к моему тазу, вгоняя мой член в горло, задерживает его и глотает. Я чувствую, как ее горло сжимается вокруг меня. Когда глаза начинают слезиться, она медленно отстраняется, продолжая неторопливо сосать.
Она поднимает руку, чтобы проследить за своим ртом, и, оторвав губы от меня, поворачивает голову и руки в разные стороны и снова берет меня, создавая невероятное ощущение, от которого мне почти хочется извергнуть свою разрядку в ее горло прямо там и тогда, но я жду.
Белла продолжает работать с моим членом, как будто она опытный профессионал, а не восемнадцатилетний подросток, которым она сейчас является.
Ритм продолжает нарастать, все остальные наблюдают за происходящим, но склоняют головы в молитве, пока я веду наше богослужение.
– Дорогой небесный отец… – говорю я с хрипотцой.
Я просыпаюсь посреди своей кровати после самого напряженного сна за долгое время. Я весь в поту и тяжело дышу.
Я потянулся, чтобы натянуть на себя простыни, так как от моих метаний и ворочаний большая часть покрывал слетела с кровати, и я не мог не заметить, что мой член стоит в полной готовности, твердый, как камень.
– Черт! – шепчу я про себя.
Я тянусь вниз и сжимаю свой член, пытаясь беззвучно приказать ему снова опуститься, но он делает все наоборот. Почему-то твердеет еще больше.
В голове начинают проноситься видения из моих снов, и я понимаю, что больше не могу себя сдерживать.
Я ложусь обратно на кровать и глажу свой член в бешеном темпе, представляя себе сцену из моего сна.
– Блять! – кричу я, вскакивая, направляясь в ванную и забираясь под душ, обливая все тело холодной водой, а стену душевой кабины – своей спермой.
– Это был всего лишь сон. – Бормочу я про себя, делая глубокий вдох и вздыхая одновременно с разочарованием и облегчением.
Пока что.
Глава 3
Белла

Сегодня мне исполняется восемнадцать лет. Я с нетерпением ждала этого дня с тех пор, как узнала обо всех преимуществах, которые он дает в глазах закона.
Можно было подумать, что я с нетерпением жду этого дня, чтобы оставить маму и уехать из Торнфилд-Мэнора, чтобы начать самостоятельную жизнь, когда я стану совершеннолетней. Но я смирилась с тем, что не смогу сделать это сразу.
Не с матерью, которая держит меня в удушающей хватке, каждую секунду каждого дня.
Я могу легально покупать сигареты, если у меня когда-нибудь возникнет желание умереть медленной и мучительной смертью, вызванной болезнью, которая распространяется по легким, заставляя меня задыхаться изо дня в день до самого конца.
Нет, спасибо.
Или служить в армии, если я захочу поступить на службу. Но я едва выживаю благодаря матери. Я даже не могу представить, как я переживу командировку.
Этого не произойдёт.
Самым большим плюсом этого нового года в жизни Беллы Торнфилд, несомненно, является тот факт, что теперь я могу легально вступать в блуд с любым мужчиной, которого пожелаю.
Самый большой минус в том, что ни за что на свете единственный мужчина, которого я хочу, не захочет меня так, как я хочу его. Особенно когда мама смотрит на него через обеденный стол, словно он ее последняя трапеза.
– Аминь, – говорит Отец Элайджа, чтобы закончить благословение еды перед тем, как мы начнем есть.
– Выглядит очень аппетитно. Спасибо, миссис Торнфилд.
Я не могу не фыркнуть от веселья, когда Отец Элайджа благодарит матушку за еду, которую мы собираемся съесть, как будто она заходила на кухню, разве что для того, чтобы приказать людям, которые на самом деле готовят еду, которой мы наслаждаемся.
– Мне очень приятно, Отец Элайджа.
Она воркует, протягивая руку и поглаживая мое бедро, снова глубоко впиваясь ногтями в кожу. Я не удивлюсь, если она прорвет кожу и снова пустит кровь.
Я продолжаю опускать взгляд на еду в своей тарелке, сдерживая хныканье, и старательно пытаюсь сдержать слезы, наполняющие мои глаза.
Я не хочу, чтобы эта женщина видела, как я плачу, зная, что ей не доставит ничего, кроме радости, услышать мою боль. Ей придется довольствоваться тем, что я молча страдаю. К несчастью для меня, я уверена, что она получает от этого почти такое же удовольствие.
Она уже много лет пытается сломить меня, и ей это не раз удавалось. Но ей еще не удалось сломить меня на глазах у мужчины, стоящего перед нами, и я намерена не останавливаться на достигнутом.
Я отказываюсь дать ей возможность понять, как сильно она на меня влияет. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и заставляю себя улыбнуться: – Да, спасибо, мама. Выглядит очень аппетитно.
Отец Элайджа бросает на меня обеспокоенный взгляд, но я быстро отвожу глаза, не желая, чтобы он оказался вовлечен в эту извращенную динамику. Он всегда не замечал истинной природы матушки, ослепленный ее очарованием и красотой. Но я знаю правду и научилась самостоятельно ориентироваться в этом коварном доме.
Откусывая от блюда, я не могу не замечать изысканные ароматы, которые пляшут на моем языке. Шеф-повар, который остается скрытым за дверями кухни, – настоящий художник, создающий эти кулинарные шедевры. Я молча благодарю его за мастерство и самоотверженность, зная, что именно он заслуживает похвалы.
Мать же, напротив, упивается вниманием и обожанием, которые она получает просто за то, что является хозяйкой дома. Ей нравится власть, которую она имеет над всеми, особенно надо мной. Но я отказываюсь позволить ей сломать себя. Я буду терпеть ее жестокость и манипуляции, оттягивая время, пока не смогу вырваться из этого удушающего существования.
С каждым днем я становлюсь все сильнее и решительнее, чтобы проложить свой собственный путь. Я мечтаю о жизни, где я буду свободна от лап матери, где я смогу заниматься своими страстями и окружать себя людьми, которые искренне заботятся обо мне. А до тех пор я буду играть роль послушной дочери, скрывая свои истинные эмоции за маской послушания.
Пока продолжается разговор за ужином, я молчу, наблюдая за общением Отца Элайджа и матери. Я вижу их шараду насквозь, и это только подстегивает мою решимость вырваться из этой токсичной среды.
Однажды я вырвусь из-под контроля матери. И когда этот день наступит, я оставлю позади тьму этого дома и выйду на свет своей собственной судьбы. А до тех пор я буду терпеть и находить утешение в маленьких моментах неповиновения, которые поддерживают мой дух.
После того как мы закончили трапезу, мама отпустила меня, рассчитывая, что я сразу же отправлюсь в свою комнату и буду выполнять свой ночной распорядок: мыться, чистить зубы и мыть волосы, облачаться в ночную рубашку и следовать ночному режиму ухода за кожей, которого она предписывала мне придерживаться столько, сколько я себя помню. Затем я читаю Библию и, стоя на коленях у кровати, читаю молитву перед сном, чтобы проснуться и повторить все заново на следующий день.

Я просыпаюсь от звука удара, не зная, как долго я спала. Я лежу в постели несколько минут, прислушиваясь к звукам, чтобы понять, не разыгралось ли мое воображение, пока я дремала, и слышу звук еще несколько раз.
Не в силах определить, что и откуда звучит, я встаю с кровати и выскальзываю из комнаты, чтобы выпить стакан воды и исследовать странный шум.
Идя по коридору, я слышу приглушенные голоса, доносящиеся из крыла напротив моего. Эти звуки легко разносятся по нашему тихому, пустому дому глубокой ночью.
Я на цыпочках иду по коридору. Чем ближе я подхожу к комнате матери, тем более различимыми становятся голоса.
– О Господи! – слышу я голос матери и предполагаю, что она расстроена и ищет совета у Господа через молитву. Но вслед за этим раздается стук, а затем начинаются шлепки.
– Получи! – слышу я рык мужского голоса.
Меня вдруг осеняет, что я являюсь свидетелем того, как моя мать грешит больше, чем когда-либо в своей жизни. Но при этом она относится ко мне как к самому грешнику из всех, кого она когда-либо знала.
Меня тянет к двери ее спальни. Мне до смерти хочется увидеть, кого она поймала и запутала в своей паутине обмана. Я медленно пробираюсь к проему и заглядываю туда, где дверь была приоткрыта ровно настолько, чтобы увидеть предательский взгляд.
Мне кажется, что мои глаза должны быть пропитаны святой водой после того, как я стала свидетелем действий, происходящих между Отцом Элайджем и моей матерью. Но на самом деле я не могу винить ни одного из них.
Есть много причин, по которым моя влюбленность в Отца никогда не сможет стать чем-то большим, чем просто влюбленность. Простой влюбленностью. Он священник. И сейчас, когда я вижу, что происходит передо мной, это не имеет особого значения. Однако разница в возрасте между нами огромна, как Гранд Каньон.
Сейчас у меня день рождения, так что мои восемнадцать лет по сравнению с пятьюдесятью двумя годами жизни отца Элайджа на этой земле просто не поддаются сравнению. Я молода, неопытна. Зачем ему я, если он может заполучить кого-то вроде моей матери, которая явно больше подходит на роль шлюхи.
Но я не могу оторвать взгляд от кошмара, который разворачивается сейчас на моих глазах, всего в нескольких футах от того места, где я стою.
Мне каким-то образом удалось полностью отвлечься от матери и обратить внимание на легкую ухмылку, дергающуюся в уголках рта Отца Элайджа.
Я перевожу взгляд на него и быстро понимаю свою ошибку. Когда я встретилась с ним взглядом, его глаза уже были прикованы к моим.
Глава 4
Элайджа

Я наблюдаю, как маленькая незваная гостья отбегает от двери. Выражение любопытства и интриги на ее лице, когда она стоит там, достаточно, чтобы я нашел свое освобождение. Наконец-то.
Реджина симулирует очередной оргазм. Зачем, я не знаю. Я уже подарил ей парочку, и это даже не входило в мои планы. Меня меньше всего волнует, получит ли она что-нибудь от этой договоренности. Но обычно у меня так много времени уходит, чтобы добраться до нее, что она обязательно получит один-два раза за это время.
Мы договариваемся уже много лет. Она хранит мой секрет, а я – ее. Но я редко поддаюсь на ее ухаживания. Однако сон о Белле, приснившийся мне прошлой ночью, разбил разум на осколки, и сейчас мне трудно отличить верх от низа. Мне нужно было что-то, чтобы снять напряжение и отвлечься от ее соблазнительной дочери.
Я отступаю назад и заправляю свой член обратно в брюки. Нет необходимости полностью раздеваться. Я никогда не позволяю себе прелюдий. Боюсь, это даст Реджине Торнфилд слишком много надежд и боеприпасов, если она решит разыграть карту или две. Не знаю, что это будет за игра, но я знаю ее достаточно давно, чтобы понять, что манипулирование – это ее игра, и играет она хорошо.
– Дорогой, ты не останешься?
Она отчаянно хнычет, пока я собираю свои вещи и направляюсь к двери.
Я на мгновение замираю, держа руку на дверной ручке. В ее голосе чувствуется отчаяние, но я знаю, что лучше не поддаваться на ее мольбы. Если я уступлю хоть на дюйм, она возьмет милю. Я поворачиваюсь к ней лицом, выражение моего лица твердое и решительное.
– Реджина, мы уже проходили это, – говорю я, мой голос тверд. – Это опасная игра, в которую я отказываюсь играть с тобой. Ты это знаешь.
Ее глаза сужаются, в них мелькает гнев, который она быстро скрывает соблазнительной улыбкой.
– Но Элайджа, у нас была договорённость на протяжении многих лет. Ты не можешь отрицать, что между нами что-то есть.
Я качаю головой: – То, что у нас есть, – не более чем извращенная иллюзия, Реджина. Мы используем друг друга. Так было всегда и так будет впредь. Но пришло время посмотреть правде в глаза и двигаться дальше.
В последнее время она все больше давит на меня, и по выражению ее лица я могу сказать, что она надеется на гораздо большее, чем я когда-либо смогу дать. Я и так едва могу выносить эту женщину.
Она делает шаг ближе, ее голос понижается до низкого, соблазнительного шепота.
– Ты не можешь отрицать страсть, которую мы разделяем, Элайджа. Она опьяняет, не вызывая сомнений.
Я стиснул зубы и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить свой гнев. Вот почему мне не следовало соглашаться на это все те годы.
– Ты была удобна. Не более того. Я ясно дал это понять с самого начала. – Напоминаю я ей.
В ее глазах мелькает смесь разочарования и отчаяния.
– Ты совершаешь ошибку, Элайджа. Ты пожалеешь, что ушел от меня.
Я встречаю ее взгляд, мой голос полон решимости.
– Наши жизни и так переплетены. Пришло время покончить с этим соглашением и двигаться дальше.
Я выхожу из ее комнаты, закрывая за собой дверь.
Пусть я запутался в паутине секретов и обмана, но я отказываюсь играть в ее игры. Я найду способ выпутаться из этого извращенного существования, так или иначе.
Я направляюсь к лестнице, но прохожу мимо нее, чтобы посмотреть, чем занята Белла и вернулась ли она в свою комнату после того, как застала нас с матерью вместе.
Из-за двери доносятся звуки разочарования. Я медленно поворачиваю ручку и заглядываю внутрь, чтобы увидеть Беллу, сидящую перед зеркалом во весь рост. Обнаженной.
Ее ноги раздвинуты, а в зеркале отражается ее недавно исполнившаяся восемнадцатилетняя киска. Видно, что она никогда не ухаживала за собой, так как волосы покрывают ее интимную зону. Но все не так уж плохо. Она может побриться, если захочет. Лично я предпочел бы видеть ее гладкой.
Я наблюдаю, как она расправляет руку, обхватывая себя между ног, и пытается, похоже, сжать и растереть всю область сразу, и не могу сдержать ухмылку, которая расползается по моему лицу. Я сдерживаю смех, который так и норовит вырваться на свободу.
Я могу только предположить, что бедная девушка пытается мастурбировать, и, судя по повторяющимся стонам разочарования, а не удовольствия, слетающим с ее губ, никто никогда не учил ее, как это делать.
Смесь вины и желания бурлит во мне, борясь за доминирование. Я знаю, что не должен быть здесь, не должен так вторгаться в ее личную жизнь, но любопытство и извращенное чувство тоски заставляют меня остаться.
Глаза Беллы расширяются от шока, когда она видит меня в отражении зеркала. Она быстро прикрывается, по ее щекам разливается румянец смущения.
– Отец Элайджа! Что вы здесь делаете? – заикается она, ее голос наполнен смесью удивления и беспокойства.
Я делаю шаг в комнату и встречаюсь с ней взглядом.
– Прошу прощения, Белла. Я не хотел вмешиваться. Я просто… хотел убедиться, что с тобой все в порядке, – спотыкаюсь я на полуслове, пытаясь найти правдоподобное оправдание своему присутствию.
Она скрещивает руки на груди, ее глаза сужаются от подозрения. – Проверяете, все ли со мной в порядке? Ворвавшись в мою комнату без предупреждения?
В ее тоне слышится нотка гнева, но также и любопытство.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь вернуть себе самообладание.
– Я услышал какие-то звуки и подумал, что что-то не так. Я не хотел вторгаться в твое личное пространство, Белла. Пожалуйста, прости меня.
Я не могу не думать о том, как иронично то, что она играет со мной в эту игру после того, как несколько минут назад я застал ее с удивлением наблюдающей за тем, как я трахаю ее мать.
Она изучает меня какое-то мгновение, и выражение ее лица слегка смягчается.
– Хорошо, отец Элайджа. Только… пожалуйста, в следующий раз стучите. Я ценю свое личное пространство.
Я киваю: – Конечно, Белла. Обещаю, что этого больше не повторится.
Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, какая-то часть меня задается вопросом, что бы произошло, если бы я прошел еще дальше в комнату и продолжил наблюдать за ней. Улыбка, кажется, возвращается, но я быстро отгоняю эту мысль, зная, что потакание подобным фантазиям приведет лишь к дальнейшему разрушению.
– Отец Элайджа? – окликнула она, когда я начал уходить.
– Да? – спрашиваю я.
Она удивляет меня тем, что медленно опускает руки, вновь открывая мне свою пышную молодую грудь. Ее длинные светлые волосы струятся по обеим сторонам, лаская их. Ее маленькие розовые соски сжаты, и мне так и хочется провести языком туда-обратно по напрягшимся маленьким бутонам.
Я вижу страх отказа в ее глазах, ясный как день.
– Может, вы покажете мне, как это делается? – шепчет она.
Я чувствую, как меня охватывает нетерпение и неверие, пока я пытаюсь осмыслить ситуацию, разворачивающуюся перед моими глазами. Эта молодая женщина, искавшая у меня совета и утешения, теперь стояла передо мной с просьбой, которая переходила границы, которых я никак не ожидал.
Мой разум метался в поисках нужных слов для ответа, но все, что мне удалось, – это заикающееся: – Я… прости, но это неуместно. Я здесь для того, чтобы предложить духовное руководство, а не для того, чтобы заниматься такими интимными делами.
Как только я произнес эти слова, я понял, что несу полную чушь. Она застала меня врасплох. Сегодня ее восемнадцатый день рождения, и я отсчитывал дни.
Выражение ее лица меняется от страха к разочарованию, и я чувствую уязвимость в ее голосе, когда она тихо умоляет: – Пожалуйста, Отец Элайджа, я не знаю, к кому еще обратиться. Я доверяю вам, и мне нужна ваша помощь.
Я наблюдаю, как ее глаза наполняются слезами. Мое сердце болит за нее, понимая, какую боль и смятение она, должно быть, испытывает. Но как человек верующий, я связан своими клятвами и моральным кодексом, которым руководствуюсь в своих поступках. С другой стороны, моя душа уже помечена для ада, так что к черту мораль. Если уж я попал в ад, то пусть это будет достойная поездка.








