Текст книги "Параллель"

Автор книги: Тони Ронберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Насмерть?

– Тьфу на тебя. В больнице лежу, перелом руки только.

– На тебя наехали?

– Рита. Мы с ней расстались не очень гладко.

– Сука! – безапелляционно заявил Костик. – Но смотря как квалифицировать. Либо по части 1 статьи 286 УК Украины – нарушение правил безопасности дорожного движения или эксплуатации транспорта лицами, которые управляют транспортными средствами, то есть чепуха, до трех лет. Либо по части 1 статьи 121 – умышленное тяжкое телесное повреждение. В таких делах главное – доказать умысел. А тут умысел налицо. Заодно заявишь про моральный вред, расстройство здоровья – и на восемь лет упрячем ее за решетку. Гарантирую!

– Соблазн велик.

– Даже не сомневайся! Как только решишь, я готов взяться конкретно. И не таких чокнутых усмиряли.

– Спасибо.

            Юристы лучше всех приспосабливаются к новым условиям выживания – их этому учат. Любую ситуацию они могут рассмотреть под разными углами и найти оптимальный. На Костика в таком деле вполне можно положиться.

Алексей стал думать. Палата была одиночной, из коридора доносились шаги и голоса медсестер, но его никто не тревожил.

            Посадить Риту за решетку? Нет, не просто так. Заставить ее пройти через следствие, суд, вынесения приговора? Или люди-манекены для такого не созданы? А вот посмотрим! Посмотрим, что наденет на открытое заседания Аллочка. С кем придет Грицкевич. Явится ли «папулик» на костылях. Уронит ли скупую слезу о том, что воспитал такую дуру на свою голову.

            Рука заныла под гипсом, но Алексей постарался не отвлекаться. Воображение рисовало упоительную картину суда над Ритой. Рита, не накрашенная, побледневшая, с тусклыми обвисшими волосами, позабывшая свои заботы о регулярном питании и оргазме, смотрела на Алексея из клетки для обвиняемых. Хаха, Рита! Восемь лет в тюрьме! За швейной машинкой, Рита! За обрезкой стелек для калош! Без спаржи, Рита! Без фуагра! Без японских ресторанов! Без вечеринок и хэппи-бездеев! Без оргазмов, Рита! Хотя…

            Сознание Алексея тут же пририсовало к Рите сокамерницу – пожилую тетку, зарубившую мужа топором.

– А ты за что? Бывшего хотела задавить? Молодец! Уважаю! Наша телка!

            Нет, так они не говорят. Но смысл тот же – солидарность. Наша курица! Так, дави их!

            И вот они вдвоем – лежат на нижних нарах и целуются взасос. И с воли им передают Cosmopolitan с рекомендациями, как получать оргазм одновременно и без мужиков.

            Мысли Алексея оборвала медсестра, пришедшая сделать укол.

– А от чего?

– Обезволивающий.

– Так у меня ничего не болит.

– Это вы еще в шоке.

– Да, я в шоке, – Алексей не стал спорить.

-11-

            Проснувшись на следующий день и обнаружив себя по-прежнему в больничной палате, Алексей очень обрадовался тому, что не прекратил связь с Ритой, как планировал. Поговорить о случившемся и «планах на будущее» хотелось с ней одной. Его мысли отдалились от ее завоевания, поэтому никакой обиды он уже не чувствовал.

            По результатам обследования других серьезных травм не обнаружилось, Алексей пообещал Сергею Федоровичу, что завтра уже будет на работе, но ему хотелось, чтобы Рита увидела его на фоне серых больничных простыней и, возможно, посочувствовала.

            Предварительно спрятав банки с бульоном в тумбочку и небрежно разбросав апельсины, Алексей набрал номер Риты. На удивление, приехать она отказалась.

– Алеша, я не смогу сегодня. Мы в театр идем.

– Ну, простите, не мог вас предупредить – не предполагал, что эта чокнутая захочет меня убить.

            Рита не засмеялась.

– Вот это как раз было предсказуемо. Блондинки очень эмоциональны.

– А вы с этим своим идете… дедом Димой?

– Да, с Димой.

– Но ведь театр вечером?

– Алеша, я все равно не смогу – у меня дела сейчас, потом спектакль. Или вы хотите, чтобы я отменила театр?

– Чтобы вы упразднили театр, а актеров уволили без выходного пособия!

– Не выдумывайте. Болейте себе спокойно, – отрезала Рита, не оценив ни одной шутки.

            Холодная, злая, черствая женщина. Совсем не такая эмоциональная, как Рита. Эта бы довела свою месть до ума – нашла бы и силы и выдержку. Теперь Алексей понял, что, скорее всего, хотел посоветоваться с ней по поводу Риты, все еще сомневаясь, как подать происшествие милиции.

            Нужно думать самому – исходить из собственных установок и планов. И, конечно, Риту следует засадить в тюрьму за покушение на убийство.

            В следующий раз милиционеры пришли уже на работу. И вот тогда, глядя из окна своего кабинета на проезжую часть, где не так давно вытирал асфальт отутюженными брюками, и все еще чувствуя покалывание в загипсованной руке, Алексей признался, что, действительно, переходил дорогу в неположенном месте, там, где все ее обычно и переходят, и претензий к водителю не имеет. Ну, что Рита? Пусть живет Рита. Может, успокоится. Машину починит. Нового любовник заведет. Нового, Рита!

            Вместе с принятым решением пропало и желание «поговорить об этом». Алексей провел совещание по итогам закрытия «Энергетического форума» и ушел в отдел «Флора-Фауна» – навстречу надвигающейся выставке собак. К самой выставке он решил не приближаться, но подготовку проверял тщательно: такие мероприятия пользуются большей популярностью у посетителей, чем производственно-технологические форумы.

            Все косились на загипсованную руку. Действительно, рука словно уже не принадлежала Алексею, а просто болталась рядом с ним на перевязи, ставя под сомнение его деловой вид.

– Болит? Болит? – спрашивал менеджеры наперебой. – Очень больно?

            Алексей отвечал, то «болит», то «не болит», и это было правдой. Боль он чувствовал как неприятное воспоминание – она пронзала внезапно, держала некоторое время в тисках и исчезала, словно приступа и не было. Боль очень походила на его память, способную подбрасывать самые неприятные картины прошлого в самые светлые моменты настоящего.

            Рита объявилась через несколько дней, Алексея дернуло от ее звонка.

– Как вам болеется? – спросила она весело.

– Я давно на работе.

– Ну, рука – не обе ноги, тоже верно.

– Что ж вы все меня ногами попрекаете?! И откуда вам известно про руку?

– Оттуда, что меня стала мучить совесть прямо в театре, я позвонила в больницу и узнала, что у вас сломано, а что цело.

– И успокоились?

– Более или менее.

– Ах, – вдруг вспомнил Алексей. – У меня есть к вам вопрос, очень важный. Мне кажется, очень важный вопрос. От него многое зависит.

– Какой же?

– Что за книжку вы читали тогда в метро?

– Когда? В каком метро?

– Рита! Вы, действительно, не помните? Не понимаете?

– Это важный вопрос? – она вздохнула. – У меня все книги в ридере. Ничего не теряется, не пропадает. Я могу поискать. Но точно не помню.

– Не врете?

– Нет.

– Тогда не надо.

            Сломанная рука снова заболела.

Нет, не по тому пути он идет, не за те веревочки дергает. Скорее, за собственные – оттого и бьется в конвульсиях на потеху зрителям. Но и до этого он шел по сомнительному пути, и до этого исполнял сомнительные роли. Так не все ли равно?

Что толку вспоминать прошлые увлечения? Через некоторое время все они начинали казаться Алексею мелкими, несущественными, а иногда и постыдными. Все мелодии, которые трогали сердце, после нескольких прослушиваний превращались в несуразную какофонию. Все актеры, которые привлекали его внимание, в следующих фильмах казались шаблонными, топорными, лишенными пластичности, застывшими в найденном ограниченном амплуа. Все девушки меркли при близком знакомстве. Чтобы видеть развитие, нужно было сравнивать разных композиторов, актеров или женщин, внутри одного образа душили статика и уныние.

Но сама погоня за новыми впечатлениями утомительна. Хочется глубины, а постоянно выталкивает на поверхность – для очередного погружения. И легкие предательски свистят – им не нужны новые образы, им нужен покой.

            Из-за травмы пришлось отказаться от автомобиля. Алексей ехал домой на метро и старался не смотреть ни на одну девушку, читающую электронную книгу.

-12-

– Бог тебя накажет, Бог! – кричит Рита по телефону.

– За что это? За то, что ментам тебя не сдал?

– Бог все видит!

– Ты Сергея Федоровича имеешь в виду?

            Бросила трубку. Но начало дня испортила. Как понять меру своей вины? На каких весах измерить?

– Вы тоже считаете, что Бог все видит? – спрашивает Алексей у Риты, когда она кормит его ужином.

– Я не верю в Бога. Только во вселенский хаос. А вы разве из тех, кто носит в бумажнике фотографию Иисуса Христа как ближайшего родственника?

– По-вашему, жизнь зародилась из хаоса?

– Возникла, так скажем.

– А это жаркое – тоже из хаоса? Не из каких-то определенных продуктов, не по рецепту, не руками мастера?

            Рита улыбается.

– По большому счету – из хаоса.

– Мне бы вашу уверенность, – завидует Алексей. – А всегда сомневаюсь и ни в чем не уверен. Вот все думал, заявлять ли на Риту…

– И что? Заявили?

– Нет. Мой адвокат очень огорчился. Он уже распланировал все до мелочей.

            Рита смеется. И вдруг музыку, доносящуюся из-за стены, перекрывает звонок в дверь. Рита не двигается с места.

– Не будем открывать, – говорит Алексею.

– Как так?

– А как? Я не смогу сказать, что вы – владелец типографии, которая будет мне что-то печатать.

– Вы думаете, это дед Дима?

            В подтверждение догадки Алексея начинает дребезжать ее мобильник. Рита накрывает его рукой, заглушая звук.

– Возьмите трубку и скажите, что вы не дома.

– А где я?

– В маршрутке. Как минимум.

– Я боюсь, что он через дверь услышит, – шепчет Рита. – Я потом ему объясню как-то.

– А зачем он пришел?

– Я не знаю.

– Может, что-то случилось?

– Да что у него могло случиться?

– Впустите его.

– Не выдумывайте. Я никогда не объясню, почему вы тут находитесь.

– Скажите, что я сантехник.

– Для сантехника вы слишком мрачно выглядите.

– Вы просто не знаете, насколько это суровые ребята!

            Звонок продолжает пиликать.

– Он думает, что вы спите. И будет звонить, пока не разбудит.

            Алексею вдруг пришло в голову, что если он сейчас поцелует Риту, то она не закричит и не оттолкнет его, избегая лишнего шума. Он всмотрелся в ее лицо – измученное дребезжанием звонка и огорченное, хотя до этого она усмехалась.

            Он снова принялся за ужин. Телефон стих, затем умолк дверной звонок. Осталась только музыка, скребущаяся сквозь стену.

– Вам не надоело это музицирование? – спросила Рита.

– А вам не надоело кормить меня?

– Это не ради вас – ради самого процесса жизнедеятельности. Если долго не есть, желудок начинает болеть.

– Откуда вы знаете?

– Что я знаю? Я о себе говорю. Это в семнадцать лет можно было хот-догами перекусывать.

– Я думал, вам семнадцать.

            После ухода невидимого соперника Алексею не стало легче. Оставшись снова наедине с Ритой, он почувствовал себя обманутым, лишенным обещанной близости, несмотря на то, что Рита ничего ему не обещала.

– А когда вы были счастливы, Рита? – спросил он, не надеясь ничего услышать в ответ.

– Я часто бываю счастлива, – неожиданно ответила она. – Я не требовательна к счастью. Достаточно прочитать хорошую книгу или посмотреть хороший фильм.

– Но ведь они о жизни? Или вы предпочитаете фантастику?

– Нет, я не закрываю глаза на реальность, потому что я ее часть.

– Что тогда вас радует? Хэппи-энды?

– Вовсе нет. Я могу оплакивать героев, погибших всех до единого, и быть счастливой.

– Катарсис?

            Рита поморщилась.

– Не люблю этого слова. Слишком медицинское. А вы из чего добываете счастье? Из спорта? Из секса?

– Спортом я не занимаюсь, – Алексей покачал головой. – А секс с Ритой изматывал меня до отвращения. Думаю, мне бы курс реабилитации не помешал, чтобы я снова понял, из чего можно добывать счастье. Сейчас сплошная усталость.

– Смертельная усталость, – кивнула Рита.

– Что?

– Ну, так говорят. Смертельная усталость.

– Я вам мертвым кажусь? Потерянным для жизни? Как странно все это. Мы договорились доверять друг другу, не прошло и полгода – мы уже друг друга боимся, кажемся друг другу мертвыми. «Человек человеку – волк, а зомби зомби – зомби».

            Алексей поразило это открытие. Он тоже кажется ей мертвым! Именно поэтому она не видит в нем ни мужчины, ни близкого друга. А сама она кажется себе очень даже живой, несмотря на умерший азарт ранней молодости. Она живет дальше – встречается с дедом Димой, работает, читает книги, рыдает над фильмами, посещает театральные премьеры. Просто ее внутренняя жизнь теперь никак не проступает наружу – Рита никому не демонстрирует ее проявлений, потому что никому не доверяет. Но ведь и он знает о себе, что он жив, что внутри него бьется горячее сердце, которое просто устало ошибаться.

– В вас перепады какие-то, – сказала Рита. – Вы то мрачнеете, то светлеете, то обижаетесь, то смеетесь. Хотя я все принимаю, и всегда на вашей стороне.

– Согласно договору?

– Конечно.

– А без этого договора – бежали бы от меня?

– Не знаю. Возможно, бежала бы. А вы?

– А я за вами!

– С ножом, о котором вы уже упоминали?

– Ну, можно и так сказать.

            Она вдруг рассмеялась.

– Умеете настроение поднять! А то так печально стало – от этого «деда Димы», как вы говорите.

– Может, вам лучше порвать с ним?

– Порвать? Он вообще-то замуж меня зовет.

            Алексей посмотрел непонимающе.

– А вам зачем это? Для порядка?

– Да, для порядка, – она кивнула.

-13-

            Что значит это «для порядка», думает Алексей. Что значит это для женщины?

            Связать себя с человеком неблизким? Посвятить свои дни постороннему? Всегда оставаться в маске? Не иметь возможности расслабиться в собственном доме? И даже больше – переехать к нему, лишиться собственного дома, приюта своей души? У Алексея мороз идет по коже. Нет, хорошо все-таки, что он смог наплевать на «порядок», нашел в себе силы порвать с Ритой, освободиться от ее бестолкового папаши, расчистить свое жизненное пространство.

            Вот единственное, за что борется современный человек – за жизненное пространство. И только инерционная глупость прежних веков может толкнуть кого-то к браку, в иго поработительской связи. Хочется поделиться своим выводом с Ритой, поделиться немедленно, но Алексей останавливает себя.

            Зачем ему Рита? Что ему до Риты? Тут хоть бы на выставку «Строительные материалы и технологии» сил хватило. И павильонов. Дело нешуточное.

            И весны по-прежнему нет. Небо низкое, хмурое, сочится дождем на голову, плюет в лобовое стекло – знай три. Технички постоянно трут холлы и выставочные залы – под ногами грязные разводы, словно пол зыбкий, того и гляди рухнет в преисподнюю вместе с образцами кровельных покрытий.

            Алексей раздражен. И все вокруг тоже раздражены – солнце не заменишь жидким витамином Д. Хочется тепла, любви и понимания, таких бадов пока не выпускают.

– Представьте, Рита, бросаешь одну капсулу в чай и чувствуешь себя согретым, любимым и понятым.

– Это вы о наркотиках?

            Ужинают в кафе. Не в «Синусе» с сомнительной автостоянкой, а в «Марлоне» – неподалеку от ее дома. Алексей хочет высказаться по поводу брака и ее жениха, но сдерживается.

– А ведь он не будет знать ни ваших худших сторон, ни лучших, – говорит все-таки. – Вы же от него скрываете.

– От кого? А, да. Я пытаюсь быть ровной – без черных и белых пятен, спокойно-серой.

– Что сказали про звонок?

– Что не слышала. В трамвае ехала.

– А он вообще что рассказывает? О прошлой жизни? О будущей?

– Ничего. То есть тоже… общие фразы. О погоде.

– Понятно. Так и будете продолжать?

– Когда? – Рита перестала жевать.

– Когда поженитесь?

– С чего бы? Я не собираюсь вроде.

– Да? А вы же говорили «для порядка».

– А вы волнуетесь за меня?

– За себя больше – как бы мы тогда виделись?

– Для вас это важно?

– Конечно.

– Ну, были бы другом семьи, – Рита засмеялась.

            Алексей почувствовал, что бледнеет от злости.

– Если вы позволяете себе шутить ниже пояса, то и я отвечу тем же!

– Чем же? – Рита заметно удивилась. – Вас задел статус друга семьи? Но разве мы сейчас не на тех же позициях общаемся? Или вы хотите расторгнуть наш договор?

– Я хочу его преступить.

– В какой части?

– В той части, что не хочу вас никому отдавать.

            Рита стала совсем серьезной.

– Какая глупость. Зачем вам это?

– Это – секс?

– Да, секс, который повсюду.

– Потому что секс – это и есть правда. И откровенность. И доверие…

– …на пятнадцать минут, а потом сплошная неправда, ложь, притворство и манипулирование.

– Тогда назовем это расторжением договора, и плевать на доверие.

– Я чувствую, что вы, как маньяк, уперлись.

            И вдруг Алексею пришла спасительная мысль. Внезапно она вспыхнула внутри его сознания. Конечно! Конечно, есть способ все решить, объяснить и выразить по-человечески то, что он чувствует.

– Что? – Рита вгляделась в него, и он понял, что найденное решение уже изменило его лицо, его взгляд, что он снова оказался в удачном ракурсе – озаренный своей спасительной мыслью.

– Выходите за меня замуж, Рита. Чтобы вы про пятнадцать минуть не думали, ничего не скрывали и не торопились покорять новые вершины.

            Посетителей в «Марлоне» прибавлялось, у входа в зал началась какая-то суета.

– У меня кольца с собой нет, все не очень торжественно, – продолжал Алексей, – но зато очень честно.

– А вы раньше предложение кому-нибудь делали? – спросила Рита, ничего не ответив.

– Нет.

– Своей прошлой Рите?

– Нет. Никому не делал.

            Алексей смотрел на нее, пытаясь угадать ответ – уловить в ее глазах холод, насмешку или радость. Внутри него стал оживать колючий страх – Рита не воспримет его предложение серьезно, ответит шуткой, мобилизовав всю свою иронию. Просто ей нужна минута-другая, чтобы аккумулировать обычную злость.

– Важно не то, что мы знаем о мире, важно то, что мы о нем понимаем. Это цитата, – добавил Алексей спешно, пытаясь заполнить паузу, затянувшуюся до ее ответа.

            И вдруг суета, возникшая у входной двери, проникла вглубь зала. За спиной Алексея вскрикнула женщина. Рита отвернулась от него и посмотрела мимо – лицо ее застыло, словно она забыла на нем выражение, припасенное для ответа.

            Топот вырвал Алексея из ожидания, и он оглянулся.

-14-

            За его спиной пошатывался человек с пистолетом в руке. Это на него только что бросился охранник, громко протопав по залу. Но человек, совсем не молодой, к тому же очень пьяный, проявил неожиданную прыть – он вырубил охранника. Алексей не видел самого удара, на его глазах парень уже оседал на пол, корчась у ног бандита.

            Бандит! Хулиган! Какая досада! Как все некстати! Официантки бросились прочь из зала – возможно, вызывать милицию, а посетителям предстояла мучительная сцена, и бандит знал об этом.

– Ну, что, суки, поняли, кто тут главный? – спросил он у притихшей публики.

            Мысли Алексея вдруг зависли. Он забыл о Рите и все еще думал над тем, как бандит ударил охранника. Скорее всего, в живот, резко, потому что тот не потерял сознания, а просто не находил сил сделать вдох и подняться на ноги. Так и сам Алексей недавно барахтался на асфальте, словно тонул. У парня не было оружия, и он был один. В в «Марлоне» никогда не случалось ничего подобного, тихое место не требовало усиленной охраны.

            Бандит же пошатывался только потому, что был сильно пьян, а не потому, что удар затруднил его. Уголовник, – решил про себя Алексей, стараясь не смотреть ему в лицо, – рецидивист.

– Я тут главный, – бандит сам ответил на свой вопрос и вскинул вверх руку с оружием.

            После этого раздался выстрел. Выстрелил он просто в потолок, чтобы продемонстрировать, что оружие в рабочем состоянии. Мужчины сидели тихо – больше никто не пытался остановить его.

            Да и перед чем было его останавливать? Он ничего не делал, не требовал ни кошельков, ни драгоценностей, ни выручки, просто стоял покачиваясь между столиками и продолжал свой монолог.

– Суки проклятые! Все жрете. Дома, блядь, приготовить не можете. Руки у всех из жопы выросли. Какого хера вы на меня пялитесь? Воняю я вам? Тебе я воняю? – спросил он, видимо у Риты, которая сразу опустила взгляд в тарелку. – А мне, может, из твоей дырки воняет! Думаешь, никто не знает, что у тебя дырка есть?

            Алексей мысленно выругался. Аура его сияющих мыслей вмиг померкла. Что теперь делать? Броситься на дурака? Молчать? Прикинуться оглохшим? И то, и другое глупо, пошло, водевильно.

– Что ты пришла сюда, а дырку свою не помыла? – продолжал бандит, добивая Алексея.

            Рита еще ниже опустила голову.

– Заткнись! – сказал Алексей насилу.

– Что? Кто тут вякнул? – Бандит подошел ближе. – Какая гнида свой рот раскрыла? А, это ты, однорукий? Что, инвалид, жить надоело?

            Он направил на Алексея оружие – точно в лоб. Даже если травматика, – думал Алексей, – с такого расстояния череп прошибет. Блядь! Вот черт дернул в этот «Марлон»! С этими признаниями!

            Бросить в него тарелку? Отвлечь? Резко вскочить? Все эти приемы хороши для гангстерских фильмов, а не для заторможенного, неуклюжего вечера в «Марлоне».

            Наконец, завыла милицейская сирена.

– Твари, вы ментов вызвали? А я никого не боюсь! – сказал на это бандит. – Думали, я ментов боюсь? Я давно уже никого не боюсь. Это вы всех боитесь. Обосрались тут все. А мне по кайфу! Я вас всех в сраные жопы выебал! Всех!

            И Алексей чувствовал именно так – всех и привселюдно. И пока менты валили на пол сопротивляющегося хулигана, Алексей вспомнил, что говорил Рите до этого и как ждал ее ответа. Все это уже утратило актуальность – совершенно стерлось шумным инцидентом. Зачем он ей, если ничем не отличается от напуганных сусликов-клерков, притаившихся за полупустыми тарелками. Если не может защитить ее от враждебного мира? Таким он даже самому себе не нужен.

            Они вышли из кафе молча. На прощание сказали только «до свидания». Это «до свидания» прозвучало как «прощай» на холодном ветру и унеслось тот час же. Алексей наверняка знал, что больше никогда не сможет позвонить Рите и общаться с ней легко, как прежде.

            Дома он думал о том же. Они пытаются строить свою жизнь, анализируя окружающий мир, осмысливая его законы, приспосабливаясь к нему, – никто из них не совершает никаких решительных действий. Работа превращается в набор рутинных алгоритмов. Поход в тренажерный зал воспринимается как подвиг. А вот Бандит – без всякого осмысления – вскинул вверх руку со стволом, провозгласил себя главным, обложил всех матом, ведомый одними лишь эмоциями и алкоголем. И он прав. И это поступок. Так он заявил позицию своего «я» по отношению к другим «я» – перепуганных клерков, бледных девиц, неумелых охранников, визгливых официанток, грубых ментов. В этом есть честность и решительность.

            Алексей на такое не способен. Он жалуется на пустоту мира и барахтается в вакууме. «Важно не то, что мы знаем о мире, важно то, что мы о нем понимаем». Цитата? Чья это цитата? Что мы вообще понимаем? Что мы не главные? Что мы не выбираем эту жизнь? Что обречены жить? Что жизнь – насилие над нами? Что мы вынуждены подчиняться ее законам и рожать детей, чтобы эти дети тоже мучились, болели и умерли? О, нет…

            Как вовремя, как кстати он выстрелил в потолок! Как правильно назвал все своими именами – инстинкты, страх смерти, жажда размножения, бегство от одиночества. Только это и подталкивало Алексей к Рите. И, возможно, ее к нему. И как хорошо, что она не успела ответить! Подвыпивший грязный уголовник стал казаться Алексею едва ли не пророком. Всю неделю снился в золотом сиянии. В том самом сиянии, которое озарило Алексея мыслью сделать Рите предложение.

            Рита тоже не звонила. Это лишний раз подтверждало, что они восприняли все одинаково, как воспринимали всегда – без расхождений в трактовке знаков, символов и образов.

-15-

            Не получалось погружаться даже в работу, работа уже не была способна занять его мысли. Светочка сказала, что видела Риту с каким-то парнем на лексусе. Сказала и посмотрела Алексея – не отразит ли его лицо злости, досады или явного страдания.

            Людям хочется эмоций. Если не чувствовать самим, то хотя бы наблюдать в других, ярко, выпукло, в 3D-графике. А лицо Алексея бледно и спокойно. Даже рука не беспокоит, уже можно водить машину.

            Мысли текут в обратную сторону. Ведь он делал Рите предложение… Это потом он лишил его смысла, но он хозяин своих слов, это его предложение, он имел право с ним так поступить. А Рита не имела права отнестись к его словам несерьезно.

            Ни звонка от нее, ни строчки смс. Конечно, и он не звонит. Но ситуация все равно зыбкая. Похоже, что случилась та самая катастрофа, которой оба так боялись, с шумом, взрывом и дымом. Или она упала и сломала ногу, а он не ухаживает, не помогает, не интересуется. Он рад, что она его не беспокоит.

            Алексей чувствует, что должен позвонить ей, и в то же время, что это совершенно невозможно, выше его сил. И если бы она сама позвонила, он принял бы это как очередное насилие реальности над собой, но Рита не вынуждает его к разговору, Рита молчит.

            И вдруг вечером Алексей увидел ее у кассы супермаркета. Рита оплачивала покупки. Сначала его дернуло за ближайшую стойку с товарами, но она повернула голову в его сторону, и Алексей застыл, прятаться стало бесполезно. Он подошел и улыбнулся, словно, действительно, обрадовался случайной встрече. Расплатился и вышел следом.

– Как ваши дела? – спросил ни о чем.

            Она пожала плечами.

            Берет был другого цвета – не голубой, а коричневый, и такой же длинный шарф, и прежний плащ, и дождь.

– Как вечерние пианисты?

– Музицируют.

– Я могу объяснить, Рита! – сказал вдруг Алексей. – Только в машину сядьте.

– Не нужно объяснять!

            На ее лице отразился испуг. И этот испуг разодрал Алексея неприятным ощущением – словно он теряет то, чего не имел материально, но имел в какой-то другой плоскости, на другом уровне. Глубина снова предательски вытолкнула на поверхность – дыши, живи, радуйся. А Алексей хочет тонуть, задыхаться, корчиться в судорогах объяснений.

– Сядьте в машину, прошу вас.

            Рита села и опустила взгляд на пакет с покупками.

– Я все помню, Рита, – сказал Алексей. – Я ничего не забыл. Я помню, что делал вам предложение. А потом сбежал от вас.

– Оставьте это.

– Тогда я думал, что есть мир, враждебный мир, как вы говорите, и есть параллели – моя личная жизнь или ваша, которую можно оградить от внешнего. И если мы будем вместе – это будет общая параллельная линия, более жизнестойкая, более уверенная. И вместе мы создадим свой мир, пусть с ограничениями, оговорками, но настоящий – наполненный книгами, фильмами, общением, доверием, светом, теплом, взаимопониманием, любовью, потому что я люблю вас. Но вот вдруг, внезапно, в какой-то момент, просто за ужином, враждебный мир материализовался в какого-то урода, и все параллельные прямые вдруг пересеклись – не осталось никакого «нашего» мира, он рухнул от первого же столкновения с внешним. И я не смог защитить вас от этого. Да что вас? Я и себя не смог защитить. Тогда зачем я вам нужен?

            Рита покачала головой.

– Вы странные вещи говорите. Представьте, что все тогда в зале… бросились бы защищать друг друга, стрелять, топтать или душить того хулигана, обливать его супом, помоями, ломать ему кости. Так вы хотите?

– Вы все доводите до абсурда!

– Потому что все это абсурдно. Враждебный мир тем и силен, что он абсурден, и действовать в нем нужно по его законом – нагло и абсурдно. А теперь представьте, что не я женщина, а вы женщина, и это я должна была вас защищать – бросаться на того алкоголика и рвать его зубами.

– Что вы говорите?

– Не можете себе такого представить? Потому что вы наделили меня качествами самки, которая должна сидеть смирно и просто выбирать сильнейшего самца – для защиты логова, выведения потомства, получения безотказного оргазма. Это с такой самкой вы планировали создать мир тепла и взаимопонимания? Но я не такая самка. Эти перспективы меня не интересуют. Я такую же вину чувствую за то, что не смогла защитить вас тогда. Но жалеть вас не буду. Вы сами себя жалеете – для этого вам посторонние не нужны, как опытному онанисту.

– Спасибо, Рита.

– Пожалуйста.

– Я подвезу вас, – сказал Алексей, чтобы закончить разговор.

            Но прежде чем выйти из машины, Рита потянулась к нему и поцеловала в губы.

– Не грусти, моя красавица.

– Я не грущу, – сказал Алексей и, на самом деле, почувствовал легкость, которой не было даже до их приключения в «Марлоне». – Пригласишь на чай?

            Рита оглянулась.

– Приглашу.

            Он поднялся к ней, но до чая не дошел. Стал снимать с Риты шарф, плащ, путаясь в ее вещах, сплетая их с собственными и стесняясь своего гипса. Рита не сопротивлялась и не уворачивалась, скользила, быстро раздеваясь и помогая Алексею освободиться от брюк. Кровать не расстилали, свет не включали. Алексей почувствовал, как член жестко уперся в ее живот, и не стал медлить.

Никакие тягучие мысли больше не отвлекали. Более того, Алексей даже мало думал о том, хорошо ли Рите, полностью проецируя на нее свои ощущения.

Обошлись без эквилибра и журнальных предписаний. Потом Алексею даже стало казаться, что долго, что непонятно, как идет время, и Рита тоже попыталась отпихнуть его.

– Не нужно. Ничего не делай.

– Я ничего не делаю.

– Ты делаешь.

– Я ничего не делаю.

            Но бездействие уже не могло остановить подступающую волну. Алексей только и смог, что спасти Риту от брызг.

-16-

            Свобода казалась необъятной – обнимать ее, целовать, засыпать и просыпаться с ней, ужинать с ней, завтракать с ней, звонить ей с работы. Жизнь вдруг представилась Алексею очень интересной.

            Рита накинула халат и пошла на кухню.

– Поедим, да? – крикнула ему.

            И вдруг его настиг страх, проклюнувшийся из бледных строчек памяти. Что он для нее теперь? Покоренная вершина? Бывшая грустная подруга? Нужно было следить за тем, чтобы ей не стало слишком сладко. Нужно было прерваться раньше. Но когда? На какой минуте тайма?

            Он натянул брюки и рубашку и остановился в дверях.

– Наверное… Мне лучше уйти?

– Почему? – Рита вскинула глаза. – Давай поужинаем.

– Остаться?

– Останься, конечно.

– В тебе решительности куда больше, чем во мне, – сказал Алексей. – Мне бы все мечтать.