Текст книги "На острове"

Автор книги: Трейси Гарвис-Грейвс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 17. АННА

Мы пробыли на острове чуть больше года, когда над нами пролетел наконец самолет.

Я как раз в тот день собирала кокосовые орехи, и раздавшийся в небе рев двигателей самолета застал меня врасплох. Я выронила кокосы и со всех ног ринулась на берег.

Ти Джей выскочил откуда-то из-за деревьев. Он подскочил ко мне, и мы дружно принялись размахивать руками над головой.

Мы кричали, обнимались, подпрыгивали, но самолет заложил правый вираж и продолжил полет. Мы стояли, прислушиваясь к шуму двигателей, который, по мере того как самолет удалялся, становился все глуше.

– Как тебе кажется, он покачал крыльями?

– Не уверен. А что, думаете, покачал?

– Не могу сказать. Очень может быть.

– У него ведь были поплавки. Так ведь?

– Да, это был гидросамолет, – подтвердила я.

– Значит, он мог здесь сесть? – Ти Джей ткнул пальцем в сторону лагуны.

– Думаю, что да.

– Интересно, а они нас видели? – спросил Ти Джей.

Ти Джей был без рубашки, в одних серых спортивных трусах с тонкой синей полоской по бокам, но на мне было черное бикини, хорошо выделявшееся на фоне белого песка.

– Конечно. Как не заметить двух человек, отчаянно размахивающих руками?

– Все может быть, – вздохнул Ти Джей.

– Хотя огня они точно не видели, – грустно констатировала я.

Мы не снесли шалаш, мы даже не бросили в костер зеленых листьев для большего задымления. Впрочем, я даже не могла с уверенностью сказать, были ли у нас вообще в шалаше зеленые листья.

Следующие два часа мы молча сидели на берегу и напряженно прислушивались, не донесется ли до нас снова шум двигателей возвращающегося самолета.

Наконец Ти Джей не выдержал и встал.

– Пойду порыбачу, – сказал он бесцветным голосом.

– Иди, – кивнула я.

Он ушел, а я вернулась к кокосовой пальме и собрала кокосы, что уронила. На обратном пути остановилась возле хлебного дерева и подобрала с земли еще два плода, затем отнесла все в шалаш. Я подбросила дров в костер и стала ждать Ти Джея.

Когда он вернулся, я почистила и приготовила принесенную им рыбу, но ни один из нас к еде так и не притронулся. Я смахнула слезы и облегченно вздохнула, когда Ти Джей ушел в лес.

Тогда я легла на спасательный плот, свернулась клубком и заплакала.

В тот день все мои надежды, за которые я судорожно уцепилась, когда самолет стал снижаться, вдребезги разбились, разлетевшись на миллион мелких осколков, как стеклоблок под ударами кувалды. Я подумала, что если в следующий раз, когда над островом будет пролетать самолет, мы окажемся на берегу, то, вполне вероятно, нас и спасут. Может, они просто-напросто нас не видели. А может, и видели, но не знали, что нас разыскивают. Но теперь это не имело значения, потому что они все равно не вернулись.

Я перестала рыдать. Наверное, исчерпала свой запас слез.

Я выползла из-под тента. Солнце уже зашло, Ти Джей сидел у огня, а его правая рука безвольно лежала на колене.

– Господи, Ти Джей! Ты что, сломал руку?

– Возможно.

Не знаю, обо что он стукнул кулаком, – думаю, о ствол дерева, – но костяшки пальцев были разбиты в кровь, а запястье жутко распухло.

Я кинулась к аптечке и вернулась с двумя таблетками тайленола и бутылкой воды.

– Простите, – сказал он, не глядя мне в глаза. – Вам сейчас для полного счастья только и не хватает того, чтобы возиться с очередной сломанной костью!

– Послушай, – опустившись перед ним на колени, произнесла я. – Обещаю, что не буду осуждать тебя за твои поступки, если они помогают тебе хоть как-то держаться. Ну что, договорились?

Он наконец поднял на меня глаза, кивнул и взял таблетки. Я протянула ему бутылку воды, и он проглотил лекарство. Тогда я села по-турецки напротив него и стала смотреть, как разлетаются искры от брошенного в огонь полена.

– Скажите, Анна, а как вам удается справляться?

– Я плачу.

– И что, помогает?

– Иногда.

Я смотрела на сломанное запястье Ти Джея, с трудом подавляя в себе желание смыть кровь и взять его за руку.

– Все, Ти Джей, я больше не буду ждать самолета. Ты как-то сказал, что нам станет гораздо легче, если мы не будем надеяться, что они вернутся. Этот тоже не вернется. Чтобы я поверила, что мы можем наконец выбраться с острова, самолет должен сесть прямо в лагуне. А пока есть только ты и я. Это единственное, что я знаю наверняка.

– И я тоже, – прошептал он.

Я поглядела на него – сломленного и морально, и физически – и поняла, что еще не исчерпала свой запас слез.

На следующее утро я осмотрела его руку. Опухоль стала в два раза больше.

– Руку надо хоть как-то зафиксировать, чтобы находилась в покое, – заявила я.

Я вытащила из поленницы короткую палку и принялась рыться в чемодане в поисках чего-нибудь подходящего для перевязки.

– Ти Джей, не стану слишком туго затягивать, но ты уж, пожалуйста, потерпи. Будет больно.

– Все нормально.

Я положила палку на запястье и восьмеркой дважды обернула черной тканью, подоткнув края под повязку.

– А чем вы перевязали мне руку? – спросил Ти Джей.

– Трусиками «танга», – подняла я на него глаза. – Ты был прав. Они страшно неудобные. Но для оказания первой помощи – то, что надо.

Губы Ти Джея слегка изогнулись в улыбке. В его карих глазах снова появились озорные искорки, которые, казалось, навсегда исчезли прошлым вечером.

– Когда-нибудь мы над этим еще посмеемся.

– Анна, знаете что? Это, типа, уже смешно.

* * *

В сентябре 2002-го Ти Джею исполнилось восемнадцать. И он уже совсем не походил на того угловатого подростка, с которым пятнадцать месяцев назад мы оказались в океане после авиакатастрофы.

Правда, теперь ему явно не мешало бы побриться. Его волосы сейчас были гораздо длиннее, чем прежний «ежик», но короче бороды и усов. Хотя на самом деле ему шло. Правда, я и сама толком не знала: то ли ему нравилась растительность на лице, то ли просто лень было бриться.

Волосы на голове, которые совсем выгорели на солнце, он теперь затягивал в хвост, для чего использовал одну из моих резинок для волос. У меня тоже здорово отросли волосы. Они спускались ниже спины, что жутко действовало на нервы. Я пыталась обрезать волосы ножом, но нож – тупой и без зазубрин – их не взял.

По-прежнему очень худой, Ти Джей подрос на два дюйма, вымахав, таким образом, до шести футов.

Он выглядел старше своих лет. Я, наверное, тоже, так как в мае мне уже стукнул тридцать один год. Но кто знает! Мое единственное зеркало, лежавшее в косметичке, плавало сейчас вместе с сумочкой где-то в океане.

Я заставляла себя не спрашивать его, как он себя чувствует и не появились ли новые симптомы рака, но внимательно за ним наблюдала. Похоже, он чувствовал себя прекрасно – подрастал и расцветал, – несмотря на то что жили мы в далеко не лучших условиях.

* * *

Мужчина в моем сне застонал, когда я поцеловала его в шею. Просунув колено между его ног, я покрыла его поцелуями от подбородка до груди. Он обнял меня и опрокинул на спину, прижавшись губами к моему рту. Что-то в его поцелуе показалось мне странным – и я проснулась.

Ти Джей придавил меня тяжестью своего тела. Мы лежали на одеяле, которое постелили под кокосовой пальмой, чтобы вздремнуть после обеда. Я поняла, что наделала, и выскользнула из-под него. Лицо пылало.

– Мне снился сон.

Он, тяжело дыша, перекатился на спину.

Я встала и, спустившись на берег, села, поджав ноги, у самой кромки воды.

«Анна, это прекрасный выход. Бери его тепленьким, пока не проснулся».

Несколько минут спустя ко мне присоединился Ти Джей.

– Я чувствую себя окончательно раздавленной, – призналась я.

– Не стоит, – сказал он, присаживаясь рядом.

– Ты, наверное, удивлялся, какого черта я тут вытворяла.

– Ну да, но потом я приспособился к обстоятельствам.

– Ты в своем уме?

– Что? Вы же сами говорили, что я легко приспосабливаюсь. – «Да, и – что совершенно очевидно – своего не упустишь». – А кроме того, вы любите прижиматься. Откуда мне знать, что у вас на уме. Это сбивает с толку.

Казалось, ниже падать уже было некуда. Я нередко просыпалась среди ночи оттого, что слишком тесно – всем телом – прижималась к Ти Джею, но наивно считала, что во сне он ничего не почувствует.

– Прости. Это целиком и полностью моя вина. Не хотела вводить тебя в заблуждение.

– Все нормально, Анна. Тоже мне большое дело.

Остаток дня я усиленно сторонилась Ти Джея, но ночью, в постели, сказала:

– Все верно. То, что ты сказал насчет того, что я люблю прижиматься. Я просто отвыкла спать одна. Рядом всегда кто-то был. Я спала рядом с ним достаточно долго.

– Это тот, который вам снится?

– Нет. То был один из тех странных снов, которые не имеют смысла. На самом деле я и не знаю, кто это был. Но мне действительно очень стыдно.

– Анна, не стоит все время оправдываться и извиняться. Я сказал, что был сбит с толку, но не говорил, что мне не понравилось.

На следующий день, вернувшись с пляжа, я обнаружила, что Ти Джей ножом пытается выломать брекеты.

– Тебе помочь?

– Нет.

– Когда тебе должны были их снимать?

– Шесть месяцев назад. Я как-то о них совсем забыл. До вчерашнего дня.

И только теперь я поняла, что меня разбудило посреди того сна. Я не целовалась с мальчиком с брекетами на зубах со времени окончания школы.

Глава 18. ТИ ДЖЕЙ

Я стоял возле хижины Боунса, когда увидел запыхавшуюся Анну. По ее лицу градом катился пот.

– Надо же, по всему острову гонялась за курицей, но она слишком быстро бегает. Умру, но поймаю ее. – Она слегка наклонилась, положив руки на колени, стараясь отдышаться. – А что это ты такое делаешь?

– Вот думаю, как разломать хижину, чтобы из досок построить нам дом на берегу.

– А у тебя есть хоть какое-то представление о том, как строить дом?

– Нет, но у меня полно времени разобраться, что к чему. Если буду работать аккуратно, то смогу снова пустить в дело все дерево и гвозди. Я сделаю брезентовый навес, чтобы костер не гас. – С этими словами я осмотрел дверные петли, уже прикидывая в уме, на что они могут сгодиться. – Анна, мне необходимо хоть что-нибудь делать.

– Думаю, это великолепная идея, – улыбнулась она.

У нас ушло три дня на то, чтобы разобрать хижину и перенести доски на берег. Я вытащил старые гвозди и положил их в ящик для инструментов к остальным.

– Хотелось бы жить подальше от леса, – сказала Анна. – Из-за крыс.

– Ладно.

Хотя на самом берегу я, конечно, ничего строить не мог. Слишком много песка. Мы выбрали золотую середину: место, где кончается песок и начинается твердая почва. Мы вырыли фундамент, который получился совершенно отстойным, так как у нас не было лопаты. Я выкапывал комья земли раздвоенным концом молотка, а Анна подбирала их половинкой от разборного контейнера.

Ржавой ножовкой я выпиливал деревянные детали нужного размера. Анна держала доски, пока я забивал гвозди.

– Я рада, что ты нашел себе занятие, – сказала она.

– Похоже, мне понадобится уйма времени, чтобы закончить.

– Вот и хорошо, – сказала она и, взяв из ящика с инструментами еще гвоздей, протянула мне со словами: – Скажи, если понадобится моя помощь.

Затем она легла на одеяло и закрыла глаза. А я, наверное, с минуту стоял и смотрел на нее, переводя взгляд с ее ног на живот, а затем – на ее грудь, гадая про себя, действительно ли у нее такая мягкая кожа, как кажется. Я подумал о том дне, когда она целовала меня в шею под кокосовой пальмой, и вспомнил, как это было приятно. Но тут она открыла глаза и повернула голову в мою сторону. Я, естественно, тотчас отвернулся. Я уже и со счету сбился, сколько раз она ловила меня на том, что я на нее пялюсь. Но она ни разу не упрекнула меня, не попыталась меня осадить и, наверное, поэтому – хотя и не только – так мне нравится.

* * *

Этот год должен был стать последним годом моего обучения в школе, и Анна жутко дергалась, что я так много пропустил.

– Тебе, возможно, придется сдавать тесты GED. Я не буду тебя осуждать, если это все, что тебе захочется, и ты не будешь заканчивать школу.

– А что такое GED?

– Диплом об общем образовании. Иногда, когда ребята бросают школу, они, чтобы не доучиваться в старших классах, выбирают такую возможность. Но не волнуйся. Я тебе помогу.

– Договорились.

В тот момент мне было положить с прибором на аттестат об окончании средней школы, но для нее это почему-то имело большое значение.

На следующий день, когда мы трудились на строительстве дома, Анна потрогала мою бороду и сказала:

– А ты, вообще-то, бриться собираешься? Разве тебе не жарко?

Надеюсь, что именно борода меня и спасла: Анна не увидела, как я покраснел.

– По правде, я еще ни разу не брился. Тот пушок, что был, вылез от химиотерапии. А когда мы улетали из Чикаго, волосы только начинали отрастать.

– Ну, теперь у тебя все на месте.

– Хотелось бы верить. И вообще, у нас нет зеркала, а без зеркала мне самому не справиться.

– Но почему ты мне ничего не сказал? Ты же знаешь, что я обязательно помогла бы.

– Уф, потому что это как-то неудобно.

– Пошли, – сказала она и, схватив за руку, потянула к шалашу.

Она открыла чемодан, взяла бритву и крем для бритья, которыми пользовалась, когда брила ноги, и мы спустились к воде.

Мы сели по-турецки напротив друг друга. Она выдавила немного крема на ладонь, похлопала меня по лицу и равномерно размазала круговыми движениями. Затем, положив руку мне на затылок, притянула поближе к себе, чтобы наклонить мою голову под правильным углом, и наконец плавными, осторожными движениями начала брить левую щеку.

– Кстати, хочу, чтобы ты принял к сведению. Я еще никогда не брила мужчину. Постараюсь тебя не порезать, но ничего обещать не могу.

– У вас неплохо получается. Я бы так не смог.

Нас разделяло всего несколько дюймов, и я заглянул в ее глаза. Глаза у нее были то серыми, то голубыми. Сегодня они были голубыми. И еще я никогда не замечал, какие у нее длинные ресницы.

– Интересно, а люди обращают внимание на ваши глаза? – выпалил я.

– Иногда, – ответила она, наклонившись, чтобы сполоснуть бритву.

– Они у вас потрясающие. И кажутся ярко-голубыми. Это потому, что вы такая загорелая.

– Спасибо, – улыбнулась она.

Она набрала в пригоршню воды и смыла со щек крем для бритья.

– Что означает этот взгляд? – спросила она.

– Какой взгляд?

– У тебя явно что-то на уме, – сказала она, ткнув в меня пальцем. – Я почти вижу, как крутятся колесики в твоей голове.

– А когда вы говорили, будто еще никогда не брили мужчину, вы что имели в виду? Вы считаете меня мужчиной?

Она долго молчала и только потом ответила:

– Я уже не считаю тебя мальчиком.

«Вот и хорошо. Потому что я уже давно не мальчик».

Она выдавила на ладонь немножко крема и побрила там, где еще не успела. Закончив, она взяла меня за подбородок и стала поворачивать мою голову то так, то эдак, а потом погладила по лицу тыльной стороной ладони.

– Хорошо, – сказала она. – Теперь ты готов.

– Спасибо. Сразу стало не так жарко.

– Не за что. Всегда к твоим услугам. Скажи, когда захочешь повторить.

* * *

Как-то раз ночью мы с Анной лежали в постели в темноте и разговаривали.

– Я так скучаю по своей семье, – сказала Анна. – Даже начинаю грезить наяву и постоянно прокручиваю в голове одну и ту же фантазию. Я представляю себе, как в лагуну приводняется самолет, а мы с тобой в тот момент как раз на берегу. Мы плывем к самолету, и пилот не может поверить, что это мы. Мы улетаем с острова и, как только добираемся до телефона, звоним своим родным. Ты только представь себе их состояние! Когда тебе сначала сообщают о смерти родного человека и ты устраиваешь похороны, а потом он тебе вдруг сам звонит.

– Нет, я себе такого даже представить не могу. – Я перевернулся на живот, положив подбородок на подушку от кресла. – Спорим, вы уже тысячу раз пожалели, что согласились на эту работу.

– Я согласилась на эту работу, потому что она давала мне прекрасную возможность побывать там, где я еще ни разу в жизни не была. Кто мог предвидеть, что случится такое!

– А вы что, жили с тем парнем? Вы вроде говорили, что спали вместе? – спросил я, почесав место на ноге, где меня укусил комар.

– Да.

– Не думаю, что он хотел вас так надолго отпускать.

– Он и не хотел.

– Но вы ведь хотели?

Она с минуту молчала, а затем сказала:

– Мне как-то не совсем удобно обсуждать с тобой такие вещи.

– Почему? Потому что думаете, я еще слишком молод и ничего не понимаю?

– Нет. Потому что ты парень, и я не знаю, как ты отнесешься к моим словам.

– Ну, тогда извините! – Я, конечно, не должен был так говорить. Анна ведь вправду старалась относиться ко мне как к взрослому.

– Его зовут Джон. Я хотела, чтобы мы поженились, но он не был готов, а я устала ждать. И решила, что мне будет полезно уехать на какое-то время. Чтобы что-то решить для себя.

– И как долго вы были вместе?

– Восемь лет. – Ей явно было неловко.

– Так что, он вообще не хотел жениться?

– Похоже, он просто не хотел жениться на мне.

– Ох!

– Все. Больше не хочу о нем говорить. Расскажи мне о себе. У тебя есть в Чикаго девушка?

– Больше нет. Я встречался с одной девушкой. Ее звали Эмма. Мы познакомились в больнице.

– У нее что, тоже был лимфогранулематоз?

– Нет, лейкемия. Она сидела на соседнем кресле, когда мне делали первый курс химиотерапии. После этого мы много времени проводили вместе.

– Она была твоего возраста?

– Нет, чуть помладше. Ей было четырнадцать.

– А как она выглядела?

– Она была, типа, тихоня. Мне она казалась очень красивой. Хотя к тому времени уже облысела, и это ее страшно расстраивало. Она вечно ходила в шапке. Но когда у меня тоже все волосы выпали, перестала стесняться. И тогда мы просто сидели себе, двое лысых подростков.

– Наверное, очень тяжело, когда выпадают волосы?

– Ну, для девчонок это гораздо хуже. Эмма показывала мне свои старые фотки. У нее были длинные светлые волосы.

– А когда у вас не было химии, вы проводили время вместе?

– Угу. В больнице у нее было все схвачено. И сестры прикидывались, будто не замечают, когда видели, что мы шляемся где попало. Мы залезали на крышу больницы – там был такой садик – и грелись на солнце. Я даже хотел сходить с ней куда-нибудь, но ей было противопоказано находиться в местах, где много людей. Из-за иммунной системы. А как-то раз сестры пустили нас посмотреть видео в свободной палате. Мы вдвоем залезли в постель, а они принесли нам попкорн.

– И что, она была очень больна?

– Когда мы только познакомились, она вроде бы шла на поправку, но через шесть месяцев у нее наступило ухудшение. А как-то вечером она сказала мне, что составила список того, что хотела бы сделать, но боится, что не успеет.

– Боже мой, Ти Джей!

– К тому времени ей стукнуло пятнадцать лет, она хотела бы дотянуть до шестнадцати, чтобы получить водительские права. Она хотела бы сходить на школьный бал, но сказала, что сойдет и школа танцев. – Здесь я запнулся, но, лежа в темноте, о некоторых вещах говорить было легче. – Она сказала мне, что хотела бы заняться сексом, просто чтобы понять, что это такое. К тому времени доктор снова отправил ее в больницу, и у нее была отдельная палата. Думаю, сестры знали. Может, она сама им сказала, но они оставили ее одну, и мы сумели осуществить хотя бы одну вещь из ее списка… Она умерла три недели спустя.

– Как все это печально, Ти Джей, – сказала Анна дрожащим голосом, будто с трудом сдерживала слезы. – Ты был влюблен в нее?

– Не знаю. Я очень за нее переживал, но то было вообще довольно странное время. Химия перестала на меня действовать, и мне назначили лучевую терапию. Я жутко испугался, когда она умерла. Анна, а я должен был знать, люблю я ее или нет?

– Да, – прошептала Анна.

Я очень давно не вспоминал об Эмме. Хотя это вовсе не значит, что я ее забыл. Ведь она, помимо всего прочего, была и моей первой женщиной.

– Анна, а что вы решили насчет того парня?

Она не ответила. Может, просто не хотела говорить, а может, уже заснула. Я прислушивался к шуму обрушивавшихся на рифы волн, этот звук убаюкивал, я закрыл глаза и открыл их только утром, с первыми лучами солнца.

Глава 19. АННА

– Не хотите сыграть в покер? – спросил Ти Джей.

– Не откажусь. Но я оставила карты на пляже.

– Сейчас принесу, – предложил Ти Джей.

– Не надо. Я все равно собиралась пойти в туалет. Захвачу на обратном пути.

Я терпеть не могла проходить мимо леса в темноте, а до заката оставалось не больше двух минут.

Это случилось, когда я наклонилась, чтобы поднять карты. Я не видела ее приближения. Она, должно быть, ринулась с неба вниз на большой скорости, потому что, упав мне на голову, чуть не сбила с ног. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что бы это могло быть. А поняв, что у меня на голове летучая мышь, я заорала. Запаниковав, я шарила дрожащими руками по голове в напрасных попытках вытащить мышь.

– Что случилось? – спросил прибежавший на крики Ти Джей.

И не успела я ему ответить, как мышь зубами впилась мне в руку.

– У меня в волосах летучая мышь! – еще громче завопила я и, почувствовав острую боль, кругами распространяющуюся по ладони, добавила: – Она меня кусает!

Ти Джей кинулся к шалашу. А я пока отчаянно мотала головой, пытаясь скинуть мышь. Вернувшись, он сразу толкнул меня лицом вниз на песок.

– Не двигайтесь, – стиснув мою голову рукой, сказал он и вонзил нож в летучую мышь, которая тут же перестала трепыхаться. – А теперь потерпите. Я попробую ее вынуть.

– Она уже мертвая? – спросила я.

– Да.

Я лежала спокойно, хотя сердце билось как сумасшедшее. Мне хотелось орать и визжать, но я взяла себя в руки и, пока Ти Джей выпутывал у меня из волос летучую мышь, постаралась не дергаться.

– Все. Достал.

В серебряном свете луны разглядеть летучую мышь было довольно сложно, а потому Ти Джей, в очередной раз вернувшись к шалашу, вынул из костра горящее полено и склонился над ней.

Она была отвратительной: светло-коричневой, с большими черными крыльями, бусинками глаз и острыми зазубренными зубами. Мех на морде был мокрым и слипшимся.

– Пошли, – скомандовал Ти Джей. – Нам нужна аптечка.

Мы вернулись в шалаш и сели у костра.

– Дайте мне руку.

Он протер рану спиртовыми салфетками, наложил антибиотическую мазь и заклеил пастырем.

– Ну что, сильно болит?

– Да.

Боль я еще как-то терпеть могла, но одна только мысль о том, что могло попасть мне в кровь, сводила с ума.

Ти Джей, должно быть, подумал о том же, так как, прежде чем отправиться в постель, сунул лезвие ножа в огонь и оставил на всю ночь.