Текст книги "Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы."

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Глава XXXII. ЗАБОТЛИВЫЙ ОТЕЦ

 Но Джекоб Джесюрон не был способен на бескорыстное великодушие. Никогда еще не истратил он и гроша без расчета вернуть потом свое в многократном размере. Но какую выгоду мог он извлечь, оказывая благодеяния молодому англичанину – бездомному, нищему, не способному ничем отплатить за поддержку и гостеприимство? Почему он назначил столь щедрое жалованье человеку, который явно не годился для такой работы? Ведь, говоря по правде, какой надсмотрщик за невольниками мог получиться из Герберта? А именно в этом и заключается суть обязанностей «счетовода» на ямайской плантации. Несомненно, Джесюрон что-то замыслил, но, как обычно, держал свои замыслы в тайне. Даже его «драгоценная Юдифь» была не вполне осведомлена на этот счет, хотя кое-что и поняла из разговора с отцом, происшедшего на следующее утро после появления Герберта в Счастливой Долине.

– Будь полюбезнее с молодым человеком, Юдифь. Не жалей усилий, постарайся во что бы то ни стало понравиться ему.

– Почему я должна проявлять к нему какую-то особую любезность, мой достойный родитель?

– Тише, тише, Юдифь! Бога ради, тише! Вдруг он услышит! Молодой англичанин очень щепетилен. У меня есть причина добиваться его расположения.

– Потому что он племянник спесивого Лофтуса Вогана? Только поэтому?

– Тише, говорю тебе! Он в соседней комнате, может услышать. Одно неосторожное слово – и все мои планы рухнут.

– Ну, если желаешь, можем говорить шепотом... Но что ты затеял? Надеюсь, ты не собираешься передо мной скрытничать?

– Нет, конечно, нет. Все скажу, только попозже, не теперь. У меня возникла идея – блестящая идея. Если все сойдет гладко, моя Юдифь станет самой богатой женщиной Ямайки!

– Быть самой богатой женщиной Ямайки и чтобы у меня лакеем был принц ничего не имею против. Кто не позавидует тогда Юдифи Джесюрон, дочери работорговца!

– Тсс... Помни, Юдифь, в его присутствии надо поменьше упоминать о рабах. И чтобы не вздумали на его глазах наказывать плетьми и тому подобное. Пусть сперва попривыкнет. Надо будет предупредить Рэвнера, чтобы он сдерживался. Я знаю немало случаев, когда вот такие молодые люди из-за подобной ерунды бросали место. Надо, чтоб ему вовсе не приходилось иметь дела с рабами на плантации. Я позабочусь об этом. Но помни, Юдифь: все зависит от тебя. А я знаю: ты всего добьешься, стоит тебе пожелать.

– Да о чем ты, отец?

– От тебя зависит, захочет ли Герберт Воган остаться у нас.

Эти слова сопровождались многозначительным взглядом. Но Юдифь сделала вид, что понимает их буквально.

– Я думаю, ты напрасно беспокоишься. Если он действительно так беден, как ты говоришь, он будет только рад получить выгодное место и, уж конечно, постарается удержать его.

– Как знать... Он горд и запальчив. Ведь ушел же он от богатого дяди, да еще наговорил ему всяких дерзостей! А у самого в кармане пусто. Признаться, порядочный глупец этот родственничек Лофтуса Вогана. Надо его приручить понимаешь, Юдифь? – приручить! Вот эта задача тебе и предстоит.

– Право, отец, послушать тебя, так можно подумать, что речь идет не о каком-то нищем юнце, а о богатом поместье, которое может принести большие доходы.

– Вот именно! Он и есть вроде как богатое поместье. Посмотрим, может...

– Если бы речь шла о госте, который осчастливил своим присутствием Горный Приют, – продолжала Юдифь, как будто не слыша отца, – если бы ты просил меня приручить владельца замка Монтегю, это мне было бы еще понятно...

Она многозначительно улыбнулась.

– Нет, Юдифь, это безнадежно.

– Что безнадежно? – резко оборвала его дочь.

– Ну, понимаешь... – замялся Джесюрон.

– Что, боишься сказать? Ничего, дражайший родитель, говори. Я и так вижу, куда ты клонишь. Ты думаешь, что у меня, дочери старого работорговца, нет никакой надежды пленить аристократа Монтегю Смизи – так, что ли?

– Ты ведь знаешь, Юдифь, Воган припасает его для своей дочки. Она, как тебе известно, считается первой красавицей, и нам нечего и думать...

– Первой красавицей? – Юдифь гордо вскинула голову и раздула ноздри. – Во всяком случае, на последнем городском балу не она была признана первой красавицей, могу тебе поручиться! И полагаю, дочь работорговца ничем не хуже дочери рабыни. В конце концов, сама-то она всего-навсего простая рабыня...

– Тише, Юдифь, об этом ни слова, даже шепотом! Ну, вдруг он услышит? Ты ведь знаешь, он ее двоюродный брат, и...

– Хотя бы и родной, что из того? – гневно прервала его дочь. Тон Юдифи ясно говорил, какую злобную зависть питает она к красоте Кэт Воган. – Будь он ее братом, ему у нас пришлось бы не сладко. Но, к его счастью, он всего-навсего кузен. И притом рассорился с ее отцом – значит, и с ней также... А он что-нибудь тебе о ней говорил? – спросила вдруг Юдифь, и по голосу чувствовалось, что она ожидает ответа с волнением.

– О ком? О Кэт Воган?

– О ком же еще? – грубо отрезала Юдифь. – Кажется, в Горном Приюте нет другой молодой особы, о которой он мог бы говорить. Или у тебя все еще в голове эта медно-красная девчонка Йола? Разумеется, я говорю о Кэт Воган. Что он о ней рассказывал? Как ни короток был его визит, а уж наверно он успел с ней встретиться. Вы сидели за вином вчера так долго, что могли бы перебрать все местные сплетни.

Она говорила деланно-небрежным тоном, но сама от волнения наклонилась вперед, и в глазах ее была тревога, выдававшая зарождающуюся любовь.

– Да, действительно, разговор зашел и о дочери Вогана. Я сам спросил у него, какого он о ней мнения. Я надеялся, что он успел и с ней поссориться, но, увы, нет, отнюдь нет!

– А тебе-то что за дело?

– Очень даже большое дело, дочка, очень!

– Ты говоришь что-то уж очень таинственно, отец. Кажется, за двадцать лет я успела тебя достаточно изучить, но сейчас ничего не понимаю... Так что же он все-таки сказал о Кэт Воган? Видел он ее?

– Да. И говорит, она отнеслась к нему необычайно сердечно. На нее он не обижен, нет!

Ответ не доставил, очевидно, удовольствия прекрасной Юдифи. Опустив глаза, она некоторое время молчала.

– Отец, – сказала она вдруг, – что это за голубая лента у него в петлице? Ты ее заметил, конечно. Может быть, это какой-нибудь орден? Он тебе об этом ничего не говорил?

– Нет, но ленту я заметил. Это не орден. Откуда у него орден? Отец у него был нищий художник. Да ты спроси у него сама, это вполне удобно.

– Вот еще! Мне-то что за дело?

Она даже в лице изменилась, словно устыдившись, что невольно обнаружила женскую слабость, выказав любопытство.

– Да это неважно, Юдифь. Главное, если ты сумеешь понравиться ему...

– Ты что, хочешь, чтобы он в меня влюбился?

– Да, именно.

– Чего ради, скажи на милость?

– Не спрашивай пока. У меня есть определенные соображения. В свое время все узнаешь. Да, Юдифь, постарайся, чтобы он влюбился в тебя по уши.

Эта просьба не была неприятна Юдифи. Глаза ее выражали что угодно, только не возмущение. Подумав немного, она засмеялась и сказала:

– А что, если, увлекая его, я и сама попадусь в любовные сети? Говорят, иногда паук запутывается в собственной паутине.

– Ты только поймай мушку, мой милый паучок, остальное неважно. Но сперва надо поймать муху. Пусть струны твоего сердца помалкивают, пока его сердце еще не в твоих руках. Ну, а потом влюбляйся сколько душе угодно... Но тише... кажется, он идет!.. Смотри же, Юдифь, поласковее с ним, поласковее! Не жалей улыбок!

И Джесюрон пошел навстречу гостю, чтобы пригласить его в зал.

«На этот раз, достойный мой родитель, – со странным выражением глядя вслед отцу, сказала про себя красавица, – на этот раз я буду послушной дочерью. Но не ради твоих, а ради моих собственных планов – они для меня важнее. Говорят, с огнем играть опасно, но именно поэтому я буду с ним играть... А вот и наш гость! Какая гордая у него поступь! Можно подумать, что он здесь хозяин, а мой отец – его счетовод. Ха-ха-ха! Но у него в петлице по-прежнему эта голубая лента! – Красавица нахмурилась. – Почему он носит ее на груди?.. Ничего, я все разузнаю, я сорву тайну с этого шелкового лоскутка, пусть даже разорвется на лоскутки мое собственное сердце!»

Глава XXXIII. ПОЧТИ НА ТУ ЖЕ ТЕМУ

 А в это самое время в Горном Приюте происходила сцена, поразительно похожая на только что описанную. Лофтус Воган, как и Джекоб Джесюрон, вел беседу с дочерью. Тема разговора была сходной, и родительские хитрости диктовались столь же низменными мотивами.

– Ты посылал за мной, папа? – спросила Кэт, входя в зал.

– Да, Кэтрин.

Мистер Воган говорил с дочерью непривычно торжественным тоном. Уж одно то, что отец назвал ее полным именем, ясно говорило, что он настроен чрезвычайно серьезно.

Он указал ей на кресло напротив себя:

– Выслушай меня, дочь моя. Я должен поговорить с тобой о важном деле.

Девушка послушно опустилась в кресло. На лице ее появилось то выражение, какое бывает у пациента перед врачом или у нашалившего ребенка, выслушивающего родительские нотации. Но не так-то легко было подавить присущую Лили Квашебе жизнерадостность. Напыщенность отца, вместо того чтобы настроить на серьезный лад, произвела на нее совершенно иное действие. Уголки ее губ слегка дрогнули, как будто она силилась сдержать невольную улыбку.

Отец это заметил.

– Послушай, Кэтрин, – сказал он уже тоном упрека, – я позвал тебя не для шуток. Я хочу, чтобы ты отнеслась к тому, что я тебе сейчас скажу, с полной серьезностью.

– Ах, папа, но я же понятия не имею, что именно ты собираешься мне сказать! Что случилось? Надеюсь, ты здоров?

– Мое здоровье не имеет никакого отношения к теме нашей беседы. На состояние нашего здоровья нам с тобой, слава Богу, жаловаться не приходится. Но речь идет не о нем. Речь идет о нашем благосостоянии, о наших денежных делах, – ты понимаешь, Кэтрин?

Он произнес последние слова с особой внушительностью.

– Неужели, папа, у тебя денежные неприятности? Ты потерпел убытки?

– Нет, дитя мое, – отечески сказал мистер Воган. – По счастью, – а может быть, и благодаря моим стараниям, – у нас все благополучно. Нет, Кэтрин, речь идет о барышах, о выгоде, а не об убытках. И тут ты можешь мне помочь.

– Я? Что ты, папа! Я ничего, совсем ничего не смыслю в делах.

– Для тебя, Кэтрин, это не дела, а одно развлечение, – рассмеялся мистер Воган. – По крайней мере, я так надеюсь.

– Развлечение? Ах, папа, скажи скорее, какое развлечение? Ведь я до них большая охотница!

– Кэтрин, ты знаешь, сколько тебе лет?

Отец снова принял торжественный вид.

– Ну, разумеется, папа. Мне уже исполнилось восемнадцать.

– А известно ли тебе, о чем полагается думать девушке в таком возрасте?

Кэт не понимала или делала вид, что не понимает, на что намекает отец.

– Ну, Кэт, ты же отлично знаешь, что я имею в виду, – шутливо сказал мистер Воган.

– Право, папа, ума не приложу, о чем ты говоришь. Я бы сказала прямо, если бы знала. У меня нет от тебя секретов.

– Я знаю, Кэт, ты у меня хорошая дочь. Но есть девичьи секреты, которые даже отцу не открывают.

– Папа, но, право же, мне нечего скрывать. Объясни, о чем ты спрашиваешь.

– Послушай, Кэт. Обычно девушки твоего возраста... и это вполне понятно и естественно... ну, в общем, они начинают думать о молодых людях.

– Ах, вот ты о чем! Тогда могу ответить тебе: да, папа, я думаю об одном молодом человеке.

– Вот как! – Мистер Воган был приятно удивлен. – Он уже занимает твои мысли?

– Да, папа, – наивно ответила Кэт. – Я все время думаю о нем.

– Гм... – Мистер Воган несколько опешил от такой полной откровенности. – С каких же пор это началось?

– С каких пор? – повторила Кэт задумчиво. – Со вчерашнего дня – сразу, как только я увидела его после обеда.

– Во время обеда, ты хочешь сказать, – поправил ее отец. – Впрочем, очень может быть, что в первые минуты знакомства ты еще ничего не почувствовала. Это бывает. Мешает неловкость, смущение. – Отец радостно потирал руки, не замечая озадаченного выражения на лице Кэт. – Значит, он тебе нравится? Скажи, Кэт, нравится?

– Ах, папа, очень! Еще никто никогда мне так не нравился, если, конечно, не считать тебя, милый папа!

– Это совсем другое дело, глупышка. Дочерняя привязанность – одно, а любовь к молодому человеку – другое. Всякому свое. Ну, раз ты у меня такая умница, то слушай: я приготовил тебе приятный сюрприз.

– Скажи, скажи скорее, папа!

– Уж не знаю, говорить ли... – Мистер Воган шутливо потрепал дочь по щеке. – Во всяком случае, не сейчас, а то ты от радости Бог знает что натворишь.

– Ну, папа! Ведь я ответила тебе на твой вопрос, теперь твоя очередь. Ну скажи, что за сюрприз?

– Хорошо, дочка, скажу. – Мистер Воган наклонился к дочери и произнес почти шепотом: – Он отвечает тебе взаимностью, ты ему нравишься.

– Боюсь, что нет, – сказала вдруг Кэт грустно.

– Уверяю тебя! Он влюблен по уши. Это было видно сразу. Слепой бы и то заметил. Но влюбленные девушки, должно быть, видят хуже слепых. Ха-ха-ха!

Лофтус Воган разразился долгим хохотом, довольный собственной шуткой. Он был в восторге. Его заветная мечта близилась к осуществлению. Монтегю Смизи влюблен в его дочь, а Кэт призналась, что неравнодушна к Смизи, что он ей нравится. Но что значит «нравится»? Она тоже влюблена, это ясно!

Насмеявшись вдоволь, Лофтус Воган снова заговорил:

– Да, детка, ты просто слепа, если ничего не заметила. Ведь по всему видно, какое ты произвела на него впечатление.

– Нет, отец, по-моему, мы произвели на него плохое впечатление. Он слишком горд, чтобы...

– Что ты еще выдумала! «Слишком горд»! Просто у него такая манера держаться. Я уверен, что он никакой гордости перед тобой не выказывал.

– Я его не обвиняю... – Кэт продолжала говорить все с той же серьезностью. – Он не виноват. Твое обращение с ним... – теперь я могу сказать тебе это прямо, папа, я знаю, ты не рассердишься, – твое обращение с ним задело его самолюбие, оскорбило его гордость.

– Ты просто бредишь, Кэт! Обойтись с ним лучше, чем я, просто невозможно! Я сделал все, чтобы оказать ему самое широкое гостеприимство. А относительно его гордости – это все чепуха. Напротив, он вел себя очаровательно. Право, трудно вести себя любезнее и обходительнее, чем мистер Смизи!

– Мистер Смизи?

Появление в эту минуту самого мистера Смизи помешало Лофтусу Вогану заметить, каким тоном дочь произнесла это имя и какое выражение было у нее на лице. Если бы разговор их не был так неожиданно прерван, мистер Воган услышал бы от Кэт совсем не то, что ожидал, и сел бы завтракать не с таким превосходным аппетитом. Повернувшись к гостю, он не только не заметил тона и выражения лица девушки, но даже пропустил мимо ушей то, что она проговорила вполголоса:

– А я была уверена, что мы говорим о Герберте!

Глава XXXIV. В ОЖИДАНИИ ЛЮБИМОЙ

 После ухода Герберта и Квэко отряд Кубины по команде своего начальника разбился на группы по два и по три человека, которые разошлись в различных направлениях, исчезнув в зеленых зарослях так же бесшумно, как и появились. На поляне остались лишь Кубина да беглец, сидевший, скорчившись, на бревне под деревом. Несколько минут предводитель маронов стоял, опершись о ружье, которое ему принес один из людей его отряда, и озабоченно смотрел на пленника. Кубину терзали сомнения: как поступить с несчастным? Это была сложная проблема. Беглец с самого начала понравился Кубине, а теперь, когда он как следует рассмотрел благородные черты молодого фулаха, для него все более нестерпимой становилась мысль, что он обязан вернуть раба в руки жестокого хозяина, клеймо которого было выжжено на груди страдальца.

Закон повелевал вернуть беглого раба господину. Несоблюдение этого закона грозило марону суровым наказанием. Были времена, когда мароны не очень-то боялись идти против властей, но теперь они утратили прежнюю силу, и, хотя еще сохраняли независимость и свои поселения в горах, им приходилось подчиняться не только закону, но и произволу любого мирового судьи. Поэтому Кубина, укрыв у себя беглого раба, подвергал опасности собственную свободу. Он отлично знал это.

– До чего похож на Йолу! – не переставал он удивляться. – Да, наверно, они одного племени. Цвет кожи, волосы, лицо – все, как у Йолы. Конечно, он тоже фулах.

– Фулах! Фулах! Не раб, не раб! – воскликнул вдруг пленник, ударяя себя в грудь.

– Не раб? – повторил за ним изумленный марон. – Кто-то успел научить его этому гнусному слову. Что он хочет мне сказать?.. Что он не раб? Странно... Ведь на нем клеймо. Может, пытается объяснить, что у себя на родине он был свободным? Бедняга, скоро он убедится, что здесь это не имеет значения. Нет, просто позор возвращать его этим зверям! – Во взгляде марона сверкнула благородная решимость. – Пожалуй, все-таки рискну, попробую помочь ему спастись. Если бы хоть не знали, что он в моих руках! Но и надсмотрщик и эти негодяи испанцы видели... Ну и пусть! Во всяком случае, я ничего не буду делать, пока не покажу его Йоле. Если он фулах, она сумеет с ним поговорить, и все выяснится. Узнаем, кто он такой... – Тут Кубина поднял глаза и взглянул на солнце. – Скоро она будет здесь. Надо пока спрятать его куда-нибудь. Да и дохлых псов тоже. А то моя робкая пташка перепугается. Здесь пролито столько крови, всюду следы борьбы... Йола не узнает наше обычное место встреч... Послушай, фулах! – поманил он пленника. – Иди-ка сюда. Сядь вон там и сиди, пока не позову.

Пленник понял его жест и послушно спрятался между корнями. Марон, схватив за хвост сперва одного, а потом и второго пса, оттащил оба трупа в кусты. Затем, еще раз приказав фулаху сидеть тихо в своем убежище, он стал ждать Йолу.

Глава XXXV. СВИДАНИЕ ПОД СЕЙБОЙ

 Тот, кого любят, может не бояться разочарования. Точно в назначенный час на поляне показалась возлюбленная Кубины. Робкой, но грациозной походкой приближалась она к сейбе. Улыбка, доверчивая и немного кокетливая, светилась в ее темных глазах, играла в уголках хорошеньких губок – все говорило об уверенности во взаимной любви. Кубина пошел навстречу девушке, и влюбленные остановились посреди поляны. Присутствие постороннего, скрытого, впрочем, от взоров, не помешало Кубине расцеловать возлюбленную и на мгновение заключить ее в объятия.

Первой заговорила Йола:

– Ах, Кубина, я должна тебе что-то сказать...

– Говори, дорогая. Что-нибудь неприятное? У тебя такой встревоженный вид.

– Плохие новости, Кубина.

– Наверно, Синтия что-нибудь тебе наговорила. Ты ее не слушай.

– Нет, Кубина, я не обращаю внимания на ее слова. Я знаю, что Синтия скверная, злая девушка. Нет, это мисс Кэт мне кое-что рассказала.

– Вот не думал, что тебя может обидеть мисс Воган! Но, милая Йола, что же все-таки произошло? Может, какие-нибудь пустяки?

– Ах, Кубина, боюсь, что нашим встречам с тобой конец...

– Что ты говоришь! Неужели мисс Кэт против?

– Нет-нет, другое. Я боюсь, что...

– Да говори же, Йола! – Кубина видел, что девушка колеблется, не решаясь договорить, и даже порозовела от волнения. – Ведь мы с тобой обручены, у нас не должно быть секретов друг от друга. Ну, что ты хотела сказать?

– Я боюсь, что-нибудь помешает нам пожениться, – еле слышно пролепетала девушка, с любовью глядя в глаза Кубины.

– Вот что тебя тревожит! Успокойся, Йола, дорогая. Я уже накопил почти сотню фунтов. Уж конечно, судья не потребует за тебя больше. – Кубина нежно взглянул на Йолу. – Но пока, увы, тобой распоряжаются другие. А от этих извергов можно ожидать чего угодно. Ах, Йола, мне даже страшно подумать, на какие злодеяния они способны! Сегодня утром я лишний раз убедился в их бесчеловечной жестокости. Я не могу забыть, что и ты во власти одного из них, и каждый час ожидания той минуты, когда я наконец тебя выкуплю, кажется мне вечностью. Я всегда боюсь: а вдруг мне что-нибудь помешает? Хотя, как я уже сказал тебе, у меня накоплено почти сто фунтов, и я полагаю...

– Милый Кубина, одной сотни не хватит! – Девушка вздохнула. – Вот это и есть мои дурные новости. Два дня назад за меня предлагали двести фунтов.

– Двести фунтов? – Марон нахмурился. Он знал, что никто не станет платить за рабыню такую сумму. Разве только красота Йолы... Он сразу почуял недоброе. – Кто?

– Тот злой старик, который купил меня у капитана корабля и продал мистеру Вогану.

– Как? Джекоб Джесюрон? Старый негодяй! Проклятие! Зачем ты ему понадобилась? – Лицо Кубины все более мрачнело. – И что же мистер Воган?

– Мисс Кэт не дала ему меня продать. Она сказала: «Никогда, ни за какие деньги не продам мою Йолу этому скверному человеку».

– Так и сказала? Да, если бы не она, судья не упустил бы выгодной сделки. Двести фунтов! Большие деньги. Ну что ж! Буду трудиться день и ночь, пока не соберу столько. А если судья мне откажет? Что тогда?

Кубина умолк, но, казалось, он не ждал ответа и задал этот вопрос только самому себе.

– Ничего! – На лице Кубины вновь появилось выражение надежды и непреклонной решимости. – Не бойся, Йола. Что бы ни случилось, ты будешь моей! Пусть даже нам придется скрываться. Ты уйдешь со мной в горы.

– Что ты, Кубина! – воскликнула девушка, испуганная горящим взглядом и гневным тоном возлюбленного. И как раз в эту минуту она увидела на земле лужу крови, там, где прежде лежали убитые псы. – Что это? Кровь?

– Это кровь животных, Йола. Здесь были убиты кабан и две собаки. Успокойся, родная! Тебе надо учиться мужеству, если ты решилась стать женой марона. Жизнь маронов полна опасностей.

– С тобой, Кубина, я ничего не боюсь. Я пойду за тобой куда хочешь – далеко в горы и даже на Утес Юмбо!

– Спасибо, дорогая. Как знать... может быть, настанет время – и нам придется бежать, скрываться в горах. Пока постараемся найти иной выход. Но, если твой хозяин вздумает тебя продать, для нас выбора нет: надо бежать. Ты согласна, Йола?

– Йола всегда будет рядом с Кубиной.

Обещание это было скреплено поцелуем. Помолчав немного, Кубина сказал:

– Будем надеяться на лучшее. Мои товарищи – люди надежные, они мне помогут. Наверно, я еще не скоро смогу назвать тебя своей женой, но ничего, пока будем почаще встречаться. А теперь запомни, Йола: если какой-нибудь белый вздумает тебя обидеть или если тебя захотят продать – тогда беги на эту поляну и жди меня здесь. Я сам или кто-нибудь из моих товарищей непременно будет на месте. Я буду каждый день посылать сюда одного из наших. Не бойся, Йола, я пойду на все, я сумею защитить тебя!

– Ах, Кубина, какой ты храбрый! – восхищенно воскликнула девушка. – Ты совсем не страшишься опасностей!

– Опасность не столь велика, – заверил ее Кубина. – Если мы решимся на бегство, то не так уж трудно будет скрыться от преследования. А зато потом будем жить, не трепеща перед белыми тиранами! Но я не хочу, чтобы меня травили, как дикого зверя. Лучше всего выкупить тебя. Тогда мы поселимся неподалеку от плантации и будем жить спокойно. Как знать... может быть, со мной судья будет более сговорчив, чем со старым Джесюроном. Твоя молодая госпожа добра, она нам может помочь.

– Она меня любит, Кубина, и не захочет никому отдать.

– Она не отдаст тебя никому против твоей воли. Но если предложу тебя выкупить я – дело другое. Не признаться ли ей во всем? Впрочем, сперва я еще должен кое-что разузнать... Лучше пока не говори ей ни слова. А теперь, – продолжал марон уже другим тоном и поворачиваясь к сейбе, – я хочу показать тебе одного человека. Тебе когда-нибудь приходилось видеть беглых?

– Беглых? Нет, Кубина, никогда.

– Тут неподалеку находится беглый, я захватил его сегодня утром. Знаешь, мне кажется, он похож на тебя.

– На меня?

– Да, и поэтому мне стало особенно жалко возвращать его хозяину. Он принадлежит бессердечному негодяю, Джекобу Джесюрону. Насколько я понял, бедняга фулах – значит, твой соплеменник, и ты можешь поговорить с ним. Мне интересно узнать, кто он и как попал на Ямайку. Он вон там, за деревом.

– Ты думаешь, он фулах? – Глаза девушки загорелись, она обрадовалась возможности повидаться и поговорить с земляком.

Кубина подвел ее к дереву; беглец сидел скорчившись, укрывшись за корнями. При их приближении он поднял голову и, завидев Йолу, с радостным криком вскочил на ноги. Йола ответила ему таким же радостным криком. Обменявшись несколькими словами на незнакомом Кубине языке, Йола и захваченный им беглый раб кинулись в объятия друг друга.

Кубина застыл, онемев от удивления. Что все это значит? Кто этот человек? Йола его знает. Ее прежний возлюбленный?

В его сердце вспыхнула жгучая ревность. Но вот Йола, высвободившись из нежных объятий незнакомца, обернулась к Кубине и произнесла сразу успокоившие его слова:

– Это мой брат!