Текст книги "Однажды в полдень"

Автор книги: Тоон Теллеген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

БЕЛКА БРОДИЛА ПО ЛЕСУ, разыскивая Черепаху.

– Привет, Черепашенция, – поздоровалась она. Черепаха знала, чего от нее ждали. Она выбралась из зарослей на полянку и подставила спину солнышку.

Белка принялась начищать Черепаху, а та тихонько урчала от наслаждения. Когда панцирь засиял, Белка засмотрелась в него. Она разглядывала отражение себя самой – большой, рыжей, с этим своим пушистым хвостом и внимательными глазами.

«Дорогой Муравей, – написала она Муравью, – приходи поскорее. Мой хвост, это надо видеть…»

«Иду», – написал в ответ Муравей.

Но, как только они встретились, хлынул дождь и Черепахин блеск сошел на нет. Чтобы хоть чем-нибудь заняться, они отправились полюбоваться на реку, но берег после дождя был скользкий, и они скатились в воду. Выбравшись на берег, они увидели Медведя с Жуком – те стояли и удивленно смотрели на них, один – коричневый, как буковый лист по осени, другой – черный, как лакричная конфета в банке – той самой,что на нижней полке за витриной в лавке у Цапли. Вкуснотища! – и, мысленно набив животы, Муравей и Белка двинулись на холмик неподалеку от луга, взобрались на него, тут же кубарем скатились вниз и улеглись на травке.

«О Муравей, – писала Белка, – как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь».

«Да я вроде и так здесь?» – писал Муравей в ответ.

«И правда», – отвечала Белка.

Вот так, опершись на локти, рядышком на травке, они писали друг другу письмо за письмом и с нетерпением ожидали ответов.

ДЕНЁК БЫЛ ТЁПЛЫЙ, и Белка весь день провалялась на травке, так что шкурка ее покраснела еще больше обычного. Поэтому она отправилась на берег озера, мечтая сплавать разок на ту сторону, чтобы унять жжение и наконец, встретить кого-нибудь, с кем она была еще не знакома.

Зеркально гладкое озеро поблескивало в лучах заходящего солнца. «Почему бы и нет», – сказала она самой себе и прыгнула в воду.

Неторопливыми гребками плыла Белка на ту сторону. Счастливая и усталая, выбралась она на берег и и принялась разглядывать таинственный мир, о котором так часто мечтала.

– Привет, Белка.

Белка удивленно обернулась. Кто бы мог ее тут знать? Это оказался Муравей, преспокойно стоявший с лакричной палочкой во рту.

– Ты что тут делаешь? – спросила Белка.

– А к Ежу зашел. Частенько здесь бываю, если удается.

– Если удается?!

– Ха, а вот и Белка, – послышался чей-то голос. Это был Дрозд, которого она только что видела в лесу. А там и Крот приковылял.

– И это называется «другой берег»? – изумленно спросила Белка.

– Нет, Другой Берег – это там, откуда ты только что приплыла, – сказал Муравей. Он махнул рукой на берег озера, где смутно виднелся лес. Над другим берегом висел таинственный голубой туман. Белке показалось даже, что она видит там кого-то, стоящего на берегу.

– Смахивает на Кузнечика, – сказала она.

– А я вот он я, – сказал Кузнечик, который уже некоторое время прятался за спиной Муравья.

– А кто же это там тогда?

– Не знаю, – сказал Кузнечик. – Впервые вижу. Столько всякого невиданного зверья на свете. Ну, может, во сне видал разок, а то и вовсе никогда.

Туманный зверь там, вдалеке, тащился по озеру вброд и, казалось, махал рукой.

– Пошла я домой, – сказала Белка. И она снова поплыла на ту сторону. Уже в воде она заметила, как странное существо исчезает в сумерках, будто входит в воду, чтобы переплыть на Другой Берег, а в огромном небе потихоньку загораются звезды.

БЕЛКА ДОСТАТОЧНО ХОРОШО ЗНАЛА ЛЕС, чтобы понимать, что в нем к чему. Но вот откуда он взялся? Она подозревала, что однажды кто-то его открыл да и пошел себе дальше.

Белка решила отправиться в путешествие, чтобы отыскать того, кто открыл лес, а может, и все остальное.

Вскоре она дошла до подножия горы, перебраться через которую было невозможно, однако через несколько минут Белку подхватила Ласточка, перенесла ее в пустыню, опустила на землю, смахнула с крыльев пот и улетела.

Дальше Белке пришлось идти пешком. Вскоре она увидала Песчаную Крысу, которая куском камня колотила по скале, извлекая каплю воды. Белка тоже принялась колотить по камню – капля скользнула ей на нос, и половину ее Белка слизнула. Вторую половину она на всякий случай припрятала.

За пустыней лежала бухта, а в бухте качался на волнах ствол дуплистой ивы, и Белка забралась в него и вышла в открытый океан.

Солнце только что село.Океан был гладкий, как зеркало. Она опустила хвост в теплую воду. Несколько дней, а то и недель спустя она пристала к берегу, ступила на землю и оказалась в какой-то долине, и тут же дорогу ей преградила паучья сеть.

– Дальше нельзя, – сказал Паук.

Белка попятилась, свалилась в яму и очутилась в голой темной пещере.

– Погоди-ка, – произнес тут чей-то голос. Вспыхнул свет, и она увидела примостившегося в уголке Светлячка. Он показал ей свои расписанные рисунками шершавые стены. Белке они совершенно не понравились, да и к тому же ей было как-то не до них.

– Уж извини, – как можно мягче сказала она Светлячку.

– Ах, – сказал Светлячок, который, побледнев, отпрянул и потух, – ничего удивительного.

Когда она снова выбралась на землю, ее поджидал Воробей. Он перенес ее в свой дом, выстроенный из чистого воздуха. И еда была там из воздуха, и ножи, и вилки. Даже дочиста вылизав все эти невидимые тарелки, наполненными исходящим паром воздухом, Белка ничуть не наелась.

Допив свои полкапли воды, она отправилась дальше, но свалилась в реку, и течение пронесло ее мимо Слона, который, сидя на бережку по горло в грязи, горланил песню о том, как прекрасна жизнь.

В конце концов она добралась до первого лесного дерева. На длинной вислой ветке стоял, подбоченясь, Жук.

– Я тут живу с давних-предавних времен, – заявил он, поблескивая крыльями.

– Но до давних-то пор ты здесь не жил, – сказала Белка, пытаясь вспомнить, как долго ее не было.

– Нет, – сказал Жук. – До давних пор я жил далеко.

Следующее дерево показалось Белке знакомым. Она взобралась наверх и распахнула дверь, и увидела комнату, о которой у нее были некие смутные воспоминания. А потом Белка забралась в постель, о которой у ней вообще не осталось никаких воспоминаний, даже малейших.

И только заснув, она вспомнила точно, где она была.

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ В ЛЕСУ по случаю какого-то праздника состоялось музыкальное представление. В первом отделении с сольным номером выступал Комар. Он пищал на все лады и сопровождал свое пение потиранием лапок. В перерыве был торт. Потом концерт продолжили Сороконожка и Слон, и это было весьма звучно и чуть менее занудно, чем комариный опус.

На березовом листе сидела Бабочка и внимательно слушала. Она страдала расстройством сна и страстно надеялась, что услышит хоть что-нибудь, что нагонит на нее сон. Но, стоило ей задремать, как Слон выдувал фальшивую ноту, от которой у Бабочки что-то вибрировало в спине, примерно там, где начинались крылья, и она вздрагивала и просыпалась.

Когда концерт кончился, она пошла домой вместе с Белкой, попросить у той какую-нибудь снотворную книгу.

– На вечерок, – потупившись, сказала она.

Белка дала ей какой-то пыльный том с серой обложкой и большими буквами, которые со временем скатились к низу страниц и годами лежали там вперемешку.

С книжкой под крылом Бабочка полетела в свой домик на иве у реки. Там ей навстречу попался Жираф, который напросился переночевать: «у тебя так уютно»…

– Хорошо, – сказала Бабочка, и они забрались в постель.

Бабочка раскрыла книгу и попробовала читать, но это раздражало лежавшего рядом с ней Жирафа.

– Когда у тебя глаза раскрыты, я спать не могу, – сказал Жираф. – Со мной всегда так.

Бабочка закрыла глаза, и Жираф мгновенно провалился в сон и захрапел, отчего Бабочка вздрогнула так, что глаза ее вновь распахнулись, и тогда в свою очередь проснулся Жираф и попросил Бабочку закрыть глаза. Так тянулись ночные часы.

Наступило утро, и они встали, потягиваясь и зевая.

– Ну и ночка, – сказал Жираф. – Одного раза с меня, пожалуй, хватит…

Ветка ивы, на которой стоял домик Бабочки, была хрупкой и треснула, когда Жираф подпрыгнул, чтобы расправить ноги. Жираф и Бабочка свалились на землю, и более того: глубоко под землю. Там было темно, тихо и тепло, так что в конце концов они оба одновременно провалились в сон, и спалось им прекрасно, хотя Жираф и храпел во всю мочь.

Белка в это время еще спала дома. Ей снилось, что Уховертка приняла дупло дерева за ухо, забралась в него и принялась сверлить. Она слышала, как дерево голосило и звало на помощь. Белка откашлялась и издалека, во сне, крикнула, чтобы Уховертка немедленно прекратила.

Немного погодя ей приснилось, что они с Муравьем открыли мир, и звезды, и что вдвоем они выдумали Луну, круглую, желтую, светящуюся штуку над лесом. Цвет был находкой Муравья, так же как и форма и расположение на небе, но странное сияние, ясное и в то же время неяркое, светлое и одновременно темное, Белка выдумала совершенно самостоятельно.

БЕЛКА ПОДНЯЛА ГОЛОВУ ИЗ ЗАРОСЛЕЙ КРАПИВЫ. Грохнулась! Да еще как! Глаза ее налились слезами, на руках, ногах и хвосте появились толстые пупырышки, и она принялась яростно чесаться.

Только что она сидела за столом, на верхушке дерева, в гостях у Цапли. Разнеженно откинувшись на стуле, она прикрыла глаза и уж было задремала, как вдруг перед ней внезапно появилась Муха.

– Эй, – сказала Белка. – Напугала.

– Ну, – сказала Муха.

– Ты что, как-нибудь погромче не можешь?

– Не могу, – сказала Муха.

– Я тут в гостях, – сказала Белка.

– Я тоже, – сказала Муха.

– А кто тебя звал? – спросила Белка.

– А кто тебе сейчас пинка даст? – заорала Муха и наподдала Белке так, что та вылетела в окно прямо в крапиву.

Когда ее слезы высохли и жжение унялось, Белка попробовала забыть о Мухе.

Как бы не так! И хотя ей, в сущности, не хотелось больше вспоминать обо всей этой истории, она заметила, что влезает на дерево, на цыпочках подкрадывается к двери Цапли, входит в дверь и крепко хватает Муху за крылья.

– Ай! – вскрикнула Муха.

Белка быстро скользнула вниз по стволу дерева, соскочила в мох, бросилась прочь и ворвалась в дом Муравья. Снаружи слышалось жужжанье Мухи, которая определенно ее разыскивала. Жужжанье звучало странно, то высоко, то низко. Потом послышался звук удара.

Белка вышла на улицу. Под буком, возле гриба, в траве, вверх ногами, покосившись набок, торчала поверженная Муха. Помятое Белкой крыло бессильно свисало у нее вдоль тела. Она метнула на Белку свирепый взгляд.

– Ну, ты у меня дождешься! – сказала она.

Белка содрогнулась. Немного погодя рысью примчались Жираф с Леопардом. Они уложили Муху на носилки из двух покрытых мхом веток, подхватили их и потрусили прочь из леса в некое уединенное местечко, где жил некто по имени Жуктор – который, по слуха, всех зверей всегда делал лучше прежнего, будь они смертельно ранены, больны или даже и вовсе мертвы.

Белка задумчиво потащилась домой, время от времени почесывая последние пупырышки на хвосте.

ГЛУБОКО ЗАДУМАВШИСЬ, БЕЛКА брела по лесу вдоль хлебного поля. Хлеба были высокие и зрелые, солнце стояло в зените. Белка и сама не знала, куда идет. «Может, я на полпути к дому, – думала она, – а может, к Муравью». Она ждала, куда приведут ее ноги.

Время от времени в небе появлялось маленькое, похожее на мышь серое облачко, а с кустов вдоль тропинки, по которой ее вели ноги, свисали тяжелые ягоды ежевики. Ноги привели ее на обочину, застыли как вкопанные и вдруг скакнули вверх так, что Белкина спина скакнула вниз, опустилась в траву и там распрямилась.

Когда Белка проснулась, шел дождь. Ноги торопливо повели ее дальше.

«Мне ведь домой нужно», – думала Белка, но у ног было другое мнение. Они затащили ее на верхушку березы, где в домике под шапкой листвы жил Дрозд.

– Добро пожаловать, – сказал Дрозд.

– Я, в общем-то, не собиралась… – пробормотала Белка, но ноги уже устроились под столом.

Белка с Дроздом сыграли партию в домино, причем условием было, что проигравший придумывает приключение. Дрозд выиграл и немедленно обновил приключение, которое придумала для него Белка. Это было великолепное приключение, и веселое, и грустное, которое и не перескажешь. Белку же тем временем ноги привели домой. И она уснула, и ей снилось, что она говорила «добро пожаловать» всем зверям, которые нежданно явились ее проведать: Мыши, Жаворонку, Кальмару и Сороконожке. Они играли в кости, вверх ногами, в небе. Их гигантские кубики перекатывались от горизонта к горизонту. Выиграла Мышь, с двойной четверкой, далеко на севере, поблизости от полной луны, а другие, лежа спине на влажном мху, восхищенно аплодировали.

Вот что снилось Белке той ночью.

МЕДВЕДЬ СНОВА БЫЛ ИМЕНИННИКОМ и устроил пышный праздник. Его предыдущий день рождения случился только-только на прошлой неделе, но это было не в счет. Этот был – настоящий. Его друзей совершенно не смущало то, что дни рождения Медведя случались все чаще и чаще.

Праздник быстро вошел в силу. Ворон и Соловей устроили музыку, и на площадку вышли первые танцоры. Это были: Кузнечик, во фраке с иголочки, и Слон, по такому случаю взявший ванну и смотревшийся великолепно в своей гладкой серой коже. Они вальсировали по площадке из угла в угол, наступали друг другу на ноги, при неожиданном ускорении темпа валились на столики гостей и то и дело кувыркались по земле, когда музыка требовала изящного поворота. Тем не менее они сорвали бурные аплодисменты.

По просьбе Медведя Пчела прожужжала печальную песню о некоей заблудшей Осе, которая забралась в како-то цветок и нашли ее только через несколько дней, измученную и всю в пыльце. И с тех пор ей уж было неповадно собирать мед. Во время представления Медведь расчувствовался и пару раз хлопнул в ладоши, а под конец прослезился. «Спасибо тебе, Пчелушка, уважила…» – бормотал он.

После Пчелы наступила очередь Жирафа – тот раздобыл где-то пару ходулей и теперь хотел похвастаться. Это было великолепное зрелище – рассеянный Жираф, разгуливающий на ходулях. Поднявшись на верхнюю ступеньку, он стукнулся головой о крышу домика, не рассчитанного на такие фокусы. На помощь Жирафу бросились Муравей и Дятел.

Все до единого отлично повеселились и снова и снова поздравляли Медведя и желали ему скорейшего нового дня рождения.

Белка сидела на диване и уплетала торт – кусок за куском. Мало-помалу она заваливалась на спину, а живот ее становился все толще и толще. В конце концов он раздулся настолько, что никто не мог больше окинуть его взглядом. Звери благоговейно столпились вокруг жующей Белки, но никому не удавалось обозреть ее громадный живот – ни привстав на цыпочки, ни даже забравшись на стул. Было слышно, как торт бурчит у нее в животе, но можно было только предположить, что там с ним происходило, как Белка могла еще смотреть на него и как только в нее еще лезло.

ВНЕЗАПНО, ПОСРЕДИ НОЧИ, Белка проснулась. Приснилось ей что-нибудь? Она не помнила снов, но ей было страшно. Она дрожала, хотя и не от озноба, и ее лоб и шею заливал холодный пот.

Белка попробовала затаиться и прислушаться к звукам извне. Может быть, это просто кто-то стучал в дверь или кричал вдалеке. Но стояла полная тишина. Она снова улеглась, но заснуть больше не могла. Бесчисленные мысли роились у нее в голове. Но что с этим делать, и почему так, и что будет потом? Все это были вопросы, ответов на которые она не знала, и прежде всего на последний вопрос, не дававший ей покоя: что будет потом?

Она не могла придумать ничего, похожего на ответ. Что такое «потом»? – думала она. Как-то раз она побеседовала об этом с Муравьем, но тот пожал плечами и заявил, что ни о каком «потом» он слыхом не слыхивал и что, вполне вероятно, это означает «ничего». Но Белке этого было недостаточно. Как-то раз она слыхала от Сороки, что «потом» было наоборот от «раньше», но что такое тогда это «раньше»?

Ночь была темная. Белка распахнула окно, чтобы глотнуть темноты и поискать взглядом звезды среди облаков.

«Я – только сейчас», – думала она, стоя у окна и глядя в ночное небо. – Может быть, Муравей прав,– раздумывала она,– и «потом»– это ничего. Но что такое наоборот от «ничего»– что-то или ничто? Существует ли «раньше» или нет? И почему, в сущности, она не может уснуть, когда такие мысли убаюкают кого угодно?»

Она глубоко вздохнула, и ее вздохом снесло листок с бука. Она слышала, как его шорох затихал вдали.

«Я – это только сейчас,– подумала она снова.– Я никогда не была «потом» и никогда не буду «раньше». И, по мере того, как терялась нить ее мыслей, которые всегда были умнее ее самой, на нее снисходило умиротворение. Она вернулась назад в постель, забралась под одеяло, сказала: «Сейчас – или никогда», и в тот же момент уснула.

ВО ВРЕМЯ ЕЖЕДНЕВНОГО СОБРАНИЯ на лесной поляне Таракан выступил с предложением: приготовить пудинг.

– Давай! – сказала Лиса, – но мы это о чем, собственно?

– О положении дел, – сказала Пеночка.

– Точно, – поддержал насупленный Карп.

– Нет, – сказал Таракан. – Не понимаете вы меня. Я имею в виду – пудинг для всех. С начинкой из всякой всячины: трава, желуди, мед, кора, буковые орешки, водоросли, ракушки, листья, смола, вода, чертополох, мел, грязь, ну я не знаю…

– Положение дел, – пробормотала Лисица. Но остальные, заслышав про свои любимые лакомства, навострили уши.

– Хорошая идея, – сказал Белка. Медведю уже не терпелось приступить к делу.

Они тут же принялись за работу, и к вечеру был готов пудинг величиной с поляну, так что звери не без труда протискивались мимо него. Он доходил до самых верхушек деревьев, а до его собственной верхушки можно было добраться только с помощью двух наспех сколоченных друг с другом лестниц.

Таракан восседал посреди своего детища, но пудинг был такой мягкий, что его мало-помалу засосало вниз, и достать его удалось только Аисту и не без труда.

Гусеница скатывалась по некрутому откосу из каштановых листьев и вопила от восторга.

Вечером был праздник. Светлячок зажег свой огонек, Слон трубил, Пчела жужжала громче обычного, и по мелодичному сигналу Соловья все набросились на пудинг.

Звуки пиршества не смолкали в течение нескольких часов. Трещало, хрустело и скрипело так, что казалось, весь лес кто-то перемалывает в мясорубке.

Никто не произносил ни слова. Все ели. Один не отставал от другого.

Когда уже где-то около полуночи Муравей перетирал челюстями последнюю сахарную крошку, все уютно откинулись на стульях, благодарно кивнули Таракану и сочли, что до дому они дойти не в состоянии.

Часом спустя могучий храп поднялся к полному мерцающих звезд небу, нависавшему над лесом.

Будто бы оно устало и решило немного облокотиться на мир.

ЛЕТО БЫЛО В САМОМ РАЗГАРЕ и листва бессильно свисала с деревьев, томясь по осенней поре, когда, наконец, можно будет начать опадать и, кружась, стелиться ковром и менять цвет, когда сделается свежо и светло, и прозрачные дождевые капли повиснут на каждой веточке и на каждом побеге. В один из таких дней Белка отправилась в морское путешествие.

Она села в лодчонку, зачаленную у берега реки. Лодчонка была круглой, как заходящее солнце, так что было непонятно, где у нее нос, а где – корма, и Белка не могла решить, в какую сторону ей грести. Она втянула весла в лодку, и течение подхватило ее и понесло по реке.

Яркое солнце играло бликами на Белкиной мордочке, и она видела в воде свое отражение, утирающее со лба беспрестанно струящиеся с темени капли пота.

В голове ее теснились мысли. Они не давали ей покоя. Ей не хотелось думать, но мысли ее не слушались. Они были сильнее, чем ее воля.

Мысли придумали, что Белка сидела не в лодке, а на сковородке, стоявшей на огне. В ужасе Белка подскочила. Лодка резко накренилась и перевернулась, и Белка плюхнулась в воду.

Вынырнув, она пришла в ярость от своих мыслей. И если бы только можно было ущепнуть их или закатить им оплеуху!… И, пока она воевала со своими мыслями, лодка уплыла и Белке пришлось добираться до берега вплавь.

Расстроенная, выбралась Белка на прогретый солнцем берег и улеглась на спину. Ее мысли немедленно накинулись на нее, будто только того и ждали. Они придумали, что она спланировала по воздуху, как легчайший древесный листок, и приземлилась у двери Муравья, который как раз вышел из дому с большим стаканом сока из буковых орешков, – ледяного сока…

Внезапно мысли ее снова куда-то исчезли. Но все же они позволили ей протянуть руку за стаканом.

Солнце село, и Белка поплелась домой. На двери хижины Муравья висела записка:

Белка, я не знал, зайдешь ты или нет, но, когда ты заходила, меня как раз не было.

Белка вздохнула. И тут дверь распахнулась, и из дому вышел Муравей.

– Но это не взаправду, – сказал он, с улыбкой от уха до уха. – У меня есть для тебя кое-что вкусненькое, – добавил он.