Текст книги "Оскорбление нравственности"

Автор книги: Том Шарп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– А, Веркрамп, – встретил его коммандант. – С пятницы я уезжаю на две недели в отпуск. Ты остаешься здесь за старшего. – Лейтенант Веркрамп ощутил прилив радостного возбуждения.

– Очень жаль, сэр, – дипломатично ответил он. – Нам будет вас не хватать. – Коммандант неприязненно посмотрел на него. Чтобы лейтенанту Веркрампу не хватало комманданта, да еще когда он сам остается за начальника – нет уж, увольте!

– Как у вас дела с розыском этих коммунистов? – спросил коммандант.

– Коммунистов? – удивился было Веркрамп, но вовремя сообразил, о чем идет речь. – Ну, это долгое дело, сэр. Результаты будут еще не скоро.

– Надо работать, – сказал коммандант, чувствуя, что немного сбил с Веркрампа это так раздражавшее его самодовольство. – Пока меня не будет, сосредоточьтесь полностью на обычной преступности и на поддержании в городе законности и порядка. Чтобы не получилось так, что я вернусь и обнаружу, что за время моего отсутствия число изнасилований, грабежей и убийств скакнуло вверх. Понятно?

– Так точно, сэр, – ответил Веркрамп. Коммандант отпустил его, и лейтенант вернулся в свой кабинет в приподнятом настроении. Наконец-то он получает тот шанс, которого так долго ждал! Веркрамп уселся за стол и начал размышлять, какие возможности открывает перед ним обретенная на время власть.

«Две недели, – думал он. – За эти две недели я должен показать, на что способен». Срок, конечно, был небольшой, но лейтенант Веркрамп не намеревался терять время даром. Прежде всего необходимо было сделать две вещи. Пока коммандант ему не мешает, надо привести в действие план «Красный мятеж».[26]26
  Игра слов: в названии плана «Red Rout» слово «rout» имеет значение «мятеж», но также и «сброд, шайка», и «незаконное сборище», и «разгром, беспорядочное бегство», и «обращенный в бегство противник».


[Закрыть] Лейтенант пересек кабинет и достал из сейфа в противоположном углу папку, в которой хранились все детали этого плана. Лейтенант разработал его в полной тайне еще несколько месяцев назад. Теперь можно было начинать действовать. К тому времени, когда коммандант Ван Хеерден вернется из отпуска, лейтенант Веркрамп безусловно раскроет ту подпольную сеть саботажников, которая, как он был уверен, действовала в Пьембурге.

Еще до обеда лейтенант Веркрамп сделал множество телефонных звонков. В различных фирмах, разбросанных по всему городу, в ответ на эти звонки к телефонам подзывали людей, которым обычно в рабочее время никто не звонил. Разговор во всех случаях был один и тот же.

– Мамба нападает, – говорил Веркрамп.

– Кобра напала, – отвечал секретный агент. Когда придумывали эти фразы, то полагали, что подобным образом можно будет надежно и безошибочно передать агентам приказ явиться для встречи в заранее оговоренное место. Выяснилось, однако, что у этого метода есть и свои издержки.

– О чем это ты говорил? – спросила в одной из контор сидевшая рядом с телефоном девушка у агента номер 745 396, когда тот положил трубку после удивительно непродолжительного разговора.

– Ни о чем, – поспешно ответил агент 745 396.

– Ты сказал «кобра напала», – возразила девушка. – Я ясно слышала. Какая это кобра? И на кого напала? И вообще, странный разговор какой-то.

По всему Пьембургу, во всех фирмах и конторах, где работали секретные агенты лейтенанта, придуманная Веркрампом система паролей вызвала в тот день повышенный интерес, разговоры и пересуды.

После обеда лейтенант Веркрамп, переодевшись под механика автосервиса и усевшись за руль грузовика техпомощи, выехал из города на первую из назначенных им встреч. Полчаса спустя, отъехав на десять миль по дороге на Влокфонтен, он уже стоял, склонившись над мотором машины агента 745 396, делая вид, будто чинит сломавшийся распределитель, а на самом деле отдавал распоряжения своему агенту.

– Увольтесь с работы, – сказал Веркрамп агенту 745 396.

– Уже уволился, – ответил агент, уехавший после обеда с работы не отпросившись.

– Отлично, – сказал Веркрамп, одновременно ломая себе голову над тем, как теперь собрать проклятый распределитель. – Отныне будете полностью работать только на меня.

– И что я должен буду делать?

– Вам необходимо проникнуть в революционное движение Зулулэнда.

– А с чего начать? – спросил агент 745 396.

– Начните с того, что пооколачивайтесь в кафе «У Флориана» и баре «Континенталь». Там полно студентов и коммунистов. Еще одно место, где они собираются, – это столовая университета, – ответил Веркрамп.

– Знаю, – сказал агент. – Когда я там был в последний раз, то получил по уху.

– Ничего страшного не случилось, – ответил Веркрамп. – Да и когда вы были там в последний раз, никаких заслуг перед ними у вас не было. На этот раз вы сможете не только заявить, что вы подпольщик, но и доказать это.

– Каким образом?

Веркрамп подошел к кабине своего грузовика, достал оттуда пакет и отдал его агенту.

– Гелигнит и взрыватели, – объяснил он. – Вечером в субботу взорвете трансформаторную подстанцию, которая стоит на шоссе, идущем в Дурбан. В одиннадцать часов заложите этот пакет в трансформатор и немедленно возвращайтесь в город. Взрыватели сработают через пятнадцать минут.

– Господи Иисусе, – пробормотал изумленный агент 745 396, – я вправду должен его взорвать?

– Да, – резко ответил Веркрамп. – Я много думал над этим. Это единственный способ проникнуть в подполье. Если человек взорвал подстанцию, никто не усомнится в его преданности коммунистической партии.

– Надеюсь, – нервно согласился агент 745 396. – А что делать, если меня арестуют?

– Не арестуют, – заявил Веркрамп.

– Вы мне это говорили и тогда, когда я раздавал листовки в сортире на Маркет-сквер, – ответил агент. – А меня загребли как гомика, за приставание к мужчинам.

– В тот раз было другое дело. Тогда тебя загребла полиция.

– Она может и в этот раз меня загрести, – возразил агент 745 396. – Заранее же не знаешь.

– Теперь полицией командую я. С пятницы коммандант в городе – я, – объяснил Веркрамп. – А, кстати, кто тогда заплатил за тебя штраф?

– Вы, – согласился агент, – но зато обо мне стало известно всем. Попробуйте поработать в конторе, где каждый считает вас человеком, который пристает к старикам в общественных уборных. Несколько месяцев понадобилось, чтобы об этом забыли. Мне пришлось пять раз переезжать с квартиры на квартиру.

– Всем нам приходится чем-то жертвовать для блага белой Южной Африки, – ответил Веркрамп. – Кстати, теперь через каждые несколько дней переезжай на новое место. Так поступают все подпольщики. На этот раз ты должен выглядеть и действовать убедительно, как настоящий нелегал.

– Хорошо, взорвал я трансформаторную подстанцию. Что потом?

– Потом делаешь то, что я сказал. Толкаешься среди студентов, среди левых и даешь понять, что ты подпольщик. Какая-нибудь скотина очень скоро тобой заинтересуется и втянет в их планы.

Но агент 745 396 сомневался в этом.

– Чем я докажу, что трансформатор взорвал именно я? – спросил он. Веркрамп задумался.

– Тут ты верно подметил, – согласился он. – Покажи им гелигнит. Думаю, это сработает.

– Да? – саркастически переспросил 745 396. – А где я его возьму? У меня он, знаете ли, не всегда под рукой бывает.

– Из полицейского арсенала, – сказал Веркрамп. – Я тебе сделаю ключ, сможешь брать, когда понадобится.

– Как мне поступать, когда я познакомлюсь с настоящими подпольщиками? – спросил агент.

– Подговори их что-нибудь взорвать и сообщи мне прежде, чем они это сделают. Тогда мы сможем накрыть их прямо на месте, – ответил Веркрамп. Условившись о месте, в котором он оставит агенту ключ от полицейского арсенала, Веркрамп вручил ему пятьсот рандов[27]27
  Денежная единица ЮАР.


[Закрыть] на расходы и уехал, оставив агента самого копаться в распределителе, который Веркрамп так и не сумел собрать.

– Не забудь, пусть они вначале что-нибудь взорвут, а потом мы их арестуем, – напомнил еще раз Веркрамп агенту, перед тем как уехать. – Важно, чтобы у нас были доказательства их подрывной деятельности. Тогда мы сможем отправить этих скотов на виселицу. Я не хочу, чтобы их опять судили как заговорщиков. Мы должны иметь твердые доказательства терроризма.

И Веркрамп укатил к другому агенту. На протяжении последующих двух дней двенадцать секретных агентов уволились оттуда, где они работали. Каждый из них получил задание взорвать что-нибудь в окрестностях Пьембурга. Были изготовлены двенадцать ключей к полицейскому арсеналу. Веркрамп пребывал в уверенности, что ему вскоре удастся нанести в Пьембурге такой удар во имя свободы и Западной Цивилизации, который существенно продвинет вперед его карьеру.

Вернувшись к себе в кабинет, лейтенант Веркрамп еще раз внимательно изучил план операции «Красный мятеж», тщательно запомнил все его детали, после чего сжег папку с подготовленными документами. Это была дополнительная предосторожность против малейшей утечки информации. Веркрамп особенно гордился созданной им системой секретных агентов, которых он вербовал, каждого поодиночке, на протяжении многих лет, оплачивая их из фондов, выделяемых службой безопасности на информаторов. У каждого из агентов была своя кличка, и даже сам Веркрамп знал их только по номерам, так что было невозможно проследить какую бы то ни было их связь с БГБ. Способ, при помощи которого агенты сносились с самим Веркрампом, был столь же изощрен: они должны были оставлять зашифрованные записки в тайниках, откуда их забирали сотрудники Веркрампа. Для каждого дня недели был свой код и свой тайник. При такой системе штатные сотрудники Веркрампа никогда не должны были даже случайно встретиться с его агентами, о существовании которых они имели лишь смутное представление. Тот факт, что на каждого агента приходилось по семь кодов и по семь тайников, а самих агентов было двенадцать, означал, что сотрудникам Веркрампа приходилось выполнять невероятный объем работы. При сложности задуманной системы выполнить эту работу было бы невозможно, будь в Пьембурге на самом деле хоть один коммунист и хоть какая-то подрывная деятельность. В прошлом Веркрамп считал, что ему очень повезло, когда он получал больше одной шифровки в неделю. Да и та, как правило, не представляла никакой ценности. Но теперь положение должно было кардинально измениться. Веркрамп уже предвкушал грядущий взрыв информации.

Запустив в ход операцию «Красный мятеж», Веркрамп переключил внимание на вторую кампанию – ту, что была направлена против полицейских, склонных к сношениям с женщинами небелых рас. Ее он назвал операцией «Побелка».[28]28
  Игра слов: в данном случае «White Wash» может быть также понято и как «очковтирательство», «замазывание недостатков», и как «реабилитация», и «переливание из пустого в порожнее»


[Закрыть] Из уважения к доктору Эйзенку он решил использовать одновременно и апоморфин, и электрошок, поэтому сержант Брейтенбах был отправлен к оптовому торговцу лекарствами с заданием приобрести сотню шприцев для подкожных вливаний и два галлона[29]29
  Чуть больше девяти литров.


[Закрыть] апоморфина.

– Два галлона? – переспросил пораженный торговец. – Вы уверены, что вы не ошиблись?

– Абсолютно уверен, – подтвердил сержант Брейтенбах.

– И сотню шприцев? – спросил торговец, все еще не веря своим ушам.

– Именно так, – еще раз подтвердил сержант.

– Но это же невозможно! – возразил торговец. – Что вы собираетесь делать с двумя галлонами апоморфина?!

Веркрамп объяснил сержанту Брейтенбаху, когда отправлял его с этим заданием, что и как они собираются делать.

– Лечить алкоголиков, – сказал сержант.

– Боже правый, – удивился торговец. – Я и не подозревал, что в стране столько алкоголиков.

– От этого лекарства их рвет, – пояснил сержант.

– Да уж, я думаю, – проворчал торговец. – Двумя галлонами их всех можно убить. А уж канализацию они забьют под завязку, это точно. Нет, я не могу отпустить вам то, что вы просите.

– Почему?

– Ну, во-первых, потому, что у меня нет двух галлонов апоморфина, и я даже не представляю, где я мог бы их взять. А во-вторых, нужен рецепт врача. Но я сомневаюсь, чтобы какой-нибудь врач, будучи в здравом уме, прописал бы вам два галлона апоморфина.

Сержант возвратился на службу и доложил лейтенанту Веркрампу о том, что оптовик отказывается продать им необходимое.

– Нужен рецепт врача, – сказал сержант Брейтенбах.

– Возьми у полицейского хирурга, – ответил ему Веркрамп, и сержант пошел в расположенный при полицейском участке морг, где хирург проводил вскрытие африканца, забитого на допросе до смерти.

«От естественных причин», – вписал врач диагноз в свидетельство о смерти, после чего повернулся к сержанту Брейтенбаху.

– Ну, знаете, есть пределы, за которые я не могу заходить, – вспылил хирург, решив почему-то продемонстрировать профессиональную этику. – Я давал клятву Гиппократа и должен ее соблюдать. Рецепта на два галлона я вам не дам. Самое большее, что могу выписать, – это тысячу кубиков. А если Веркрамп хочет, чтобы их вывернуло покрепче, пусть щекочет им в горле птичьим пером.

– А тысячи кубиков хватит?

– С трех кубиков их каждого вырвет по 330 раз, – ответил хирург. – Но смотрите не перестарайтесь. Я и так еле успеваю выписывать свидетельства о смерти.

– Старая вонючка, – выругался Веркрамп, когда сержант Брейтенбах вернулся от оптовика с двадцатью шприцами и тысячью кубических сантиметров апоморфина. – Ну да черт с ним. Теперь нам нужны слайды голых черных девок. Пусть полицейский фотограф займется этим прямо в пятницу, как только коммандант уедет.

Пока его заместитель подобным образом готовился к отпуску начальника, сам коммандант Ван Хеерден вносил в свои планы срочные поправки, вызванные полученным от миссис Хиткоут-Килкуун письмом. Когда майор Блоксхэм приехал с этим письмом, коммандант как раз проходил мимо стола дежурного, направляясь к выходу.

– Письмо для комманданта Ван Хеердена, – сказал, входя, майор.

– Это я, – откликнулся коммандант, обернувшись от двери. – Рад с вами познакомиться, – и энергично потряс руку майора.

– Блоксхэм, майор, – нервно представился тот. Полицейские участки всегда действовали на него не лучшим образом.

Коммандант распечатал конверт из плотной розовато-лиловой бумаги и пробежал письмо.

– Начало охотничьего сезона. Всякий раз так, – сказал майор, как бы предлагая тем самым дополнительные объяснения. Его сильно обеспокоило, что коммандант побагровел буквально у него на глазах. – Мне очень неприятно, что так получилось. Извините.

Коммандант Ван Хеерден поспешно засунул письмо в карман.

– Н-да. Действительно. Гм-м. – Он явно не знал, что теперь говорить.

– Передать что-нибудь?

– Нет. То есть да. Я остановлюсь в гостинице, – ответил коммандант и собирался было на прощание снова пожать майору руку. Но Блоксхэм, не попрощавшись, выскочил из полицейского участка и уже стоял на улице, с трудом переводя дыхание. Коммандант поднялся к себе в кабинет и вновь, в состоянии сильного возбуждения, перечел письмо. Получить послание подобного рода не от кого-нибудь, но от миссис Хиткоут-Килкуун он никак не ожидал.

«Ван, дорогой, – читал он снова и снова, – мне страшно неудобно вам об этом писать, но я уверена, что вы все поймете правильно. Мужья – всегда такие страшные зануды, правда? Генри ведет себя как-то странно. Мне бы очень хотелось, чтобы вы остановились у нас, но, я думаю, для всех нас будет лучше, если вы остановитесь в гостинице. Генри собирает своих друзей по клубу, и он уперся как осел. А кроме того, я думаю, в гостинице вам будет намного удобнее. Кормиться вы сможете с нами. Пожалуйста, дайте мне знать, что вы согласны, и не сердитесь. Любящая вас Дафния». От письма сильно пахло духами.

Коммандант как-то не привык получать от чужих жен надушенные письма на розовато-лиловой бумаге с неровными краями. Поэтому содержание письма его сильно озадачило и поставило в тупик. Он мог только гадать, что имела в виду миссис Хиткоут-Килкуун, называя его самого дорогим Ваном, а своего мужа – страшным занудой. Его нисколько не удивило, однако, что Генри ведет себя странно. Если его жена имеет обыкновение писать подобные письма, то у полковника есть все основания вести себя странно. Припомнив загадочное замечание майора, что так бывает всегда в начале охотничьего сезона, коммандант содрогнулся.

С другой стороны, рыцарским чувствам комманданта льстило то, что он завоевал определенное признание в глазах миссис Хиткоут-Килкуун, и если письмо о чем-то и говорило, то в первую очередь именно об этом. Разумеется, сердиться ему не на что. Нечто странное и подозрительное во всем этом есть, но сердиться здесь нет причин. Коммандант полистал справочник «Этикет для всех», пытаясь найти в нем совет, как следует отвечать на любовные письма от замужних женщин. Однако в данном случае справочник оказался бесполезен, и коммандант стал сочинять ответ сам. Минут десять он раздумывал только над тем, следует ли ему обращаться к адресату «дражайшая», «моя дорогая» или просто «дорогая». Потом он долго корпел над черновиком. Когда письмо в конце концов было написано, оно звучало так: «Дражайшая Дафния, коммандант Ван Хеерден имеет честь принять любезное приглашение полковника и миссис Хиткоут-Килкуун остановиться в гостинице. Он также с удовольствием принимает ваше приглашение на обед. С любовью, Ван». С точки зрения комманданта, в письме удачно сочетались соблюдение необходимых формальностей и неофициальность тона; такое письмо никого не должно было задеть. С полицейским курьером он отослал его в Пилтдаун, на квартиру Хиткоут-Килкуунов, после чего раскрыл карту и стал изучать маршрут своего будущего путешествия. Небольшой городок Веезен располагался у подножия гор Аардварк. Когда-то он имел репутацию курортного города. Но в последние годы, когда центры туризма и отдыха переместились на побережье, где были выстроены новые высотные гостиницы и мотели, о курорте Веезен забыли – как позабыли и о самом Пьембурге.

Глава шестая

Утро пятницы застало комманданта уже по дороге в Веезен. Еще с вечера он уложил в багажник машины удочку и все другие причиндалы, приобретенные для отпуска. Сейчас он сидел за рулем, облачившись в норфолкскую куртку и коричневые английские ботинки. Выезжая из города и взбираясь по длинному пологому подъему, Ван Хеерден без сожаления смотрел на остающиеся позади красные металлические крыши домов Пьембурга. Он давным-давно не позволял себе отдыха. Кроме того, он с нетерпением предвкушал непосредственное знакомство с тем, как на самом деле живут в своих загородных поместьях британские аристократы. Когда солнце поднялось над горизонтом, коммандант был уже возле Леопардовой реки. Здесь он свернул с магистрали и помчался по испещренному выбоинами проселку в сторону гор. Пейзаж по сторонам менялся в зависимости от того, представители какой расы жили здесь или там. В местах, населенных белыми, колыхалась под ветром зеленая трава, стояли аккуратные посевы. Дальше, в сторону реки Вотзак, относившейся уже к Пондолэнду, жили черные. Здесь преобладали заросли кустарников, земля подверглась сильной эрозии, и козы, стоя на задних ножках, обгладывали кусты и нижние ветки деревьев. Коммандант решил, что будет вести себя по-английски, и потому улыбался африканцам, попадавшимся ему навстречу или стоявшим у края дороги. Но очень немногие улыбались ему в ответ, и вскоре он отказался от этой затеи. В Съембоке он ненадолго остановился, чтобы выпить кофе. Заказ официанту-индийцу он сделал на английском языке, а не на африкаанс[30]30
  Бурский язык, на основе диалектов голландского.


[Закрыть], как обычно, и был весьма обрадован, когда тот дипломатично поинтересовался, не иностранец ли коммандант.

Из Съембока Ван Хеерден выехал в прекрасном настроении и час спустя уже приближался по узкой и трудной дороге к перевалу Роой-Нек. Наверху он остановился и вышел из машины, чтобы взглянуть на окрестности, о которых так часто думал в последнее время. Вид, открывшийся его глазам, превзошел все ожидания. Курортный район и сам городок Веезен располагались внизу, на склонах небольших холмов и в долинах между ними. Многочисленные ручьи и речушки сливались в широкую, медленно текущую реку, блестевшую в отдалении. То здесь, то там на склоне холма и вдоль берега реки виднелись островки леса, отчего светло-зеленые пятна травы чередовались с более темной зеленью деревьев. Небольшие рощицы окружали и разбросанные по долине фермы, прикрывая их от солнца. Еще дальше снова вздымались горы, полумесяцем окружавшие эту холмистую долину, а над ними сияло безукоризненной голубизны небо, слегка темневшее к горизонту. Комманданту Ван Хеердену с сухой и пыльной стороны увиденный от перевала Роой-Нек пейзаж показался живым воплощением графств Средней Англии. «Прямо как картинка на коробке с пряниками, только настоящая», – пробормотал он в приливе восторга, а потом снова уселся в раскаленную от солнца машину и двинулся вниз, в Веезен, по петляющей проселочной дороге.

Городок, когда коммандант до него добрался, тоже в высшей степени оправдал все его ожидания. Он был маленький – скорее даже не городок, а просто деревня – и совершенно не испорчен цивилизацией. Вокруг центральной площади располагались каменная церковь с прилегающим к ней небольшим кладбищем, выстроенное в колониальном стиле здание ратуши, водосточные трубы которой украшали фантастические фигурки из поржавевшего металла, и торговый пассаж. В центре площади сидела дородная королева Виктория, с откровенной неприязнью глядевшая на негра, который спал на скамейке в скверике у подножия монумента. Было совершенно очевидно: если что-то и изменилось в Южной Африке с того времени, когда королева Виктория отпраздновала свой бриллиантовый юбилей[31]31
  То есть после 1894 года: королева Виктория (1819—1901) царствовала в 1837—1901 гг.


[Закрыть], то, во всяком случае, не Веезен. И коммандант, для которого Британская империя еще сохраняла окружавший ее когда-то ореол, крайне обрадовался этому обстоятельству.

– Слава Богу, здесь не будет всяких длинноволосых с их транзисторами и марихуаной, – ликовал он, останавливаясь около магазина, из которого доносились запахи мешковины и полироли. Здесь у высокого и мрачного костлявого человека он спросил, как проехать в гостиницу.

– Бар или комната? – уточнил тот с краткостью, вполне, по мнению комманданта, соответствовавшей его внешности.

– Комната, – ответил коммандант.

– В Уиллоу-Уотер, – сказал человек. – Полмили дальше. Там знак.

Коммандант снова сел в машину и двинулся вперед. Вскоре он увидел щит с надписью: «Ферма-гостиница Уиллоу-Уотер» и свернул на ведущую куда-то вниз узкую подъездную дорожку, обсаженную голубыми эвкалиптами. Дорога вывела его к низкому оштукатуренному дому, снаружи похожему скорее не на гостиницу, а на заброшенную насосную станцию, давным-давно прекратившую подавать признаки жизни. Коммандант остановил машину на заросшей мхом площадке перед зданием и принялся без всякого энтузиазма разглядывать его. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Над входной дверью ему удалось разобрать потускневшие от времени надписи «Курорт Веезен» и «Философское общество». Присоски ползучих растений за многие годы оставили на этих надписях столько следов, что теперь казалось, будто вывески были написаны каким-то давно уже истлевшим пуантилистом[32]32
  Пуантилизм – манера письма в живописи: мелкими мазками правильной формы, наподобие точек или квадратиков.


[Закрыть]. Коммандант вышел из машины, поднялся по ступенькам на небольшую террасу и стал через вращающуюся дверь изучать, что делается внутри. Между створками двери непрерывно жужжали несколько попавших туда больших мух. Судя по этим мухам и по тому, что ему удалось разглядеть, место было совершенно необитаемо. Коммандант толкнул дверь и, выпустив тем самым мух наружу, вошел в выложенный белой плиткой вестибюль. Свет, проникавший через стеклянный фонарь в крыше, падал на расположенную в нише в дальнем углу стойку, которая, по-видимому, была местом для администратора. Коммандант подошел к ней и позвонил в медный колокольчик, стоявший на мраморной крышке стола. «Куда-то я не туда попал», – подумал он, глядя на, прибитую над входной дверью табличку: «Термальный душ № 1». Он уже собрался было уходить, когда где-то в доме хлопнула дверь и послышался звук шаркающих по полу тапочек. Шаги приближались, и наконец из коридора появился старик.

– Это гостиница «Веезен»? – спросил коммандант.

– Спиртного не подаем, – вместо ответа сказал старик.

– И не нужно, – согласился коммандант. – Мне сказали, что я должен остановиться в гостинице «Веезен». Если это она, то тут для меня должна быть заказана комната. Заказывать должна была миссис Хиткоут-Килкуун.

Старик поискал на крышке стола, потом под стойкой и в конце концов откопал регистрационную книгу.

– Распишитесь, – сказал он, кладя книгу перед коммандантом. – Укажите свое имя, адрес, возраст, род занятий и чем больны.

Коммандант Ван Хеерден смотрел на-книгу, все сильнее ощущая, что здесь что-то не так.

– Мне все-таки кажется, что я не туда попал, – проговорил он.

– Это единственная гостиница в Веезене. Больше остановиться негде, – ответил старик. – Если захотите выпить, придется съездить в город. У нас нет лицензии на продажу спиртного.

Коммандант вздохнул и начал заполнять регистрационную книгу.

– Я ничем не болен, – сказал он, дойдя до соответствующего пункта.

– Напишите «ожирение», – предложил старик. – что хотите, неважно. А какие-нибудь родственники у вас есть?

– Троюродная сестра в Воккерстроме, – ответил коммандант, недоумевая, зачем эти сведения могут понадобиться гостинице.

– Ну вот, теперь все. – сказал старик. – Можете занимать номер «6 – Промывка кишок».

– О Господи, – запротестовал коммандант, – не нужна мне никакая промывка кишок. Со мной все в порядке.

Номер «4 – Ухо, горло, нос» тоже свободен, но из него хуже вид, – ответил старик и зашаркал по коридору. Коммандант без особой радости последовал за ним. Они прошли мимо нескольких комнат с табличками на дверях – от номера «8 – Гальванотерапия» до номера «12 – Ингаляция». Дойдя до конца коридора, старик остановился около номера «6 Промывка кишок» и отпер дверь.

– Осторожно с холодным краном, – предупредил он. – Вода здесь довольно горячая.

Коммандант вошел вслед за ним в комнату и огляделся. В одном ее углу стояла белая крашеная кровать того типа, какие обычно бывают в больницах, в другом – старый гардероб с облезшим и потускневшим зеркалом. В полном соответствии с тем, о чем предупреждала табличка на двери, в дальнем углу комнаты находились какие-то фаянсовые ванночки, тазы и кувшины. Там же поблескивали медные трубы и краны, в назначении которых у комманданта не было ни малейшего желания разбираться. Стены комнаты были облицованы белой керамической плиткой, что придавало ей еще большее сходство с больницей и лишало малейших намеков на уют.

– По утрам здесь бывает солнце, – сказал старик. – И вид из окна прекрасный.

– Да уж, – ответил коммандант, поглядев на окна, в которые было вставлено матовое фигурное стекло. – А чем это здесь воняет?

– Серой. Она в воде, – пояснил старик. – Хотите взглянуть на комнату «Ухо, горло, нос»?

– Пожалуй, – решил коммандант. Они вышли назад в коридор и прошли в какое-то боковое ответвление от него.

Лучше поселяйтесь в «Промывке кишок», – посоветовал старик, пропуская комманданта в маленькую темную комнатку, где, правда, не было такого зловещего оборудования, как в первой, зато сильнее пахло серой. Коммандант Ван Хеерден замотал головой.

– Я возьму ту комнату, – проговорил он, не в силах произнести слова, которые могли бы оказаться неверно истолкованными. – Но я буду здесь только жить, – уточнил он, когда вместе со стариком они шли назад по коридору. Жить и осматривать окрестности.

– Если вам понадобится моя помощь, обращайтесь, – сказал старик. – Обед через полчаса в насосной.

С этими словами старик пошаркал куда-то по своим делам, а коммандант остался один. Усевшись на краешек кровати, он обозревал свою комнату с чувством глубочайшего разочарования. Потом он поднялся и отправился на поиски кого-нибудь, кто принес бы из машины его багаж. Делать это в конце концов пришлось ему самому. Подняв багаж, он расставил его по комнате так, чтобы по возможности прикрыть сумками и удочками столь беспокоившие его трубы, тазы и ванны. После чего открыл окно и, став на унитаз, выглянул наружу. Вид, как и говорил старик, оказался весьма живописным. Тропинки, проложенные через густую зелень, начинались от того, что когда-то было лужайкой вокруг дома, и, извиваясь, вели к реке, по берегам которой росли не ивы, как позволяло предположить название гостиницы, а какие-то неизвестные комманданту деревья. Но внимание Ван Хеердена привлекло не то, что находилось непосредственно вокруг гостиницы. И даже не огромного диаметра сточная труба, отчасти закамуфлированная под нагромождение камней, которая шла в сторону реки и, несомненно, несла в себе многие тонны какой-нибудь отвратительной дряни. Внимание комманданта привлекли горы. Они выглядели впечатляющими даже с вершины перевала Роой-Нек. Но отсюда, из комнаты номер «6 – Промывка кишок», они казались божественно-величественными. Нижняя часть их склонов была покрыта зарослями акаций, эвкалиптов и колючек. А над горными лугами, где среди валунов и каменных глыб паслись козлы, с риском для жизни выгрызая среди расщелин траву, над каменными осыпями гордо возвышались вершины, отвесно уходившие вверх, к сияющему чистой голубизной небу.

«Здесь обязательно должны водиться бабуины», – подумал коммандант, которого пейзаж настроил на поэтический лад. Он спустился с возвышения, изготовленного, как он заметил, «Файсонс с сыновьями» фирмой фаянсовых санизделий из Хартлпула, и отправился на поиски столовой.

Она располагалась в большой комнате, называвшейся «Насосная». В центре ее был миниатюрный мраморный фонтан, непрерывно журчавший и распространявший вокруг тот же запах, который так не понравился комманданту в его комнате. Смешиваясь с доносившимся из кухни запахом тушеной капусты, аромат этот приобретал здесь не столько минеральный, сколько органический оттенок. Коммандант сел за столик возле окна, выходившего на террасу. В комнате были заняты еще три столика, хотя в ней могли бы одновременно разместиться не меньше сотни посетителей. В одном углу перешептывались две пожилые леди с подозрительно короткими прическами, а за столиком, стоявшим около фонтана, сидел мужчина, внешне показавшийся комманданту коммивояжером.

Никто с ним не поздоровался, и коммандант, сделав цветной официантке заказ, попытался вступить в разговор с коммивояжером.

– Часто вы сюда приезжаете? – спросил он, силясь перекричать журчание фонтана.

– У меня вспучивание от газов. В кишечнике. А у них – камни, – показал тот в сторону сидевших в углу женщин.

– Вот как, – ответил коммандант.

– Вы тут впервые? – спросил молодой человек. Коммандант кивнул.

– С каждым разом вам будет здесь нравиться все больше, – сказал его собеседник.

Сделав вид, будто он не расслышал, коммандант молча закончил обед и вышел в холл, оглядываясь в поисках телефона.

– Если хотите позвонить, надо ехать в город, – объяснил ему старик.

– А где живут Хиткоут-Килкууны?

– Ах, этим, – презрительно фыркнул старик. – Этим позвонить нельзя. Они слишком важные. Мы им предложили в складчину провести линию, но они отказались. Они не вступают в складчину с теми, кто не их круга. Хотят, чтобы к ним никто не совался. Если правда все то, что о них говорят, тогда им действительно не нужно, чтобы к ним совались.