Текст книги "Меня зовут Жанн Масс"

Автор книги: Тома Лелю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава следующая

Мне хочется спросить у нее, как ее зовут, но она уже исчезла в ванной, где, должно быть, находится и туалет, а я на несколько минут оказываюсь один на один с ее квартирой: тут есть фото с высоты птичьего полета. Я позволяю себе пукнуть, правда, бесшумно. Потому что захотелось. Именно сейчас.

Она возвращается, я слышу шум сливного бачка. Она спрашивает, выпью ли я стаканчик сидра, я отрицательно качаю головой.

Теперь я оказываюсь на ее трехместной кровати, и она начинает меня раздевать. Я вспоминаю, что у меня нет при себе презервативов, и внезапно появляется желание покончить с собой, но она меня успокаивает, говоря, что это неважно, у нее все равно месячные.

Она поднимается и куда-то идет. Возвращается с шоколадной крошкой и высыпает ее мне на живот, затем принимается облизывать мое тело. Я смотрю, как она все это проделывает, ее лицо постепенно покрывается этаким коричневым поносом, и чем больше я на нее смотрю, тем более соблазнительной она мне кажется.

И вот в какой-то момент я разворачиваю ее, ставлю на колени и начинаю лизать ей анус, затем беру в правую руку свой член и ввожу ей в задний проход, чувствуя, что она испытывает сильное наслаждение. Мой член – как готический перстень, ощущение, будто я сейчас взорвусь, и тут я шумно разряжаюсь в ее фантастическую задницу. Я кричу, и моя сперма растекается у нее По всему кишечнику, у меня же перед глазами проходит масса чудовищных видений, которые распускаются в моей дурацкой голове, как попкорн. После всего мы засыпаем, прижавшись друг к другу, а я так и не узнал, как ее зовут.

В восемь утра ее будильник прорезает пространство очень известным отрывком из Шопена. Судя по всему, у нее запланирована куча дел на сегодня.

– Подъем, приятель!

– А ты с утра неласкова. Где круассаны с вот такенной чашкой кофе, где апельсиновый сок, который ты заранее купила в магазинчике на углу?

– Я должна лететь в Лондон в десять часов.

– А мне какое дело?

– Я должна связаться с Жаком.

– О, а я забыл, кто это.

– Жак – это… любовник. Брат, бог… Это самый классный парень, которого я встречала в своей жизни. Жак – это немного Иисус.

– Принято.

Ее телефон завибрировал, и я пользуюсь моментом, чтобы сходить в ванную – принять наконец-то душ и смыть с себя весь этот шоколад, от которого торчат волоски на яйцах. Я слышу, как она объясняется по-английски, и думаю, что, наверное, она говорит с Жаком, затем я захожу в ванную и включаю горячую воду.

На краю ванны стоит гель для душа, и я с удовольствием отмечаю, что баночка почти полная, – я люблю, когда в баночке много геля; я нажимаю на нее посередине, наклоняю ее, и крем медленно вытекает мне на ладонь. Мне кажется, будто я на Тибете, а еще – будто мне четыре года.

Я оглядываюсь – вдруг на меня сейчас смотрят друзья, но нет, я один, и тут на какое-то мгновение я испытываю угнетение, потому что, говорю я себе, эта девушка наверняка нездорова, и вообще не надо было сюда приходить, хотя здесь чисто, даже слишком; и я внимательнейшим образом рассматриваю пол в душевой – не оставил ли я следов.

Я чувствую, что настроение у меня паршивое. Как только я возвращаюсь в комнату, девушка забирается в ванну прямо с телефоном, не прерывая своего разговора, но уже со своим мудаком. По пути она стремительным движением ласкает мне спину, рисуя на ней «Пикассо». Смотрю на часы. 8:15. Значит, в 8:15 делаем Пикассо.

Я сажусь на кровать и прикуриваю воображаемую сигарету, но тут же сожалею об этом и в итоге ее гашу.

На фотографии напротив кровати чудак с голым торсом в окружении своры рыже-красных одинаковых собак. Фото красивое, и мне хочется плакать. Ищу глазами какой-нибудь проигрыватель для CD и нахожу. На верхушке стопки дисков натыкаюсь на альбом Бьорк Vespertine и ставлю его в проигрыватель. Выбираю отрывок Hidden Place и прихожу к выводу, что это лучший альбом Бьорк. Прекрасная незнакомка появляется абсолютно голая и очень взволнованная. Я смотрю на ее тело при свете дня – красиво.

– Нам пора. Ты готов? Мне нужно выйти через десять минут.

– Я тебе нравлюсь?

– Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Чтобы знать.

– Мне не нравится твой тип мышления.

– А…

– Одевайся, мне уже нужно бежать, Жанн!

– Мы скоро увидимся?

– Держи, вот мой номер. Позвони мне!

Она протягивает мне коробок спичек Dalloyau, на котором нацарапаны ее имя и номер телефона. Перед номером написано Лиза. Если бы мы поженились, ее стали бы звать Лиза Масс.

Глава следующая

Уже где-то 8:30. Идет дождь, я захожу в кафе «Мистраль» и заказываю эспрессо. Сегодня утром у меня совсем нет желания идти в больницу. Как говорил Виктор Гюго: «Круши, круши, круши. Мир держится на этом». Я бы сейчас сгонял в кино.

Мне хочется посмотреть последний фильм Венсана Галло,[31]31
  Vincent Gallo – американский актер и режиссер итальянского происхождения. Известен по фильмам «Аризонская мечта» и «Буффало 66»


[Закрыть] вышедший на прошлой неделе. Вроде бы там можно увидеть его пенис, – одна девчонка сказала мне, что ее подружка говорила, будто там есть на что посмотреть.

Я же думаю, что у него меньше, чем у Жана Габена.[32]32
  Jean Gabin – французский актер.


[Закрыть] Радио крутит военные новости, а о какой войне идет речь? Сегодня вечером на канале Arte будет цикл Даниэля Отея[33]33
  Daniel Autueil – французский актер.


[Закрыть] – я обязательно должен посмотреть. Обожаю Даниэля Отея. К тому же мы с ним часто пересекаемся в «Кокосе». Он чертовски обаятелен, но слишком много курит.

Заказываю второй кофе и прошу официанта одолжить мне ручку и бумагу – я переполнен фразами, они все крутятся в голове, и их срочно нужно разложить по полочкам.

Высокая рыжая девушка зовет Бамби, который целится пальцем в собаку, писающую на покрышку «мазды», – она проезжает на красный свет многоразового использования. Водители тачек говорят о футболе. Багз Банни сливает масло. Ключи – трубы. Ключи – звезды. Это радиоконтроль. But the one чистит, I pretend на то, чтобы не умереть в only трусах на глазах у всего мира, быстрого мира, сотканного из энергии и кальция, мира, в котором маленькие дети и львята воюют, а также пилят дрова и носят кепки.

Путешествия – это иллюстрированные журналы – учебники, аплодирующие блондинкам и цветным в полоску, которые улыбаются людям постарше, с цветами. Вдалеке слышны сигналы автомобилей, которые обгоняют, дыша в затылок, прямо по всем утопленным свечам. Длинные волосы, рука, поднятая, чтобы сопровождать фары разъяренного бородача, держащего флаг, и вообще кровь, которая пачкает землю, как вино, – technology в дизайне из преступного вездесущего бетона с выбритым черепом, рисунками, черными архивами, зеленого декоративного растения stachemous.

Дверь захлопнется наверняка. А в пакетиках, наполненных сигаретным дымом раздавленных сигарет, если припарковаться и открыть дверь, надеть кожаные перчатки, пострелять в азиатов, и бежать, бежать в кимоно на глубине шести футов под землей по кухням и по жилищам кристиан клавьеров, появляются доисторические люди с руками в карманах.

Еще немного, и они станут людьми. Как узнать, перемещаются ли в пространстве наши жилища, когда мы путешествуем, не выходя из дому?

Вот мы снимаем свою одежду на пределе подозрительности, мы преисполнены холодности к любимому лицу… С такой физиономией, например, как будто находимся на панорамном просмотре, садимся, просто чтобы следить за событиями. Но мы также испытываем облегчение в компании с его дочкой, купленной в силу молодости. Отсутствие ее матери как нельзя лучше доказывает это однажды летним вечером после всего времени, потраченного впустую.

Что не мешает сожалеть о двух пулях в живот, о пределах совместимости при полном слиянии с информацией. В свою очередь вы переворачиваете образы мышления вашей страны. Вы приводите в равновесие отражение стола.

У Несс матовая кожа, и она любит непредсказуемость.

Милен Фармер вот-вот вышвырнет ее новый хозяин. Ему изменяет жена, и в довершение всего ее саму искусал какой-то придурок.

Брэд Питт работает в издательском доме. Он грозится уволиться.

А площадь Шатле окрасилась в розовый цвет, как фруктовая карамелька. Здесь много деревьев, больших податливых деревьев, и влажная земля, покрытая рокфором. Лица прохожих спрятаны, словно зачеркнуты, за черными прямоугольными рамками. Войны сегодня не будет, я это чувствую. Мне в голову приходит случайная мысль (закономерные мысли – это пошло): мне надо было стать певцом, певцом прекрасного. Я подписываю страницу и тут же ее рву. Обрывки протягиваю человеку, наблюдающему за мной с самого начала книги, и спрашиваю его:

– Ты не пострадал?

– Все кончено, дорогой, ты свободен, – отвечает мне он.

Мои ноги погружаются во что-то наподобие болотной тины – ею покрыты тротуары. И я вижу, что это густой фиолетовый дым, окрасивший экран.

Не надо было пить восемь чашек кофе – теперь слишком сильно бьется сердце. Это неудачный день для смерти, Джимми. Не хочу я вот так взять и подохнуть. Не сейчас. Я пробую дозвониться до Деррика. Пусть рано. Ну и что? Он берет трубку:

– Алло?

– Мне паршиво.

– Ты смотрел на часы?

– Не хочешь сходить на последний фильм Венсана Галло?

– Что еще с тобой стряслось?

– Я чувствую себя одиноко. У меня нет друзей, кроме тебя. Мне кажется, жизнь моя не имеет смысла.

– Добро пожаловать в наш дурдом.

– Ну пожалуйста, ты ведь уже выспался. Много спать вредно.

– Вредно задавать себе столько вопросов.

– Мне хреново.

– Мне тоже.

– Ты не настоящий друг, Деррик, ты, как и все остальные, оппортунист.

– Ты меня достал, Жанн!

– Залезай под душ и тащись сюда. Будем оттягиваться.

– Да я как раз свожу дебет с кредитом.

– Ну так брось.

…

– Где встречаемся?

– Фильм идет в «Мк2 Одеон».

– Ладно, возле «Мк2» через неделю.

– Супер!

– До скорого!

Я решаю позвонить Джефу в «Кокос»:

– Алло, мисс Франция?

– Да.

– Что нового?

– Флики обшарили хату нашего босса и сейчас расспрашивают работников. Должен тебе сказать, что вчера вечером никто не видел здоровенных розовых медведей. Только ты.

– А…

– Звонил инспектор Кольмар, он не встретился с тобой в комиссариате, как вы договаривались.

– Подожди, у меня второй телефон.

– Алло, это Маню. Слушай, я хочу, чтобы ты был на следующем «Тэке». И еще: как тебе идея попозировать для газеты, ты же в принципе симпатяга?

…

– Why not?

– А еще shooting[34]34
  Shooting – съемка (англ.).


[Закрыть] сегодня в студии One Day.

– Блин! Я хотел пойти в кино.

– Ну, слушай, тебе решать. Shooting как-никак делает сам Жан-Батист Модиано.

– Не знаю такого. Подожди две секунды. Я тут на проводе с чуваком, который играл с Филом Коллинзом.

– Джеф, я не могу больше говорить. Я наберу тебя завтра.

Я возвращаюсь к Маню.

– В котором часу?

– Через час тебе подходит?

– Супер.

– Все это, конечно, наспех – speed,[35]35
  Speed – быстро (англ.).


[Закрыть] так сказать, мы сымпровизировали в последний момент. Как всег…

– Не колотись, в шоу-бизе только так и бывает. В одиннадцать в клубе «Однин день». Я тебя kiss, baby.

Я перезваниваю Деррику:

– Эй, босс.

– Ну что еще?

– Изменения в программе. Я должен быть в одиннадцать в «Одном дне». Вопрос жизни и смерти.

– Я могу прийти, как думаешь?

– Да, конечно.

– А я могу прийти в шубе?

– Да, почему нет? Дуй ко мне на площадь Шатле. У фонтана. Поедем на метро.

– Хорошо, еду.

Тут я вспоминаю, что еще ничего не ел, – от этого, наверное, и головокружение. Мне на глаза попадается булочная, куда я и направляюсь, на входе меня сшибает с ног запах завонявшегося масла и несвежей пиццы, но я все равно остаюсь, потому что голод у меня зверский. Смотрю, что есть, пробегаю глазами ряды круассанов и булочек с изюмом – оказывается, существуют даже ватрушки с фисташками. Есть также шоколадные пирожные с фисташками, такое впечатление, что здесь все с фисташками, и эта перспектива мне не по душе.

Кто может позасовывать фисташки во все булочки? Разве что какой-нибудь ниндзя. В ту минуту, когда я стою, предаваясь таким мыслям, мой взгляд падает на пространство между гамбургером с овощами и курицей и гамбургером с овощами и сыром, я обнаруживаю там животное цвета меди, которое лихорадочно шевелит антеннами. Прусак! Блин! Прусак в бутербродах и пирожных. Я разворачиваю пятки и выхожу, воздевая руки к небу.

Мне нужно кого-то ударить, кого угодно. Я замечаю типа, который идет по улице: лицо грустное, вот-вот заплачет, спина колесом. Он напоминает мне старую улитку, мне стыдно за него. И вот, поравнявшись с ним, я изо всех сил пинаю его ногой в бедро. Он валится на асфальт. Меня тут же охватывает сожаление, я помогаю ему встать на ноги:

– Вы больной! – кричит он.

– Вот досада, мсье. Я ошибся, я принял вас за другого человека.

– Я на вас в суд подам, уважаемый.

– Но… Говорю же вам, это страшное недоразумение, я принял вас за свою бывшую подружку.

– Мне-то что с этого, с такой ногой?

…

– Чтобы загладить свою вину, я дам вам 50 000 евро…

– Нет, только не это!

– Я подарю свои ботинки, это Ив Сен-Лоран.

– У меня дома такие же.

– Тогда мой костюм. Он совсем новый.

– Годится.

Я раздеваюсь прямо на улице, и мы обмениваемся одеждой, я понимаю, что он ниже меня ростом, а значит, его штаны для меня слишком короткие. Мы прощаемся, пообещав друг другу съездить в отпуск в Марракеш, где-то в ближайшие дни.

Я замечаю еще одну булочную и бегу туда. Там огромные пирожные с шоколадом и восхитительная продавщица. В этой булочной я чувствую себя замечательно. Это самая классная булочная на планете, а продавщица – сама Одри Хепберн, мне хочется поцеловать ее, и я заказываю шоколадный, а потом еще и кофейный эклер.

Я очень люблю мягкое тесто. Вообще все мягкое. Кремы, пюре, фондю, супы, майонез, гель для душа, «Нутеллу»… А также йогурты, шампуни, кремы для кожи, чистящие кремы, гели, клей…

Я не люблю жевать

Продавщица заворачивает эклеры в бумагу, бумага шуршит, и это меня огорчает, так как я знаю, что нижний слой обязательно к ней прилипнет, и эклеры уже не будут такими красивыми.

Тем не менее, я благодарю продавщицу, бросая на нее убийственный взгляд, и клянусь, что скоро зайду опять – сделать ей пару детишек.

На выходе, чтобы размяться, я изображаю лошадь. Громкоговоритель, установленный на верхушке фонарного столба, поет Dj Shadow «What does your soul look like» (часть 4).

Я встречаю Деррика, одетого в шубу из серой лисы от Hermes и пару сантьяго от Джона Гальяно. Он смотрит, есть ли сверху шнурки.

– Give me five, my friend!

– Eh, man! I fuck you!

– Fuck you too, brother!

– What are you fucking here, motherfucker?

– I suck your dick!

– God damned! You want, чтобы тебе накостыляли?[36]36
  Диалог на английском языке – обмен ругательствами.


[Закрыть]

Мы обмениваемся двумя-тремя ударами для разогрева, ведь на улице минус сорок и страшный сквозняк. Но так как Деррик намного крепче, он быстро валит меня на землю.

Затем помогает мне подняться, а я пользуюсь этим, чтобы врезать ему по яйцам.

– А в остальном все в порядке, или?…

– Все зашибись.

– Кстати…

– Что еще?

– Твоя мать…

– Что?

– Она в запое.

– Ну и отлично. Пошли?

– Пошли, go!

Живот у меня раздулся, как у Стива Маккуина[37]37
  Steeve Mac Queen – американский актер.


[Закрыть] к концу жизни. Я вспомнил, что обычно не езжу на метро и что в этот момент уровень Vigipirate[38]38
  Vigipirate – правительственный план во Франции, предусматривающий четыре уровня бдительности: желтый, оранжевый, красный, алый – по степени нарастания опасности, – но черного уровня среди них нет.


[Закрыть] черный, то есть поезда могут взорваться в любой момент. Деррик на луне, а у окружающих довольно странный вид. Можно подумать, что они знают что-то особенное. Неожиданно приходит поезд, и я остаюсь возле Деррика в целях самозащиты. Он садится в вагон первым, а я устраиваюсь у него на коленях. Я роюсь в своих карманах и отыскиваю два совершенно смятых эклера. Вытаскиваю кофейный эклер, который уже совсем потерял форму, и засовываю его в рот. Пытаюсь заглотить все сразу – эклер очень вкусный – но у меня не получается, и тогда я проталкиваю его пальцами. Когда весь крем входит, мне стоит такого труда распределить сладкую смесь между щек, что я едва не задыхаюсь. Меня кидает в жар, а из ноздри вытекает сопля. Деррик выглядит взволнованным.

– Где выходим?

– В Рамбюто.

Двое мужчин стоят перед нами и не сводят с нас глаз. Они кажутся мне стремными. Один из них замечает, что я их рассматриваю. Похоже, он не знает, как реагировать; бросив взгляд на его обувь, я задерживаю внимание на здоровенной спортивной сумке. С грехом пополам заглатываю остаток моего кофейного эклера и достаю следующий – шоколадный. Его я поглощаю в один прием, что опечаливает Деррика. Я убеждаю себя, что в сумке нет никакой бомбы, но в то же время я уверен, что бомба есть, и она взорвется с минуты на минуту. Чем больше я об этом думаю, тем более подозрительным кажется мне этот тип. Я решаю выйти пораньше и, взяв Деррика за руку, торопливо тяну его к выходу. Когда двери открываются, я выталкиваю его, а сам прыгаю вперед.

Мы оба оказываемся на полу: руки на голове в ожидании взрыва и разлетающихся кусочков тел, но поезд дает сигнал к отправлению, и двери закрываются, как обычно. Я кричу Деррику, чтобы он не двигался, – помощь не заставит себя ждать. Он корчится от боли и орет на меня в бессильном гневе:

– Я тебе что, теннисный мячик?

Я перекатываюсь на бок, чтобы проверить, не ранен ли я. Деррик больше ничего не говорит, и я подползаю к нему.

– Все нормально, старик?

– Да, бл… Вот это дали жару.

– Я знал, что у него в сумке бомба.

– А я ничего не заметил. Какой же я наивный…

– Ну, не будем раздувать это дело.

– Ты прав. Главное – любовь.

При падении мои штаны разорвались прямо между ног, и теперь видны трусы в сине-серую полоску. Мы с трудом поднимаемся и выходим на улицу, где находится One Day. Погода супер. Больше никогда не поеду на метро, это слишком опасно. К тому же там невкусно пахнет.

Холл на входе в «Один день» уже украшен к рождественским праздникам, а девушка по имени Роза на ресепшене[39]39
  От англ. reception – приемная.


[Закрыть] как раз доит козу. Я здороваюсь с козой, потому что она завсегдатай «Кокоса». Потом обращаюсь к Розе, и она объясняет нам, что shooting проходит на третьем этаже. В лифте нашими соседями оказываются шесть манекенщиц, шесть девочек лет восьми, судя по их умственному развитию; мы, как блины на сковородке, растекаемся в улыбке, не говоря ни слова. Прибыв на третий этаж, девочки нас покидают – у них, к сожалению, кастинг для рекламы японской косметики. Я первым вхожу в студию, Деррик держится рядом и вообще пытается спрятаться за моей спиной.

В качестве приветствия Жан-Батист сильно шлепает меня по заднице:

– А, вот и ты!

– Ничего, что я пришел с другом, Дерриком?

– Нет… Ты что-нибудь хочешь? Кофе, апельсиновый сок, круассаны?

– А нет суши?

– Для тебя найдем. Ты в форме? Не сильно устал?

– Устал. Я хочу пить.

– Шампанское?

– Почему нет?

– Еще есть шампанское, Людо?

Чуть в стороне я замечаю Людо и Маню, подхожу к ним, чтобы поздороваться, а потом возвращаюсь к Жан-Ба.

– Маню тебе объяснил?

– Лучше ты.

– Это серия ню, тебе не в напряг? Ты не стыдливый?

– А я могу не снимать трусы?

– Я шучу, Жанн. Просто ты выглядишь слишком натянутым.

Я думаю о песенке, которая неожиданно вырисовалась у меня в голове: «Лети, лети, воробей, лети к солнцу скорей. Ты самый красивый из всех птиц и зверей».

Потом я слышу музыку с тяжелыми басами. Звуки «Ву-Танг Клана» заполняют студию.

– Звонит твой мобильник! – кричит мне Маню.

Смотрю на имя, высветившееся на дисплее, но там указан неизвестный номер, и я отключаю телефон. Поскольку в туалете я был всего лишь раз с самого начала книги, в целях реализма я решаю опять посетить это место – оно находится в мезонине. Сцену, в которой я поднимаюсь по лестнице, одобряет большинство зрителей, но на пятнадцатой ступеньке я вспоминаю о звонке: странно, что кто-то пытается связаться со мной днем, да еще в такую рань.

Сейчас полдень, и все мои друзья спят. Может быть, что-то случилось. У меня появляются ощущение сильной тревоги и острые желудочные колики. Как только я вхожу в туалет, я спускаю штаны и быстро сажусь на сиденье. Очень приятный момент.

На выходе я чувствую себя расслабленным и ищу глазами шампанское – для подъема духа. Деррик развалился на диване и спит с бокалом в руке.

Я счастлив. Мне хочется созвониться с Лизой. Не знаю, почему. Я спрашиваю у ассистентки, где же, в конце концов, суши, но она уходит в слезах, приговаривая, что я грязный тип, затем она выбрасывает в окно свою футболку п love NY. Ассистентку зовут Доминик, ее рост метр шестьдесят восемь.

Готовясь к съемке, Жан-Батист просит меня не снимать куртку с замшевой бахромой, а также оставить сапоги АРС. Замене подлежат только мои джинсы Gap – на Helmut Lang, после чего меня ставят перед объективом на расстоянии около двух метров.

Он делает три фото, одно из которых с маской гориллы, потом мне на голову кладут жареную курицу и просят вымазаться свежей кровью. Затем меня усаживают за чтение Библии и списка лиц, которых он будет фотографировать в течение дня, причем в это же время на экране появляются только что сделанные портреты:

– Итак, снимаем Реймона Барра, Плуто, Mad Мах 3, Венсана, Поля и остальных, а потом еще мертвого осла по кличке Бертран.

– Отлично!

– Скажи мне, какие у тебя планы?

– Ничего особенного… Я, наверное, съезжу месяцев на шесть в Москву – поработать в охране одного бизнесмена-индуса.

– Ты все еще собираешь пробки от шампанского?

– Да.

– А как рука, нормально?

…

– Не знаю, что с ней делать. Я убеждаю себя, что она еще понадобится моим детям, когда я больше не смогу кормить их грудью.

– А почему бы не продать ее?

– Не знаю, руки ведь…

С меня градом катится пот, потому что у меня явная алкогольная недостаточность и нигде не видно бутылки шампанского. Я погиб. Остается только бутылка Coca light. Потом я чувствую, что кто-то меня щекочет, оборачиваюсь и узнаю болонку Винни, персонажа несуществующей истории. Я уже не знаю, хочется ли мне задержаться здесь подольше или нет, потому что Деррик явно заскучал, о чем свидетельствует его храп.

Вспоминаю момент, когда я кончал в попку Лизы, пытаюсь представить картинку, которая сформировалась тогда у меня в голове. Это было похоже на кристаллы, ледяные, чрезвычайно хрупкие кристаллы, они разбивались, издавая металлический звук.

Наконец Деррик просыпается:

– Ну что, пошли? Здесь сплошная фигня.

– Чем ты займешься?

– Пойдем выпьем кегового пива?

– Я хочу выспаться. Я уже никакой.

– Ну давай, давай выпьем по бокальчику, а потом пойдешь к себе.

– Слушай, ты напомнил мне об одной штуке: я должен проверить свой автоответчик.

«У вас два новых сообщения.

Сегодня в 13:12:

– Здравствуйте, это инспектор Кольмар. Я хотел спросить, не можете ли вы одолжить мне мяч. Незнакомец с биноклем наблюдал за улиткой и задушил свою двоюродную сестру при помощи осьминога, не заметив при этом, что у него горела нога. Я рассчитываю на вас».

Потом был еще один звонок, в 13:16, на этот раз без сообщения. Я смотрю Деррику прямо в глаза, и мне в голову приходит, что неплохо было бы сходить на оперу барокко. Мы обмениваемся оскорбительными словами, а потом идем в разные стороны.