Текст книги "Всадник без головы (худ. Н. Качергин)"

Автор книги: Томас Майн Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава III
ПУТЕВОДНАЯ СТРЕЛКА

Путешественники больше уже не беспокоились о дороге.

След лассо вился непрерывной змейкой и был так отчетливо виден, что даже ребенок не сбился бы, следуя по нему.

След тянулся не по прямой линии, а извивался между зарослями кустарников. Иногда он отходил в сторону, когда путь лежал по местности без древесной растительности.

Это делалось не случайно. В таких местах видны были глубокие овраги и другие препятствия. Змейка лассо огибала их, давая возможность проехать фургонам.

– Как это внимательно со стороны молодого человека! – сказал Пойндекстер. – Право, я очень жалею, что мы не узнали его имени. Если он связан с фортом, мы могли бы с ним встретиться.

– Я надеюсь, что мы еще увидим его, – заметил Генри.

Луиза слышала этот разговор. Она ничего не сказала, но всем сердцем разделяла надежду Генри.

Радуясь скорому окончанию трудного путешествия, а также возможности до захода солнца увидеть свои новые владения, плантатор был в прекрасном настроении. Он непринужденно болтал с надсмотрщиком, остановился пошутить с дядей Сципио, ковылявшим на покрытых волдырями ногах, подошел подбодрить тетушку Хлою, изнемогавшую под тяжестью своей ноши. По сравнению с другими рабовладельцами Вудли Пойндекстера нельзя было назвать жестоким хозяином, и негры даже по-своему любили его, хотя больше боялись. Он не находил особого удовольствия в истязании своих рабов, хотя считал, что наказывать их плетью необходимо. И все же он гордился тем, что на теле его невольников не было ни одного рубца от жестоких истязаний.

Неудивительно, что хорошее настроение плантатора разделяли и его спутники – все надеялись скоро отдохнуть от трудного путешествия, и даже негры, усталые и измученные, начали весело болтать.

Только один капитан был мрачнее тучи.

Скоро совершенно неожиданные обстоятельства снова встревожили путников.

Незнакомец предсказал правильно: солнце скрылось раньше, чем показался кипарис.

Но это еще не должно было бы вызвать беспокойства. След лассо был по-прежнему хорошо виден, и в указаниях солнца не чувствовалось необходимости. Однако самый факт, что солнце скрылось за тучи, угнетающе подействовал на настроение путников.

– Можно подумать, что солнце прячется уже на ночь, – сказал плантатор, вынимая свои золотые часы, – а между тем сейчас всего лишь три часа. Наше счастье, что молодой незнакомец оставил нам такой след. Если бы не он, мы до самого заката проплутали бы по этой сожженной степи. Пожалуй, пришлось бы заночевать здесь.

– Ну и черная была бы постель! – шутя отозвался Генри, чтобы придать разговору более веселый характер. – Ух, какие страшные сны приснились бы мне, если бы только пришлось спать на такой черной земле!

– И мне тоже, – прибавила сестра, выглядывая из-за занавесок кареты и всматриваясь в окружающую местность. – Я уверена, что мне приснились бы и Плуто[8]8
  Плуто (в английском произношении) – Плутон; в греческой мифологии бог ада.


[Закрыть] и Прозерпина[9]9
  Прозерпина – богиня ада.


[Закрыть] в аду.

– Хи-хи-хи! – осклабился сидевший на козлах негр Джеху, числившийся в книгах плантаций под прозвищем Плуто Пойндекстера. – Молодая мисс увидит меня во сне среди этой черной прерии. Вот так чудно?й сон! Хи-хи-хи!

– Тут не до смеха, – сказал, приближаясь, Кольхаун. – Может быть, нам и в самом деле придется ночевать в этой черной прерии. Хорошо, если не случится еще чего-нибудь похуже.

– Что ты хочешь этим сказать, Каш? – спросил Пойндекстер.

– Мне кажется, дядя, что этот парень нас обманул. Я не могу еще этого утверждать окончательно, но дело выглядит скверно. Мы прошли уже больше пяти миль, а где же кипарис? У меня хорошее зрение, но как я ни всматривался в даль, я нигде не обнаружив никакие признаков кипариса.

– Но зачем же ему обманывать нас?

– Ну вот еще, «зачем»! Почем я знаю? У него для этого может быть немало причин.

– Назови нам хотя бы одну из них, – раздался серебристый голос из кареты, – мы с интересом выслушаем тебя.

– Я знаю: все, что касается этого субъекта, вы будете слушать с особым интересом, – с насмешкой ответил Кольхаун. – Но если я выскажу свои соображения, вы назовете их ложью.

– Это будет зависеть от того, что ты скажешь, мастер Кассий. Вряд ли мы можем подумать, что ты, с твоим опытом военного и путешественника, стал бы вызывать ложную тревогу.

Кольхаун понял злую насмешку и, вероятно, воздержался бы от дальнейших объяснений, если бы на этом не настаивал плантатор.

– Послушай, Кассий, объясни же, в чем дело, – настойчиво просил плантатор. – То, что ты нам сказал, вызывает серьезные подозрения. Какую цель преследовал молодой незнакомец, давая нам неправильные указания?

– Ну что же, дядя, – сказал Кольхаун, и в тоне его не было уже прежней самоуверенности, – я ведь не утверждаю, что это действительно так, а только высказываю свое предположение.

– Что же именно?

– Ну, мало ли что может случиться! В этих прериях не редкость всякие нападения и грабежи караванов…

– Какой ужас! – с притворной тревогой воскликнула Луиза.

– Нападения индейцев? – спросил Пойндекстер.

– Необязательно индейцев. Иногда и белые наряжаются индейцами, а иногда и мексиканцы. Ведь чтобы сойти за индейца, нужен лишь смуглый оттенок кожи, парик из лошадиного хвоста и полдюжины перьев для головного убора. Вот и весь маскарад. Если нас ограбит банда «белых индейцев», то мы должны винить только самих же себя: мы будем наказаны лишь за свою наивную доверчивость к совсем чужому человеку.

– Оставь, Кассий! К чему эти обвинения? Неужели ты хочешь сказать, что незнакомец готовит нам ловушку?

– Нет, дядя, я этого не говорю, но знаю – такие вещи случаются. Возможно, что и он на это способен.

– Возможно, но маловероятно, – раздался из кареты голос, полный язвительной насмешки.

– Нет, – ответил юный Генри, вмешиваясь в разговор, – твои подозрения неосновательны, Кассий. Это просто клевета с твоей стороны. И я могу это тебе доказать. Посмотри-ка сюда.

Юноша сдержал свою лошадь и указал на какой-то предмет, который отчетливо выделялся несколько сбоку от следа лассо. Это был высокий кактус; его зеленый, сочный ствол уцелел от огня.

Но Генри Пойндекстер обращал внимание своих спутников не на самое растение, а на небольшую белую карточку, наколотую на одну из его игл.

– Посмотрим, что там написано, – сказал юноша. – «Кипарис виден».

– Где? – спросил Пойндекстер.

– Здесь нарисована рука с пальцем, – ответил Генри. – Нет сомнения, что она указывает на кипарис.

Все стали смотреть в направлении, обозначенном на карточке.

Если бы солнце светило, кипарис был бы виден с первого же взгляда. Между тем синее небо стало свинцово-серым; и при таком освещении кипарис невозможно было разглядеть.

– Ничего там нет, – уверенным тоном заявил Кольхаун. – Я убежден, что это лишь новое издевательство, которое этот негодяй придумал для нас.

– Ты ошибаешься, Кассий, – вмешалась Луиза Пойндекстер. – Посмотри в бинокль. Если тебе не изменило твое превосходное зрение, то ты увидишь на горизонте что-то очень похожее на дерево. Это, очевидно, кипарис.

Кольхаун не захотел взять бинокль из рук двоюродной сестры. Он знал, что Луиза говорила правду.

Тогда Пойндекстер взял бинокль и отчетливо увидел кипарис, возвышавшийся над прерией.

– Правильно, – сказал он, – кипарис виден. Малый оказался честным человеком, и напрасно, Каш, ты клеветал на него. Мне не верилось, чтобы он мог сыграть с нами такую злую шутку… Ну, вперед! Мистер Сансом, отдайте распоряжение обозу.

Кольхаун пришпорил лошадь и поскакал по прерии – больше ему ничего не оставалось делать.

– Дай-ка мне, пожалуйста, эту карточку, Генри, – тихо сказала Луиза. – Мне хочется посмотреть на ту стрелку, которая так помогла нам. Возьмем карточку с собой: поскольку мы уже знаем направление, бесполезно оставлять ее на кактусе.

Не задумываясь над тем, что заставило сестру обратиться к нему с этой просьбой, Генри снял карточку с кактуса и бросил ее на колени Луизе.

– Морис Джеральд! – прошептала креолка, увидя на обратной стороне имя. – Морис Джеральд! – повторила она взволнованно, пряча карточку на груди. – Кто бы ты ни был, откуда бы ты ни пришел, куда бы ни лежал твой путь и кем бы ты ни стал, с этих пор у нас общая судьба. Я знаю это, я чувствую это так же ясно, как вижу небо над собой.

Глава IV
ЧЕРНЫЙ НОРД

Как зачарованная, сидела Луиза во власти своих грез. Она сжимала виски тонкими руками, и казалось, что все силы ее души были напряжены, чтобы угадать будущее.

Однако ее мечтания скоро были прерваны какой-то новой тревогой среди окружающих. Она услыхала обеспокоенный голос брата:

– Посмотри, отец. Разве ты их не видишь?

– Где, Генри, где?

– Там, позади фургонов… Теперь ты видишь?

– Да, я что-то вижу, но я не могу понять, что это такое. Они похожи… – Пойндекстер на минуту остановился в замешательстве. – Я, право, не понимаю, что это такое…

С северной стороны над прерией внезапно поднялось несколько совершенно черных смерчей. Они не имели определенной формы и беспрестанно меняли размер, очертания и место; то останавливались на минуту, то скользили по обугленной земле, как великаны на коньках, порой изгибаясь и наклоняясь друг к другу в самых фантастических сочетаниях.

Неудивительно, что люди, впервые увидевшие такое странное явление, были сильно встревожены. Каждый понимал, что надвигается какое-то стихийное бедствие.

Обоз остановился. Слышались восклицания ужаса. Лошади ржали, мулы пронзительно ревели.

А со стороны черных башен доносился какой-то гул, похожий на шум водопада, по временам прерывавшийся треском как бы ружейного залпа или раскатом отдаленного грома.

Шум постепенно становился более отчетливым. Неведомая опасность приближалась.

Люди стояли в оцепенении и смотрели на низко спустившиеся тучи и черные смерчи, которые, казалось, приближались, чтобы раздавить их.

В эту тяжелую минуту вдруг раздался крик, и хотя в нем слышалась тревога, он все же ободрил скованных страхом людей. Обернувшись, путники увидели всадника, мчавшегося к ним во весь опор.

Несмотря на то что всадник был покрыт черной пылью, его узнали. Это был тот самый незнакомец, который оставил для них след своего лассо.

Молодая девушка в карете первая его узнала.

– Вперед! – воскликнул незнакомец, как только приблизился к каравану. – Как можно скорее!

– Что такое? – спросил плантатор взволнованно. – Нам грозит опасность?

– Да, я не ждал этого, когда оставил вас. Только достигнув реки, я увидел грозные признаки…

– Чего, сэр?

– Норда.

– Вы так называете бурю?

– Да.

– Я никогда не слыхал, что норд может быть опасным на суше, – заметил Кольхаун. – Я, конечно, знаю, что он несет с собою пронизывающий холод, но…

– Не только холод, сэр… Медлить нельзя. Мистер Пойндекстер, – обратился всадник к плантатору нетерпеливо и настойчиво, – вы и все ваши люди в опасности. Норд не всегда бывает страшен, но этот… Посмотрите туда. Вы видите эти черные смерчи?

– Мы смотрим на них и не можем понять, что это такое.

– Это вестники бури, но сами они не опасны. Посмотрите вверх. Разве вы не видите черной тучи, заволакивающей небо? Вот чего вам надо бояться. Я не хочу пугать вас понапрасну, но должен сказать, что эти тучи несут смерть. Они идут сюда. Сейчас спасение только в быстроте. В течение десяти минут они надвинутся на вас, и тогда… Скорее, сэр, умоляю вас! Прикажите вашим погонщикам гнать как можно скорее. Само небо заставляет вас спешить.

Подчиняясь этим настойчивым требованиям, плантатор немедленно отдал распоряжение гнать обоз изо всех сил.

Ужас, который обуял как животных, так и погонщиков, не требовал вмешательства кнутов.

Карета и всадники по-прежнему ехали впереди. Незнакомец держался сзади, как бы охраняя караван от грозившей опасности.

Время от времени он сдерживал свою лошадь, оборачивался назад и каждый раз выказывал все бо?льшую тревогу. Заметив это, плантатор подъехал к нему и спросил:

– Опасность еще не миновала?

– К сожалению, я не могу вам сказать ничего утешительного. Я рассчитывал, что ветер переменит направление.

– Ветер? Я не замечаю никакого ветра.

– Здесь. А вон там ужасный ураган. Боже мой, он приближается с невероятной быстротой! Я сомневаюсь, что мы успеем пересечь выжженную прерию.

– Что же делать? – воскликнул плантатор в паническом ужасе.

– Нельзя ли заставить ваших мулов бежать еще быстрее?

– Нет, это невозможно.

– В таком случае, я боюсь, что мы опоздаем.

Всадник еще раз обернулся назад и посмотрел на движущиеся черные колонны, как бы высчитывая их скорость. Выражение его лица выдало явную тревогу.

– Да, уже поздно! – воскликнул он. – Они движутся быстрее нас, гораздо быстрее… Нет надежды уйти от них.

– Боже мой, сэр! Неужели же нет никакого выхода? – спросил плантатор.

Незнакомец ответил не сразу. Несколько мгновений он молчал и о чем-то напряженно думал.

Он уже больше не смотрел на небо; взгляд его остановился на фургонах.

– Неужели нельзя избежать опасности? – вскричал в отчаянии плантатор.

– Нет, можно! – радостно ответил всадник; казалось, какая-то счастливая мысль озарила его. – Есть выход. Я об этом раньше не подумал. Нам не удастся уйти от бури, но избежать опасности мы можем. Быстро, мистер Пойндекстер! Отдайте распоряжение вашим людям окутать головы лошадям и мулам, иначе животные будут ослеплены и взбесятся. Одеяла, платки – все годится. Когда это будет сделано, пусть все забираются в фургоны. Нужно только, чтобы навесы были плотно подтянуты со всех сторон. Об остальном позабочусь я.

Сделав эти указания, всадник направился к карете, в то время как Пойндекстер с надсмотрщиком отдавали соответствующие распоряжения.

– Сударыня, – вежливо сказал всадник, подъезжая к карете, – вы должны опустить все занавески. Ваш кучер должен войти внутрь кареты. И вы также, – сказал он, обращаясь к Генри и Кольхауну и к только что подъехавшему Пойндекстеру. – Места всем хватит. Только скорее, умоляю вас! Не теряйте времени. Через несколько минут буря разразится над нами.

Плантатор и его сын быстро соскочили с лошадей и вошли в карету.

Кольхаун отказался сойти с лошади и упрямо продолжал сидеть в седле. Почему он должен сдаваться перед какой-то мнимой опасностью, от которой не скрывается этот человек в мексиканском костюме?

Незнакомец отвернулся. Он обратился к надсмотрщику и распорядился, чтобы тот тоже залез в фургон. Надсмотрщик беспрекословно повиновался.

Теперь можно было подумать и о себе. Быстрым движением незнакомец развернул свое серапэ и набросил его на голову лошади, завязав концы вокруг шеи. С не меньшей ловкостью он развязал свой шарф из китайского крепа и обтянул его вокруг шляпы, заткнув один конец за ленту, а другой спустив вниз, – таким образом он устроил для своего лица нечто вроде забрала.

Прежде чем совсем закрыть лицо, он еще раз обернулся к карете и, к своему удивлению, увидел, что Кольхаун все еще сидит верхом на лошади. Поборов в себе антипатию к этому человеку, незнакомец еще раз настойчиво повторил:

– Если вы немедленно не войдете в карету, вы погибнете.

На этот раз Кольхаун повиновался: признаки надвигающейся бури были слишком очевидны. С показной медлительностью он спустился с седла и забрался в карету, под защиту плотно натянутых занавесок.

Что произошло дальше, с трудом поддается описанию. Никто не видел зрелища разыгравшейся стихии, так как никто не смел взглянуть на него. Но если бы кто-нибудь и осмелился, то все равно ничего бы не увидел.

Через пять минут после того, как окутали головы мулов, караван очутился в непроглядной тьме.

Путешественники видели лишь самое начало урагана. Один из надвигавшихся смерчей, натолкнувшись на фургоны, как бы рассыпался и наполнил воздух густой черной пылью. Затем обдало горячим воздухом, точно из жерла домны. Вслед за этим со свистом и воем подул порывистый ветер, неся леденящий холод. Ничего больше не было видно, ничего не было слышно, кроме свиста ветра, его глухого рева и громыхания о навесы фургонов. Мулы стояли совсем притихшие. Слабые голоса людей терялись среди воплей урагана. Воздух был весь насыщен мельчайшей черной пылью, поднятой бушующим ветром с выжженной прерии.

Около часа носились в воздухе черные клубы пепла. Около часа сидели наши путешественники, как затворники, не смея даже выглянуть наружу.

Наконец они были освобождены. Около самых занавесок кареты раздался голос незнакомца.

– Вы можете выйти, – сказал он, отбрасывая креповый шарф со своего лица. – Буря еще не прекратилась, она будет длиться два-три дня, но больше вам нечего бояться. Пепел весь сметен. Он уже пронесся вперед, и вряд ли вы настигнете его по эту сторону Рио-Гранде.

– Сэр, – сказал плантатор, поспешно выходя из кареты, – мы вам обязаны…

– …жизнью! – подхватил Генри мысль отца. – Не откажите, пожалуйста, назвать нам ваше имя.

– Морис Джеральд, – ответил незнакомец. – Хотя в форту меня больше знают как Мориса-мустангера[10]10
  Мустангер – охотник за дикими лошадьми, мустангами.


[Закрыть].

– Мустангер! – презрительно пробормотал Кольхаун, но так тихо, что услышать его могла лишь Луиза.

«Всего лишь мустангер», – подумал аристократ Пойндекстер, несколько разочарованный этим признанием.

– Теперь я вам больше не нужен. Вы найдете дорогу и без меня, – сказал охотник за дикими лошадьми. – Кипарис виден, держите прямо на него. Перейдя реку, вы увидите флаг, развевающийся над фортом. Вы успеете, закончить путешествие еще до наступления темноты. Я же вынужден оставить вас и распрощаться.

Однако ни странный вид лица, покрытого черным пеплом, ни признание о скромном занятии не могли умалить обаяние незнакомца в глазах Луизы Пойндекстер.

Глава V
ЖИЛИЩЕ ОХОТНИКА ЗА МУСТАНГАМИ

По холмистой прерии, там, где Рио-де-Нуэсес[11]11
  Рио-де-Нуэсес – по-испански «Ореховая река».


[Закрыть] собирает свои воды из сотни притоков и ручейков, разбросаны, словно островки, дубовые и ореховые рощи.

Вдоль берегов тянется густой зеленый лес, но чаще вы видите колючие заросли, где вместе с акациями растут кактусы, дикое алоэ, копайский бальзам, древовидная юкка[12]12
  Юкка – гигантская лилия с древесным стволом.


[Закрыть] и душистая гардения с белыми, словно восковыми цветами. Стройная фукиера[13]13
  Фукиера (Fouquiera Splendens) – дикое растение Мексики и Техаса с большими яркокрасными цветами на высоких стеблях.


[Закрыть], высоко поднявшись над кустарником, выбрасывает, будто развернутый флаг, свой алый цветок.

Здесь много интересного для ботаника и любителя дикой природы. Земледельца, однако, не привлекают эти места: он хорошо знает, что все эти чудесные растения произрастают на тощей почве.

Но есть там и плодородные места, где растут ореховые деревья, вязы, дубы нескольких видов, кое-где встречаются кипарисы и тополя.

Цивилизованный человек еще не проник в эти уединенные места, и по-прежнему лишь одни команчи[14]14
  Команчи – воинственное индейское племя.


[Закрыть] бродят по запутанным лесным тропам.

Нигде по всему Техасу вы не встретите столько оленей и пугливых антилоп, как здесь, – они то и дело выскакивают перед вами.

Птицы, прекрасные по очертаниям и окраске, оживляют ландшафт. Квели[15]15
  Квели – название американского кулика.


[Закрыть], шурша крыльями, взвивается в высоту; королевский коршун парит в воздухе; дикий индюк огромных размеров греет на солнце свою блестящую грудь на опушке ореховой рощи; а среди перистой акации мелькает длинный, похожий на ножницы хвост птицы-портнихи, известной среди местных охотников еще под именем райской птицы.

Великолепные бабочки то порхают в воздухе, широко раскрыв крылья, то отдыхают на цветке, сливаясь с ним по очертаниям и окраске. Огромные бархатистые пчелы жужжат среди цветущих кустарников, оспаривая свои права на сладкий сок у колибри, которым они почти не уступают в размере.

Но помните, что среди этой прекрасной природы притаились злые враги человека. Нигде во всей Северной Америке гремучая змея не достигает таких больших размеров, как здесь; она встречается там же, где и ядовитые змеи, известные под индейским названием «мокасин». Тарантулы, скорпионы и тысяченожки на каждом шагу грозят человеку гибелью.

По лесистым берегам рек бродят пятнистый оцелот[16]16
  Оцелот – мексиканская дикая кошка вроде рыси.


[Закрыть], пума[17]17
  Пума (кугуар) – вид американской дикой кошки.


[Закрыть] и местный тигр – ягуар; здесь проходит северная граница его распространения.

На опушке лесных зарослей показывается тощий техасский волк, одинокий и молчаливый, а его сородич, трусливый койот, рыщет на открытой равнине с целой стаей своих собратьев.

В этой же прерии на сочных пастбищах пасется самое благородное и прекрасное из всех животных, самый умный из всех четвероногих друзей человека – лошадь. Здесь она живет в диком состоянии, свободная и не испорченная капризами человека. Она не знает, что такое узда, и ее спина не изуродована седлом.

Но все-таки случается, что и в этих отдаленных местах она теряет свою свободу. Здесь была поймана и укрощена прекрасная дикая лошадь – крапчатый мустанг. Она попалась в руки известному охотнику за лошадьми Морису-мустангеру.

На берегу реки Аламо, одного из притоков Рио-де-Нуэсес, стояло скромное, но живописное жилище, одно из тех, каких много в Техасе.

Это была хижина, построенная из расщепленных пополам стволов древовидной юкки, вбитых стоймя в землю. Крыша ее была настлана из штыковидных листьев этого же растения. Промежутки между вертикальными стойками, вопреки обычаю Техаса, не были замазаны глиной. Стены внутри хижины были затянуты лошадиными шкурами. Шипы мексиканского столетника, заменяя гвозди, выдерживали на себе тяжесть этих шкур.

Обрывистые берега реки изобиловали растительностью, послужившей строительным материалом для хижины. Здесь были дикие заросли юкки, столетника и других неплодоносящих растений, но внизу плодородная долина была покрыта прекрасным лесом, где росли тутовые, ореховые деревья и дубы.

В массив леса около берега реки вдавались долины, покрытые сочной пастбищной травой. В глубине одной из этих долин, все окруженное изумрудной зеленью, стояло описанное нами незамысловатое жилище.

Тени деревьев скрывали хижину. Ее можно было видеть только со стороны реки, и то лишь в том случае, если встанешь прямо против нее. Примитивная простота постройки и поблекшие тока окраски делали ее еще более незаметной.

Домик был не больше маркитантской[18]18
  Маркитанты – мелкие торговцы, снабжавшие военных съестными товарами.


[Закрыть] палатки. Дверь – его единственное отверстие, если не считать трубы от небольшого очага, сложенного у одной из стен. Устройство двери своеобразное и простое: деревянная рама, обтянутая лошадиной шкурой и навешенная при помощи петель, сделанных из такой же шкуры.

Позади хижины находился навес, покрытый юкковыми листьями и обнесенный небольшой изгородью из жердей, привязанных к стволам соседних деревьев.

Такая же изгородь была устроена вокруг участка около акра величиной, расположенного между хижиной и обрывом. Это был кораль – загон для диких лошадей.

Действительно, внутри этой изгороди было около десятка, а то и больше, лошадей. Их дикие, испуганные глаза и порывистые движения не оставляли сомнения, что они только недавно пойманы и что им нелегко переносить неволю.

Внутреннее устройство хижины не лишено было некоторого уюта и комфорта. Мягкие блестящие шкуры самых разнообразных мастей – черные, гнедые, пегие и совершенно белоснежные – украшали комнату.

Мебель была чрезвычайно примитивна: кровать – козлы, обтянутые лошадиной шкурой, два самодельных стула и простой стол, сколоченный из горбылей юккового дерева, – вот и вся обстановка. Что-то вроде второй постели виднелось в углу. Полка с книгами, перо, чернила и почтовая бумага, а на столе газета как-то неожиданно поражали глаз в этой скромной хижине.

Здесь было еще несколько других вещей, явно напоминавших о цивилизации: прекрасный кожаный сундук, ружье-двустволка, серебряный стакан чеканной работы, охотничий рог и арапник. На полу стояло несколько предметов кухонной утвари, большей частью сделанной из жести; в углу – большая бутыль в ивовой плетенке, содержащая, по-видимому, более крепкий напиток, чем вода из Аламо.

Остальные вещи не противоречили общей картине. Мексиканское, с высокой лукой, седло, уздечка с оголовьем из плетеных конских волос, такие же поводья, два или три серапэ, несколько свертков крученой веревки – все это было здесь вполне у места. Таково было жилище мустангера.

На одном из стульев посреди комнаты сидел человек, по-видимому слуга. Это был толстяк с копной рыжих волос и с ярко-красным лицом. На нем были плисовые бриджи и такие же гетры. Бархатная куртка, когда-то темно-зеленого цвета, но уже давно выцветшая и теперь почти коричневая, изобиловала большим количеством карманов разной величины. Надетая набекрень шляпа с загнутыми кверху полями дополняла костюм. Можно еще добавить, что вокруг ворота грубой коленкоровой рубашки был небрежно завязан красный ситцевый платок, а на ногах красовались ирландские башмаки.

Однако не только костюм, но вся внешность и манеры выдавали в этом человеке ирландца.

Всякое сомнение сразу рассеивалось, как только толстяк начинал говорить. На таком жаргоне говорят только в Ирландии, в графстве Гальвей. Гальвеец все время разговаривал, несмотря на то что был как будто один в хижине. Однако это было не так. Растянувшись на подстилке из лошадиной шкуры перед тлеющим очагом и уткнувшись носом в самый пепел, лежала большая оленья собака[19]19
  Оленья собака – собака ирландской породы, охотящаяся за оленями.


[Закрыть]. Казалось, она понимала язык своего собеседника.

– Что, Тара, сокровище мое, – воскликнул человек в плисовых бриджах, – хочешь вернуться в Баллибалах? Неплохо было бы тебе там немножко подкормиться. А то смотри, ведь теперь у тебя все ребра можно пересчитать. Дружок ты мой, мне самому хочется туда. Но кто знает, когда хозяин вернется и возьмет нас с собой! Ну ничего, Тара. Он скоро должен поехать в сеттльмент[20]20
  Сеттльмент – поселок колонистов.


[Закрыть], старый ты мой пес. Он обещал и нас с собой захватить – давай хоть этим утешаться. Чорт побери! Уже больше трех месяцев, как я не был в форту. Может быть, там, среди недавно прибывших солдат, я встречу кого-нибудь из своих старых знакомых. Ну, уж тогда без выпивки не обойдется! Не так ли, Тара?

Собака подняла голову и громко фыркнула вместо ответа.

– Я бы и теперь не прочь промочить горло, – продолжал гальвеец, бросая жадный взгляд в сторону бутыли. – Только бутыль-то ведь уже почти пустая, и молодой хозяин может спохватиться. Да и все равно ведь нечестно пить не спросись. Правда, Тара?

Собака опять подняла морду и опять фыркнула.

Гальвеец встал и направился в угол, где стояла бутыль. Несколько секунд он постоял прислушиваясь, обернувшись прямо к двери, потом поднял соблазнявший его сосуд, вытащил пробку, поднес горлышко к носу и стал наслаждаться спиртным запахом.

Однако это ненадолго удовлетворило гальвейца.

– Чорт побери! – воскликнул он, еще раз взглянув украдкой на дверь. – Кто может устоять против запаха этого чудесного виски? Куда ни шло! Я смочу только кончик языка.

Горлышко бутыли коснулось его губ, послышалось бульканье жидкости.

Чмокнув с удовлетворением несколько раз, гальвеец воткнул пробку, поставил бутыль на место и снова уселся на стул.

– Ах ты, старая плутовка Тара! Это ведь ты соблазнила меня. Ну ничего, хозяин не узнает. К тому же он скоро поедет в форт и там сможет сделать новый запас.

Несколько минут гальвеец просидел молча. Думал ли он о совершенном проступке или же просто наслаждался действием алкоголя, почем знать?

Вскоре он опять заговорил:

– Я никак не пойму, почему нашего хозяина так и тянет в сеттльмент. Он говорил, что отправится туда, как только поймает крапчатого мустанга. А на что ему вдруг так понадобилась эта лошадь? Мне кажется, что все это неспроста. Хозяин говорит, что будет охотиться до тех пор, пока не добьется своего. Как бы не пришлось нам просидеть здесь весь год!.. Кто это там?

Тара бросилась с лаем к двери.

– Фелим! – раздался голос снаружи. – Фелим!

– Это хозяин, – пробормотал Фелим, вскакивая со стула и бросаясь к двери следом за собакой.