Текст книги "Фриланс"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– А ты?

– Пока одна. Мой еще в отъезде. Увидимся?

– Да. Только придумаю, где, и сразу перезвоню.

            У Андрея, конечно, есть пустая комната. Но и у моей мамы есть пустая комната. У Влада нет пустой комнаты. А у Игоря есть квартира, которую он снимает. Но он там может развлекаться со Светой.

            Я позвонил Игорю.

– Ты где?

– Дома.

– А ключи дашь?

– Блин, я сам туда собирался.

– Ладно, не надо.

– Ладно, заезжай за ключами.

– Сенкс.

            Сначала я заехал к Игорьку, взял ключи, потом встретил Асю у метро.

– А сама ты где живешь?

– Снимаю. Но там тебе нельзя появляться.

– Да, я понял. А с ним почему не живешь?

– Не хочу. И он не хочет. Но он мне квартиру оплачивает.

            Сосредоточиться на разговоре я не мог: история с работой вывихнула извилины. Казалось, что началась она не сегодня утром, и не на ипподроме, и не с неудавшейся статьи или неубедительных рекламных роликов, а чуть ли не с сотворения мира. Или мой собственный мир был сотворен неправильно. Я с трудом нашел на кухне Игоря выключатель, врубил свет и упал на кухонный табурет. Ася размотала шарф и села напротив.

– Это тоже квартира друга?

– Да, но другого друга. Он ее снимает. Для встреч.

– Похожа на холостяцкую.

            Под столом стояли пустые пивные бутылки, пахло чем-то кисло-горьким – прокисшим пивом или просто плохо проветриваемым помещением. Я открыл форточку и снова сел.

– Неромантично, я знаю, – произнес вместо извинений.

– Почему должно быть романтично? – она пожала плечами. – Это жизнь. Я сбежала от любовника. Ты тоже сбежал от кого-то. Или от чего-то. Столкнулись мы здесь – в чужой съемной квартире. Ты подумал об этих женщинах?

– Которые здесь бывали?

– Нет. Нет-нет. О бизнесменшах и богатых вдовах.

            Я уронил голову на руки.

– Подумал. Я как раз бросил работу. И у меня совсем нет денег.

– Есть одна разведенка – Наталья Петровна. Выглядит очень хорошо, не толстая. И она сможет тебе немного помочь. Проси у нее все, что захочешь – часы, одежду, деньги, но не машины и квартиры, ясно.

– Я не смогу просить.

            Ася помолчала.

– Да, ты прав. Поначалу всегда работает внутренний механизм сопротивления. Должно пройти время, пока он сломается. Тебе нужно обставить все знакомыми декорациями, действовать по знакомым алгоритмам. Например, так: ты будешь приходить и – что ты умеешь? писать? – писать для нее письма. Это будет чем-то вроде игры. Она надиктует тебе несколько предложений и заплатит сто долларов. Больше ты не получишь: ты не тренер по фитнесу. Думаю, ей понравится.

– А что потом?

– А потом все, как обычно ты делаешь. Только больше нежности. Куннилингус обязательно. Массаж ты умеешь?

– Нет.

– Жаль. Но ты все равно пытайся. Помнешь ей спину как-нибудь. Она нормальная дама, подтянутая.

– А сколько ей лет?

– Пятьдесят три года.

– Супер.

– Не бойся. Это просто секс. Все так делают. А потом я тебе еще кого-то найду. Будешь целый день по вызовам бегать. Они все дамы одинокие, им скучно.

– Откуда ты их знаешь?

– Некоторых – из фитнес-клуба, некоторые – знакомые Сергея. Я позвоню тебе завтра – сообщу время и адрес.

            В моей голове щелкнул таймер – пошло время до ее завтрашнего звонка.

Ася, наконец, улыбнулась.

– Не напрягайся. Ты привлекателен. И выглядишь романтично. Даже здесь, сейчас. И я тебе советую не растрачивать даром свое время и свои способности.

– Считаешь, у меня есть способности?

– Мне было хорошо с тобой. И я не принудительно тебя подписываю на что-то аморальное, и не ради процента. Я просто хочу тебе помочь.

            Про себя я вдруг подумал, что она умна. Красива, умна и бездушна. Самый оптимальный набор качеств для продвижения собственного бренда. И она уже получила свой приз за качество – в лице Сергея Михайловича. Это не по вызовам бегать…

            Она тосковала по любви? Она много раз переезжал? В прошлой жизни?

            Секс был словно продолжением умного разговора. Мне все казалось, что она заметит вскользь: «А с ней ты будешь делать вот так», или «Этого можешь не делать – она не поймет». Ася ничего такого не говорила, но я никак не мог закончить эту возню, она устала, кончила – тоже, наверное, от усталости, и отпихнула меня.

– Прекрати. Не могу больше. Мне неприятно.

            Взяла мой член в рот, стала сосать ловко и, только проглотив все, сказала:

– Они так делать не будут. Надеюсь, ты это понимаешь.

            Я кивнул. Наверное, это был самый напряженный секс за все время моей взрослой и рассудительной жизни.

-5-

            Вместо Аси на следующий день позвонил Игорь.

– Ключи мои где? Съел?

            А я вообще забыл о его ключах. Он заехал днем, поинтересовался въедливо:

– Как покувыркались?

            Обсуждать ничего не хотелось. К счастью, обеденный перерыв менеджера среднего звена не бесконечен. А Игорь нудный, между нами говоря. Он мог бы долго подробности выспрашивать, но время поджимало.

            До вечера я на диване провалялся, а потом пошел к Владу. Влад недавно купил в кредит «опель», а теперь тихо ненавидел эту машину. Он же не знал, что кризис будет.

– Не хватало, чтобы мне еще коллекторы звонили! Меня напрягает это. Я и так в засаде! Одна Констанция чего стоит!

– А с чего началось у вас? – вспомнил я об их недавнем споре.

– Да вывела она меня! Молчит и о своем думает. Вопрос задаешь – кивает. И все. Ноль эмоций. Все на инет потратила. Здоровая девка, а такая дурища.

– Я тоже, бывает, в Сети сижу.

– Тебе ж замуж не выходить! В «Шарм» заедем?

            Заехали в «Шарм» – заказали пиццу и капучино.

– Так что с твоей работой? – спросил он.

– Новую нашел. Письма писать.

– Кому?

– По заказу.

– Типа связей с общественностью?

– Да, типа связей.

– Здорово.

            И тут Ася позвонила:

– Чкалова, 56а, второй подъезд, квартира 60. Наталья Петровна. В десять вечера.

– А сколько мне там быть? Час?

– Как минимум. Но инициатива поощряется.

– У тебя нормально? Твой вернулся?

– Вернулся. Все хорошо. О тебе, кстати, снова спрашивал.

– Зачем я ему?

– Я не поняла. Что-то такое, между делом.

– Думаешь, он меня хочет?

– Да не похоже вроде.

            Посмеялись. Влад покосился без улыбки. Расстались в какой-то напряженке. Я поехал по адресу. Внизу был домофон, я позвонил и назвался. Замок щелкнул.

Наталья Петровна ждала меня в пеньюаре. Это была коротко стриженая шатенка с немного крупным носом и большим ртом. В принципе, вполне сгодилась бы на роль моложавой бабушки, но на роль страстной любовницы-нимфоманки…

Я заулыбался как можно приветливее.

            Пеньюар был желтый, шелковый. Спальня тоже была в золотистых тонах, но казалась какой-то пыльной. Может, приглушенный свет ламп так отражался. Столик был завален глянцевыми журналами. Сверху лежал лист белой бумаги.

            Анализировать – последнее дело. Как только я начну анализировать освещение, меблировку, подборку журналов, ее шею в складочку мелких морщин, ее бородавку в углу рта – анализ меня парализует.

            Я сел к столику и взял лист бумаги.

– Итак, я вас слушаю.

– Да-да, – она просияла. – У тебя хороший почерк?

– Нет. Почерк плохой, но все остальное лучше. И я обещаю стараться.

            Я приготовился писать, искренне надеясь, что роль школьной учительницы ей нравится. Было даже интересно, что она продиктует. Но все оказалось просто. Сначала она принесла большую бутылку коньяка и две рюмки. Налила мне и себе, мы выпили. Потом я налил еще, и она продиктовала:

– Сегодня двадцать седьмое февраля. Коньяк – крепкий, тонизирующий напиток. Физические упражнения полезны для здоровья. Написал?

– Я бы заменил «коньяк» на «чай», а «физические упражнения» на «секс».

– Ну, замени.

            Она положила поверх листа сто долларов. Я сунул их в карман и поднялся. Свет она не выключала. Даже в мерцании тусклых бра видеть ее раздетой мне не хотелось. Но зачем ей терзать себя пластическими операциями и липосакциями, если можно просто купить секс-услуги? Это полезнее для здоровья.

            Она стащила с меня свитер, расстегнула ремень.

– Не торопитесь так, – я никак не мог настроиться.

            Заставить себя целовать ее рот с крупной бородавкой было выше моих сил. Я нисколько не сомневался, что она только что приняла душ, но пахло от нее солеными огурцами, или селедкой, или залежалыми специями. Дряблый живот свисал неряшливой складкой. Груди были небольшими, но тоже бесформенными.

            Я пытался отстраниться от ситуации. Профессионал на моем месте не фиксировал бы мелочи, он схватил бы алгоритм действия – не больше. Я стал целовать ее зажмурившись, спустился ниже, развел в стороны ее ноги. Открывать глаза не хотелось.

            Наталья Петровна стонала. Достаточно убедительно. У меня никак не вставал, я вышел в душ, помог себе, надел резинку. Потом вернулся к ней, постарался войти в нее резко, не затягивая. Было не узко и не тесно, а так, словно я почувствовал ее дряблые мышцы с изнанки. Скорее всего, я просто был грубым. Она пыталась прогнуться. Я выбросил из головы все мысли, боясь потерять ритм, открыть глаза и увидеть себя над телом старухи. И был рад, что получилось, что я справился с собой и с ее оргазмом. Я нормально отработал. Потом под закрытыми веками взорвалось желтое пятно, и я кончил.

            Она отпустила меня в душ, но я не стал купаться, боясь пропахнуть рассолом еще больше. Быстро оделся, выпил еще коньяку.

– По средам тебе удобно? – спросила она.

– Да, если вас устраивает мой почерк.

– Хороший почерк. Я очень довольна.

            После этого визита видеть друзей не хотелось. Такси поблизости не было, я пошел пешком. Потом вспомнил о деньгах. Поискал в карманах – ничего. Я остановился, обшарил карманы брюк – тоже пусто.

            Не поверите, но я почувствовал слезы в горле. Пытаясь быть спокойным, сунул руку в задний карман и, наконец, нащупал сложенную купюру. Сумма была настолько малой, а унижение настолько большим, что снова подступила тошнота.

            Домой я поехал на метро.

-6-

– Мне кажется, после некоторых событий, или некоторой работы, или некоторых жизненных обстоятельств не может быть чувств. Не может быть любви, например, – сказал я.

– После чего? После войны? После убийства? После аварии? – уточнил Игорь.

– Чувства – не больше, чем химическая реакция. Нет ничего такого, что победило бы химию, – сказал Андрей.

– Да, чувства немотивированны. И они могут возникать неожиданно, – поддержала его Констанция.

– О виртуальных чувствах мы не говорим! – заметил ей Влад.

– Как могут возникнуть чувства у гинеколога? – спросил я.

– Могут, Мить. На самом деле, могут. И хирурги влюбляются, и патологоанатомы. И они тогда не думают, из каких именно частей человек собран, какие органы у него здоровы, а какие не очень, – усмехнулась она.

– Только копирайтеров не берет никакая химия! – хехекнул Андрей.

– А что с Асей? – напомнил Владик.

– Не знаю. Давно не видел ее.

– Так она ж звонит постоянно.

– Она по делу звонит.

– По какому делу?

– Приветы тебе передает.

            Асю, правда, я не видел с той самой ночи в квартире Игоря. Зато она подогнала мне еще двух клиенток – Ларису Олеговну и Анну Ивановну.

Лариса Олеговна была вдовой пятидесяти пяти лет, а Анна Ивановна сорокасемилетней женой бизнесмена, постоянно проживающего в Австралии. С первой было тяжело из-за ее крупных габаритов, а со второй полегче, потому что она выглядела лучше и сама проявляла инициативу. В тяжелых случаях Ася посоветовала применять безобидное средство для повышения потенции, и мы договорились поужинать в субботу вечером.

            Погревшись в кафе, мы вернулись на трибуну. Игорь опять поставил на тройку. Тумана в этот раз не было, но дул резкий ветер, выдувая остатки зимы из города, и было очень неуютно.

– Давайте лучше в «Шарм» – кофе пить, – предложила продрогшая Констанция.

            Все отказались.

– Поедем, – решил я. – Ветер тут невозможный.

            В такси она молчала. Я думал об Асе. Таксист сказал, что обещают раннюю весну, и с завтрашнего дня потеплеет. Если бы не таксисты, где бы я узнавал прогноз погоды?

            Я думал о том, что Асе безразлично, изменяю я ей или нет. С кем. Как. В каких позах. При каких обстоятельствах. Она это знает наперед – ей не интересно. И все это давит только на меня – не на нее. И только я чувствую себя так, словно меня тошнит обычными разговорами и рвет шутками.

– Неловкость потом пройдет, – сказала она мне по телефону.

            Я испытывал не «неловкость». Я испытывал постоянную тошноту. Не мог есть, только глотал ее пилюли и запивал водкой.

– Ты похудел, – заметила Констанция в кафе.

– В бассейн хожу. Нужно быть в форме.

– Статьи пишешь?

– Все пишу, что заказывают. Как у вас с Владом? Наладилось?

            Она дернула плечами.

– Сам же знаешь. Ничего у нас не может наладиться. Каждый день – как на заседании суда. И к вечеру – один и тот же приговор. Он меня открыто ненавидит. А я задираю его – не с целью задеть, а уже по привычке: как на больную точку жать до упора. Уже без смысла.

– А сначала какой был смысл?

– Доказать, что интересы человека не должны ограничиваться боксом и скачками.

– Обязательно нужно было посвящать его во всем эти дела – чаты, переписку?

– Просто хотела привести ему пример умного человека.

– Агента69? А кто он?

– Не знаю. Парень один.

– Парень шестидесяти девяти лет? Или это его любимая поза? Или он с шестьдесят девятого года?

– Да ладно. Мне все равно это.

– А как же ты его представляешь?

– Никак.

– Светлое теплое пятно?

– Ну, вроде того. Это раньше по почерку можно было что-то угадать о человеке. У нас в классе был пацан – писал одни палочки, почти без наклона, очень мелко. Учителя убивались над его диктантами. Но для него там были буквы, слова, смысл. Он протестовал против двоек. А сейчас у всех одинаковый почерк – Times New Roman. Он иногда ставит смайлы. Не в тех местах, где смешно, а в тех, где особенно тоскливо. И смайл улыбается: это не так уж и тоскливо, это ерунда, это можно пережить. А я даже смайлов не ставлю, только иногда – скобки. Тоже не там, где смешно, а где хотелось бы пошутить, но чувство юмора спотыкается. Виртуальные письма – самая большая иллюзия, которую я знаю.

– Слушай, Констанция, а если он лысый дядька с пивным животом?

– Да мне все равно как бы. Он стихи пишет замечательные.

– А в реале – с кем знакомишься?

– Ни с кем. «Меня зовут Костя», так?

– А там тебя как зовут?

– Лиза.

– Лиза, стихи – это такая чушь. Ты молода, ты отлично выглядишь. По-моему, это ограниченный Влад тебя программирует на депрессию, а не ты его. Тебе отвлечься надо. Хотя бы не жить с ним под одной крышей. Вообще не понимаю, как люди могут жить в таких шумных семьях.

            Констанция смотрела в чашку, кивала, но было заметно, что слушать меня ей неохота. Мы ушли из кафе и расстались на площади.

            У меня даже мысли не возникло ответить откровенностью на откровенность. Да и слов таких не было. Альфонс или эскорт-услуги – все не то. Я не считал себя проституткой, потому что не работал в публичном доме или на окружной. Конкуренты меня не выслеживали. Сутенеры на психику не давили. Кислотой никто облить не угрожал. Я просто встречался на досуге с несколькими дамами. В это уж точно не следовало никого посвящать.

            А бывшие заказчики прислали мне письмо: «Уважаемый Дмитрий, с большим сожалением получили ваш отказ от работы. Мы вас не торопим. Статья о косметических новинках пока никем не написана, менять копирайтера нам не хотелось бы. Ваш стиль нас всегда устраивал. Статья нужна к началу апреля. Гонорар будет удвоен. Пожалуйста, обдумайте наше предложение еще раз».

Анна Ивановна продиктовала следующее:

– После дождя в лесу появляются грибы: подосиновики, подберезовики и боровики.

– Вы когда-нибудь видели такие грибы? – спросил я.

– Нет.

– И вы не смогли бы их описать?

– Конечно, нет.

            Я немного успокоился. Можно посмотреть в Интернете, что из себя представляют «подберезовики», или как выглядят «боровики», но мне это уже не нужно!

– А что такое «орех макадамия» вы знаете?

– Да, самый дорогой орех в мире. Он в Австралии растет. По вкусу – как фундук, только нежнее. Мне муж привозил.

            Я думал о нежном орехе, о статье, о том, что Анна Ивановна – мой самый лучший вариант, и что после нее еще нужно зайти к Ларисе Олеговне.

            В Ларисе Олеговне больше всего меня раздражал отвратительно-сладкий запах духов. Она напоминала чисто вымытую большую свинью, с розовой, натертой духами шкурой. Трахаться любила в стандартной позе – только так могла что-что чувствовать. Я же научился следить за ее реакциями и прекращать действо сразу после ее оргазма. Собственная разрядка меня уже не волновала. Я уходил с чувством выполненного долга, деньгами и относительно чистой совестью.

            Со временем психологические терзания притупились. Просто между мной и остальными миром возникла тайна, которую нужно было тщательно хранить. И мне перестало быть интересно, как другие справляются с этой проблемой или как другой парень чувствовал бы себя на моем месте. Сам для себя я все решил – я справился. Осталось привыкнуть к побочным эффектам – пилюли, выпивка и стойкое отвращение к женскому телу делали меня угрюмым и нервным.

-7-

– Как ты вырвалась от него?

            Она улыбнулась.

– Мы не семейная пара. Мы не живем вместе. Он уехал проведывать прежнюю семью, а я пошла к тебе.

– Здорово.

            Она тоже сказала, что я выгляжу мрачно, но я покачал головой.

– Все нормально. Я втянулся. Просто секс сам по себе меня уже не очень интересует.

– Это понятно. Никто не занимается работой в свободное от работы время. Ты должен хотя бы иногда кончать.

– Все нормально, – повторил я.

            И мы поняли, что проведывать друзей в этот раз не поедем. Или она больше не хотела пахнуть мной, потому что я сам уже потерял собственный запах.

– Как ты думаешь, как долго я смогу работать? Как твои знакомые?

– Некоторые до сорока пяти держатся. Но они не глотают таблетки для эрекции. Им больше нравится сам процесс как таковой. Организм самонастраивается.

– Надеюсь, так и будет. Я очень реагирую на запахи. Если запах неприятный, меня выворачивает, кого бы я ни представлял.

– А кого ты обычно представляешь? Киру Найтли?

– Тебя.

            Она хотела это услышать. Я это сказал. Пусть даже из вежливости.

– Ты мне так помогла, Ася! И протекцией, и советами, и таблетками, и дружеской поддержкой. Если я могу что-то для тебя сделать…

– Можешь. На самом деле, есть одна просьба…

– Что угодно.

– Если тебе позвонит Сергей, не спи с ним.

– Я бы и так не стал.

– Ты не би?

– Нет.

– С мужчинами вообще не будешь работать?

– Нет.

– Почему? Что за предрассудки? Тебе кажется, что с женщинами ты можешь контролировать ситуацию, а с мужчинами не сможешь? Это заблуждение. Есть пассивные клиенты.

– Нет, Ася. Не продолжай. Я уже оценил радиус твоего круга знакомых.

– Разница на самом деле не так велика, – она пожала плечами. – Или тебе хочется думать, что мужчины не так испорчены?

– Ты не можешь знать разницы.

– Говорят, у меня мужской склад ума.

– Да, конечно. У тебя холодная, взвешенная логика. Но склад ума – это еще не склад тела. Я думаю, что даже отношение к проституции у мужчин и женщин очень различно. Для женщины более естественно быть опекаемой, получать подарки или денежные поощрения. Для мужчины главное – завоевывать мир, покорять. Чувствуя себя наемником, нельзя покорить мир. Это значит, самому быть покоренным, не иметь права выбора, не иметь свободы, не иметь даже свободы распоряжаться собственным телом. Быть проституткой – это отказаться от себя самого, потерять себя, втоптать в грязь. Не знаю, рассказывали ли тебе твои знакомые, но после такой работы, лично я не могу поверить, что смогу заниматься сексом добровольно, что мне перестанут сниться клиторы каких-то старух, что когда-нибудь я смогу что-то чувствовать.

– Разве что-то меняется? Ты же побеждаешь их…

– И себя тоже.

– Нужно просто уметь отвлекаться, – сделала вывод она.

– Да.

            Я сам это советовал Констанции. И я тогда в это верил.

– Да, Ася, – повторил я. – Я научусь. И я тебе очень благодарен. У меня их несколько, этих дам, они все разные, все сложные. Это не один Сергей Михайлович. Мне труднее отвлечься.

            Спиртного не хотелось. Ася тоже избегала курить, чтобы папик не учуял постороннего запаха.

            Мы прошли несколько кварталов от кафешки пешком. Весна, наконец, наступила и не сдавала позиций даже на ночь: было тепло и тихо, таяли остатки снега, молодежь носилась в поисках развлечений.

– Не думай об этом много. Не думай об этом так, как будто должен об этом написать, – сказала Ася. – Я вижу, что решение оказалось для тебя тяжелым. Ты слишком сознательно к этому подошел. И теперь сознание говорит, что, приняв это решение, ты проявил слабость или уступил обстоятельствам. Но, реализовывая утвержденный план действий, ты пытаешься быть сильным и от этого становишься жестоким к самому себе. Будь мягче. Не загоняй себя в угол. Прощай себя за неудачи. Переноси свидания, отменяй, но не ставь себя в положение жертвы. Они – всего лишь старые, развращенные тетки, ты не должен им доказывать, что ты лучший в мире. Ты им ничего не должен. Не наказывай себя сам. Будь проще, если хочешь продержаться в бизнесе долго. Проблемы уйдут. Сожаление об утраченной непорочности уйдет. Останется тренированное тело и всегда готовый к работе член. Отключи сознание. Меньше думай.

– Обещаю не встречаться с твоим папиком, – ответил я на это.

– Да уж, будь так любезен.

– Я не думал, что он таким забавляется.

– Я тоже не думала. Но он спрашивал, не помню ли я твой номер, потому что потерял его в собственной записной книжке.

– Может, он что-то узнал о нас?

– А что можно узнать о нас? Между нами ничего нет, – отсекла она.

            И вдруг я вспомнил момент, когда мне казалось, что она – это я, только более израненный. Но если у нее и были раны, благодаря ее убийственной логике они давно покрылись коркой. Под эту корку не достучаться. Женщина не должна мыслить логически! Она должна руководствоваться чувствами, интуицией, страхами, комплексами, но не холодной, бездушной логикой. Иначе как услышать ее сердце под стальным панцирем?

            Я не стал прислушиваться. Просто поцеловал ее в щеку и попрощался.

            Выпало немного свободного времени. Статья о косметике почему-то уже не казалась мне чрезвычайно сложной, и второе письмо с отказом я выдумывать не стал. Очень быстро сочинил что-то простое. Вообще не лез в суть. Составил законченные предложения, выслал и забыл.

Когда ты сам готов отказаться от заказа, уже не так важно, примут твою работу или нет, оплатят ее или нет. Это дает именно ту свободу обращения с текстом, которая позволяет не волноваться за результат своих усилий. Это усилия ради усилий, текст ради текста. И такая работа не может не радовать.

            Около полуночи позвонил Влад:

– Ты что ей наговорил?!

– О чем? Что случилось?

– Она свои вещи забрала. Сказала, что сняла квартиру.

– Ну, хорошо. Ты же этого хотел?

– А деньги у нее откуда? Я не хочу, чтобы она жила на содержании у какого-то старого козла!

– Ты просто не хочешь, чтобы она стала самостоятельной!

– Что?! Ты с ума сошел?

– Тебе же нравится, что она сидит за компом или слоняется за тобой, как пришитая.

– А она говорила тебе, с кем собирается жить? С этим Агентом69?

– А тебе какая разница?

            Вот уж кто принял «сильное» решение, так это Констанция. Но чтобы довести такое решение до ума, одной импульсивности мало. Я подумал с четверть часа, а потом позвонил ей.

– Ты где?

– Вижу, паника идет кругами. В съемной квартире. Сижу, паркет рассматриваю.

– Ты одна будешь жить или с кем-то?

– Одна.

– Деньги тебе нужны?

– Ну…

– Я тебе завтра привезу.

– Э-э-э…

– Ты учиться должна, а не думать, как и под кем заработать.

– Да я не думала о таком.

– Вот и не думай. У меня есть. Я утром заеду.

            Она сказала адрес. Я впервые за долгое время спал спокойно и не видел кошмарных снов.

-8-

            Квартиру она сняла у черта на куличках. Заметно, что выбирала из самых дешевых вариантов. Больше всего меня поразил полупрогнивший паркет.

– Здесь же сыро!

– Забудь. В двадцать первом веке от чахотки не умирают, – она засмеялась. – Хозяин сказал, тут в подвале вода долго стояла, и первый этаж немного подгнил.

– Может, найдешь что-то получше?

– За твои деньги?

            Родители помогать Констанции отказались, мол, при живых отце, матери и брате мыкаться по съемным углам – неуважение к семье.

            Но выглядела она лучше. Повеселела. Что такое прогнивший пол по сравнению с состоянием постоянного спора? Так, чепуха какая-то.

– Компьютер ты, конечно, забрала? Переехала вместе с виртуальной личной жизнью? Как твой друг? Новую поэму пишет?

            Она улыбнулась.

– Пишет. Даже отрывок мне выслал. Очень сильные метафоры.

– О-ё!

            Кухня была сплюснутой, но зал просторным. Телевизора не было, углы шкафа и тумбочки казались обгрызенными, на стене висел стандартный ковер. Я сел на диван и провалился в скрип пружин.

– Блин, Кость, как же ты тут встречаться с кем-то будешь? Тут же отстойно.

– Это винтаж, – сказала она. – И я ни с кем тут встречаться не планирую.

            Позвонила Анна Ивановна, сказала, что я могу зайти к трем часам. Время еще оставалось. Я отдал Констанции деньги.

– «Чтоб из тебя люди вышли», как говорила моя бабушка…

– Спасибо. Просто мы с тобой друзьями вроде не были…

            Я кивнул самому себе. Вопрос возник бы обязательно.

– Бывают такие периоды в жизни, когда твои друзья, твои старые, проверенные друзья, твои друзья-форева перестают быть тебе нужны. Сцепленные пазлы распадаются, потому что картинки больше нет. Ты наверняка знаешь, что они тебя не поймут, не одобрят, не оправдают. Дадут сто левых советов. Приведут сто тупых примеров. Вот у меня сейчас что-то подобное. Поэтому… друзья или не друзья – не так важно.

            Она посмотрела озадаченно.

– Ладно, держись. Думаю, ты все сделала правильно, – закончил я. – Теперь нужно больше внимания уделить реалу.

– Мне кажется, у меня светлая полоса началась. Если бы ты прочел его поэму! Распечатать тебе? Такие рифмы, такой ритм!

            От слова «ритм» по спине побежали мурашки. Идти по вызовам не хотелось. Я уже десять минут топтался в прихожей. Констанция истолковала это топтание по-своему.

– Деньги я потом верну – стопудово.

– Да я сам напомню, когда первую зарплату получишь.

            Анна Ивановна, мой самый лучший вариант, выглядела неплохо, отличалась импульсивностью стервозной блондинки, предпочитала позу наездницы и не утомляла меня бессмысленными нежностями.

            Но в этот раз не заладилось. Как только я разделся, в комнату вошел тот самый австралийский муж, который привозил ей когда-то орехи макадамия. Оказалось, приехал, чтобы начать бракоразводный процесс.

            Времяпровождение жены его не удивило, а, скорее, вызвало интерес. Он доплатил еще сто баксов, чтобы досмотреть до конца. Сел у постели, закурил и взял мое недописанное письмо, представляющее собой выдержку из статьи об убийстве депутата областного совета.

– Любопытные у вас забавы!

            Присоединиться он не хотел, вдали от Родины по жене не тосковал, и дым от его сигареты шел оптимистичный. Я тоже попросил травки, и вскоре он, она и их комната в отвратительном стиле «Людовик» расплылись в тумане. Я отработал нормально.

– Мне кажется, она не кончила, – засомневался австралийский муж.

            Я вопросительно посмотрел на Анну Ивановну.

– Мне было очень хорошо! – заверила она. – Именно поэтому я предпочитаю проституток. Они всегда могут гарантировать результат!

            Муж не выглядел посрамленным. Под его пристальным взглядом я оделся, взял деньги и слинял. Почему-то вспомнились слова Аси о том, что она много раз переезжала. Уехать, начать все заново, не встречать знакомых, ни с кем не здороваться на улицах. Начать все заново и набрести на прежнюю тропку?

            Хотелось еще курить. На лишнюю сотню можно было купить травы. Но что это, как не новый запущенный алгоритм: деньги – наркотики?

            Раньше я мечтал снять отдельную квартиру – для встреч с Асей. Но тогда я не мог знать, что перестану нуждаться в этих встречах. Это как Владик не мог знать о кризисе, о невозможности выплачивать кредит и о звонках коллекторов. Он думал, что получит чистое удовольствие от машины.

            Зато я стал добрее к матери – как к единственной женщине, которая ничего от меня не хотела. И стал больше времени проводить в ванной. Чужие запахи просачивались в мою жизнь, я изводил литры душ-геля и никак не мог от них избавиться.

– Привет. Что-то тебя на ипподроме не видно.

            Сквозь шум воды я узнал голос Сергея Михайловича. Нашел-таки номер телефона?

– Здравствуйте. У меня без вас на ипподроме не получается.

– Увидеться нужно.

– По поводу?

– Есть один повод.

– Я сегодня уже не смогу.

– Перетрудился?

– Сергей Михайлович, я не смогу сегодня.

– Да я пошутил. Перезвони, когда сможешь.

            Я еще полежал в пене. Но шаткое равновесие снова нарушилось.

            Что за подкат, непонятно. Что ему нужно? Скорее всего, узнал о нас с Асей. Или даже она сама рассказала. И он тоже наблюдать хочет. Или он хочет, чтобы она наблюдала. Мол, вот и я его, как он тебя. Сознание рисовало мне детальные и яркие картины – одну отвратительнее другой, но реалистичные до тошноты. Или выкуренная днем сигарета не отпускала.

            Утром я принял решение – не звонить. Занят я. Некогда мне. Работаю. Я трудоголик.

            В городе уже становилось пыльно. Вы задумывались над тем, почему у нас на улицах ботинки не чистят? В Америке чистят, а у нас нет. Наши мальчишки считают, что это постыдная работа. Рассказал бы я им, что такое «постыдная работа». Но, с другой стороны, дело может быть просто в оплате. Стекла автомобилей протирать, наверное, выгоднее.

            Итак, снова ветер, пыль, блестящие стекла машин, грязные ботинки прохожих. Середина марта. Может, где-то кризис уже позади. А мы тут на пике.

-9-

            У дома Констанции я заметил знакомый «опель». Она сказал, что у нее нет лекций, я решил зайти в гости, но, увидев машину, притормозил. Может, им поговорить нужно. К тому же я не хотел, чтобы Влад связывал меня с переездом сестры, такие предположения могут иметь непредсказуемые последствия. С другой стороны, развернуться и уйти – тоже как-то… Мне-то скрывать нечего. Я позвонил в дверь. Она открыла, обрадовалась, впустила меня.