Текст книги "Хозяин тумана"

Автор книги: Томас Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Как ты мог… – хрипло спросил Парсонс.

– О чем ты? – прищурился Вингмохавишну.

– Как ты мог так поступить с Уэлбеком… Мы могли спасти его! Еще немного, и мы вытянули бы его, подняли в корзину!

– Еще немного, и мы сами очутились бы на крыше! – нервно повысил голос принц. – Сейчас вы уже покоились бы в лемутских желудках и дышали бы не свежим воздухом, а гнилью крысиного брюха!

– Ты убил его… – прошептал Маскей. – Ты бросил его на растерзание…

Что-то в словах и во взглядах двоих его спутников заставило Таррейтала насторожиться.

Только Кипис сидел тихо, не шелохнувшись, в своем углу.

Маскей и Парсонс вскочили на ноги у противоположной стенки просторной корзины. Нечто странное, необычное сквозило в их поведении. Они стояли, сверкая глазами и вздрагивая от нервного напряжения. Казалось, юноши едва сдерживали себя, чтобы не броситься с кулаками на принца.

Тяжелое предчувствие ледяным сквозняком проскользнуло по душе Вингмохавишну. Он решил не обострять обстановку, а мысленным лучом скользнуть в их сознание, чтобы изнутри попытаться понять состояние своих приятелей.

Теперь он мог это делать даже спокойнее, чем раньше.

С помощью серебряного медальона его собственные силы концентрировались. Ментальные блоки Маскея и Парсонса не могли стать преградой для его телепатического канала, а он, закрываясь, мог проникать во все секторы их рассудка и памяти.

Раньше, во время учебных тренировок, они неоднократно проделывали такие трюки, но откровенно, исключительно при полном согласии друг друга. Все это было достаточно опасно и постоянно происходило только под строжайшим наблюдением аббата Фарсманса. Всегда такой проникающий контакт носил дружеский характер, а потом, когда силы их окрепли, порой они иногда позволяли себе ментальные взаимодействия с откровенно шутливым, веселым оттенком.

Так что Таррейтал прекрасно представлял себе ментальные поля друзей. Но сейчас он, к своему изумлению, обнаружил, что события последних дней, – штурм Небоскреба, схватка с лемутами и опасный побег из Небоскреба, все это разрушило привычные построения их рассудков, напоминавших, как и у всех обычных, нормальных людей, многоэтажный лабиринт с упорядоченными тоннелями и многочисленными переходами.

И у Маскея, и у Парсонса, у каждого из них разум под воздействием испытаний не выдержал. Возводимые долгими годами внутренние конструкции трансформировались и ясные, логичные построения, сооружаемые под руководством аббата Фарсманса, превратились в некие бесформенные комки. Сознание каждого трансформировалось в некое сплошное, неупорядоченное месиво, которым так трудно было управлять даже его владельцу.

Принц даже уловил импульсы полыхающей ненависти, пульсирующими кольцами распространявшейся от рассудков обоих его приятелей. Они были так ошеломлены смертью Уэлбека, что сконцентрировали всю свою психическую энергию на Вингмохавишну, которого считали главным виновником случившегося.

Тем не менее, Таррейталу с помощью ментального рефлектора удалось послать в мозг каждого сильный умиротворяющий импульс. Он понимал, что прямая стычка в плетеной корзине воздушного шара, плывущего на большой высоте над бескрайними морскими просторами, окажется гибельной для всех.

Неимоверным усилием воли он сконцентрировал энергию и создал широкий ментальный канал, позволяющий какое-то время сдерживать гневный порыв.

Этот телепатический маневр ему удался. Причем все вышло так эффективно, что через мгновение Маскей и Парсонс, еще недавно готовые развязать схватку, застыли в нерешительности и засомневались.

Но на этом Таррейтал не остановился. Он почувствовал, что за последнее время способности его окрепли и ему не только под силу остановить разъяренных друзей. В этот момент Вингмохавишну ясно видел, что ему удается завладеть разумом каждого из них…

Наладив каналы внутренней речи, он мысленно подчинил их до такой степени, что вскоре Маскей и Парсонс, виновато переглянувшись, недоуменно пожали плечами.

– Мой повелитель… прости нас! – жалобно попросил толстяк. – Не знаю, что на нас нашло… Не гневайся на нас!

– Ты был совершенно прав! Мы не спаслись бы, если бы ты не перерезал трос… – подхватил Парсонс. – Извини нас…

– К тому же… – добавил Маскей. – К тому же Уэлбек тяжело болел, у него были очень слабые легкие… Еще неизвестно, смог бы он перенести путешествие на воздушном шаре… это очень трудно, воздух здесь жутко холодный и влажный… ему было бы здесь плохо!

Дослушав этот лепет до конца, принц грозно спросил:

– Обязуетесь ли вы повиноваться мне?

– Да! Да! – дружно закричали приятели, облегченно вздохнув и обменявшись просветленными взглядами.

– Тогда докажите мне, – сурово приказал он. – На колени!

Он слишком отчетливо помнил собственное унижение в тот момент, когда С’герх приказал ему рухнуть на каменный пол, и всем сердцем желал выместить свою обиду.

– На колени! – повторил он жестким, властным голосом и усилил телепатический натиск.

На секунду повисла пауза тяжелого молчания. За это время Маскей и Парсонс судорожно пытались сопротивляться и соображали, что им можно предпринять. Но ментальная сеть, которую недавно Таррейтал набросил на сознание каждого из них, не ослабевала, а только постоянно сжималась, не выпуская их из жестоких объятий.

Из угла выглядывали испуганные выпуклые глаза Киписа. Шут притих и, затаив дыхание, наблюдал, как молодые кандианцы медленно опустились на колени и по очереди приблизились к принцу, чтобы поцеловать его руку.

– Мы остаемся приятелями, – внушительно сказал он, глядя сверху на Маскея и Парсонса. – Как и прежде, мы остаемся близкими друзьями, но вы должны беспрекословно подчиняться мне! Всегда помните, кто является законным правителем Южной Канды!

Вингмохавишну отошел к борту корзины, отвернулся и сделал вид, что смотрит вдаль, на морские просторы. На самом деле он не мог больше сдерживать себя и не хотел, чтобы спутники заметили самодовольную, ехидную ухмылку, появившуюся на его лице.

Он торжествовал!

«Я покорил этих мерзавцев! Оказался сильней их! Смял, раздавил в лепешку их волю! Я подчинил их себе, а они даже этого не заметили и получили удовольствие от собственного унижения!»

Подставляя лицо прохладным потокам, Таррейтал упивался собственными силами. Он только начал пользоваться серебряным медальоном и со сладким предвкушением думал, сколько новых безграничных возможностей открывает перед ним обладание серебристым ментальным рефлектором.

«Ты оказался способным учеником…» – внезапно раздался в его собственном сознании чей-то мысленный голос.

С лица принца сползла злорадная улыбка. Глаза его расширились потому, что в первое же мгновение он узнал этот голос. Юноша не спутал бы его ни с каким другим…

Снова в его сознании звучал голос С’герха! Мысленная речь не окончилась сразу, а, несмотря ни на что, продолжалась:

«Не бойся ничего… Особенно не думай об этих жалких, ничтожных людишках… их жизнь не стоит ничего… Ты рожден для другого! Ты избранник! Стань сильным и жестоким, тогда ты будешь жить долго и получишь безграничную власть над людьми!»

Принц видел, как квадратноголовый коротышка подошел к нему и что-то сказал, но не смог разобрать ни слова. Краем рассудка он отметил, что губы Киписа шевелятся, но ни звучания, ни смысла его слов он не мог разобрать, настолько был огорошен мысленным посланием звучавшим в его голове.

Сначала ошеломленный Таррейтал опешил. Он в первое мгновение лихорадочно подумал, что, несмотря на расстояние, С’герх по-прежнему владел каналом, ведущим в глубины его собственного сознания, что он смог над огромными просторами Внутреннего моря прокинуть своеобразную телепатическую «дугу», одна точка которой начиналась в его бритой голове, а другая заканчивалась в сознании принца.

Но уже через несколько секунд невероятная догадка заставила юношу окаменеть.

Ему стало понятно, что колдуну даже не требовалось налаживать контакт и воздвигать ментальные «арки»: ему удалось каким-то образом внедриться в сознание юноши. За короткий промежуток времени С’герх успел сделать многое…

В течении их «беседы», протекавшей среди скакавших от ярости лемутов, колдун не раз проникал в рассудок Таррейтала. Во время одного из таких внедрений в беззащитное сознание принца он смог оставить в одном из центров мозга Вингмохавишну некую структуру, помогающую овладеть психикой на любом расстоянии.

Юноша не знал, как именно это произошло. У него даже мелькнуло подозрение, что эта непонятная субстанция носит некую материальную основу, вживленную под черепную коробку.

Ясно было только одно. Этот прием оказался успешным до такой степени, что воля Хозяина лемутов присутствовала в нем постоянно, как будто осталась в его душе навсегда.

«…Будешь жить долго и получишь власть!» – снова зазвучал голос.

Но на этот раз Вингмохавишну мог поклясться, что сигнал пришел отнюдь не со стороны. Сейчас он точно уловил, что смысловой импульс возникал в недрах его собственного рассудка.

Теперь у него был не один внутренний голос, а два, совершенно различных по своей природе…

Маскей, Парсонс и Кипис прикорнули в углу корзины. Прикрывшись грудами тряпья, они задремали после бессонной ночи и после всех испытаний, выпавших на их долю.

А принц не мог успокоиться. Его сотрясала нервная дрожь, и мучительный, монотонный, однообразный стон вырывался из самой сокровенной глубины его души.

Личность его раскололась, раздвоилась. Таррейтал наблюдал это словно воочию. Все это словно произошло прямо перед его глазами, и он увидел появление на свет некого нового существа, – существа, выползшего из недр его прежней собственной души, как из ненужной, сморщенной оболочки.

Только теперь он не мог понять, какая из этих двух половин является его собственной, настоящей. Он не мог решить, к которой он должен относиться как к своей подлинной натуре.

Чтобы осознать, что же происходит, он попытался заново проверить все свои телепатические способности. Для начала он сосредоточился, очистив свой ум от посторонних мыслей.

Едва это произошло, как разнообразные ментальные импульсы, освобожденные и источаемые разными секторами, встретились и… в мозгу все словно перевернулось, перемешалось… а Таррейтал понял, что уже сам ничего не отличает.

Пытаясь совсем недавно вклиниться в умы своих разбушевавшихся приятелей, он проникал в их сознание, присутствовал там и явственно ощущал, какая бездна лежала между его мозгом и мозгом каждого из них. Как бы юноши ни поддавались его ментальному влиянию, все равно, каждый оставался самим собой и воздвигал защитную преграду, противясь вторжению.

Но каждого, и Маскея, и Парсонса, можно было представить в виде единой сущности. Себя же теперь Таррейтал так не ощущал…

Новая сторона его натуры с первых секунд своего существования точно не сознавала различий между собой и тем, прежним Вингмохавишну. Их сущности непроизвольно слились воедино и возник такой странный контакт, что принц какое-то время находился в полном ошеломлении.

Ясно одно. С’герху теперь не нужно было налаживать контакт с принцем. Теперь он постоянно присутствовал в его сознании…

Глава шестая
Ветер

Все началось, когда уже наступали сумерки и завершался очередной день их полета на воздушном шаре.

Погода начала портиться внезапно, так что трудно было этого ожидать. Казалось, все шло по-прежнему, как в последние дни. Солнечный диск уже начал плавно спускаться с небесной лазури, он погружался за море в неопределенное призрачное марево, как вдруг налетел прохладный ветер и согнал с разных сторон света тяжелые облака. Черные массивные тучи, поплывшие низко, рядом с воздушным шаром, стали встречаться друг с другом, окутывая корзину темной влажной пеленой. Тучи сцеплялись, сталкивались между собой и громоздили на темнеющем закатном небе свои грозные утесы и замки, которые порой поглощали без остатка воздушный шар со всем его небольшим экипажем.

Прохладный, влажный верховой ветер безжалостно трепал темные спутанные волосы принца. Отросшие за последнее время густые пряди так и норовили закрыть измученное, задубевшее лицо, но он не замечал этого.

Вцепившись замерзшими пальцами в бортик плетеной корзины и устремив вдаль цепкий настороженный взгляд, Таррейтал вертел головой и пытался предугадать, что ждет их впереди.

Никто из его спутников уже не смог бы сказать наверняка, как окончится полет. Который день ветры носили их аэростат по бескрайним просторам воздушного океана, их мотало из стороны в сторону, но ни разу на горизонте не показался хотя бы клочок суши, ни разу жадные взгляды молодых кандианцев не смогли обнаружить нечто, хотя бы отдаленно напоминающее земную твердь.

Жарким днем и прохладной ночью, при палящем свете полуденного солнца или при безжизненных серебристых лунных лучах, каждый час постоянно под днищем корзины воздушного шара повторялась только одна картина. Менялось направление ветра, менялась погода, но юноши видели под собой только серую безупречную гладь воды.

Уже который день, с момента их побега из Небоскреба, под ними простирались только нескончаемые просторы Внутреннего моря.

Молодые кандианцы крепились. Никто не показывал своего отчаяния. Они даже пытались не обсуждать свое положение, хотя на самом деле откровенно понимали, что надежд на спасение оставалось все меньше и меньше.

Проблемы одолевали их, трудности облепляли со всех сторон, но среди всех прочих выделялась главная, – заканчивался запас капсул, наполнявших летучим газом плотную оболочку аэростата. Никто из приятелей не хотел говорить о том, что произойдет в том случае, если это случится до того, как они достигнут суши. Приятели думали об этом каждое мгновение, но старались не обсуждать это и избегали малейших намеков, напоминающих разговоры на эту тему.

Между тем, воздушный шар заметно сдувался, терял управление и снижал высоту. Оболочка сморщивалась на глазах, и ничего сделать было нельзя. Приятели не хотели об этом думать, но понимали, что вскоре неизбежно аэростат должен был упасть.

* * *

Непогода постоянно усиливалась, и в воздухе пахло настоящей бурей. Неожиданно Таррейтал понял, что направление ветра переменилось. Воздушный шар словно попал на невидимое могучее течение, и его почти вертикально понесло наверх, так что вскоре он оказался над грозовыми облаками, стелющихся мрачной пеленой над безмолвными просторами Внутреннего моря.

Аэростат поднялся, словно завис под облаками и начал плавно парить, то поднимаясь, то опускаясь на могучих потоках ветра. Он то летел вверх, то стремительно опускался вниз, словно его накрывал разъяренный пенистый гребень огромной волны.

В такие моменты Таррейтал чувствовал, как сердце его точно опускается в желудок. Он крепко держался за трос, боролся с подступающей тошнотой и ему отчаянно хотелось кричать во весь голос, но он сдерживался и не показывал вида.

В очередной раз свирепый поток подхватил их и вознес к небесам. Но после этого началось самое ужасное, – запасы газа заканчивались, и воздушный шар стал постепенно увядать.

Отчаянные взгляды приятелей то и дело поднимались к сморщенной оболочке. Каждое мгновение она уменьшалась в размерах, а вот корзина с экипажем, наоборот, приобретала все больший вес, становясь все тяжелее.

Юношам ничего не оставалось делать. Все, что они, пожалуй, могли предпринять для своего спасения, так это, лишь горячо помолившись Всевышнему, вверить свою жизнь всемогущим рукам Создателя.

Сил изменить что-нибудь у них не было. Им только суждено было, закрыв глаза, смиренно ждать своей участи…

Все они опустились на колени и молитвенно прижали ладони у груди.

– Во имя Отца… – шевелил мясистыми губами необычно бледный Маскей.

– Во имя Распятого Спасителя… – нервным, прерывающимся голосом вторил ему Парсонс.

– Во имя Отца… – запоздало бубнил коротышка Кипис.

И только Таррейтал ничего не мог из себя выдавить. Он смог заставить себя лишь опуститься на колени, но ни одного священного слова не сорвалось с его губ.

Воздушный шар падал уже почти отвесно. Лишь изредка потоки ветра подхватывали его и относили немного в сторону. Плетеная корзина прорезала влажную массу грозовых облаков и устремилась вниз…

– Молитесь! Молитесь, друзья мои! – прерывающимся, хриплым голосом прокричал Маскей. – Настал наш последний час!

Посиневшие от страха губы Киписа и Парсонса беззвучно шевелились, истово повторяя священные слова псалма. Измученный перелетом шут дрожал от страха, закрыв сморщенными ладонями квадратное лицо. Бедный коротышка уже не воспринимал ничего, не мог произнести ни одного слова, кроме жаркой молитвы.

Лишь Таррейтал молчал и с каменным лицом, покрытым мельчайшими каплями влаги, смотрел на своих спутников.

Сердце Таррейтала порой сжималось от отчаяния, но он не ощущал паники. Он уже представлял себе, как через мгновение воздушный шар рухнет в воду, как взметнется пенистый фонтан брызг и холодные волны поглотят их тела, но от этого он не дрожал от страха, как все остальные, а только ощущал приливы ледяной злобы.

«Почему! Почему должен погибнуть именно я! – с невероятной ненавистью ко всему окружающему постоянно вспыхивала у него в сознании мысль, не дававшая ему покоя. – Почему я должен исчезнуть с лица земли, хотя мне была обещана долгая жизнь?!»

Так не хотелось смириться с подобной участью. Но он владел собой и мысленно заставлял себя приготовиться к самому худшему.

Он считал себя сильным человеком, настоящим бойцом и не хотел принять смерть, стоя на коленях. Поэтому Вингмохавишну поднялся, выпрямился в полный рост, подошел к плетеному борту и выглянул наружу.

* * *

Внезапно в просвете между темными тучами, самым краем зрения Вингмохавишну заметил нечто необычное. За черными округлыми краями облаков, впервые за много дней, возникла другая картина, совершенно непохожая на ту, которая все это время представала перед их взглядами.

Не холодная гладь Внутреннего моря, а нечто огромное, темное, нечто совершенно непохожее на воду маячило внизу, выплывая из грозового марева.

– Земля! Там земля! – возбужденно крикнул он. – Несчастные трусы! Смотрите, там, внизу, суша!

Высунувшись из корзины вслед за ним, Маскей и Парсонс даже завопили от неожиданности. Действительно, все ясно увидели земную поверхность!

Но предстояло еще пережить момент столкновения с землей. Воздушный шар с каждым мгновением сдувался, набирая от этого скорость, и его мотало из стороны в сторону, как невесомую пушинку.

– Что делать, мой повелитель? – в отчаянии спросил Кипис. – Мы больно ударимся, разлетимся на куски и разобьемся насмерть!

– Что делать… что делать… – трусливо бормотал толстяк, снова бухнувшийся на колени. – Молиться? Нужно только молиться!

– Идиоты… – с холодной усмешкой процедил Вингмохавишну. – Закройтесь лучше тряпками, чтобы хоть как-то смягчить удар!

Наспех обмотавшись грубой ветошью, Таррейтал, Маскей и Парсонс свернулись клубками и забились по углам корзины. Кипис подполз к своему повелителю и после разрешения прижался к нему тщедушным тельцем. Если им суждено было исчезнуть с лица земли, он хотел в этот момент быть рядом с принцем. Несколько минут они ничего не видели, а только пытались догадаться, что может происходить снаружи. Оставалось только надеяться и ждать…

Через мгновение их потряс сильный удар от столкновения, и корзина с силой врезалась во что-то твердое. Но, к величайшему изумлению друзей, удар получился хотя и чувствительным, но не особенно жестким.

Земля удивительным образом эластично пружинила. Корзина отлетела от суши и снова подскочила вверх, потом еще раз ударилась, перевернулась, перелетая на несколько метров и накрыла едва живых от страха кандианцев.

Несколько минут приятели лежали недвижно, а потом начали приходить в себя, ощупывая руки и ноги. Первым очнулся, как ни странно, Кипис. Прижавшись к принцу, квадратноголовый коротышка прогудел, тяжело дыша:

– Мой повелитель, я поздравляю тебя!

– Ты думаешь, все закончилось хорошо?

– Надеюсь на это, мой повелитель!

Вингмохавишну со стоном выпрямил ушибленную ногу и хрипло спросил:

– Маскей, ты жив?

– Кажется, да… – раздался слабый голос из объемистой кучи ветоши.

– Парсонс, а ты?

– Вроде бы тоже… – отозвался клубок тряпья из другого угла. – Пока только не пойму, где находится моя левая нога…

– Не самый худший вариант приземления! – с отчаянной радостью сказал из темноты толстяк. – Мы живы!!! Друзья, мы целы и невредимы!!!

Громыхнул гром, и черные тучи разразились настоящим ливнем, но из-под корзины еще несколько секунд раздавались радостные вопли. Молодые люди, лежащие в кромешной тьме, не могли поверить в свое спасение. Они еще до конца не осознавали, что больше не находятся в воздухе и отчаянными, дикими воплями пытались убедить друг друга в реальности своего существования.

* * *

Всю ночь они провели внутри, спасаясь от проливного дождя под днищем огромной корзины сдувшегося воздушного шара. Все безумно устали, но от невероятного возбуждения никто не мог заснуть.

Первые солнечные лучи, пробившиеся через прутья тончайшими иглами света, возвестили о том, что ливень прекратился и наступил восход. Выпутавшись из влажных тряпок, приятели на слабых, неверных ногах выбрались наружу.

Теперь они должны были понять, куда занесла их судьба.

С изумлением друзья осматривались вокруг. Никто даже не мог предположить, как называется место их чудесного спасения. Никто, даже умный Парсонс не мог понять, в какой части света они находились.

Вокруг, куда бы ни падал взгляд, простиралась пологая равнина – бескрайняя зеленая степь, покрытая невысокими волнистыми холмами. Плавные холмы, покрытые сочной зеленой травой и напоминающие волнообразные бесконечные барханы в пустыне, купались в нежно-розовых лучах, стелющихся над бирюзовыми безмолвными просторами.

К удивлению, почва под ногами была не твердая, а как-то странно пружинила. Каждый шаг заметно отзывался под ногами плавным движением.

– Что это такое? – обескураженно спросил Маскей. – Почему это земля колышется подо мной?

Он попытался невысоко подпрыгнуть, и его грузное тело затряслось мелкой дрожью, когда он опустился одновременно на обе ступни.

– Тебе это только кажется, толстяк! – со смехом отозвался Парсонс. – Несколько дней днище корзины ходило у нас под ногами, вот тебе и кажется до сих пор, что ты еще летаешь на воздушном шаре! Соскучился по корзине? Признайся, что соскучился?

– Нет, будь я проклят, никогда я больше не залезу в воздушный шар! – рявкнул в ответ Маскей. – Отныне я буду передвигаться только по суше!

– Никогда не зарекайся… – усмехнулся Таррейтал. – Может быть, еще придется полетать… А под ногами у нас твердая земля, просто ты давно ничего не ел, вот тебя и подбрасывает вверх, как тот самый воздушный шар!

Они посмеивались и подшучивали над толстяком, но все остальные, в том числе и сам Вингмохавишну, все ощущали, что земля под ногами ведет себя совершенно по-другому, чем возле родного Наккута. Каждый шаг, действительно, отзывался легким, едва заметным эластичным колебанием, – как будто нога ступала на туго натянутую материю.

И все время принц вспоминал, как неестественно прыгала корзина воздушного шара, врезавшись на скорости в равнину. Она не вонзилась на скорости в холм, а сначала словно отскочила от него, даже подпрыгнула и только потом, перевернувшись, шлепнулась окончательно.

Нет, думал он, здесь есть какая-то загадка. Но ответа на нее пока найти не удавалось.

– Что же мы будем делать? – задумчиво сказал Таррейтал, оглядевшись еще раз по сторонам. – Тронемся в путь? Только вот в какую сторону…

Пейзаж вокруг, и действительно, не отличался особым разнообразием. В бескрайние дали, до линии горизонта уходили удручающе одинаковые пологие зеленые «барханы».

Ни раскидистых деревьев… Ни далеких гор на горизонте… Ни каких-либо человеческих построек… не было даже следов каких-нибудь дорог. Здесь ничего нельзя было обнаружить.

Лишь пологие, невысокие, покрытые зеленью травы холмы…

– Куда же нам направиться? – повторил Вингмохавишну, осмотревшись еще раз вокруг и не обнаружив абсолютно ничего. – Ума не приложу, что делать…

– Мой повелитель… я знаю, что делать! – воскликнул Маскей.

– И что же?

– Если ты не возражаешь, не мешало бы сначала хорошенько подкрепиться, – рассудительно отозвался толстяк, с тяжелым кряхтением присаживаясь на траву. – Лично я не могу думать, когда желудок мой пуст.

– Действительно, думать ты не можешь потому, что рискуешь взлететь в поднебесье! Ты взлетишь от любого порыва ветра, как воздушный шар, если тебя не заполнить пищей, как балластом! – хихикнул Парсонс.

– Я разорву тебя на куски, длинноволосый бездельник! Я сожру тебя, обглодаю все тело до последней косточки и разбросаю твои худые ребра по всей степи!

Маскей тяжело вскочил, отталкиваясь пухлыми руками от земли, и попытался поймать обидчика. Но это было не так то просто. Тот ловко уклонился от мясистых пальцев и бросился в сторону, скрывшись за корзиной воздушного шара.

Толстяк пыхтел, кряхтел и бегал вокруг корзины. Пока он неуклюже гонялся за приятелем, безуспешно пытаясь догнать проворного, юркого Парсонса, то ничего не видел.

А Кипис, между тем, пристроился за его массивной спиной и следовал за ним, не отрываясь, как приклеенный. Коротышка потешно передразнивал неуклюжие ужимки Маскея, Парсонсу это было хорошо заметно, и от этого парень заливался громким заразительным смехом.

Так продолжалось до тех пор, пока толстяк, случайно обернувшись через плечо, не заметил пересмешника. Через мгновение сила его ярости переключилась уже на квадратноголового шута.

– Уродина! Так ты еще осмеливаешься дразнить меня! – почти рычал он. – Тебя я проглочу одним куском, не разжевывая!

Пока приятели бесили толстяка и бегали от него вокруг воздушного шара, Таррейтал напряженно размышлял. Но когда громкий смех стал раздражать его, он громко приказал:

– Парсонс, иди ко мне!

Улыбка тут же сползла с лица юноши и он, приблизившись, с готовностью спросил:

– Да, мой повелитель?

– Ты бы занялся приготовлением к завтраку… Сейчас эти бездельники запросят жратвы…

Собственно, к завтраку можно было и не готовиться. Ничего особенно сложного в этом не было, но Таррейтала стала раздражать бездумная беготня вокруг лежащего на земле аэростата, и он подобным способом решил прекратить беспорядочную суету.

Но Парсонс не стал возражать, а послушно полез в корзину воздушного шара, чтобы извлечь оттуда скудные запасы. Провиант, небольшое количество пищи и воды, приготовленное еще в Наккуте аббатом Фарсмансом, стремительно исчезал и подходил к концу.

Если бы чудесным образом воздушный шар не опустился бы на этой зеленой равнине, уже, самое большее, через день молодым кандианцам неминуемо пришлось бы голодать. А если бы их воздушный шар и продолжил бы свой полет, если бы он продержался в воздухе еще неделю, их неминуемо ждала бы голодная смерть.

Непонятно было пока, где раздобыть пищу и питьевую воду здесь, на суше, но пока все же сохранялась надежда на спасение.

* * *

Ежедневный завтрак спутников в последние дни ничем не отличался от обеда. А обед точно так же напоминал их ужин, как и завтрак. Все происходило потому, что вот уже долгое время им ежедневно приходилось питаться одним и тем же продуктом!

Из походного мешка, – причем уже последнего походного мешка, принесенного Парсонсом, появились остатки сухого пеммикана. Это была традиционная, проверенная временем пища, заимствованная кандианцами у иннейцев, населявщих бескрайние просторы Тайга.

В аббатствах немного усовершенствовали древний иннейский рецепт, но основа пеммикана оставалась прежней – растительный ароматный жир и вязкий кленовый сахар, смешанные с самыми разными сушеные ягодами и овощами, как лесными, так и садовыми.

Сухая растительная смесь, заранее подготовленная, смешивалось в определенных пропорциях с клейкой, вязкой, густой питательной массой, а потом спрессовалась в формах, чтобы получились аккуратные прямоугольные пластины. Пластины пеммикана, хотя и довольно толстые, массивные на вид, были довольно легкими и очень удобными на случай длительной транспортировки.

Не случайно аббат Фарсманс, подготавливаясь к побегу, положил в плетеную корзину аэростата припас именно этой снеди. Как мудрый человек, он прекрасно понимал, что воздушный шар – очень прихотливый аппарат и во время путешествия постоянно необходимо думать не то, чтобы о каждом фунте, нужно взвешивать каждую унцию лишнего веса.

Удобство пеммикана заключалось еще и в том, что это был уже готовый продукт, не требующий какой-то специальной подготовки. Поэтому Парсонсу не потребовалось слишком много времени для того, чтобы сервировать походный «стол».

Через пару минут он почтительно сказал:

– Все готово, мой повелитель! Можно завтракать…

– Идите есть, бездельники! Иди сюда! – позвал Таррейтал обоих приятелей, по-прежнему бегавших по-детски вокруг плетеной корзины. – Не пойму, откуда только у вас берутся силы…

Услышав его приглашение, Маскей сразу потерял желание поймать квадратноголового обидчика и торопливо направился к кожаной тунике Парсонса, расстеленной на траве и служившей чем-то вроде походного «стола». На ткани лежали четыре аккуратно поделенные порции пеммикана и четыре сухаря, доведенных временем, влагой и солнцем почти до каменной твердости.

Вместе с полупустой флягой, наполненной старой прогорклой водой, это все и должно было стать основой для торжественного завтрака, для торжественной трапезы, посвященной чудесному спасению.

Несмотря на однообразие рациона последних дней, трое приятелей с большим энтузиазмом занялись пищей. Недавняя обида сразу улеглась в душе толстяка. Он, казалось, исчез на время из мира, сосредоточенно поглощая пищу и не замечая насмешливых усмешек, которыми то и дело обменивались Парсонс и квадратноголовый шут.

Кипис не так давно впервые попробовал пеммикан. Только во время полета на воздушном шаре он смог оценить вкус походной снеди, но за это время уже успел пристраститься к этой старинной пище, вполне справедливо считая ее самым настоящим лакомством. Забавным жестом он нетерпеливо, как прожорливый ребенок, схватил свой кусок с туники и расправился с ней в один присест.

Во время завтрака Маскей, Парсонс и Кипис еще больше оживилось. С каждым проглоченным куском они все больше расплывались в улыбках удовольствия, и вокруг них словно распространялась теплая волна телесного блаженства. Они перестали каждую секунду качаться в плетеной корзине на воздушных волнах, перестали дрожать от постоянного страха и холода, они грелись в лучах утреннего солнца. Как мало нужно человеку для удовольствия…

Только Вингмохавишну не разделял всеобщего веселья. В отличие от своих спутников, Таррейтал давно уже потерял аппетит. За последнее время он ощутимо похудел и осунулся. Ему не давал покоя «голос» С’герха, время от времени звучащий у него в сознании.