Текст книги "Берег Утопии"
Автор книги: Том Стоппард
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Том Стоппард
Берег Утопии
Драматическая трилогия
Путешествие
Действующие лица
Александр Бакунин
Варвара, его жена
Любовь, Варенька, Татьяна, Александра, их дочери
Мисс Чемберлен, английская гувернантка
Ренн, барон, офицер-кавалерист
Семен, старший слуга
Маша, служанка
Николай Станкевич, молодой философ
Михаил Бакунин, сын Бакуниных
Виссарион Белинский, литературный критик
Иван Тургенев, будущий писатель
Александр Герцен, будущий революционер
Николай Сазонов, Николай Огарев, Николай Кетчер – круг Герцена
Николай Полевой, редактор «Телеграфа»
Госпожа Беер
Натали Беер, дочь госпожи Беер
Петр Чаадаев, философ
Степан Шевырев, редактор «Московского наблюдателя»
Катя, любовница Белинского
Александр Пушкин, поэт
Николай Дьяков, офицер кавалерии
Рыжий Кот
Слуги, гости на вечеринке, музыканты
Действие первое
Лето 1833 гПремухино, усадьба Бакуниных в 150 верстах к северо-западу от Москвы. Видны часть дома и комнаты, веранда и сад. В саду есть места, где можно сидеть, и гамак. Декорации не меняются на протяжении всего первого действия.
Семейный ужин подходит к концу. За столом – Александр Бакунин (65 лет) и его жена Варвара (42 лет); их дочери Любовь (22 лет), Варенька (21 года), Татьяна (18 лет) и Александра (17 лет); мисс Чемберлен, молодая английская гувернантка, барон Ренн (36 лет), офицер-кавалерист в военной форме. Слуги (крепостные), среди них старший – Семен, прислуживают за столом и появляются по мере необходимости.
Действие идет живо. Александр Бакунин добродушный деспот в своей семье, но атмосфера в доме скорее демократичная.
Александр. К слову, Любовь, скажи барону что-нибудь по-английски.
Любовь. Что ты хочешь, чтобы я сказала, папа?
Александр. Мои дочери учили пять языков – зовите меня либералом, если угодно, – в молодости я читал Руссо. Я присутствовал при взятии Бастилии. Сам не участвовал, но помню, что чувства были определенно смешанные – вот каким я был либералом в девятнадцать лет. Но образование для женщин – непременно! И не просто уроки музыки и русской грамматики pour les filles Bakunin,[1]1
Для девиц Бакуниных (фр.). (Здесь и далее прим. перев.)
[Закрыть] хотя признаюсь – по-русски они пишут лучше меня – вот только жаль, читать нечего (пробиваясь через протесты дочерей) разве что…
Дочери. Пушкин!
Александр…Пушкин. Но скажу вам, барон, выбрав мою старшую дочь, вы выбрали самую умную.
Варвара. Я предпочитаю Козлова.
Александр. Ум дороже красоты – жаль, сам я поступил иначе.
Дочери. Стыдитесь! Стыдитесь, papa. От имени моей красавицы сестры я заявляю протест. Не слушай, Любовь.
Варвара. Молчите, когда отец говорит.
Мисс Чемберлен. What did your father say?[2]2
Что сказал ваш отец? (англ.)
[Закрыть]
Любовь. Я принимаю это в качестве комплимента, папа?
Варвара. И я тоже.
Татьяна. Барон так не думает. Не правда ли, барон?
Ренн. Нет! Нет… Любовь столь же привлекательна, сколь ваша супруга умна.
Александр. Именно это я и имел в виду. Каков дипломат! Ну же, Любовь, моя чудная, мы ждем.
Любовь. Я уверена, барону это вовсе не…
Александра. Я могу, папа! (Она вскакивает, выпрямляется.) How do you do, Baron Renne! I say! Charming weather, you do not think![3]3
Как поживаете, барон Ренн? Превосходная погода, вы не находите? (англ.)
[Закрыть]
Такжевнезапносадится. Татьянаподхватывает.
Татьяна. The quality of mercy is not strained, it dropping like the gentle dew from heaven![4]4
Татьяна неточно цитирует реплику Порции из пьесы Уильяма Шекспира «Венецианский купец» (акт IV, сцена 1). Должно быть: «The quality of mercy is not strain'd, // It droppeth as the gentle rain from heaven…» – «He действует по принужденыо милость; // Как теплый дождь, она спадает с неба…» (Пер. Т.Щепкинай-Куперник.)
[Закрыть]
Татьяна садится. Александр продолжает невозмутимо.
Александр. Сам я получил образование в Италии. Университет Падуи присудил мне степень доктора философии.
Мисс Чемберлен. Jolly good effort, Tatiana.[5]5
Отличный выход, Татьяна (англ.).
[Закрыть]
Ренн. Неужели? Доктора философии?
Варвара. Что она сказала?
Александр. Темой моей диссертации был глист.
Татьяна. Шекспир, маман.
Ренн. Философ Глист?
Александр. Нет, просто глист.
Варвара. Я имею в виду мисс Чемберлен. Qu'est-ce qu'elle a dit?[6]6
Что она сказала? (фр.)
[Закрыть]
Ренн. А, вы имеете в виду философию глиста…
Варенька. Elle l’a felicitée, Maman, e'est tout.[7]7
Просто похвалила, маменька, только и всего (фр.).
[Закрыть]
Александр. Вовсе нет. У глистов нет никакой философии, насколько мне известно.
Варвара. Как их можно чему-то научить, если ты не понимаешь, что они говорят?
Александр. Вот именно.
Мисс Чемберлен. I am sorry, what did your mother say?[8]8
Простите, что сказала ваша матушка? (англ.)
[Закрыть]
Александра. No lessons tomorrow, she said, holiday.[9]9
Она сказала: завтра праздник и уроков не будет (англ.).
[Закрыть]
Мисс Чемберлен. I think not, see me afterwards.[10]10
Сдается мне, она не то сказала. Поговорим об этом после (англ.).
[Закрыть]
Александр. Ну все, довольно английского на сегодня. И вообще, для офицера кавалерии английский – не главное в жене, иначе бы вам больше подошла гувернантка. Нет, у меня есть только одно серьезное возражение против этого брака…
Дочери. О Господи! Что он хочет сказать? Не вздумай его слушать, Любовь. Papa, не надо!
Варвара (стучит по столу). Довольно!
Александр. Спасибо. Так, о чем это я? А, все равно забыл.
Ренн. Ну, мне пора. Пока еще не совсем стемнело, если позволите – до лагеря ведь не близко.
Варвара. Да, уж вам лучше ехать. Куда это годится – сломать себе шею перед самой свадьбой. Да и после свадьбы, тоже.
Доносится шум приезда и приветствия.
Александр. Что там?
Ренн. Тысяча благодарностей. (К Любови, галантно.) Тысяча и одна…
Варенька. Кто-то приехал.
Семен (входит). Михаил Александрович, барин, как живой! Домой вернулся!
Михаил Бакунин, 19 лет, в форме. Его вход вызывает бурю чувств. Все вскакивают из-за стола. Происходит радостная семейная встреча.
Семья. Михаил! Откуда ты? Батюшки, да ты посмотри – что же ты не дал нам знать? Как возмужал – посмотри на его форму! Дай хоть тебя поцеловать. Ничего не случилось? Я за тебя молилась. Надолго ты к нам?
Михаил. Нет, в отпуску. Прямо с летних учений!
Александр. Мой сын. Служит в артиллерии. Прапорщик.
Ренн. Как же – знаменитый Михаил.
Любовь (Ренну). Спасибо за визит. Не сердитесь, у нас в семье так…
Ренн. Нет, напротив. У вас здесь все так… свободно…
Михаил. Вас, кажется, можно поздравить. Имею ли я честь…
Любовь. Барон Ренн, позвольте вам представить – мой брат Михаил.
Ренн. Вы учились в Артиллерийском училище в Петербурге?
Александра. Пять лет!
Александр (К мисс Чемберлен). Бегите, скажите Семену, чтобы принес шампанского. Command Semyon… to provision…
Мисс Чемберлен (убегает). Champagne, champagne, I understand.[11]11
Шампанского, шампанского, я поняла (англ.).
[Закрыть]
Татьяна. Наша учительница английского. Правда, она прелесть?
Михаил. Нет, это ты прелесть.
Ренн (стучит по бокалу). Дамы и господа! (Обращаясь к Михаилу.) Кавалерия пьет за артиллерию. Но семейная встреча– это святое, да и я уже, кажется, простился. Полковые обязанности – кто поймет это лучше вас. Так что прощайте. И позвольте вас обнять, я горд тем, что могу назвать вас братом.
Аплодисменты всей семьи. Михаил и Ренн жмут руки и обнимаются.
Александр. Ну вот и хорошо. Все за мной – мы вас проводим, как положено. Семен! Павел! – один из вас – подайте лошадь. Барон уезжает.
Общее движение к выходу.
(Вспоминает.) Ах да. Вспомнил. У меня только одно возражение против этого брака…
Любовь (сквозь слезы). Отец…
Варенька (Любови). Он шутит.
Александр. А именно – разница в возрасте.
Ренн. Но мне всего тридцать шесть.
Александр. На десять лет младше, чем нужно бы! Муж должен быть, по крайней мере, в два раза старше жены.
Варвара. Можно подумать…
Александр. Ну не теперь же. (Ренну.) Красота прежде ума.
Александра. Мишель, ты идешь?
Татьяна (задерживается). Сейчас идет.
Михаил (Любови). Ты хочешь с ним проститься наедине?
Любовь (торопливо). Нет, нет, лучше все пойдемте.
Александр. Семья – стройся!.. Платочки на изготовку! (Ренну.) Моей жене было восемнадцать, а мне сорок два. Понимаете? Когда жене, наконец, станет тесно в узде – она увидит, что ей нужно всего лишь проявить немного терпения.
Михаил, Варенька и Татьяна остаются одни.
Михаил. Значит, так. Этот нам не подходит. Она его не любит – это ясно.
Варенька. Это мы и так знаем.
Татьяна. Она не пойдет против отца, да и барон – неплохая партия, разве нет?
Входит Семен с подносом с бокалами для шампанского, и мисс Чемберлен с бутылкой. Снаружи доносятся голоса: «Татьяна! Михаил! А где Варенька?»
Михаил. Спасибо, Семен. Оставь нас.
Семен почтительно уходит. Мисс Чемберлен, на свою беду смущаясь, подходит.
Мисс Чемберлен. So you are Michael.[12]12
Так вы и есть Михаил (англ.).
[Закрыть]
Михаил. Go away, please.[13]13
Уйдите, пожалуйста (англ.).
[Закрыть]
У мисс Чемберлен перехватывает дыхание. Сестры потрясены и в восхищении. Мисс Чемберлен убегает. Из-за сцены зовут: «Варенька!» Варенька убегает.
Михаил. Я говорю о любви, а ты говоришь о какой-то партии. Тата, Тата, неужели ты не понимаешь. Близится рассвет! В Германии солнце уже высоко. Это только мы в бедной, отсталой России последними узнаем о великом открытии века! Жизнь Духа – единственная реальность: наше обыденное существование – лишь препятствие, мешающее нам воспарить к Универсальной Идее, где все мы соединимся с Абсолютом. Понимаешь?
Татьяна (в отчаянии). Скажи это по-немецки.
Михаил. Этому браку надо помешать. Мы должны спасти Любу. Отдаться без любви – грех против внутренней жизни. Я объясню это отцу. Внешний мир нашего материального существования – только иллюзия.
Татьяну и Михаила зовут из-за сцены. Она бросается на шею Михаилу и убегает.
Господи, я сейчас умру от голода.
Михаил задерживается и набивает себе рот едой со стола. Потом следует за Татьяной.
Весна 1835 гСад и веранда.
Варвара выходит на веранду.
Варвара. Где же вы все? Новобрачные уже здесь.
В саду появляется Любовь.
Любовь. Maman, они женаты уже несколько месяцев.
Варвара. Если бы ты знала, что я знаю, ты бы так спокойно не говорила. (Она видит Татьяну и Александру. Зовет их, после чего поспешно уходит в дом.) Ну же, скорее! Варенька с мужем уже приехали.
Входят Татьяна и Александра и направляются прямиком к Любови вне себя от возмущения. Александра держит в руках письмо.
Александра. Люба, знаешь, в кого влюблен Мишель? В Натали Беер.
Татьяна. Нет, это она в него влюблена, а не он в нее. И у нее еще хватает наглости…
Варвара (возвращается, сердито). Татьяна!
Татьяна. Идем, идем, да что стряслось, в самом деле?
Любовь. Варенька ждет ребенка.
Варвара (в панике). А тебе кто сказал?
Любовь. Вы.
Варвара. Не говорила я, не говорила! Вы ничего не знаете, слышите, ничего не знаете. (Исчезает внутрь дома.)
Татьяна (успокоившись). Бедная Варенька!
Александра. Тетушки! Ну и денек!
Любовь. А что еще случилось?
Александра. Михаил вернулся из Москвы и привез это дурацкое письмо от Натали Беер… вот послушай, она здесь и к тебе обращается, готова? «Друзья мои! Михаил открыл мне свое сердце. Ах, если бы вы только знали Михаила, как знаю его я! Если бы вы только были способны понять его!»
Татьяна. Слабоумная!
Любовь. Но в Москве она была без ума от Николая Станкевича.
Татьяна. Это потому, что Станкевичу нравишься ты.
Любовь протестует.
Да, нравишься! А Натали он водил за нос. Она сама нам рассказывала. Продолжай, Александра.
Любовь (на нее не обращают внимания). Что она тебе говорила?
Александра. «При всей вашей любви к брату вы не видите, что этой зрелой и сильной личности мешает ваша – да, друзья мои, ваша – нет, вы только послушайте ее! – ваша неспособность преодолеть объективную реальность, в которой он всего лишь ваш брат».
Татьяна. На что он ей жаловался?
Александра. Очевидно, на то, что у него не во всем идут на поводу.
Любовь. А ей какое дело? Тем более что во всем.
Александра. Это еще не все.
Но в это время Варенька выходит из дома, ее глаза сияют. Ее беременность пока незаметна.
Варенька. Так вот вы где! Мы одни… слава Богу.
Александра. Варенька – ты только посмотри. От Натали Беер!
Татьяна. Она хочет прибрать к рукам Михаила.
Любовь. Варенька!..
Александра. Ты только подумай – ни капли стыда!
Вспоминают о Вареньке, смущаются.
Как ты?
Татьяна. Здравствуй, Варенька.
Любовь. Мы по тебе очень скучали.
Варенька. Я тоже. Я так и сказала Дьякову: поеду домой и останусь там на несколько месяцев.
Татьяна. Пока не?…
Александра рукой закрывает Татьяне рот.
Александра. Мы ничего не знаем, мы ничего не знаем!
Сестры счастливо и со слезами обнимаются. Александр появляется на веранде с гневным видом.
Александр. Вы знали об этом?
Татьяна и Александра. Нет!
Любовь. О чем?
Александр. Где он? Проклятый мальчишка! Эгоист!
Дьяков, офицер кавалерии около пятидесяти, выходит на веранду с сигарой.
(Вспоминает.) Да, поздравляю тебя, дитя мое: Дьяков мне уже рассказал радостную новость.
Татьяна, Александра, Любовь (Дьякову). Поздравляем! Это так чудесно! Мы за вас так рады. Нам прямо не терпится!..
Дьяков. Я самый счастливый человек на свете.
Александр (вспоминая). Ваш брат кончит в Петропавловской крепости!
Уходят внутрь дома.
Михаил, осторожно высматривая, нет ли где Александра, выходит из-за дома, с сигарой во рту. На нем военная форма.
Михаил. Вы уже знаете? Прекрасная новость. Я буду дядей! Впрочем, конечно, вы знаете.
Любовь. Поздравляю.
Михаил. Благодарю, благодарю. Я еще не привык к этой мысли. А удивительное все-таки чувство: раз – и дядя. Тебя, Варенька, я тоже поздравляю. И Дьякова, конечно! Вот ведь – тоже офицер кавалерии! А все за моей спиной – в то время, как я служил отечеству.
Татьяна. Отец тебя ищет.
Варенька (Михаилу). Что ты опять натворил?
Михаил. Это скорее что ты натворила?
Варенька на секунду теряет дар речи, поворачивается и в слезах убегает. Любовь, осуждающе глядя на Михаила, уходит с Варенькой в глубь сада.
Михаил (смотря им вслед). Иллюзия… все это только иллюзия. Ладно… могу я забрать мое письмо?
Александра. Это письмо не тебе, а нам.
Михаил. Письмо вам, но бумага и чернила мои.
Александра комкает письмо и бросает в Михаила.
Александра. Вот, получи свое письмо! Натали Беер – надутая, наглая, сопливая девчонка, и она еще узнает!
Татьяна. И отправляйся к ней. Она тебе явно дороже нас, раз она тебя так хорошо понимает.
Михаил л. То есть в целом вы не согласны с ее анализом?
Александра. В целом она может пойти и повеситься. А тебе следовало бы лучше разбираться в людях. Она ведь даже некрасивая.
Татьяна. Нет, она красивая. (Начинает реветь.)
Михаил. Тата, Тата, любимая моя, не плачь. Я отрицаю всякую любовь, кроме чисто философской. Так называемая животная любовь лишает всякую пару людей единственной возможности счастья – слияния их прекрасных душ.
Татьяна. Нет, отчего же – мы не против.
Михаил. Не сердитесь на Натали. Она считает, что это вы виноваты в том, что я не мог… что я не могу быть…
Александра. Кем?
Появляется Александр, видит их с веранды.
Александр. Ни капли мужества – вот и все. (Объясняет.) Ваш брат – дезертир!
Михаил (мимоходом). Да, я подал в отставку.
Александр. Он отказывается исполнять свой долг.
Михаил. По причине плохого самочувствия. Меня тошнит от армии.
Александр. Никакой дисциплины – вот в чем беда.
Михаил. Наоборот, там одна дисциплина, вот в чем беда. Это и Польша.
Александр. Пройдемте в дом, сударь!
Михаил. Польша просто невыносима.
Александр заходит в дом. Сестры сопровождают Александра, нервно переговариваясь.
Татьяна, Александра. Уволился из армии? Правда?! У тебя будут неприятности? Что они сказали? Что ты?…
Михаил. «Марш сюда, марш туда, на караул, где фуражка?» Вы даже не можете себе представить, вся армия одержима игрой в солдатики…
Все уходят в дом.
Осень 1835 гЛюбовь и Варенька «возвращаются» в сад. Варенька на восьмом месяце беременности, у Любови в руках книга.
Любовь. Хорошее было время – время барона Ренна. Тогда в последний раз мы все были заодно, как раньше. Если бы я знала, как все перессорятся, я бы лучше вышла замуж.
Варенька (легко). Где же был Михаил, когда меня надо было спасать? Нет, Дьяков хороший человек, если бы только не… но это не его вина, не всем же быть философами, когда дело доходит до любви. Это подарок свыше, даже то, что тошнит, и то, что не хочется… Ты когда-нибудь хотела с бароном Ренном?
Любовь. Ой, нет!
Варенька. Это все из-за шпор.
Любовь. Варенька!
Они обнимаются, смеются и плачут. Пауза.
Интересно, а это когда-нибудь бывает прекрасно, я имею в виду кроме романов Жорж Санд?
Варенька. Я была бы не против… с Онегиным.
Любовь. Да!
Они хихикают заговорщицки.
Тебе не кажется, что Станкевич похож на Онегина?
Варенька. Может быть, я тоже встречу своего Онегина и убегу с ним.
Любовь (потрясена). Варенька! (Пауза.) Как давно ты знаешь, что любишь его?
Варенька (попалась и смущена). Я не сказала, что… (признается) с первой минуты – на катке в Москве. Я несла коньки Натали, и он взял их у меня. Следовать зову сердца! Любить, где хотим и кого хотим, позволить любви вести нас к общему счастью!
Любовь (Пауза). Только вот Санд не обо всем рассказывает…
Варенька. Хочешь, я тебе расскажу?
Любовь. Нет! Ну… давай.
Варенька. Только ты спрашивай.
Любовь. Не могу.
Варенька. Помнишь, когда осел жестянщика залез в загон к нашей Бетси?
Любовь. Да!
Варенька. Вот вроде этого, только лежишь на спине.
Любовь. Ох!
Варенька. Нет, ну не такой большой, конечно.
Они хихикают заговорщицки. Любовь смущена. Из дома доносятся голоса.
Любовь. Это они? Не оглядывайся.
Михаил показывается внутри дома с Николаем Станкевичем, красивым, темноволосым молодым человеком 22 лет. Михаил, услыхав смех в саду, подходит к окну.
Михаил. Это Любовь. И Варенька с ней.
Станкевич. Женский смех – это как слияние ангелов. Женщины – святые существа. Для меня любовь – это религиозное переживание.
Варенька. Не думаю, чтобы он этим занимался.
Любовь. Варенька!.. (С тревогой.) Правда?
Варенька. Николай Станкевич хранит невинность ради тебя. Но вот до следующего шага он все никак не додумается. Правда, Михаил говорит, что у Станкевича самая светлая голова во всем московском философском кружке, так что, может быть, он все-таки догадается… Спроси его, может, он хочет, чтобы ты ему показала…
Любовь. Что? Наш пруд с рыбами? (Вдруг.) Обещай, что никому не скажешь – я храню один его сувенир.
Любовь вынимает «из-под сердца» маленький перочинный ножик длиной в 1–2 дюйма в сложенном виде.
Варенька. Что же ты молчала?
Любовь (смущенно смеется). Прямо у сердца!
Варенька. Что он тебе подарил? Свой ножик?
Любовь. Нет… он мне его не дарил, я… (Со слезами.) Какая я глупая. Натали просто разыгрывала меня.
Любовь пытается убежать. Варенька ловит ее и обнимает.
Внутри дома Михаил и Станкевич – ученик и наставник – сидят за столом над кипой книг.
Станкевич. Бог, в понимании Шеллинга, – это космос, единство природы, которое пробивается к сознанию, и человек – первая победа на этом пути, животные дышат ему в затылок, овощи несколько отстают, а камням пока еще печем похвастаться. Как в это поверить? Представь, что это стихи или живопись. Искусство не должно быть верно, как теорема. Оно может быть правдиво иначе. Его правда заключена в том, что во всем есть смысл и что в человеке этот смысл становится очевидным.
В саду Любовь и Варенька уселись на скамейку. Варенька решительно встает.
Варенька. Я сама его спрошу.
Любовь. Не вздумай!
Варенька. Тогда сиди здесь, чтобы он видел, как ты читаешь.
Любовь. Я не собираюсь никому навязываться.
Варенька. Распусти немного волосы.
Любовь. Варенька, не надо.
Варенька. Не буду, не буду.
Варенька уходит. Любовь садится и открывает книгу.
Станкевич. Внешний мир лишен смысла помимо моего восприятия. (Останавливается, чтобы взглянуть за окно.) Я смотрю в окно. Сад. Деревья. Трава. Девушка в кресле читает книгу. Я думаю: кресло. Значит, она сидит. Я думаю: книга. Значит, она читает. Теперь девушка поправляет волосы. Но как мы можем быть уверены в том, что предмет нашего восприятия – женщина, читающая книгу, – реально существует? Быть может, единственная реальность – это мое чувственное восприятие, которое принимает форму женщины, читающей книгу, во вселенной, которая на самом деле пуста!
Но Кант говорит – нет! То, что я воспринимаю как реальность, включает в себя понятия, которые я не могу испытать с помощью чувств.
Время и пространство. Причина и следствие. Отношения между предметами. Эти понятия уже существуют в моем сознании, и с их помощью я должен разобраться в своем восприятии того, что женщина закрывает книгу и встает. Таким образом, мое существование необходимо, чтобы завершить описание реальности. Без меня в этой картине чего-то не хватает. Деревья, трава, женщина – всего лишь… О Боже мой, она идет сюда! (Нервно.) Она сейчас зайдет! Послушай, тебе лучше остаться! Куда же ты?
Михаил. Меня все равно отец ищет… (Мрачно.) Мне пришлось попросить его расплатиться с кое-какими долгами, которые остались у меня в мире видимой реальности, так что теперь он занят тем, что ищет мне место.
Любовь переходит из сада в дом с книгой в руках.
Любовь. А, Мишель! (Замечая Станкевича.) Прошу прощения.
Михаил. Никому, кажется, нет дела до того, что мы со Станкевичем ведем смертный бой с материальными силами во имя объединения нашего духа с Мировым разумом – а завтра он должен ехать в Москву!
Любовь собирается уходить.
Да, теперь уже все равно. (Станкевичу.) Местный губернатор – приятель отца, из чего следует, что я должен заниматься чернильной работой и сделаться коллежским асессором.
Любовь. Ты будешь рядом, в Твери, мы будем часто видеться.
Михаил. Увы! Этому не бывать. Мы с Николаем собираемся в Берлин, к первоисточнику.
Любовь. Но на что ты собираешься жить?
Михаил. А, буду преподавать… математику, не знаю, какое это имеет значение? (Искренне.) Понимаешь, Люба, я – один из тех, кто рожден для своего времени. Я должен пожертвовать всем во имя моей священной цели, я должен укреплять свой дух, пока я не смогу сказать: «То, что угодно мне, – угодно Богу». (Уходя с беспечным видом.) Я все это объясню отцу.
Михаил уходит. Станкевич в затруднении. Любовь – не меньше его. Станкевич аккуратно складывает книги. В эту минуту из дальней комнаты доносится шум ссоры. Она продолжается некоторое время, потом прекращается. Любовь уже было начала говорить, но в эту секунду распахивается дверь и влетают Татьяна и Александра. Они говорят, перебивая друг друга.
Татьяна, Александра. Ой, Люба! Ты слышала? Отец с Михаилом – ой! – простите! мы ничего!
Они едва вошли, как уже вышли. Станкевич приготовился говорить, но в эту секунду поспешно входит Варвара.
Варвара (не останавливаясь, говорит Любе). Теперь он вообразил, что он Господь Бог.
Варвара пересекает комнату и уходит. Станкевич окончательно теряет смелость и собирается уходить.
Любовь. Так вы уже завтра в Москву?
Станкевич. Да. (Выпаливает.) Вы давно не появлялись в философском кружке. Нам не хватает… женского взгляда.
Любовь (неудачно). А что, Натали Беер больше не ходит?
Станкевич (неправильно поняв ее, холодно). Я… Я понимаю смысл ваших слов.
Любовь (в полном отчаянии). В моих словах не было никакого смысла!
Станкевич начинает поспешно собирать книги. Любовь хватает первую попавшуюся книгу.
Могу я взять эту книгу? Почитать. (Она рассматривает название.) «Grundlegung zur Metaphysik der Sitten».[14]14
«Основание метафизики нравов» (Иммануил Кант, 1785).
[Закрыть] Это интересно?
Станкевич. Это по-немецки.
Любовь. Ich weiss.[15]15
Я знаю (нем.).
[Закрыть]
Станкевич. Да… да, конечно, если хотите. Но вы уже что-то читаете. Это философия?
Любовь. Нет, я не знаю. Это просто роман, Жорж Санд.
Станкевич. Философ любви.
Любовь. Да, она говорит, что любовь – это высшее благо.
Станкевич. Возможно, во Франции. Кант говорит, что благие поступки совершаются только из чувства долга, а не по страсти или сильному влечению.
Любовь. Что же, хороший поступок не может быть совершен по любви?
Станкевич. В том смысле, что тогда он не дает нам морального превосходства. Потому что, в сущности, мы совершаем его для собственного удовольствия.
Любовь. Даже если это делает счастливым другого?
Станкевич. Последствия здесь не играют роли.
Любовь. А действовать из чувства долга, если это ведет к несчастью?…
Станкевич. Да, это нравственно.
Любовь (робко). В Германии, может быть…
Станкевич (настойчиво). У Канта человека судят только по его намерениям.
Любовь (все еще робко). Дурак тоже может действовать из лучших побуждений.
Станкевич (взрывается). И действует! Откуда мне было знать, что Натали Беер ошибочно истолкует мои намерения? Я говорил с ней только о философии!
Любовь. Да, и надо быть дурой, чтобы повторить эту ошибку. (Достает маленький перочинный ножик и протягивает ему.) Я нашла – вот. Это, кажется, ваш перочинный ножик.
Станкевич. Мой? Нет, это не мой.
Любовь. Как, разве вы не теряли такой?
Станкевич. Нет. (Пауза.) Возможно, мне бы стоило такой иметь.
Любовь. Может, возьмете…
Михаил врывается в комнату. На каждом плече у него по набитой сумке.
Михаил. Мы уезжаем!
Он вешает одну сумку на плечо Станкевича. В этот момент в комнату поспешно входят Татьяна, Александра и Варенька. Они говорят, перебивая друг друга, в то время, как Михаил собирает свои книги со стола и нагружает ими Станкевича.
Варенька. Мишель – ну хоть раз в жизни…
Татьяна, Александра. Не уезжай, не уезжай! Что ты будешь делать? Мы уговорим отца…
Станкевич. ЧТО случилось?
Михаил. «Dahin! Dahin! Lass uns ziehn!»[16]16
«Туда, туда лежит наш путь!» (нем.) Сокращенная цитата из песни Миньоны, героини романа И.-В. Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера».
[Закрыть]
Татьяна. Когда ты вернешься?
Михаил. Никогда! (Начинает тянуть за собой Станкевича к двери, которая ведет в сад.) Я велел Семену задержать почтовых – я еду в Москву!
Варвара тоже вбегает в комнату и присоединяется к общему беспорядку.
Варвара. Ты разбил отцу сердце! Когда приедешь в Москву, пойди к Пливе и закажи еще метр серого шелка – запомнил? – серого шелка!
Михаил, Станкевич, Варвара, Варенька, Татьяна, Александра и еще двое дворовых с вещами проходят через сад, под звук общих причитаний и упреков.
Михаил. Мне не нужны родители! Я отрекаюсь от них! Они не существуют! Они меня никогда больше не увидят!
Беспорядочная процессия исчезает из виду, а затем стихают и голоса. Любовь остается одна в комнате, садится за стол. Входит Александр; замечает ее и садится рядом. Он сильно постарел с тех пор, как мы видели его в последний раз всего два с половиной года назад. Он наполовину слеп, а теперь еще и на три четверти потерял силы.
Александр. Я сам доктор философии. Мы не занимались болтовней о какой-то внутренней жизни. Философия заключается в умении умерять свою жизнь так, чтобы множество жизней могло сосуществовать с той долей свободы и справедливости, какая позволяет удерживать их вместе, а не с той, что заставит их разлететься в разные стороны, от чего вреда будет больше. Я не деспот. Для Михаила смириться с моими желаниями было бы похвально и, да, философски оправдано; для меня пойти у него на поводу было бы абсурдно и достойно презрения. Мой сын говорит, что я мучил тебя во время твоей помолвки. Тебя, мою любимую дочь. Неужели это правда?
Любовь прижимается и плачет у него на груди.
Как, должно быть, изменилась жизнь, пока мне казалось, что она стоит на месте.
