Текст книги "Люди Солнца"

Автор книги: Том Шервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Да! Правильно! – загалдели мальчишки, расступаясь перед шагнувшим вперёд маленьким горбуном.

Я отошёл к двери. Оглянулся – и, поймав себя на неожиданной мысли, не сдержал улыбки. Вот ведь, я – взрослый человек и довольно видел серьёзного в жизни. Но как же хочется схватить эту короткую лопату и побросать звенящий уголь в алую, гудящую печь!

Я немного постоял на холоде, глядя в тёмное звёздное небо. За дверью печного помещения слышались азартные голоса. Из глубины двора, из темноты, долетали плаксивые проклятия остужающего обожжённую руку Чарли. Над головой мелькнула бесшумная тень. Кто это? Сова? Через несколько мгновений где-то вверху, на кромке стены, раздалось: «У-ггу!» Нет, филин. Стало быть, здесь есть и мыши?

Холод охватывал медленно, но неотступно. Зябко вздрогнув, я поспешил в каминный зал.

И, едва войдя, я не сдержал умилённой улыбки: за ширмами звенел ручеёк таких восторженных голосков, писков и восклицаний, что, казалось, никакое сердце не смогло бы остаться равнодушным.

Ещё ковшичек! – перекрывал льющиеся из-за ширмы восторги голосок Ксанфии. – И ещё ковшичек!

– Довольно тебе! – назидательно ответствовали ей. – Мальчишкам не хватит!

– Грэта! – крикнул от камина раскрасневшийся Дэйл. – Не жалей воды! Для мальчишек мы ещё два котла греем.

Вдруг за ширмой раздался надсадный кашель, заглушённый отчаянно-звонким смехом.

– Глупая Грэта! – колокольчиком заливалась Ксанфия. – Ты разве не знаешь, что это мыло! Его не едят!

– Бюе-е-е-е!! – отчаянно отвечала невидимая Грэта.

Я, растянув рот в широкой улыбке, шагнул к взрослым, устраивающим поверх изъятой из мешков пакли старый латаный парус, и меня встретили такими же безмолвными улыбками.

Зов ремесла

Ночью я не спал. Накинув на плечи длинный, до пят, войлочный плащ Носатого, бродил по залитым лунным светом дворикам и тёмным, гулким, пустым цейхгаузам. Поднимался на плоские кромки хорошо сохранившихся замковых стен. Осторожно поднимался по угрожающе поскрипывающим деревянным маршам внутри угловых башен. Смотрел сквозь узкие бойницы на безмолвные каменные переплёты Шервудского замка. Останавливаясь, бормотал:

– Ну что, старина! Обрёл новую жизнь? Давай, просыпайся, старик. Ещё подышим!

В каминный зал вернулся, когда уже рассвело.

Мальчишек в нём никого, кроме Дэйла, не было, и, поскольку не было и Робертсона, стало понятным, что все они кормят углём застенные печи. Всклокоченный, заспанный, неподражаемо деловитый Дэйл отдавал распоряжения снующим возле стола девочкам.

– Омелия! – хрипловатым со сна голосом выкрикивал он. – Грэта! Сыр нужно выложить на два блюда, чтобы всем к одному не тянуться. Файна! Ветчину режь крупными кусками! Или ты птичек кормить собралась? Ксанфия! Бокалы для вина – только взрослым!

Белолицая, с ярко-алыми пятнами румянца на щеках Омелия, с гримасой преувеличенного старания выпучив и без того круглые глазки, прижимая к груди стопку бокалов, на ходу сделала утрированный, дурашливый книксен. Угловатая, долговязая Грэта, на голове которой белел какой-то старушечий кружевной чепец, встревоженно вздёрнула острый носик.

– Дэйл, Дэйл! – торопливо выталкивая из себя слова, заспешила она. – Блюдо! Для сыра! Только одно!

– Значит, вторую часть сыра выложи горкой прямо на стол!

Тут Дэйл, взглянув на звук хлопнувшей двери, быстро направился ко мне, издалека протягивая руку. Но его опередил Носатый, бросившийся с радостным криком к найденному-таки своему войлочному плащу. Я сбросил тяжёлый балахон с плеч, протянул Носатому. Пожал руку Дэйлу. Спросил:

– Где гости?

– У конюшни, – чётко доложил он, – закладывают кареты.

– Уже собираются уезжать? Что же Бэн… Что же они мне ничего не сказали?

– Они даже есть не станут! – сообщил мне вслед Дэйл. – Сказали, что позавтракают в дороге!

Возле конюшен стояли уже заложенные кареты. Я подошёл к человеку в маске, спросил:

– Отчего такая спешка?

– Мы заберём часть детей, – ответил мне Бэнсон. – Тех, у кого отыскались дом и родители. Нужно успеть отвезти их. А времени очень мало.

– Деньги? – мгновение подумав, спросил я его. – Люди? Адмиралтейство?

– Оружие, деньги – всё есть. Люди… Случайного человека в это дело не возьмёшь, пусть он даже отличный боец. А вот знакомство в адмиралтействе – это может быть очень полезным. Сэр Коривль ещё на своём месте?

– И он, и Луис. Визу на отход из порта для любого корабля получишь в ту же минуту, как войдёшь в кабинет. Если Луис будет отсутствовать по какому-нибудь поручению, то сэру Коривлю нужно сказать…

– Я помню.

За чёрным закрывающим лицо платком угадывалась лёгкая улыбка.

– Пора, – сказал подошедший к нам спутник Бэнсона. – Через два часа желательно быть в Бристоле.

Спустя пять минут пространство вокруг карет было наполнено шумом, суетой, прощальными восклицаниями. С некоторым удивлением я отметил, что Дэйл стоит в стороне и лицо у него недоброе.

Кареты отъехали. Девочки тайком утирали слёзки. Узкоглазый и добродушный увалень Тёха словно заводной махал длинной и широкой, как лопата, ладонью. Украдкой о чём-то шептались Баллин, Чарли и оскалившийся в кривой ухмылке горбун.

– Мистер Том, – вдруг произнёс кто-то тихим голосом.

Я обернулся. Дэйл, ещё более понизив голос, сказал:

– Есть неприятное дело. Мне нужно остаться со своими наедине.

А они ведь сейчас бросятся за стол. Не могли бы вы громко сказать, что сейчас будете заливать одну из печей и что будет грохот и пар? Тогда все побегут не за стол, а к печам.

– Сейчас сделаю, – ответил я, не пускаясь в расспросы, и Дэйл отошёл.

– Джентльмены! – деланно бодрым голосом произнёс я, обращаясь к столпившимся возле конюшни мальчишкам. – Сегодня здорово потеплело, видите, снег за ночь растаял. И в зале отменно тепло. Поэтому сейчас Робертсон зальёт одну печь. Будет грохот и пар. Если кто желает посмотреть – это можно.

Азартная стая мгновенно унеслась на внутренний дворик, к печам. Удивлённый Робертсон подошёл ко мне. Я пояснил:

– Дэйл попросил. Зачем – сам не знаю. Пойдём, глянем со стороны.

Мы тоже пришли во внутренний двор. Остановились перед плотно прикрытой дверью печного помещения.

– Никакого грохота с паром, – вполголоса сообщил Робертсон. – Тишина.

Через пару минут дверь открылась. Из печного помещения торопливо вышел съёжившийся, потирающий затылок Чарли Нойс и следом за ним – карлик Баллин. Взгляд у Баллина был унылым. Они, несмело кивнув нам, торопливо скрылись за дверью каминного зала. Следом за ними просеменил чем-то опечаленный горбун Гобо. И, один за другим, поспешно и молча, словно муравьиная цепочка, в двери каминного зала протопали все остальные мальчишки. Последним вышел Дэйл. В руке у него была чья-то курточка, собранная в узел. Дэйл протянул этот узел мне. Раскрыв его, я увидел пару складных ножей, короткий цилиндр подзорной трубы, трубку и тючок табаку, часы с длинной цепью, костяной футляр с портняжными иглами, несколько серебряных пуговиц, пистолет, шпору и три кошелька.

– Кареты далеко не отъехали, – угрюмо произнёс Дэйл. – Если дадите лошадь, я доскачу. Ведь это надо вернуть.

– Это что же, – озадаченно спросил я, доставая и вывешивая на руке пистолет, – они за пару минут…

– Простите их, мистер Том. Их работа – ловко чистить карманы. Не удержались…

– Хорошо, Дэйл. Оседлай любую лошадь в конюшне и скачи за каретами. А ты, Робертсон, принеси воды и залей одну печь.

– Для чего? – непонимающе спросил Робертсон.

– Что непонятного? – бросил ему уходящий от нас Дэйл. – Чтобы мистер Том не оказался вруном.

Он скрылся за дверью. Робертсон, со вздохом взглянув на меня, произнёс:

– Кажется, закончилась у нас спокойная жизнь.

И ушёл к печам, бормоча на ходу:

– Ну, пираты…

Нежданные хлопоты

Я отправился следом за ним, чтобы помочь. Однако заливать печь Робертсон не спешил. Открыв дверцу, он разровнял кочергой пылающий уголь и, выпрямившись, произнёс:

– Добавлять перестану – она сама и погаснет. А лить воду – колосники попортим.

– Разумно, – ответил я. – Сама пусть погаснет. А Дэйл-то парень толковый!

– О-хо-хо, – лишь вздохнул Робертсон, закрывая дверцу.

– Да, дружище, – сказал я ему. – Закончилась у нас спокойная жизнь. Но выбора нет, сам понимаешь. У детишек – ни жилья, ни родителей. А здесь – пятьсот человек поселить можно. Может быть, судьба мне этот замок для того и подарила, чтобы я малышей приютил.

– Смотря каких малышей, мистер Том. Крокодильцев! Им возрасту, кажется, от восьми до четырнадцати?

– Да. Только Дэйлу пятнадцать.

– Год-два, и вырастут крокодилы!

– У тебя какое-то предложение или ты без всякой цели болтаешь?

Робертсон взглянул на меня. Широко улыбнулся.

– Болтаю, мистер Том! Всегда так, пока с утра не поем – настроение скверное!

– В чём же дело? Идём поедим.

Когда я открыл дверь в каминный зал, облепившие стол «крокодильцы» как по команде перестали жевать и уставили на меня поблёскивающие глазёнки.

– Хорошего аппетита! – сказал я им, и на маленьких лицах появились улыбки.

– Говорю же вам – бить не будет! – радостно прозвенела Ксанфия, и тут же воскликнула: – Брюс, что же ты сделал!

Я быстро нашёл взглядом того, к кому обращалась бесхитростная девчушка. Лобастый, коротко остриженный мальчуган лет двенадцати держал в руке безнадёжно испорченную двузубую вилку. Один зубец её он согнул под прямым углом к ручке, и второй – так же, но в другую сторону.

– В-вот! – гордо показал он всем нам. – Придумал!

– И для чего это? – хрипловато поинтересовался горбун.

– А в-вот! – торжественно пояснил Брюс.

Он взял со стола кусок сыра, нанизал его на один зубец, снова протянул руку, взял кусок ветчины и оснастил им второй зубец. Затем, слегка поворачивая кисть, стал по очереди откусывать то от одного куска, то от другого.

– Брюс у нас – придумщик! – гордо сообщила Ксанфия.

Несколько человек за столом немедленно уткнули зубцы своих вилок в край стола, усиленно отгибая их.

– Началось, – за спиной у меня прогудел Робертсон. – Так никаких вилок не напасёшься!

– И что, – полуобернувшись к нему, негромко спросил я. – Запретить?

– Конечно!

– Нет, дружище. С этой компанией любое неосторожное слово может стоить репутации. Нет. Мы осмотримся, подождём.

Скрипнув, открылась большая дверь каминного зала, и в него с улицы шагнул Дэйл. Несколько человек за столом немедленно склонили головы ниже и стали усердно жевать.

– Всё вернул, мистер Том, – сообщил Дэйл.

– И что люди?

– Все смеялись.

– Ну хорошо. Садись, ешь.

Мы устроились за столом. Освободивший мне место Готлиб сказал:

– Нужно что-то готовить, мистер Том.

– В каком смысле?

– Всё время кормить их сухими кусками? Нужно готовить супы, каши. Думаю, следует привезти сюда миссис Бигль.

– Да, верно. Сейчас же поеду в Бристоль. Верхом, кажется, часа два будет?

– Полтора.

– Нам тоже нужно туда поехать, – поспешно сообщил Робертсон. – В карете. Еды привезти. Её у нас – на день, не больше.

– Нет, Робертсон. Вам не нужно ехать. Я в городе пошлю людей, всё закупят и привезут. Вы с Носатым останьтесь здесь, присмотрите. Иначе, вернувшись, замка мы не найдём.

– Почему?

Я кивнул на усердно ломающую вилки стаю:

– Сровняют с землёй.

Мы ещё не закончили завтрак, когда, алея румянцем, к нам приблизилась робеющая Омелия.

– Мистер Робертсон, – произнесла она, глядя в пол. – Поставьте, пожалуйста, котёл с водой на огонь.

– Для чего? – недовольно поинтересовался Робертсон.

– Посуду хотим вымыть.

– Прекрасно, – ответил я вместо Робертсона, – что вы берёте на себя заботу о кухне, девочки. Предлагаю вам приготовить ещё и обед.

– Очень хорошо, мистер Том, – задорно тряхнула кудряшками Омелия. – Мы приготовим обед. Мы умеем!

Подпрыгивая на одной ножке, она поспешила к подругам.

– Готлиб! – сказал я, немного подумав. – Поедем вдвоём. Пока я буду снаряжать карету с провиантом, ты постарайся найти и нанять в Бристоле какого-нибудь учителя, из тех, кто умеет обращаться с детьми. Пусть просит любое жалованье! Давай, готовь лошадей.

Через четверть часа мы уже были в сёдлах.

На выезде из замка нас ожидало ещё одно неожиданное событие. Впереди, там, где была расположена кузня, деловито топали наши маленькие гости. Не заметив нас, они один за другим скрылись в проломе стены большого цейхгауза.

– Надо бы посмотреть, – тихо сказал я.

Готлиб кивнул. Мы слезли с лошадей и, неслышно ступая, подошли к пролому. Голоса мальчишек раздавались впереди, в полуразрушенном помещении кордгардии [1]1
  Кордгарды – защитники стен замка при осаде.


[Закрыть].

– Вот разрушенная стена, и вот! – слышался громкий голос Дэйла. – Собираем камни, несём и складываем вот здесь.

– А зачем? – послышался недовольный голос горбуна.

– Чтобы потом, когда мистер Том станет восстанавливать стены, было удобно работать.

– Нет, зачем мы должны это делать?

– Гобо! Ты вкусно ел сегодня? Ты спал в тепле?

– Да, ел и спал!

– Тогда что тебе не понятно? Мистер Том дал нам кров и еду. Разве мы не должны возместить?

– Я бы, Дэйл, лучше в порту по карманам прошёлся. Это легко, даже с Баллином за плечами. Принёс бы денег мистеру Тому. Сколько там нужно, чтобы возместить кров и еду? Совсем немного. А камни – тяжёлые!

– Порт теперь далеко, – раздался чей-то уверенный голос.

– Правильно, Пит. И конец разговорам! – заключил Дэйл. – Все за работу.

Мы с Готлибом переглянулись. Готлиб восхищённо-недоверчиво покачал головой. Когда мы выбрались из пролома и подошли к лошадям, он сказал:

– Такого парня, как Дэйл, можно сразу – в команду.

– Можно, – серьёзно ответил я, поднимаясь в седло. – Дэйл – истинный англичанин.

Счастливая весть

В Бристоле мы не сразу направились к дому. Сначала заехали в портовый рынок и изрядно потратили денег. Наполнив снедью целый фуражный воз, мы заплатили вознице, чтобы он доставил его в Шервуд, и только после этого повернули лошадей в сторону нашего трёхэтажного особняка.

– Сначала, – делился я соображениями с Готлибом, – нужно узнать, где сейчас Давид. Он лучше нас знает людей в городе и, наверное, сможет кого-то порекомендовать.

– Это разумно, – ответствовал Готлиб. – Хороший порох от скверного я легко отличу, а вот учителя… Как его распознать, плохой он или хороший?

Но узнавать, где сейчас находится Давид, нам не пришлось. Мой старый друг, с радостной улыбкой на круглом лице, вышел к нам навстречу, едва мы въехали во внутренний двор особняка.

– Со вчерашнего вечера тебя жду! – воскликнул он, хватая узду и придерживая лошадь. – Утром к кузнецу съездил – но он как-то странно отмалчивается!

– Что-то срочное? – спросил я, спускаясь на землю.

– Срочное, и весьма!

– Опасное? – торопливо поинтересовался спрыгнувший рядом Готлиб.

– О, нет. Просто одно очень важное торговое дело.

– Хорошо, – кивнул я, забирая у него узду и передавая её Готлибу. – Идём в дом. Эвелин там?

Мы поднялись на второй этаж, вошли в обеденную залу.

Какое же это счастье, если у тебя есть место, куда ты можешь возвращаться после трудной, а то и кровавой мужской работы. Место, где спокойно, тихо, уютно. Где на привычном месте стоит длинный обеденный стол, а в торце его возвышается стул, на который в твоё отсутствие, следуя негласному уговору, никто никогда не садится. Где стены выкрашены бирюзовым, жёлтым и белым, где цветы в маленьких вазах, где за гранёными стёклами старинного шкафчика смутно зеленеет бутылка с заморским ромом, а рядом с ней так же смутно светятся оранжевые апельсины и где тебя ждут вот с этой солнечной, тёплой улыбкой.

– Здравствуй, Эвелин, – сказал я, раскрывая руки для объятия.

– Здравствуй, милый, – ответила она, и сердце моё дрогнуло.

«Что-то случилось?»

Неизменно сдержанная, ревнительница хороших манер, она никогда на людях не говорила мне «милый». Нет, всегда – Том, или Томас. Что-то случилось?

– Давид, – произнёс я, поворачиваясь к старому торговцу. – Прежде чем сесть и начать говорить о твоём важном деле, давай отправим Готлиба в город. Очень нужно нанять хорошего учителя, и ты, если можешь, порекомендуй нам кого-нибудь.

Давид сел за стол. Задумался, выпятив губу. Подняв голову, поинтересовался:

– Сколько лет ребёнку?

– Двадцать три человека, в возрасте от восьми до пятнадцати.

– О как! Для такой компании нужен… нужен…

Он торопливо что-то искал в многочисленных объёмных карманах.

– … Гювайзен фон Штокс!

Он показал извлечённый на свет небольшой ключ.

– Затейливый, – оценил ключ вошедший Готлиб. – Скорее – от двери, чем от сундука.

– От двери, от двери, – закивал довольный Давид. – Если повезёт, то хозяин окажется дома и замок отпирать не придётся. Если его не будет, слышишь, Готлиб? Тогда войди и оставь записку.

– Но это хороший учитель? – поинтересовался Готлиб, протягивая руку к ключу.

– Ещё не знаю. Он недавно появился в Бристоле и снял комнату в моей гостинице. Его знание множества иностранных языков вызвало интерес. Но первые же занятия показали, что вместо того, чтобы заставлять своих подопечных учиться, он с ними непринуждённо болтает. Вместо урока арифметики может повести ученика в лес слушать птиц, а на уроке истории ни с того ни с сего начать декламировать вирши. Но дети любят его, так что он может быть уже нанят.

– Но это же какой-то сумасшедший учитель! – оторопел Готлиб. – Вместо арифметики слушать птиц! Для чего же вы посылаете меня к нему?

– А кто, кроме сумасшедшего, возьмётся учить сразу двадцать человек, да ещё разного возраста?

– Поезжай, Готлиб, – махнул я рукой. – Достаточно того, что Давиду он оказался интересен. Да, Давид? Если он дал тебе ключ, стало быть, вы в приятелях?

– Именно так, мой дорогой Томас. А где, кстати, ты обнаружил столь большую компанию неучей?

– Об этом ещё наговоримся, – решительно заявил Готлиб. – Где живёт этот ваш сумасшедший? Адрес?

– Адрес не помню, – наморщил лоб Давид. – Я по памяти нарисую, как проехать.

– Мистер Том! – обратился ко мне Готлиб. – Бумага и чернила…

– Внизу, в мебельном зале, в конторке, – вместо меня ответила Эвелин.

Они направились вниз, а я подошёл к жене, обнял её и опустил лицо в каштановые густые волосы, наполненные сладким, родным ароматом.

– Двадцать три человека? – шёпотом спросила она меня. – Разного возраста? Ты ограбил какой-то приют?

– Нет, милая. Меня попросили на время пристроить… как бы это объяснить тебе… воровскую семью. Они были в рабстве в Плимуте. Люди… Друзья Бэнсона привезли их в Бристоль, и я поселил их в нашем замке. Помнишь зал с камином? Вот там.

– И им нужен учитель?

– Да. И кухарка.

– И тебе там нужно быть какое-то время?

– Да, нужно.

– Тогда всё превосходно!

– Что превосходно, моя милая?

– Я поеду с тобой, и поселюсь в этом старом и тихом замке, и стану учителем и кухаркой.

– Ты хочешь целыми днями стоять у плиты?…

– Но согласись, не везти же туда наших Биглей.

– … И обучать два десятка невоспитанных детишек?

– Но, Томас… Согласись, что неразумно пренебрегать возможностью приобрести опыт общения с детьми в то время, когда ждёшь своего?

В первую секунду я не уразумел, о чём она говорит. Слегка отстранился, с непониманием взглянул в её распахнутые, радостные глаза, и только когда Эвелин, взяв мою руку, приложила ладонь к своему животу, горячая, пьянящая волна счастливой догадки качнулась в моей груди.

– Да правда ли? – растерянно прошептал я, «вслушиваясь» ладонью в тепло её тела.

– Несомненно, – шёпотом ответила Эвелин. – Уже приходила рекомендованная старушка.

– И… что?

– И – там маленький Уильям.

Присев, я осторожно принял жену на руки, поднял и медленно, вальсируя, заскользил по зале. Стены кружились. Оттенки бирюзового и золотого сливались передо мной в колдовскую мозаику. Эвелин, обняв меня и прижавшись, обдавала шею жарким дыханием. Наверное, всего лишь раз я был до такой степени счастлив – в порту, когда при возвращении в Бристоль из нашего первого плавания, Эвелин сказала мне: «Я еду с вами».

На лестнице послышались тяжёлые шаги шумно отдувающегося Давида. Я медленно поставил Эвелин на ноги, несколько раз торопливо поцеловал её лицо. Прошептал:

– Постараюсь как можно быстрее обсудить с ним его важное дело – и распрощаюсь.

– Если б ты знал, – прошептала Эвелин, – как я люблю тебя. Если б ты знал!

Однако быстро обсудить предложенное Давидом дело не удалось.

Компаньоны

Давид поднялся на второй этаж и грузно опустился за стол.

– Пока вы беседуете, – сказала нам Эвелин, – мы с миссис Бигль приготовим обед.

Благодарно поклонившись ей, Давид повернулся ко мне.

– Томас! – строгим голосом сказал он. – Ты приобрёл большое имение.

Я, внимательно глядя на него, молча кивнул.

– Теперь тебе придётся ежегодно платить изрядный налог.

Я снова кивнул.

– Ты уже думал, где ты будешь брать деньги?

– Не понимаю, Давид. Кажется, тебе известно, что деньги у меня есть.

Давид придвинул ко мне принесённые из конторки перо и бумагу.

– Посчитай, сказал он, – сколько тебе нужно заплатить за первый год, когда налог для нового владельца уменьшен, и за пару следующих лет, когда он выставлен в полной величине.

Небрежно махнув пером, я быстро добыл нужную цифру. Вывел – и оторопел.

– Да-а, – растерянно выдохнул, не поднимая глаз.

– И далее, – участливо добавил Давид, – запиши, во что тебе станет этот налог за следующие пять лет.

Я начертал новую цифру. Поднял голову и спросил:

– Что теперь делать?

– Зарабатывать!

– Ты имеешь в виду угольный пласт?

– Нет, Томас. Уголь – в последнюю очередь. С этим нужно быть предельно осторожным, чтобы ни один чиновник в Лондоне не прознал. Иначе ты получишь налог ещё и на уголь.

– Чем же зарабатывать?

– Вот с этим я и пришёл.

Давид откинулся на спинку стула, поправил шейный платок.

– Несколько месяцев, – со значением произнёс он, – я вёл переговоры со старейшинами ганзейского братства.

– Что за братство такое?

– Союз нескольких крупных городов в Европе. Лет двести назад они устроили гросс-форум в городе Ганза и заключили договор о торговом сотрудничестве. С тех пор ганзейское братство – очень богатая и влиятельная организация. Имеет свои флотилии, рудники в колониях, банковские дома.

– Они могут принять нас с тобой в этот союз?

– Детская мысль, Томас! Нам до этого союза – как пешком до Китая! Но оказать услугу, за которую влиятельные ганзейские мудрецы хорошо заплатят, мы можем.

– Какую услугу? Джигу станцуем?

– Превосходная метафора! – обрадованно воскликнул Давид. – Именно джигу! Только на море.

– Давид, говори понятней.

– Изволь. Мне рассказывали о твоей встрече с двумя кораблями возле Магриба. И о том, как Оллиройс устроил им неожиданный танец.

– Постой, – медленно произнёс я, привстав. – Ты хочешь предложить ганзейцам «Дукат»? В качестве…

– Гарантии сопровождения их каравана к берегам Индии.

– Если на караван нападут пираты, – взволнованно продолжил я, – то, пока они подойдут к нему на обычный пушечный выстрел, Оллиройс пустит на дно три или четыре корабля!

– А если это будет испанская эскадра – скажем, в три корабля и три фелюги?

Я сел, задумался. Стал размышлять вслух:

– Если эскадра станет приближаться с одной стороны, то вполне можно справиться и с шестью бортами. Но для этого нужно, чтобы все капитаны торговых судов быстро и точно выполняли сигналы «Дуката». Одновременно все поворачивают и уходят от нападающих. «Дукат» идёт последним и… Да. Пусть даже у нападающих будет восемь бортов – они не успеют приблизиться на стандартный пушечный выстрел, не говоря уже об абордаже.

– А если нападение произойдёт с двух сторон?

– То же самое! Нужно, чтобы все купцы быстро выполняли команды Стоуна.

– Превосходно. Значит, нам остаётся лишь подождать, когда сюда явится Стоун, и обсудить с ним его требования к капитанам купцов.

– Стоун явится прямо сюда?

– Да. Он сейчас разыскивает тебя. Я сказал ему, что дело весьма срочное. Через неделю мы должны быть в Гамбурге, а через восемь дней – в Любеке.

– Для чего так спешно?

– Видишь ли, Томас, у нас есть шанс сыграть на слухах, летающих вокруг «заговорённого» английского судна под названьем «Дукат». В ганзейском братстве давно уже нет былого единства. Кто-то стремительно разбогател, вот как, например, ты. А кто-то, более уважаемый и почтенный, не добрался до южных колоний и остался, так сказать, в «бедняках». Если нам удастся договориться о сопровождении каравана, то заинтересованные купцы заплатят нам, как я надеюсь, с каждого участника тысяч по пять фунтов. Разумеется, нужно будет внести гарантийный залог – тысяч по семь за каждый корабль в караване.

– Семь тысяч – это наши деньги, которые мы потеряем, если не обеспечим безопасности хотя бы одному купцу?

– По семь тысяч за каждый корабль.

– Рискованно.

– Безусловно, риск есть. Но возьми-ка снова бумагу и снова сделай расчёты. Если хотя бы пять купцов согласятся участвовать в плавании, то по возвращении их из Индии ты получишь двадцать пять тысяч фунтов. Затем, когда торговым господам станет известно об удачном походе, «Дукат» поведёт уже десяток кораблей, или дюжину. Посчитал прибыль? А теперь прибавь сюда ещё личный торговый доход.

– Какой личный доход?

– Думаю, будет разумно, если мы с тобой поучаствуем в караване двумя собственными кораблями: ты – «Фортом», я – «Африкой». Снимаем с них все пушки, весь лишний балласт, и в Индии под ватерлинию грузим их пряностями. По возвращении груз одного корабля принесёт до двенадцати тысяч фунтов.

– И кроме того, – торопливо добавил я, – на обратном пути мы заберём ещё чёрный жемчуг с Локка!

– И ещё жемчуг. К тому времени, как ты начнёшь осваивать имение – с тем, чтобы доход перекрывал налоги, – твой совокупный бюджет не только не уменьшится, но возрастёт!

Внизу послышались голоса.

– Кажется, Энди Стоун приехал, – сказал Давид. – Как удачно.

Но наверх к нам поднялся не один Стоун. С ним был ещё Оллиройс, а следом поднимались Эвелин и миссис Бигль с дымящимися блюдами.

Тепло поздоровавшись, мы уселись за дальним краем овального стола.

– Вот, Давид, – не скрывая облегчения, сказал я, – никто лучше Оллиройса не ответит на твои вопросы о пушечных возможностях «Дуката».

– А в чём интерес? – придвигая к себе тарелку, с готовностью поинтересовался Оллиройс.

Давид коротко обрисовал ему положение дел, и канонир обстоятельно рассказал о своих пушках.

– Ещё вот что, джентльмены, – заявил я, также придвигая к себе тарелку. – Хочу сообщить вам о принятом только что решении.

Гости замолчали и повернули лица в мою сторону.

– Исходя из того, что плаванье предстоит непростое и что доход оно обещает изрядный, я решил считать и Оллиройса, и Энди нашими компаньонами. То есть вы, джентльмены, в случае удачного завершения похода получите не своё обычное жалованье, а долю. Скажем, по десять процентов от общей прибыли груза плюс пять процентов от выплат ганзейских купцов.

Я сделал паузу. Энди и Оллиройс взволнованно переглянулись.

– По самым скромным предположениям, – задумчиво произнёс Давид, – выходит по две с половиной тысячи фунтов.

– Слишком щедрое предложение! – воскликнул Оллиройс.

– И весьма неожиданное, – сказал Стоун. – В первую минуту даже трудно осмыслить.

Они посмотрели на Давида. Тот в знак непричастности к моему решению развёл руками. Тут мой взгляд упал на лицо Эвелин, которая помешивала соус в соуснице. В лице её я увидел неясную тень затаённого страдания, и догадавшись о причине этого страдания, поспешно сказал:

– И не щедрое, и не слишком, а просто разумное. Вам двоим предстоит сделать всю работу. Ведь сам я останусь здесь, в Бристоле.

И, увидев, каким счастливым и солнечным в ту же секунду стало лицо Эвелин, невольно улыбнулся.

– Ну что же, – подытожил Давид. Стало быть, через два дня отправляемся в Любек.

Когда Эвелин, разливая соус, подошла ко мне, я тихо сказал:

– Но в Любек мне всё-таки придётся съездить. Это дней десять, не больше.

Эвелин, склонившись, шепнула:

– Десять дней я переживу.