Текст книги "Таинственный воин"

Автор книги: Трейси Хикмен

Соавторы: Лора Хикмэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

11
ФАМАРИНСКИЕ ИГРАЛЬНЫЕ ФИГУРЫ

Комнаты Дуинуин находились на северной стороне дворца и выходили наружу над главными воротами. В этой части великолепного здания жили слуги королевы, третья каста первого сословия: служанки, дворецкие, уборщики, официанты, посудомойки, сушильщики, портные, повара, камергеры – в общем, все, кто обслуживал покои королевы. Каждый из них гордился своей принадлежностью к привилегированной касте. Все эти фаэ чтили своих предков за то, что те обеспечили им подобные привилегии, и делали счастливыми своих детей, передавая им обязанности по наследству.

Счастливая каста королевских слуг могла смотреть из сияющих хрустальных окон своих комнат на жителей Кестардиса, которые спешили по делам и были во всех отношениях ниже дворцовых фаэ. Рабочие и торговцы второго и третьего сословий относились к более низшему рангу – и слуги, глядя на них из окон, радовались, что не имеют с ними ничего общего. Конечно, были и касты, стоящие над слугами, – ученые, воины, члены королевского рода, – и они, в свою очередь, взирали на слуг сверху вниз из своих комнат в Святилище. Но слуги были вполне довольны таким порядком вещей.

Только Искатели выбивались из уклада этого мира.

Искателей было немного, и они принадлежали к касте слуг, но на особых условиях. Они имели так называемое «иное зрение», и дар этот мог появиться у представителя любой, даже самой низшей касты. Если такое случалось, это быстро привлекало внимание кого-нибудь из придворных Кестардиса, и обладателей редкого драгоценного таланта подвергали испытаниям. Если оказывалось, что у них действительно есть иное зрение, они навсегда покидали свое прежнее сословие.

Вот почему другие слуги смотрели на Искателей очень подозрительно и нередко – с завистью. Искатели нарушали великий порядок, созданный богами фаэри. Это было несправедливо и неестественно, поэтому остальные члены новой касты Искателей сторонились их и терпели лишь потому, что так предписывал королевский указ, и лишь настолько, насколько повелевала королева – и ни на йоту больше.

Дуинуин не обращала внимания на презрение слуг. Оно превратилось для нее в нечто вроде легкого неприятного сквозняка – сначала он беспокоит, но со временем перестаешь его замечать. И пренебрежение окружающих больше не тревожило ее.

Поэтому когда она приземлилась на главном балконе, она не обратила внимания на косые взгляды. Идя по длинному извилистому коридору с отполированным мозаичным мраморным полом, она ни с кем не заговаривала, и никто не заговаривал с ней. Хотя тут было полно фаэри, состоявших, как и она, на службе королевы, в большем одиночестве она не была бы даже на вершине пиков Звездного Престола.

Дуинуин прошла мимо сводчатых дверей, каждая из которых отличалась от остальных – форма дверного проема обусловливалась структурой живого дерева, из которого была создана. Наконец Искательница приблизилась к хорошо знакомой двери и дотронулась до нее. Волокна дерева от прикосновения ее теплой руки изогнулись, и две створки разъехались в стороны, открыв круглый вход.

Дуинуин быстро шагнула внутрь и велела двери закрыться. Если бы кто-нибудь из горничных в этот миг прошел по коридору, она не смогла бы объяснить, почему в ее комнатах царит такой беспорядок. От одного взгляда на него помешанные на чистоте пикси могли бы упасть в обморок или даже скончаться на месте.

Стиль ее комнаты можно было бы охарактеризовать как бедлам раннего периода... То есть стиля не было вовсе. Мебель, которую некогда подарила Дуинуин королева, еще можно было рассмотреть, если знать, куда именно вглядываться, но на ней горами валялись яркие ткани, картины, резные безделушки, свитки, одежда, постельное белье, исписанные бумажки, пачки пергамента и всевозможные игрушки и игры.

Каван влетел в комнату, согнувшись под тяжестью стопки одежды Дуинуин.

– Вижу... ты работаешь... – пропыхтел он, тяжело дыша.

Дуинуин поморщилась. Так бывало всегда, когда она торопилась найти новую истину. Потом поиск настолько захватывал ее, что она уже не могла отвлекаться ни на что другое, и скоро безупречной чистоты ее комнаты – как не бывало.

Она вздохнула.

– Да, я работала. Но сейчас я слишком расстроена, чтобы сосредоточиться. Мне надо отдохнуть.

– Отдохнуть! В королевстве столько бед, а ты хочешь...

Дуинуин глянула на Кавана так, что тот замер в воздухе.

– Подожди пару минут, – он содрогнулся от тяжести своей ноши, – и я тебе постелю.

– Да нет же, я не устала, – раздраженно отмахнулась Дуинуин, глядя в ночную тьму за окном.

Город внизу уже уснул. Над пустыми улицами пролетали только фаэ из городского ополчения – они ярко светились в темноте.

– Я просто хочу немного поразмыслить.

– Размышление – это тоже работа, – фыркнул Каван, роняя принесенную стопку одежды в большую корзину, стоящую в углу комнаты. – Может, сыграем во что-нибудь, что не требует размышлений?

Дуинуин усмехнулась.

– Да, это бы было неплохо, Каван. Только недолго. Как насчет силан-сила?

– Насчет чего? – переспросил Каван.

Его голос был еле слышен из-под очередной груды белья, с которой он летел через комнату.

– Не важно. Я разложу игру!

Искательница скинула с плеч свою официальную мантию и бросила ее на плывущую мимо стопку, из-за которой почти не видно было Кавана. Стопка дрогнула и опустилась ниже, когда к ней прибавилась лишняя тяжесть. Каван охнул.

Дуинуин схватила несколько листов пергаментов со стола в центре комнаты и переложила на рабочий стол у окна. Там вообще-то тоже не было свободного места, поэтому она просто положила листы поверх других, взяв себе на заметку, что надо будет потом все это разобрать. Вскоре она расчистила место на столе и на двух стульях.

– Ты не знаешь, куда я положила игру? – крикнула она Кавану, копаясь в деревянных коробках в углу.

– Не знаю! – ответил возвратившийся в комнату Каван. Он устал, потому светился розоватым светом. – Ты мне сто раз велела не трогать твои вещи, где бы они ни валялись.

– Знаю. Я просто думала, может, ты видел, куда я... А, вот, нашла.

Искательница вытащила из-под кучи свитков большой ящик из лакированного палисандра.

– Замечательно, – буркнул Каван. – Наше королевство вот-вот рухнет, а я сижу здесь и жду, когда ты меня обыграешь.

– Кто знает, может, на сей раз судьба окажется к тебе благосклонна, – улыбнулась Дуинуин, доставая из большого ящика коробку поменьше.

– Я боюсь твоего искусства, а не капризов судьбы. – Каван спланировал вниз и уселся на подушку напротив Искательницы. – Но если это поможет тебе отдохнуть, рад буду услужить.

Дуинуин раскрыла коробку и разложила на столе – получилось игровое поле с высокими бортиками. Поверхность коробки украшала изящно переплетенная резьба. Именно красота игрового поля заинтересовала Дуинуин, когда она впервые увидела игру в странной лавчонке в Бэй Нарроуз. Хозяин лавки сказал, что купил эту вещицу у торговца из Шиваша, но не знал, где тот ее раздобыл.

Игра нравилась Дуинуин; вот только партнера найти было нелегко. Играть с особами из королевской семьи ей было не по чину, а члены собственной касты не хотели с ней знаться. Оставался Каван, которому вообще-то уже надоело так часто проигрывать.

– Можешь первым выбрать цвета, – вежливо предложила Дуинуин, открывая внутренний ящик.

Там лежали четыре набора старых игральных костей, отличающиеся друг от друга по цвету. Грани всех костей украшали разные рисунки.

– Ты всегда даешь мне первым выбирать цвета, – нахмурился эльф.

– Тогда давай бросим жребий, – предложила Дуинуин.

Эльф улыбнулся и засветился ярче.

– А, то-то же! Я выбираю четыре и три.

– А я – все одиннадцать, – сказала Дуинуин с улыбкой и вытащила все одиннадцать серых камней с точками из ящика. – Готов?

– Минутку, – отозвался Каван. Он вытащил три черных и четыре желтых камня, но с трудом удерживал их. – Минутку... да, я готов.

Дуинуин кивнула.

– Готов? Тогда бросай!

Они оба бросили кости на игровое поле. Те покатились, сталкиваясь друг с другом и подпрыгивая, и через несколько мгновений застыли на доске. Дуинуин немножко поправила их, потом подняла голову и вопросительно посмотрела на эльфа.

– Пожалуй, я возьму серый, – жизнерадостно заявил Каван.

– Что ж, – кивнула Дуинуин, – неплохая начальная позиция. Может, судьба на этот раз и впрямь будет к тебе благосклонна.

– Все может быть, – сказал эльф и завис над доской, внимательно разглядывая ее и задумчиво трепеща крыльями. – Но с судьбой никогда ничего не знаешь заранее, и у нее своеобразное чувство юмора. Она может запросто подкинуть проигрыш фавориту, а неудачнику даровать победу.

Дуинуин откинулась на спинку стула, обдумывая слова Кавана.

– Глубокомысленное заявление для эльфа. Ты, часом, не из касты ли ученых, а если – да, почему я об этом не знаю?

Каван фыркнул и передвинул большую игральную фигуру по вырезанной на доске линии.

– Нет, Искательница, я принадлежу всего лишь к третьей касте, но не прочь попасть туда, где поинтереснее.

Дуинуин покачала головой.

– Это, конечно, хорошо, Каван, но лучше бы ты не болтал об этом где попало. У меня и своих проблем хватает – не хватало еще выручать тебя из беды.

– А как ты жила раньше? – спросил Каван, снова опускаясь на стул. – В смысле до того, как ты появилась здесь?

– Да как тебе сказать... – отозвалась Дуинуин, обдумывая следующий ход. – Это было так давно, я уже толком не помню.

– Но ты же сменила касту! А кем ты была раньше?

– Каван, я уже сто раз тебе об этом рассказывала.

– Ну и что, расскажи еще разок.

– Ладно. Я принадлежала к шестой касте второго сословия, – рассеянно начала Дуинуин, передвигая два камня поменьше. – Отец мой был формовщиком в лесу Гриффит, чуть восточнее Киен Яниш. Мать тоже принадлежала к мастеровым. Она ткала лен – так, во всяком случае, мне запомнилось. Я вообще плохо помню ее – только то, что она часто грустила.

– И какая же истина привела девочку шестой касты из леса Гриффит во вторую касту, сделав главной Искательницей Кестардиса? – спросил Каван, хмуро изучая игральную доску.

– Ирония судьбы. – Дуинуин отодвинулась от доски и посмотрела в хрустальное окно, за которым была темнота. – Мой дар заметили в раннем детстве. Родителям нелегко было признать, что я не унаследовала их даров, но они надеялись, что, если я стану Искательницей, мне станет лучше жить. Странница четвертой касты взяла меня с собой для испытания, но сперва нам пришлось заработать на дорогу в Кестардис. Некоторое время я странствовала с ней; а когда мы показывали новые комбинации истин в Ривадисе, я попалась на глаза Искательнице Полонис. Помнишь ее?

– А как же, – отозвался Каван, делая наконец следующий ход. – Она была грубиянкой и никогда мне не нравилась.

– Ты просто не знал ее как следует, – возразила Дуинуин. – Она взяла меня на испытания, помогла обрести иное зрение и научила истинам жизни при дворе фаэ. Так я познакомилась с принцессой Айслинн и ее семьей. Потом Полонис погибла, и почти в то же самое время мать Айслинн взошла на трон. Судьба и истина...

Она замерла, уставившись на доску.

– Искательница? – позвал Каван, вскинув голову.

– Фигуры, Каван, – тихо проговорила Дуинуин. – С ними что-то не так.

Эльф внимательно осмотрел разложенные на доске камни.

– Не знаю, Искательница, по-моему, они такие же, как и раньше.

– А мне кажется, что доска – это вся земля Сине'шаи, – сказала Дуинуин, прищурившись. – А фигуры – люди на этой земле, и каждый из них ищет остальных.

– Это просто камни, Искательница, – возразил эльф.

– Вот это, – Дуинуин указала на большой серый камень с символом низшей касты, – бескрылый человек, которого я встретила у водопада! Он отправился в плавание навстречу своей судьбе. Эти, – указала она на камни на другой стороне доски, – идут за ним, заботясь о его благе. Но вон те гонят его к...

– К чему, Дуинуин? – взволнованно спросил Каван. – Я ничего не вижу!

Палец Дуинуин поплыл над доской к ближнему левому углу игрального поля. Остановился, указывая на три красных камня, один – большой, с символом низкой касты, два других – поменьше, с символами куда более высокой касты.

– К ним, – прошептала она. – Они гонят бескрылого человека к ним.

Дуинуин резко встала, сгребая камни с доски.

– Кажется, я искала ответ не там, где нужно. – Искательница взволнованно рассматривала игральные фигуры в своих ладонях. – Кажется, истина, которую я ищу, не принадлежит нашему миру.

– А мне кажется, Дуинуин, – радостно ухмыльнулся Каван, глядя на пустую доску, – что я наконец-то выиграл партию.

– Какие истины ты скрываешь, человек без даров? – прошептала Дуинуин большому серому камню, который держала в левой руке. – И навстречу какой опасности бежишь?

Она уставилась на красные камни. Один был теплым, второй – холодным, а третий вдруг показался ей очень знакомым.

12
ТРАГГЕТ

Я – грешник.

Мою душу терзает вина. Я молю об очищающей милости драконьего Ока. Я плачу кровавыми слезами при мысли об ожидающих меня муках и тоске, ибо я сошел с пути света и мой разум блуждает в кромешной тьме, вдали от взгляда дракона.

Но сейчас на меня смотрит не Васска. Моя душа открыта взору великанши. Это та крылатая женщина! Это ее прекрасные и ужасные очи молча изучают меня.

Ее красота – воплощенное искушение. Гладкая темная кожа внушает мне мысли и желания, нарушающие мои обеты. Она манит меня прочь от моей веры, от всего, чему меня учили, от всего святого и доброго. Она влечет меня во тьму. Голос ее – томительная песня, мучительную красоту которой невозможно передать словами. Я молюсь, чтобы никогда больше его не услышать, но сердце мое вопиет, что я отдал бы жизнь, лишь бы услышать его еще хотя бы раз.

Защити меня, Васска! Помоги мне, Васска! Дракон силы, дух творения, не оставляй меня страдать в одиночестве!

Я стою на ладони крылатой женщины-демона. Она выше гор, ее великолепная голова упирается в тучи. С ее ладони я смотрю на мир, расстилающийся далеко внизу. Берега Драконьей Глуши и море Чебон тянутся до самого горизонта, а моя родина, Хрунард, чуть видна в застилающей даль дымке. Я как будто стою над географической картой. Но это не карта – я смотрю на мир словно с облаков.

Значит, именно таким видят мир летящие над ним боги-драконы? Таким его видит Васска? Если да, то разве это не запретное зрелище, не совершаю ли я святотатства всякий раз, когда мои глаза упиваются его красотой?

Я запутался в сетях греха и брожу по путям порока. Но если бы я не согрешил, разве я не сошел бы с ума?

Укрепи мои силы, Васска!

Стоя на ладони женщины, я поворачиваюсь в другую сторону. Вот он, Васска! Неужели он пришел, чтобы меня освободить? Неужели он ответил на мои молитвы?

А вот и мать Эдана в церемониальном облачении. Я зову их, моля о помощи, но они не слышат! Я признаю свои грехи и прошу о прощении, но они не отвечают на мольбы! Я пытаюсь броситься к ним, заставить их выслушать и понять, но у темнокожего крылатого демона, что держит меня, другие замыслы.

Она медленно поворачивает руку ладонью вниз.

Я кувыркаюсь в воздухе, крича и пытаясь во что-нибудь вцепиться. Я падаю сквозь облака к водам пролива Хадран, лихорадочно озираясь. Мать Эдана бесстрастно летит вниз, и даже Васска пикирует, сложив крылья. Они падают, и их подхватывает дыхание крылатой демоницы. Эдана и Васска летят по ветру, и ее дыхание отбрасывает их к дальним берегам Храмра. Через несколько мгновений они уносятся так далеко, что я теряю их из вида.

Значит, я проклят? Васска отвернулся от меня? Неужели демоница сильней, чем боги нашего мира?

Сердце мое сжимается от отчаяния. Я не противлюсь судьбе. Я падаю, зная, что мне конец. Почему вера покинула меня в час испытания? Почему она меня подвела?

В чем я согрешил?

Черные воды моря мчатся мне навстречу. Теперь я вижу корабли флота Васски – они везут домой урожай приговоренных душ из дальних краев империи. Я падаю, корабли все ближе, их высокие мачты кинжалами возносятся в небо, тянутся ко мне. Эти смертоносные игрушки с каждой минутой становятся больше.

На моих глазах корабль внизу со стоном меняет очертания. Его борта шевелятся, доски палубы жутко взбухают, мачты изгибаются – и корабль превращается в человеческое лицо... В лицо того самого человека!

Человека из моих снов... теперь он преследует меня и днем. Спал ли я, когда увидел его у водопада? А вот теперь он явился в виде изуродованного корабля в бурном море. Волны бьют о его лицо, текут из уголков его глаз, как огромные соленые слезы. Глаза смотрят на меня невидящим взором, деревянное лицо исполнено муки. Рот распахнут, за ним черная бездна. Человек словно обращает ко мне безмолвный крик, и мой собственный крик не может заполнить пропасть.

Я падаю в разверстую деревянную пасть, в вечную тьму.

(«Признания» из «Бронзовых кантиклей», том VI, манускрипт 3, листы 14—16)

Траггет внезапно проснулся и задрожал во мраке. Паланкин под ним плавно покачивался, притороченный к спине торуска. Траггет возлежал на удобных подушках, но его трясло от панического ужаса.

Инквизитор раздвинул занавески. Сквозь предрассветную дымку доносился соленый запах моря. Они двигались всю ночь, стараясь обогнать рассвет. Тьма уже поредела, а они все еще не добрались до того места, где им следовало сделать очередную остановку. Траггет слегка наклонился и хрипло прошептал погонщику, который сидел на шее торуска перед паланкином:

– Гендрик! Далеко еще?

Гендрик слегка повернулся в седле. Он был опытным погонщиком и даже во время разговора продолжал осторожно подталкивать правый бивень торуска длинным кривым шестом.

– Мы движемся довольно быстро, господин инквизитор. Наши подопечные еще до рассвета будут на борту корабля.

Гендрик снова начал смотреть вперед. Траггет уже не в первый раз за ночь задавал этот вопрос.

– Отдохните, господин. Я разбужу вас, когда мы приблизимся к порту. Спите.

Траггет подался назад и снова скрылся за занавесками.

«Спать? – подумал он. – Если бы я мог, я бы вообще не спал».

Он потер руками лицо и прижал ладони ко лбу. Может, если надавить посильнее, мучительные видения прекратятся? Если бы можно было вырвать их и снова стать чистым и святым. Он перестал бы жить в этом кошмаре, и все стало бы как положено, как и было раньше.

Но лицо из видений все еще тревожило его. То же самое лицо являлось ему во снах много недель назад, в его комнате в храме Цитадели Васски. Именно тогдашние яркие сновидения погнали его через море в Драконью Глушь и безошибочно привели в захолустный заурядный городишко. Он вспомнил, как гадал – что же означает его сон. Он был уверен, что это какое-то предзнаменование или указание на некую проблему, которую он найдет в городке и разрешит. Во всяком случае, так он твердил себе в течение всего рокового путешествия.

А потом, к ужасу своему, обнаружил, что привидевшийся ему человек не был плодом его воспаленного воображения, а самой настоящей реальностью. И теперь Траггет, словно мотылек, вьющийся у огня, вновь и вновь вспоминал лицо этого человека, зная, что в нем заключается его погибель, и все же не в силах был избавиться от наваждения.

Только одна мысль давала ему надежду. Если он поймет эти ужасные видения, больше их не нужно будет бояться. В темноте дети боятся чудовищ, но при ярком свете тьма рассеивается, монстры исчезают или оказываются всего лишь сном. То, что преследовало его, и впрямь являлось к нему во сне – если бы он смог озарить сны светом понимания, возможно, избавился бы от них и очистился от греха.

Все это было как-то связано с призраком из его кошмаров, который вдруг обрел плоть.

«Значит, пламя появляется вместе с мошкой, – думал Траггет. – Но на этот раз мошка изучит пламя с безопасного расстояния и когда хорошенько поймет его природу... Пламя погаснет».

К югу от Беготской возвышенности до самого северного берега моря Чебон тянулась долина, на которой тут и там стояли пологие холмы. Между ними вилась Южная Прибрежная дорога, она вела к крупному порту Мыс Хадран и дальше – на западное побережье, в более обжитые места. За долгие годы дорогу плотно утоптали путники, торговцы и их скот, который гоняли туда-сюда; в земле были выбиты глубокие колеи.

Гендрик хорошо знал этот путь, но он знал и другие здешние дороги. В предрассветном сером тумане он зацепил крюком шеста один из бивней торуска и подтолкнул его вправо. Торуск послушно повернул голову и, покинув проезжий путь, зашагал по едва различимой тропинке. Другие торуски каравана последовали за ним, взбивая пыль большими когтистыми лапами. Сквозь эту пыльную тучу они начали спускаться к морю.

В изгибе вытянутой бухточки стоял заброшенный городок Каменный Порт. Рыба здесь ловилась плохо, а воды были слишком открытыми, чтобы давать судам надежную гавань.

Однако иногда даже недостаток может оказаться достоинством. Поскольку дела у них шли плохо, местные жители радовались любой возможности подзаработать.

Они были благодарны церкви за ее щедрость, поэтому держали рты на замке и не болтали о том, что здесь творилось. Кроме того, залив хотя и был открытым, но достаточно глубоким, чтобы в нем могли, не привлекая внимания, встать на якорь большие корабли Пир.

Траггет разглядывал городок, к которому приближался караван. Люди послушно заперли двери и закрыли ставни всех домов и лачуг. Никто не хотел знать, кто движется мимо их убогих домишек. Наверняка здешние жители говорили себе, что для добрых членов Пир Драконис – смертный грех сомневаться в справедливости действий инквизиторов. К тому же большие рыжевато-бурые корабли, стоявшие сейчас в бухте со свернутыми парусами, скоро уйдут, а город получит награду за свою добродетельную слепоту.

Грязная дорога вывела караван на большую поляну к востоку от рыбачьей пристани. Траггет увидел, что рыбацкие лодки уже ждут на берегу; в каждой из них сидели матросы с кораблей, принадлежавших монахам Пир. Траггет улыбнулся. Он слышал, что Пир Элар, тайные агенты ордена Кардис, отлично знают свое дело, но ему редко приходилось куда-то выезжать, чтобы лично в этом убедиться. Местные жители явно не возражали, чтобы их лодками воспользовались агенты Элар – скорее всего, за дополнительную плату. А с точки зрения церкви все обстояло наоборот: это рыбаки присматривали за лодками, которые принадлежали ордену Кардис, но требовались ему лишь время от времени. То был замечательный уговор, и все были им довольны...

Кроме Избранников, конечно. При этой мысли улыбка Траггета угасла. Да, все, кроме Избранников.

Монахи его ордена спустились из своих паланкинов и собрались в конце колонны. Всю ночь они приглядывали за своими подопечными. В последнее время пленники вели себя спокойно – их укачало движение торусков, и они оставили надежду. Теперь, когда караван остановился, они снова зашевелились. Монахам-инквизиторам придется наблюдать за ними повнимательнее.

– Не хотите ли подняться на борт, господин? – спросил Гендрик.

Траггет все еще медлил, изредка высовываясь из-за занавесок, чтобы украдкой посмотреть, как идут дела в караване.

– Нет, Гендрик, спасибо.

– Но господин, шлюпка уже ждет у пирса.

– Нет! – ответил Траггет более резко, чем собирался. – Нет, спасибо. Я поднимусь на борт, когда сочту нужным.

– Да, господин.

Одного за другим торусков ввели в прибрежную воду, чтобы клетки с Избранными оказались вровень с бортами рыбацких лодок с мелкой осадкой. Потом каждую клетку подцепили и скинули на дно лодки, так что люди в клетке валились друг на друга и вскрикивали, заставляя кричать и других пленников.

Их никто не слушал.

Траггет смотрел из своего паланкина, как клетки поднимают на борт кораблей. Скоро палуба одного из судов была забита до отказа. Лоцман Абот-Марей встал на носу и крикнул, глядя на воду внизу. Гладь моря внезапно забурлила, и огромный морской змей, дракон глубин, подтолкнул корабль снизу и вынес его из гавани. Через несколько минут место этого корабля занял другой, и все повторилось.

«Где же тот человек? – тревожно гадал Траггет. – Где он? Неужели мне вчера все приснилось? Или нет? Нет, это не могло быть всего лишь сном. Я видел того человека дважды, и...»

Вон он! Высокий и худой, со встрепанными волосами и раскрасневшимся лицом. На нем все еще был нелепый розовый дублет. После побега, загнав его обратно в клетку, монахи посменно сторожили его. Никто не понял, как он сбежал – это осталось еще одной загадкой того, кто, по мнению Траггета, и так был слишком загадочным.

«Это слишком непостижимо», – подумал он, не зная, как избавиться от тревоги.

Он внимательно смотрел, как клетку с молодым человеком столкнули боком в следующую лодку. Траггет не сводил с лодки глаз, боясь, что она таинственно исчезнет в утреннем тумане. На палубу втащили и другие клетки, но на них Траггет не обращал внимания. Он не сводил глаз с юноши, пока лодчонка не подплыла к стоявшему на якоре кораблю и все клетки не подняли на палубу. И даже после этого он продолжал смотреть в ту сторону, и перед его мысленным взором вставало лицо призрака, встретившегося ему во плоти.

Он представил себе мошку, несущую факел.

Он представил, как корабль хватает его уродливыми челюстями.

И закрыл глаза. С него хватит.

– Гендрик! – крикнул Траггет. – Теперь я хочу подняться на борт.